Глава 12 - Напарник

Даксим-Друва, Район Гара Ка (Мусорка)
Бар «R&B Club»

24 мая 2330 года

Макс пьёт очередную «светящуюся фигню». Пьёт и, не торопясь, переписывается с Нефаль.

- Елизаров, показатели твоей респираторной системы всё более удовлетворительные. Сохраняй дозировки, ты сможешь уехать в свой отпуск по плану, если не планируешь серьёзных физических нагрузок.
- Нефаль, спросить «как ты себя чувствуешь» сложно, да?
- Это не нужно. Я знаю, как ты себя чувствуешь лучше чем ты сам, твои субъективные оценки мне не нужны.

Тьфу ты блин, «субъективные оценки»! Нефаль ведь главного не поняла – общение с больным не менее важно, чем само лечение, а с другой то стороны…

С Ахерона их со Стивеном вытащили не то, что умирающими – почти умершими, а Макса Нефаль спасла одна. В одиночку. Над Стивом корпела едва ли не половина Центрального клинического госпиталя, а единственной субъективной оценкой, высказанной Нефаль было – «Лечение твоего отравление было интересным опытом. Необычным». Сказано это было таким тоном, что она ВООБЩЕ не сомневалась в своих силах и в своей компетентности – ей было просто интересно вылечить такое. Как говорят люди – «будет что вспомнить на старости лет». Так что… Так что злость на ней срывать всё-таки не следует, у Нефаль не только потрясающая работоспособность – она поняла в чём дело, сама сделала первичный антидот. Что же касается Стивена, то он до сих пор постоянно дышит кислородом – главные светила человеческой медицины за тоже самое время добились куда более скромных результатов результатов, и он останется на больничном как минимум до конца лета. А Макс со своего «больничного» уже вышел. Почти. Неделю назад он уговорил Фрэнка - просто сидеть дома и гулять по тёмному и грязному городу Елизарову уже осточертело, так что Максима всё-таки привлекли к работе, как это назвал сам Фрэнк – «небольшая помощь с моей бюрократией». Рапорты, отчёты, кадровые дела – немолодой негр только казался исключительно точившим лясы, ведь той самой бюрократии, как оказалось, у него навалом.   

- Максим, привет!
- Привет, Ярина.
- Как самочувствие, дыхалка?
- Лучше. Не могу сказать, что лучше с каждым днём, но неделю тому назад было совсем по-другому. Сейчас могу пройтись метров триста быстрым шагом.
- Поправляйся! Я ненадолго, уже ухожу.

Макс не знает, не помнит себя в тот момент, когда Нефаль «сворачивала его с пути во Тьму». На Ахероне его лёгкие были необратимо повреждены, они просто не работали. Не работали до такой степени, что даже насыщать кислородом кровь Максима приходилось специальным аппаратом, и дышать ему в принципе было не нужно. Это уж потом Нефаль, наверное, сказала про себя - «Необратимые повреждения?! Ага, щазз!». Елизаров снова смог дышать, и от дыхания просто смысл появился. И раздробленные плечи, что характерно, тоже требовали лечения. Потом Макс проснулся, понял, что он даже жив, и быстро познал слово одышка. Хотя Нефаль называла это «Дыхательной недостаточностью 3-й степени». Потом одышка начала уходить, и Макс просто встал на ноги. Да, он не услышал от Нефаль ни единого доброго слова, но чувствовал прогресс – он может не брать лифт и подняться на второй этаж всего с тремя остановками. Потом с двумя, потом с одной. Долгое возвращение к нормальному движению и возможностям, как выразилась Ярина, «дыхалки».

***

- Фрэнки, вроде я всё сделал. Поглядишь?
- Погляжу. Макс, я бы сильно удивился, если бы ты сделал не всё. Ты сидишь у меня 20 часов подряд. Зачем? Это не обязательно.
- Вот ты спросил и я спрошу. Мы же обосрались. С нашим «великим инквизитором». Он добился всего, что хотел. Почти. Даже сдох красочно, разве что нас собой не прихватил. А мы ничего не сделали. Вообще ничего – ведь даже его личность не установлена!
- Ты чувствуешь себя подавленным? Я предлагаю тебе нанести визиты психологу до отлёта в отпуск. Предлагаю посещать психолога, а не ходить ко мне.
- Фрэнки, мне ответ нужен! Мы же обосрались, да? Я, Стив, наше ГУВБ, Военная прокуратура?
- Макс, иногда такое случается. Тебя никто не винит и Стивена, могу тебя заверить, тоже никто не винит. Такое случается – преступник сильнее следователей. Сделай поиск в энциклопедиях «неустановленный серийный убийца». Вспомни хотя бы знаменитого Джека Потрошителя, личность которого стала известна тогда, когда в этом не было уже никакого смысла. Я прекрасно понимаю – тебе неприятно, именно поэтому я предложил и всё ещё предлагаю тебе обратиться к специалисту. Наше руководство, конечно, получило заслуженный ушат помоев, но они тоже всё понимают – ваш «Джон Доу» не первый, и не последний. Я повторюсь ещё раз – такое бывает, подобный случай далеко не первый. Хочешь сказать, ты работаешь у меня так долго, чтобы искупить «вину»?
- Да, именно так, искупить вину.
- Тогда я повторюсь ещё раз – никакой «вины» нет. Вы выбились из сил, пока гонялись за подозреваемым, за что именно предлагаешь тебя винить?
- За отсутствие результата, хотя бы.

Когда Фрэнк злится, он спрыгивает со стола того агента, с которым разговаривает, это называется «Какие же они, чёрт подери, ещё идеалисты!!!». В какой-то степени Макс и другие «обнулённые» действительно идеалисты – как и малые дети они ждут, что упорная работа обязательно даст результат. К тому, что убийца был искусным кукловодом, а они просто хорошо, можно даже сказать, старательно исполняли свои роли в его представлении, они не привыкли совершенно.

- Макс, у меня есть вопрос, но ты, конечно же, не должен на него отвечать.
- И?
- Каковы твои планы на отпуск?
- Не знаю, не определился. Согласен, всё может окончиться так же, как и в прошлый отпуск. И в позапрошлый. Я начитаюсь новостей, где загулявшие отпускники получили 4-5 недель ареста, засяду в каком-нибудь укромном месте и буду тупо квасить. Где-то в тепле.  У меня же примитивные потребности: чтобы не стреляли вокруг, чтобы было солнце и тепло. Светлое и тёплое спокойствие.
- Ты не думал о компании? Ярина уходит в отпуск на две недели позже, вас можно совместить.
- Не, Фрэнки, так не пойдёт. Чтобы у меня не было одышки, мне пока нельзя много двигаться. А Ярина родилась в горах, её снова потянет к родным местам. Как я буду выглядеть? Как взрослый мужик, который не может ходить с рюкзаком? Она, может даже всё поймёт, что-нибудь придумает, а окружающие…

И дело даже не в этом. С ней…тяжело. Да, она славная, не вешает нос…я не могу объяснить словами, что с ней не так. Слова не могу подобрать. Когда ты отпустил нас на новый год, я летел с ней вместе до Уттара – через час после взлёта я уже мечтал, чтобы полёт вот прям сейчас закончился. Не могу… Да что же я задыхаюсь то…фух…на ровном месте…            

***

Фрэнк обошёл столик, за которым сидит Макс и понял – «склеить» Ярину и Елизарова не получится. По крайней мере, сейчас. Видит же – Максим действительно не может отдышаться, хотя они думают об одном и том же. Думают, как Ярина, выйдя в отставку лет в сорок, будет строить свою новую жизнь. Разница в том, что Фрэнк  думает об этом спокойно, рационально, а «обнулённый», впечатлительный «семилетний» Максим вспоминает, как думал об этом, глядя ей прямо в глаза.

- Говорят азадийцы не склонны а активному отдыху?
- Фрэнки, только что говорят. Большая часть из них просто забыли, что такое отпуска, и их работодатели об этом забыли также. Они работают до тех пор, пока не переутомляются, многие работают вообще без выходных. А настоящий отдых…ну когда-нибудь потом, неизвестно когда.
- Говорят, они любопытны?
- Не то слово! Любопытны, наблюдательны…к чему ты спрашиваешь?
- Макс, мы проводим плановую ротацию врачей, заменяем людей на азадийцев. Нефаль Чатерджи порядочно потрудилась за год, мы можем отпустить её отдохнуть.
- Со мной?!!!

Максим поперхнулся, у него аж глаза округлились от удивления.

- Макс, что именно я сказал не так? Мы обеспечим визу и ей и тебе. Ей будет интересно изучить колыбель человечества, ты будешь отвечать на многочисленные вопросы…
- Фрэнки, извини, но ты такой теоретик! У них с возрастом изменяется характер, то, как дозволено проявлять своё любопытство. Те, кто помоложе, действительно спрашивают, старшие – наблюдают сами. И только сами. Спрашивать считается «несолидно», «не по возрасту». Вместо разговоров они читают, смотрят вокруг, слушают других. Нефаль не будет смотреть мне в рот, она наоборот возгордится от того, что место, о котором у неё до этого момента «было представление», она начала понимать сама.
- Макс, не буду с тобой спорить. Согласись – относительно госпожи Чаттерджи мы оба оказались правы и неправы. Ты же провёл с ней три недели, пока лечился, мне кажется, ты не жаловался на то время?
- Фрэнки, в ней нет самого простого сопереживания! С одной стороны её можно понять – она понимает мой организм настолько круто, что чувствует, когда  мне больно, её не нужно уговаривать дать обезболивающее, не нужно убеждать. Мне кажется, что я здоров, а она почти без анализов видит - это не так! Другое  плохо – она не понимает, что такое душевная, не телесная боль. Не понимает, что такое плохое настроение. Фрэнки, я не хочу ехать в отпуск с холодной, расчетливой машиной, понимаешь?


Фрэнк снова в раздумьях. У него и в мыслях не было «сводить» Максима и Нефаль, впрочем, он не знает, что «технически» это вполне возможно. Впрочем, он понимает другое – Максиму действительно нужен кто-то сопереживающий – дело «великого инквизитора», когда Елизаров работал со Стивеном наглядно показало простую вещь. Да Макс достаточно эффективен работая в одиночку, но две головы, как действительно говорится в поговорке, часто дают более чем удвоенный эффект. Именно поэтому Фрэнк решил определённым образом перераспределить скудные внутренние резервы.  Сделать вид, что решение, принятое только что на самом деле назрело давным-давно и обсуждению не подлежит.


- Макс, я ведь правильно понимаю, что работа со Стивеном тебе понравилась?
- Какая часть?! То, что я едва не сыграл в ящик?!
- Другая часть – вы же принимали решения вдвоём?
- Тут согласен, даже спорить не буду.

Впервые за день, в ответ на «закинутую удочку» Макс не начал брыкаться, значит Фрэнк прямо сейчас будет развивать успех.

- Макс, мы восполняем наши потери и расширяем штат Ещё когда ты был не всегда в сознании я принял решение, что ты будешь работать с напарником. Прямо сейчас она летит сюда, напарница, если хочешь.
- Напарник, надо же! И кто?

Фрэнк всегда ходит с бокалом настоящего бренди, он пригубил немного, чтобы стать, как он считает, более красноречивым.

- В первую очередь – профессиональный юрист. Мы же боремся за Законность, правильно. Вот вы и поспорите с ней как от того «как есть» перейти к состоянию «как надо». Как должно быть.
- Юрист…

Елизаров прикусил губу, он почему-то сразу представил себе худощавую женщину адвоката. А как она вообще всё тут воспримет? Стрельба, драки, банальная поножовщина, грязь. Юрист и…здесь…

- Как же вы её уговорили?
- Ты же знаешь - существуют предложения, от которых лучше не отказываться.

***

«Предложение, от которых лучше не отказываться» звучит как шантаж. Или…намеренная подножка, например, провокация преступления, чтобы потом требовать от человека то, что нужно. Максим прекрасно знает, сколько получают адвокаты. Знает, представляет себе, и наоборот – решительно не представляет себе нахрена спецу с высшим образованием переться в их дыру, где работать по уши в фекалиях, да ещё и с неиллюзорным риском для жизни.         

Наверное, это в первый раз когда Максим посмотрел на Фрэнка с лёгким омерзением. Тот то действительно старался быть для агентов едва ли не отцом, никогда им не врал…в общем Елизаров такого не ожидал.

- Макс, судя по твоему взгляду, тебе кажется, что наша служба совершила подлость в отношении нашего нового сотрудника?
- Да, тебе всё правильно кажется.
- Тогда ты позволишь тебя переубедить?

Макс развёл руками в знак согласия, но пока ему слабо верится, что намерения ГУВБ были чисты.

- Тогда давай я изложу тебе её биографию.

Элизабет Уинстед, 34 года. Родилась в Кембридже…Макс, Кембридж, безусловно, известен своим университетом, но это не означает того, что все жители Кембриджа ходят в профессорской мантии, госпожа Уинстед родилась в семье попроще. В восемнадцать лет, после окончании школы она с сестрой эмигрирует в Беларусь, в Витебск – получать высшее образование по специальности «Юриспруденция». По республиканской программе «Учёба и работа», возможно ты и слышал о такой.
- Слышал.
- Вот и замечательно. Она заканчивает институт, работает адвокатом по назначению, затем секретарём судьи, и так до 27 лет. Она встречает своё 27-ми летие в 2323-м, когда решается на новый переезд, в Соколово, где сразу же заключает договор с «Правовой защитой ветеранов». На «Правовую защиту...»  она работала до апреля 26-го, когда произошла крайне неприятная вещь.

Макс…всё что я сказал до этого момента, были ординарные вещи. К сожалению, жизнь госпожи Уинстед была наполнена неприятными событиями, и теперь мне нужно рассказать о них так, что бы ты понял с кем тебе работать и как себя вести. До её 15-ти летия семья Уинстедов была счастливой британской семьёй. Любящие родители, хоть и нажимавшие по выходным на не слишком здоровую пищу, сёстры, поддерживавшие друг друга. Так было до 2311 года, когда мать не попалась в полицейский участок по ложной ориентировке и «бравые полицейские» не забили женщину насмерть. Расследование, попытка полицейских сил отгородить виновных и переложить компенсацию на плечи муниципального бюджета... Отец…наверное, с его психическим здоровьем нечто произошло. Когда сёстрам-близняшкам было 17, он запер их в подвале и…если позволишь, я опущу подробности, кроме тех, что суд графства приговорил его к 16-ти годам тюремного заключения. Таким образом…сёстры покинули родной город отнюдь не от хороших воспоминаний.

Как позже скажет госпожа Уинстед, она уехала из Витебска не просто так. Она уехала, её сестра осталась, и, к слову говоря, в настоящий момент работает уже помощником председателя райсуда в Минске. Элизабет попробовала построить отношения с молодым человеком впервые в жизни, но потерпела неудачу. Она категорически отказалась объяснять, что произошло, просила не лезть в данный эпизод её жизни. В любом случае, наверняка небольшая психологическая травма. Потом работа в Соколово, согласно контракту ей приходилась защищать в судах тех, кто были не слишком симпатичны…не как мужчины – с точки зрения содеянного.

Макс, 27 апреля 2326-го Элизабет попытался изнасиловать старший лейтенант штурмового батальона в отставке. Был пьян, она легко отбилась от него, а затем…затем  убила его. Била прочными туфлями по лицу, по горлу, по груди. Судебно-психиатрическая экспертиза признала госпожу Уинстед вменяемой, но отметила факт сильного душевного волнения – с точки зрения Закона это чуть более слабая «отмазка», чем быть в состоянии аффекта. Убийство, совершённое в состоянии душевного волнения, но совершённое с особой жестокостью. Приговор - восемь лет строго режима.


Френк начал ходит по бару кругами, а Максим конечно же понял – тут никто никого не шантажировал.

- Макс, давай поговорим о банальном? Зачем преступника помещают в тюрьму? Так получилось – ты ещё не дошёл до уголовного права в школьном курсе основ юриспруденции, но уже ловишь убийц. Интересно, да?

Преступник отправляется в тюрьму для изоляции от общества. Например тогда, когда он не осознаёт свою виновность и готов пойди на рецидив. Преступника помещают в тюрьму, чтобы напугать других. Подобных. Чтобы другие не превышали скорость, и не сбивали людей насмерть, не занимались мошенничеством, ну и, конечно же, самое серьёзное – чтобы они даже не задумывались о том, как повлиять на общественное мнение. Тем, кто подобно Геббельсу решили, что «не намерены предоставить народ самому себе» не может быть никакой пощады.

Макс, иногда преступника помещают в тюрьму, чтобы его защитить. Спрятать. Госпоже Уинстед перед приговором так и объяснили – найти её в колонии строгого режима в межзвездном пространстве будет сложнее, чем в колонии общего режима, а условно-досрочное освобождение она получит раньше. Если захочет, и выразит комиссии по УДО хотя бы искреннее сожаление случившимся.

Макс, давай вернёмся к «предложению, от которого невозможно отказаться»? Да, ГУВБ воспользовалось определённой беспомощностью Элизабет. Она и сама догадывается – в её интересах было не подавать заявление на условно-досрочное освобождение. Затем, уже выйдя на свободу, рассчитывать, что её не найдут. Наше общество, к сожалению, сильно поляризовано, ты не мог не заметить это в случаях с убийствами ЛаГарже и Черемхова. Люди, подчас, не верят в Закон, верят только в «справедливость», которая, увы, очень сильно напоминает суд Линча. «Справедливость», связанную с расправой.
- Фрэнки, извини, я подумал не то. Хочешь сказать, наши приехали к ней и предложили будущее?
- Да, Макс, всё верно. Будущее за пределами тюрьмы, будущее в определённой безопасности. Информация об Элизабет уже засекречена, «народные мстители» сильно потрудятся, чтобы её найти. Согласен, в нашем «чудесном» городе не слишком безопасно, однако наши опасности другого рода.
- Знаешь, Фрэнк, у меня вроде бы простой вопрос. После всех… «замечательных» событий она не стала мужененавистницей?
- Нет, не стала. В женской колонии она смогла взглянуть и на свой пол отнюдь без прикрас. Но дезориентация, безусловно, присутствует. Макс, она будет здесь через четыре часа. «Подхвати» её. Прояви эмпатию, желание помочь, построить новою жизнь, и ты получишь себе верного напарника. А там уж…как получится.   
         
***

Район Чикитца (Медгородок)

Три часа спустя


Елизаров у Нефаль. Он вывалил ей все свои проблемы, и попросил помощи. Не только для себя. Если его напарница «дезориентирована», значит это не очень хорошо? Звучит как-то тревожно. Что интересно, Максима не одёрнули во время всей его длинной и бессвязанной речи, но то, что во время разговора на него не смотрят, его совершенно не удивляет. Нефаль всё слышит и всё понимает.

- Елизаров, это для тебя, выпей.
- Спасибо.
- Это для неё. Тебе виднее, как убедить женщину выпить «жидкость неизвестного происхождения», в этом вопросе я никак не могу помочь.

Макс подумал – а он вообще слышал от Нефаль хоть раз такое – «в этом вопросе никак не могу помочь»? Вроде бы нет.

- Нефаль, я серьёзную вещь хочу сказать.
- Какую именно?

Вот теперь к нему повернулись, можно и поговорить нормально.

- Я же тебе ни разу спасибо не сказал.
- За что?
- Ты же мне жизнь спасла. Даже два раза, а я…
- Елизаров, позволь я тебя прерву. Это работа. Довольно неприятная, замечу тебе, работа, которая позволяет мне оставаться на плаву. Если ты готов меня слышать – не говори спасибо за такое, я не буду считать тебя неблагодарным.
- Извини, не подумал…
- Почему не подумал? Твои мысли были в верном направлении. В общем… Это всё, что ты хотел сказать?
- Нет не всё. Не совсем всё. Вот…ну давай ты так, абстрактно порассуждаешь. Ты же «имеешь представление» о Земле.
- «Имею представление»? Только самое базовое. Какое представление могут дать рассказы моих бывших однополчан? Когда ты вспоминаешь места или других людей, которых давно не видел, ты же помнишь только лучшее, верно?
- Хм, наверное. Вот ты сказала «имеешь представление». А если там оказаться, на Земле? Тебя же натурально замотали за этот год. Сколько было неудачных операций, когда наши накрывали нелегальные бордели. А эти операции потом превращались для тебя в операции другие. Хирургические операции.
- Елизаров, я расширю то, что сказала ранее. Постарайся избегать обсуждение моей работы здесь.
- Понял.
- Твоя напарница, что о ней известно?
- А что надо?
- Возраст, рост, вес. Хронические заболевания. Ты же привезёшь её ко мне на осмотр?
- Стоп…ты что, уже…сразу собралась что-то нахим…хотел сказать, что-то приготовить.
- Да, я хотела «нахимичить» стимулирующие отвары заранее. Или она, по-твоему мнению должна ждать мои расчёты, затем смешивание реагентов?…

***

Максим вышел из «склада» совсем другим, нежели зашёл. Словами Нефаль может убивать, а её смеси, отвары наобот – творить чудеса и Сейчас Елизаров спокойненький, даже тепло какое-то внутри. А ещё она сказала, что да, было бы интересно оказаться на Земле. Может Максу действительно взять её с собой? Ведь Нефаль очевидно борется с собой, да, её речь всё ещё похожа на скучный официоз, но она сдерживается, и это заметно.

Времени до прилёта космоплана осталось немного, только доехать и всё. Макс уже сел в машину, ждёт прогрева турбины. После всего произошедшего он снова сел за штурвал пару недель тому назад, и почти сразу загнал машину в сервис, чтобы посмотрели, как она там. За два то с половиной месяца.

Владелец автосервиса заметил, что Макс стал немного другим, и предложил ему поменять прошивку машины, попробовать. Новая, называется «Расслабляющее вождение в японском стиле». С панели убираются почти все приборы и «гоночные аксессуары» - давление наддува, боковое ускорение. При этом звукоизоляция ослабляется, и турбину становится слышно лучше, а её звук действительно успокаивает, если ехать меньше, чем в четверть педали. Скоростомера тоже нет, только колокольчик предупреждает, если скорость превышена. Другой колокольчик говорит, что скорость наоборот, ниже допустимой. И Максиму ТАК понравилось! Он едет по улице вслушиваясь в рокот турбины, ничто не отвлекает внимание…музыку он правда в машине слушать перестал. Пять дней назад он сказал Нефаль об этом, у Макса просто фобия какая-то появилась – врубишь за рулём джаз, и что-то непременно приключится. Нефаль ответила, что пока сделать не может – не знает, попросту, что делать. Когда была Война, она понимала, что больной совсем спятил, и давала ему сильное седативное.  Дальше уже без неё, нормальный, не полевой госпиталь, а там может и психкомиссия, если дела такие же необратимые, как были у Макса в 23-м. Но Нефаль произнесла именно слово «пока». Она никогда не окажется от профессионального развития, значит она уже запланировала для себя изучение психологии, и первые отвары, влияющие на достаточно тонкие сферы появятся достаточно скоро.

Максим выезжает на эстакаду, и звоночек предупреждает его, что едет он слишком медленно. Как говорят люди, у азадийцев американская культура строения дорог – крупные магистрали идут прямо через города, а не огибают их. И ограничения скорости не зависит от того где идёт дорога – только от её класса, погоды, и радиуса изгиба трассы. Елизаров как был, так и остался «нейроскептиком» - осторожным поклонником теории заговора, что для людей нейроинтерфейс опасен. Азадийцы – вообще отдельное дело, а Максиму прямо-таки запали статьи, где утверждалось, что нейроинтерфейс для человека имеет слишком сильную обратную связь, что нейромодули устройств, поражённые зловредами способны подчинять…      

- Drive faster, you, richie jerk! (Езжай быстрее, богатенький ушлёпок!)

С нейроинтерфейсом Макс видел бы всё. Все ограничения, дорожную обстановку, навигацию. Даже реплики недовольных им других водителей, в других условиях выражающиеся гудением клаксона…

Многие торопятся в Космопорт к прибытию рейса с Уттара. Родственники, таксисты, водители грузовиков. Они решили, что расслабившийся Максим – очередной обдолбыш с потерянным чувством реальности, так что и обругали его базарной руганью, вместо высокотехнологичных приспособлений. Елизаров прибавляет ход, он понимает, что с «расслабляющем вождением в японском стиле» покончено. Очевидно, что со многими другими вещами, к которым он привык во время своего больничного, пока он не улетит в отпуск, тоже.

***

Аэропорт/грузовой космопорт города Даксим-Друва
Зона прилёта

Максим почти ничего не знает о художнике Репине. Когда он жил, о чём писал. Сегодня очень популярно выражение – «Картина Репина «Приплыли», что-то такое повторяющееся снова и снова, причём вещи из такого разряда, что повторяться не должны. «Приёмка» нового батальона для армейского корпуса – бесконечно унизительная процедура, когда комбат, в смысле, командир батальона вымещает на призывниках все «тёплые чувства» от пребывания в этом месте. Подполковника бросила семья, он один, а его начальство бухает без продыху. Как тут можно остаться…сохранить хоть какой-то человеческий облик? Ротные командиры почти такие же, они обходят строй и, подчас отвешивают такие подзатыльники, которые могут привести к лёгкому сотрясению мозга. И ведь подобное считается «вариантом нормы»...

- Максим Валерьевич?

Макс вообще забыл, когда его называли так, по имени и отчеству. Кто его так назвал? Вот именно та худощавая женщина-адвокат, точнее то, как он подумал они выглядят. Старая одежда, немного вызывающая правда. Неухоженное лицо, причёска, на голове прям таки копна едва причёсанных тёмно-коричневых волос. Конечно же никакой косметики, и женщина выглядит не на 34, скорее на 38, если не на все 40. Лицо вроде бы простое, не особенно красивое, но на нём написано глубокое знание жизни. В это лицо хочется вглядеться, но пялиться нужно прекращать.

- Элизабет?
- Да, Максим Валерьевич. Мне передали, мне работать под вашим началом.
- Под моим началом… Выпейте это пожалуйста, жидкость в пакетике сварила по настоящему великий врач.

Пакетик у Макса взяли не раздумывая, причём, как ему показалось, взяли с такой решимостью, как если бы он сказал, что там раствор цианидов, но выпить это надо. Заодно задумался о своих словах. Нефаль можно смело назвать великим врачом, причём не упивающейся собственным величием. А ведь наверняка, вспомнив историю человечества, можно обнаружить множество великих, но безобразно невозможных в обхождении учёных.

- Елиза…вета, да?
- Хотите, буду Лизой, Лизбет, как скажете…

Максим быстро почувствовал в своей вроде-бы напарнице страх. Какой то животный страх. Может быть в том, что её за «плохое поведение» могут отправить обратно в тюрьму? А чёрт её знает. Тут…главное сделать вид, что ничего такого от неё не слышал, а унижаться ей не нужно…

- Слушайте, всё, что здесь происходит, вы поняли, о чём я…так быть не должно, не будет когда-то…

Макс снова задыхается. Он слышит от взводных – «Are you listening to me, you tiny piece of shit?!!!!». Одышка всё усиливается, Елизаров просто не понимает, что должно произойти для того, чтобы взводные приветствовали новичков, что те стали частью дружной (ой, блин, не могу!!!) команды.

- Госпожа…забыл вашу фамилию, честно, правда…фух…так не должно быть и не будет…
- Максим Валерьевич, вам плохо?!

Макс развернулся к Элизабет, и увидел, что у ней разбиты губы. Абсолютно преднамеренно, минимум в четырёх местах. Ей устроили «дембель» в её колонии, что-ли?! Значит надо выходить из этого здания, просто как-то через немогу.

***

Максиму полегчало только в кресле машины. Турбина греется, и его дыхание успокаивается немного.

- Елизавета, слышите меня?
- Конечно слышу!
- Меня траванули. При исполнении. Поэтому и дышу плохо. Вы-то как? Как долетели?
- Долетела. В целостности и сохранности! Готова работать…
- Понятно, что готовы… Как дорога то? Неужели всё как обычно?
- Нечеловеческие существа летели со мной.
- Без них тут никуда. Ну, призывников я не считаю, они потом…ещё долго будут вспоминать после дембеля как два года были «нечеловеческими существами».
- Другие существа, Максим Валерьевич, совсем нечеловеческие!
- Понятно…ой, ща отдышусь, какие именно?
- Почти как люди, с кожей оттенков жёлтого. У некоторых прямо на лбу были  контактные площадки!

Елизаров решил, что пора двигаться. Пересиливать себя не надо, достаточно включить режим автоматического движения, не забывая, что «автопилот» будет уступать дорогу и пропускать всех и вся.

- Ясно, Ракнайцы. Пометьте себе где нибудь…
- Уже пометила!
- Вот и отлично. О них нужно поговорить. Они не…ой блин…не «поверженный противник», тут всё сложнее немного. Других «существ» не было?
- Были! Как рыбы, Максим Валерьевич! Рыбы, одевшие поношенные кожаные одежды.
- Рыбы? Лиз, так ничего?
- Конечно ничего!

Машина тронулась. На выезде они движутся очень медленно – везде армейские гипербасы с машинами сопровождения с положенным моменту буйством светотехники.

- Вы очень точно их назвали, рыбами. Они и были рыбами, давно. Очень давно, мильён лет тому назад. Потом вышли на твердь земную, и теперь чувствуют себя на суше также уверенно, как и в воде. Они даже не рыбы, я так скажу - акулы. Сильные и ловкие, не заметили?
- Нет, Максим Валерьич. Они почти не двигались весь полёт, только некоторым подали пряный суп и газированную воду.
- Конечно, харчи же денег стоят. А ведь они знают нас, Елизавета. Знают нас, лучше, чем вы можете себе представить. Читали сказки Пушкина, и без особого удовольствия могут заметить, что как бабка в «Золотой рыбке» остались у разбитого корыта. Жидкость в пакетике ничего?
- Успокоилась немного, до этого момента сердце будто вырывалось из груди!
- А её «рыба» сделала, можете себе представить? Та, вот самая, великий врач. И от старухи с косой эта «рыба» тоже меня пару раз увела… Сложные они, Лиза, «рыбы» эти.   

***

С час спустя

Максим тоже перенервничал, и Нефаль, неведомо откуда нашла ему настоящего бессарабского коньяка.

- Как она?
- Елизаров, «капельница», понятно тебе больше, нежели внутривенное введение лекарственного препарата?
- Яснохерственно, как говорил…говорит Стив. Что там, в капельнице, успокаивающее?
- Не только, мне пришлось экспериментировать.

«Мне пришлось экспериментировать» было сказано без привычного Нефаль гонора и тотальной уверенности в себе. Она…зараза такая, не отмахнулась от проблемы, и что теперь ей нужно за это сказать?

- Нефаль, Елизавета…
- Элизабет, Елизаров.
- Да, точно, Элизабет. Она увидела вас, азадийцев в первый раз в жизни. Сравнила  с рыбами, я её подправил, сказал, что сравнение с акулами уместнее.
- С акулами? Мне нравится такое сравнение. Говоришь, ты его придумал?

Макс замолк. Он невольно задумался, с чем и с чем сравнивали людей азадийцы, где-то, скажем, 18 лет назад. «Вы - слабаки, но уверены в себе и соображаете неплохо?».

- Не знаю. Нас то, людей, много. Вряд ли я был первым. Ну, в самом деле, подумай сама.
- Акулы... И ты готов разделить свой отпуск с акулой?

В самом деле, хороший вопрос. За прошедший год Елизаров видит Нефаль как ультраинтеллектуальную «рыбу», в чём был её вопрос? В чём, точнее говоря, суть? Что она устала быть «умницей-разумницей», и хочет побыть тем, кто она есть на самом деле?

- Я от своих слов не отказываюсь.
- Я помню твои слова. Вынесу тебе ещё четверть стакана – скоро Элизабет начнёт приходить в сознание.

***

Район Барадан, кафе «Приличное»

Элизабет, определённо пережила много за один день. Далеко не полный день. Когда она вышла от Нефаль, то демонстрировала своё восхищение от разумной «рыбы» широко разведенными руками. Разведёнными примерно также, как в Минске обозначают размер херсонского арбуза, а в Петербурге – астраханского. У Макса ещё есть время, чтобы познакомить свою новую напарницу с «Наташенькой», а вот встречу с «Тиночкой» лучше не откладывать. Елизаров и написал Тине – теперь над вашим округом будут думать две головы. Ну и конечно же Тине стало жутко интересно, что это за вторая голова такая.

Она уже здесь, но вид её крайне необычен. Обычно «Тиночка» подходит к столику спокойно, с достоинством, а сейчас она явно чувствует себя уязвлённой. Она словно стала ниже минимум на треть, но подходит к Максу решительно, как никогда. Схватывает своими пальцами его нижнюю челюсть и целует его. Макс чувствует длинный, шершавый, почти что змеиный язык Тины и слегка теряет равновесие. Тина именно этого и добивалась, чтобы напарница Максима видела своё место.

Тина закончила, она садится рядом с Максимом, кладёт свою тёплую руку ему на плечи, а Макс после таких «маневров» чувствует себя как контуженный.

- А ты что за краля?!
- Я…
- Да, ты?! Ты ходила в атаку?! С чувством полной самоотречённости, с чувством что твоя жизнь ничего не значит?! С мерцающей надеждой, что твоё имя не забудут в веках!!!

Элизабет чувствует себя контуженной даже втройне, а Тина вновь взяла подбородок Макса и снова поцелуй. Теперь в её движениях нет никакой резкости, только вся нежность, на которую она способна.


Когда Елизаров вернулся в прошлом году и не обнаружил в городе Олесю, он слегка поник. «Наташенька» давно предлагала ему «расслабляться»  ведь «надо же поблагодарить нашего трудягу». Макс, раза три её предложение принял, а ведь Тина - ревнива до невозможности, и заняла её место очень быстро. Ведь Макс «мочит» тех, для кого война, что называется, мать родна, а Тина с её улично-патрульной группой в эту категорию почти не входит. За лето, осень и зиму у них «было», причём далеко не один раз, а когда Елизаров ожил, Тина написала ему просто – «Не третируй меня своим видом, пока не сможешь». То есть не нужно видеться с ней, пока Елизаров вновь не будет способен на бешеные сексуальные марафоны, и сегодня она почти что взбешена. Максим то ещё никак не может, зато демонстрирует ей потенциальную соперницу.

- Да, кто ты такая?! Максимчик нашил на плечо кусок ткани – он явно дал понять, что за свою шкуру он бороться не будет!!! Но будет давить имперские выводки, чтобы беззаботный планктон как ты, смог отложить свои личинки и продолжить свой род!!!

Тина ловко спрыгнула со стула и стремительно ушла в уличный туман. Теперь у Максима есть куча преинтересных задач. Объяснить Элизабет, что за «рыба» эта Тина. Объяснить то, какой ураган страсти может быть между «рыбой» и человеком. Объяснить не понимая сути, ведь азадийцы, «рыбы», считают это почти религиозным таинством. И то, как Элизабет, представительница «мирного планктона» будет говорить с настоящей «боевой акулой». Достаточно, много задач до того момента, пока Елизаров сможет с чистой совестью покинуть Город Мрака и Город Дождя чтобы познать его величество Отпуск.

Примечание автора - иллюстрация к главе сгенерирована нейросетью Stable Diffusion