Как поссорились Борис Васильевич и Борис Иванович

Как-то повелось, что раз Воздвиженка - она, то деревня.

А, к примеру, Клеопино - село, ибо оно.
 

На самом деле деревня, по определению, это село, где все дома из дерева.

В Воздвиженке чуть не половина домов - каменные, поэтому Воздвиженка, строго говоря, не деревня.

Да и профиль её далековат от сельского хозяйства: четыре завода, не хухры-мухры.


На стекольном заводе работали два друга-ровесника, два Бориса.

Рослые курчавые брюнеты, видные статные красавцы; оба охотники, фронтовики, уважаемые люди. Оба женаты на красавицах, у обоих родилось по сыну; эти сыновья дружили с пелёнок все 57 лет, пока их было двое.

Были, конечно, у Борисов и различия.

Серьёзный Борис Васильевич, с образованием техника и практичным умом, вернулся с войны сержантом сапёрных войск, ни наград, ни ранений не имея.

Озорной Борис Иванович, дьявольски умный рабочий, воевал рядовым разведки, имел два тяжёлых ранения и две боевые награды высокого ранга. Вскоре у него родился ещё сын, у Бориса Васильевича больше не родился никто.


На работе у них были отношения начальник-подчинённый. Борис Васильевич занимал должность инженера, Борис Иванович по должности был "стекловар", то есть старший в смене, ответственный за весь технологический процесс. И был уговор, которого свято придерживались: ругань по работе за проходной не считается.

Вместе охотились, вместе отмечали праздники, попеременно бывали друг у друга в гостях. (А сыновья, когда подросли, праздновали в другом, свободном, доме).


И - враз! идиллия, длившаяся 17 лет, прекратилась.

Борис Иванович при встречах здоровался преувеличенно сердечно и как-то насмешливо-сочувственно.

Борис Васильевич, здороваясь в ответ, мрачнел и наливался злобой.

Вся деревня ломала головы, гадая: какая кошка пробежала меж двух лучших друзей?

Женщина? - исключено, в деревне все на виду.

Дети? - как дружили, так и дружат.

Работа? - не может быть, см. выше.


Тогда что?

Секрет остался, ни один из Борисов никогда никому не открыл его.

Не нашли ответа и Борисовичи-дети, то есть мы с другом моим Серёжкой.


На исходе седьмого десятка решил я сделать печку на даче.

Такую, как у отца. Отличная была печь, душевная.

А как здорово было лежать на ней зимними вечерами, слушая, как завывает вьюга в печной трубе!

Собезьянничать бы папину конструкцию, да нельзя никак: в родительском доме давно чужие люди, которые убрали печь и поставили внешний отопительный котёл, добавив этим три квадратных метра к жилой площади. Зафиксировать порядовку они не догадались, не подозревая о том, какой шедевр ломают.

Котёл, конечно, современно, грамотно... только не хотел бы я лежать на котле, грея усталые старые кости. А на печке, наоборот, хотел бы! И трёх квадратов на это мне точно не жаль. Взялся искать порядовки кладки, перерыл Интернет... не нашёл.

То есть нашёл, но сильно не то.

Хотя с виду то. Странно.


Стал копаться в детской памяти, вспомнил, как однажды удивился, приподняв конфорку загруженного дровами, но ещё не зажжённого очага.

Там я увидел кирпич. А вовсе не дрова, как ожидал.

Прочитал, что очаг в средней полосе называют подтопком. Какой подтопок? Он же основной! у нас.

Вспомнил, как мы переехали в новый дом, где была русская печь с очагом, и что вскоре мы с младшим братом заболели воспалением лёгких.

Дом был саманный, на двух хозяев, в развалинах. Отец выкупил его у завода и отстроил заново, на одну семью. Две комнаты и кухня, как у Бориса Васильевича.

Но планировка у отца была просто гениальная! В центре дома огромная печь, которую ниоткуда не видно: в спальне и гостиной она вписана в стену, в кухню выходит челом, это тоже практически стена.*)

Просторно, удобно, но холодно, не справляется стандартная русская печь, рассчитанная на вдвое меньший объём жилища.

То ли дело у Бориса Васильевича: русская печь на кухне и две голландки в межкомнатных стенах.

Вспомнил, как отец с его старшим братом Александром Ивановичем перекладывали потом нашу печь, отгородившись ширмой - мол, пыли много; а нас, пацанов, не пускали. Я только краем глаза ухватил какие-то кирпичные секции.

Реконструкцию объяснили тем, что "тяга плохая", обновлённая печь уже нормально обогревала двойной объём.

У Бориса Васильевича при тех же жилых площадях отопительные хлопоты и расход дров были больше, по числу печей, в три раза.


Летом, в качестве альтернативы печке, родители пробовали то таганок на шестке, то примус, то керогаз, то плитку электрическую... пока не остановились на газовой плите. Видимо, в тёплое время наш очаг сильно перегревал дом; так же, как и топливник собственно русской печи.

Почему больше ни у кого на нашей улице не было этих проблем? Почему такие же печи всегда ставят в углу, то есть - к стене горячим боком?

Вспомнил, что Борис Васильевич после визита к нам тоже переместил русскую печь в межкомнатную стену... а потом почему-то вернул как было. Серёжка, когда я его спросил об этом, ответил, мол, сам не пойму, а Серёжка был парень исключительно честный. Мне бы он сказал.

Одним щелчком вся эта мозаика, частью давно позабытая, сошлась в голове моей в цельную картину.

Так вон оно что!

Отец с дядей Сашей создали свою собственную печь, которая только с виду казалась обычной русской печью с очагом. Очаг был по схеме буржуйки, он-то и нагревал тело печи.


Отец продемонстрировал Борису Васильевичу протопленную печь, но умолчал про её секрет: вспыльчивый Борис Васильевич однажды перегнул палку и с производственной тематики перешёл на личности, напомнив, кто здесь босяк с восемью классами, как он выразился, а кто инженер, понимающий в теплотехнике (я сам слышал эти его слова).

Отец и проучил обидчика по-инженерному, теплотехнически, не вынося обиду за проходную.

Жестоко проучил, на всю оставшуюся жизнь.

Айда-кося, перемести объёмную русскую печь вместе с дымовой трубой на новое место, убрав при этом мешающую голландку и часть стены, а потом всё обратно. Огромная работа, огромные расходы с нулевым результатом.


Пока я по крупицам восстанавливал устройство отцовской печи, нечаянно собрал и эту историческую головоломку.

А когда разобрался с порядовкой печи, понял: небольшое усложнение конструкции устранит летние проблемы. Одно движение дополнительной вьюшки превратит очаг в обычный подтопок, на котором можно готовить, не нагревая дом. Думаю, знал это и отец. Но лишняя задвижка сразу выдала бы всю авантюру.

Даже я всегда думал, что у всех вокруг такие же печи, настолько наша печь не имела внешних особенностей. О летних проблемах с ней родители никогда не сказали ни слова: я же Серёжкин друг! Не затеял бы свою печь - ни в жизнь бы не додумался.

Печь Каёткиных-2.

Загадка середины двадцатого века, разгаданная только теперь, когда большинства её героев давно нет в живых.

Борис Васильевич умер от рака, едва перевалив за 50. Его сын и мой лучший друг Серёжка на 58 году умер от тромба, внезапно закупорившего коронарные сосуды, в первый день очередного отпуска. Борис Иванович на 84 году умер хулиганом, от травмы в состоянии опьянения. Его брат Александр Иванович прожил ровно 84 года и умер в свой день рождения, спокойно, мирно, я мол, прилягу отдохну. Остались я да Виктор, мой младший брат.

Вот до каких глубин Времени можно докопаться, если танцевать, как полагается, от печки.
___________
*) Лучшую, чем у отца, планировку я видел лишь раз в жизни, в гостях у бывшей жены. Один остроумный шажок - и папина планировка стала абсолютной. Итог, казалось бы, невозможный: гостиная, спальня и кухня имеют раздельные входы, при этом и печь, и коридор оба находятся в центре дома. Никаких труб и батарей отопления, они в этом случае не нужны!