Балы, красавицы, лакеи, юнкера...

Почему-то, когда спрашиваю знакомых, как, на их взгляд, они жили бы сто пятьдесят лет назад, все восклицают: «Ах, как это было бы здорово! Сверкающие бальные залы, натёртый паркет, зеркала! Целый штат лакеев!» Каждый видит себя в центре такого зала блистательным королём или королевой.
Н-да... А ведь так жили в дореволюционной России только пять процентов населения. Но каждый отчего-то считает, что попал бы именно в их число. Я точно знаю, что моё происхождение целиком рабоче-крестьянское. Что с маминой, что с папиной стороны. Я помню рассказы моей бабушки, маминой мамы, о её детстве и о быте её матери, поэтому пасторальным картинкам вроде вольной босоногой беготни с лукошками по лесам не слишком-то доверяю.
Моя бабушка родилась в 1906 году, за несколько лет до революции, и жила в глухой сибирской деревушке, где шагать до ближайшей станции было 6 километров. Она рассказывала, что жили они в большой семье и работы, ложившейся на плечи хозяйки такой семьи, было невпроворот. Спала её мать через ночь, а через ночь следила за квашней и выпекала хлебы. Да и в другие ночи ложилась глубоко заполночь и вставала задолго до света, особенно летом. Свешивая среди ночи голову с русской печи, бабушка, тогда маленькая девочка, видела, как её мать уже печёт блины на двух больших сковородках. Потом вставали мужчины, завтракали, мать собирала им с собой, и они уходили. Тогда у стола собирались остальные члены семьи.
«Не знаю, когда она спала», – говорила бабушка.
Пяти лет от роду моя бабушка осиротела. Её забрали к себе старший брат с женой. Не читали о сиротском детстве в деревне?
Такое детство, по совпадению, досталось обеим моим бабушкам. Папина мать выросла в Воронеже и осиротела тоже в раннем детстве. Но тут сложилось немного иначе: её отец привёл в дом мачеху с несколькими её детьми. И маленькая падчерица попала мачехе в услужение. Перетаскивая ведро почти с себя размером, она ежедневно перемывала в доме все полы, чистила домотканные половики, мыла посуду, стирала, выполняла всю работу. А когда приходило время спать, брала своё куцее пальтишко и шла к мачехе: «Мама, мне где сегодня ложиться?» Мачеха махала куда-нибудь в угол. И, расстелив там пальтишко и завернувшись в него, бабушка укладывалась спать на полу.
Вот такие паркетные полы в бальных залах достались этой моей бабушке.
Моя сибирская бабушка выросла статной красавицей и завидной хозяйкой, и её рано отдали замуж. Ей не было ещё и шестнадцати. Но с мужем ей повезло. Он оказался работящим, и между ними царил лад. Они прожили вместе больше шестидесяти лет. Моя мама, младшая из тринадцати детей, говорит: «Я никогда не видела, чтобы родители ссорились. Всё обсуждали за столом».
Читать моя бабушка научилась уже после революции на ликбезе, когда в деревню приехали обучать взрослых городские школьники. Дедушка научился читать в Красной Армии. Он постоянно читал книги. А бабушка любила писать и читать письма. В численнике – отрывном календаре – делала записи: «Был Шура с Полей и Володей», «Были Миша с Валей».
Что же до моей воронежской бабушки, то подростком она ушла из дома. Это также было уже после революции, и у неё появилась возможность учиться. Она стала фельдшером и уехала на крайний север. Будучи взрослой, со своей дочерью, она приехала как-то навестить родных. Мачеха обрадовалась: «А, Катька приехала! Ну, полы перемоет!»
Так что в бальные залы и лакеев, которые достались бы по праву происхождения мне, я не верю. И идиллические представления о деревне мне тоже чужды. Были и речка, и лес с грибами-ягодами. А ещё беспросветный тяжёлый труд, пот и мозоли.
Вот такие «балы, красавицы, лакеи, юнкера…».