Спуск флага

 8 декабря 1991 года в Беловежской пуще состоялись секретные переговоры с участием Шушкевича (в то время – председателя Верховного Совета Беларуси), президента России Бориса Ельцина и президента Украины Леонида Кравчука. До последнего заговорщики боялись, как бы их замысел не сорвался. Но всё прошло как по нотам. В то время, как лидеры трёх республик подписывали некролог (соглашение) о смерти СССР, его номинальный руководитель Горбачёв предавался несбыточным надеждам спасти положение. Но чуда не произошло. На следующий день о беловежской катастрофе узнала вся страна, весь мир.
 Охотничий домик в белорусских Вискулях, где состоялось подписание соглашения, был мне хорошо знаком. В 1978 году я побывал в Беловежской пуще во время учёбы в минском ИПК. Густые дубовые леса, сохранившие  первозданную привлекательность,  стаи пернатых, заполняющих своими голосами всё звуковое пространство, могучие зубры в вольере, по-хозяйски трущиеся боками о молодые деревца, – эти картины глубоко врезались в мою память. Теперь Беловежская пуща вызывает у меня совсем другие ассоциации.
 Не буду вдаваться в причины краха СССР – об этом много сказано. Добавлю ещё несколько слов о том, «что мы потеряли». Принять на веру мои слова может не каждый. Ведь я жил в этой стране и, так или иначе, симпатизировал ей. Поэтому обращусь к мнению человека, который стоял «по ту сторону баррикад», защищал и продвигал интересы враждебного нам государства. Это – знаменитый американский государственный деятель, дипломат и эксперт в области международных отношений Генри Альфред Киссинджер. В 1969 – 1975 годах Киссинджер был Советником президента США по вопросам национальной безопасности,  в  1973-1977 годах – Государственным секретарём США. Везде, где мог, он противостоял распространению коммунизма. Поэтому Киссинджера трудно заподозрить в симпатиях, когда речь заходит об СССР. Так вот, именно этот человек на девяносто шестом году жизни разочаровался в идеях капитализма и заявил, что считает величайшим грехом США «планомерное уничтожение единственного справедливого мирового государства – Советского Союза».               
 По словам Киссинджера, на эту мысль его натолкнуло поведение собственных внуков. «Современные люди имеют всё и в то же время не имеют ничего. Нас ничто не радует, мы не счастливы по-настоящему. Советский человек мог искренне радоваться таким простым вещам, как джинсы, туалетная бумага или сырокопченая колбаса, и потому жил полноценно, дышал полной грудью.Мы развратили его, открыли ему дверь в тот мир, где за яркой приманкой изобилия скрывались звериные законы капитализма», – сказал он.               
 Дипломат подчеркнул, что ему потребовалось много лет, чтобы понять, что счастье заключается не в бытовом благополучии. «У нас был только секс, а у них была любовь. У нас были только деньги, а у них была искренняя человеческая благодарность. И так во всём. Меня сложно назвать поклонником социализма, я западный человек с западным мышлением, но я считаю, что в Советском Союзе действительно рождался новый человек, можно сказать – homo soveticus. Этот человек был на ступень выше нас и мне жаль, что мы разрушили этот заповедник. Возможно, это наше величайшее преступление», – заключил Киссинджер.
 Что ж, остаётся добавить последний штрих… 25 декабря 1991 года мы все сидели перед телевизорами в ожидании важного сообщения. В 19 часов на экране появился Горбачёв и твёрдым голосом, не запинаясь, зачитал заявление о своей отставке. Что у него творилось на душе, можно только догадываться. Но эта сцена очень подходила к словам из драмы Ф. Шиллера: «Мавр сделал своё дело, мавр может уходить».  Через 45 минут с флагштока резиденции главы Советского Союза в Кремле был спущен флаг СССР. Освещённый прожекторами, он нехотя сползал куда-то вниз, в небытиё.
 Как ни крепился, я не мог при виде этого сдержать слёз. Прощай, СССР, прощай, моя великая страна! Пусть это стихотворение из моей первой книги будет тебе памятником.

  СОВЕТСКАЯ ЭПОХА

Под знаком веры и злословья,
На рубеже добра и зла
Она рождалась вместе с кровью,
И вместе с кровью умерла.

Одни судачат: так и надо!
Ей всё зачтется за грехи.
Другим её судьба – награда,
Как честь и слава – за стихи.

Но разве кто-то понимает
И разве кто-то замечал:
Она одна объединяет
И суть, и меру двух начал.

Начало каверзы и плоти,
И духа плоть, чтоб жалил тьму.
Не по уму и злой охоте
В ней всё смешалось наяву.

Теперь ошибки видеть просто,
И критик многое хулит.
Но разве знает всё подросток
И понимает, что творит?

Без слёз, чтоб громче и капризней,
Без синяков, что набивал,
Нет озорства и нету жизни –
Но кто от жизни умирал?

А к ней не раз ведь подступали –
Откуда, мол, и где взялась?
И наговоры напускали,
И били, чтоб не поднялась.

Кричали злобно: чтоб ты сдохла!
И сыпали на раны соль.
Но ты, советская эпоха,
Превозмогала эту боль.

А ту, что изнутри подкралась
Уже в преддверии конца,
И не ждала, и не боялась
С упрямой смелостью слепца.

Что тут добавить? Быть инертным
Никто не может помешать.
Как люди, страны тоже смертны,
Когда им не дают дышать.

Когда над ними плач заводят
И слухи разные плодят,
Они в историю уходят –
И возвращаться не хотят…