Опасно загонять человека в угол! Лючия ди Ламмерму

 Опасно загонять человека в угол!
Лючия ди Ламмермур, опера Доницетти, новая сцена Мариинского театра, 12 октября 2021 года

Вчера я прочувствовала в полной мере, что "Лючия ди Ламмермур" - самая трагическая опера с поразительной музыкой по красоте и выразительности. Слушаю эту оперу в театре далеко не первый раз, но так проняло впервые. В исполнении оркестра под управлением Арифа Дадашева музыка буквально то искрилась счастьем и радостью, то наполнялась мрачностью и обреченностью. Но именно она не даёт зрителю погрузиться в пучину отчаяния, наблюдая, на какую жестокость способен брат по отношению к сестре. Тут Доницетти сочинил такой каскад удивительных мелодий, что их притягательная сила отгоняет мрачные видения и наполняет душу восхищением и волнением, смешанными с печалью и сочувствием. Самым светлым и очаровательным моментом в музыке было прелестное соло арфы (Софья Кипрская) в сцене свидания Лючии и Эдгара в первом действии. И меня всегда подкупает выраженное присутствие в музыке духовых инструментов, как у Доницетти, когда не все время властвуют струнные.
Сюжет, созданный таланливым пером сэра Вальтера Скотта, немного напоминает историю Ромео и Джульетты, отчасти перипетии оперы "Царская невеста". Это тоже трагические истории. Но у Шекспира однозначно побеждает любовь, юные герои умирают, чтобы быть вместе, полные любви друг к другу. В "Царской невесте" движущей силой событий тоже была любовь непреодолимой силы, которая охватила Григория Грязного, она же подвигла Любашу извести соперницу зельем. Страсти бушуют вокруг главной героини Марфы, но сама она безмятежна, не подозревает, какие муки породила ее красота и кротость, каких демонов выпустила на свободу. Она самозабвенно любит своего Ванюшу и сходит с ума, узнав о его смерти, но за царя она бы вышла замуж без особых возражений.
У Доницетти же в опере "Лючия ди Ламмермур" побеждают зло, насилие над личностью, политические амбиции, эгоизм и жестокость. Брат Лючии сэр Генри Эштон (Владислав Сулимский) запутался в политических интригах и использовал сестру как разменную монету для подкупа нужного человека, наплевав на ее чувства и желания. И мрачное ощущение от финала не возникает лишь благодаря исполнению Лючией в лице Ольги Пудовой феноменально красивых арий.
Девушку обманули, заставили нарушить данное слово, насильно выдали замуж, лишили любимого Эдгара (Александр Михайлов), сказав, что он ее предал и завел другую. Она попала в психологическую ловушку и согласилась на ненавистное замужество с горя, в момент душевной слабости. Брат фактически загнал ее в угол, подло подтасовав факты. Может, все бы обошлось, если бы возлюбленный внезано не вернулся в момент свадьбы и не проклял бы свою неверную невесту. Та обезумела от горя и в первую же брачную ночь, пока еще гости пировали, заколола навязанного ей мужа и вскоре сама умерла, лишившаяся рассудка, одиновая, несчастная, покинутая. От отчаяния закололся и Эдгар, желая на небесах соединиться с Лючией.
Как же мастерски была вчера исполнена вся эта музыкальная трагедия! Воплощенные в сложнейшие белькантовые арии, все эти злоключения героев вызывали одновременно и глубочайшее эстетическое наслаждение виртуозным пением, и острые переживания из-за поступков персонажей. Переполненный жаждой мести и злобой в первом действии лорд Генри Эштон в исполнении Владислава Сулимского был настоящим злодеем, от которого в дрожь кидало! Но как он пел! Завораживающее бельканто, с мягким звучанием прекрасного голоса, с кажущейся бесконечной кантиленой, выразительной фразировкой и захватывающей экспрессией! Во втором действии герой Владислава Сулимского обретает обманчивую иезуитскую человечность и вкрадчивость, которая быстро слетает с него при первых же признаках раздражения или гнева. Блистательный вокал, запоминающийся пугающий образ, замечательные дуэты и ансамбли, интересно сыгранные и спетые сцены с Лючией (Ольга Пудова) - все работает на достижение истинного потрясения в финале спектакля. И в этом, несомненная заслуга исполнительницы заглавной роли Лючии - Ольги Пудовой. Выразительное мягкое сопрано, красивые верхние ноты, аккуратно спетые фиоритуры придавали ее героине необходимую эмоциональность, очарование и изначальную обреченность. Очень красивый голос! Впечатляюще была исполнена сцена с лордом Генри Эштоном (Владислав Сулимский) во втором действии - трогательная беззащитность, трагическая жертвенность, едва скрываемое отчаяние Лючии Ольги Пудовой дополнялось властной вкрадчивостью персонажа Владислава Сулимского.
Потрясающе удалась Ольге Пудовой сцена сумасшествия Лючии - сколько боли было в ее пении, сколько страдания и нежности! но ничего чрезмерного, наигранного. Жалко ее героиню было до слез! И думалось: опасно загонять человека в угол, там даже самый кроткий начинает кусаться, и последствия этого непредсказуемы!
Удачно прозвучала и партия сэра Эдгара Равенсвуда в исполнении Александра Михайлова. Его тенор внес свою лепту в общее ощущение трагизма ситуации и украсил спектакль.
Очень порадовал Вадим Кравец своим пением в партии наставника Лючии Раймонда Бидербенда. Его голос звучал красиво и выразительно.
Словом, вокально-музыкальная сторона исполнения спектакля была достойна восхищения!
А вот сама постановка оперы (Андреа Де Роза) вызывает скорее удивление, чем раздражение. Главный ее недостаток - она крадет у оперы ее красоту. Обидно, когда режиссер-постановщик Андреа Де Роза и художник-постановщик Симоне Маннино своими решениями лишают певцов возможности показать белькантовую оперу и свои голоса во всей красе! Что может быть важнее у Доницетти прекрасного пения солистов? На то оно и бельканто! Уж точно не придуманное режиссером визуальное воплощение, полное, как уже принято, несуразных нестыковок с тем, что поется ("Кто скачет ко мне сквозь бурю?" - вопрошает Эдгар, из окна башни, по либретто, а из глубины сцены выходит лорд Генри Эштон под зонтиком!)
В8 этом спектакле постановка неудачная.
И не потому, что режиссер совершил перенос действия во времени по сказочному принципу "когда-то в некотором царстве, в некотором государстве жил был царь". Шотландией и XVI веком тут даже не пахнет! И не потому, что картинка вся черно-белая и смотрится двоюродной сестрой "рогатой" "Иоланты" с ее лесом, смирительными рубашками, садистками-горничными в униформе. И не потому, что одетые в серые шинели приспешники лорда Генри, зачем-то слепящие публику фонариками, вызывают лишь ассоциацию с мышиной армией из "Щелкунчика". Все это не важно. По большому счету, постановка никакая. Она что есть, что ее нет. На сцену можно не смотреть, ничего не потеряешь. Или лишь изредко поглядывать одним глазом, чтобы видеть игру артистов. Она того стоит. Остальное не представляет интереса и не имело бы значения. Если бы не один убийственный недостаток - неудачные декорации и сценограция не учитывают аккустические особенности сцены и нового зала Мариинского театра.
Построенный в средней части сцены высокий подиум, на котором режиссер заставляет петь солистов и хор большую часть оперы, настолько ухудшает звучание голосов для зрителей партера, даже хора, что сильные, яркие, выразительные, они становятся глухими и плоскими, теряя многие свои достоинства. Звук уходит поверх голов сидящих в партере. Но стоит певцам спуститься с надстройки и выйти на авансцену, как голоса вновь обретают красоту и силу, и возвращается настоящее бельканто, становятся слышны многообразные краски голосов солистов, нюансы нежнейших и красивейших интонаций. Так зачем же постановщик лишает слушателей этого удовольствия? Для чего ему этот подиум? Только для того, чтобы устроить в нем колумбарий, из ячеек которого время от времени, как в морге, выезжают трупы (дважды за спектакль)? Стоит ли ради этого жертвовать звучанием оперы?

Во времена Доницетти оперы исполнялись в сравнительно небольших залах, где можно было насладиться красотой прекрасного пения. И традиционно оперные театры были рассчитаны не на полторы тысячи и более зрителей, как вновь построенные в последние десятилетия. Когда же белькантовые оперы ставят в таких гигантских залах, то, безусловно, при их постановке и создании декораций надо учитывать эти чисто физические свойства театральных помещений. Логично, что режиссер должен знать сильные и слабые стороны акустики сцены. И брать их во внимание не только при создании мизансцен, но и при проектировании декораций, которые бы активно отражали звук, направляя его в зал и не позволяя ему рассеиваться уже на сцене, уходя в ее глубину. Изредка такие декорации возникают, например, карусель-рупор в "Травиате".
Опера Доницетти "Лючия ди Ламмермур" настолько прекрасна, что она достойна прозвучать в Мариинском театре, на новой сцене, во всем своем блеске. На радость и певцам, и зрителям! Только волнует ли это кого-то кроме меня?