Ловец заблудших душ. Часть четырнадцатая
Вечером, накануне торжества, гончар постучал в дверь дома, где уже неделю жила кудесница.
- Входи, Арвинд! - послышался голос Верини.
Гончар, уже ничему не удивляясь, переступил порог и увидел хозяйку, наряженную в красную с золотом чоли и пышную синюю юбку. Чоли лишь прикрывала пышные груди, открывая взглядам невероятно тонкую талию, которую мужчина мог запросто обхватить ладонями, пупок, вокруг которого горели кошачьими глазами мелкие топазы, и красивый живот, производивший впечатление мягкости и упругости. Золотые нити, прикреплённые петлями к поясу, подчёркивали выразительные, широкие бёдра и позванивали при каждом шаге танцовщицы. Серьги покачивались в маленьких ушах и достигали плеч. Браслеты обхватывали её руки и ноги, поблёскивая изумрудами. Изящные золотые розетки венчали виски девушки, резко выделяясь на фоне сине-чёрной густоты волос.
- Ещё бы украшение в нос! - восхищённо подсказал Арвинд. - Видел как-то на одной богатой госпоже кольцо, продетое в ноздрю. К нему приделана шикарная розетка в виде цветка, а потом - цепочка, крепящая эту роскошь к уху.
- Разве я похожа на зверюшку, которой можно управлять при помощи кольца, перекашивающего нос? Малейший рывок - и ноздря порвана. К тому же у меня нет мужа, ради тщеславия которого нужно с натугой дышать, - ответила Верини.
- Я хотел, как лучше, - потёр ладони гончар.
- Лучшее для всех не означает приемлемое для меня, - засмеялась танцовщица. - Глупости всё это! Ты же зашёл. чтобы пригласить меня на праздник? Я согласна ехать с твоим семейством.
Она накинула сверху тёмно-синий плащ из плотного шёлка, на голову - капюшон и поспешила вслед за Арвиндом, шагающим по-мужски широко. Его семья, включая годовалого Джамаля, уже забралась в арбу, в которую был запряжён грустный дымчатый ослик. Сотворив намасте перед женой гончара, Верини достала из матерчатой сумки ядрёную морковку и протянула её ушастому. Тот захрустел подарком, скосив глаза на детвору, привыкшую шпынять его во время еды, быстро покончил с трапезой и обхватил мягкими, как замша, губами пальцы кудесницы.
- Что его баловать? - ехидно бормотнула Алая, кормящая грудью ребёнка. - Теперь кнута не послушается, и мы приедем позже всех, негде будет повозку приткнуть. Арвинд, хлестни-ка этого бездельника, сына безобразной ракшаси, по пузу!
Верини нахмурилась, пристально посмотрела на Алаю и тихо сказала:
- Теперь я знаю, почему леопард выбрал именно твоё дитя. Жестокая женщина всегда приносит в жертву самое дорогое - детей, не понимая этого. Будь осторожна, ибо Богиня Кали может разрушить иллюзию, которую ты считаешь благополучием.
Она что-то шепнула ослику, и серошкурый привычно потащил арбу с кучей людей, тарелок, кувшинов и горшков. По пути их перегоняли конные и пристраивались им "в хвост" повозки, влекомые ишаками. К ночи, когда небо расцветилось, как павлиний хвост, они прибыли на окраину городка и устроились в гостинице, забитой людьми, как обезьянами, посаженными в клетку удачливым охотником. Арвинд быстро захрапел, а его жена качала на руках беспокойного младшего и следила за тем, чтобы остальные дети не вторглись в скудное имущество соседей. Верини решительно отказалась ночевать в этом "термитнике" и отправилась на берег реки. Запах влаги накрыл её, словно тропическим ливнем, заставляя ноздри свободно зачерпывать из пространства резкий аромат белых лилий и мускуса. "Ночь в ночи" сняла одежду, оставшись обнажённой, и начала танец, не посвящая его никому: ни Богам, ни желаниям, ни крови, ни семени. Она танцевала, не следуя привычным позам, создавая из векового "арати" импровизацию, отдаляющую женщину от мира людей и приближающую к Вечности. Казалось, что звуки вИны сплетаются вокруг неё в золотистый узор, уговаривая незримые барабаны греметь и задавать ритм. Ветер, охлаждая разгорячённое тело, пел сарингой и колокольчиками. Вот руки танцовщицы взлетели вверх и соединились ладонями - анджали. Поток стремительных движений вовлёк свет и тьму в бесконечное разрушение и созидание. Мир раскачивался, не зная, сгинуть ему в пасти гигантского Змея или переродиться, выскользнув между ног смертной женщины. Неискажённая сущность жизни возвращалась из небытия, понимая, что люди быстро находят замену всему, что не укладывается в их понимании. Верини уснула среди корней старого бадьяна, не заметив, что за её танцем пристально наблюдали глаза мужчины. Глаза, похожие на острия клинков, в любую минуту готовые найти жертву. Господин Виштаранди, одетый во всё чёрное, прибыл инкогнито, без надлежащих ему почестей, и теперь желал лишь одного - получить эту странную девушку, сторонящуюся людей и способную понять душу зверя. Он, крадучись, отошёл в сторону от реки, нашёл оруженосца, ждущего его с осёдланными лошадьми и вернулся во временный лагерь, оборудованный в трёх милях от города.
- Ты будешь моей, - подумал Виттах. - И мне всё-равно, кто ты - воплощение Богини, храмовая девадаси или блудливая девка, из чьей йони пьяно орут демоны, напившиеся крови.
С утра городок гудел, словно рой горных пчёл. Базар толстел, наполняясь новыми рядами и торговцами. Арвинд разложил на досках свои товары и кланялся любому, кто мимоходом окидывал взглядом расписные миски. Но никто не покупал, сторонясь раздражения, окутавшего серой тучей Алаю.
- Так дело не пойдёт, - покачала головой Верини. - Пусть твоя жена вернётся в гостиницу, а мы тут немножко поворожим.
Алая, недовольно бурча, убыла, подгоняя, как гусят, свой выводок. А Верини, побродив по базару, вернулась к гончару.
- Ой, какое блюдо! - восхищённо воскликнула она, стараясь, чтобы её звонкий голос разнёсся, как можно дальше. - Мне как-раз такого не хватало! Вот отварю рис с ароматом жасмина и высыплю его на середину блюда, туда, где нарисован танцующий Шива. А вокруг разложу овощи и зелень. Буду угощать своего любимого, и нам откроются божественные тайны. Сначала ступни, потом колени. А затем...
Она смущённо потупила сильно подведённые глаза. Народ, привлечённый её желанием, окружил гончара.
- Мне - тот горшок! А нам - пять мисок с павлином! Мы хотим кувшин, похожий на апсару! Мне... мне... мне...
Вскоре кошель Арвинда был туго набит монетами, а на опустевшем прилавке сиротливо ютилась глиняная птичка-свистулька.
- Хвала Богам, ты опять меня спасла! - поклонился гончар. - Хочешь треть от сегодняшней выручки?
- Хорошо, - усмехнулась Верини. - Я возьму эти деньги, но не за то, что помогла в продаже. А за совет! Будешь разумным - используешь его, и тогда жизнь твоя переменится. Нет, значит потратишь монеты впустую. Совет прост: "Не ставь впереди себя жену, если только не занимаешься с ней любовью.".
- Как это? - спросил гончар.
- Если женщина мудра, то ей не захочется быть на месте ишака, везущего на себе ВЕСЬ груз забот, и не превратит своего мужа в подобие того, кто бежит за морковкой, привязанной к шесту. Она выберет иной путь, к какой бы касте не принадлежала, и воплотит его в жизнь мыслями и делами. Лишь глупая скачет курицей перед носом шелудивого пса. Запомни это, Арвинд!
И Верини навсегда распрощалась с гончаром.
Ближе к вечеру торговые ряды разобрали, и утоптанную землю в мгновение ока заняли укротители огня, глотающие пламя и шутя подбрасывающие полыхающие булавы, заклинатели змей, канатоходцы, уличные факиры и продавцы сластей и бетеля. Когда взошла полная луна, площадь вновь очистилась. Верини сняла с себя плащ и оставшись в более откровенном наряде, начала танец. Он, как и прежний, был импровизацией, но предназначался не для общения с Высшим, а для тех, кто крепко держался за землю. Руки Верини обнимали, оставаясь недоступными. Бёдра стремительно двигались, будто совокуплялись с каждым, кто молился на лингам Индры. Верини, верная служанка Кали, разжигала в людях страсть, от которой не было утоления. После резких движений она внезапно замерла. И тогда перед ней склонился нарядно одетый слуга, приглашающий подойти к САМОМУ господину Виштаранди. Кудесница вошла в шатёр, где её встретил властный, надменный мужчина, похожий на чёрного леопарда:
- Ну, что, плясунья, Я ХОЧУ, чтобы ты отправилась вместе со мной во дворец раджи. Признай, что это чрезвычайно соблазнительное предложение!
- О, да, - признала Верини. - Соблазн всегда бежит впереди меня.
Наутро они уже ехали через дворцовые сады, где пестрота цветов соперничала с яркостью бабочек и где противно "мяукали" павлины, носящие на надхвостьях "глаза Брахмы".
Свидетельство о публикации №221101501696