Чужие слова и фоточки из соцсетей

         
     - Поковыряйся в ухе спичкой, испуганно обмирая, когда заостренный ножом кончик задевает что - то внутри, тебе больно и страшно, но ты все равно шурудишь в извилистых глубинах уха, нащупывая перепонку. Тебе нужно проткнуть ее, Эл. Потом во втором ухе тоже. В самом конце, Эл, ты обязан зажать в кулаках два шила и упасть на них глазами. Можно шила заменить скальпелями, если, конечно, у тебя еще остался тот выход на толстую медичку, что сосала у нас в парке культуры. Необходимо умереть, Эл, ты же русский. Что ? Нет, это не извращенная логика. Ты хочешь быть умным, верно, Эл ? А чтобы быть умным русским, нужно читать жирдяя и мудака Просвирнина, иначе идея Первого канала о фашистах, не смотрящих Останкино, лишается хоть какого здравого смысла. И как без здравого смысла подумать о Машке Захаровой ? Представь, Эл, что ты подумал о Машке Захаровой. Знаю, что ты срал на эту тварь, понимаю, что ссать тебе на всяких уродцев, но все же подумай о ней. Не хочешь ? Вот ! Не можешь. Не можешь именно потому, что нет у тебя здравого смысла. А почему нет ? А я скажу. Потому что ты не умный русский.
     - Я вообще не русский, - заорал я, выбрасывая бусинку наушника на обочину, - мой дед немец из Гетеборга, куда он прикатил в самом начале тридцатых и женился на зубастой шведке. Я родился в Бруклине ! Думаю, что я американец.
     - Говно ты, а не американец.
     Ухмыляющийся Джек Бадерсфилд высунулся из - за обломка забора, придавившего какую - то собаку. Ее задние лапы уже отрезали пошехонцы, собравшиеся к походного костра. Наверное, бросят эти лапы в свою бурду, как ее, кулеш, вроде. Стремная пища, но жрать - то надо. Я протянул Джеку переднюю лапу пса, отрубив ее одним точным ударом саперной лопатки.
    - Наша лепта, - бормотал Джек, идя за мной к костру пошехонцев, - и опасна, и трудна, и на первый взгляд похожа на х...ню ...
    - О ! - удивился вожак пошехонцев, которого они уважительно звали Ильич. - У нас эту песню пели копы, еще те, тоталитарные.
    - Я и есть тоталитарный коп, - сказал Джек, бросая лапу в котел, гневно бурлящий над пламенем, - самый обычный тоталитарный коп, Ильич.
    Он выстрелил вожаку пошехонцев с бедра в живот, уложил одним выстрелом.
    - Ты получил свое, - засмеялся я, разбивая голову вожака лопаткой, - Ильич. Мы за все с тобой сполна рассчитались.
    Пошехонцы знали, что утром, когда мы выдвигались в рейд по руинам Санта - Ионики, Ильич пытался навязать нам в третьи сопливого мекса, подобранного нашей Бригадой Повстанцев под Сан - Диего. Я не стал даже разговаривать с вожаком пошехонцев, пусть своими командует, наша пара передового патрулирования самодостаточна, мы в любой момент можем отколоться и перейти на сторону взбунтовавшихся машей, тем более, что протез левой руки Бадерсфилда служит своеобразным пропуском на территорию машей, а я сойду как раб частично железного человека Джека, но Джек закусился с наглеющим Ильичом, чуть не разодрались они, хорошо, что маши нанесли ракетный удар по обозу Бригады, стало не до ссор, а мекса я грохнул сразу же, стоило Ильичу отбежать к санитарам, ползающим под обломками обоза.
     - Мы не будем выбирать старшего, - сказал один из пошехонцев, разламывая детекторный радиоприемник, древний такой, из черного дерева, тяжеленный, с лампами, думаю, они нашли его в развалинах, - мы переходим на сторону машей.
    Он раздал пошехонцам выковырянные из внутренностей приемника детали и те принялись вбивать их себе в головы, обливаясь кровью и яростно крича на русском какие - то дикие лозунги и призывы.
    - Дебилы, - пожал плечами Джек, уводя меня от костра, - чтобы перейти на сторону машей, нужно сначала попасть на Оберон, а мы пока на Земле.
    - С кем же мы тогда воюем, Джек ? - устало спросил я, доставая из мешка последнюю банку рыбных консервов.
    Он пожал плечами и начал открывать банку ножом.