Дневник призрака

              Мысли, прочтённые однажды в воздухе

          22 июля 20хх года
          Я не знаю, кто сможет услышать меня, кому это сейчас говорю. Возможно, всё сказанное – только шутка, игра расстроенного воображения или очередная тщетная попытка найти собеседника. С чего бы начать? Ах да! …Который день рядом со мной клонила ветви огромная вишня. Люди постоянно походили к ней, обламывали побеги, к которым могли дотянуться, жалели, что они – не птицы, а пернатые собирали ягоды наверху. Который день уже смотрел на них, снова узнавая голос знакомой старушки Веры, и я бы хотел ей помочь, но как? Могу легко взмыть в облака, доля секунды – и я на макушке дерева, но рук нет, нет тела. Я – призрак, что не может ничего удержать…
         Тоска. Разве только её и мог впитывать в себя, удерживая внутри нематериального тела. Руки, бесполезные прозрачные руки! На что они теперь у меня? На что жизнь, когда это – существование?
         Я не привык. Сегодня не хорошо и не плохо, и так у меня нынче всегда. Наконец-то, стало чуть холодней – погода принесла облегчение. Мою красавицу вишню прямо сейчас продолжал гнуть и ломать ветер. Дождь превращался в ливень, затем ненадолго тучи расступились, выглянул точно смеясь один лучик солнца. И снова, снова ужасный дождь! Солнце точно смеялось.
         Я лишь призрак, без имени, без дома, без понимания. Могу летать в облака или сновать средь людей и слышать песни их жизней. Иногда, когда становится особенно грустно, слушать их мысли, фантазировать и догадываться. Нужно лишь подлететь очень близко или пройти насквозь. Не так сложно залезть в чужую голову, оказалось.
          Тоска пожирала меня, и вечная жизнь – это пытка.
          Ветер! Постой! Ветер? Не знаю, кому сейчас говорю… Наверно, мне хотелось бы просто делиться своими мыслями, наблюдениями. Эй, друг! Не лети! Позволь это сделать с тобой. Выслушай меня, только внимательно.


         30 июля 20хх
         …Сильный ветер всё-таки доломал ветки моей любимой вишни-красавицы. Так жалко было смотреть, как они, тяжёлые и обречённые, клонились в разные стороны, а после ствол трескался, а ты стоишь и понимаешь, что ничем не можешь ему помочь. Дерево устояло, обошлось, можно сказать, малой кровью, но самые красивые веточки! Самые сильные, самые плодовитые! Стоял около часа, в молчании склонив свою призрачную голову и гладя призрачными руками раненую кору. Теперь на асфальте рядом много оборванных листьев и раздавленных ягодок. А ведь совсем иная судьба ждала их поначалу…
          Из-за сломанных веток пропал мой любимый изгиб, на котором было так удобно сидеть и с которого открывался прекрасный вид на округу. Пришлось распрощаться с этим временным домиком – была ни была, где я только не жил. Разве это первое место? Моя память началась вовсе не здесь. Решил прогуляться среди людей. Да, не очень-то удобно делать впечатление, что ты идёшь по земле. Парение от ходьбы отличалось.
           Хватило меня ненадолго. Помню, было красиво, когда раньше на этой земле рассыпались белые цветочки вишни или ветер нагонял оторванные жёлтые серёжки акации. Цветы красивее раздавленных ягод. Эх, настроение сегодня – одна ностальгия.
          Несколько раз оглядывал местные многоэтажки. Не то чтобы мне хотелось остаться здесь, но и лететь куда-то далеко – я очень ленивый призрак, я против. Поэтому лучше здесь. Понравился один аккуратный балкончик на втором этаже, на стеклянные стены которого как раз падала тень от оставшегося любимого дерева, и оно рядом – всего в двух шагах.
          В мгновение преодолев стеклянную стену, я сел в уголке и долго сидел, на вязаном коврике, в одиночестве. Конечно, со смертью я многое потерял, многое – да что там! – всё стало восприниматься иначе, но кое-что и с тех пор едва ли во мне изменилось.
          Солнце садилось. Снова небо заволокло тучами. Синие и фиолетовые гиганты иногда скрывались под крыльями чёрненьких точек. Это летучие мыши, понял я. Уставший и обессиленный, ещё долго сидел в уголке, грея незримую душу в последних тёплых лучах. Тепла оставался всего один август – не самая лучшая новость, наверное.

          …Очнувшись в ночи, я вспомнил, как когда-то сидел на подобном балконе при жизни. Да, только очень давно! Или недавно? Когда это было? Время стало восприниматься иначе, точнее сказать, я потерял счёт времени и лишь этот, с позволенья сказать, дневник помогал хоть примерно ориентироваться в прежнем пространстве. Прогулялся на кухню моей «новой» квартиры – недурно, недурно, уютно и хорошо. Сверил свои предположения с календарём, собственно, ради него и шёл. С тоской в глазах долго смотрел на тарелку с инжировым вареньем с лимонными дольками. Больше я не могу чувствовать ни один вкус. Съел бы сейчас всю – и тарелку, и стол тоже.
           Когда-то в похожей кухне я часто пил тёплую воду с лимоном, ел мороженое, помогал маме и бабушке. Сидел на просторном балконе с телефоном или блокнотом в руках и что-то писал, писал… Как сейчас помню тот день, точнее один из них: свежий воздух, горшки с перцами на окне, попытка посадить абрикос или яблоню. Хорошее было время. И лет, так мало лет!.. Восемнадцать, девятнадцать? Не помню. Многое забылось, да так, что уже не вернуть.
          Тогда я воображал, что став призраком, потому что покончил с собой, летаю, скитаясь, - жалкая попытка представить запретное и неописуемое. Жалкая попытка… А теперь понимаю: пророчество! Так же, как и тогда, едва помню, что писал в грустном порыве. Какие-то слова. Строчки. Похожие на обрывки стихи. Строчки стихов. Где они? Куда потом улетели? И что произошло со мной?
          Что-то случилось. Сам или с помощью кого-то я обрёл «желанное» тело призрака, но это оказалось отнюдь безрадостно и совсем-совсем по-другому…


          3 августа, 20хх
          На балконе вечером самое то. Очень тепло, не жарко, за окном – сине-фиолетовая парча. Вспомнил, как сидел так, поджав ноги, на своём балконе, писал что-то, или печатал. Пусть с тех пор и прошло много времени и многое позабывалось, в последнее время вспоминается всё больше событий. Возможно, я даже попробую вспомнить свой день и причину смерти. Но это потом, а сейчас…
         Долго пытался найти то, что сможет подтолкнуть меня к такому открытию. Бродя по чужой квартире не один раз ловил себя, как засматривался на пучки засушенной ромашки и собранные в небольшие бусы друзы красных острых перцев. Но ничего, только внешность.
         В ходе разглядывания ромашки выяснял ещё одну пренеприятную новость: мой нематериальный нос полностью утратил способность чувствовать запахи. Логично, ведь он – тоже призрак, и в тоже время!.. Снова стало невыносимо грустно. Даже шалость с прохождением через стены больше не утешает, радость не несёт ничего.


          10 августа, 20хх, вечер
          Хотел ещё что-то сказать, но ветер украл все мысли. Предыдущий мой монолог остался на века неоконченным. Хотя пусть будет так. Боюсь, многие-многие мысли мои (может, все) теперь останутся такими, а ещё их никто не услышит. Не помню точно, что хотел рассказать.
          …Помню только, что потемнело довольно быстро, и я долго стоял у окна. Отшатнулся и опустил руки, невольно вспомнив, как боялся упасть из окна под великой силой притяжения. Я же не материален, бессмертен, тогда почему… А на миг стало так страшно, точно снова могу упасть, упаду – и умру, разобьюсь. Должно быть, не до конца ещё свыкся с ролью бестелесного существа. Или никогда не привыкну… Но прошло уже столько лет…
          А сколько, сколько?!
           Я по-прежнему не помню, как распрощался с жизнью: был ли это несчастный случай, убийство или самоубийство. Даже после минутной ностальгии о страхе, даже после неё, казалось бы… Ничего, пустота. Я хотел начать грустить по этому поводу, но благоразумно решил: всё равно уже не столько важно – ничего от этого не изменится, родных не вспомню, не отыщу, и сам не вернусь в истлевшее тело. Страшновато думать о нём, особенно о том, что происходит произошло с телом. Как это всё-таки отвратительно. Зарёкся больше не думать. Не буду. Никогда-никогда!
          …Потом, печальный, сидел на чужом стуле, немного дёргая рукой за висящую ниточку с перцем. Будь сейчас дома хозяева, сказала б, завелся призрак, ведь окна закрыты. А хоть бы и так, всё равно, как бы она оказалась права… Я чувствовал сильную и необъяснимую обиду на смерть, зарёкся также больше не вспоминать старуху. Впредь лучше думать о людях, наблюдать за ними, быть среди них, среди живых, намного приятней и интереснее. Насколько – не передать!


          15 августа, 20хх
          Отныне только о людях…
          Сегодня пришла одна любопытная мысль. Хозяйка, девушка, что живёт в этой квартире, как-то долго она лежала в слезах на своём излюбленном диване. Рыдала. Я стоял возле неё, немой, печально глядя в эти красные, красно-розовые, красивые, точно звёзды, глаза. И тогда я впервые подумал: почему всё именно так? Почему в жизни столько страданий и так много тяжёлых мыслей, и так мало солнечной радости?
          Стоял я долго, когда надоело – присел рядом с ней, после даже прилёг. Это удивительно, но так удобно было находиться рядом. Нематериальное тело не испытывало никаких ощущений, а душа всё равно чувствовала тепло одеяла. И это расслабляло, и успокаивало. А ещё стало ясно: это тянуло к людям. Поэтому так грустно и тяжело было жить в заброшенных домах и квартирах. Или я ещё не привык. Опять же, никогда не привыкну, наверное. Мы, призраки, почти люди, пусть уже и без тела. Не знаю, сколько должно пройти десятков лет или сотен лет, или сотен тысяч лет… Одиночество – это смерть. Смерть, которая наступает после физической смерти.
          Поговорил с котом хозяйки. Она меня не слышит, а этот огромный чёрный Бегемот как раз оказался смышлёным малым. Пришлось, конечно, немного поддаться на уговоры пушистого толстяка и начать чесать его длинную шерсть своими призрачными руками. Уж не знаю, почувствовал он хоть что-то или нет, или это скорей по привычке.
          Кот рассказал, что у хозяйки проблемы. Она куда-то вынуждена уехать, она и его увозит – с собой. Скоро наши пути разойдутся. Возможно, навсегда, а может, только на время.


          16 августа, 20хх года
          …И кот не соврал – вскоре я снова остался один. В пустой огромной квартире, полной страдающей тишины. Не могу сказать, что за короткое количество дней, проведённых здесь, так сильно привязался к девушке – нет, совсем нет. Мы по-прежнему остались незнакомцами. Я не ведал её даже имени. И это была не любовь… Но мне её не хватало. Потом только понял, что особенно мне не хватало кота. Этой огромной зверюки, почти метровой чёрной и говорящей шерсти. Любопытная порода – мейн-кун, у них точно есть способности к разуму.
          Снова долго я сидел в тишине, на полу, на коленях. Без чувств, без мыслей, без сожалений, без слов. Закрытая на ключ дверь не являлась преградой для призрака. Я мог с лёгкостью пройти через неё, как и через толстые бетонные стены, и не уходил лишь потому, что хотел задержаться в атмосфере тепла и уюта, посмотреть на то, что было ещё недавно привычно. И просто потому, что некуда было идти, лететь дальше некуда.
          Но так было лишь до недавнего часа. Двери захлопнулись, их резкий шум ещё долго стоял в голове, и я понял, что оставаться тут всё же нет смысла. Больше нечего делать. Отправиться, что ли, на поиски своего нового друга-кота? Но он может быть уже где угодно. В другом городе, в другой стране, как знать, даже другом измерении, если за это время успело случиться непоправимое…
          Когда девушка закрывала двери, я ещё сомневался, но теперь был уверен, как никогда. Встал и рванулся прочь. Мне нужна цель, нужен путь, нужен смысл! Нужен её чёрный кот! И я решил попробовать найти громилу мейн-куна. Не так много их чисто чёрного цвета, чаще встречаются рыжие или как шоколад. Такого увидел впервые.
         Решил никогда-никогда не возвращаться больше в пустые квартиры.


         21 августа, 20хх
         Беспамятство напрягает. Кто знает, каким убийцей или преступником был я при жизни? Для чего возродился, по чьей жестокой и милой воле? А может, я был осуждён? Без вины виноватый? И здесь лишь для того, чтобы, пугая, наказать своих врагов, доброжелателей?
         Слишком много мыслей и никакого ответа... И никакого кота.
         Бродил долго по улице, приглядываясь, за кем бы теперь пойти. За кем или к кому, а что ещё прикажете делать призраку? Ни дома, ни семьи, ни памяти, ни обязательств. Я был уже во всех лесах, исходил все любимые тропы, пытался вдыхать аромат некогда любимых цветов. Был на реке. Падал головой вниз со скал. Пытался нырять и плавать. Можете догадаться, не получилось. Кстати, что странно, воспоминания, связанные с природой, они остались нетронутыми, точно чья-то великая сила приложила свою руку ко мне, и смерть – это своеобразное очищение.
          Кто знает? Может, именно в скитании есть мой путь? Забыть всё, что было, хорошее и плохое, плохое однозначно ведь тоже было! – забыть всё, для того, чтобы вернуться… к истокам? И самому стать цветком, или превратиться в листочек, и летать вместе с птицами, и парить с облаками. Не думая о мирском, наслаждаясь... Может, хоть здесь – после смерти – и обрести покой.
         …Природа наскучила быстро. До безумия тянуло в город. А улицы так пахли дынями и арбузами. Самое сладкое время. Снова вспомнил, как был живым и ел, точнее давил ложкой и пил их непревзойдённый нектар. Сладкий. Ах, вот и вспомнил. Хоть кое-что. …И как часто откладывал на потом, думая, что «завтра успеется!».
         Воспоминания так хороши и одновременно приторны. Невыносимо.


         1 сентября, 20хх
         Сегодня забрёл в небольшой магазинчик. Долго стоял напротив полки с шоколадками. Какая-то девочка прямо через меня взяла две молочные белые плитки. Мои любимые! В первый момент был шок, даже хотелось одёрнуть её, оттолкнуть руку. Какое там. Впрочем, небольшой шок она испытала, когда сумка со сладостями сама вырвалась на пол и рассыпалась. Но это я не специально…
         В том же магазине видел старушку без палочки. Почему я говорю: без, да потому, что она подходила ко всем присутствующим и спрашивала их, потеряла. Я бы рад был помочь поискать – всё равно слонялся без цели, без проку, но руки, руки… Ни шоколадку схватить, ни палку поднять. И никто меня даже не видит.
        Потом, другой старушке не хватило двенадцать копеек на конфету. Может, вам это покажется странным, но, угадайте, каким было первое движение? Правильно. И пошла гулять моя призрачная рука в не менее незримый призрачный карман. Там всегда раньше были хоть какие-то деньги. А теперь ничего, ничего… Хотел уплатить за неё. И бросился, точно ошпаренный, не веря, что тоже нет денег, навстречу старушке, витрине и женщине-продавцу. Но лишь напрасно потратил все силы. Не увидели. Не услышали. Старушка осталась ни с чем. А полка, проклятая! – даже на сантиметр не сдвинулась. Всё-таки взаимодействовать с этим миром теперь было куда сложней.

           Обиделся. Хотел провести свою вечность с людьми, но как-то после этой первой, точнее, что я говорю? – хозяйка кота тоже считается; после второй неудачи и бессилия мной овладела печаль. Такая сильная и такая страшная, вроде тех, что порой пленяют и пожирают весь разум и толкают человечество на самоубийство. Пошёл на море. Топиться. Плевать, что не смогу.
          …На берегу было спокойней и тише. Образ милой старушки никак не выходил из головы, но что я мог для неё сделать? Теперь? Даже купить конфету – и то оказалось выше теперешних сил. Мой нынешний облик абсолютно бесполезен. Уж лучше бы умер «как полагается».
          Долго смотрел на себя в воду, на отражение, на миг стало очень смешно. Чего я дуюсь? Потому ли, что теперь не чувствую прикосновения каждой прохладной капельки, не могу ощутить рукой, каждым пальцем своим, и лицом мельчайшие переливы температуры, не могу погладить, не могу приласкать. А стихия так и набегает под ноги, пытается согнать, встряхнуться, успокоить. Она же не понимает, что я изменился, она думает, что всё по-старому, или изменилась она.
           Ну уж нет! Хватит напоминать мне, как было.
           Заболеть в своём новом теле я теперь не мог, поэтому сидеть с мокрыми ногами на песке представлялось совсем не опасно. Любовался закатом. Мечтал. Море печаль успокоило.
            А потом заметил любопытную парочку и решил понаблюдать за ними. Чёртова привычка прятаться за камнями, ведь я невидим! Пользуйся ситуацией, называется, пользуйся, а не беги от неё. К этому привыкнуть непросто.
           Так что же за пара, спросите вы? Вы… Мои воображаемые, единственные собеседники. Только вами и живу я в последнее время, мыслями, мечтами о вас… Хочется, чтобы слушали. Хоть рыбы, хоть птицы, хоть кто-нибудь видел или слышал тебя. Тишина, как и одиночество, невыносимы.
           Из-за камней показалось двое: парень и девушка. Она с такими длинными, как расплавленное золото волосами, он – обычный мужик, с рюкзаком за спиной, загорелый, немного уставший, но радостный. И как только заметил его эту вымученную усталостью радость, стало противно. А рюкзак, рюкзак! Как давно не ощущал я никакой тяжести. Вспомнилось. Снова вздрогнуло всё внутри. Вот, и улыбайся опять тому, что тяжести таскать, надрываться не надо, а оно лишь рыдать теперь хочется…
          Но хватит мыслей. Полноте! Прости, мой любимый собеседник, прости, что отвлекаюсь иногда, не так просто обуздать воплощённый в одну огромную мысль страх и разум.
          Мне проще будет продолжить описывать. Девушка… Она не зря сразу привлекла внимание. Нетта, или как тебя звал мужчина? Златовласка, что вилась на солнышке, прыгала вокруг камней и смеялась. Она искала укромное место и после нашла его – прямо рядом со мной. Только высуни голову и протяни руку – настолько близко. До мурашек, до странного невыразимого чувства. Она сидела и стояла так близко, что казалось просто невозможно не видеть друг друга сейчас.
          Смотрел на неё, затем опять защемило. На какое-то время спрятал невидимые глаза в пол, то есть в камень, с неожиданным удивлением начинал рассматривать его – там всюду оказались окаменелости. В основном ракушки, моллюски, но были и звёзды, и даже ёжи. Жаль, рыбы нет. Снова я отвлекаюсь! Намного большего размера живая рыбка сидела на расстоянии вытянутой руки.
          И если бы только рыбка. Русалка! Ах, вот в кого превратилась девушка. Буквально за миг. Не перестаю удивляться людям, не перестаю не знать, что сказать. Она оказалась косплеером. Натянула явно сшитый своими руками хвост, немного обтрёпанный, с торчащими в разные стороны нитками, но тем он был и хорош, так сильно походил на настоящий, что я спутал деву с русалкой… А я думал, нет уже ничего, что могло бы так сильно удивить и обрадовать.
          Девушка с рыжим хвостом бросилась в воду. Нагнулась, прыгнула, поплыла. Она плавала, как настоящая… И на миг снова показалось: а может, ну а может, раз я стал призраком – есть жизнь после смерти, на этом свете есть и ещё чудеса? Кто знает?
          Мужчина, сопровождавший рыжеволосую, тут же принялся настраивать камеру и снимать. К сожалению, большинство невероятных историй куда проще, чем хочется: он был фотографом, а значит, догадка про дочь моря не подтвердилась. Никакая она не русалка, но вдруг…
           С другой стороны пляжа, немного озябшая, мокрая и замёрзшая, и заплаканная, шла вместе с бабушкой девочка лет шести. Они уже уезжали – явно в спешке и по каким-то не совсем радостным причинам покидали пляж, направлялись в сторону катера. Бабушка несла круг и продолжала ворчать на ребёнка, обмахиваясь и давя на ходу летящих и кружащих вокруг мелких бабочек, крабов и выброшенных волнами медуз.
           А девочка с трудом сдерживала слёзы. Давясь, ела огурец, бежала, не успевала. И вдруг повернула голову – а там русалка. Она стала звать: «Баба, баба, смотри!» Бабушка не отзывалась. Лишь ещё больше скорчилась и нахмурила нос, вероятно, думая, что таким образом малышка пытается опять привлечь внимание и оттянуть время.
          «Но там, правда, русалка! Смотри!..»
          И в указанном месте русалка была. Пусть и не совсем настоящая. Та самая девушка, что натянула хвост и затеяла необычную фотосессию, она стала сказкой, мечтой, лучиком надежды и счастья. …И когда я смотрел на маленькую грустную девочку, я больше не видел её. Взамен рядом с бабушкой шла совершенно другая. Волшебная! Я был даже больше, чем уверен, что она так и пронесёт этот день через жизнь, думая, что увидела сказку.
          «Не только я её вижу! Дядя тоже снимает русалку!» - ещё долго звучало в ушах. А потом слова поглотил ветер. Не удивлюсь, если через много лет она напишет блестящую серию книг, и все они будут о море, о ней. Такие моменты, знаю, никогда не проходят бесследно.


         14 сентября 20хх
          Бабушки на скамейке подали одну идею, почти весь день думал над ней, в итоге осуществил. Рядом с тем домом, где недолгое время жил я, как уже вроде бы говорил, находилась автобусная остановка. Так вот, на ней часто в ожидании своего рейса сидели люди с пустыми вёдрами, корзинами, пакетами и мешками. Они ехали в сторону дач, а на дачах водились коты и собаки. И, кто его знает, может, туда отправилась моя недавняя незнакомка?
          Это было отчасти весело, отчасти веяло ностальгической ноткой. Присмотревшись в мужчине с самыми большими пустыми вёдрами, я вскочил за ним в салон автобуса, сел рядом на соседнее пустое сидение, и, о, моё счастье! – никто не сел на меня вплоть до самой конечной. А потом мы пошли через поле, петляли долго по виноградникам, и я забыл уже, каково это прыгать по свежее вспаханному полю, пытаясь найти место, куда поставить ногу и не упасть. Кажется, иногда, шагая след в след за человеком, я забывал о том, что сам уже давно призрак. Что мог не шагать, а лететь. Но так было мне интереснее.
          Потом мы шли в гору, человек пару раз останавливался, вытирал пот, отвечал на звонки жены, я стоял рядом и слушал. Не скажу, что это было прямо так занимательно. Я слышал и не слушал, оглядываясь, рассматривая каждый ближайший участок, высматривая своим невидимым взором хоть какое-либо движение, чёрную точку – кота; и мимо пробегали животные, но все, кто встречались, были другого цвета, иные.
          Человек, за которым я шёл, оказался неинтересным: он долго возился с замком, долго и скучно поливал нецветущие розы, копался в листве, устало, с опущенным взглядом, таскал какие-то мешки, листья и прочий мусор. Как-то вяло и без интереса он выполнял свою работу, ходил, точнее блуждал по даче, и с грустью смотрел на забор, по правде, даже не забор, а то, что от него осталось... Через сломанные палки и ветки был виден лес, большая и широкая поляна. Полянища! Кажется, когда-то там стоял дом, росли яблоки и инжир, но бабушка, хозяйка этого домика, землю свою продала, умерла, и в лес превратился участок.
          Потом, долго слышались крики и имена, к мужчине обратилась другая соседка. Они начали ссориться за какую-то сливу. Кошка с мышью в зубах, что вынырнула буквально из ниоткуда, из моря травы, дачных зарослей, объяснила, что и к чему. Что люди поссорились, ломали друг другу жизнь и судились, даже судились, но всё равно никак не могли поделить точные границы дач. А эта одиноко стоящая слива в итоге стала границей – половина ветвей отошла женщине, половина осталась у мужчины. Каждый поливал только свою сторону, подсыпал соль на другую, иногда не поливал или забрасывал мусором корни.
          Снова бессмысленные слова обрушились на ни в чём неповинное дерево...
          А потом был костёр. Человек, переругавшись и кое-как помирившись с соседкой, наконец, приступил к тем делам, что планировал не один месяц. Не зря у него было так много вёдер и не зря в одном из них, на дне, как оказалось, лежало два бутерброда. Невольно, в какой-то момент, мне даже показалось, что этот мужчина взял один для себя, а второй…
          Не для меня, нет. Призраки ничего не едят, он тебя даже не видит, очнись!
         …Мы сидели весь вечер и почти всю ночь напротив костра. Смотрели на языки пламени, сжигали ненужный хлам. Точнее, нет, мужчина сжигал, а я только сидел рядом и хотел бросить в костёр хотя бы маленький листик. Один листик… Ночью было особенно грустно, но так спокойно и тихо. Мне понравился дом, его крошечный, потрескавшийся и полностью обжитый мышами и крысами, всё-таки в нём было и что-то хорошее. Что-то хорошее жило там, пусть и за много лет до сегодня.
           Человек зашёл в дом лишь к утру. Поспал пару часов и ушёл, и больше с тех пор мы не виделись. Его кошка, серая, маленькая, с полосками, та самая, что ловила крыс и мышей, я остался с ней. Она продолжала рассказывать мне про грустные истории с соседями, сварливую жену, троих неуправляемых братьев-детей. О том, что раньше для человека дача была единственной отдушиной – целой вселенной, а теперь он с утра до вечера на работе, времени нет ни на что; вот, и приходится выживать, кто как может.
           И, нет, она не видела моего знакомого чёрного толстячка. Я расписал кота очень подробно, но в ответ прозвучало: «прости, не видела». Занятая своими делами кошка, да шестеро её молодых отпрысков, которых не видел я, да только слышал их писк, не стали, увы, моими новыми собеседниками. Ушли, разбежались, испугались и разбежались в разные стороны. У них были свои дела. Правильно, какое им дело до призраков? Зачем он им? Кому он вообще теперь нужен?
          Сидя в домике, полном мышей и пыли, я много передумал различных мыслей. Осмотрел все полочки, посидел, полежал, успел даже в безделье послушать тишину, разрезаемую лёгким скрежетом и тихим топотом лапок, и сверчков. Хвостатых друзей я не видел, они прятались искусно за стенкой, ползали под картонкой, под потолком. Они были где-то далеко и одновременно с тем здесь, совсем рядом. Они были, но оставались невидимы. В точности, как и я.
         Глядя в пустой камин и помня перед глазами последние огоньки затухающего костра, меня впервые стало посещать какое-то странное едкое чувство. На сей раз не печаль, нет, что-то больше, сильнее, отчётливее. Что-то, пока ещё не имеющее названия и границ. Чувство или ощущение?
         Этот мужчина, женщина… Вёдра, полные слив, инжира и яблок, и такая судьба. Почему люди не могут нормально жить? Почему обязательно везде случаются недопонимания, ссоры, скандалы? Как будто они преследуют нас, как будто нельзя иначе? Боль, отчуждение, ти-ши-на. А где же место для радости? Где оно, почему исчез свет? Мы ничего не помним, не запоминаем, не запоминаем хорошее, а помним долго обиды? И, умерев, тоже обращаем вниманием в основном на одни причины для слёз? Всюду одни сплошные слёзы, проблемы и нищета. Холодно. Почему так происходит? И почему так холодно здесь и везде? За что эти двое так сильно возненавидели друг друга? От ерунды. Почему только уныние и одиночество, серые и пропитанные разрухой дома? Пустота, тишина, беспомощность.
         …Моей радостью спустя пару часов стала маленькая серая мышка, вышедшая из-под дивана за яблоками.
          И всё-таки почему?

          На самом деле я знал ответы на большинство вопросов, но не был согласен, спорил, негодовал. Смотрел на росший рядом высокий молодой дуб и снова негодовал, понимая, что с ним также однажды, через годы, поступят неправильно. Если, например, хозяин однажды загнётся от тоски, сломается, продаст свою дачу, он ведь станет никому не нужным, обычный лесной дуб, подумайте сами! – на даче, посреди участка, рядом с бетонной тропой и в полуметре от домика, и его срубят и выбросят, да? И на его месте будет банальный цветник, бонсай, бамбук или модное в последнее время авокадо. Чахленькая серо-буро-малиновая розочка, полусогнутое деревце, умирающее от холода, тоски и тяжести собственных листьев. Да. И даже не спрашивайте, откуда – ясновидение.

          Муравьи, как суетливые мысли, ходили туда-сюда. Они начали есть вкусный дуб, не дожидаясь, пока придёт его время. Хотелось, чтоб и меня кто-то нашёл и съел…


         15 сентября 20хх
          В домике слишком холодно. Решение остаться в нём показалось теперь бессмысленным. Хозяина и его крикливой соседки не видно, не появлялась и кошка с котятами, а холодный дом – что с него взять? Почти голые стены из камня. Мыши, объедки еды… И холод, ужасный холод! Кажется, я зарекался больше не оставаться в таких помещениях.
         Вспоминал, как ещё сутки назад было приятно млеть у костра. Знать, не все ощущения унесла с собой моя смерть. Эх, если б можно было только найти вчерашние спички, разжечь огонь! Пламя бы пригодилось, определённо.
         И оставалось только мечтать, как если бы я это смог (или пришёл человек и помог), подбежал к костру, прыгнул в огонь, протянул ноги и лежал там, греясь и подпитываясь энергией… Наверно, странно звучит?
         …И почему мужчина ходит сюда так редко? Приходит лишь по ночам, вечерам да раз в месяц? С чем будут его следующие бутерброды? Увижу ли я котят? Котята… И вслед за этой мыслью опять вспомнил: я шёл вообще-то искать кота, а не сливаться с жизнью случайного дачника. Не сошёлся свет клином на нём, но на ком-то же он однажды сойдётся?


          22 сентября 20хх
          Просыпайся!
          Я открыл глаза этим утром от незнакомого голоса и подскочил, как ошпаренный. Что случилось? Кто? Что? Где я? Затем память быстро вернулась на место. …Я лежал или полулежал на невысоком склоне, усыпанном мокрыми жёлтыми листьями. Были, здесь листья и рыжего цвета, уже увядшие, скрюченные, были и привычно зелёные; в этом году осень началась рано, рано повеяли холода.
         Я сидел на этой листве и ни о чём не думал, как говорится, просто смотрел в потолок, в моём случае – серое грустное небо. Как вдруг этот голос. Кто? Обернулся и увидел позади себя тень. Полупрозрачная, белоснежная, но пульсирующая. Нет, не душа, а дух, - откуда-то пришла информация.
- Ты кто?
- Что ты тут делаешь?
          И я ответил честно:
- Наверно, устал с дороги. Искал кота.
- Идём, пригодишься.
         …И только потом я увидел её. Девчонка! Нет, молодая женщина с лицом ребёнка. Ведьма. А почти невидимый дух – это её охранник. Она была облачена в высокие чёрные (явно очень дорогие кожаные) сапоги, светло-зелёное старомодное платье, украшенное необычными вышивками и расшитое настоящими камнями, сначала подумал – искусственными; искусственными, притом очень искусными были только её рога на голове, явно ручной работы; и в целом такая внешность, что сразу становилось понятно: эта девчонка – ведьма, вот кто стоит перед тобой.
           Она куда-то направлялась, стражник шёл впереди. Дорожка между двумя высокими занесёнными лесами гор превращала это место в ущелье. Только не доставало воды.
- И? И куда мы? Подождите!
          Мой новый, особо не разговорчивый собеседник всем своим строгим видом и взглядом, всем своим существом показывал, что он не смеет задерживать госпожу, не смеет перечить ей, а я ей, понятное дело, перечил.
- Иди молча. Помогать будешь.
- Но я хочу знать, куда мы?
          К счастью, ведьма была в хорошем расположении духа.
- Оставь его в покое, Самсон. Парню итак досталось.
         …И ничего особенного на самом деле в тот день не случилось, но сам факт диалога, факт того, что меня увидели, меня услышали, факт участия и внимания заставил улыбаться и вызвал румянец на незримом челе.
         Как хорошо, что и страж, и ведьма могли меня и видеть, и слышать!
- …Лишние руки никогда не лишние, - пробормотала под нос девушка в узорчатом платье. Она явно читала мысли – такой, вот, чудовищный демонизм. Пришлось слушать каждое слово, повиноваться.
          Долго ли шли мы так – до самого конца петляющей дороги или нет, не могу сказать, я не сильно присматривался, и деревья были все одинаковые.
- Так, какого кота ты ищешь? – спросила ведьма. Не зря я когда-то слышал, что их энергия примерно равна кошачьей, у ведьмы и кошки поразительно много общего, она даже немного напомнила мне Бегемотика, хоть и была сама по природе блондинкой.
- Большого и чёрного… Не помню его породу.
- А мы уже пришли, закругляйтесь!
          …Дальше был ритуал. Мне придётся отказаться от большей части пугающих и одновременно завораживающих описаний, так как пришлось дать слово, а ещё я почти не смотрел. Я участвовал, по сути, лишь косвенно, как ещё одна сущность, поддерживающая в тот момент Силу. Массовка. Никакой главной роли. Но увидел своими глазами сегодня я много всего. Даже из того, что успел.
         Кем была эта девочка-ведьма и почему встретила и позвала с собой именно меня, а не какого другого призрака, кто её знает? Суть не в том, какой была она или что вместе мы сделали, а в том, что всё это хоть немного скрасило мою скучную жизнь. Полусонные лежания на траве и листве. Дремота в лесах, в чужих домах и на дачах, да бесполезные попытки сделать что-либо для людей. Я давно уже сбился со счёта, сколько сменил их. И даже сомневался, кота ли я там ищу. А может быть, не кота? Себя, своё счастье и будущее. И шёл уже по привычке. Забрёл в лес, уснул, а дальше – вот это зовётся судьбой. Нужно было каким-то богам и энергиям, чтобы мы встретились, чтобы это заразило надеждой. Милость небес для самого последнего призрака.
          Жаль, больше не было у меня таких дней. Ни холодных, ни тёплых, ни необычных, резко скрашивающих скучный однообразный мир. Только представления и фантазии об этой девушке и её друге тоже немного радовали, но уже не так сильно, как реальные встреча и колдовство.

         …Глазам снова чудился лес, только на сей раз – багряный и красный, и она, эта милейшая особа с удивительно, нет, чрезвычайно и удивительно красивым лицом, как она доставала из небольшого кармашка своего наряда чайник и чашечку. Сидела на пеньке и с наслаждением впитывала озоновый воздух, и отдыхала. А на другом пне сидел её фамильяр – достаточно крупный и рыжий, как феникс, хомяк, который невесть откуда умудрился достать (вроде из-под листа) малюсенькую чайную чашечку, и они пили чай вместе. В чашке хомяка-фамильяра плавала большая ромашка, он фыркал, чихал, чесался, а затем опять брался за старое.

         …Казалось, что её руки пахли розами. В миру, где А. (не могу назвать имени) никто не знал, как ведьму, она самая обычная красивая девушка, варила варенье из роз, которые растил дома их папа. Розовое варенье кипело, как зелье. Толстый хомяк, наевшись в третий раз за обедом, скрутился в шар и спал, пытался спать в форме шара, опустив голову вниз и смешно оттопырив маленький хвост и задание лапы. Временами обое отвлекались, и он, и она брали из прозрачной вазочки печенья-рыбки. И он, и она их ели. А ещё ели малину и голубику.
          На заднем дворе ведьмочка кормила голодных чёрных котят соседа кусочками сыра и сладкими вафлями. Удивительно, но котята согласны были даже на сладкое. Больше того, на всё! Довольная, счастливая и утомлённая своим вареньем, бытом и страшным мяуканьем, она вновь отправлялась в комнату, где под кроватью лежал вчера начатый ритуал… Чёрная алтарная ткань, чёрно-синие свечи, особые слова и дары.
          Вот тебе и коты!
- Выбирай! Забирай своего! – слышался голос стражника.

         Хорошие фантазии, однако, тёплые, сладкие, я бы сказал, ароматные, даже пряные и приятные. Похвалил себя, а затем осадил: хорош придумывать – не писатель. Я даже в имени её не уверен, а уже… А уже пою дифирамбы. Интересно, конечно, всё получается.
          …Только мечты, даже самые сладкие, крайне быстро летали. Под ногами снова сухие и мокрые листья. Скука, тоска и слякоть. Чувствовалось, что скоро зима. Замёрзну. Будет первый в истории мира всей Вселенной закоченевший и замороженный призрак. Мороженный.
          Фантазия осталась и после смерти.
          Это – единственное, что спасало и отвлекало от тьмы.


          26 сентября 20хх
         Может, я поторопился сказать, что больше в жизни не было ничего интересного, определённо поторопился: оно было, только со стороны. Я снова стал свидетелем, очевидцем странной, весьма даже странной картины. И до сих пор не знал, что это такое на деле.
          Сначала, когда я стоял у дороги и смотрел на бесконечный поток машин… А впрочем, нет, нет – не так; не имеет значения, что я делал, что никак не мог перейти дорогу, боялся шагнуть навстречу (насквозь) и броситься под машины, и рядом сидела на коне девушка, и мы ждали вместе, вздыхая почти в один такт…
          Когда я остался один и не знал, куда идти далее, исходил кое-как весь наш маленький город, успел заскучать, насмотреться на всякое-разное, заглянув во все дачи и не нашёл там того, что искал, именно в тот момент странное кое-что и случилось.
           Не знаю, что оно. Честно, не знаю. Точно сон, галлюцинация, мираж пустыни. Я повернул голову и там, где ещё пару секунд назад были поле и травы, очутилась небольшая возвышенность. Оттуда, как, каким образом?.. Точно вышла из земли. А на холме чудовищного вида образование, красивое и прекрасное, пугающее и завораживающее одновременно. Какие-то деревья. Сад. Кажется, через пики забора проглядывали ветви яблонь с плодами.
         Впереди большие ворота, очень большие, из золота или платины. Они высились над небольшими ступенями и всё же были достаточно неприступными. И возможно, не из золота, а из какого-то иного неразгаданного, неведомого человеку металла розового оттенка. Одновременно страшный и красивый забор ещё отдавал жемчугом, но это явно был иной материал. И почему-то сознание знало, что это – ворота Рая.
         Странно, но это, как говорят сейчас, распиаренное в положительном свете местечко, вселяло страх. Только страх. Хотя, наверное, и неудивительно. Передо мной были ворота из непонятного блестящего металла, да деревья, растущие в огромном саду. Весь этот сад, все растения, ворота и ограждения, и особенно ограждения, всё это клубилось, бурлило некой невиданной энергией и разными цветами попеременно, вспыхивало, затихало и снова слепило взор. И единственным, на что походила эта безудержная энергия, было электричество. Молния. Тысячи маленьких и больших молний. Сгусток бурлящего света, конгломерат.
          То ли райские врата на самом деле охраняла подобная сила, то ли это я представил её себе так. Но почему именно здесь, сегодня, здесь и сейчас? На это у меня нет ответов. Знаю точно, что это не сон. А дальше не имею понятия. Рай не мог мне приснился хотя бы, потому, что я призрак, призраки не спят, они не имеют тела, не имеют никакого тела от слова «совсем». И одна лишь душа. Без дома.
          Я пробовал зайти внутрь, но что-то отчаянно отбрасывало на несколько ступеней назад. Барьер только креп, энергетика становилась испепеляющей. И так место, прозванное всеми таким хорошим, на самом деле принесло очень странные чувства. Или это есть знак, что мне закрыт путь в райские заросли. Что-то я сделал, сделал не то, жил не так, словом, провинился – и вину свою не искупил. Но оставим религию для священников.
         Ещё через пару часов, топчась на том же месте, что ранее, я снова увидел небольшой холм, а на нём это неведомое кипящее образование. Снова не получалось зайти. Снова было холодно, больно и одиноко. Особенно одиноко, грустно, обидно. Обидно, как никогда! Обошёл весь свой маленький мир, дошёл до его окраин. Увидел, наконец, что-то поистине удивительное, дошёл до самого Рая, Рая и что же тогда!.. И был обречён бродить и быть опять в одиночестве.


          29 сентября, 20хх
          Недавно вспомнил про одну любопытную способность – проходить сквозь людей, считывая их эмоции, мысли и настроения. С помощью неё один раз даже удалось запомнить парочку воспоминаний. Но, к сожалению, по выходу из человека многие картинки стирались. Ощущение, будто у тебя большие проблемы с памятью.
         Сначала даже смешно. Немного весело, немного необычно. Чувствовалась лёгкость и одновременно с тем всесильность – проходишь через одного человека – и ты он, идёшь дальше – новая жизнь, совсем другие истории. Другие мысли, мечты, имена, координаты квартир и прошлое…
         Но было забавно только со стороны, вскоре и это мне надоело. Идёшь со своими размышлениями, пытаешься осознать одно, и тут – бах! – ты уже женщина с тяжёлыми пакетами яблок. Уже её мысли, её заботы; о себе всё тотчас забывается, всё путается, отвлечься потом никак. И теряется навсегда нить повествования, это всё-таки грустно. Особенно то, что случилось сегодня.

          …Это произошло в нашем центральном парке, сразу же после того, как работники местного управления высадили новые осенние цветы. В парке, почти ботсаду, там всегда было много народу: и маленькие дети, и подростки, и парочки. Сидели, значит, две девушки, сидели, с грустью смотря на цветы. Их эмоции настолько заглушали происходящее, что, спорю, девчонки не чувствовали, какой стоял сильный ветер. И я его не ощущал.
         Даже мне, призраку, стало вскоре холодновато. И больно, и грустно, узнав, что у них происходит. Девочки попали в такую ситуацию, какую не пожелаешь врагу. Первая из них, Александра…
         Саша плакала, буквально не переставая. А люди шли мимо, и никто не обращал внимания на неё. Из её смешанных картинок памяти, неразборчивых всхлипов и шёпота было ясно не всё, но в тоже время достаточно многое. …И это могла быть банальная история о любви, если бы только не одно «но». Её не бросал парень. Напротив – даже не собирался. Саша ушла сама.
         Перед тем, как родить дочь, она вышла замуж за парня, с которым была знакома всего один месяц. Они гуляли каждый день. Максим казался её идеалом, но бывали уже тогда смущающие Сашу моменты. Совершенно разные увлечения, большая разница в возрасте, сомнительный круг друзей мужа, ещё более сомнительное и непонятное прошлое. Якобы он страдал по неразделённой любви за какой-то «космической девой», годами лил за ней слёзы, вёл почти аскетический образ жизни, даже забросил учёбу из-за неё.
         Всё это рассказала Саше мать безумного красивого Максика, новая коллега на работе. И, как выяснилось потом, мать же и придумала всю эта историю. А в реальности было наоборот… Саша просто купилась, не распознала зла ввиду своей доброй натуры. А на самом деле у того «Максика» было семь неудачных отношений, даже трое детей – точнее абортов и сломанных судеб. Он пил и гулял, его порой не могли нигде найти родители, так как шумный подросток специально оставлял телефон и убегал непонятно зачем на край света. Родители заперли его однажды под ключ, но безбашенный отпрыск выпрыгнул из окна третьего этажа, и как-то очень удачно…
          Он не хотел жениться, ненавидел женщин, распускал про них мерзкие слухи, всегда славился похотливыми шуточками и, словом, не мог нормально вести себя в коллективе людей. Он не мог отличить тюльпан от ромашки и притом насмехался со своих бывших одноклассников, что учились на двух или трёх факультетах… Он был просто настоящий кошмар.
          Безутешная мать представила Саше своего сына как немного отстранённого, мечтательного и творческого человека, а потому имеющего определённые странности, но «ты же знаешь – все так, и тебе уже не восемнадцать, и нет идеальных парней». Думала, что женитьбы обуздает испорченность сына. Придётся взять себя в руки, пойти, наконец, на работу, придётся заботиться о семье. А Саша взяла и поверила.
          Её просто обманули, завесили дымом глаза… Глупенькая маленькая девочка, пусть уже и не восемнадцати лет, она просто поверила. Она думала, что обрела своё счастье. Ирония сыграла на том, что она, однажды тоже жестоко разочаровавшись в партнёре, поверила, какую это приносит боль. Она сильно хотела детей. Она выросла сама в детском доме. Она приняла Макса со всеми его странностями, минусами и плюсами, влюбившись в него без ума, влюбившись с первого взгляда.
          Она встретила его в первый раз в марте, в библиотеке, куда мать буквально на цепи привела своего отпрыска, попросив сказать, что ему тоже нравятся книги, сыграла свадьбу прямо в день Вальпургиевой ночи, а на следующий день забеременела. Удивительно, но молодые, не смотря на полнейшее отсутствие общего, за исключением разве только одного фильма, молодые очень понравились друг другу. Максим не ослушался мать, только сделал это из каких-то своих тайных помыслов.
         Ей ещё, помнится, говорили, опасный вы выбрали день, и почему вы так быстро. Нельзя так, «Саша – это опасно, присмотрись к человеку», а она отвечала: «Я же не ведьма, чтобы такое праздновать. Ну и что?» Праздновала – не праздновала, а праздник был, и был веками, задолго до их рождения. Дурной, непредсказуемый знак. Любой призрак подтвердил бы, что играть в подобные вещи не надобно.
         …А потом она родила, по принципу «сила есть – ума не надо», родила очень здорового ребёнка, но полностью перенявшего гены своего неидеального отца. К тому времени в их семье начали один за другим умирать попугаи. Любимые птицы, любимые создания Сашеньки! Она чувствовала с ними крепчайшую связь ещё с самых пор, как была воспитанницей детского дома, когда однажды на один из дней рождений ей подарили белую птицу. Она купила себе ещё пятерых, как только перебралась в квартиру.
           Птицы ничем и никому не мешали. Они пели, и под их пение засыпал богатырь Артёмка, правда, пытался пару раз словить крылатого и стукнуть его головой о пол, но это совсем-совсем другая история. Птицы никому не мешали. Наоборот – зимними вечерами – они прибавляли уюта, с ними было теплей. Они летали, и ветер из-под их крыльев говорил, пел, кричал о том, что в этот дом давно мчится ветер перемен. И Саша радовалась, она подпевала и танцевала. Она любила их также сильно, как мужа, как сына.
          …А после вдруг осталась одна. Птицы стали умирать друг за другом. С разницей в месяц, притом что были ещё очень молоды. «Они живут до пятнадцати, а то и двадцати лет», вспоминались слова продавщицы. А этим… Скольких им было? Меньше десяти, это точно.
           Правда пролилась, но как уже было поздно. Все, кто хотя бы мельком был наслышан об этой истории, имели свои догадки, но все молчали, боясь якобы вмешаться в счастливую чужую семью. Боясь, что их обвинят в клевете, ереси, чёрной зависти. Но это не зависть, нет, было б чему завидовать! Люди просто боялись сказать, боялись обидеть Сашу. Думали, она сама понимает. Полагая, что девушка вышла лишь по расчету, ведь у Максима был дом, дача и две машины, даже старая лодочка, дряхлая, но всё же рабочая, и очень богатые родственники, врачи, или вроде того.
           Саша не знала. Она верила словам о том, что «птицы молодые, но они у тебя в клетках сидят, малоподвижный образ жизни». Так и поверила девушка словам своего обманщика мужа. А это он их травил. Он ненавидел, ревновал, кормил шоколадом и мясом. И птички начинали болеть, он хотел «разводить детей, не животных».
          Это выяснилось после нескольких лет. После того, как родилась ещё Сонечка и Алинка. После брака в ЗАГС-е и обязательного, по наставлению матери, венчания. Выяснилась вся правда. Но уйти уже было нельзя. Максим пригрозил, что отсудит всё и скажет, что она была с ним только потому, что хотела «хоть от кого родить, на самом деле была тупая и мечтала переспать со всем районом». И неважно, что это – ложь. Что это позор, пятно – ему было неважно. Он пил со своими друзьями, как раньше, а дети сидели дома, играя с полупьяным котом. Игрушкой-котом, на которую однажды в сонном дурмане упала и разбилась бутылка.
         Ему было плевать. На развод, на венчание, на детей. Он не хотел. Его заставили. Чтобы не быть не как все. «Потому что надо, чтобы была жена, дети, надо, вот надо так». И любовь прошла. Всё прошло. Саша точно очнулась. Она в один момент ужаснулась тому, как смогла, как попала в сети этой семьи, как не поняла сразу, что её просто использовали. В качестве домработницы, уборщицы, повара, исполнительницы любого каприза мужа. Она думала, это от любви. Она разочаровалась в ней во второй раз. А птички поставили точку.
         И можно было бы согласиться, сказать, что всё-таки они были не молодыми, наш климат не сильно подходил для тропических созданий, наше солнце не было таким, как им надо. Можно было бы. Если бы не одно «но». …Вокруг силуэта заплаканной девушки летало шесть маленьких белых комочков. Вот кто любил Сашу бескорыстно, безгранично, по-настоящему! Вот кто не оставил её, даже смирившись с те, что она впустила в дом их убийцу. Один сидел на плече, другой прыгал по рукам, остальные кружили в небольшой стайке, пытаясь поймать мимо летящую бабочку и удивляясь, что ту не удаётся поймать.
          Птички всё понимали. А она не могла простить. Себя. За них, за все эти годы обмана. Вспомнился странный разговор, вспомнились книги, к которым более никогда не прикасался Максим, вспомнились истории, что «он очень хочет венчаться, и – надо же! Мальчик! – а всегда мечтал о венчании, просто молчит, стесняется», - так говорила мать и все знакомые и друзья мужа.
         Саша не могла забыть. Она чувствовала боль и отчаяние. Не за детей. Мечта о счастливом браке рассыпалась без надежды на восстановление. Да она их и не любила. Как бы это ни странно звучало, она не смогла полюбить своих детей, она впала в депрессию и видела в них только маленькие копии ненавистного Макса. Она даже была не против смириться и отдать их ему. «Но пусть в суде всё решится».
         Ей было больнее всего за себя. Что за наваждение, что за приворот сумел затмить её разум, что заставило её не проронить ни единой слезинки, когда умирал Дик и Лин, Минки, Сарри и Марки, наконец, её любимый Апрель. Она не почувствовала ничего, она любила тогда только мужа. А он вот чем отомстил ей. И отомстил – за любовь?
          Она сидела на мокрой скамейке, смотрела на цветы и рыдала, она вымаливала прощенья у птиц, которых всегда любила больше любого мужчины… Если ему они чем-то не нравились, можно ведь было сказать, решить это как-то иначе. Почему именно так?
          «Почему?..» - она шептала громко на ветер.

           А другая девушка была тоже в курсе этой истории. Но мать запрещала её говорить что-либо Саше. «Иначе сглазишь!». А она просто видела, она чувствовала, заметила, что после свадьбы по какой-то странной причине после встречи со своей подругой, она приходила всегда без сил. Что-то угнетало и пожирало их. Ей снились сны – символические послания, будущее. Но она ничего не могла сказать. Она была вынуждена лишь наблюдать, как страдает её знакомая.
        «Не нравится – завидуй молча! Не говори о них, не думай о них! Или надевай крест и иди отмаливай свой поступок! Я сама тебе его надену, запихну аж не знаю, куда!» - кричала помешанная на религии мать. Она почти всегда угрожала дочке подобным.
        «Не нравится – завидуй молча! Не смей даже думать, что там что-то плохо!»
        «Я просто пытаюсь понять, о таком ли она мечтала всю свою жизнь? И хочу узнать, и не знаю никакого ответа».
        Ей говорили заняться собой и лучшего всего найти себе парня. Мол, «мы ещё посмотрим, какой будет у тебя, сама найти, а потом уже других сиди, обсуждай. И роди хоть одного! Кому наше имущество отойдёт?» Говорили забрать все свои слова назад и снова, и снова молиться, не выходить за такого, «если тебе такой, видели те, не нравится».
          «А я теперь вообще не за кого не хочу. И не выйду. Не верю ни в какую любовь. Даже не жди, не надейся. Или буду встречаться больше десяти лет. Но ни за что, никогда не повторю подобных ошибок».
         …В конце концов, она приехала, чтобы предупредить. Но было уже слишком поздно. …Держала в руках блокнот и рисовала парня своей мечты. Сидела, отвернувшись, надвинув по глаза капюшон, и молчала. Она не проронила ни слова, услышав голос Александры, не нашла в себе сил успокоить её и сказать, что она с самого начала всё чувствовала. А ведь раньше девушка жила в Сибири, они общались только по Интернету, но даже по Интернету и из Сибири, она знала всё, всё предчувствовала…

          Меня всегда удивлял вопрос, почему девочки так быстро влюбляются, как, почему им нравятся люди и такие люди в особенности, почему они не видят истинной сути, почему любовь ослепляет глаза и лишает рассудка. И такое ли это благо – любовь, если она творит подобные вещи? Как будто свет клином сошёлся на браке, муже, на детях. Это – инстинкт, а не разум. Это не есть Любовь.

          …Рядом сидела девушка, что никогда и ни с кем не встречалась, и у неё не было таких в кавычках любовных проблем, она полюбила образ, и этот, пусть не настоящий человек, он может дать ей намного больше, чем может забрать живой и полный загадок человек. Да лучше не любить вовсе. Лучше уж быть одной. Мне точно не понять ваши страсти.
         После этой встречи-полёта, я стал косо смотреть на молодых озабоченных юношей, на девушек, у которых буквально слюни текли изо рта, когда будущие мужья говорили им подробности будущей ночи; жутко становилось, мерзко и так противно, я понимал, что большинство их них врут, тут нет любви, они никогда не будут навсегда вместе. Хотелось даже врезать пару раз кулаком; до сих пор забываю, что у меня нет ни рук, ни тела…


         5 октября, 20хх
         Сегодня шёл возле университета, видел, как от лёгкого ветерка с растущих рядом высоких каштанов, точно бомбы, падали колючие ёжики. Студенты бежали, смеясь, что «скоро буду на паре, скоро – через две минуты, не более, если не убьёт каштан». А мне ничего не было, только немножечко неприятное покалывание, да тоска. Праздник осенней тоски. Как раз такой существует, нужное выбрали время, вот здесь согласен.
         Ветер поднялся сегодня невиданный. Все, что ходили мимо, лишь прятали шеи да кашляли. Из-за отсутствия мирских дел и полной не выразимой словами апатии, я продолжал слоняться между высоких деревьев, заглядывать в озерца и пруды. Возле университета как раз был сад, и что только не росло там, и кого только там я не видывал. Улитки разных форм и размеров переползали с листка на листок, их выжидали, на них набрасывались голодные красноухие черепахи. Залегали под массивной зеленью лотосов или, сытые, грелись, когда выходило солнышко. Сегодня погода не сильно радовала – солнце время от времени закрывали массивные облака.
          Я помнил про то, ради чего однажды направился в поиски. И продолжал не терять надежду – искать кота. Снова и снова поиски заканчивались пустотой. Именно пустотой, а не разочарованием. Разочарование – это боль, это минус, а тут, как бы сказать, ничего, совсем никаких чувств - пустота. Лишь только люди, их мелочные и пустые мечты, грустные и печальные ситуации, комедии и трагедии жизни, лишь больше и больше вопросов… Невольно даже складывалось впечатление, что радость покинула всех, никто из живущих здесь не сможет достигнуть Рая. Земля – не зря кто-то сказал, это ад какой-то другой планеты, вот только лишённый огня, тепла, абсолютно серый, безрадостный. А я вынужден жить и смотреть, безмолвно наблюдая за всеми страданиями.
         Недавний опыт вторжения в чужое сознание развлекал, и время от времени, по сути, из-за отсутствия других дел, я продолжал заглядывать в истории проходящих людей, пытаясь понять и принять их. Не всё поддавалось разуму. Ситуации, как на подбор.
         Повторюсь, что пока я любовался колючими каштанами да время от времени поглядывал на черепах, что соизволили-таки вылезть даже в облачную погоду на лист, мимо, а затем насквозь меня прошло двое студентов. Мысли обоих и чувства отпечатались в сознании, точно след.
          И снова они были связаны! Мучитель и жертва, палач и невинная красивая птаха! И каждого можно было попытаться понять, вместе с каждым рыдать от его истории.

         Это были обыкновенные с виду парень и девушка. Они даже казались неплохой парой, но только и только на вид! Между Кристиной и Оримиром были невероятно трудные отношения.
         Всё началось давно. С друзей или знакомых этой девушки. История путалась, переплеталась, и трудно было сказать что-то наверняка, они и сами едва помнили, с чего началась их вражда, но время сковало цепью, забрав у обоих на пару два или три года жизни.
         Оримир, которого кратко звали все Рими, писал стихи, и в деле своём был мастер. Его признавали пусть и не все, но многие отзывались приятно, тёплыми словами и выражениями. Его творческая деятельность началась невообразимо давно – едва ли не с десяти лет, или даже восьми-девяти. Тогда маленький Римик, страдал от ужасных болей, болезней. Над его судьбой уже кружили тёмные ангелы, впрочем, нет, всё было весьма серьёзно, но он жил далее. Единственное, что, увы, свершилось по воле рока: это социальная смерть юного автора. Он так и не смог влиться в коллектив. И как ни пробовал – не получалось.
         И тогда он начал писать, всё началось с дневника. С коротких, затем длинных фраз об истории своей боли, об одиночестве. Он писал, лежа на полу, на ковре, запираясь на ключ в своей комнате. Совсем ещё маленький мальчик, впереди которого мог быть мир, целый мир! Не зря его даже так звали. Только изобретательная мамочка и бабушка прогадали. Имя не создало судьбу.
         Много дней и ночей Римик лежал так, запершись в комнате, лежал потому, что лишь лёжа слышал родительский разговор. Он подслушивал страшные слова и прогнозы, которые без конца повторяли родители. И закрывал глаза, и зажимал маленькими руками уши, и смотрел со всей своей любовью, надеждой и преданностью на белый лист. В полутьме или с полностью выключенным светом, внимая тонкой полоске жёлтого, льющегося из-за двери. Тихим голосам, теням, шорохам. Важно было ещё не попасться родителям. Бумага с синими клетками и красным полем, как единственный собеседник в друг, нередко орошалась слезами…
          Шли годы, болезнь отступила, но, как сказал, один врач: неизвестно, оправится ли мальчик психологически, или уже навсегда останется белой вороной. Слава ему на небесах, он уже давно ушёл в мир иной, но как оказался прав. Рими рыдал почти каждый день, вспоминая, что сказал доктор. И родители его вспоминали, точнее даже не забывали, но они знали ситуацию со стороны, а мальчик – изнутри, во всех красках.
          Я начал говорить про дневник… Он виделся и спустя много лет. Корявые записи десятилетки превращались в глубокие философские опыты, в них часто звучали темы отверженности и одиночества, но уже на другом уровне. Все слова, сказанные про них, были чистейшей правдой. Итак, Рими писал дневник, но не просто – как все, а стихами. Со временем сюжеты начинали меняться, уходя больше в раздумья или фантазии, и в итоге в голове автора уже крутились сотни миров, которые он излагал на бумаге.
           Подумать только, а всё началось с дневника…

           Прежде, чем сказать, что было дальше, и почему он стал тем, кем стал, я расскажу про другую виновницу этой депрессии, про Кристину, про историю, с которой у неё начиналось. Что сказать? Из того, что удалось почувствовать, кажется, в прошлом там тоже было мало хорошего. Не так поэтично, не так чётко, чтобы делать определённые выводы, не так много рефлексии и мыслей: «Почему я?», иначе, но в чём-то также. За исключением того, что она не писала, но брат хорошо танцевал, сестра шила, а она хотела писать. Хотела, но не умела.
           Как пришла она к книгам? Не от большой любви к литературе, также перепробовав довольно многие увлечения. Игры, сериалы и фильмы, да, они могли на время охладить пыл непростого характера, но чего-то всё-таки не хватало. Чужие эмоции. Там везде были чужие, а надо излить свои. Иначе, как написать это в фанфике, представить она не могла. И писала очень редко – время от времени. Складывала в стол, забывала, лишь косо поглядывая из-под густых своих тёмных орлиных бровей на тех, кто ещё писал в её классе.
         Так вышло, что и Оримир, и, как мило называли её все, Кристиночка, они давно смотрели косо друг на друга, а потом ещё и поступили, к несчастью, на один факультет… Напротив него сейчас я и сидел, слушал мысли. Черепашки нырнули в озеро. Из лабиринта зелёной листвы выбежала какая-то большая белая птица, да показалась любопытная попрыгунья рыжая белочка. Такое чувство было, что и они слушали историю этой пары.

            …Всё началось, а точнее продолжилось два или три года назад, после того, как автор обмолвился про своё любимое произведение. Не совсем автобиографичное, даже если и так, приукрашенное большой долей фэнтези и фантазии, и в общем не важно, о чём; он сказал, а она услышала. И с тех пор началась их война.
          Кристине было невыносимо слушать такие красивые строчки. Сначала они немного ещё убеждали её в том, что автор не опытен, это только одна работа, одна из первых, однако, любимая, написав тысячу работ, так и быть, невольно напишешь одну хорошую. Но затем она узнала, что у него по-настоящему несколько тысяч стихов. Вот только не меньшинство было удачным, а почти все. Были работы с разными серьёзными темами, в разных жанрах, разных размеров и направлений. И всё так красиво, так правильно, высоко! Нет, не бывает в этом мире столь высоких и чудных помыслов. Римир врёт, он – самый великий обманщик, ханжа. Он – ханжа, потому что она ни за что бы не придумала нечто подобное.
          И Крис слушала стихи, и ей нравилось, но с каждым днём, с каждой строкой невиданное чувство не покидало ни на мгновение. «Мне ведь понравилось то, что он прочитал? Да, и ещё как». Но с каждым днём, с каждой новой строкой некий бурлящий огонь рос и рос, увеличиваясь в размерах и разгораясь, он начинал жечь, выжигать изнутри. …Не сразу строчки, которые крутились в памяти, стали приносить тягость и боль. Не сразу Кристина поняла, что ненавидит автора за работы.

           …А он продолжал читать, выступал на различных мероприятиях. Он жил этим и потому писал, не испытывая ни тени зависти, лишь восхищение перед теми, которые были лучше. И везде, буквально везде упоминал ту историю фэнтези. И каждый новый день писал и писал что-то ещё.
           Как было можно пройти мимо, поддавшись хвале толпы? Как можно было пройти просто мимо, когда изнутри тебя съедал, убивал этот жар. Невиданный голос, что шептал: «Ты можешь лучше! Кто он? Да он – ничтожество! Гений русской мысли, отец местной возвышенности, только в кавычках, в кавычках!» И руки, что чесались от зуда новых работ, но не были в состоянии написать книгу. Девушка сжимала кулаки, выходила из зала и ловила себя на том, что не может перестать думать. Оримир занял все её мысли. Да что же это такое! Всё время уходило на прочтение его новых работ. Зависть сжимала петлёй, и в тоже время что-то тянуло к юноше, перестать читать его произведения, увы, почему-то не получалось.
         Кристина продолжала спрашивать себя, почему? Почему именно он и его творчество? Ведь в мире авторов миллионы. И она видела ведь разных, и нельзя сказать, что весь свет клином сошёлся на её однокурснике. Защитники Рими, что видели и понимали всю ситуацию, сыпали колкими намёками и спрашивали, уж не любовь ли всему виной? Кристина не знала ответа.

        …Так сидели они до сих пор, иногда сидели за одной партой. Она писала юноше различные письма, создала на имя его целый сайт. Только представившись чужим псевдонимом и якобы из города Петербурга. А на самом деле была так близка. Так близка, что парень не мог не верить. Но он не вдавался в мирские дела, ничто земное после болезни не слишком занимало его. Теперь, получив второй билет в жизнь, он жил только ради любимого дела. Но разве он посвящал всех вокруг в истинную причину своего творчества? Разве кто-то знал о безрадостном детстве, которого, как бы сказать, детства не было; о тяжёлой беременности, угрозе выкидыша, о прочих других причинах? Никто. Только дома. Но даже родители не всегда понимали, почему сын так упрямо не хочет искать себе девушку, почему не любил, нет, даже ненавидел и не мог спокойно смотреть на тех, кто целовались на остановках, ссорились и расставались от пустяков.
          А потому, что некие высшие Силы сказали, что он будет жить, и он выжил. Вопреки всем. Вопреки всему. Потому что он должен был стать тем, кем стал. Он должен был дарить миру свои книги.
         О предназначении она не знала. Крис до последнего надеялась и в итоге полностью убедила себя, что талант Рими – дешёвка, купленная за счёт денег родителей, что они подкупили преподавателей, или, один чёрт знает, кого ещё. А как, спросите, грамоты? Выписывал их себе сам. Девушка прекрасно знала о том, как это было сейчас не трудно – идёшь в магазин, покупаешь нужный шаблон и пишешь… Она не верила, потому что не хотела верить, что, в отличие от него, ей не дали такого дара. И находились миллионы причин, и каждое слово, строчка звучали из уст обличительно. Только, при желании, каждого автора можно осмеять. А вот попробовать повторить, попробовать повторить даже самую малость – сложно.
          Она не знала, какую цену Римир уплатил за талант. Думала и воображала себе счастливое детство, полное мыльных пузырей, шариков и конфет, сладкие пирожные, мягкие игрушки-авокадо, десятки друзей, влюблённых… Собственно, всё то, чего она так хотела, но также не увидела в своём прошлом. Самый младший ребёнок в семье, ещё один ребёнок в семье уставших родителей.

         …Оримир сидел в двух шагах от меня и тоже смотрел на белочек. Девушка кралась за его спиной и пряталась за толстыми соснами. Она продолжала высмеивать его за якобы «чрезмерное обожание природы», - странное обвинение, особенно если учесть, что природа много лучше людей, и быть иначе не может. Этот же мотив звучал неоднократно в романе. Итак, она не знала, почему он писал и почему он мог, а юноша, в свою очередь, не догадывался, кто такая она. Буквально сегодня утром его осенило, догадка сбылась.
         Рими сделал вид, что не увидел этого крошечного преследования, остановился, замер, начал снимать белочек, которые на самом деле давно уже убежали наверх. И тут подошла Крис. Я стоял всегда в паре сантиметров от неё и буквально чувствовал этот тёмный жар, который струился от тела.
- Это ты! Это всё-таки ты! Кому оно ещё надо?
          Девушка с некрасивым лицом вышла из тени и засмеялась.
- Выходи, это ты. Я всё знаю!
         Силе духа и смелости парня оставалось лишь позавидовать.
- Иди же сюда, что ты молчишь?
         И он поравнялся с ней, по некой неведомой причине я подался вперёд и встал прямо между враждующими.
- Это ты.
- Да, я…
- Ты не знаешь, что говоришь. Оставь меня, если я тебе так противен.
        И тут она запела:
- Не так-то быстро!
- Ты знаешь, что иначе будет потом.

       …Широкий ствол сосны перекрыл мне обзор на следующие мгновения. Кажется, автор прижал девушку к дереву, приподнял и начал душить её. Лишь сила и страх заставили человека раскаяться.
- Два года, два года ты не давала мне жить спокойно! И за это время её величество не могло найти себе нового шута? Да ты сама шутиха.
- Я говорила и писала так, но мне всё понравилось! Я не могла по-другому сказать!
- Так говорила бы то, что ты на самом деле испытываешь. Твоя ложь, как видишь, ни к чему всё равно не привела. Я не покончил с собой, а что касается так называемого позора… Люди видят ситуацию со стороны, а ты – только со своей точки зрения. Людям виднее, кто прав. Людям видней, кто я и кто ты, Кристина. Твои старания прошли даром. Я не перестал писать. Ты ничего не достигла, пытаясь меня опустить. Ты лишь потратила время. О, как давно я видела во снах нашу встречу и хотел всё это сказать.
         Да, я назвал тебя так, как я думаю. Но сколько грязи и зла сказала в ответ мне ты, и сколько сказала ранее, вынуждая, принуждая к ответу? Я понял давно, людям свойственно видеть в других отражение, отражение себя – не больше и не меньше того. Но прими же, прими этот факт. Ты никогда не станешь такой, как я, и мной никогда не станешь. Точнее есть один способ, но он тебе, боюсь, не понравится. Начти творить, поступай с людьми так же, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой. Это очень простые истины, но для некоторых невыполнимо сложные.
- Отпусти меня!
- Лишь после того, как твоя зависть отпустит меня.
- Мне тоже надоела война, обещаю, негатив отменяется…

          И что ей мешало сразу сказать, что она тоже хочет творить? А может, Орим бы согласился даже взять девушку к себе в ученицы? Плох не тот учитель, что вызывает зависть своих учеников. Плох тот ученик, что не пытается превзойти учителя, который и не мечтает об этом, и не делая ровным счётом ничего для своего развития, ещё надеется на какой-то результат да на промах соседа, чтобы таким образом после сравняться с ним.
         Не написавший ни одной поэмы автор и писатель, потерявший навеки музу, которому внушили, что он бездарь, всё-таки разные вещи. Нет, не похожи, и близко. Этому не учат в университетах, только лишь в школах жизни, и у этих школ нет ни имён, ни адресов, ничего… И сколько ещё таких девочек, мальчиков страдают от слов других, а после признаются, что даже самая злобная критика – на самом деле это признание.
         Кстати, парню ничто не мешало задушить свою нерадивую пассию. А вот будь на его месте она, интересно, она оставила бы в живых Оримира? Есть ли в злодеях хоть капля чего-то человечного, осталась ли ещё? Полностью злой злодей – скорее стереотип, или, увы, правда жизни? А ещё говорят, зависть всегда заканчивается могилой. Очнись, Крис, или смирись с этим фактом.


          10 октября, 20хх
          Сегодня опять думал об одном и том же. Увиденные картины грустной действительности, сплошь сотканные из бед и проблем людей. Неужели нет больше ничего в мире? В моём мире, мире таких, как я? А на самом-то деле есть…
          Глупо и говорить, что после смерти, которую я, кстати, так и не вспомнил, после дня моей смерти всё изменилось и превратилось в бессмысленный путь, и лишь поиск большого чёрного здоровяка-кота немного оттенял этот путь мрачными, но приятными красками. Я стал более наблюдательным, начал подмечать то, на что раньше, кажется, не обращал внимания, а проходящие мимо живые – теперь только так называю людей, – а люди, живые люди! – они не видели.
          После смерти я стал много думать о том, чего прежде, должно, никогда не думал. Про совершенно разные ситуации, взгляды, точки зрения диаметрально непохожие и мешающие счастью друг друга. Я раньше не видел этого. Был таким же, как все, который сидел и смотрел на мир через лупу только своего мира, из своего угла. Наверное, так смотрел.
          …Я не обратил бы ранее внимания на то, как красиво и грустно порхали бабочки. Они так долго готовились к полёту, а им суждено прожить всего пару коротких дней. И обязательно бы пропустил мимо себя сцену с сегодняшней девушкой.
            Не знаю, что с ней было не так или что так, или почему я говорю о ней – я не знаю. Она просто врезалась в память, осталась там, точно след. И ничем, ничем уже не сотрёшь из памяти. Ещё говорят, призраки не могут никого полюбить… Могут и ещё как сильно, выходит. Предаваться фантазиям впечатлений.
           Она просто сидела в кафе. Ела свою ягодную Флоренцию. Всегда с обожанием смотрел на них. Маленькие яркие пирожные привлекали своим изысканным цветом и комбинацией ярких красок. Жёлтое желе, порезанные кусочки клубники, ананасы, или что там ещё… Да, и девушка, она напоминала богиню, богиню, что сидела в маленьком захудалом кафе, но ела кусочек Рая. Как вдруг из двери или из окна влетела огромная бабочка. И устремилась к ней.
          Надо сказать, что девушка вся была в чёрном, и не так уж особенно пахло её лакомство, сколько мне хотелось снова обрести нюх и вкус. Бабочка начала крутиться вокруг лица незнакомки, а после пускать в него хоботок. Глупышка! Подумать только, она приняла девушку за цветок! Если бы она была ещё хотя бы ярко одета. А затем улетела и стала точно также биться о наклеенные на стену картины с тортами. Наверное, она тоже чувствовала, что уже осень, чувствовала, что скоро уйдёт… Когда ты никуда не торопишься, подмечаешь даже такие моменты. А в жизни почему-то не замечаешь.
         Мне было грустно уходить из этого места, но что поделать. А вечером стало известно, что дева чуть не попала под машину, и теоретически мы могли встретиться. Но радости от известия – никакой.


         12 октября, 20хх
         Маленькие радости подстерегали, однако, повсюду. И куда делось то злобно-тоскливое настроение, что было ещё месяц назад, куда убежало? Погода наладилась, и временно снова стало всё хорошо. А когда всё по-настоящему хорошо, ты забываешь всё, и даже то, что ты – призрак, всё удивительным образом забывается…
          Я маялся от лёгкой тоски и скуки, летал туда-сюда по улицам, без особого направления и без цели. Решил положиться полностью на себя, на свободную стихию, на ветер. И что вы думаете, этот весёлый шалун, оказалось, мог быть славным другом. Он бросал меня, нет, подбрасывал, мягко и очень нежно от одного человека – к другому. Я даже закрыл глаза. Душа схватывала энергии проходящих мимо людей, и разные отрывки их жизней, как калейдоскоп, мелькали, исчезали и завораживали.

         …Особенно, помню, понравилась одна девочка, что строила у себя в мечтах целые города. Есть такое выражение про воздушные замки, но эти были вполне себе каменными и на земле. Только не из совсем обычного камня.
         Я не буду вдаваться в подробности того, кто это девочка или девушка, как её зовут, что ещё я о ней знаю. Ничего не знаю. Лишь заразная идея – мысль сидит не только в её голове, но и летает вокруг по воздуху.
         Спорю, в первую очередь – вдохновение давало крылья идее, а не только её необычность. Потому как построить дом, а уж тем более город из драгоценного камня, сами понимаете, работёнка не из простых. Но, думаю, это возможно, можно, только желания нет. И не для таких созданий, как люди… Люди не смогли бы его сберечь и не растащить по кусочку чудо.
          Мне понравилась эта идея хотя бы, особенно тем, насколько она была необычна и как отдавала красивыми детскими мечтами и сказками. А ведь лучше так, лучше мечтать о высоком, чем считать мечтами то, на самом деле обыденно. Может, и не плохих вещах, но не достойных звания настоящей Мечты. А это была мечта с большой буквы.
          Не знаю, о чём думала девушка далее, связь оборвалась, мы тотчас потеряли друг друга, и образ чудесного города был уже скорее моей картинкой, моим восхищением и почтением. Ведь как, как, ей так мало лет, а она уже!.. И появлялись перед глазами, как нарисованные, башенки, залы и коридоры. И так там было красиво. Чистое Вдохновение и Мечта. Мне даже захотелось найти на карте этот несуществующий город.
          Существует ли где-то что-то подобное, есть ли в этой Вселенной город мечты? Может, лучше туда отправиться после смерти? И куда мне идти теперь? Бежать, плыть, или лететь. Куда идти, и что делать? Куда деться от мыслей, у которых есть только вопросы, но нет ответов.


          13 ноября, 20хх
          А всё-таки было ведь и что-то хорошее! Красочную мечту незнакомки, что сама, возможно, уже давно забыла о ней, я продолжал хранить в памяти. Помнил её в ещё большем количестве подробностей, чем в тот день, дорабатывал, дорисовывал и мечтал… И отвлекался. Мне снова стало смешно и грустно от того, что это всё началось от единственного желания найти кота. Где он? И узнаю ли его? Наверное, мы никогда уже не увидимся. Как жаль, всё уходит. Мне будет его так не хватать!
         В какой-то период «жизни» появилось ко всему столько вопросов, так много хотелось узнать. Просто диковинная и адская жажда познания захватила всё моё существо, но я не знал даже, откуда начать, как удовлетворить сей порыв. И поиск кота вскоре стал не таким уж и важным занятием, то есть да, в определённый момент истории он был, он казался важным, первостепенным, но после я понял, что одного кота маловато. Мне хотелось чего-то, определённо, большего. Другое дело – чего. Тут и ведьма, боюсь, не подскажет. Потому что не может она знать, никто не может знать, если даже ты сам не знаешь.
          А эта диковинная жажда познания, что ж, она стала началом чего-то нового. И если раньше мне казалось, что вокруг так много боли и одиночества, и удел призрака – наблюдать за всеми этими бедами, да не иметь возможности никому помочь, то теперь, с каждым днём, мне казалось, что наряду с этим существует ещё много всего вокруг. До этого надо было дорасти. Мы всю жизнь растём в постижении чего-то.
           Надо было только закрыть глаза, а затем только открыть их, чтобы это увидеть, открыть свой разум – понять, и чтобы ничто на свете больше не могло сбить тебя с толку, с того самого именно твоего пути. …С такими мыслями хорошо начинать новый день, даже если по всем параметрам он обещает быть серым, как предыдущий.
           Первый снег неожиданно выпал на голову и точно поставил точку над всем, что было непонятно вчера. Ещё вчера. Но всё равно, даже приоткрыв белый лист, даже стоят на пороге новых открытий и чувствуя порывы нового ветра, всё равно, даже так, оставалось ещё много вопросов. И они будут. Так положено быть. Потому что, наверно, так правильно.


          18 декабря, 20хх
           Я слишком много времени провёл в городе, не могу больше, надоел город. Решил заглянуть в село. Было тут одно, если сесть на автобус и долго ехать в сторону. Всё равно спешить, собственно, некуда. Дождался автобуса – пошёл по его следам, а по пути видел виноградники, небольшие леса, холмы, одиноко цветущие полянки с различными последними малышами…
          Я шёл и сам того не заметил, как начал браниться. Никого особенно не злоупотреблял этим, знать, жизнь (то есть смерть) достала. И так полилось слово за слово…
         Я не заметил, как почти дошёл до села, как поравнялся с какими-то детьми, что играли на его окраинах. Их было двое – мальчик и девочка. Они играли, что-то говорили, смеялись, иногда валили и щекотали друг друга. Видно было, довольные. Эх, не то, что я!.. Совсем не как я. И снова заладил новую песню.
- Ты что себе позволяешь? Чего кричишь тут на всю округу? А ну потише, ты.
          Пацан. Он что видел меня или слышал?
- Да кто ты такой!.. – только хотел сказать так и смолк.
- А кто ты? Говорю, замолчи, негоже ей это слушать – наслушается, рано ещё, - начал защищать малый. Такое было чувство со стороны, что маленький рыцарь-защитник уже точно предсказан девочке. Вот только ему до рыцаря, а ей до принцессы – как мне десять раз Рай, туда и обратно. Он самый простой человек.
          Я и раньше видел детей, разных детей, и балованных, и послушных. Но, подождите, в этих определённо было что-то особенное…
- Подожди! Мальчик! Ты видишь, ты слышишь меня? – и небывалая прежде надежда снова загорелась, как звёздочка. И я снова не заметил, как начал говорить сам с собой: - Подумать только, да, слышит…
           О том, что произошло далее, не мне судить. Только такая сцена уж больно была похожа на последнюю, на прощальную. Как если бы мои слова были книгой, а перед вами сейчас разворачивалась последняя глава, самый последний лист.
           Мальчик подошёл почти вплотную, встал напротив – при этом он едва доходил мне до груди. Встал и подмигнул, и рукой помахал, вот наглец! А затем скрылся со своей девочкой. Как же быстро стали сейчас расти дети! Такой быстроты я от них прямо не ожидал.
           Без двух весёлых озорников поле стало скучным и вялым, даже кусты виноградников, голые и замёрзшие, не оттеняли его новыми красками, а всё более усиливали всеобщую серость. …И тут, на горизонте, опять! Тот мальчик.
- Ты!..
- Он.
- Пришёл всё-таки мне ответить. А почему не мог переброситься хотя бы парочкой фраз ранее?
- Я боялся…
- Ой, боягуз!.. – в книге тут следовало бы засмеяться, но я сдержался. Пусть и совсем плоховато вышло это – не лучшая интонация.
- Боялся, что она услышит не то, что надо. Она не видит тебя, теперь понял?
          Тон мальчика, как и поведение его, удивительным образом желали  приобрести объяснение, ну и просто расстраивали, такое хамство!
- Я не хам, нет, не подумай. Я вообще не человек, как ты уже понял, наверное.
          И это был вопрос.
- Так да или нет? – напирал малый.
- Да. Только предположил. Но кто ты: видишь, слышишь меня, и только? Ты первый, кроме ведьмы и животных…
         После встречи с лесной колдуньей энтузиазм встретить того, кто понимал бы тебя, притупился. Я так много наговорился с ней в тот день, во время её ритуала… И сколько месяцев-то прошло! Всего ничего, но до сих пор болят призрачные голосовые связи. Может, поэтому не удивился. Поэтому повёл себя так, был невежлив, груб, неправ и ещё раз неправ.
- Так, а кто ты? И что ты сделаешь мне?
          Всё же смешно было смотреть на это. Угрозы, но от кого? Того, кто ниже тебя в два раза?
          Мальчик помялся одно время, помялся, сделал несколько движений на ровном месте, а после произнёс:
- А так?
         Я снова и не заметил, как он преобразился… Такая нереальная быстрота.
- А так? – повторил уже парень, и я очнулся, едва оторвав глаз от его нового облика, а точнее от того, что за спиной...
- Ну, хватит-хватит смотреть на них, как в первый раз в жизни.
- А я и есть в первый.
- Это всего лишь крылья, - засмеялся парень и в подтверждение слов махнул огромным сине-чёрным крылом. Перо прошло насквозь моего бесполезного носа. Сложенные на груди руки тоже не были настроены дружелюбно.
- Так кто же ты и зачем с ней?
- Приставлен. До поры, до времени наблюдаю.
- И она тебя видит?
- Играем, да.
- И она, наверно, не знает, что ты…
- Она думает, что меня все видят, поэтому мы играем вдали от народа.
- И кто же ты?..
           Хорошо начатый диалог прервала невесть взявшаяся и пролетевшая мимо бабочка. Одна из тех, что живёт всего пару дней, и чаще всего хорошего ничего не вещает.
- Так кто же ты и почему ходишь за этой девочкой? Она не видит меня?
- Точно нет, поэтому, сам понимаешь, как выглядело бы, ответить я тебе. Правда, не обижайся. Мы можем говорить сколько хочешь, только когда нет рядом Лим.
- А кто же она?
- Человек. Верно, не самый обычный. В свои четыре перенесла тяжёлую операцию на сердце, которых их у неё оказалось два! Не знаю всех медицинских подробностей. Я должен быть рядом с ней, так было велено Силами.
- Так, значит, ты, ангел…
- Ангел смерти, - немного с гордостью окончил крылатый. – А ты – просто призрак. Лети уже хоть куда-нибудь. Дай мне пройти.
           Диалог возобновился чуть дальше, по дороге ведущей ещё далее от села.
- Подожди, подожди, прости меня! Я не буду больше вас трогать. Прости, до сих пор не привык…
- Ты можешь говорить со мной, но не про свои вопросы без ответов.
- А кому же мне говорить их?
- Думаешь, мне? Нет, я не знаю. Чёрт возьми, я тоже не знаю, почему всё именно так. Взять даже меня – смерть! Люди всегда рисовали её женщиной, а я – как видишь.
          Я кивнул – да. Коли ему тоже не с кем поговорить, пусть хотя бы я выслушает.
- …И старухой рисовали с косой, а я…
- А ты – парень в расцвете сил.
- Именно. И никакой косы! Кого надо, - он запнулся, явно поняв, что произнёс лишнего, а после махнул рукой, - кого надо – того и задушить могу, этими самыми руками, ничего трудного... Так вот, ты не жалуйся на судьбу. У неё ещё всё хорошо. Не надо рассказывать мне про старушек, что не могут себе купить хлеб и вечно заплаканных детей, и несчастных животных. Если хочешь знать, нет, не по моей воле всё это.
- А что по твоей? – сказал я и в тот же миг осенило.
         Спросить! Как, где, почему и зачем. Такой короткий, почти мгновенный порыв. Был – и нет, всё, опоздал, и больше уже не хочется.

        …Мы шли куда-то вдоль поля, уже заканчивали свой путь. Вопросы остались непонятными. Про себя я побоялся спросить. Про Рай и близко боялся, нет места мне там – уже сам понял. Я просто куда-то шёл, шёл и шёл… И даже не услышал шум крыльев, и не заметил, как снова остался один. Совсем один. Даже на горизонте нет силуэта злосчастно парня. Снова один. Но что-то изменилось во мне после слов о таком же незнании.

***
       
          …Эти слова – мои мысли. И только мысли. Мечты! Они кружат в воздухе. Вместе с идеями. Идут на корм музам. Они путаются местами, путают дни. Но от перестановки дней мало что изменится в истории… О музы! Возможно, кто-то из них однажды услышит меня. Кто-то услышит, поймёт, но я мало надеюсь на помощь. Мои мысли, что кружат с эфирами, вместе с идеями, между перьев сверкающих муз. Возможно, кто-нибудь когда-нибудь где-нибудь всё же напишет их. Да, напишет. Однажды. Мечтаю и знаю. Уверен… Однажды точно кто-то увидит их.
          Кто это будет – вот совершенно другой вопрос. И ответ, наверное, не имеет значения. Я просто знаю. Просто уверен, так чувствую. Однажды меня услышат, это случится, и всё остальное неважно, и мне спокойно от такой мысли, всё остальное, поверьте, даже если это кажется вам непонятно, всё остальное не имеет никакого значения, если даже сама смерть не знает, почему я.


Севастополь, июль 2021 – 16 октября, 500