17.04/2020
Мирослав Авсень.
По данным губернского сыска…
(роман)
Том 2-й
Дело №6
«Срока давности, не имеет»
Х Х Х
Сенаторские ревизии в Старобоярской губернии, начались ближе к концу первой декады октября. В них приняли активнейшее участия двое членов правительственного Сената, с командой опытных, и не особо охочих до компромисса чиновников, да целым штатом, вовсе уж не улыбчивых господ из Третьего отделения, во главе с чиновником по особым поручениям, с Высочайшим предписанием на руках. Вскрывшееся дело о неслыханной доселе преступной работорговле, замешанной в добавок и на самом гнусном разврате, озадачило в Петербурге, многие высокие кабинеты.
В начале, правда всё губернское начальство от губернатора до предводителя дворянства, готовилось к худшему, но: благодаря ловкости полковника Гончарова, рассудительности полицмейстера, и абсолютно холодной оценке событий, изложенной начальником сыскного отделения Евпатием Гордеичем Хортовым, больших жертв и «разрушений», удалось избежать.
Ревизоры, всерьёз взялись в основном за обитателей Дома присутственных мест, за Крепостную экспедицию, за Опекунский совет и Казённую палату, и что называется, летели пух и перья. Хортов с Гончаровым, опасались напрасно: всех, кого назвали на допросах купец Прохудин и его управляющий Нуц, потянули к ответу, обнаружив и освободив в следствии этого, десятки рабов и рабынь. В тюрьмы попали как высокие чины и начальники, так и обычные любители «клубнички». Не всех похищенных удалось вызволить живыми и здоровыми, некоторые, никогда уж более, не увидели родных очагов…
Председатели Казённой и Гражданских палат, отделались строгими взысканиями, и краткосрочными отпусками, в связи с внезапно открывшимися болезнями. Губернатор и чуть ниже, тоже получили свою порцию нареканий, с явным намёком, на то, что далее, так вести дела в губернии нельзя.
Сильно обновился штат чиновников в разного рода канцеляриях, но это как говорится, была уже, другая история. Евпатий Гордеич получил благодарственный лист из канцелярии губернатора, и очередную медаль, за ревностную службу от МВД. Когда сенаторские ревизии, почистив как смогли губернский город, ринулись наводить порядок по уездным, жизнь в Старобоярске для его обывателей, опять потекла в прежнем русле. Злые языки правда шептали, что его превосходительство губернатор, негласно просил полицмейстера, попридержать впредь, излишнее рвение, одного из его подчинённых, ибо многие чиновники, оставшиеся на своих должностях, не могут в полной мере их исполнять, по причине нервных расстройств…
Полицмейстер, на это вроде бы ответил (дело, как утверждали, происходило на скромном обеде у губернатора) что попридержать-то не штука, можно-с, ну а как в другой раз, злодеи на родственников кого-либо из присутствующих замахнутся? Н-н? Кот их тогда искать-то будет, заседатель земского суда с капитан-исправникам на пару? Но, разумеется, это были конечно только лишь слухи… Октябрь, принёс последние красоты осени, и новое, неожиданное во многих отношениях дело.
Ближе к полудню, 18-го числа, к полицмейстеру на приём, пришла супруга одного из частных приставов города, Жерновцева, Нила Касьяныча, человека в своей среде весьма известного и примечательного. В свои 41-н год, Нил Касьяныч, чисто бривший лицо и никогда не носивший ни усов ни баков, на вверенной ему территории, носил репутацию человека не гнушавшегося брать посулы, и любившего подарки, да умевшего договорится с родственниками подозреваемых, либо арестованных, если у таковых водились достаточные средства, или полезные знакомства. А с другой стороны, нельзя было сказать, что Жерновцев, вовсе уж не приносил никакой пользы, нет. Порядок у себя в части он старательно поддерживал, и откровенных подонков общества, не выпускал…
- Себе дороже отпускать такого! – говаривал он, в подобных случаях. И вот теперь, его супруга, Софья Сергеевна, красивая, изящная женщина 30-ти лет на вид, сидя в кабинете у Мефодия Лукича, умоляла его, начать поиски её мужа, который вчера в вечеру, ушёл из дому по всей форме, в шинели с воротником, шляпе и при шпаге, и вот до сих пор, он не объявился!
Полицмейстер посоветовал даме снять её дорогой, подбитый мехом осенний плащ с капюшоном, ибо в Управе уже хорошо топили. Софья Сергеевна смущённо охнула,и расстегнув застёжки,сняла плащ который Мефодий Лукич, галантно повесил на вешалку, и гостья осталась в хорошем платье с длинными рукавами, украшенными кружевными манжетами, и изящной, модной по сезону шляпке.
- Итак любезная Софья Сергеевна, вы просите начать розыск вашего супруга? – в иронично-удивлённом тоне, переспросил Разорихин.
- Вот именно! – кивнула она, и добавила что у неё, нехорошее предчувствие. Полицмейстер поглядел ей в глаза, затем на пару секунд задержал взор на своей медной чернильнице, и снова поглядев на даму, спросил, сколько лет, они состоят в браке?
- Уже 18-ть было в этом году, в сентябре! – уточнила просительница.
- Восемнадцать – повторил Разорихин понявши вверх, указательный палец – И неужели ваш муж за это время, ни разу не пропадал вот эдак на день, а то и на два? Ведь на нашей службе сударыня, люди порой по три, и более дней, дома не бывают. Случается ночуют даже в Управе, когда дело, особенной важности попадается! Ну, бывало, ведь небось у вас так уже?
- Ну, бывало конечно, но тогда, я не чувствовала никакой тревоги, а вот теперь, места себе не нахожу! – обеспокоенно заговорила женщина, теребя в пальчиках, кружевной, шёлковый платок – Мефодий Лукич, ну вы же полиция, вы должны верить в предчувствия… И, если это возможно, прикажите послать на поиски моего Нила, Евпатия Гордеича Хортова, он вон у вас какой чуткий! – попросила в конце визитёрша.
- Кого? – изумлённо вытаращился на неё Разорихзин – Хортова? А чего ж его-то? может сразу мне, прикажете лететь на поиски супруга вашего, а? – уже с толикой недовольства, переспросил полицмейстер, глядя на даму.
- Нет, отчего же вам? Пускай Хортов сыщет, он же умеет! – упрямо повторила жена пропавшего пристава, преданно глядя на Разорихина. Коротко всплеснув руками, он встал из-за стола, подошёл к посетительнице, и стал её увещевать.
- Голубушка, помилуйте! Евпатий Гордеич, не ищет не ночевавших дома мужей, да ещё и своих коллег! Он, надворный советник, а не городовой, он даже не квартальный надзиратель, он, начальник сыскного отделения, уголовной полиции, это не входит в его обязанности!
- Да как же не входит? – не сдавалась женщина – Вот же, он нашёл ведь целую пусму пропавших, похищенных людей!
- Это, другое! – сдвинув брови, возразил полицмейстер – ,Тех людей, не могли сыскать годами! Улавливаете разницу? Ваш, ночь только одну дома не ночевал, а те, годами! И к тому же, Софья Сергеевна, Евпатий Гордеич, в начале искал просто убийцу…
- Ну что, выходит убийцу искать можно, а пропавшего человека нет? – закапав слезами, начала лепетать дама. Понявши, что так просто он от неё не отделается, Разорихин, предложил такой вариант: если пропавший муж, и другую ночь, дома не заночует, то на завтра, его уж и станут искать, а? Но, Софья Сергеевна оказалась крепким орешком, и такой вариант, её не устроил, она продолжала настаивать на немедленных поисках. Разорихин, которого уже порядком прошиб пот, понял, что лучше уступить, чем потом, слечь с раскалывающейся на части головой.
- Ну что с вами поделаешь? – устало вздохнул он – Идите домой, а я немедля отдам распоряжение всем квартальным, и городовым патрулям, чтоб они облазили все самые необычные места нашего города, и нашли вам мужа…
- И Хортову прикажете? – вставши со стула, уточнила для порядка женщина.
- Ему в первую очередь! Сударыня, идите уже Христа ради домой! – умоляюще попросил Мефодий Лукич – Всем прикажу, и воинскую команду снаряжу, и пожарных! И сам следом побегу! Прошу вас! – Разорихин метнулся к вешалке, и сдёрнувши с него плащ гостьи, буквально чуть ли не силой облачил её в него.
- Я подожду в приёмной! – склонив голову набок, проговорила дама, и вышла. Разорихин, держась за сердце и поминая про себя всех римских богов, колокольцем вызвал к себе дежурного помощника, и тут же отдал все необходимые распоряжения, чтобы рассыльные и курьеры, летели б во все концы города к квартальным, да передали им приказ приступить к поискам, не ночевавшего дома, частного пристава Жерновцева.
Хортов Евпатий Гордеич, в полицейском своём мундире, который он как одел, дабы предстать пред грозные очи господ из Сената, так с тех дней и ходил в нём, приберегая сюртуки да фраки, для более пыльной работы, сидел в своём кабинете и пил чай, читая книгу о развитии конной артиллерии в России, которую ему, наконец-то удалось достать, у своего букиниста.
Покуда бурлила вся эта круговерть с ревизиями, попрятались до поры крупные воры да мошенники, а мелочью, занимались чины и по младше. Аристарха в кабинете покамест не было, он бегал где-то по своим делам, пользуясь затишьем, казалось, что жизнь в Управе благочиния затаилась, в предчувствии чего-то необычного. Евпатий перелистнул очередную страницу, и сразу услышал в приёмной знакомый торопливый топот, и в кабинет, словно дуновение сквозняка, буквально влетел Аристарх, в шинели и двуугольной шляпе, (в подражании шефу, он тоже решил какое-то время, походить в мундире)
- Вы новость слыхали? – ахнул он с порога, даже не пытаясь пока снять верхнюю одежду, застывши на пол дороге меж вешалкой и столом шефа.
- Ты женишься? – решивши поиграть в угадайку, насмешливо бросил Евпатий, закрывая книгу с закладкой.
- Да нет, ещё хуже! – радостно воскликнул Аристарх, срывая с головы шляпу, и возвращаясь к вешалке, попутно расстёгивая шинель.
- В самом деле? Ещё того хуже? – изумлённо поднял брови Евпатий, наблюдая как его помощник, торопясь и чертыхаясь, путается в шинели, избавляясь от неё – Ну, давай уж, ужасни перед обедом!
Аристарх подошёл, сел на свободный стул, и в мельчайших подробностях, со слов титулярного советника, Платона Михайловича Гурзеева, адьютанта полицмейстера, рассказал шефу о недавнем визите жены частного пристава Жерновцева, в кабинет Разорихина, и о её необычной просьбе, в коей основательно оказался затронут, и начальник сыскного отделения.
- Интересно даже – задумчиво проговорил Хортов, выслушав рассказ помощника – Я значит должен, взять, да и подать Софье Сергеевне, её «умеющего жить» супруга? Ну уж нет голубушка, мы тут не пансион и не институт, бабьей блажью не занимаемся… Разорихин впрочем сделал верно, пусть его квартальные, да прочие побегают. Будет большая неприятность, ежели его с какой операции спугнут, или анекдотец, если с любовницей прихватят!
- Вот и я о том же! – возбуждённо заметил Аристарх, - Мало ли мы с вами, дома не ночевали по службе? А вспомните Урусова с Шумельским, в деле о фальшивомонетчиках? Неделю, если не больше, люди дома носа не казали. За Карпычем тогда аж жена в Управу прибегала, куда мол провалился он у вас тут?
- Да, удивительная особа эта Софья Сергеевна, то ли так уж любит мужа, то ли хуже того, ревнует! – заметил Хортов, и сменив тему, предложил Аристарху, пообедать в трактире. За последнее время, обедать домой, Евпатий стал ходить чуть реже, так складывались обстоятельства. Заперев кабинет, шеф и помощник направились в духовитый от обилия горячих блюд и закусок, трактир.
Весь оставшийся день, прошёл у Хортова и Аристарха по-разному. По возвращении из трактира, они узнали, что поиски не ночевавшего дома пристава, понемногу начались. Квартальные где-то сами, а где и направив своих помощников, осторожно принялись досматривать различные места города, начиная с игорного дома, и салонов, до «сумнительных» (бордель и прочее)
- Ну, это представление, держу пари затянется, а возьму-ка я, да съезжу по делам личного характера! – решил Хортов, и неторопливо, вновь принялся одеваться. Аристарх, поняв, что именно шеф имеет в виду, изъявил те же самые намерения, на что и получил добро.
- Поезжай конечно, женщин нельзя слишком надолго, оставлять одних! – проговорил Хортов, и в компании помощника, покинул здание.
Сыщик заглянул в цветочную лавку, купил недорогой но довольно милый букет, (он не любил понтировать пышными букетами, и дарил их только раз в году, своей жене в день свадьбы, в остальные праздники, Наталья Сергеевна, обходилась букетами по проще. ) затем заглянув в кондитерскую, выбрал хороший шоколадный торт, и покатил на извозчике на Бульварную№46, ко второй своей любовнице, Олимпиаде Тихоновой, владелице магазина-ателье для дам. Однако, бывшая на месте её ближайшая помощница Зина, чистосердечно заложила свою хозяйку с потрохами, сказавши сыщику что та, с час назад, укатила в модной бричке с блестящим офицером, с коим у неё уже роман, и даже больше…
- Без-подробностей! – чётко, по-военному оборвал её сыщик, и выдернув из букета один цветочек, протянул девице – Держи Зинуля, заслужила!
Выйдя из чертогов не всегда верной любовницы, Евпатий чуть пройдя, опять поймал извозчика, и покатил к другой интимной подруге, Ирине Красавиной, которая, к обоюдному удовольствию, оказалась на месте…
В Управу, Евпатий Гордеич вернулся через два часа, порозовевший, помолодевший, и уже готовый к разного рода неожиданностям. Но, на сегодня, неожиданностей более не случилось. Часом позже шефа, воротился Аристарх, со следами счастья на физиономии, а ещё через четверть часа, к ним пришёл Разорихин. Оказалось, что он зашёл просто так, поделиться с подчинёнными тем, что пропавшего Жерновцова, нигде не могут найти, и дома он сегодня так и не появлялся.
- Куда может провалится частный пристав, почитай на сутки? – непонятно кого, вопрошал полицмейстер, сидя в полукресле, возле стола Хортова – Серьёзного дела он не вёл, и ни на какой засаде быть не может! Все его люди в части на месте, включая пожарную команду и канцелярию! И ни один из них, ничего, видите ли, не знает! – хлопнул себя по колену Разорихин – Нил Касьяныч ихний, скрытен есть и осторожен, вот и всё что удалось выяснить!
- Хм, Мефодий Лукич, вы полагаете, что и в самом деле, что-то могло произойти? – намекнул Хортов, почувствовавший знакомый запашок горячего.
- Я, ничего не полагаю! – недовольно отмахнулся полицмейстер – Полагать должен старший офицер полиции Жерновцов, коего прямая обязанность, если уж он там и впрямь чего-то «открыл» - со скептической иронией, покрутив в воздухе растопыренной пятернёй, съязвил Равзорихин, - хотя бы намёком ставить в известность если уж не меня, то хотя бы своих людей! А ещё лучше, собственную жену предупреждать что на долго и с концами! А наши ныне, как последние дураки, по всем местам лазили, даже куда сам чёрт, свой нос не суёт, искали, «пропажу»!
- Вообще-то, Нил Касьяныч хотя и не чист на руку, но делопроизводство ведёт неплохо, и исчезать вот так, словно избалованный барчук, что свободно посещает службу, не в его манере – заметил Хортов, на что полицмейстер добавив «Вот именно», подвёл окончательные итоги на сегодня.
- Коли сей молодец и к завтрому не объявится, то придётся искать его уже в серьёз, и не только по прихоти супруги, но и по долгу службы. Не хватало нам ещё и тут. какого-нибудь сюрприза! За сим всё господа, пора и по домам!
Дома, Евпатий узнал что супруга его, тоже вернулась домой недавно, бывши у какой-то из своих многочисленных подруг, которая очевидно любила коньяк, и курила хороший табак ( именно эти ароматы, принесла за собой, госпожа Хортова) До ужина оставалось ещё порядком времени, а потому, супруги просто сели попить чайку в столовой, пока дети возились у себя. За чаем, Евпатий поведал жене малопонятное пока происшествие с исчезновением частного пристава, и суетой вокруг всего этого, заметив в конце, что вторая половина виновника событий, порядком-таки утомила полицмейстера, просьбами о своём муже.
- У, а может она его просто любит? – чуть отведя глаза в сторону, тихо проговорила Наталья Сергеевна.
- Всё может статься, человек, создание сложное, - сказал на это Евпатий, и продолжил – он вот думает себе, что любит, а на деле выходит, что просто собственник, боится отпустить свою женщину дальше аптеки, и то для себя, за каплями от нервов!
Наталья Сергеевна слегка улыбнулась, и покачав головой, тихо заметила.
- Хорошо, что в наших с тобой отношениях Евпатий, всё давно понятно, принято и оговорено…
- Да Наташ, по счастью у нас с тобой, хотя бы так! – согласился Евпатий Гордеич.
На другое утро, день в Управе благочиния, начался как всегда: дежурные с ночи уходили домой, их места занимали дневные, подходили первые просители, в арестантской бурчали двое задержанных за ночь бродяг. Словом, всё как обычно, но в то же время, уже витал в межкабинетном пространстве, некий нехороший душок, вернее даже беспокойный, и неопределённый.
Хортов и Аристарх, на сей раз появились на службе почти одновременно, чего не случалось уже весьма давно.
- Ну братец, боюсь, что это нам с тобой знак – шутливо начал шеф, поднимаясь по лестнице на второй этаж – значит вскорости, опять куда-нибудь на пару запрягут нас с тобой…
- Это очень даже возможно шеф – задумчивым голосом согласился Гайтанцев.
- А хорошо уже печи у нас топят – сказал Евпатий Гордеич, когда, снявши шинель и шляпу, приложил руку к изразцовому щиту.
- Да, а есть учреждение, где на дровах и угле экономят, да и мёрзнут как французы под Москвой! – усмехнулся Аристарх, проходя за свой стол. Вообще-то, столь рано в Управе топили редко. Хотя октябрь уже шёл к закату, днём, сильных морозов ещё не было, а скорее даже наоборот, светило солнце, но, тем не менее, Разорихин велел топить, но не до одури, не крещенские чай морозы-то!
Прошло чуть более часа, как во всём здании, поднялся какой-то играющий гул, словно объявили нечто необычное.
- Ну вот Аристарх, что я говорил? – поглядев на помощника, напомнил следователь – Сейчас войдёт дежурный, и «осмелюсь доложить», обрадует нас какой-нибудь гадостью, на которую нам с тобой, и предстоит выехать!..
Однако на сей раз, он отчасти ошибся, дверь действительно отворилась, но вошёл не дежурный унтер, а сам господин полицмейстер, уже в шинели, но со шляпой в руке. По его растерянно-мрачному выражению лица, и тревожно блеснувших льдом глаз, Евпатий понял, что с диагнозом, он в принципе угадал…
- Господа, собирайтесь немедля! – оба сразу встали и вышли из-за столов – Чёрт, таки влез своим рылом в наши и без того, скверно ухоженные грядки, - не рубя напрямик, продолжил Разорихин, пока его подчинённые, торопливо одевались – Час назад за рекой, в заброшенном доме Ретюевых, нашли Жерновцева, убитого выстрелом в упор. Причём труп, сидит на стуле со спинкой, за столом на втором этаже дома, в каминной комнате. Глаза открыты, руки на столе, и ничего вроде не взято, во всяком случае, оружие его при нём, это пока всё господа. Внизу уже ждут два экипажа, и фургон для тел, за Скопиным заедем по дороге, рассыльного к нему, я уже отправил… Будь оно всё трижды не ладно! – в сердцах, сквозь зубы процедил полицмейстер, резко нахлобучивая шляпу.
- Кто и как, обнаружил тело? – ровным голосом, спросил Евпатий Гордеич, запирая кабинет, когда они уже стояли в приёмной.
- Мальцы местные, они днём там часто лазают, место-то, самое их – дрожащим голосом стал пояснять Разорихин – ну и подняли крик, «Офицер мёртвый за столом сидит!» - полицмейстер первым толкнул дверь на выход, когда они, уже спустились вниз, а затем усевшись в один из двух готовых на выезд экипажей, продолжил – А там поблизости, двое городовых оказались, в патруле. Ну они мальцов тех цоп за воротники-то, и учинили спрос, что мол за крик? Ну те и давай говорить, так мол и так!.. Наши, не будь дураки, с мальцами в дом, поднялись на второй этаж, вошли куда дети им указали, и остолбенели: пристав пропащий, нашёлся бля!.. Один городовой на месте с мальцами остался, другой за квартальным побежал. В общем Евпатий Гордеич, квартальный с помощниками туда прибыл, осмотрел тело, и одного своего, к нам в Управу и послал с донесением. Такие вот дела, паскудного расклада! - досадливо закончил Разорихин.
- Главное, чтоб эта орава, там все улики не затоптала! – тревожно, выказал опасение Хортов.
- Не должны, я им тогда головы поотрываю всем, лично! – без тени иронии, ответил Разорихин. По дороге подобрали доктора Скопина, и теперь, полицейский «обоз» побежал значительно веселее, и через четверть часа пересекши деревянный мост на каменных «быках» уже вскоре подъехал к заброшенному дому Ретюевых, так звался среди тамошних обывателей, двухэтажный каменный особняк, постройки середины 18-го века. Сам дом стоял чуть в низине, а сзади, над ним возвышались земляные обрывы, поросшие кустарником и деревьями. Вокруг особняка не очень густо рос орешник, и всё. С фасада, дом был голо и пуст, а посему хорошо просматривался с накатанной дороги, при спуске с моста.
Своё имя, дом получил от его последних владельцев, дворян Ретюевых, что в 1812 году, бежали из него, напуганные слухами о приближавшихся французах, оставив для пригляда, лишь пару старых слуг. После разгрома нашествия, они вернулись, хотя и не все, кто-то из семейства (сейчас уже не вспомнить кто именно) умер, будучи беженцем. Но следом, в доме начало творится несусветное: сбежала с приказчиком единственная дочь, слегла в горячке и скончалась следом мать, запил с горя, и по пьяному делу замёрз зимой глава семейства, и следом, ни с того ни с другого, повесился в доме, последний из семьи, сын Алексей… Прислуга разбежалась, и вот уже с 1815 года, дом стоит заброшенным. Какое было ценное имущество, забрали родственники из соседней губернии, а прочее, порастаскали местные.
Со временем, как водится в подобных случаях, дом сделался мрачен, угрюм и зловещ. Ветер носился по комнатам через многие повыбитые окна, а печные да каминные трубы, жутко и страшно, подвывали ему в унисон. Очень скоро, в среде городских обывателей, появились легенды о появлении страшных призраков, вымершего семейства, что, впрочем, не мешало бродягам, и прочим деклассированным представителям городского дна, ночевать в доме, и даже топить печи.
Иногда, полиция устраивала тут облавы, но дом, продолжал тянуть к себе скитальцев всех мастей, и мальчишек, что в силу возраста, липли ко всякого рода мистической чертовщине. Иногда, но не столь часто, дом становился пристанищем уголовных преступников, и местом для их тайников. Лишь один раз, здешним полицейским, посчастливилось накрыть троих негодяев, деливших свеженаграбленное добро. Вот такую разноликую славу, носил на себе дом Ретюевых. Подъехавши к дому, Разорихин приказал двум городовым занять пост у входа, а двум другим, обыскать на всякий случай первый этаж. Сам же он, с доктором, Хортовым и его помощником, неспешно стали подниматься по замаранной каменной лестнице на второй этаж, откуда им на встречу, вышел один из находившихся там городовых, и козырнув, вызвался проводить до нужной комнаты.
Как и во всех заброшенных домах, в этом, кругом, и на стенах, и на полу, лежала и висела пыль, скрипели под ногами подгнившие половицы, крошево из стекла и отсыревшей штукатурки, а с потолка, свисали словно рваные и грязные шали, клоки паутины. Городовой привёл начальство в комнату, бывшую ранее либо гостиной, либо другой столовой. Просторное и довольно светлое помещение с тремя окнами, два из которых, оказались целыми, приняло невольных гостей, безрадостной картиной. Почти посередине, напротив давно уже потухшего камина, стоял продолговатый стол без скатерти, на прямых, украшенных небольшой резьбой ножках. Кругом стола, стояли и лежали на боку, с полдюжины стульев и кресел, разной степени годности, на одном из которых, спиной ко входу («Как не разумно!» отметили про себя сыщики) сидел, тупо глядя перед собой остекленевшими, мёртвыми глазами, частный пристав, Нил Касьяныч Жерновцев, левая рука которого, сжатая в кулак, просто лежала на столе, а правая, была подана им чуть вперёд, словно за секунду до смерти, убитый хотел чего-то взять. Его шляпа, лежала здесь же, с правой стороны, а с левой, ровно посередине стола, торчала потухшая масляная лампа, с надтреснувшим, мутным стеклом, зелёного цвета. Стул, на противоположенной от тела стороне, стоял в таком положении, словно некто торопливо вскочил, и неровно его сдвинул. Здешний квартальный с одним помощником точали чуть левее от стула с трупом, и казалось, старались даже не дышать.
- Руками, ничего не трогали? – осторожно осведомился полицмейстер, на что квартальный, твёрдо доложил.
- Никак нет-с ваше высокоблагородие! Ни одного стула, ни одного предмета! только вот я, лично, осмелился поверхностно осмотреть тело, нет ли ограбления, и точно-с, ограбления не было-с! Оружие Нил Касьяныча, царствие ему небесное, при нём, во внутреннем кармане, прощупывается, и пачпорт его, вот извольте, я осторожно достал, а обратно уж не вложил, не к чему-с, думаю! – квартальный протянул Разорихину документ, то прочитав его, передал Аристарху.
- А поверхность стола, вы не трогали? Не протирали, нет? – спросил уже Хортов, подходя к убитому, и начиная обыскивать его более тщательно.
- Пылинки не коснулись, Евпатий Гордеич, с той стороны, на крышке стола, горсть пепла табачного, из трубки видать злодей выколотил, - стал пояснять квартальный.
- Вижу! – бросил Хортов, выкладывая на стол книжницу (род бумажника) пистолет, часы, и носовой платок. Денег в книжнице насчитали 76 рублей ассигнациями, и серебряная мелочь.
- Убийство, совершено не с целью ограбления, - выдал первые итоги Евпатий Гордеич – стреляли из небольшого, двуствольного пистолета, две сквозные раны в области сердца, одна над другой – Хортов чуть наклонил труп, и заметил Разорихину – а вот и пули, Мефодий Лукич, в спинке застряли, она толстая, дубовая, придержите кто-нибудь тело! – быстро попросил Евпатий, лезя в свой карман за складным ножом. Квартальный быстро шагнул ближе, и придержал тело. Покамест Хортов ковырялся с ножом, а Аристарх сидя за столом уже описывал всю обстановку, включая положение тела, Разорихин приказал двум городовым и помощнику квартального, осмотреть на всякий случай, все соседние помещения.
- Вот они, готово! – Евпатий показал две расплющенные пули (квартальный пристроил тело обратно) – Скорее всего, выпущены из дорожного пистолета с вертикальными стволами, английского, а возможно и бельгийского производства, они, наиболее распростронены!..
- Наши туляки, тоже такие делают, - взглянув на пули, возразил Разорихин.
- Да, разумеется, -согласился Хортов – точнее, я скажу позже, после сличения этих, с образцами из нашей картотеки – посулился следователь, осторожно заворачивая пули, в свой платок. Перейдя затем на ту сторону стола, он внимательно вгляделся в небольшой архипелаг табачного пепла.
- А ведь это не из трубки пепел, из неё, он горкой лежит, а здесь, изволите заметить, его несколько раз стряхивали, но не в одну кучу… А это, означает что преступник, курил при этом сигару, но искурил не всю, а не более половины, а значит смею предположить, что жертва и убийца, мирно беседовали в пределах четверти часа – Хортов достал из кармана записную книжку, вырвал листок, сложил его в некое подобие конверта, и осторожно собрав туда пепел, надписал карандашом, и подошёл к доктору, осматривающему тело.
- Борис Сергеич, в пакетике тут пепел от сигары, если не найдём окурка, сможете провести химический анализ, и доподлинно установить сорт табака?
- Возможно-с! – кивнул Скопин, принимая пакетик, и отправляя его в одну из ячеек, своего медицинского сундучка – Ну-с, судя по окоченению и иным признакам, убит он был в ту же ночь, что не ночевал дома, хотя это господа, думаю понятно и без того, не сидел же он здесь сутки, в ожидании собеседника? Определённо скажу после вскрытия, кхм, пойду пожалуй вниз, и распоряжусь чтоб забирали тело! – доктор закрыл сундучок, и торопливо вышел из помещения.
- Господа, давайте осмотрим всё внимательно в этой комнате, а коли окурка тут нети, то и коридор, и лестницу до самой улицы! – предложил Хортов, и добавил что не мог убийца бегать после преступления с окурком сигары в зубах, а скорее всего, в волнении её выбросил.
- Разумно! – согласился полицмейстер, и поиски начались, но через пару минут и закончились, Аристарх нашёл на две трети истлевшую сигару, справа от выхода из комнаты, у плинтуса. Оглядев её и основательно обнюхав, а также, попробовав крупинку табака на зуб, Евпатий Гордеич с полной уверенностью заявил, что сигара эта наша, русского производства, ибо табак хоть и дешёвый, но не дрянной.
- Подобные сигары, выпускаются у нас в Одессе, Полтавской, и Саратовской губерниях, и даже в Западной Сибири, и всё из местного табака. Наши сигары, кстати покупают в германских государствах, Дании, Китае, Польше и Финляндии. А вот сигары дорогие, что курят в столице, или у нас кто побогаче, те, привозят к нам из Америки, и Ост-Индии! – дал небольшую табачную справку Евпатий, аккуратно опуская окурок, себе в карман.
- Придётся бегать по табачным лавкам, да сличать! – вздохнул он, и вдруг сев на стул убийцы, чуть глянул под стол – А тут ниша, господа, видать когда-то, потайной ящичек был, его нет давно, а она осталась, ну-ка! – Хортов достав свой двуствольный пистолет, положил его туда. Затем, сделав вид что курит, изобразил стряхивание пепла, опустил руку вниз, и внезапно выхватив пистолет, наставил его на убитого, - Бах, господа! – проговорил он, пряча оружие, а затем встал и заглянул в лампу – А масла-то там ещё порядочно, не меньше половины, гм!
Из коридора донеслись гулкие шаги, и во главе с доктором, вошли двое городовых с носилками.
- Забирайте! – махнул перчатками Разорихин, и пока они возились с телом, он подошёл к Хортову, и поинтересовался примерной картиной преступления.
- Примерно, Мефодий Лукич, было так – начал Евпатий – Убийца, либо уже ждал Жерновцева тут, при свете лапы, либо незадолго до их совместного прихода, он спрятал в потайном месте заряженный пистолет. Лампа с маслом, полагаю уже стояла на столе, также приготовленная заранее. Вряд ли пристав и его убийца, добирались до этого места, сообща. Ведь преступнику не выгодно чтобы его, кто-то видел в компании с Жерновцевым. Скорее всего, и я даже почти убеждён в этом, преступник, ждал пристава на порожках переднего крыльца, с фонарём в руке, в точно означенное время. Жерновцев, по словам жены, ушёл из дому в вечеру, но не уточнила, до ужина, или после? В любом случае, наш пристав, добирался сюда на извозчике из своей части, ведь лихачи, чужих возниц гоняют до мордобоя со своих участков, если только – Хортов чуть прикрыл левый глаз, поднявши указательный палец – этот извозчик, не отвозил седока из одного конца города, в другой. В этом случае, извозчики друг друга не трогают, везёшь мол, ну и вези, а дежурить не смей! Узнаем у вдовы точное время ухода из дому её мужа, установим примерное время встречи его со своим убийцей. Правда для этого, сегодня же надобно найти того извозчика, что отвозил Жерновцева…
- Ну, это наши ребята установят, каждый в своём участке поспрашивает на извозчичьих биржах, да и шабаш! – уверенно проговорил Разорихин.
- Это верно, среди лихачей, уже наверняка слушок-то побежал, и коли не сам извозчик сознается, так товарищи на него укажут! – уверенно заметил Хортов, и сказал что на этом, пока всё.
Тело пристава к этому времени, хотя и с трудом, но уложили на носилки, да и вынесли. под присмотром доктора. Городовые что обследовали соседние помещения, вернулись, держа за шиворот испуганного, полосатого кота, которого Разорихин, повысив голос, повелел выпустить вон, после чего, отдал приказ сворачиваться. Масляную лампу, как улику, велено было нести одному из городовых. Спускаясь вниз, полицмейстер, со вздохом заметил Хортову.
- Ну-с, Евпатий Гордеич, берите это дело, да и распутывайте со своей командой… Первый раз на моей памяти, вот так, убивают частного пристава!
- Слушаюсь, Мефодий Лукич, да и взялся я уже! – невесело улыбнулся Хортов.
Х Х Х
К обеду, город начала будоражить весть о таинственном и загадочном убийстве, в заброшенном и проклятом доме Ретюевых, на окраине за речкой, а уже к послеобеденному времени, взбудоражила его напрочь весь! Хортов с Аристархом, заехав в Управу, лишь для того, чтоб доставить туда полицмейстера и одну из улик, старую масляную лампу, быстро поехали к дому вдовы, что жила на улице Подковной №46. Хороший, крепкий, каменный дом с мезонином, выстроенный в своеобразном стиле, напоминавшем сверху, букву «Т». Фасад его, выходил сильно вперёд, выделяясь крыльцом, и рядом надворных построек, а прочие два крыла его, и были основными, жилыми помещениями. Когда Хортов и Аристарх, обнажив головы прошли в переднюю в сопровождении заплаканной горничной, и предстали перед очами бледной, и прикрывающей рот платочком хозяйки, они поняли, что в этом доме, уже всё знают.
- Ну я же вам говорила, господа… - горестно залепетала Софья Сергеевна, подходя ближе – я ведь не даром чуяла беду, ну, разве я, не оказалась так трагически права?! – глядя снизу вверх, своими отчего-то ещё полудетскими глазами, в лицо Евпатия Гордеича, который кивнув, начал отвечать ей.
- Увы сударыня, как это не прискорбно, но на сей раз, я вынужден признать, что ранняя, и казавшаяся поспешной тревога, оказалась небеспочвенной. Однако позволю себе заметить, Софья Сергеевна, что мы не отмахнулись от вас, и начали поиски в тот же день и час, как вы обратились. Да, мы не нашли следов вашего супруга в тот же день, но ведь это объяснимо: наши люди, искали живого человека в жилых домах, а он, увы, был уже убит тем же вечером, когда ушёл из дому, и не вернулся, (вдова побледнела ещё больше, прикрыла глаза, и слегка закивала головой) поздно было, уже в любом случае… И справедливости ради, хочу сознаться, что тело вашего мужа в заброшенном доме, нашла не полиция, а тамошние ребятишки, облюбовавших старый особняк, для своих игр. Ну, а уж вот они-то, полицию и привели. Мы, собственно говоря, с коллегой, прямо оттуда, почти…
- А, где… тело? – уронив пару слезинок, тихо вопросила вдова, снова поглядев в лицо Хортову.
- Оно в больнице, у доктора Скопина, необходимо произвести медицинский осмотр, это поможет установить дату смерти, и облегчит поиски преступника…
- Как это… произошло? – выдавила из себя женщина, стараясь держатся.
- Его застрелили, застрелили внезапно, когда он, не ожидал этого – честно ответил Хортов.
- И, что это означает? – опять спросила вдова.
- Уважаемая Софья Сергеевна, мы понимаем как вам, сейчас тяжело, но – голос Хортова стал чуть твёрже – поймите же и вы нас. Чтобы найти убийцу, нам волей не волей, необходимо проникнуть во все уголки его жизни, включая и вашу семейную. А посему, я убедительно прошу вас, допустить нас, в его рабочий кабинет. Ведь он у него был я надеюсь?
- Да, конечно, у Нила есть свой кабинет, небольшой правда, и библиотечка там невелика, ста книг не наберётся, но деловые бумаги, все там! – как бы стряхнув с себя чего-то, чуть живее заговорила вдова, и жестом руки, позвала визитёров за собой. Они миновали три закрытые комнаты, и подошли к дверям кабинета покойного, которые конечно же оказались запертыми, а хозяйка растерянно пояснила, что ключ, муж всегда носил с собой.
- Странно, при осмотре тела, мы ключа не обнаружили, - пробормотал Евпатий, - разве что его похитил убийца… Один момент Софья Сергеевна, сейчас мы всё сделаем, подержите, Аристарх Сергеич! – Евпатий передал помощнику свою шляпу, расстегнул шинель, и пошарив правой рукой где-то в недрах своих одежд, вытащил небольшой, кожаный футляр, в коем можно было хранить и очки, и пенал, и серебряные ложки-вилки, словом, чего-то подобное, он из себя представлял. Футляр выглядел на вид увесистым, и чем-то набитым. Евпатий чуть повернул медное колечко-застёжку, и кожаное хранилище, открылось как устричная раковина, блеснув набором, искусно изготовленных отмычек, держащихся на прочном, кожаном колечке.
- Один момент, Софья Сергеевна, - повторил Евпатий, опускаясь на одно колено, внимательно оглядывая замок, а затем подобрав пару отмычек, приступил к действию. Медный язычок замка, щёлкнул через пару минут, отверзнув свою дверь.
- После вас! – пряча инструменты в футляр, проговорил следователь, глазами указуя поражённой всем увиденным хозяйке.
- Однако… - только и смогла она вымолвить, первой проходя в кабинет покойного мужа, а следователь с помощником, робко ступили за ней. Кабинет убиенного пристава, мало чем отличался от кабинета чиновника средней руки, разве что порядку в нём на первый взгляд, было больше. Единственное окно выходило в сад, открывая приятный глазу взор, круглый год. У этого-то окна, и стоял обычный письменный стол со всеми канцелярскими принадлежностями на нём, и масляной лампой жёлтого стекла, слева. Был на столе и трёхсвечный канделябр, он, находился по правую руку.
Из бумаг, на столе лежал последний номер газеты «Губернская Мысль», и стопочка чистых листов. У стены напротив, томился нагруженный книгами массивный шкаф, на толстых, деревянных лапах. Никаких дверей, сия мебель не имела. В остальном, кабинет был как кабинет: диванчик для отдыха, рукомойник, вешалка для одежды, на которой в данный момент висели гражданская шинель, шарф, и каракулевая шапка с козырьком. Ни секретера, ни бюро, в кабинете не было.
- Небольшой, но не заставленный, видать не любил ваш супруг тесноты-то? – для затравки вопросил следователь, отмечая про себя, что тут, кроме одного стула и дивана, и присесть-то не на чем было гостям!
- Терпеть не мог! – смахнув слезу, тихо ответила Софья Сергеевна, подходя к окну, и прислоняясь к высокому подоконнику. Полицейские повесили на вешалку свои шляпы, но шинелей снимать не стали, а только расстегнули их.
- Мы будем принуждены в виду обстоятельств, изучить всю документацию вашего супруга, возможно он вёл некие записи, кои помогут изобличить убийцу, - осторожно продолжил намекать следователь, но вдова, прикрыв веки, понимающе ответила.
- Да господа, разумеется, смотрите, читайте, сличайте и ищите… Я же… кхм, я, вдова полицейского, и несклонна к дешёвым ахам, и восклицаниям… Досматривайте весь кабинет как положено, всё одно в других комнатах, никаких бумаг и книг, кроме моих вздорных романов, нет!..
- Всё будет проделано только в вашем присутствии! – дополнительно к прочей дипломатии, добавил Евпатий Гордеич, приступивший к осмотру стола, а на долю Аристарха, выпал книжный шкаф.
Ящики стола по бокам, оказались не заперты, но полупустые: в них были обнаружены несколько пачек свежей бумаги, расходный домашний журнал, награды в картонной коробке, альбом средневековых гравюр на военную тематику, три пачки 10-ти рублёвок, коробка графитовых карандашей, дюжина очиненных перьев, три бутылки чернил, пресс-папье с красивой, малахитовой головкой, да несколько пустых папок. Евпатий внимательно проглядел альбом на свет, нет ли где каких пометок? Увы, кроме кожаной закладки, ничего постороннего, в альбоме не оказалось. Хортов убрал обратно всё, кроме денег, кои положил на угол стола.
- Извольте пересчитать, и написать расписку, что мы, вернули их вам, таков порядок! – коротко пояснил он, удивлённой деньгами вдове, и та, без возражений отделилась от окна, и подойдя к столу, молча принялась считать. Хортов же занялся средним ящиком, запертым. Зная уже примерно как оно бывает, он стал ощупывать все резные розетки, под столешницей, и вот пятая из них, в самом углу, у окошка, с едва слышным скрипом повернулась по часовой стрелке, и в толстой ножке стола, щёлкнув пружиной, открылась небольшая крышечка размером со спичный коробок, и за ней, в небольшом углублении, лежал ключ.
Хортов взял его, осторожно прикрыл крышечку до щелчка, и вставив ключ в скважину, открыл ящик. Сразу бросились в глаза пара одноствольных пистолетов со взведёнными курками, кои следователь, бережно выложил стволами к окну, и углубился в содержимое ящика. А там, уже пошло кое-что… Толстая записная книжка синего цвета, с именами, цифрами, прочим, небольшая, плотно завязанная папка, в коей тоже оказались какие-то письма, написанные разными людьми. Два увесистых мешочка с золотыми монетами
(подлинными) которые сыщик, также положил под руки, считавшей ассигнации вдове.
- Это, тоже вам, и по тому же принципу! – пояснил он. Далее, в ящике нашлись личные записки покойного, нечто вроде дневника, или размышлений, три старых письма в пожелтевших конвертах, датируемых 1812-13-ми годами, и золотая брошь с изумрудом, в картонной коробочке, на внутренней стороне которой, чернилами, было коротко надписано «Заходина Е.М.1812г»
- Вот эти предметы, Софья Сергеевна, я временно изымаю для изучения, а на брошь с изумрудом, я напишу расписку уже вам! – обратился Хортов к завершившей подсчёты вдове, и та, ещё не отошедшая толком от свалившегося на неё вместе с горем и богатства, коротко кивнула.
- Да-да, разумеется!
Обменявшись в течении пяти минут, обоюдными расписками со вдовой, Евпатий, сложив все бумаги в одну стопку, пистолеты и коробку с брошью распихал по карманам, решил помочь Аристарху с книгами, хотя уже был практически убеждён, что там ничего нет. Через пол часа, досмотр библиотеки из 73-х книг был завершён, результатом чего стал старый рецепт засолки грибов, написанный чернилами, на ровном куске бумаги, который Хортов, протянул хозяйке.
- Это всё, сударыня!
Вдова, приняв рецепт, повертела его немного в пальцах, и словно не зная что с ним делать, положила на угол стола. Пора было уходить. Полицейские надели свои шляпы, и пожелав вдове держаться, торопливо покинули дом, им предстояло тоже самое, произвести и в части покойного, в его теперь уже бывшем кабинете…
Однако в служебном помещении, кроме вороха абсолютной казёнщины, ничего обнаружено не было. Дюжина жалоб, доносов и кляуз соседей друг на друга, самой бойкой из которых, явилась та, где автор утверждал что господин такой-то и такой-то, не только неблагонадёжен политически, но ещё «есть тайный содомит, и всяко гнусен»…
Единственное дело, которое на настоящий момент было в производстве, состояло в поиске сбежавшей от хозяйки горничной с её сыном, укравшими при этом 420 рублей, 68 копеек!
- Страшны дела твои человече! – огласил свой вывод Хортов, прочитавши 12-ти страничное дело – Вот Аристарх, уже судя по тому, что жалобщица аж целых 68-мь копеек посчитала в убытках, я понимаю почему убежал её сын, и искренне пожелаю сему «делу», попасть в ряд нераскрытых! – хлопнул Евпатий с досады, папкой о стол. Подробнейшая беседа с его людьми, длившаяся более трёх часов, ничего определённого, почти не дала, и только старший унтер Сорочинцев, высказал собственное видение дела.
- Нил Касьяныч наш, он человек дотошный был, но держался поговорки, «С сильным не борись, с богатым не судись», а тут, недель пять назад, он, как-то незаметно для иных, переменяться начал… Вроде как нашёл что-то такое, чего не мог себе позволить, упустить.
- В чём это выражалось Сорочников, ты яснее выразиться можешь? – чуть надавил Хортов, однако унтер, остался спокоен.
- Это, ваше высокоблагородие, не объяснить так сразу, вернее сказать что наш покойный начальник, на чего-то, собачью стойку сделал. Нам-то он ничего не говорил, но, чаще стал выезжать куда-то в одиночку, и не на наших колымагах, а на извозчиках. Это только я вот, разов пять-шесть, за последние недели две за ним приметил, а вот куда к кому, виноват-с, но, не знаю-с! – развёл руками старший унтер.
- Ладно братец, и на том спасибо! – устало бросил Хортов, поднимаясь со стула, и держа в руках уже перевязанные здешней бечёвкой, домашние бумаги убиенного. После этого, шеф и его помощник, покинули часть.
На улице уже смеркалось, и надлежало немедля ехать в Управу, да приниматься за разбор бумаг покойного.
- У-ф-ф! – устало выдохнул Хортов, холодным паром, - Новый ребус Аристарх, и похоже не совсем простой, вернее необычный, упал на нашей с тобой дороге, ни перешагнуть, ни объехать нельзя, едем! – Евпатий махнул помощнику рукой, и они оба, торопливо полезли, в уже заждавшийся их экипаж…
В Управе, Хортов решил действовать следующим образом: дневник, и три старых письма изучает он сам, Аристарх же, дотошно знакомится с синей записной книжкой, и папкой с записями, а затем наоборот. Помощник согласился, и работа закипела.
Дневник, или скорее это походило на записки (Жерновцев почти не касался в них темы своей семьи) не был закончен, его объём занял лишь две трети тетради, или чуть более сорока листов. В первых страницах, датируемых 33-м годом, Хортов не нашёл ничего относящегося к настоящему делу: автор описывал свои ощущения от Польских событий в 1830-31-х годов. Общая мысль пристава сводилась к тому, что наместник тамошний, Великий князь Констаантин Павлович, сам выпустил ситуацию из рук, пустив всё на самотёк, хотя своевременные меры, предотвратили бы эту тяжёлую войну. «Верно мыслил наш Нил Касьяныч» согласился Хортов, и продолжил чтение. Однако, записки эти, попади они в лапы высокого начальства, хотя и могли принести их автору определённого рода неприятности за критику устоев, заметного света, на дело пока не пролили. В одном месте, Евпатий Гордеич даже хохотнул про себя: Жерновцев писал, что полицмейстером в этой губернии, лучше был бы он сам, и порядку тогда стало бы в разы больше. «Однако покойничек наш цену себе знал, и сбивать не думал!» отметил про себя Евпатий, переворачивая страницу. И только ближе к концу сентября сего года, Хортов уловил в записках покойного, охотничий азарт. Нил Касьяныч писал о том, что «Как чёрт возьми, играет нами жизнь? За кем я бегал-то, по совести сказать? За шантрапой по большей части, а тут, душка Лудаев вынырнул… Хотя, осади Нил, погодь, тот ли это Лудаев о котором ты слышал? Надобно проверить, более четверти века прошло, можно же и глупейшим образом обмануться» Последняя запись, была оставлена автором за неделю до гибели, 10-го октября. «Всё подтвердилось, это он, тот Лудаев! Нет, каков подлец, а? Предал, ограбил и сбежал, а теперь, живёт-поживает, кум-королю!.. Ну ничего дружочек, ты мне теперь либо раскошелишься, либо на виселицу пойдёшь»…
- Ах ты ж вымогатель несчастный – мрачно проговорил Хортов закрывая тетрадь записок, и бросая её в один из левых ящиков стола. Он, в принципе всё для себя, уже уяснил; пристав, зацепил некоего негодяя Лудаева, который более четверти века назад, кого-то предал, и ограбил, а сейчас живёт богато… Более четверти века назад, это скорее всего 1812 год, и неизвестный Лудаев, теперь должен заплатить, либо будет повешен. Ну, повесить у нас могут только за одно, коли в грозовом 12-ом году, некто совершил государственную измену, предал Веру и Отечество, да перешёл к французам. Да, типы такие были, даже целые деревни дураков сиволапых, по рассказам ветеранов, говорили нашим разъездам: «Мы теперича аполиёновския, у нас воля будить!» Многим тогда, кнутами, розгами да шомполами, ум в голову, через задницу обратно вколачивали, а кого и вешали, за явное служение неприятелю.
Конечно же не всех выловили, некоторые ушли от ответственности, и теперь даже ещё нет-нет, да разоблачат, где изменника, срока давности, такие преступления в России не имеют…
Эти мысли, резво пронеслись в голове у Хортова, и он принялся изучать старые письма, 1812-13-х годов. Первое, от 29 сентября 1812 года, было от капитана одного из гусарских полков, Сергея Алёхина, своему другу, инвалиду последней турецкой кампании, поручику Сергачёву, Павлу Илларионычу, проживавшему в одном из уездов Старобоярской губернии. Гусарский капитан, кратко обрисовав в начале письма тяжёлую военную обстановку, упоминал мимоходом о гнусном предательстве и трагедии, произошедшими «третьего дня» далеко от Главной квартиры, в имении некоего помещика Заходина, что вознамерился со своими мужиками, уйти в партизаны, но их всех, выдал французам его гувернёр, Перикл Лудаев, сбежавший незадолго до того (до чего?) и приведший на барский двор, где все партизаны уже собрались с оружием эскадрон французских улан. В неравном бою полегли почти все партизаны, числом свыше 50-ти душ, и их командир, помещик Заходин. Правда и неприятель, потерял порядка двух десятков убитыми. Далее, капитан возмущался и негодовал о людской подлости, но верил в победу, веруя и в возмездие. В последних строках письма, капитан желал товарищу здоровья, и крепости духа.
- Так-с, значит ты у нас, Перикл Лудаев – призадумавшись, проговорил Хортов, делая себе выписки из письма – гувернёр, сучья задница…
Затем, следователь взялся за другое послание, тоже от 1812-го года, но уже от вдовы помещика Заходина, Евдокии Михайловны, что писала своей двоюродной сестре Татьяне Требунских, в Тамбовскую губернию, из какого-то городка Пустохина, где она и дети, спасались от войны. Какой губернии был этот Пустохин, бедная вдова не указала, сочтя это очевидно излишним, не рассчитывая там оставаться надолго. Евдокия Михайловна, весьма горестно писала о постигшем её несчастии, о потере мужа, своих драгоценностей, «что забыла я дура шальная, впопыхах» и мерзком, преподлом человеке, Перикле Лудаеве, что учил её детей арифметике и грамматике, да французскому «будь он проклят». От себя, вдова выражала неподдельное удивление тому, что человек, 22-х лет от роду, ни в чём не нуждавшийся, стал вдруг иудой-искариотом, и предал… далее следовало длинное и полное женских эмоций рассуждение на тему морали, а заканчивалось письмо, надеждой вернуться в родной дом. Дата внизу письма стояла от 21 ноября, 1812 года…
- Так, драгоценности значит вы мадам, забыли в имении, это худо, внимательнее надо быть – проговорил Евпатий, делая себе выписки – теперь ясно что за брошь, у пристава в коробочке была… Где вот ты её Нил, твою душу грешную, взял-то? Хоть бы написал, ан нет, таился…
И наконец третье послание, датированное уже августом 1813 года, было от соседа Заходиных, графа Урупцева, Анатолия Андреевича, писавшего собственной жене из Рязани, где он пребывал по делам семейным, навещая брата. И в середине письма, граф, как бы между прочим, сообщал жене, что на улице, он нос к носу, наскочил на бывшего гувернёра их несчастных соседей Заходиных, коего он знал лично, и который по слухам, во время войны, передался весь неприятелю. И гувернёр, судя по тому, как побледнело его лицо, также узнал графа, и на оклик последнего «Перикл Василич, это вы?!» растерянно забормотал что граф ошибся, но Анатолий Андреевич настойчиво повторил имя изменника, и даже сделал попытку к его задержанию, но тот, сильно ударив его тростью по руке, пустился бежать, и не смотря на крики графа, и усилия некоторых граждан, поймать Лудаева не смогли.
Далее, в письме граф выражал надежду что «негодяй далеко всё ж не уйдёт», а заканчивалось письмо, описанием семейной жизни брата.
- Итак, из моих бумаг Аристарх, известно полное имя, возможного убийцы Жерновцева, оказавшегося в добавок ко всему, ещё и государственным преступником, предавший во время Отечественной войны, отряд партизан, коими собирался руководить помещик, у которого до того, он служил гувернёром… Что у тебя?
Аристарх развёл руками, и рассказал, что синяя записная книжка с именами да цифрами, это доходная ведомость покойного, куда он заносил суммы, получаемые им, от всякого рода лиц, а также данные о финансовом состоянии, оных же лиц. А вот папка с записками от разных людей, дала две, весьма любопытные; одну от 1822-го года, а другую, от 28-го, где в числе прочего, оба автора (Александр Михайлович Гусищев, дворянин Старобоярской губернии, и Юрий Петрович Хлыстов, тоже дворянин, но из губернии соседней) писали друг другу что им, в числе прочего, попадались на глаза, драгоценности дворян Заходиных, таинственным образом исчезнувшие во время войны. Однако, их новые владельцы, уверяли авторов, что покупали их законно, честь по чести, у нуждающихся в деньгах людей.
- Вона как? - потёр себе лоб Хортов – Ну коли так Аристарх, то считаю обмен бумагами с повторным их перечитыванием излишним. За семь лет что мы с тобой служим, думаю уже можно доверять наблюдательности друг друга.
- Да, пожалуй – улыбнувшись согласился Аристарх.
- И что мы братец, с тобой имеем? – начав разжимать пальцы на левой руке, вопросил шеф – умного, но алчного частного пристава, каким-то образом, вышедшего на след предателя, это раз! Два, это полное имя и должность предателя, на 1812-й год! Три, это пропажа драгоценностей рассеянной хозяйки, Евдокии Михайловны, сумма коих нам пока неизвестна… Четыре, это всплытие части драгоценностей в 22-ом, и 28-ом годах. Пять, это авторы и адресаты всех этих писем, некоторые из коих, просто обязаны быть живы, иначе нам придётся туго…
- Да, шеф, работы тут, двоим не вывезти, дознавателей наших опять припрягать надо будет, да унтеров ими натасканных, изменника искать, это, пожалуй, потруднее прочего будет! – заметил Аристарх.
- Да, разумеется, призовём всю команду, и хочешь не хочешь, а и Гончарову поклониться снова придётся – добавил соли следователь – изменники и предатели, это больше по его части. Но, раз дело начали мы, нарыв вскрыли мы, а значит вычищать гной с гнилой кровью из раны, да залечивать её, нам предстоит вместе! – закончил Хортов. Аристарх ничего не успел ответить, как постучавши и получив разрешение войти, появился дежурный, доложивший что нашли извозчика, что позавчера, вёз пристава Жерновцева.
- Он здесь? – быстро спросил Евпатий Гордеич.
- Точно так-с, ваше высокородь, вон он за дверью, городовой его караулит.
- Не били надеюсь?
- Да вроде нет, морда чистая…
- Давайте его сюда!
- Слушаюсь! – дежурный вышел, и туже, в дверях показался невысокий, осанистый извозчик, с растрёпанной бородой, в чёрном кафтане подпоясанным серым кушаком, и лохматой шапкой в руках. На его лице, явственно читались неуверенность и страх, тоска и некая жалость.
- Не стой как статуй, проходи! – буркнув, толкнул его в спину городовой, и возница, едва не споткнувшись, нехотя подошёл к столу следователя.
- Ну-с, голубь сизый, кто таков? Как звать-величать? – задал Хортов, первый вопрос. Мужичок ответил, что зовут его Осип Уханов, лет ему 38-мь, православный, есть жена и детки, проживает на Столярной, подле хлебной будки.
- Про убийство пристава Жерновцева, слыхал чего? – так же спокойно спросил Хортов, и опрашиваемый тяжко вздохнул.
- Как ж не слыхал-то, ваше высокоблагородие? Ить я в его части-то живу, и подовчерась, часу в девятом, он меня на перекрёстке, недалече от своего дома кликнул, и приказал гнать на тот берег, к дому Ретюевых… Я, конечно оробел, дом тот, самое поганое место во всём Заречье – приглушённым голосом, заметил извозчик – Нил Касьяныч посмеялись надо мной, и сунули мне целковый, я ажник вспотел от удивления…
- Целый рубль дал, и что сказал потом?
- Сказал… сказал что коли я трус такой, то так и быть, к самому дому, пускай не подъезжаю, а съеду с моста на обочину, и шагов за полста от него и стану, и ровно час его там подожду, а потом, они пообещались ещё один рупь мне дать, ну, я конечно согласился, - коротко развёл руками мужик.
- Так, он, пристав, по дороге, в слух ничего не говорил? – глядя на извозчика, и стараясь определить, врёт тот, или нет, спросил следователь.
- Нет, молчал всю дорогу, да там и дороги-то энтой, четверть часа, я быстро ехал, как мне и было приказано! – сопя в нос, ответил извозчик, чуть потупив взор.
- Иначе говоря, к дому Ретюевых, вы подъехали около девяти? – уточнил Хортов.
- Точно так, ваше высокоблагородие, - кивнул возница – пяти минут не прошло как они в дом-то вошли, на колокольне, в аккурат девять раз вдарило…
- Они? – сразу оживился следователь, поглядев на возницу, чуть сдвинув брови, - Ты это так о приставе уважительно, или там ещё и другой кто был?
- Был, ваше высокоблагородие! – кивнул Осип, но, как-то извиняясь добавил – Токомо не разглядел я его никак, чёрная тень с фонарём в руке, и всё!.. Одет вроде в шинель тоже, широкое что-то на нём было, и всё.
- Первым, кто из них в дом вошёл?
- Тот, с фонарём, он дорогу освещал, а Нил Касьяныч уже за следом! – тяжело вздохнул свидетель, и коротко перекрестился.
- Ну, Осип, а дальше, чего было? – сцепив пальцы в замок, спросил следователь.
- А ничего не было…
- Совсем ничего? И огня в окнах ты не видел? – чуть повернув голову, и глядя на Осипа как бы одним глазом, вопросил Хортов.
- Не, огня не видал ни в одном окне! – уверенно заявил извозчик.
- Верно братец, огня с улицы, никто видеть не мог, место там такое, что с улицы его не видно. Ну, а выстрелов, неужель не слыхал? В ночной тиши, кругом ни души, дом пустой… ну?
- Не уверен я – замялся Осип, потупив взор.
- В чём не уверен?
- Что слышал…
- Ты выражайся яснее, мне по мимо тебя, работы – воз! – показал рукой сыщик, и Осип, вздохнувши кивнул.
- Вроде хлопнуло пару раз, похоже на то, как господа, шаньпанскую откупоривають, но я на них ничего… не обратил в обчем…
- Так, и через сколько времени, ты эти хлопки услыхал, через пол часа? – откинулся Хортов на спинку стула, скрестив руки на груди.
- Да нет, не полчаса, поменей, митнуток может двадцать… я ить как седока-то порой дожидаюся, уже по времени, прикидывать наловчился! – похвалился Осип.
- Угу, двадцать минут примерно… -проговорил Евпатий, и поинтересовался, досидел ли Осип, свой час?
- Досидел Евпатий Гордеич, как десять ударов на колокольне-то пробило, я ишшо с четверть часу подождал, а потом, страх меня взял, и я прочь поехал, сердце беду почуяло! – тоскливо выдохнул Осип.
- Когда об убийстве узнал?
- Да на другой день, в обедах, когда с товарищами, в трактире кашу ел. Я как услыхал, у меня энта каша, колом стала, еле проглотил… так и подумал тут же, хана мол тебе теперь Осип, ты вёз, с тибя и спрос… и вот, угадал! – извозчик печально вздохнул, и развёл руками.
- А ты раньше Жеоновцева возил куда-нибудь?
- Раза два было, но в те разы, он точного адресу не давал, назовёт улицу, и всё… а там остановит где-то, и дальше пешком идёть…
- А что за улицы, как назывались?
- Да ить это летом было, рази ж я упомню? – слегка изумился Осип.
- Придётся вспомнить, - сказал Хортов, и поглядев задумчиво, спросил, как бы сам себя, - Что же мне с тобой делать, Осип Уханов, а?
- Это как так? – насторожился тот.
- А так, с одной стороны, верю я тебе, а с другой, сомневаюсь: а вдруг ты, да сообщник тайный убийцы, и пристава, нарочно у того перекрёстка ждал?
- Да смилуйтися, господа! Как ж это можно-то, а? Да я почитай двадцать лет извозом занимаюсь… Да меня тута каждый пёс знаить! – клятвенно затараторил было Осип, но Хортов, жестом прервал его.
- Паспорт твой где?
- Пачпорт при мне, тута! – стукнул он себя по груди.
- Давай его сюда! – сыщик протянул руку, и Осип, томясь отдал свой паспорт, который тут же был положен следователем в стол.
- Он, побудет покамест у меня. Поверю я тебе Осип, но ты, к завтрашнему дню, не говорю что с утра, хоть весь день думай, но вспомни: на какие две улицы, ты летом, покойного пристава возил, уяснил?
- Уяснил…
- Ну, тогда на сегодня ты свободен, а вот завтра, в течении дня, жду тебя здесь. ну а коли меня не застанешь, то про эти улицы, ты любому из полицейских скажешь, а уж они, мне, проводи его! – велел Хортов городовому, и тот, уже чуть добрее, толкнул Осипа в плечо, пошли мол! Когда они вышли, Аристарх спросил.
- Ну, помог вам этот Осип чем, или нет?
- Следствие покажет Аристарх, следствие! – передумывая что-то в своей голове, ответил Хортов.
Х Х Х
После ухода извозчика, они попили чаю с баранками, которыми разжился где-то Аристарх.
- Достань-ка там наши пули из картотеки – попросил Евпатий Гордеич, и помощник согласно кивнув, подошёл к картотеке, открыл её, чуть присел, и вытянул за небольшую ручку, продолговатый деревянный ящичек, похожий на большой пенал, закрывавшейся подобно шахматам, на пару медных крючочков.
- Вот шеф, извольте сличать! – сказал помощник, кладя ящичек на стол начальнику, а тот, уже доставал из кармана две пули, извлечённые им, из дубовой спинки стула, на коем и был застрелен Жерновцев, приготовляясь уже скорее к формальной, чем необходимой процедуре сличения. Вооружившись лупой, Евпатий открыл ящичек, где в десятках пронумерованных, и аккуратно подписанных ячеек, лежали разнокалиберные пули, от мушкетов столетней давности, до современных ружей и пистолетов. Уже имея в этой практике богатый опыт, Хортов сразу же взял несколько похожих образцов, и принялся сравнивать. Минут через десять он сложил образцы обратно в ящичек, и попросил стоявшего всё это время рядом, Аристарха, пристроить всё на место. Когда помощник убрал всё обратно, шеф равнодушно сообщил.
- Как я, и предполагал, дорожный двуствольный, производства одной из трёх стран: Англии, Бельгии, и нашей. Оружие средней величины, но не дамское, то, много меньшего размера и калибра… так-то вот братец.
Хортов не успел ещё чего-то добавить, как вновь явившийся дежурный, передал ему медицинское заключение доктора Скопина, что «ещё давеча принесли, да в суматохе и позабыли, а их высокоблагородия, заняты были». Хортов, впрочем, не стал никого распекать, заключение уже не играло особой роли, и требовалось лишь для порядка. В нём говорилось, что смерть, наступила в районе десяти вечера и не позднее того. Это всё совпадало и выводами самого следователя и с показаниями Осипа Уханова. Химический анализ пепла показал, что табачок был наш, русский. В пост-скриптуме, Скопин упомянул что при осмотре тела, в подкладке мундира, им был обнаружен средней величины ключ, предположительно от входной двери, который он, и передаёт вместе с заключением.
- Что? – удивлённо переспросил у бумаги Евпатий, и громко позвав дежурного, и потребовал от него сей же момент сыскать ключ прилагавшийся к бумаги, а не то, всем им будет солоно и горько одновременно! Ключ нашли через пять минут, он просто завалялся на столе среди предметов.
- Ну-с, вот и пропажа нашлась, от кабинета скорее всего, – вертя узорчатый ключ в пальцах, заметил шеф – больше не от чего… на похоронах покажу вдове, да и отдам коли опознает. А может лучше после, а, Аристарх? Уляжется всё, да на другой день прийти и проверить лично, как думаешь?
- Да, шеф, после, конечно лучше, да и не суть ведь это уже!
- Да, пожалуй, уже не суть… - тихим голосом, согласился Евпатий Гордеич, и сказал, что пора собираться домой, на сегодня дел нет уж никаких, а вот на завтра…
- Завтра Аристарх, как явимся на службу, я, первым делом к Разорихину на доклад, а ты, найдёшь Урусова с Шумельским, и будете ожидать меня в кабинете. Посвяти во все подробности, и скажи, что потрудиться на сей раз, придётся весьма, и весьма много…
- Слушаюсь шеф! – кивнул Аристарх, и стал торопливо одеваться, вслед за начальником. На улице заметно похолодало, но Хортов с Аристархом не стали понапрасну гонять казённый экипаж, а добрались на городском извозчике.
Доклад Хортова, полицмейстер слушал очень внимательно, и лишь по его окончании, выдал свои эмоции.
- Вот, вот господа! – потрясая указательным перстом, как бы обращаясь ко всей вверенной ему полиции, начал он – Вот что бывает, когда страж закона, зацепив преступника, и не какого-нибудь там, а вора и изменника Отечеству, помышляет не об исполнении своего долга, а о наживе, становясь по сути соучастником преступления, коли оное, за мзду, покрыть и умолчать согласен бывает! – произнося этот монолог, полицмейстер нервозно ходил по кабинету, коротко, но резко жестикулируя. Замерев перед своим книжным шкафом и стоя к Хортову боком, Разорихин хмуря брови, раздражённо продолжил.
- А я-то всё думаю да раздумываю, какого беса, Жерновцев в этом нечистом месте делал, с кем у него там свидание было назначено, и главное, что за нужда такая, заставила его, так рисковать?! А он вон чего, денег от изменника захотел… Ну и получил, что причиталось! – полицмейстер пружинисто повернулся к докладчику, держа руки за спиной.
- Вы, Евпатий Гордеич, что намерены предпринять?
- Соберу свою команду, и для начала прикажу нашим унтерам, по окурку сигары, и образцу лампового масла, попытаться узнать, где они куплены, и возможно этим, какой след и зацепим, хотя, шансов мало. Далее, я надеюсь, что кучер Уханов, вспомнит те две улицы, куда он пристава летом возил, там тоже при определённом везении, можно кое-что вызнать. Ну, и самое сложное, возьмём на себя мы с Аристарх Сергеичем, да нашими дознавателями: попытаемся найти хоть кого-то из авторов этих записок и писем, адресатов, вдову Заходина коли жива ещё, или её детей… А главное, выяснить как все эти бумаги и брошь, попали к Жерновцеву, и от кого он слышал про Лудаева, и кто ему тут, в городе, на оного Лудаева, мог указать? Ведь в лицо, он знать его не мог, а вот слышать о таком человеке, вполне. Мало ли в собраниях, каких историй, от старых вояк не ходит?
- А ведь это след Хортов, - оживился вдруг полицмейстер – про старых вояк в собраниях-то? На похоронах полагаю их тоже не мало будет, и вот уже после, можно тихонько, начать с ними беседовать. Я, вот лично со своей стороны, ровесников что в Отечественную воевали, пошевелю малость, может и выйдет толк какой, а? – уже даже слегка улыбнувшись, спросил Разорихин.
- Точно так Мефодий Лукич, у одного человека не скоро бы вышло, а коли командой возьмёмся, то уж кто-нибудь, а нападёт на след этого Лудаева! – чётко ответил Хортов.
- Негодяй, теперь, разумеется по чужому паспорту живёт, постарел, 48-мь лет, возраст – продолжил рассуждать Разорихин, возобновляя хождения.
- Да, и поседеть, и раздобреть мог, баки и бороду отпустить, и семью завести, всё могло статься. Но главное, Мефодий Лукич, я убеждён что искать Лудаева, следует среди состоятельных людей города, а то и уезда, он же может и помещиком жить…
- Ах да, конечно, - вспомнил Разорихин – Жерновцев с него денег хотел, и видать не малых, да, несомненно, что предатель, прячется среди состоятельных людей…
Полицмейстер сделал ещё пару шагов, а затем выдал мысли вслух.
- С похоронами этими завтра, комедию ломать придётся, речь надгробную про тяжёлую утрату держать, за ноги его мамашу…
- Увольте Мефодий Лукич, - сразу отрезал Хортов,- я к вам со всем уважением, но речей покойнику говорить не стану! Это на войне, когда товарищей, павших хоронили, можно было чего-то сказать, да и то, коротко, не любили мы тогда многословия! А здесь кому? Мздоимцу, пусть и талантливому, да вдобавок готового предателя отпустить за хороший бакшиш? Нет уж, благодарю покорно! – решительно закончил Евпатий. Но Разорихин, поморщившись, заметил ему на это, что вовсе не собирался его о том просить.
- Это, увы, мой крест! – раздражённо вздохнул полицмейстер – мне и нести всю чушь про «невосполнимую утрату», и прочее… А-а! – резко отмахнулся вдруг Разорихин – И я не стану! Вы правы Евпатий Гордеич, было б о ком… На посту вон, почитай каждый год молодцы наши гибнут, а тут… - Разорихин призадумался – Из почтенных граждан бы кого на эту роль назначить, у кого язык что помело, о! – хлопнул себя по лбу полицмейстер – пускай предводитель наш отдувается, в кои-то веки, хоть польза от него ощутимая будет! – решил Разорихин, и после этих слов, отпустил Хортова к себе.
Вернувшись, сыщик нашёл там Аристарха, плотно беседующего с Урусовым и Шумельским.
- Доброе утро господа, сидите, не нужно этого! – прерывая попытку подчинённых встать, проговорил Хортов, проходя за свой стол.
- Ну-с, и как вам новое дельце? – поглядев сразу на обоих, спросил Хортов.
- Дельце гнусное, поганое дельце, - холодно и ровно, стал отвечать Урусов – за взятки поборы безбожные, не раз приходилось нашего брата, за хехец хватать на горячем. Но чтоб ещё измена Отечеству через столько лет вскрылась, да частный пристав в ней из-за алчности увяз так, что и голову потерял во всех смыслах, такое Евпатий Гордеич, в нашей практике впервые!
- Точно так-с! – подтвердил слова приятеля Шумельский – предателей вылавливать ещё не приходилось!
- Ну, тогда с почином вас! – «поздравил» их Хортов, и перешёл непосредственно к делу – Что мы имеем на настоящий момент? Окурок русской сигары, - он полез в стол, и достав небольшую коробочку, протянул её Урусову – Иван Севостьянч, вы с этим окурком, по всем табачным лавкам, кого-нибудь из ваших унтеров пошлите, ну хоть Архипова. Пусть в лепёшку расшибётся, но узнает в какой лавке, она куплена. Но, Иван Севостьяныч, - Хортов чуть погрозил пальцем, - за улику отвечаете непосредственно вы, так что пусть ваш унтер, внимательнее с ней будет. Да, и ещё одно, переодеваться ему не надо, пусть по форме ходит, ничего. И про окурок ничего лишнего чтоб не трепал, ищет и всё, ясно?
- Вполне! – кивнул Урусов, пряча коробочку в карман мундира. Далее, Хортов указал на лампу, стоявшую на полу, в углу кабинета у печи, и спросил мнения, возможно ли узнать в какой лавке куплено масло, коим она заправлена?
- Позвольте, - Шумельский встал, подошёл к лампе, взял её в руки, осторожно открыл, макнул туда палец, и что называется пригубив, убрал всё обратно.
- Масло самое дешёвое, коптит сильнее прочих, им в основном пользуются скряги, бедняки, и студенты. Продаётся наряду с качественным, во всех лавках, где торгуют подобным товаром, включая сами лампы, фитили, стекло и прочее… Словом Евпатий Гордеич, игра не будет стоить масла - слегка скаламбурил дознаватель, - Коли Лудаев тот теперь богат, то уж не сам по лавкам бегает, а прислугу посылает.
- Ну, коли так, то и говорить про масло больше нечего, я сам масло не покупаю, то кухарка, то горничная сбегают, - признался Евпатий Гордеич – сосредоточим усилия на поиски авторов писем, адресатов, вдовы Заходиной или её детей… С брошью, я пробегусь по ювелирам, и кое-кому ещё, но, это чуть погодя. Разорихин подал неплохую идею, пройтись по приятелям и знакомым убиенного, участвовавших в Отечественной войне. Ибо он, историю о давнишнем предательстве, мог услышать от кого-то из них, а уже в сентябре, чёрт его знает как, но сумел выйти на Лудаева, хотя до поры сомневался, проверял, и только убедившись, пошёл на шантаж.
- Ну, я, пожалуй, могу в Офицерском почву прощупать – предложил Урусов, и получил добро, а следом и Шумельский, был направлен шефом, в собрание уже дворянское.
- Учить вас не стану господа, -заметил им Хортов, но добавил- однако старайтесь проделать всё без лишнего шума, он всё одно будет, но пусть уж не с нашей стороны (оба молча кивнули) так, вот ещё что, для трёх оставшихся унтеров, Горобца, Осипова и Рыбаева, есть весьма важное задание. По моим данным, наш пристав, в последнее время, частенько отлучался из части, и всякий раз на городских извозчиках. И вот пусть они, унтера эти ваши, начнут поиски и расспросы лихачей, с части Жерновцева, с тамошней биржи. Девять из десяти, что возили его они. Я, кстати, сам жду сегодня одного возницу, Осипа Уханова, он убиенного в тот вечер к Ретюевскому дому отвозил, а ранее того, летом, дважды на каких-то улицах высаживал по требованию, и далее, пристав шёл уже сам, что означает, не хотел светить адресов. Узнаем улицы, возможно, узнаем и кого он там посещал.
Жерновцева весь город знал, а это сильно облегчает нам задачу, потому как свидетели, могут и вспомнить, где и когда, они целого пристава встречали, пусть и не своего даже, это ещё лучше, такой скорее запоминается и вспоминается легче. Ясно? Вот и отлично. Теперь, что у нас остаётся? Письмо гусарского капитана неизвестной части и полка, к инвалиду турецкой кампании 1806-1812-х годов Сергачёву, Павлу Илларионовичу, проживавшего на тот момент, в нашей губернии, в Серпенском уезде, жив ли ещё? Письмо вдовы, Евдокии Заходиной, писавшей в ноябре из какого-то городка Пустохино, неизвестной губернии, своей двоюродной сестре Татьяне Требунских, в Тамбов. Ну, здесь, коли та жива и адрес не сменила, нынче же курьера снарядим к тамошнему полицмейстеру, пусть постарается узнать, где именно находилась усадьба Заходиных, и что с ней стало теперь?
Далее, письмо соседа Заходиных, писанное им своей жене из Рязани, в августе 13-го года, когда он случайно, встретил Лудаева на улице, опознал, и безуспешно пытался задержать… Опять же неизвестно, где этот граф Урупцев, на настоящий момент есть? И ещё два письма, одно от уроженца нашей губернии, Александра Михайловича Гусищева, коему в 22-ом году, попадались где-то, драгоценности семьи Заходиных. Письмо без конверта, и где жил, да и жив ли теперь этот человек, нам, увы неизвестно… Другой автор, Юрий Петрович Хлыстов, из соседней, Сечевской губернии, я бывал там пару раз, лицезрел заходинские драгоценности, в 28-ом году, да-с… Следовательно эти люди, хорошо знали семейство Заходиных, и их драгоценности. Из всего этого, я делаю вывод, что оба автора, имеют прямое отношение к ювелирному делу, или торговле драгоценностями. Итак ребята, вот что у нас есть, и вот от чего, нам предстоит танцевать, - закончил ознакомление Евпатий Гордеич, и вопросительно поглядел на подчинённых.
- Ну, что сказать, Евпатий Гордеич, - подал голос Урусов, - с одной стороны, данных у нас порядком, поболее чем в иных делах даже было. А с другой, все они старые-престарые, и единственная наша возможность хоть что-то узнать, это Тамбов, а всё прочее, это скорее всего уже фантом, мираж, ушедшей эпохи…
- Ну, так уж и мираж? – возразил ему Шумельский – А Гусищев из нашей губернии?
А Хлыстов из Сечевской? Не они, так родня их что-нибудь, да скажет нам.
- Найдя вдову, мы узнаем, как там всё случилось 26 сентября, 12-го года, стоимость её украшений, ну и что-либо о молодом Лудаеве тоже услышим. Так же с Хлыстовым и Гусищевым, если они живы… - мрачновато заметил Аристарх.
- Гм, мнения разделились, и это нормально, - изрёк шеф, и прибавил от себя, - опасения понятны, но, старайтесь их игнорировать. Узнав, как там всё случилось в сентябре 12-го года, мы возможно услышим, что кому-то из отряда Заходина, удалось выжить, исключать этого нельзя, это раз! Другое, узнав стоимость украшений вдовы, мы переведём их на сегодняшний день, и хотя бы примерно обозначим круг состоятельных людей, поселившихся в городе и уезде, начиная с августа 13-го года, и по настоящее время. Он-то, изменник-то, не коренной наш, а приезжий, иль запамятовали? Ничего, дело только начато, всех деталей сразу в голове не удержишь… Соответственно, и Гусищев с Хлыстовым, коли моя теория по ювелирной части верна,то мы узнаем, как и от кого, эти драгоценности, попали к тем людям, у коих Гусищев и Хлыстов, их видели, а дальше уже по цепочке, доберёмся и до источника продажи… вот, это если коротко, - пояснил Евпатий Гордеич.
- А я о чём? – вторя ему, подхватил Шумельский – граф Урупцев, сосед Заходиных, тоже след! Пускай, ладно, не он, но родня, старые слуги, кто-то, что-то, должен же помнить о тех событиях?
- Ну, положим, граф подтвердит тебе слова вдовы Заходиной. Как это, мы привяжем к нашему покойному приставу, и главное, самое главное, каким образом узнаем, кто из обывателей, указал Жерновцеву на Лудаева, и удостоверил его личность? - длинно, но аргументированно, переспросил Урусов, но его приятель, прикрыв глаза, коротко развёл руками.
- Да, Иван Севостьяныч, самое сложное в этом деле, установить человека, указавшего приставу на Лудаева, хотя нет, простите, - прищурясь прервался Хортов, - кто, указуя Жерновцеву на господина Н-ского, опознал в нём предателя Лудаева, и почему именно Нил Касьянычу? Почему жандармам не сообщил? На худой конец, к нам не пришёл?
- Да, шеф, это «почему?» многоглавое какое-то получается – продолжил его мысль Аристарх – Ведь пристав сразу не поверил, даже в записках своих про это указал, не обмануться бы дескать… И как-то ухитрился всё проверить, и улики собрать!
- Мне мысль сейчас прелюбопытная пришла в голову – сказал негромко Урусов – Вот вы говорите, что Жерновцев, должен был слышать историю Лудаева, общаясь где-то в своих кругах, но, – дознаватель поднял указательный палец – почему никто из нас, её не слышал? Ведь круг общения у нас одинаков, Офицерское и дворянское собрания, клуб, салоны и прочие развлечения! Военных баек от трагических до анекдотических, я слышал массу, были упоминания и о перебежчиках, но истории о предателе Перикле Лудаеве, гувернёре некой семьи, лично я, не слыхал ни разу!..
Оказалось, что и другие нигде её не слыхивали, а Урусов продолжил рассуждать.
- И вот что, по-моему, выходит-то господа: Жерновцеву, эту историю, поведал так просто, не для чего, а скажем под разговор о войне, некий его знакомый, не высокого ранга человек, навроде нашего Яши Маклюхина, ром из дворян, а человек так себе, пф-ф!.. Всюду бегает, много чего собирает, с того, собственно говоря, и кормится. Старобоярск наш большой, 60 тысяч населения как-никак, и почему бы Нил Касьянычу, себе такого Яшу не завесть, за рупь-другой на побегушках, а? Вот такой человек и мог напомнить приставу историю про Лудаева, коего он мол намедни в городе встретил, и узнал!
- Логично, Иван Севостьяныч, кивнул Хортов, но тут же добавил свои поправки – однако для этого, тот человечек, обязан был давно, и весьма близко знать Лудаева, иначе как бы он мог опознать его, спустя 26 лет, после войны? И этому, новому «яше» должно теперь, под 50-т лет, а приставу 41-ин год был, и теоретически, он мог в юные лета свои, в войне поучаствовать. Отсюда вопрос, откуда этот новый «яша» в жизни частного пристава взялся? Ведь он тоже не может быть уроженцем нашего города, а только приезжим, опять приезжим…
- Да, шеф, старожилы говорят, что много беженцев у нас тут осело в ту войну, и после, - подсказал Аристарх.
- Весь круг его знакомых сквозь сито просеивать придётся, – наморщив лоб, устало проговорил Евпатий Гордеич, и обхватив виски ладонями, добавил – Етить твою станину, это ж десятки а то и сотни душ!..
Затем подняв голову и поглядев на остальных, выдохнул.
- С богом ребята, начнём помолясь!
Когда Урусов и Шумельский, ушли отдавать распоряжения своим людям, Евпатий Гордеич встал из-за стола, полил пальму в кадке, достал свою серебряную с оленем табакерку, понюхал табачку, но не чихнул, и спрятав табакерку обратно, подошёл к бюро с часами.
- Так Аристарх, я, теперь с брошкой по ювелирам побегу, а ты, сходи к Разорихину, и от моего имени, попроси нынче же, направить курьера к тамбовскому полицмейстеру, чтоб навёл для нас справки о Татьяне Требунских, и её двоюродной сестре Заходиной, ну ты слышал уже…
- Будет исполнено! – кивнул Гайтанцев.
- Пока это самый вероятный наш шанс, узнать первооснову всей истории. Ну, а я загляну вначале ко вдове… хотя стоп, чего это я? Отставить! Там теперь тело привезли, и семейству не до нас, - встряхнулся Хортов – Тогда, сразу к ювелирам! – он отделился от бюро, и направился к вешалке, следом, решил поторопиться и Аристарх, ибо если Разорихин куда-либо улизнёт, то потом его придётся «ловить». Одевшись, Евпатий Гордеич коротко бросил помощнику «Не зевай братец!» быстро вышел из кабинета, а помощник, стремглав полетел к полицмейстеру, молясь про себя, чтобы тот никуда не укатил….
Вначале, как и планировал, Хортов на полицейском экипаже, заехал на Калашную №46, к давнему своему знакомцу, и первому в городе ювелиру, Ефиму Ефимычу Беспалому, или в просторечии Фим Фимычу. Приказав кучеру ждать, следователь пошёл к парадному, и поднявшись на ступеньки, подёргал шнурок звонка. Дзенькнул несколько раз медный колокольчик, послышались торопливые шпаги, и бодрый голос самого хозяина огласил.
- Уже иду Евпатий Гордеич! Я вас ещё из окошка приметил!
Щёлкнули запоры на дверях, и на пороге появился хозяин, облачённый в домашний сюртук, и обыкновенные брюки в широкую клетку.
- Прошу вас Евпатий Гордеич, давненько мы с вами не виделись-то, а? – пропуская гостя в дом, и одновременно задавая ему вопрос, бормотал хозяин, тут же запирая за ним дверь.
- Давненько, Фим Фимыч, давненько, и опять я по делу! – снимая шляпу и проходя вслед за хозяином в переднюю, ответил сыщик, а там, предложил поговорить не в конторе, а хоть в гостиной, но без свидетелей.
- Если без свидетелей изволите беседовать, то извольте пройти в мою библиотеку, - предложил Беспалый, когда они остановились в передней – Хотя библиотека, это очень громко сказано, у меня там шкаф с полусотней книг, да прочая мебель, я там иногда запираюсь ото всех, и отдыхаю.
- Вот и отлично, пройдёмте в твою цитадель знаний, но запираться не будем! –решил Хортов, и Фим Фимыч, повёл гостя за собой. Библиотека ювелира, и впрямь оказалась небольшим, но уютным и светлым кабинетом с книжным шкафом, небольшим круглым столом с креслом-качалкой, парой стульев, и тахтой у окна. Сев за стол, Хортов достал брошь с изумрудом, и протянув её ювелиру, попросил рассказать о ней всё, что тот сможет. Беспалый несколько минут внимательно рассматривал украшение, поносил к свету, оглядел со всех сторон, и вернув следователю, с удовлетворением проговорил.
- Прекрасная вещица! Работа русских мастеров, начала прошлого века, на наши деньги, не менее 500 рублей стоит!
- Что вещь дорогая, я и сам подозревал, - сказал Хортов, держа брошку в руке – но, я полагал что ты скажешь что-то о её владельце, тут, в Старобоярске…
- Увы, Евпатий Гордеич! – смущённо развёл руками Фим Фимыч, - я, вижу это чудо впервые, и подозреваю, что оно, недавнего происхождения!
- Да, Фим Фимыч, ты угадал старый плут, брошь эта пришлая, и думаю, что недавно пришлая, - согласно кивнул полицейский, и спросил у ювелира, не слыхал ли он, про убийство пристава Жерновцева?
- О, как же мы о том не слышали? – горестно всплеснул руками Беспалый – Не поверили сперва, а уж когда узнали, что вы это дело ведёте, то поняли, что всё правда!..
- Так вот, брошь эта, имеет отношение к преступлению, мы изъяли её из личных вещей убитого – не вдаваясь в излишние подробности, пояснил Евпатий – и вот как, и через кого она могла попасть к Жерновцеву, мне и нужно выяснить.
- Даже не знаю, чем вам помочь – покачал головой ювелир, и был искренен, он действительно не знал, (это, следователь понял по его лицу, мимике и жестам) но решил сделать последнюю ставку.
- Фим Фимыч, ты никогда не слыхал ничего, о таком дворянском семействе, как Заходины? Это бывшие владельцы сего чуда – он показал брошь на ладони, - она в числе прочих драгоценностей, была похищена у них ещё в Отечественную, при сём, был совершён ещё более гнусный и подлый акт, измена Отечеству!
- Заходины? – наморщив лоб, задумчиво переспросил Беспалый – Нет, увы, но, не припоминаю. Вы знаете, как мы сейчас сделаем? Я, постараюсь в своей среде и близко к оной, навести справки, и через пару-тройку дней, дам вам знать, получилось у меня что-либо, или нет? – с готовностью предложил ювелир.
- Договорились! – сыщик встал, спрятал брошь, и задал последний на сегодня вопрос, не знакома ли Фим Фимычу, фамилия Лудаев? Нет, оказалась не знакома.
- Ну-с, тогда до скорого, и жду известий! – сказал на прощание следователь, услышав в ответ, что Беспалый приложит все усилия.
Жанчиев Евгений Филипыч, ювелир города номе два (чего он яростно оспаривал, называя первым себя, а не «этого выскочку Беспалова») едва не разминулся со следователем, собираясь нанести визит, одному из старых приятелей. Хортов осадил ювелира, и попросил того вернуться в дом, им необходимо поговорить о безотлагательном деле. Томясь, Евгений Филипыч проследовал-таки обратно, но здесь, разговор произошёл в гостиной, так как хозяин, цыкнувши на домашних, сдунул их всех вон. Хортов сел за стол, и положив рядом шляпу, начал несколько с другой стороны. Он поинтересовался у погрустневшего ювелира, не знал ли тот близко, убитого на днях пристава Жерновцева, и не имел ли с ним, каких-либо дел?
- Ты, Евгений Филипыч не торопись с ответом, а подумай хорошенько! – настоятельно порекомендовал ему гость, глядя на него взором, в коем читалась некая уверенность следователя в том, что он, про ювелира номер два, всё уже знает…
Жанчиев пару раз кашлянул в кулак, кивнул как-то неопределённо, и проговорил.
- Точно так-с, кто же его не знал в городе? А насчёт дел совместных, тут как бы вам сказать…
- Честно, брошь эта, имеет отношение к убийству! – коротко пояснил следователь, протягивая ювелиру украшение. Тот, сразу глянув на неё, моментально сменился с лица, и протянул брошь обратно.
- Мне, знакома эта вещь…
- Так-так, пристав её к вам приносил?
- Нет-с, Евпатий Гордеич, - заметно волнуясь, продолжил отвечать ювелир – эта брошь, была им куплена у меня, три недели назад…
- Дорого просили? – откинувшись на спинку стула, полюбопытствовал следователь.
- Она стоит 500 рублей на ассигнации, эту сумму, я и запросил – вкрадчиво заметил Жанчиев – но, Нил Касьяныч, поторговался со мной, и я сбросил цену до четырёхсот рублей. Что делать? – ювелир коротко развёл руками, - Частный пристав всё-таки, не помещик какой… Так вот, Нил Касьяныч на тот момент, был несколько стеснён в средствах, и написал мне вексель на эту сумму.
- Так, хорошо, как он объяснил свой интерес, именно к этой брошке? – положив ногу на ногу, спросил Евпатий Гордеич.
- Объяснил, весьма для меня загадочно, - продолжая нагонять таинственность, пояснял ювелир – дело в том, что эту брошь, мне два года назад, продал один мещанин, по фамилии Крупицын, ныне, увы покойный, скончался прошлой зимой от удара. Продал за триста рублей, я и взял не торгуясь, вещь редкая, с годами только растёт в цене-то…
- Бумага какая-нибудь у этого Крупицына была на брошь, удостоверяющая что он не спёр её, а честно ею обладал? – машинально перебил его сыщик, на что Жанчиев, утвердительно кивнул.
- Разумеется, Крупицын предъявил нужную бумагу, подтверждавшую его законное владение этой брошью. Он просто нуждался в деньгах, и пришёл ко мне!
- А что было в той бумаге? – навострился следователь.
- Одну минуту, сейчас, - ювелир напряг лицо, и ответил – там было сказано, что брошь, была куплена им у семейства неких Заходиных, ещё в 16-ом году…
- А ты, что-нибудь слышал об этом семействе? – чуть подавшись вперёд, спросил Хортов.
- Абсолютно ничего-с – с неподдельной искренностью, поклялся ювелир – множество фамильных ценностей, кочует из одних рук, да в третьи. А порой, дабы выручить друг друга, люди производят куплю-продажу ценностей, и вовсе без никаких бумаг!
- А что пристав, почему ему понадобилась именно эта брошь? Он что, искал именно собственность Заходиных?
- Именно так – кивнул ювелир и продолжил – это меня и удивило, я ещё спросил машинально, а что, они знакомы вам? А Нил Касьяныч, мир его праху, коротко ответил, что знакомы, и брошь, необходима ему по делу, этой семьи касающегося!
- А бумагу Крупицына, ты приставу отдал? – с едва заметным удивлением в голосе, переспросил следователь.
- Да, разумеется, - подтвердил ювелир – Нил Касьяныч даже обрадовался, когда услыхал, что бумага есть!
- А откуда он узнал, что брошка у тебя, он не пояснял тебе, Евгений Филипыч?
- Конкретно нет, просто сказал, что слышал, что такая брошь у меня имеется, и она ему нужна! – пояснил опять Жанчиев.
- А откуда он мог узнать, тебе не любопытно было? – пряча брошь, спросил Хортов.
- Нет, я не переспрашивал, но могу предположить, что Нил Касьяныч, мог об этом где-то слышать. Я не делал тайны из многих своих покупок, делился рассказами с приятелями, показывал клиентам что у меня бывает, и брошь Заходиных, была в их числе! Так что о моих украшениях, многие слышали…
- А вот твой соперник Беспалый, ни ухом, ни рылом ничего ни о брошке, ни о Заходиных не слышал, в чём и поклялся! – улыбнувшись, заметил ему следователь. В ответ, он услышал амбициозную речь о том, что Беспалый, он Беспалый и есть, и в голове у него одни лягушки, а мнит себя первым ювелиром Старобоярска, и о нём, о Жанчиеве, только одни гадости и собирает, да всяко клевещет. Так долго ли за всем этим, пропустить то, что для других давно уж не секрет?
Выслушав это, следователь попросил адрес мещанина Крупицына, но услышал, что тот, снимал жильё где-то на Бочарной, но жил один, и родных у него не было. Евпатий Гордеич поднялся, надел шляпу, и поблагодарив ювелира, на время с ним расстался, предупредив того на прощание, что ежели он чего вспомнит, то милости просим, в Управу благочиния…
Х Х Х
- Выходит, что Жерновцев, знал про брошь Заходиных, купленную ювелиром вместе с бумагой у мещанина Крупицына, но мы, при нём эту бумагу не обнаружили почему-то! - заметил Аристарх, выслушав рассказ шефа, по возвращении того обратно, но прежде отчитавшись сам, об успешном визите к полицмейстеру, который тот час, же написал письмо тамбовскому коллеге, и уже отправил с ним курьера.
- Эту бумагу, пристав мог с собой и на встречу с Лудаевым взять, попугать, или в качестве товара, что-то же он должен был ему продать! – предположил Хортов, потягивая чай за своим столом – извозчик наш, Осип Уханов не был? – справился он следом. Аристарх, хлопнув себя по лбу, сказал, что был конечно, и даже вспомнил названия улиц, Прогонная и Кузнечная. На Прогонной, он высадил пристава где-то посередине, а на Кузнечной, недалеко от храма Богоявления, это ближе к концу.
- Так приятель, давай-ка заскочим теперь в трактир, да отобедаем ныне пораньше, и проедемся по этим улицам, я по Прогонной, а ты по Кузнечной. Там, у дворников да городовых, надобно поспрошать, не встречали кто из них, частного пристава Жерновцева, где-либо на этих улицах! – чуть подумав, решил Евпатий Гордеич.
- А это неплохая идея, шеф, - почесав в затылке, отметил Аристарх – ведь каждого пристава, каждый дворник или городовой, если не по лицу, то уж по форме знает, и с определённой уверенностью можно надеяться, что кто-то из них вспомнит, где и как, встретил пристава Жерновцева!
Когда одевшись, оба они вышли из кабинета, шеф пообещал помощнику, что если нынешний вояж по улицам увенчается успехом, то вечером, он угостит его коньяком. Они плотно пообедали в трактире, после чего поймав по извозчику, покатили каждый в свою сторону. Въехав на Прогонную, Хортов сразу же, принялся расспрашивать городовых да дворников о приставе Жерновцеве, не рассчитывая, впрочем, на сиюминутный результат. В лицо Нил Касьяныча де знавали, но тута нигде не видали… Удача подмигнула следователю только тогда, когда он, проехав больше половины улицы, задал свой вопрос, очередному дворнику. Тот, крепкий, здоровый малый с густой бородой и хитринкой в глазах, чуть подумав изрёк.
- Нил Касьяныч-то покойный? А как же, помню, он персона заметная…
Спустя чуть более часа, Евпатий Гордеич уже входил обратно в здание Управы, утомлённый, и не в настроении. Он и перед тем, в глубине души не особо рассчитывал на удачу, отрабатывая этот след так, на всякий случай. У покойного пристава, в одной из квартир указанного дворником дома, проживала любовница, молодая жена старого чиновника в орденах и лентах, но без мозгов (так решил про себя Хортов, после беседы с дамой) Жерновцев, навещал свою пассию последний раз, две недели назад, но ни слова о своих делах, он ей нее говорил. На прощание, дама умоляла сыщика сохранить всё в секрете, на что Хортов, философски заметил ей.
- Ваши с ним отношения, к делу касательства не имеют, а посему, отмечены в нём не будут, хотя они, не для кого уже не тайна, иначе как бы я, вас отыскал-то?
Едва следователь успел преодолеть лестницу, как внизу хлопнула входная дверь, и он машинально остановившись, поглядел: да, усталой, невесёлой походкой, это поднимался Аристарх. Заметив шефа, он, не останавливаясь хотел что-то сказать, но начальник, его опередил.
- Любовница? – хмыкнул Евпатий.
- Ага, - кивнул Аристарх, подойдя вплотную, и сам спросил – а у вас?
- И у меня любовница, жена одного старого чинуши в ленточках, а твоя чья?
- Жена некоего поручика из гарнизона внутренней стражи – грустно вздохнув, ответил помощник.
- Этого, мы не станем отмечать в деле – заметил ему шеф, и Аристарх бросив на это короткое «Да, конечно», проследовал за шефом в кабинет. Там, Евпатий Гордеич достал из своего шкафчика бутыль коньяка, и две рюмашки. Налил обе до краёв (половинничать как аристократы он не любил) и одну протянул Аристарху, уже стоявшему наготове.
- Обе наши с тобой пушки пальнули мимо, но! – шеф поднял в верх палец – С каждой даже отброшенной версией, мы на шаг приближаемся к преступнику. Что с того, что эти улицы, дали нам всего лишь любовниц покойного? А вот наши бравые ребята, что бегают теперь за извозчиками из части покойного, я уверен, принесут нам в солдатских ранцах, что-то полезное! Выпьем же на них Аристарх, за наших унтеров!
Аристарх молча кивнул, звякнули рюмки, и хороший, подарочный коньяк, приподнял -таки настроение, обоим полицейским. Однако повторения, не последовало.
- Хватит, а то привыкнем с тобой дорогой коньячок трескать, да от рук отобьёмся, будет с нас! – проговорил Евпатий Гордеич, пряча угощение в шкафчик. Через минуту после того, как уселись за столы, Хортов задумчиво обратился к помощнику.
- Слушай, Аристарх, покойный мещанин Крупицын, что квартировал где-то на Бочарной, да вроде как купил брошь у Заходиных в 16-ом году, он отчего-то сейчас зашевелился в моей голове. Да, он умер, и родни не имеет, но знакомые-то у него были, приятели, товарищи. Чем-то же он жил, если мог позволить себе такую вещицу?
- Чем-то, наверное, жил – осторожно согласился Аристарх, внимательно следя за мыслью шефа.
- Надо бы проверить этот след. Вот что, я сейчас прикажу нам чаю, попьём, и ты, рысью полетишь туда, найдёшь квартального, и через него, узнаешь о Крупицыне всё: откуда родом, кто родители, чем жил, круг знакомых, ну, словом всю его палитру, какую сможешь. Если это дело задержит тебя допоздна, на службу не заходи, отоспись дома, или у своей пассии. Мы в любом случае, философский камень сегодня не найдём. А я, посижу и подумаю тут покуда, кого и как, нам отыскивать, да известий от наших подожду, дерзай братец!
- Слушаюсь шеф! – кивнул Аристарх, уже ожидавший чего-то подобного. Миновала недолгая чайная церемония, и помощник отбыл на задание, оставив шефа, предаваться нелёгким размышлениям.
Старший унтер Севостьян Архипов, обходил все табачные лавки города, выясняя по окурку сигары, где таковые продаются, узнает ли? Узнает, он упорный и дотошный, а вот что это, может дать? След к преступнику, или же десятка два-три горожан, могущих позволить себе, подобные сигары? Статься может всякое… Урусов с Шумельским, из собраний вряд ли чего принесут, по салонам да вечерам разным рыскать придётся, деликатно так, без нажиму… А завтра ещё эти похороны, речи, поминки, снова речи, воспоминания товарищей по службе. Ближний круг убиенного шерстить надобно, вдова должна знать, кто у её мужа, на побегушках был… должна, ведь этот человек наверняка бывал у них в доме, пусть даже не далее передней, но Софья Сергеевна не могла его не видеть! А что ж ещё? Ну, курьера в Тамбов отправили, и то слава богу пока… (тьфу-тьфу не сглазить!)
А кого в Серпельский уезд послать, к господину Сергачёву, которому писал о предательстве Лудаева, капитан Н-ского гусарского полка, Сергей Алёхин, дабы след того Алёхина, попытаться отыскать? Самому недосуг, Аристарх здесь нужен, значит из дознавателей кого-то, с предписанием к тамошним властям.
Соседа Заходиных графа Урупцева, можно будет искать только после того, как в Тамбове нащупают след самих Заходиных, а посему, это покуда оставим.
А вот уроженца своей же губернии господина Гусищева, предположительно ювелира, или чего-то в этом роде, можно попытаться через губернский городской архив сыскать. Только вот работа эта каторжная будет, ни какого уезда, ни какой деревни, если он из помещиков, не известно… пуды бумаг придётся полицейским переворочать… стоп, стой батарея! А почему полицейским? Он, Хортов, напишет официальный запрос, и за подписью своей и полицмейстера, отправит его с курьером прямо в архив! Дескать сыскать данные на Гусищева А.М. и прочая и прочая, в самые кратчайшие сроки! Да, так и следует поступить, пусть тамошние тараканы пошевелятся! Погодите, если Гусищев имел отношение к обороту драгоценностей, то вполне вероятно, что его могут знать кто-то из наших ювелиров. Ведь был же сегодня у своих, а про это забыл спросить, ладно, поправимо… Этот Гусищев писал скорее всего кому-то сюда, в Старобоярск, иначе как убиенный пристав, смог его письмо отыскать? Разве только знал его лично? Вряд ли, письмо старое, от 22-го года, тогда Нил Касьяныч ещё и в полиции не служил… Значит мог быть только поиск заходинских украшений через здешних ювелиров, в противном случае, вся эта история с Лудаевым, вылезла бы наружу много раньше.
Значит завтра с утра, снова по ювелирам, вначале к двум первым, а не будет результата, навестить других, их всего-то восемь душ в городе, за день-два, если с накладками, опросить можно будет. Наверняка кто-то из восьми, с Гусищевым знаком, и переписку ведёт.
А вот с Юрием Петровичем Хлыстовым, из соседней губернии, коему заходинские бриллианты попадались на глаза в 28-ом году, и письмо которого (опять без конверта, как и первое!) писано было кому-то сюда, в губернский город, может выйти неприятность. Если ювелиры его не знают, то посылать запрос соседям, это верная пустышка, никто в серьёз, не станет искать иголку в стоге сена, к тому же уже разворошённого. Ладно, это всё он выяснит завтра, а пока, надо представить себя на месте Лудаева, и что он может делать в эти первые дни, после убийства пристава?
Хортов встал, вышел из-за стола, и заложив руки за спину, принялся мерно расхаживать по кабинету. Так, убил он Жерновцева с горяча, или убедился перед тем, что пристав, пока никому, ничего, не сказал? Скорее второе, Лудаев, судя по всему, человек не простой, себе на уме. На предательство решился, уже будучи убеждённым в окончательной победе Наполеона, после занятия им Москвы, и ушёл с французами из имения… ход верный и предсказуемый. Мог быть переводчиком, шпионом или проводником? Переводчиком вполне, быть шпионом, нужна сноровка и определённая ловкость, да и слава о нём, уже тогда по Руси пошла, попался б где, так виселицей не отделался бы… А проводником до известной степени мог быть, да. Почему не ушёл в Европу? Скорее всего испугался голода, холода и лишений. Кто он для французов-то? Прислужник, лакей, редкость эдакая, но чтоб выжить, надо было пристроиться в свиту кому-то из приближённых Бонапарта, но кто б его туда взял? Нет, Лудаев не глуп, далеко не глуп. Как только понял, что Великой армии приходит звездец, справил себе новые документы, и не дожидаясь общего занавеса, тихонько покинул сцену, и улизнул в Рязань. Ладно, это всё история, вот тут, в городе, он как себя ведёт?
После убийства, если он не вёл бурную богемную жизнь, надобно на несколько дней затаиться, и выждать развития событий. А если вёл, то должен и далее оставаться таким же почтенным господином, завсегдатаем салонов, да званных вечеров, и ничем не изменять внезапно, своего поведения. И он почти наверняка женат, семья и дети, невольно создают нужную завесу вокруг человека, особенно если со стороны, все видят благопристойнейшее семейство!.. Он наверняка добр в известной степени, и не скандалист, репутацию надобно приберегать…
Евпатий, невольно бросил взор в окно, сумерки, уже темнеет, да, темнота союзник всем, и своим, и чужим. Так, чтобы он, ещё делал на месте Лудаева? Да самое простое, искал бы источник, из которого алчущий, и переоценивший свои силы пристав, добыл о нём сведения! Лудаев не может не понимать, что у пристава, где-то есть опасные для него бумаги, наверняка понимает, но понимает он и то, что времени, на то, чтобы их как-то найти, у него уже просто нет. Он, не уголовный, не взломщик сейфов и замков, да и проникать по ночам в дома, он вряд ли умеет, скорее даже наоборот. Решительности хватило лишь на то, чтоб заманить Жерновцева в ловушку, и выстрелить.
В меру хладнокровен и решителен, несомненно, и в случае чего, не задумываясь, убьёт снова. Как в его положении найти того, кто указал на него приставу? А никак, открыто нельзя, полиция сразу же на хвост сядет, тайно? А как? Нанять кого? Этого исключать нельзя, продавал же он как-то и кому-то, украденные драгоценности! Но за кем следить прикажете, за вдовой? Вздор, источников покойного мужа она не знает, за прислугой? Тоже сомнительно… А самое лучшее, это издали наблюдать за действиями полиции. Одну минуту господа, а может ли Лудаев, быть вполне уверен в том, что пристав, где-то не указал его теперешнего имени и звания? И ведь не указал, болван выбритый, не указал, олух царя небесного, устроил всем чесотку!
А вдруг указал? И привёз эти бумаги с собой на встречу в тот дом? Бумаги против денег: Лудаев показывает деньги, и при этом курит сигару (наверняка от лампы прикурил, демонстративно) и требует показать бумаги. Пристав показывает, даже мог дать время прочитать свои записки, Лудаев скажем кладёт деньги на стол, пристав тянет руку, и здесь выстрел!
Да, говорили же они о чём-то четверть часа? И вот может потому Лудаев не скрылся из города… или скрылся? Ну тогда это всё упростит, объявить во всеимперский розыск, и шабаш. Но нет, что-то подсказывает что преступник ещё здесь. Ведь укажи пристав его настоящее имя и фамилию, он бы уже в остроге сидел, да показания давал. Но нет, заигрался покойный Нил Касьяныч, горделив был, от того и сгинул не за понюшку табаку.
Допустим, Лудаев отчего-то уверен, что со смертью Жерновцева, все концы в воду, но свидетель-то где-то ж есть, это он тоже понимает, и наверняка плохо спит от этого, думает, гадает, кто бы это мог быть? И где он теперь? И почему молчит? Почему не объявляет, что господин такой-то, вовсе не такой-то, а изменник Лудаев, Перикл Василич. А в самом деле, чего молчит? Боится? Но чего? Нас или Лудаева? А может просто всех боится, и уже жалеет сто раз, что открылся Жерновцеву, когда в ком-то из состоятельных горожан, опознал предателя? Скорее всего, так дело и обстоит, да. Забился где-то в щёлку как сверчок запечный, и сидит тихонько, ждёт-выжидает, пока всё не утихнет. Да только шалишь брат, не утихнет.
Надобно обязательно найти, кто у пристава на побегушках был, либо из прислуги кто не здешний, а из тех краёв что и сам Лудаев? В этом случае, свидетелю должно быть от сорока лет, и хоть до 70-ти, у стариков на такие события память долгая, да… итак, что остаётся? Либо Лудаев сбежал из города сразу же после убийства, либо он в городе, но теперь на стороже, и выжидает, как обернётся дело… Хортов на его месте, понемногу готовил бы легальный отъезд из города, но не одним из первых, ни в коем случае! Многие мигрируют из города туда-сюда весьма часто, и никто ничего дурного в том не видит. И так же Лудаев может преспокойно выехать отсюда скажем восьмым, или 16-тым, в гости к знакомому помещику, да и «пропасть без вести». Затем правда, может выясниться что вместе с тем, «без вести» пропала и значительная сумма домашних сбережений, или же накануне, она была взята из банка?
Надо будет отслеживать кто из господ в летах, собирается вскоре покинуть город, а завтра, непременно заглянуть в банк, и договорится чтоб администрация, инкогнито оповещала полицию обо всех, кто снимает суммы, скажем от 10-ти тысяч, и особое внимание на господ коим под 50 лет… Так. а если Лудаев снял деньги заранее, до убийства, ну скажем за неделю? Мог, вполне, начать надо с этого, ничего страшного, тайна вклада не пострадает, не в первый раз уж полиция так делает-то!..
- Да! – в слух сказал наконец Евпатий, - Так, и только так может обстоять это дело, в сложившейся ситуации!
Первыми, с донесениями о результатах поисков, стали появляться бравые ребята-унтера. Архипов, рассказал, что сигары такого сорта, есть лишь в трёх лавках, но не купеческих, а обычных. Одна на Подковной улице (той самой, где жил убиенный пристав) и принадлежит некоему Беляеву, Егору Степанычу. Другая лавочка в центре, недалеко от Дома присутственных мест, владелец, мещанин Пирожков, Прокоп Евстафьевич, и третья, на улице Купеческой, рядом с будкой сапожника Пашкина, и принадлежит мещанину Антону Иванычу Семаго. Подытоживая свои поиски, Севостьян Архипов добавил, что все прочие лавки, либо очень дорогими сигарами торгуют, либо копеечной дрянью, а этакие дескать средние. Одарив унтера благодарностью, начальник отпустил его домой. А Горобец, Осипов и Рыбаев, что через извозчиков прежде всего той части что возглавлял убиенный пристав, выясняли куда он ездил в последнее время, не сговариваясь, один за другим, показали что Нил Касьяныч навещал городских ювелиров, числом восемь душ, ну и обычные для человека его звания, места: оба собрания, да ресторацию. Отпустив их с благодарностью, Евпатиий Гордеич громко щёлкнул пальцами, и выдохнул.
- Что я говорил, а?! Ювелиры! Искал следы заходинских драгоценностей…
Затем, мысли понеслись как ретивые кони, азартно и весело! Ну конечно, иначе и быть не могло, нащупав след в виде брошки, пристав Жерновцев мог положится на удачу, и объехать всех оставшихся ювелиров, и у кого-то из них, (скорее всего у одного) он нашёл два письма без конверта, от Гусищева и Хлыстова. Ювелиры, часто в переписке затрагивают тему тех или иных украшений, или слухов о них, особенно если с этими украшениями, связана некая история.
Эх, Нил Касьяныч! Твою бы проницательность, да на дело употребить, а ты? На проклятые деньги позарился, и лежишь теперь дома, в парадном мундире, бабы голосят, семейство в трауре, а твой подельник и убийца, выжидает и готовиться исчезнуть! Размышления прервали появившиеся Урусов и Шумельский, удручённый и усталый вид коих, говорил сам за себя, результата не было… Дознаватели успели посетить оба собрания, игорный клуб, и даже несколько городских салонов, и не навязчиво, но с определённым интересом, расспрашивали тамошних завсегдатаев. Пришлось и в карты поиграть, и разговоры послушать, и в оных поучаствовать, и тему Отечественной войны затронуть, но, увы!.. Никто, не из старых вояк, не из современников тех событий, никогда и нигде, не слыхивал ни о помещике Заходине с его мужиками, ни о его гувернёре-предателе, Перикле Лудаеве. Так как действовали они, разделившись, то заранее наметили каждый себе, дома в кои он заходит, дабы анекдотца не вышло.
- Ну-с, на удачу в этом случае, мы и так с вами практически не рассчитывали, -заметил им на это Хортов, - но с другой стороны господа, у нас кое-что есть! – и шеф, поведал им о результате с табачными лавками, мещанином Крупицыным (чей туманный след, отрабатывает сейчас Аристарх Сергеич) и поездки убиенного пристава, к ювелирам города. Дознаватели разом согласились что эти следы, изначально были более реальны в смысле хорошего результата, чем их изыски по собраниям да салонам.
- Всё верно, - согласился Хортов, и обнадёживающе добавил – именно поэтому, вас, я бросил на более сложный участок фронта, как более опытных полицейских. Ну, а ювелиры, что ювелиры? Кто-то же должен был эту брошь, Жерновцеву дать, не из воздуха же он её создал? Так что мы с вами, только в начале пути друзья мои… Вы, всех в лица запомнили, с кем беседовали ныне о деле?
- Точно так, Евпатий Гордеич, всех! – ответил за двоих Урусов, и добавил, что разговоры о таинственном убийстве пристава, ходят буквально везде, и сейчас, составляют главную тему, из вороха пересудов и сплетен.
- На сегодня, пока господа, уже конец дня, и пора по домам. Аристарх Сергеич мной предупреждён чтобы тоже, сразу отправлялся домой. Завтра, одному из вас, в Серпенский уезд, к Сергачёву ехать придётся, след гусарского капитана Алёхина отыскивать. А пока, вы свободны!
Урусов и Шумельский кивнули, и мягко ступая, тихо удалились. Минут через десять, стал собираться и Хортов. Вечер, когда он как все нормальные люди, возвращался домой вовремя, выпадал на его службе не так часто, и нынешний выпал как раз из таких…
Но в этот вечер, мысли и размышления терзали и мучили не только следователя Хортова, и его команду! В одном из домов города, в своей квартире, своём кабинете, лицом к пылающему камину и спиной ко входу, в высоком кресле, скрывающем человека совсем, кроме его рук, в одной из которых дымилась хорошая сигара, а в другой, играл бликами огня, рубиновый бокал дорогого вина, сидел тот, кого теперь же, искала полиция губернского города…
Годы, они безжалостны, но одновременно надёжны: прошедшая четверть века, сильно изменила когда-то пылкого, молодого человека, боготворившего Французскую империю, и их Бонапарта. Из чисто выбритого, и стройного учителя арифметики, и чистописания, господин Лудаев превратился в солидного, потрёпанного жизнью, пожилого человека, имеющего неплохую репутацию, жену и детей, и хорошее состояние, большей частью, лежавшее в ассигнационном банке.
В Европу, тогда, в конце 1812 года, ему попасть не удалось. Начавшееся отступление остатков наполеоновских войск, и повалившие как снег, сопутствующие этому лишения, испугали его, и он остался тут, в земле, которую предал, и не любил, считая дикой и отсталой… Почему не уехал спустя годы, когда обратил похищенные драгоценности своих хозяев в деньги? Тоже вопрос: куда, к кому, и зачем? Европа долгие годы приходила в себя после наполеоновских войн, да и ехать через столько границ, подозревая что секретные службы России ищут его, он не решился. И пусть у него уже были иные имя, отчество и фамилия, иная биография, но лицо, глаза и фигура, оставались прежними. Это состояние, усугубила встреча в Рязани, в августе 13-го года, с соседом Заходиных, графом Урупцевым, едва не ставшая фатальной: спасла трость, которой он ударил тогда графа по руке, и сумел скрыться от погони.
Потом опять города, уезды, усадьбы хлебосольных дворян-провинциалов, готовых принять в гости любого проезжающего, пока наконец он не осел в этом губернском городе, где никто не мог его знать, и не знал. имевшийся при себе капитал и остатки драгоценностей, помогли стать своим в свете и обществе, выгодно жениться, и зажить наконец спокойно, лишь изредка вскакивая по ночам от кажущегося удушья, и нехороших снов… Он даже пару раз жертвовал на церкви, на детей-сирот, и больницу, что совершенно успокоило его вскоре, и он стал полагать что то, что с ним произошло тогда, в сентябре 12-го года, когда двор помещика Николая Александровича Заходина, оглашали звуки неравного боя, проклятия мужиков, и самого барина в его адрес, было не с ним, а с кем-то иным, да и срок давности, должен же быть?
Со временем, он почти забыл, стёр из памяти страшную для себя дату, 26 сентября, 1812 года, да и 27-е тоже, стёр… Вернее стирал, но до конца не стёрлось. Двадцать шесть лет прошло! Целое поколение родилось и выросло за это время, не знавшее той войны, и тех обстоятельств, в коих ему, тогда ещё Периклу Лудаеву, пришлось сделать то, что он сделал…
Зачем?! Зачем они безумцы, стали тогда драться? Шестьдесят пеших мужиков, вооружённых в основном рукопашным оружием, во главе со своим, таким же безумным барином, противу почти 120-ти, конных улан? Он же не хотел крови, не хотел… Ну сдались бы они, ну получили бы плетей, а Николай Александрович, считался б как военнопленный, и возможно был бы обменен, а мужики стали б работать на французского императора, и все б остались живы… Зачем они стали сопротивляться? Лудаев не мог понять этого тогда, не понимал и сейчас. Он же желал лишь предотвратить бессмысленное кровопролитие в лесах, потому и исчез незаметно, и поскакал искать бывших по слухам, где-то близко французов, и нашёл их…
Глупцы, дураки, мужичьё со свихнувшимся своим барином. Через четверть часа всё было кончено, оставшиеся в живых 29 партизан и их командир оказались пленены, и заперты в амбар под крепким караулом, чтобы на завтра быть расстрелянными, а сегодня, уланы гуляли по захваченной деревне, положив тела своих 18-ти погибших товарищей поперёк сёдел. Визги и крики не успевших убежать женщин, не затихали пол ночи, но что делать? Таков закон войны, женщины – всегда добыча победителей! Он, Лудаев, тогда тоже изрядно выпив, воспользовался своим правом… Как ту молоденькую горничную звали? Паша? Саша? Глаша? Он забыл уже…
- К чёрту всё! – рыкнул человек в кресле, и поднеся бокал, выпил половину, а затем, глубоко затянулся сигарой. Хорошие сигары, хотя с заграничными, конечно, не сравнить, крепкие, прочищают голову от ненужных мыслей. Глаза, глаза майора в отставке Заходина, глядевшие тогда на него так, что казалось, могли бы прожечь в Лудаеве, две сквозные дыры… Это даже на ненависть не было похоже, это что-то иное.
И вот теперь, когда он действительно всё забыл, вынырнул как чёрт из проруби, тот частный пристав, и всё вернулось… Как?! Как и от кого он получил сведения? Ведь сам взяточник, негодяй, и деньги-то требовал за «бумаги», вернее за собственные записки своего расследования! Двадцать тысяч захотел… Слово дал что по мимо него, ни одна душа не знает, КТО живёт теперь под тем именем, которое многие в обществе произносили уже с уважением, и даже подобострастием… Пришлось действовать решительно, ибо стало ясно что этот пристав, и впрямь никому не сказал о своём расследовании.
И вот теперь, человек в кресле пил и курил, да думал тяжёлую думу… Следствие поручили Хортову, это скверно, это весьма скверно, это совсем худо… Не сразу, не скоро, но эта легавая ищейка может выйти на его след (вышел же как-то, болван Жерновцев?) а значит, надлежит что-то предпринять. Но, что? Человек в кресле допил вино, поставил бокал на столик бывший справа, долил из бутылки, и снова взял его в руки. Убить Хортова? Нечего даже и мечтать, из дали он не попадёт, а в близи… кхм, вздор из дешёвого романа. И нанять некого, совсем. Те, кому он тут потихонечку, через посредников, продавал остатки драгоценностей, не из уголовных, да и уголовные по слухам, боятся этого волкодава, вона какие дела-то раскручивал, одна эта подставная дуэль чего стоит!
Значит выход, только один: не суетиться и не паниковать, а наблюдать за ходом следствия, отголоски коего, по мимо воли полиции, будут витать по салонам да приёмам. Но, загодя, не торопясь, надлежит готовиться и к крайней мере, исчезновению из этого города навсегда. Ничего, бегать он умеет, опыт есть, надо только выбрать нужное время, ни часом раньше, но и не часом позже! А если ещё и Третье отделение припряжётся к этому? Полковник Гончаров уже небось сам в курсе, хотя погоди, а при чём тут Гончаров? Ищут убийцу, а не изменника, по крайней мере, пока. А, всё одно всплывёт, так что и жандармы тоже в это дело вцепятся… Но ни у полиции, ни у них, пока ничего нет, так что выдержка, прежний образ жизни, и никакого затворничества, это может всё погубить…
Осторожный стук в дверь, прервал его мысли.
- Кто там ещё? – не поворачивая головы, спросил человек в кресле.
- Барин, это я – донёсся голос горничной.
- Ну, и чего тебе? – неопределённым голосом, переспросил барин
- Так вас барыня, к ужину просют выйти!
- К ужину? Скажи, сейчас буду! – более ровным голосом бросил он, и горничная, сказав «Ага» ушла. Да, ужинать и в самом деле пора, нельзя сейчас падать духом и замыкаться в себе, время пока ещё есть, а там, видно будет! Человек в кресле затушил сигару, допил вино, и медленно, как бы неохотно, начал подниматься из кресла…
Дома, Евпатий Годеич не без удовольствия узнал, что Наталья Сергеевна, собирается посетить салон графини Мушкиной, небольшой, но уютный, где они уже не раз были, и неплохо проводили время.
- Евпатий, ты не хочешь составить мне компанию? – предложила супруга, после того как он, уже появился в дверях гостиной, и поцеловав жену, огляделся.
- К Мушкиной? – стрельнув глазами, переспросил Хортов, проходя и устало присаживаясь, на один из мягких стульев.
- Угу! – кивнула жена, грациозно присаживаясь рядышком на другой.
- Пойдём, отчего б и не сходить? - ответил Евпатий, взявши жену за руку – Ну, тогда поторопи там с ужином, покушаем пораньше, да пораньше и поедем.
- Немедля распоряжусь! – засияв радостью, вспыхнула Наталья Сергеевна, и быстренько сорвавшись с места, исчезла за дверями. Да, Евпатий ни на миг не подыгрывал жене, он не любил этого, и почти всегда играл в открытую, а сегодня, ему и впрямь захотелось немного развеется, да привести мысли в порядок, а лучшее место, где это у него всегда почти получалось, это такие вот выходы в свет.
Х Х Х
В салоне Мушкиной, собралась самая прелестная компания, которую только мог ожидать Евпатий Гордеич, в одном месте сразу. Тут, вдвоём с мужем, создавала лёгкий ажиотаж Дарья Даурьевна, чьё дело, на зависть и желания на её голову всех громов небесных от старых свах, во всю шло в гору, увеличивая количество молодых пар. Помещик Брызгин, Кондратий Андреич, снова оставил свою усадьбу, и пребывал тут, среди городских приятелей и знакомцев. Однако ж, его семейство, от коего он при каждом верном случае сбегал, присутствовало здесь же, почти в полном составе, за исключением младшего наследника, учащегося теперь в гимназии. Присутствовала на вечере, и застоявшаяся до потери времени и приличия, (по выражению самого Брызгина) его рано овдовевшая свояченица Клеопатра Егоровна, она же «римская фурия».
Вертелся среди молодёжи и вице-муж Дарьи Даурьевны, Автондил Прирекалов, человек с идеями, смысл которых, терялся где-то в закоулках его многочисленных, и туманных рассуждениях. Прочая публика, подобралась так же разнообразная и колоритная. разумеется, как только чета Хортовых появилась в салоне, внимание некоторых посетителей, сразу перешло на Евпатия Гордеича, осыпая его вопросами о загадочном убийстве частного пристава. Хортов, выслушав самых нетерпеливых, коротко ответил.
- Господа, дело только начато, оно туманно, мало понятно, так что обрадовать вас ничем не могу, увы!
Вскоре, супруги разделились, Евпатий подошёл к группе знакомых дворян и офицеров, а Наталья Сергеевна, спешно присоединилась к пёстрой компании дам в углу залы, обсуждавших нечто важное и грандиозное: последние моды Москвы, Парижа и Петербурга, а также таинственное убийство в заброшенном доме…
Евпатию, его знакомые не сильно досаждали вопросами о деле, упоминая его лишь в общем контексте беседы. В основном же, речь в этой группе мужчин сводилась к войне на Кавказе, или делам в Латинской Америке. Евпатий нарочито не интересовался у собеседников, их осведомлённостью о давней истории с семейством Заходиных, и их бедою. Никто из них, и без того ничего не знал, о том давнем деле… Где-то через пол часа, Хортов затылком почувствовал на себе чьё-то внимание, и неспеша обернулся. Возле одной из колонн, шагах в десяти, стояла и мило улыбалась, его платоническая любовь, Дарья Даурьевна, в нарядном синем платье, с алыми и жёлтыми цветами на нём.
- Друзья, я ненадолго оставлю вас, - бросил он своим, и стряхнув нечто мелкое с левого плеча своего вороного фрака, мягко ступая, подошёл к излучающей радость, княгине Штыковой.
- Добрый вечер Дашенька, - с ласковой шутливостью начал Хортов, и поцеловал ей ручку, отчего, молодая сваха даже слегка зарделась.
- Ой… Евпатий Гордеич, да неужели ж я дождалась такого от вас? - театраля, «ахнула» княгиня.
- Сам себе удивляюсь, дорогая воспитанница! – улыбнулся следователь – Обычно, мы встречаемся с вами, в более официальной обстановке, где либо только намечаются пострадавшие, либо, таковые уже, имеются!
- Ой… наговариваете вы на меня господин следователь! – скромно опустив глазки долу, и «покраснев», пролепетала Дарья Даурьевна, но тут же прыснув себе в кулак, тихо захихикала, улыбнулся душевно и собеседник, а затем проговорил.
- Давненько мы с вами забота моя, не виделись. Как там ваши дела, я слышал в гору идут?
- Ох Евпатий Гордеич, вашими молитвами и стараниями ангела-хранителя, у меня покуда всё хорошо! – тихо ответила Даша, и символически поплевала трижды через левое плечо – Вот, буквально менее полу часа назад, у меня состоялся с помещиком Брызгиным, весьма перспективный разговор…
Кондратий Андреич, отделившись от группы приятелей, подошёл к столику, за которым сидела с подружками Даша, и чинно поклонившись всем, обратился к ней самой.
- Дарья Даурьевна, голубушка, позвольте вас на два слова? Право, обяжете! – добавил, помещик, прикладывая свою могучую пятерню, к не менее могучей груди.
- Извольте! – княгиня привстала, и отойдя в сторонку с Брызгиным, услышала от него, следующие откровения.
- Дарья Даурьевна, уважаемая, спасайте, выручайте, не дайте пропасть!..
- Всё, чем смогу, Кондратий Андреич! – навострив мордашку, изготовилась княгиня.
- Можете, вы – сможете! – уверенным, хотя и глухим голосом, прорычал бывший артиллерист – Я, мы… пытались сами, да видно чёрт под руку всё время лезет, и ничего подлец доделать не даёт, всё срывается. Но, ближе к делу… Вы, верно знаете моё семейство? – сдвинув брови почти вместе, заговорщицки вопросил Брызгин.
- Лично, нет, но в лица знаю – ответила Даша, всем видом своим показывая, что она, готова служить.
- Вон, видите, сидят – поведя бровью, таинственно прогудел помещик, незаметно указав в ту часть залы, где среди яркой палитры прекрасной половины человечества, восседали его жена, три дочери и свояченица – у-у-у, гроб мой с музыкой, разрази меня картечь!.. Так вот, уважаемая, Дарья Даурьевна, о дочках моих разговор… Оне, конечно, чада любимые, единоутробные… э-э-э… единокровные, но, неважно, - слегка путаясь и волнуясь, начал пояснять помещик – но совместное существование с ними, мне уже не возможно… Кровь моя, которую не туркам ни французам до конца пролить не удалось, выпивается из меня постоянно и планомерно, в собственном доме… Кхм… К чему я, веду-то – Кондратий Андреич, ещё чуть понизил голос – сделайте мне одолжение, найдите как можно скорее, им, всем трём, мужей, любой ценой… Иначе, я боюсь уже дальше что кончится это всё тем, что я, преступление совершу, уголовное, и придётся вашему благодетелю, брать меня, на цугундер, да…
- А-а, Кондратий Андреич, отчего ж у вас, не выходит это дело? Вы же мужчина опытный, и порохом и табаком пропитаны, что за нужда во мне-то? – скорее для приличия, чем по необходимости, переспросила Даша.
- Да пытались мы с женой, пытались! - бухнул отставной капитан – Да только ни черта из этого не выходит… Вот, кажется, уже нашли партию, дело за малым, под венец, да и всё, ан нет! – коротко развёл руками челобитчик – То жених подлец окажется, весь в долгах с векселями, то доченьки мои, в неподходящий момент ляпнут чего-то такое, что после не под венец, а в кабак впору бежать, да с мужиками там и напиться! У вас, как я слышал, рука лёгкая, и вы, моя последняя надежда, ибо коли и у вас, сохрани господь не получиться, то я, последнего терпения лишусь, и весь этот бабий дивизион, побью чем-нибудь, уф-ф! – выдохнул в конце Брызгин, и вопросительно поглядел, на «последнюю свою надежду»
- Хорошо Кондратий Андреич, я займусь вашим делом, а других покамест принимать не буду, - задумчиво заговорила молодая сваха, приглядываясь к объектам своих будущих «интриг и козней» - Однако мои услуги, будут стоить по 25-ти рублей за…
- За голову, - согласно кивнув своей, буркнул помещик, закончив речь, за собеседницу – это ничего… Дарья Даурьевна, голубушка, я вам и по 30-ти рублёв дам, только уж вы не оплошайте! – клятвенно пообещал Брызгин.
- Какого рода мужья, вернее зятья, вам нужны?
- Без долгов, не нищие, и не старики что бы, – устало перечислил отставной капитан – они-то конечно, кровь-то мою всю попили, но, всё ж таки дочки, и не хотелось бы их как басурман какой, за деньги кому попало отдавать… вот-с…
- Ну, что же, вы в городе ещё долго пробудете? – деловито спросила Даша, уже что-то прикидывая в своей голове.
- Да поживём, поживём ещё, сам-то я живу у Микиткина, что собак разводит, а они, - помещик глазами указал на семейство – захватили «Москуву» (Брызгин показал пятернёй хватательный жест) гостиницу, и ставка, у них теперь там, это мы только тут всеми… так что, поживём! – густым басом, убеждённо прижмурясь, буркнул артиллерист, и тут же, воровато оглянувшись по сторонам, подкашлянув, украдкой добавил – Дарья Даурьевна… а вон ещё сидит римская фурия, свояченица моя, Клеопатра Егоровна, которая любит говорить что она Георгиевна, но это всё вздор… Так вот, эта свояченица, есть летучий неприятельский рейд про моим тылам, ни дать , ни взять! Она, два года назад внезапно овдовела, ну и приехала к нам, погостить, и так вот с тех пор и гостит, черти б её не видали!.. Нельзя ли и её, но, в последнюю очередь, - особо подчеркнул Брызгин – куда-нибудь сплавить, да… Можете ей найти, кого угодно, хоть чёрта лысого, с рогами, и с хвостом. Она, от тоски уже и на это будет согласна… За неё, я вам 50 рублёв заплачу! – прижав ручищу к сердцу, прогудел Кондратий Андреич.
- Будет не легко, но ради вашего спокойствия, я постараюсь! – посулилась Даша, рассматривая свояченицу, и уже примеряя возможные варианты.
- Обяжете, голубушка Дарья Даурьевна, жизнь мою спасёте! – шевельнув своими густыми баками, добавил под финал соглашения, разнесчастный помещик.
Рассказав всё это Хортову, Даша вызвала у него тихий, но глубокий смех, после которого, сыщик спросил свою протеже.
- Ну, и кого ж ты радость моя, думаешь Брызгину в зятья впарить?
- Понятия не имею! – искренне глядя ему в глаза, ответила сваха - Но, такой заказ, упустить нельзя ни коим образом! Во-первых, заработаю хорошо, во-вторых, человека спасу, кхм, возможно… Пороюсь, покопаюсь, да чего-нибудь и выволоку на божий свет, мало ли тут холостяков ходит? Да Серёжу попрошу среди своих поискать, «Выручи мол своего собрата-офицера, погибает человек!» Пристрою дочек, а там бог даст, и свояченицу эту, на закуску кому-нибудь всучу!
- А шансы у тебя Дашенька неплохие, - не сбрасывая с лица улыбки, заметил ей Хортов – я слышал, что многие холостяки или даже вдовцы, хотели бы себе подруг жизни завести, так что дерзайте княгиня, и вытаскивайте моего собрата-артиллериста из беды!
- Приложу все усилия! – прикрыв глазки, поклялась молодая сваха. А вечер меж тем в комнатах салона разгорался, и набирал силу. Публика, разбившись на компании по интересам, предавалась беседам да жарким спорам, охлаждая себя подносимыми лакеями бокалами на подносах, да иногда шныряя в небольшой буфет без столиков, где всё можно было получить только у стойки.
У стены с колоннами и алебастровым аполлоном на квадратном постаменте, собралось в кружок, человек десять завсегдатаев, люди в основном среднего и зрелого возрастов, и самой молодой, оказалась Дарья Даурьевна. Помещик Брызгин с супругой и свояченицей сидел здесь же, а их дочки, щебетали в одной из комнат, с компании молодёжи. Евпатий Горрдеич тоже оказался в этом кругу без супруги, она, была занята в другой компании, где по мимо разговоров, дамы ещё и в картишки перекидывались.
Тон, в разговоре у колонн с алебастровым амуром, задавала свояченица Брызгина, Клеопатра Егоровна, державшая речь о верности супружескому долгу, изменах, и тяжёлой доли молодой вдовы. Женская часть общества за исключением княгини Штыковой сочувственно кивала, и поддерживала, а Дарья Даурьевна, имевшая на сей счёт своё, особое мнение, решила не усугублять ситуации, его оглашением. Но, если вот суждено взлететь на воздух закисшей бочке огурцов, то она взлетит, как не придавливай сверху её крышку.
Кондратий Андреич, перед тем трижды посетивший буфет, да пару раз подзывавший к себе лакея с подносом, уже разогнал из необъятных недр своей души скуку и озабоченность, пару раз улучив момент, ущипнул за мягкий бок свою родственницу, за что получил глубокий вздох возмущения, и сложенным веером по бакенбардам, выжидал нового случая отличиться.
Клеопатра Егоровна, распалившись в праведных речах своих, рассказала историю об измене близких по духу людей, и подведя черту, глубокомысленно заметила, работая веером.
- Спать с женой друга, это отвратительно!
- Вы правы душечка, это просто ужасно! – ахнула другая.
Брызгин смерил обеих оценивающим взглядом, и как бы подтверждая чего-то, или вернее дополняя это, невозмутимо ляпнул.
- У, совершенно верно вы вот это говорите дорогая свояченица, однако же позвольте вам заметить, что сие, ещё не самое ужасное, да. Спать с женой друга и при этом носить не побитое лицо, дело нехорошее. Однако ж спать с другом жены, есть ещё более отвратительный факт, вот!- дамы, услышав такое, разом ошарашенно ахнули прикрыв ладонями рты, и лишь Дарья Даурьевна, звонко покатилась со смеху. .
- Кондратий! Какой ужас ты сейчас сказал! Это отвратительно! – краснея от смущения, заметила ему жена, а не знавшая, где сидеть свояченица, чья пылкая речь оказалась совершенно уничтожена выпадом родственника, назвала его солдафоном и чуть было не ушла, но удержала себя. Но Брызгин, на сей раз, вполне дал ответ собственной супруге.
- Конечно отвратительно, душа моя! – согласился он, и поддал жару – У нас-то, я покамест сохрани господи, такого не видал… Кхе… а вот во Франции, в заграничном походе, такое дело нам попадалось среди тамошних повес… Некоторых, даже были случаи, кое-кто приводил в исполнение, во!.. Это я понимаю -ужас! Заходит такая жена, внезапно вернувшаяся от своей мамаши в супружескую спальню, а та-а-а-м! – скорчившись протянул Брызгин, и безнадёжно махнул рукой.
- Чудовище! Ну чудовище! – чуть не плача выпалила в его адрес свояченица, и вскочив с места, немедленно ушла.
- Твой казарменный юмор Кондратий, становиться уже неприличным! – укоризненно заметила ему супруга, на что он, невозмутимо развёл руками.
- Так ить это не мой юмор, Лидия Егоровна, это пардон, жизнь, так пошутила с кем-то… да. -ответствовал на это помещик, оставаясь абсолютно невозмутимым. Этим пассажем отставного капитана, первоначальная тема разговора, была расстроена окончательно; дамы краснели и тихо возмущались, мужчины сдерживая громкий смех, смеялись тихо, и покачивали головами. «Однако, Кондратий, ну ты брат и пальнул из главного калибра!» Разумеется, ни о каком продолжении благопристойных разговоров с обличением пороков, не могло быть и речи, и компания незаметно распалась. Брывзгин, снова отправился в буфет, сопровождаемый появившимся Микиткиным, а Хортов, утерев слёзы, поделился с Дашей, когда они отошли в сторонку.
- Ну Даша, вот это ввернул твой заказчик так ввернул! Я как снова в казарме побывал, ей богу и смешно, и грешно!
- Вот теперь, я ему точно помогу! – продолжая чуть подсмеиваться, поклялась молодая сваха, обмахиваясь веером. Вечер продолжался своим чередом, донеслись первые за его часы, легкомысленные, но приятные звуки фортепьяно, где-то уже играли в фанты, игравшие в карты дамы, бросили это дело, и просто чего-то горячо обсуждали. Хортов, затесался уже в другое общество, где дамы и господа, развлекали друг друга, историческими анекдотами. Сыщик тоже рассказал пару забавных историй из уголовной жизни, чем вызвал живейший интерес у дам, и даже юных барышень. Невольно, но разговор опять пошёл про загадочное убийства в проклятом доме Ретюевых. Одна из женщин, пришедшая сюда с прелестной юной дочкой, нетерпеливо справилась у следователя.
- Евпатий Гордеич, когда же наконец будет раскрыта, эта страшная тайна убийства?
- Когда тело будет закрыто! – невозмутимо ответил следователь, и спохватившись, поспешил себя поправить – Дело…
- Как это должно быть страшно, быть убитым, в таком зловещем месте! – тихонько ахнула юная дочка, спросившей дамы.
- Могу вас уверить, дитя моё, что получить пулю в грудь на солнечной поляночке среди бабочек и цветов с кузнечиками, не менее страшно, - без тени иронии, заметил ей следователь, и прибавил – смерть, вообще, как правило, безрадостная штука!..
Развить разговор далее, помешало одно обстоятельство, возникновение которого в данный момент, Евпатий Гордеич, никак не представлял себе, даже теоретически. К ним, торопливо подошёл один из завсегдатаев салона, и явно волнуясь, обратился к полицейскому.
- Евпатий Гордеич, не могли бы вы, если вас не затруднит, пройти со мной в игральную комнату, право, необходимо! - томясь, произнёс он последние слова. Гул сразу затих, а Хортов быстро встав со стула, и тихонько спросил, что у них там случилось?
- Неприятная сцена меж двух игроков, нет, не шулерство, стали бы мы вас, по такой малости беспокоить – взволнованно пояснял завсегдатай – там, князь Шестопёров, вас просил разыскать, дело, деликатное!.. – совсем тихо и даже вкрадчиво, добавил в конце завсегдатай.
- Ну, извольте, раз деликатное, и князь просит, идёмте! – указав рукой на выход из залы, ответил Хортов, и извинившись перед собеседниками сказавши им что он ненадолго, быстро пошёл вслед за посыльным, чувствуя спиной желание всех прочих, броситься за ним же. Войдя в игральную комнату, Хортов увидел там ещё пятерых игроков, стоявших кругом зелёного стола с рассыпанными на нём картами, монетами и ассигнациями.
- Добрый вечер господа – коротко поприветствовал всех Хортов, и ещё раз окинув глазом стол, продолжил – вижу я, вы тут в «штос» играли, чем могу быть полезен?
- Именно так Евпатий Гордеич, - чётким, командным голосом старого вояки, начал первым, князь Шестопёров, Дмитрий Юрьевич, подполковник мушкетёрского полка в отставке, участник многих войн и походов, высокий, не потерявший осанки и выправки старик 67-ми лет, с густой седою шевелюрой, и небольшими, пепельного цвета баками – В «штос» и играли, всё было хорошо, пока четверть часа назад, господин Бурнаков, не поставил на кон за неимением денег, вот этот перстень! – князь достал из кармана золотое украшение с изумрудом, и протянул Хортову. Тот, взяв перстень, внимательно его рассмотрел, и со знанием дела, сказал, возвращая князю.
- Персидский, старинный, вещица весьма недешёвая, а надпись гласит, «Удача храбрых, на остриях их мечей». И что с того, вы встречали этот перстень раньше князь?
- Именно так! – кивнул Шестопёров, но вдруг снова протянул перстень сыщику – Вы, Евпатий Гордеич, верно перевели наружную надпись, знаю, вы воевали в тех краях, но! – Дмитрий Юрьевич поднял в верх палец – взгляните на внутреннюю сторону перстня, это, вас удивит!
Хортов взглянул, и действительно очень удивился: на внутренней стороне перстня, старорусскими буквами, была вырезана надпись «Русский бог, басурман перемог»
- Любопытно – проговорил Хортов, - и что вас, князь, связывает с этим перстнем?
- Дело в том Евпатий Гордеич, что перстень этот, - нахмурив брови продолжил Шестопёров, - принадлежит не мне, он принадлежал моему другу молодости и сослуживцу, майору Заходину, Николаю Александровичу, что погиб с отрядом своих партизан ещё в Отечественную! Их выдал неприятелю гнусный изменник, гувернёр Лудаев, ещё укравший драгоценности жены Николая, и вот это, его перстень!
- Так майор Заходин ваш друг – задумчиво проговорил Хортов, и машинально переспросил – Дмитрий Юрьевич, а вы не могли обмануться с перстнем? Персидских украшений, много по рукам ходит, а?
- Нет Евпатий Гордеич, не мог! – уверенно ответил князь, и немного волнуясь, стал рассказывать – У этого перстня, есть своя история… В 1572 году, в решающей для нашего Отечества битве при Молодях, предок Николая Заходина, стрелецкий сотник Матвей Заходин, зарубил турецкого пашу, и среди прочих трофеев, взял и этот перстень. Язык персидский, предок видимо знал, или же перевели ему, и он, как бы в пику надписи персидской, сделал у одного мастера, надпись по-русски!.. И вот с той поры, в роду Заходиных, из поколения в поколение, этот перстень, передаётся только от отца к сыну! Всю службу, до самой отставки, Николай носил его с собой, но на палец почти не надевал, не к чему дескать, а держал при себе как талисман. Часто, на бивуаках или позиции, мы вместе разглядывали его, я в руки его брал, и всё удивлялся искусству наших мастеров: изнутри вырезать надпись, это труд аховый! И позже уже, когда я в гости к нему приезжал, Николай всегда выносил мне этот перстень, и мы за рюмкой-другой, вспоминали боевые годы…
- Когда и как, вы узнали о гибели майора Заходина с отрядом? – уже забыв, что отдыхает здесь, спросил Хортов.
- В конце октября 12-го года, когда в составе дворянского ополчения, гнал Бонапартия назад – тяжко вздохнул князь – Я хоть и здешний, но тогда сорвался из родного края, да с проходящими мимо частями нашей армии, и ушёл в поход, думая там же где-то, и Николая встретить…
- Вы, Лудаева того, хорошо знали? – с надеждой, спросил сыщик, но князь безнадёжно махнул рукой.
– Нет, увы! Видел я эту сволочь всего дважды, да и то, не особо к нему приглядывался, что мне эти гувернёры? Предваряя Евпатий Гордеич ваш следующий вопрос, скажу определённо: я не смогу теперь опознать предателя, ибо почти не помню его лица, так, размытая образина с наглыми глазами, и всё. Теперь он наверняка и раздобрел, и поседел, а то и облысел, нет, тут бы я рад помочь, но не смогу, не обессудьте! – развёл руками Шестопёров.
- А к господину Бурнакову, у вас какие вопросы? – вернулся к началу разговора, Евпатий Гордеич.
- Он отказывается отвечать, как перстень, попал к нему! – смерив оппонента гневным взором, сообщил князь.
- Вопрос был задан, в непозволительном тоне! – так же волнуясь, стал пояснять Бурнаков, полноватый мужчина лет 50-ти, с чисто выбритым лицом, - А я не привык чтобы меня, допрашивали словно вора!
- Неправда! – чётко, но уже более спокойней, возразил Шестопёров - Я, не вспылил, и не говорил что вы вор, я был потрясён увидя у вас перстень, и разволновавшись, да, эмоционально, попросил вас господин Бурнаков, объяснить его у вас происхождение, и вкратце рассказал вам о надписях на нём. По-персидски я не читаю, но смысл помню, а русская надпись, их отчего-то не убедила, вот и пришлось послать за вами Евпатий Гордеич. Хотя, в силу сложившихся обстоятельств, это так и так пришлось бы сделать, мы тут с недавнего времени в курсе, кого, вы разыскиваете по делу об убийстве пристава! – закончил объяснения князь.
- Ну-с господа, слухи из собраний да клуба, разлетелись быстро, это верно – кивнул Хортов, и обратился уже к другому участника спора – господин Бурнаков, простите, запамятовал, как вас по батюшке?
- Иннокентий Петрович – не очень охотно ответил тот.
- Иннокентий Петрович, в силу сложившийся ситуации, я, при свидетелях, спрашиваю вас уже официально: как и при каких обстоятельствах, попал к вам этот перстень? И хочу упредить вас, об ответственности за дачу заведомо ложных показаний…
- О, боже – поморщился Бурнаков – хорошо, вам, как полицейскому, я отвечу… Этот перстень, я выиграл пять лет назад, в одном из Питерских салонов, когда гостил там, три дня у приятеля…
- У кого именно выиграли, не помните?
- Да бог с вами, Евпатий Гордеич! – всплеснул руками Бурнаков – Пять лет минуло, да я и был-то в том салоне, всего раз, за три дня… выиграл у одного своего ровесника, но по худее меня будет, и всё что помню, ей-богу! Столичные тогда ещё подшучивали «Везёт провинциалам!»
- И вы хранили его пять лет и никому не показывали? – подозрительно приподняв брови, спросил сыщик.
- Показывал несколько раз, от чего ж нет? Да и он вот все слышали о моём вояже в столицу! – указал опрашиваемый на партнёров по игре, и те вразнобой закивали и загудели, подтверждая, было-с…
- А от чего вы не объявили всё это князю? Отчего довели дело чуть ли не до скандала? - с крупицей сомнения в голосе, переспросил Хортов, заведя руки за спину.
- Я уже говорил вам, что князь начал разговор о перстне, в неподобающем тоне! – угрюмо повторил Иннокентий Петрович, на что князь, хотел было вновь бурно возразить, но Евпатий, взмахнув правой рукой, оборвал спор окончательно.
- Довольно господа! Всё, хватит ссоры! И ещё, хочу предупредить вас обоих особо: не вздумайте устраивать какую-нибудь глупость с дуэлью, и прочим. Повода для это нет, и я вам как представитель власти, это запрещаю! Вы оба господа, понадобитесь как свидетели, так что держите себя в руках!
Выслушав всё это, и Бурнаков, и князь Шестопёров, заметили раз дело оборачивается подобным образом, то они готовы помочь всем чем смогут, в любое время. Убедившись, что с этой стороны неприятностей не будет, Хортов попросил чернила, перо и бумагу, что тут же были ему предоставлены. Евпатий быстро написал Бурнакову расписку, о временном изъятии у него перстня как улики, а на словах добавил.
- Коли отыщутся наследники Заходиных, перстень будет по закону возвращён им, а коли таковые не сыщутся, он останется у вас!
- Пусть будет как будет! – устало ответил Бурнаков, держа расписку в пальцах, словно не зная, что теперь с ней делать?
- Доигрывать не станете? – просто так спросил Евпатий.
- Да какое там теперь! – махнул рукой один из игроков, да и прочие согласились, что настроение уже не то, не игровое. Хортов попросил князя ещё на пару слов, и отошёл с ним к стене, пока другие, собирали деньги и карты
- Дмитрий Юрич, так вы поддерживаете отношение с семейством погибшего друга? – нутром чувствуя возможность удачи, тихо спросил следователь.
- Иногда обмениваемся письмами с Евдокией Михайловной, но теперь уже реже… - вздохнул князь.
- Так она что, в своём имении так и живёт?
- Увы, нет, Евпатий Гордеич, - коротко развёл руками Шестопёров, - она с детьми вернулась было сразу после войны, в мае 13-го, а там, полный разор и ограбление!.. По усадьбе ветер гуляет, в селе две трети изб пустые, бабы без мужиков кто-куда разбежались, а кто остались, так едва сами сыты, две козы, да три курочки на всех оставалось! – горько пошутил старик, - Могилу общую ей указали, где муж её со своими партизанами покоился, их всех, наши на другой день, 27-го сентября похоронили за околицей, курган насыпали, крест здоровенный, из дубовых брусков поставили. Так и зовётся то место теперь, Заходинский или Партизанский курган – пояснил князь.
- Так что, наши всё же пришли в село? – с какой-то едва заметной, далёкой болью в голосе, спросил следователь.
- Да, но позднее – сдвинул брови Шестопёров, - подробности гибели отряда, я узнал уже после того. После боя на дворе усадьбы 26 -го сентября, Николая, и около трёх десятков его людей, на ночь заперли в амбар, чтоб утром расстрелять… Ну, всю ночь в селе гуляли-куражились победители… - голос старого воина дрогнул – а утром, часть улан уже ожидала на месте казни, другая стояла в усадьбе, а третья, с дюжину всадников, конвоировала партизан к месту казни. Но, Николай, решительный был офицер, на одном широком перекрёстке, что с одной стороны уходил к ярам, оврагам, да балкам глубоким, а с другой, к густому лесу, дал видать своим партизанам команду на прорыв, побег, как угодно назовите… Ну, заварил наш майор, последнюю кашу на том перекрёстке, и пока к конвойной дюжине из усадьбы подмога пришла, семь или восемь партизан, смогли на эти две стороны уйти, а друг мой боевой с остальными, там все и полегли, прикрывая отход товарищей…
- Простите, это всё вы от вдовы узнали? – уточнил Евпатий.
- От неё – кивнул Шестопёров – я у них был, в 14-ом, заезжал навестить, расспросить… оказалось что до победы, дожили трое партизан её мужа, вернулись домой, все с наградами, и в заплечных мешках тоже было кое-что… Делать было нечего, вдова всем троим вольную дала, потому как – князь слегка замялся, подбирая нужное выражение – не смогла она тогда иначе! Ну, они и рассказали, как всё было ей, а уж она мне!
- Так вдова теперь в усадьбе живёт?
- Нет Евпатий Гордеич, в 15-ом, она, видя невозможность ничего восстановить, заложила имение в казну, и уехала с детьми к сестре двоюродной, в Тамбовскую губернию, где года через два, купила в пяти верстах от Тамбова, деревянный, но хороший дом, да там с новым мужем и живёт. Она в том же 15-ом, вторично вышла замуж, за отставного военного, и прижила с ним, ещё двоих детей…
- А мужики-партизаны, по-прежнему в том селе живут?
- Ну, коли живы, живут, там уж народилось народа снова, ожило село, хотя и другое уже всё!- вздохнул Шестопёров.
- Благодарю вас князь за ценные сведения, и простите заранее, за будущее беспокойства! – проговорил Хортов, на что Шестопёров лишь отмахнулся.
- Да бог с вами, Евпатий Гордеич! Какое беспокойство? Если мои сведения, помогут вам иуду-Лудаева сыскать, то я готов хоть каждый день у вас в кабинете сидеть, да рассказывать!
- Если он ещё в городе, то я найду его, ну а коли скрылся уже, то тут уж Третье отделение в ход пойдёт, они этаких ворон ловить умеют! – заметил ему Хортов, после чего, они вернулись к столику, где всё уже собрали, и собирались покидать комнату. Первым, дверь открыл Хортов, и замер: добрая половина салона, в основном дамы и юные барышни, столпившись полукругом, стояла подле дверей.
- Господа-а! – сделав вид что изумлён, протянул Хортов, дважды шагнувши вперёд, и глядя н немногочисленных мужчин среди этого пёстрого цвета рюшечек и фестончиков – ну вы право, как малые дети, ей богу! – и демонстративно зашагал в залу. За ним из комнаты вышли игроки, оказавшиеся тут же поглощены любопытствующей массой, (прорваться удалось только князю Шестопёрову, что со словами «Оставьте меня с вашими вопросами, а пилите вон других!») также ушёл в залу.
Однако, едва только Евпатий Гордеич вернулся на своё место, к нему тут же, с двух сторон подсели жена, и платоническая племянница Даша, на лицах которых, сыщик сразу же увидел жгучее любопытство, неудовлетворение которого, могло быть для полиции чревато… супруга, торопясь первой, объявила ему что никогда не была излишне любопытной, но теперь, поддавшись общему соблазну, она умоляет его, хоть чуть с ней поделиться! Смысл Дашиного обращения, ненамного отличался разнообразием.
- Бесценные мои, что я, собственно, должен вам рассказать? – невозмутимо переспросил сыщик, поворачивая голову то туда, то сюда – Всплыли некоторые факты, проливающие чернильницу на это дело, только и всего! Вон, все возвращаются, подойдите, и там вы наверняка насладитесь всеми подробностями! – сыщик нежно обняв обеих, легонько подтолкнул их, и обе дамы, надув губы резко встали, разом наградили следователя взглядом «Этого, я вам не прощу никогда!» и стремительно присоединились к гудящей толпе, не выпускавшей из себя пятерых разнесчастных игроков, рассказывающих таки, как всё было. А у окошка, прислонясь спиной к раме, курил трубочку, и философски созерцал всё это, князь Сергей Штыков, а помещик Брызгин с другом Микиткиным, махнув на всё рукой, уже стояли опять в буфете. Вечер в салоне графини Мушкиной, определённо удался.
Х Х Х
Несмотря на то, что Наталья Сергеевна «обиделась» на мужа в салоне, дома, а точнее в спальне, от «обид» не осталось и следа, когда Евпатий, выслушав от облачённой в соблазнительную ночную рубашку жены, несколько слабеньких упрёков, довольно не слабо обнял её, и прижавши к себе, от души поцеловал…
Уже на службе, но не заходя пока в Управу, Хортов помчался делать визиты тем шести ювелирам, у коих он ещё не был, в надежде найти очередной кончик дела, и не ошибся. Уже четвёртый ювелир, Михаил Гуревич, «добровольно, согласно гражданскому долгу» рассказал Хортову о том, что он хорошо знал и Гусищева и Хлыстова, что являлись страстными собирателями драгоценностей, переписывались с ним, и действительно упоминали о драгоценностях дворян Заходиных, в 22-ом, и 28-ом году.
- Выходит оба они знали это семейство, так я и думал, - проговорил на это Евпатий Гордеич, и спросил дальше – выходит и ты их знал, раз Гусищев и Хлыстов, тебе о них в письмах писали?
- Это, не совсем так, Евпатий Гордеич, - тихо и вкрадчиво, стал пояснять ювелир – Они оба, с разницей в месяц, были у меня дай боже памяти, не то в 13-ом, не то в 14-ом году, и не сговариваясь, поведали мне ту страшную историю этого несчастного семейства. Вот откуда я о них и знаю…
- Хорошо – кивнул следователь, и для полноты картины, поинтересовался у Гуревича, отчего в письмах, нет его имени, а обращение звучит как «любезный мой друг»?
- А просто такая манера общения у нас, повелось так! – пояснил ювелир и добавил, что конверты, давно утрачены, а письма он хранил для полноты личного архива. следователь чуть подумал, и задал другой вопрос.
- Покойный пристав, когда твои письма забирал, заплатил за них чего-то, или так взял?
По забегавшим глазам ювелира, сыщик понял, что тот затрудняется с ответом, и решил ему пособить.
- Да ты не боись, Михаил Ефимыч, я, никаких денег с тебя брать не стану, просто хотелось иметь представление о щедрости нашего покойника!
- О, нет господин Хортов! – сразу замахал руками ювелир – Нил Касьяныч, мир его праху, дали мне за два письма, десять рублей!
- Ну, это ещё по божески, - заметил Хортов, и совсем уж напоследок, спросил не знали ли иные ювелиры, собирателей Гусищева и Хлыстова, и что в настоящий момент, делается у последних?
В ответ, следователь услышал, что кроме Гуревича, с собирателями драгоценностей, знался только Яков Бурговский, и больше никто. Что же касается собирателей, то господин Гусищев здравствует и по ныне, и зимой даже был в гостях проездом, а вот Хлыстов, скончался уже тому, как два года назад, в собственном доме. Хортов тщательно всё записал, включая адреса, и поехал к ювелиру Бурговскому, но ни его, ни другого, восьмого и последнего по счёту, дома не застал. Не особо от сего огорчившись, сыщик покатил в Управу, где по всем расчётам, его должен был ожидать Аристарх, со сведениями по мещанину Крупицыну.
Помощник, не обманул ожиданий шефа. Едва Хортов переступил порог кабинета, и неторопливо стал снимать шинель, он нетерпеливо воскликнул из-за стола.
- Добрый день, шеф, я уже какой час тут жду, есть сведения по мещанину, Петру Михайловичу Крупицыну!
- Очень хорошо, подходи, садись да излагай, ответил на это Евпатий, проходя за свой стол. Гайтанцев тут же подсел, и слегка волнуясь скорее от ожидания, чем от важности сведений, рассказал следующее.
Крупицын, Пётр Михайлович, 1801 года рождения, из состоятельной, мещанской семьи, игрок, причём весьма азартный. Родители умерли десять лет назад, оставив сыну неплохое наследство, но он продал, или заложил дом, а скорее всего проиграл уже через год по смерти родителей, и вот с тех пор он и снимал жильё на Бочарной №17 у домовладельца, Хаева Никифора. За свою жизнь, далее уездных сёл никуда не выезжал, и даже теоретически не мог бы купить золотую брошь, у семейства Заходиных (на это, шеф усмехнувшись заметил, что 15-ть лет, самый возраст для покупателей золотых брошек)
Однако, некоторые его товарищи по игре, припомнили, что года за два до смерти, а именно в 35-ом году, Крупицын хвалился и даже показывал эту брошь, и вроде как один раз, упоминал о её бывших владельцах Заходиных, но таковых, никто из его знакомцев не знает.
Постоянно, играли на квартире у Крупицына, игроки попадались разные: мещане, отставные унтера, купчики, чиновники, и одна особа духовного звания. Да, насчёт брошки, один из товарищей Крупицына, некто Фаддей Пуховицын, припомнил, что Пётр Михалыч, под хмельком проговорился ему что брошь, когда-то купил его покойный родитель, Михаил Михайлович Крупицын, у каких-то Заходиных, но понятное дело что сам Крупицын-сын, ни черта о них не знал.
Далее, Аристарх не откладывая дела в долгий ящик, поехал по бывшему адресу Крупицыных, на Гончарную №33, и там, побеспокоив в официальной форме соседей кто по старше, выяснил об отце Петра Крупицына то, что покойный Михаил Михайлович, в Отечественной войне не участвовал, и всю жизнь прожил в городе, за исключением обычных выездов к родственникам, или знакомым, в уездные же сёла, и деревни. О покупке Михаилом Михайловичем брошки у Заходиных в 16-ом году, никто из его родственников или знакомых не слыхивал, да и старик Крупицын не болтлив был, в том смысле, что не звонил о таких делах, и даже от его покойной жены, они ничего похожего не слышали, а она вот любила языком почесать.
- Вот шеф, что удалось выяснить, по мещанину Крупицыну! – вздохнул Аристарх, преданно глядя на начальника.
- Так значит, - сложив ладони в замок, начал Евпаий Гордеич, - и скольких же ты опросил?
- Шестерых приятелей Петра Крупицына, и четверых соседей, ровесников его папаши, умотали они меня все весьма здорово! – пожаловался в конце помощник.
- В показаниях не путались, не юлили, не заметил?
- Нет, не юлили, хотя волновались, но это ж и понятно – деловито заметил Аристарх, и добавил – это ведь только так говориться, что мол честному человеку, бояться нечего! А визит полиции, да ещё по тёмнышку, он ни у кого, бурной-то радости не вызывает…
- Да, прав ты, - кивнул Хортов, и призадумавшись спросил – ну а сам-то ты, чего про всё это думаешь? Как брошка вдовы Заходиной, сюда, к мещанам Крупицыным попала, и откуда эти Крупицыны, семейство Заходиных, знать могут?
- Да уж думал шеф, думал, пока вас тут ожидал! – скрестив руки на груди, проговорил Аристарх – По всему выходит, что папаша Крупицыных, брошки той не покупал, потому как не мог… Или что, купил и никому не показывал? А вот сынок ихний, тот, напротив, ссылаясь на папашу, проговорился партнёрам по картам, но – Аристарх поднял указательный палец на уровень лица, и чуть подался вперёд – Тогда зачем для ювелира Жанчиева, он состряпал бумагу, что в 16-ом году, купил брошь у Заходиных, а?
- Да, Аристарх, ты брат молодчина, я в тебе не ошибся, всё упирается в Крупицына Петра, и его неясная осведомлённость, о семействе Заходиных. Ведь он же подлец не выезжал никуда, а?
- И об этом шеф, я тоже думал – опять кивнул Аристарх, - скорее всего, он, Пётр Крупицын, либо купил эту брошь сразу по смерти родителей, и хранил её про чёрный день, либо выиграл у кого-то из своего круга, но выиграл наедине, без свидетелей… Проигравшая сторона понятно молчала, мало ли что, а Пётр Крупицын, услышав о бывших владельцах той броши от проигравшего же, взял да и придумал эту, малоубедительную легенду, для своих, что папаша купил, а для ювелира, что, он, в отроческом возрасте! – улыбнулся Аристарх.
- Всё так братец, - кивнув головой, вроде бы согласился шеф, но тут же парировал – а как тебе тот, кто эту брошь, Петру Крупицыну проиграл, узнал чья она, а? Ведь купить, он или его родственник, эту брошь мог только у двух человек: у подонка общества Лудаева, или его посредника. И ведь не по улице, этот Перикл грёбаный, или сообщник его, ходили ища покупателей «А кому брошку дворян Заходиных? Свеже схлыжженная! Налетай-покупай!» А, приятель, как думаешь-то?
- А тут шеф, думай не думай, а картёжников что к нему хаживали, надобно по новой брать, да к нам сюда и вызывать повестками, а за кем и съездить можно… Это я только шестерых нашёл, а их ведь больше наверняка!
- Погоди Аристарх, погоди! – расцепив пальцы, слегка осадил его шеф – Всех тягать, нужды нет, только таких, которые при деньгах, вот их можно… Ты говорил, что к нему ходили отставные унтера, чиновники, купчики, и одна духовная особа, а также мещане, да?
- Да!
- Унтеров отставных отбросить, что они за капиталисты? В лучшем случае, мелкие ростовщики. Чиновники, ну эту братию можно во всякий час проверять, но и там вряд ли, нашего с тобой чина, игроки были! Мещане, опять же состоятельные, могут быть. Теперь духовная особа, что за пастырь, тот вертеп посещал? – улыбнулся Евпатий.
- Да не пастырь, попович один, с той же улицы, сын священника, отца Никодима Перовского, Филип – так же улыбнувшись, пояснил Аристарх.
- Вот, его, и его родителя, проверить можно, они, пастыри-то, редко тщедушными бывают, и деньга в загашнике у них всегда водиться, это раз! ну и самый пожалуй верный вариант, это купчики, сколько их там?
- Трое или четверо, я ведь предварительно только узнавал – пояснил помощник.
- Вот, Аристарх, зайдём прямо с козырей, а поповича Филипа, свет Никодимыча, и купчиков, сразу после того, как ты, друг мой, выяснишь все их имена, да и прочих тоже. Понимаю, что трудно, но за то, на похороны с поминками не попадёшь, и вздора про «верного сына Отечества» слушать тебе не придётся. А я, обязан, хотя бы на кладбище с кислой физиономией постоять, и показать начальству, в каком я страшном горе, да… Но, с поминок-то уж увильну, а вдову пристава, навещу несколько позже, вопросы, вопросы, вопросы… Вот братец как оно выходит-то, не успели по тебе товарищи покойного Крупицына соскучится, ан ты опять вот он!
Аристарх согласно кивнул, но попросил на дорожку чайку с баранками.
- Не смею препятствовать! – коротко развёл руками шеф. Пока помощник чаёвничал, Хортов, вызвал через дежурного Урусова с Шумельсмким, и откомандировал их, первого в Серпенский уезд, к Сергачёву, навести справки о капитане Н-ского гусарского полка, Сергее Алёхине, а другого, в Сечевскую губернию, к родственникам уже покойного Юрия Петровича Хлыстова, собирателя ювелирных изделий, и постараться разузнать где и при каких обстоятельствах, в 28-ом году, он видел драгоценности дворян Заходиных?
Хортов протянул им адреса, и спросил, есть ли вопросы? Оказалось есть. Урусов справился насчёт господина Гусищева, и кто дескать поедет к нему?
- Интересный вопрос – задумчиво сказал шеф, и прикинув что-то, ответил – ну, уж кто-нибудь да съездит, дело только начато. вон, попрошу у Разорихина, Платон Михалыча нам одолжить, Гурзуева, а что? Он титулярный советник, всё время при полицмейстере, ну уж на два-три дня, Мефодий Лукич сможет я думаю, с ним расстаться?
Подчинённые при этих его словах заулыбались, ну тут, как гриб после дождя, вылез новый вопрос, на чём же ехать? На полицейских экипажах нельзя (на происшествия не на чем будет выехать) а на станции, вряд ли найдётся три экипажа
- Зачем станция? Не нужно, я думаю губернатор не откажет полицмейстеру, отрядить три экипажа для казённой надобности? - уверенно предположил Хортов, начиная что-то торопливо и размашисто писать. Через пару минут он закончил, и протянул бумагу Урусову.
- Идите теперь с этим к Разорихину, пусть он губернатора побеспокоит на три брички-коляски, и как всё будет готово, выправляйте нужные бумаги, берите с собой по одному городовому, и с богом ребята, привезите хоть что-нибудь!
Дознаватели разом кивнули, и развернувшись, быстро вышли из кабинета. Аристарх к тому времени уже допил чай, и зажавши в зубах последнюю баранку, натягивал шинель.
- С пастырем там поделикатней! – посоветовал на дорожку Хортов, на что Аристарх, с баранкой в зубах промычав «Ага!» надел шляпу, и вышел из кабинета. А Хортов, оставшись один, стал ожидать момента, когда полицмейстер, потащит его на похороны частного пристава Жерновцева…
Народу на кладбище оказалось порядочно, до двух сотен душ, и в основном государственные служащие, чиновники всех палат и казначейств да канцелярий, полицейские, да всякого рода офицеры. Евпатий Гордеич, стоял от гроба достаточно далеко, не имея пока желания теснится в толпе (признаться, он не ожидал увидеть столько скорбящих!) «Интересно, когда меня эдак понесут, сколько народа будет? Поди столько же набежит!» подумалось ему, когда он, оглядывал пришедших проститься. Пафосную надгробную речь, минут 20-ть читал губернский предводитель дворянства, и к концу оной, было заметно что Ардалион Андреич, порядком-таки всех утомил, и даже лицо покойного стало как бы грустнее и тоскливее.
Полицмейстер, вместе с губернатором и прочими отцами города, стоял от гроба близко, как и положено, но речей не произносил, не стали их читать и другие (предводитель отчитал за всех!) а просто, как говорится по протоколу «присутствовали со скорбными лицами». Вдова, в окружении ближайших родственников стояла у изголовья, и только пожалуй её горе, и было искренним, изо всех присутствующих…
Наконец, пошла церемония прощания, и народ потянулся, но к гробу, подходили не все, Хортов, не смог себя перебороть, но горсть земли в могилу всё же бросил, похороны всё же, не именины! Когда всё наконец завершилось, он, стоя в сторонке дождался полицмейстера, который оказалось и сам его искал, и даже первым заговорил с подчинённым.
- Утомительное какое-то погребение, Евпатий Гордеич, вы не находите?
- Да, нудновато, бутафории много, - согласился Хортов, неторопливо ступая к выходу, рядом с полицмейстером.
- Я переговорил с губернатором, и он тотчас же распорядился выделить три брички, так что ребятки наши могут спокойно ехать. Платон Михалыч-то мой, удивился в начале, давненько я его никуда не посылал, но ничего, даже слегка обрадовался, так что вот так-с… Да, а вот с ровесниками моими, да товарищами по службе я поговорил, но увы, обрадовать вас нечем, никто из них, ни о Заходине, ни об отряде его, ни об изменнике Лудаеве, не слышали. Про похожие случаи слышали, встречали на войне, а про наш, увы, - Разорихин коротко развёл руками, выходя за ворота кладбища.
- Интересный контраст, Мефодий Лукич, старые вояки о Заходине не слышали, а мещанин-картёжник, продувший родительский дом, даже ухитрился в 16-ом году, брошку у них купить! – Хортов остановился, и в подробностях рассказал начальнику, о результатах проверки Петра Крупицына.
- Вот тебе на! – стрельнув глазами вверх, бросил полицмейстер, сцепив руки внизу – А вы, уже думали над этим?
- Я полагаю, что Крупицын, получил эту брошь от человека знавшего Заходиных, но разумеется не в 16-ом году, а много позднее, думаю что не долее трёх-четырёх лет до своей кончины. Но, вычислить этого человека, мы сможем только в одном случае, если Аристарху моему, удастся такового, среди партнёров по картам сыскать, другого способа получения этой брошки Крупицыным, я не вижу. Узнаем кто её ему проиграл, возможно продвинемся в следствии…
- Вдову не планируете ещё посещать? – поинтересовался полицмейстер, подходя к ожидавшему их экипажу.
- Планирую, но сугубо по делу, думаю либо нынче вечером, либо завтра с утра – негромко ответил Хоров.
- Лучше завтра, - залезая в экипаж, посоветовал Разорихин – сегодня у вдовы тяжёлый день, поминки, родственники, и прочее…
- Пожалуй – согласился Хортов, усаживаясь рядом – вдова ныне не в том состоянии, чтобы на вопросы отвечать…
- Пшол! – приказал полицмейстер кучеру, и экипаж тронувшись с места, покатился к Управе благочиния. В кабинете, Хортов развернул на столе план города, и графитовым карандашом наметил три места: Подковная улица, центр у Дома присутственных мест, и улица Купеческая. Там, упорный старший унтер, нашёл табачные лавки, торгующие сигарами среднего качества, что, по-видимому, курит Лудаев…
- Ну, сволочь, и где ж ты живёшь? – задумчиво глядя на план, словно генерал перед сражением, вопросил следователь, - На одной из трёх улиц, или ближайшей к ним? Прислугу можно и через две улицы от своей послать, денег дал на извозчика, да и всё… Ну, коли так, то получается у нас кусок города из семи улиц, и трёх переулков, , ну-ка… - Евпатий Гордеич очертил эту часть лёгкой тонкой линией, и получилась кособокая, явно страдающая радикулитом трапеция.
- Здесь, тут, в этой трапеции ты и живёшь сволочь, не далее… А вдруг нет? - Хортов лёгким движением пальцев, бросил карандаш на план, и отойдя от стола, пристроился у стенки, возле кадки с пальмой.
- Табачные лавки не веками на одном месте стоят, тут закрылась, там открылась… Здесь скажем, помещение под скобяное заведение продал, а в другой части, под табак и купил… За последние 20-ть лет, ужели эти лавки, так на этих местах и стоят? – Евпатий наморщил лоб, и сцепил руки на груди – Можно ведь и не гонять горничную, а самому, взять сразу две-три коробки, да на долго и забыл дорогу в лавку-то… Так, проверить эту мою догадку, и немедля! – Хортов быстро отделился от стены, и спешно одевшись, покинул кабинет. На улице, пройдя чуть более квартала он поймал извозчика, и велел тому гнать по первому из трёх адресов, на улицу Подковную, к табачной лавке Беляева.
В лавке, вместо обычного воздуха, царил приятный, сладковатый запах хорошего табака, грошовой дряни, хозяин не держал. У прилавка топталось двое покупателей, пожилой господин в цилиндре и дорогой шинели с меховым воротником, и горожанин, напоминавший видом купца в длинном кафтане песочного цвета, и такой же фуражке, они покупали табак в пачках. Когда оба ушли, Хортов шагнул к прилавку, и глядя в лицо хорошо одетому человеку, лет 30-ти с небольшим, коротко спросил.
- Беляев, Егор Степаныч, не ты ли будешь?
- Никак нет-с ваше высокородие, - торопливо сказал человек – я, служу в этой лавке, а хозяин, он там, дома! – махнул человек на дверь.
- Зови! – коротко приказал Евпатий, и продавец быстро вышел, а через пять минут вернулся с хозяином, рыжеватым мужиком в годах, в хорошем полукафтане синего цвета, одетого поверх чёрной жилетке, и красной рубахе под ней. На лице лавочника, отсвечивали блеском лукавых глаз, озабоченность с тревогой.
- Чего изволите ваше высокородие? – поклонился тот.
- Беляев Егор, ты, будешь? – для порядка уточнил следователь.
- Точно так ваше высокородие, я, Беляев Егор Степаныч, хозяин этой лавки! – с почтением ответил лавочник.
- Полиция, Хортов, Евпатий Гордеич, следователь! – чётко, но не громко, представился сыщик, и попросил у продавца одну сигару, из тех самых.
- Я верну, где мы можем поговорить? – обратился он к лавочнику. Егор Степаныч быстрым жестом указал на дверь.
- Туда пожалуйте, там у меня кабинет рабочий, все дела веду! – торопливо пояснил лавочник, отворяя дверь, как бы приглашая гостя, войти первым.
- После тебя! – сделав лёгкое движение ладонью, заметил на это Евпатий, и хозяин покорно прошёл первым. Они уселись за простой рабочий стол, и следователь, держа сигару тремя пальцами, начал спрашивать.
- Ну, Егор Степаныч, давай-ка брат вспоминай, состоятельные мужчины твоих лет, часто такие сигары покупают, сами, или через прислугу?
- Да так сразу не скажешь, - заметно волнуясь, стал отвечать хозяин, - берут конечно и сами, и через прислугу… унтер ваш тута уже был намедни, с окурком, так я сразу свою сигару-то узнал…
- Так что, окурок тот, из твоей лавки что ли был? – недоверчиво покосился на него Евпатий.
- Нет, ваше высокородие, я не так речь-то повёл! – утирая платком вспотевшее лицо, пояснил Егор Степаныч, - Я говорю, что и в моей лавки такие сигары есть тоже, а ишшо у двоих…
- Это нам известно, - чуть кивнув, заметил ему на это Хортов, - и вообще, ты Его Степаныч не потей без нужды-то, мы ни в чём плохом тебя не подозреваем, и по делу ты пойдёшь свидетелем, если вообще до этого дойдёт! – постарался успокоить он лавочника, но вышло от чего-то обратное. Егор Степаныч, чуть скривившись, тоскливо проговорил.
- Ох ваше высокородие, оно конечно, бояться мне нечего вроде, но вот эти ваши слов «будешь проходить по делу», они чавой-то не внушают…
- Внушат! – уверенно посулил ему Хортов, и продолжил опрос – Скольких состоятельных покупателей твоих примерно лет, ты запомнил, или знаешь лично, либо через прислугу?
- Таковых-то? – напрягая голову, переспросил лавочник – Да, пожалуй смогу назвать… оне ить постоянные у меня, а потому то сами берут, то горничную с запиской пришлют, чтоб дура не перепутала чего… Одну минуточку ваше высокородие, сейчас вспомню…
- Вспоминай любезный, я не тороплюсь – спокойно сказал Хортов, приготовив записную книжку и карандаш.
- Ага, вот! – оживился лавочник – Пехотный капитан в отставке, Овчаров, Геннадий Григорич, он на той, на Прогонной где-то живёт, в каменном доме, в хорошем. Богат, экипаж свой, три лошадки, да. Иной раз, дворовый его, Ефим, приходит за сигарами барину, а то и сам барин на извозчике приедет, коробку всю так и берёт сразу…
- Когда был последний раз сам, или холоп его? – быстро записывая, спросил Хортов.
- Да с недели две назад, сам лично, на извозчике заезжал, цельную коробку взял, и укатил! – уверенно ответил лавочник.
- Так, второй кто?
- Второй-то? Этот, как бишь его, коллежский асессор в отставке, Блошук, Касьян Георгич, этот, через два квартала отсюда, тоже в каменном доме, с мансардой, слуги есть, но экипажа не завёл, экономный говорят… Он вот, сам редко заходит, ленив, а посылает горничную свою, Аглаю с запиской, тоже по коробке сразу берёт… В последний раз был позавчера…
- Так, пока хорошо баешь, Егор Степаныч, давай о третьем своём, клиенте! – блеснув глазами, приказал Евпатий. Но третьим клиентом к удивлению следователя, оказался не кто-нибудь, а новый управляющий Палатой госимущества, Терентьев, Пётр Силантьевич, 47-ми летний семьянин, проживающий на Царицынской улице, в двухэтажном каменном доме с оградой и садом. Держит прислугу, и хорошую рессорную коляску. Сам в лавку заходит редко, в основном посылает прислугу. Покупает по одной-две коробки сразу!
- И что, такая шишка, средние сигары курит? - недоверчиво переспросил Хортов.
- Ну вот по душе они ему, - пояснил лавочник, и словно спохватившись добавил – но, раз в год, он тогда ещё только столоначальникам был, Пётр Силантич, коробку дорогих берут, вроде как для гостей!
- Когда был последний раз?
- Дней, девять-десять назад, взял обычные, для себя, вот…
- Так Егор Степаныч, последний вопрос к тебе, ты лавочку на этом месте, какой год держишь?
- Осьмой ваше высокородие…
- Осьмой – медленно повторил Хортов – а до того, ты где и чем торговал?
- Так табаком же и торговал, трубками, чубуками, всё тем же товаром, а лавку держал на Прогонной, это на той стороне, ближе к северной заставе. Сразу после войны, через год я и открылся там, молодой был, борзый. Но, потом пришлось ту продать, эту купить…
- А в той теперь тоже табачка? – указав пальцем почему-то на окно, спросил Евпатий.
- Да не, ваше высокородие, скобяная лавка там, тоже нужная, а что же? - развёл руками Беляев. Хортов всё записал, спрятал книжку с карандашом, и предупредив лавочника держать их разговор в тайне, покинул его заведение, оставив на столе лишь сигару.
Второй владелец нужной полиции лавки, Пирожков Прокоп Евстафьевич, оказался среднего роста вихрастым брюнетом, с хорошей осанкой и без брюшка, в свои 36-ть выглядел молодцом. В лавке, он в основном торговал сам, реже, мальчик лет 15-ти, или приказчик. В отличии от предыдущего собеседника, Прокоп Евстафьевич ничуть не оробел, дело усёк сразу, и пару минут покопавшись в памяти, выдал имена двоих подходящих по возрасту и состоянию, своих покупателей, что более других берут «те» сигары, или табак для трубок. Первым, оказался владелец уже известного Хортову по делу о фальшивомонетчиках, магазина «Моды и шляпы» господин Вулич, фёдор Исаич, из отставных офицеров, участник Отечественной войны, поручик санитарной команды. Он женат, есть дети, прислуга, но экипажа собственного не имеет, хотя живёт в хорошем, двухэтажном доме (второй этаж из дуба) тут же, на улице Дождевой в доме то ли 11-ть, то ли 12-ть… курит такие вот сигары, хотя пару раз, брал и дорогие, по штучно, но не более того. В последний раз, за сигарами приходила его горничная Окулька с запиской, и взяла две коробки, теперь надолго. Ах, когда это было? Пардон-пардон, один момент… Да с месяц назад и было, в аккурат под 20-е сентября. Лавка на этом месте стоит уже лет 20-ть,
ещё отец покойный открывал, ну, с тех пор и стоит… Так, кто второй покупатель? Бузалыкин Фёдор Евстафьевич, 48-ми лет, проживает на Малокняжеской №77, дом большой и каменный, с мансардой, садом, и прочими нужными человеку, прелестями жизни. Семьянин, держит слуг и хороший крытый экипаж, с четвёркой лошадей. Живёт о ренты, у него за городом, 12 десятин земли пахотной сдано. На той же улице, владеет шести квартирным домом, и по слухам, держит в банке хороший капитал. Сам он нигде не служит, занимается книгами, историческими изысканиями, и чего-то пишет.
- Откуда тебе Прокоп Евстафич, о нём известно так много? - поинтересовался Евпатий.
- Так он в нашей части, человек известный, меценат! – пояснил лавочник.
Предупредив словоохотливого лавочника о сохранении их разговора в тайне, Хортов покатил к последнему из табачной тройки, Антону Иванычу Камышовау, державшему свою лавочку на улице Купеческой, рядом с будкой сапожника. Антон Иваныч Камышов, пил с семейством чай, но визит известного своей беспощадностью полицейского начальника, начисто разрушил всю семейную идиллию, чайного ритуала. Лавочник, крупный бородатый мужчина лет 50-ти, так же пригласив следователя в кабинет, где искренне, исключительно по гражданскому долгу, а не по принуждению, он честно ответил на все вопросы.
У него, как и у предыдущего свидетеля, состоятельных покупателей зрелого возраста оказалось двое: столоначальник в одном из присутственных мест, господин Молоканов, Алкид Григорич, 49 лет, живёт в Чиновничьем переулке, в одноэтажном каменном доме с мезонином. При доме, есть всё что нужно. Алкид Григорич женат, есть дети, прислуга, бричка с тройкой, ну и всё… Последний раз, его служанка брала сигары прямо вчера, взяла коробку.
Второй, отставной майор интендантской службы, Данилов, Поликарп Симеоныч, 51-ин год, но бодр, женат, есть взрослые дети, и уже даже внуки. Живёт в большой семи комнатной квартире, в доме№9 по улице Азовской в каменном, трёхэтажном доме. Есть прислуга, но нет экипажа, ездит на извозчике. За сигарами, чаще ходит сам, последний раз был четвёртого дня, взял коробку. Предупредив уже по привычке чтоб Антон Иваныч молчал о подробностях их беседы, Хортов чуть было не ушёл, но вспомнив, поинтересовался сколько лет, его лавка здесь стоит, и оказалось, что в этом году было девять, а до того, он торговал чаем и кофием в другом месте, но не пошло дело…
- Если ты понадобишься, я вызову тебя повесткой! – предупредив его на прощание, Евпатий Гордеич помчался обратно в Управу, обдумывать собранные сведения. В кабинете, он опять развернул план города, и легонько написал фамилии всех семи покупателей, отоваривающихся в трёх лавках, по их адресам. Маленькая, но удача! Все семеро оказались внутри кособокой трапеции, коей следователь обвёл ту часть города, где предположительно, мог проживать преступник.
- Неужели угадал? – вслух спросил сам у себя следователь, но здесь же, сам себя и остерёг – А вдруг, всё иначе? Вдруг убийца, до того куривший только дорогие сигары, в тот раз, отчего-то взял, да и купил дешёвые? И даже не коробку, а пары скажем три-четыре, так, просто… может они ему нервы успокаивают, и в порядок приводят? Ой не хотелось бы чтобы так было! – Евпатий задумчиво подпёр голову левой рукой. Но нет, маленькая птичка, заевшая где-то в глубинах его души, снова затрепетала крылышками: сомненья что кочки, всегда лезут под ноги, но ты иди осторожно сыщик, ступай тихо и без шума, зверь рядом, не спугни его!
Х Х Х
Размышления следователя, прервал появившийся Разорихин, коего Хортов, сразу же ознакомил с результатами своих изысканий, показав очерченную часть города, с именами первой категории, возможных подозреваемых. Мефодий Лукич с любопытством выслушал сыщика, и только на фамилии нового управляющего Палатой госимущества Терентьева, обеспокоенно заметил.
- Евпатий Гордеич, помилуйте, ужели на него в серьёз думаете?
- Не более чем на других, я и сам удивлён, подумалось даже что история повториться – спокойно объяснил Хортов – всех подходящих по возрасту, мы инкогнито проверим, никто и не заметит ничего! – пообещал он в конце, на что Разорихин, всё же не очень соглашаясь, заметил.
- Пётр Силантич, последний на кого можно подумать, глядите Евпатий Гордеич, не заиграйтесь!
- Так ведь и я, подозреваю его, меньше других, можно даже сказать и вовсе не верю в его виновность, но проверить обязан, таков порядок, и вам он известен даже более чем мне!
- Да уж знаю! – устало отмахнулся полицмейстер.
- Для начала, надлежит через архивы, проверить кто из этих семи человек, не из нашего города, тогда смело можно будет отсечь коренных жителей – продолжил излагать свою теорию Хортов, и тут, как бы противореча сам себе и даже ходу следствия, высказал нерадостную гипотезу о том, что может де, статься, никто из семи не окажется Лудаевым, и тогда придётся зарываться в бумаги архивов, на глубину рудокопов в горах.
- В дерьме роемся, а уж бумажки-то – махнул рукой Разорихин, и уходя, добавил уже в дверях – служба у нас, такая!
Хортов ненадолго остался один. Волей не волей, а хотя бы на уровне интуиции, попытался определить, кто более других, подходит на роль предателя. Смотрел на список и так и этак, но ничего определённого, в голову не пришло. Единственное что он мог бы утверждать с определённой долей уверенности, это что новый управляющий Палатой госимущества, никак не тянет на роль изменника Лудаева. Слишком на виду человек, из столицы разные чиновники бывают, генерал-губернатор порой к себе требуют, а там в кабинетах, боевых офицеров всех компаний, пруд пруди, вопросики неудобные, не ровен час, зададут. А вот все прочие, вполне себе могут претендовать на роль преступника… Особый упор, Хортов сделал на владельцев экипажей (передвигаться проще) Нет, без точных данных кто из них приезжий а кто нет, пальцем по фамилиям тыкать нечего, пустое это… За дверью загремело затопало, и в кабинет буквально влетел запыхавшийся Аристарх, и с ходу ахнул.
- Нашёл шеф! Нашёл!
- Ты разденься прежде, а после уже жарь прямой наводкой! – спокойно осадил его Хортов, от чего Гайтанцев кивнул, и поворотя к вешалке, торопливо скинул с себя шинель и шляпу, а затем подойдя к столу шефа, сел напротив.
- Вот теперь, излагай, кого ты там, нашёл! – дал отмашку шеф.
- Хозяина брошки, от которого она, к Крупицыну перекочевала! - торопливо начал помощник – Нагрянул я к старым собеседникам, и вытряс из них всех, кто постоянно собирался у Крупицына, банчик метнуть. Таковых набралась цельная дюжина. Ну, обо всех говорить нет смысла, а вот на трёх чиновников, да трёх купчиков, я внимание-то обратил. Поехал по первым, ладно. С одним поговорил, тот забожился что ничего о брошке с рубином не знает, и не ведает, и умолял не говорить о его пагубной страсти, жене и начальству. Хорошо говорю, ладно. Поехал к другому, Зиновий Зинович Фурсов, служит писцом в Надворном суде, у него почерк отменный, и место хорошее, и жалование ничего, да и на стороне подрабатывает. Я прямо в суд и нагрянул, всё честь по чести, отозвал его в отдельное помещение, ну и выложил ему всё как есть, про брошку у Крупицына, которую тот никак не купил, а выиграл, и вот не хотел бы Зиновий Зинович, нам помочь, узнать у кого же Крупицын брошь-то выиграл? За помощь мол поощрение будет, а вот за укрывательство, наказание ниспоследует, в суде служите, так и сами должны знать. Пока я говорил, он начал губами белеть и мелко дрожать ими, а к концу моей речи, он зажмурился как от яркого света, лицо платком вытер, и глубоко задышав, сказал, что из чувства гражданского долга, он сознается во всём.
- Так-так, и в чём наш переписчик сознался? – невольно перебил его шеф.
- Два с половиной года назад, один молодой купчик, Парфён Игнатич Лыков, сын купца 2-й гильдии Игната Семёныча Лыкова, крупно проигрался Крупицыну, ну по их меркам крупно, 500 рублей продул, редкое в их среде доложу я вам, расточительство. – подняв палец, пояснил Аристарх и продолжил – И вот решил этот купчик, отыграться, но так, чтобы другие о том не знали. Прихватил он из дома ту брошь, она вроде как у папаши его хранилась, уговорил Фурсова быть свидетелем игры, и пошли к Крупицыну. Там, они трое, заключили секретное соглашение, что исход игры, останется про меж них, и Крупицын с купчиком Лыковым, сели играть в «очко». Надо ли говорить, что и трёх минут не прошло, (а тасовал колоду Фурсов) как Парфён Игнатич, продул эту брошку, и самом подавленном состоянии, покинул дом Крупицына!..
- Так я и думал Аристарх! – легонько хлопнул ладонью по столу, шеф – Так я и полагал про игру наедине, иначе про такую брошь, все бы уже тогда судачили… верно, верно мой друг, мы с тобой эту тропку нащупали… Адрес того купца?
- Калашная №102 – тихо ответил Аристарх.
- Едем немедля! Уже вечереет, и купец должен быть дома, а коли нет, сыщем со слов домочадцев! – решил Хортов, и не теряя времени оба полицейских оделись, и через минуту, уже сбегали вниз по ступенькам, при этом Евпатий Гордеич, громко требовал экипаж к подъезду. До Калашной№102, долетели за четверть часа, но оказалось, что хозяина ещё нет, а он у себя, в конторе на Амбарной. Ещё с четверть часа, петляя по полутёмным улицам да переулкам, полицейский экипаж искал улицу Амбарную. Нашли, но открывший двери конторы сторож с масляным фонарём в приподнятой на уровень головы правой руке, покашляв, сообщил господам-сыщикам, что хозяин ныне к вечеру стал не в духе, и закрыв контору пораньше, минут с десять назад, отбыли домой.
- А, чтоб тебя черти взяли! – досадливо бормотал Евпатий Гордеич, спускаясь по ступенькам с высокого порога, и подходя к своему экипажу – Носись туда-сюда как угорелый! Сейчас ещё окажется, что он небось занедужил!
- Вылечим! – хмуро, но уверенно, заметил Аристарх, которому за этот день, уже порядком надоело зикать по городу во всех направлениях.
Купец Лыков, мужчина крепкого телосложения, и окладистой, хорошо подстриженной бородой, выглядел лет на 60-т, но судя по желвакам и хитрым глазам на породистом, чисто русском лице, он ещё весьма далёк был от понятия «старость». Игнат Семёныч встретил гостей в домашней жилетке на простую рубаху, и тёмных, суконных штанах. Он уже собирался было пить чай, но визит столь необычных гостей, вынудил отложить это. Купец, сохраняя невозмутимость и достоинство, вежливо поинтересовался.
- Чем обязан господа столь позднему визиту? И не угодно ли чайку?
- Дело у нас к тебе, Игнатий Семёныч, спешное и важное, где мы без свидетелей, сможем поговорить? – ответил и спросил Хортов.
- Милости прошу в мой кабинет господа! – указал руками купец, и повёл гостей через проходную комнату, к себе. В кабинете, купец пригласил их за небольшой круглый столик, который имеется во всяком рабочем кабинете, нём обычно стоит дежурный графин с водкой, или бутылка вина, или бутылка вина, прикомандированная к вазе с фруктами. У купца столик тоже не пустовал, и он предложил гостьям хлопнуть по одной, на что услышал от Хортова.
- Хлопнем и по две, но позже, а сейчас дело!
Когда все уселись, сыщик распахнул шинель, достал картонную коробочку, раскрыл её, и поднёс купцу.
- Узнаёшь брошку, Игнатий Семёныч?
- Господи Исусе-Христе! Нашлась! - ахнул купец, и невольно потянулся рукой, но тут же себя одёрнул, раз брошь у полиции, знать не всё тут чисто…
- Да ты не бойся, вот, возьми в руки, да разгляди хорошенько, та эта брошь что у вас была, или же нет? – подал украшение Евпатий. Купец осторожно принял её, и повертев в пальцах, вернул следователю.
- Моя, Евпатий Гордеич, она самая, никакого сомнения!
- Скажи-ка, Игнатий Семёныч, а не в 16-м ли году, ты её приобрёл? -поинтересовался Хортов, внимательно глядя в лицо собеседнику.
- Истинно так ваше высокородие, в 16-ом, летом ишшо помню дело было, - удивлённо прогудел купец, и опасливо переспросил – А откуда ж вы про то узнали-то?
- Служба господин Лыков у нас такая, знать всё и про всех! – уклончиво ответил Евпатий, и попросил припомнить подробности.
- Да ить 20-ть лет минуло, господа, рази ж возможно всё это вот так упомнить? – с сомнением заметил Игнатий Семёныч.
- Ну а ты постепенно, вот, к примеру, у кого купил её, у купца? Дворянина? Иль мещанина какого? – подбросил наводящий вопрос Хортов.
- Не-е- протянул Лыков, - не у купца, не… Горожанин обычный был, одет правда помню хорошо был, собой видный, высок не дюже, а так, средний в общем…
- Возраст не припомнишь?
- Ну, на вид лет 30-ть было яму, можа и меней чуть, мне запомнился лоб у него высокий и округлый как минарет, и усы висячие вниз, как словно у казаков, вот и весь портрет господа, не обессудьте – развёл руками купец.
- Он домой к вам пришёл, или в лавку?
- В лавку, я тогда только в 3-й гильдии был, хотя уже капиталу заработал семь с половиной тысяч – похвалился Лыков, и продолжил – ну, пришёл и говорит, что нужда пристигла, вот, продаю мол. Ну, я уже тогда опасливый был, спросил его, «Откуда вещица-то, с барышни снято?» он как-то так хохотнул шутейно, «От матушке мол осталось» Я спросил, чем он докажет, опись, где, или иная бумага что полагается? Замялся он тут немного, ну а я возьми, да подскажи «В карты что ль выиграл, и ль в войну у кого из беженцев купил?» Он словно вспомнил чего, зыркнул этак беликами, да и брякнул «Да, купец, твоя взяла, у беженцев в 12-ом годе купил, Заходины их фамилия».
Я запомнил господа, потому как редкая для дворян фамилия-то. Ну и согласился купить безо всяких бумаг, тогда это часто было, купля-продажа так делалась, грешен… Он запросил 400 рублей, сторговались на 350, я и расписку ему соответственную выписал нужна она ему помню была…
- Значит он так и сказал что у Заходиных купил? – повторил Хортов.
- Так и сказал!
- Ты Игнат Семёныч, говоришь летом дело было, а месяц не упомнишь? Может май? – уточняя переспросил сыщик, но купец отрицательно помотал головой.
- Нет господа, не май, это точно… стойте-стойте… июнь! Точно июнь, но до Иванова дня, ибо после праздника, хорошо помню, что товарищам своим той брошкой хвалился!
- Значит до Ивана Купалы дело было – задумчиво проговорил Евпатий Гордеич.
- Точно так господа, и вот даже сейчас вспоминать стал, не больше чем за неделю до праздника, тот человек с брошью, ко мне и заходил! – уверенно пояснил Лыков, затем удивлённо качнул головой каким-то своим мыслям, и наконец поинтересовался у гостей, как к ним, попала эта брошка?
- Ждал я этого вопроса, Игнатий Семёныч, - сказал Хортов – и как человек стоящий на страже закона, должен ответить вам как есть, хоть и предвижу бурю в вашем доме из-за того. Примеро два с половиной года назад, сын твой, Парфён, крупно проигрался в карты, ныне покойному Петру Крупицыну, а именно, продул 500 рублей (купец горестно закачал головой) И решил он отыграться, но так, чтобы об этом, знало только трое, он, Крупицын, и чиновник из Надворного суда, Фурсов. Последнего пригласили свидетелем игры, ну, так принято. Играли в «очко» одну партию, и ваш Парфён, вашу брошь, проиграл! – закончил Хортов, и коротко развёл руками.
- В родительский карман значится залез?! Ах ты ж паскудная душа, ну ужо тебе! – мрачно пригрозил купец, потрясая кулаками на дверь.
- Далее, твой сын рассказал Крупицыну о бывших хозяевах броши, и Крупицын, состряпал бумагу что он, якобы купил её у Заходиных в 16-ом году, и с выгодой подал её одному ювелиру, у которого, некоторое время назад, она была выкуплена на вексель, убитым на днях, частным приставом Жерновцевым, в вещах которого, она и была нами обнаружена… Вот так вот, попутешествовала сия вещица! – подкинув её на ладони, и спрятав затем в коробку, закончил рассказ Евпатий Гордеич.
- Вона как ваше высокородие, вора вырастил, воспитал называется! – продолжал сокрушаться купец, а потом, с какой-то затаённой надеждой спросил – И что, вся энта история станет известна?
- Увы, Игнатий Семёныч, и на следствии, и на суде, таковы правила!
- А, будь что будет, шила в мешке не утаишь, знать господь так наказует, коли сын родный, из дому воровать начал! - купец безнадёжно махнул рукой, и продолжил – А я-то тогда, и на жену, и на прислугу, и на товарищей что в гостях были, грешил! Да и на Парфёна-паскудника тожа… Сказать стыдно, обыск по всему дому, у всех учинил! Бабы в рёв, я в матюги, да ни шиша вот не нашёл, так и подумал, что из гостей хто брошь-то подтибрил, пропади ты эта жисть!
- Аристарх Сергеич, вы всё записали? – по привычке уже спросил следователь.
- Точно так-с! – подал он перо и папку, кои Хортов, тут же положил перед купцом.
- Вот, прочитай и подпишись, чтоб не вызывать тебя лишний раз повестками в Управу!
Купец кивнул, внимательно пробежал текст глазами, и подписал.
- И последний вопрос, Игнатий Семёныч, тот, что брошку тебе продал, он не встречался тебе нигде более? - возвращая перо и папку Аристарху, спросил следователь.
- Нет ваше высокородие, как в воду канул, нигде болей и не объявлялся! - убитым голосом ответил Лыков-старший, и полицейские, попросив его никому об их разговоре не говорить, тихо покинули этот дом.
Уже в кабинете, Евпатий Гордеич, принялся спрашивать у Аристарха его мнение, по поводу услышанного.
- Ну понятное ж дело что брошь купцу, посредник продал, не сам же Лудаев, с цацками ходил, да хвалился всем и каждому, что купил их у Заходиных – единственно верный вариант, ответил Аристарх.
- Посредник-то он посредник – согласился шеф, проходя к бюро со звенящими часами, и пристраиваясь по обыкновению на край – вопрос, кто он такой, и откуда взялся?
- Ну, мог где в кабаке, походивши туда одно время, наметить себе шаромыжника, подсесть, угостить, предложить дело, ну и… - не очень уверенно предположил Аристарх, на что Хортов, отрицательно помотал головой.
- Нет братец, нет! Так, как сказал сейчас ты, нанимают либо взломщиков, либо убийц, либо просто морду кому-то набить. Где у Лудаева гарантии, что взломщик не к купцу пойдёт, а навострит лыжи, только его и видели? А то и продаст брошь, пусть, но также с денежками и скроется?
- Гарантии никакой! – согласился Аристарх.
- Во-о-т! – Евпатий поднял палец в верх – Обычный посредник, которого Лудаев нашёл скажем через ростовщиков, или тех же ювелиров, не важно как в общем, того же неудачливого игрока на это подбить, за 20-ть процентов любой из таковых согласиться, не может знать семейство Заходиных, Лудаев не кретин чтоб доверять такую страшную тайну, первому встречному. Да и не Лудаевым же он представлялся! Ведь на дворе, 16-й год стоял, и сыскная полиция, и секретные службы, Третьего отделения тогда ещё не было, все искали изменников, служивших французам. Лудаев не мог не понимать, что брякни он с дури, или напротив от большого ума, одну из этих фамилий, или обе при продаже драгоценностей, это, по истечении времени, могло стать для него предрешённым смертным приговором!
- Но тогда откуда тот, с залысиной, знал фамилию Заходины, и что брошка с рубином, им принадлежала?
- Всю дорогу сюда, я думал брат об этом! – сцепил руки на груди Евпатий – и пришёл к единственно возможному выводу. Этот посредник, давний знакомец Лудаева, из другой скажем жизни, и знавший что дружище Перикл, служит гувернёром в богатом семействе. Встретились они случайно, приятель Лудаева скажем не весьма богат, и склонен к авантюрам. Лудаев сочиняет какую-то историю, объясняющую почему он теперь не Лудаев, а скажем Ольденбург (Аристарх невольно заулыбался) и откуда у него драгоценности, вернее часть драгоценностей, «мою усадьбу супостаты разорили, я бежал, да прихватил что смог», ну или что-нибудь в этом роде. Знакомец, наверняка не знал о предательстве друга детства, а то вряд ли стал бы помогать, а то и того хуже, донёс бы властям. В общем уговорил его Лудаев за хороший процент, но с тем, чтобы фамилии Заходиных и Лудаевых, тот забыл на всю жизнь. Думаю, несколько операций они провернули, а вот на купце Лыкове посредник то ли забылся, то ли сплоховал, в общем брякнул фамилию Заходиных, что купец верно и в расписке указал, а может и не указал.
Далее, я думаю было так, посредник, не святая простота, то ли сразу, то ли чуть погодя, но сознался Лудаеву, что вышла мол накладочка, язык вместо одного, брякнул другое! И что ты, Аристарх, в этом случае, на месте Лудаева бы сделал? – Хортов пристально поглядел на помощника. Не раздумывая и минуты, Аристарх ответил чуть вздохнувши.
- Ну что сделал бы? Устроил бы скромную панихиду без попа и свечей…
- Именно! – щёлкнул пальцами сыщик – Я, поступил бы так же, а посему мой друг, сегодня уже ладно, не к чему, а завтра с утра, ты погружаешься в наш архив, и роешься там в лете 16-го года, отыскивая все неопознанные мужские трупы от 25-ти до 40-ка лет, или даже опознанные тоже давай, хотя я, после дела, документов убитого бы лишил. Да, Аристарх, как всех выпишешь, сразу за тот же период, пропавших без вести ищи, и всю их подноготную, ясно?
- Так точно шеф, сделаем! –
- А я, с утра к вдове Жерновцевой наведаюсь, чует моё сердце, что был у её муженька, человечек на побегушках, очень хорошо знавший Лудаева в лицо!
- А на сегодня шеф, может чайку приказать? – намекнул Аристарх.
- Давай, пожалуй, покейфуем на дорожку! – размыкая руки, согласился Хортов.
Дома, во время ужина,Наталья нетерпеливо сообщила мужу, что недавняя история с перстнем в салоне графини Мушкиной, наделала в свете большого шуму.
- У, и чего шумят? – улыбнувшись, переспросил муж, работая приборами.
- Ой… да вздор всякий! Дескать изменник коего ты ищешь, в Петербурге живёт, раз перстень оттуда, да и в столице затеряться легко, а ещё многие, особенно дамы, теперь опасаются драгоценности с рук друг у друга покупать, ну, и как тебе это нравиться? – улыбнулась Наталья Сергеевна, мило глядя на супруга.
- Да дуры они, дамы твои, - невозмутимо ответил Евпатий, и в свою очередь, спросил сам – Ну, а мужчины наши всезнающие, чего говорят?
- О, мужчины только лишь о превратностях судьбы, интересных совпадениях, да перспективах твоей полиции, сыскать злодея – торжественным тоном, поведала жена.
- Перспективы весьма призрачны, и туманны, так своим товаркам и отвечай, не таясь! - невозмутимо посоветовал Хортов, отставляя приборы, и промокая губы салфеткой, принимаясь за чайную церемонию.
- Евпатий – вкрадчиво так, вновь начала жена – ты ещё будешь сегодня в кабинете с бумагами работать, или нет?
- Ну, посижу ещё с часик перед сном, а что, у тебя ко мне есть какие-нибудь интересные предложения? - в тон ей, ответил и переспросил муж.
- Ты угадал друг мой, просто если не очень задержишься, я подождала бы тебя в спальне, - играя глазами, пояснила супруга.
- В таком разе Наташ, я не позволю заставить себя ждать! – честно сказал Евпатий, и чуть погодя, сдержал обещание по всей форме…
Утром, как он и планировал, Хортов, не заходя на службу, навестил вдову Жерновцеву, которая, отчего-то даже обрадовалась его визиту. Софья Сергеевна, в траурном одеянии ничуть не поблекла, а скорее даже наоборот, печаль, несколько скрасила её облик, и даже оживила. Следователь не преминул ей это подчеркнуть, когда они, расположившись в гостиной, стали пить чай.
- А вы хорошо держитесь Софья Сергеевна, не раскисли, внешне не позволили себе подтаять и осунутся, сразу заметен твёрдый характер!
- Благодарю – тихо улыбнувшись уголками губ, проговорила вдова, осторожно ставя чашку на блюдце – вы вот похвалили меня, это приятно, а сестрицы Нила моего, те и на кладбищах, и на поминках даже, только и делали что попрекали меня, что я не реву белугой по мужу, «как положено»… А кем положено-то, господи?! – тихо вздохнула несчастная женщина – И последней дуре должно понятно быть, что убийца, половину жизни моей у меня отнял!..
- Да, многим нравится ревмя-реветь на публику, а после уж, дворовых за волосья таскать! – мрачно заметил Евпатий, и отставив чашку, перешёл непосредственно к делу.
- Софья Сергеевна, я наконец выбрал момент, и заглянул к вам, чтоб поговорить о человеке, который должен был состоять у вашего мужа на посылках. Ну, знаете, из тех, кого дальше передней в дом не пускают, и который во всякий час услужить готовы, подле вертятся, этакие «Чего изволите?» Но не из дворни вашей, она ведь небольшая?
- Да какое там? – махнула рукой вдова – горничная с кухаркой, дворник да кучер. Муж с полгода назад бричку купил, да тройку коньков простых, думали жить…
- Так как насчёт побегунчика-то, Софья Сергеевна, не торопитесь, и постарайтесь вспомнить такого человека, он был, уверяю вас, и возможно даже заходил в ваш дом – настойчиво повторил Хортов.
- Не трудитесь повторять Евпатий Гордеич, я знаю о ком вы говорите – сказала вдова, и положила руки на колени – лет шесть назад, Нил Касьяныч, прихватил одного из нездешних, беглых холопьев, чья губерния, находилась недалеко от Московской. Прихватил на какой-то мелочёвке, но тот, вернув краденое, уверил мужа, что может быть ему полезен во всех делах его, и даже стать шпионом за небольшую плату. Муж согласился, и с тех пор, Варфоломей Подмёткин, (так его зовут) годами на пять-шесть старше мужа, стал при нём мужичком на побегушках, и как сам Нил Касьяныч говаривал «Весьма проворный и полезный мерзавец оказался» И вы Евпатий Гордеич правы, дальше передней муж его не пускал, хотя одевается этот Варфоломей как средней руки, небогатый горожанин; фрачишко с чужого плеча, брюки в клетку, фуражонка, шинелишка, реже шляпы, словом слуга как слуга…
- А чьих он есть, Варфоломей этот, муж не говорил вам?
- Нет, да я и не спрашивала, Нил не любил, когда я лезла с вопросами в его дела, если был в настроении, сам чего-нибудь расскажет… - блеснув глазами, ответила хозяйка.
- А каков он из себя, Подмёткин этот будет? - Хортов неторопливо приготовил карандаш и записную книжку.
- Самой обыкновенной, холопьей внешности, физиономия круглая, нос как большая слива, глаза… небольшие такие, на щенячьи похожи, бегают всё время, рот средний, пережёвывает как бы всё время. Ну, мешки под глазами, волос как солома с проседью, лоб гол что тот шар, но в складках весь. Телом не тощ, так, середнячок – мужичок, вот и весь портрет, пожалуй.
- Весьма подробно вы Софья Сергеевна, его описали, - сделал очередной комплимент Евпатий – приходилось общаться?
- Ну, за шесть-то лет конечно приходилось, - кивнула вдова, - то с запиской его к подруге пошлёшь за двугривенный, то в аптеку за порошками, он вообще рад был тут прислуживать, и ничего лишнего, себе не позволял. - пояснила в конце, Софья Сергеевна.
- Скажите, а где-то в сентябре, ближе к середине, вы не заметили, что у них, появилась какая-то тайна, или совместный интерес? – ближе к делу, перешёл следователь. Вдова чуть сдвинула брови, слегка прикусила нижнюю губу, и пару раз задумчиво кивнув головой, ответила.
- Да, что-то такое, началось именно ближе к середине сентября. Варфоломей стал какой-то возбуждённый, словно нашёл чего-то, и муж ему под стать сделался. Они чаще стали куда-то уходить вместе, на мои вопросы, муж лишь коротко бросал «Погоди Сонюшка, скоро и мы богаты будем» - тихо закончила она, и с горестной, едва различимой на губах усмешкой, поглядела на следователя.
- Да, Софья Сергеевна, именно в ту пору, ваш муж и ввязался в нехорошую игру, став обладателем сведений, дав коим законный ход, он был бы теперь жив и здоров, и наверняка имел бы «Владимира» на груди. Но он, простите за прямоту, заигрался, и вот поэтому, всё так страшно и закончилось! – откровенно, насколько позволяли обстоятельства, заметил ей Евпатий.
- Вы, не сильно меня удивили, я же чувствительная женщина, и что-то нехорошее, подозревала! – опустив взор, призналась вдова.
- Софья Сергеевна, а скажите, вы часом не знаете, где этот Подмёткин, обретается? – вопросил Хортов, стараясь не давить на женщину. Вдова, снова прикрыв веки, отрицательно покачала головой.
- Точного адреса я не знаю, на каком-то постоялом дворе, много ли беглому холопу надо? – прикинула в конце вдова, и чуть подумав, присовокупила – Да к тому же за сроком давности, его уж и искать перестали, кому он там нужен теперь?
- Постойте, а с каких пор, вы думаете он в бегах-то, Подмёткин этот?
- Нил, как-то обмолвился, что Варфоломей его, после войны, где он вроде кашеваром у партизан был, к барам своим не вернулся, (мол усадьба разорена была) а подался искать своей доли…
- И последний вопрос на сегодня, Софья Сергеевна, после гибели мужа, Варфоломей не появлялся?
- Нет, как вводу канул, в последний раз, я видела его вдвоём с мужем, за день до несчастья, 18-го октября, после обеда, он пришёл к нам в дом, и ожидал мужа в передней. Нил спешно оделся, и они вместе ушли, всё, больше я того человека не видела!
- Софья Сергеевна, не изволите ли взглянуть, я тут с ваших слов, набросал портретик Вафоломея, так не покажется ли вам, некоторое сходство? – Хортов встал, и подойдя ко вдове, протянул её раскрытую записную книжицу. Вдова поглядела, коротко ахнула, и слегка изумилась.
- Да практически одно лицо, Евпатий Гордеич, где вы так научились, писать портреты?
- Служба научила Софья Сергеевна, служба-с! – кивнул Хортов, спрятал книжку и карандаш в карман. Затем предупредив её что вскорости ей надлежит явится в Управу благочиния, дабы уже под протокол повторить и подписать свои показания.
Х Х Х
Едва Хортов появился в Управе, как сразу же наскочил на полицмейстера, который справившись о причинах опоздания на службу, услышал от следователя, что он как раз со службы на службу и идёт, и не показывался ли где тут, Аристарх Сергеич?
- Минут семь назад, влетел как гнались за ним, выходил куда-то из архива, думаю, что пивка кружечку перехватил шельма, нашёл чего-то по вашему запросу! – уже более миролюбиво, пояснил Мефодий Лукич.
- Благодарю за понимание! – кивнул Хортов, и поспешил наверх. В кабинете, его ждал сияющий довольством Аристарх.
- Ну, Архимед, что, снова нашёл? – вешая шинель и шляпу, да придерживая шпагу, спросил шеф, а затем подошёл к столу помощника, и сев напротив, бросил.
- Выкладывай!
- Есть шеф! Есть два случая с июня по сентябрь, я проглядел на всякий случай, но – Аристарх с хрустом разворачивал листы с выпиской – наш случай, труп без документов, денег, часов и даже нательного крестика, хорошо одетый, и с огнестрельным ранением из двуствольного пистолета вертикальной формы, в область живота, был обнаружен за городом в одной версте, 19 июня 1816 года. Пастух Трифон Хрящёв как раз гнал стадо коров на пастбище, а его собачонка, кинулась лаять в овражек, пастух спустился, и чуть не обмер. Короче говоря, все приметы покойного совпадают: высокий лоб с залысиной, росту среднего, висячие вниз усы на казачий манер, лет за 30-ти на вид, наш клиент, Евпатий Гордеич!
- Так, а другой кто? – на всякий случай, спросил Хортов.
- Тот, мужик из городских, на вид лет 40-ка, три удара ножом, труп в одном исподнем, явное ограбление, установить личности в положенный срок не представилось возможным, и оба были погребены на окраине кладбища, со стороны пожарной вышки, как бездомные. Но, это ещё не всё шеф! – Аристарх отложил один лист, и принялся оглашать другой – Ровно через пять дней после погребения неизвестных тел, в полицию поступила жалоба от госпожи Крохиной, Марии Павловны, 25-ти лет от роду, дворянка, о пропаже без вести её мужа, Крохина, Александра Ильича, ушедшего из дому 18 июня под вечер, на какую-то встречу (подробностей она не знает) и до сей поры, на 28 июня 16-го года, не объявившегося дома.
Ну, опуская всю глупую канцелярщину шеф, скажу самую суть: тогдашние наши умники, лишь спустя три недели, ознакомили несчастную женщину, с описаниями найденных тел, хотя она тогда же, сразу описала внешность пропавшего супруга! Мария Павловна, естественно узнала своего супруга, и с ней сделалась истерика, едва отпоили лафитом, после чего её отвезли на кладбище, на могилку. Со временем, она объявила сбор средств на каменный памятник, и он таки был вскорости установлен. Через два года вторично вышла замуж, продала старый дом, и купила другой, поменьше, но по уютнее, на улице Гусарской под нумером десятым. Фамилию кстати оставила прежнюю, Крохина, а муж, домовладелец, Марцевич Вениамин, старше жены на 16 лет, детей ни от первого, ни от второго брака, нету!
- Браво Аристарх, а кто вскрытие делал убитого Крохина? – по привычке, уточнил Евпатий. Но в ответ услышал, что вскрытия тогда не делалось, ну, во-первых, время было такое, хотели вскрывали, хотели нет, а по Крохину, и так всё было ясно что труп криминальный, и чего его вскрывать?
- Ну, и я тоже, не без рыбы от вдовы пришёл! – похвалился Евпатий Гордеич, и рассказал помощнику про свой визит всё, от, и до, показавши в конце, «портрет» Варфоломея Подмёткина, побегунчика покойного пристава.
- Живёт он скорее всего, в части своего покровителя, тамошние постоялые дворы проверить надобно немедля, если он вообще уже, со страху города не покинул. Пошлём Архипова, он всё и разузнает про этого Варфоломея, а пока – следователь осторожно вырвал листок с портретом и протянул Аристарху – иди в канцелярию, пусть там увеличат до приемлемых размеров, и к вечеру, напечатают и расклеят по городу, 200 экземпляров. Подпись такая «Пропал человек, Подмёткин Варфоломей, указавшему его место пребывания, награда от Управы благочиния». Понятно?
- Да понятно, да только кто у нас, 200 штук этих личин расклеивать будет? – высказал сомнение Аристарх, слегка забыв, что это, ремесло расклейщиков афиш, и всех прочих бумаг, включая казённые. На это, ему тут же было указанно шефом.
- Ты что Аристарх, стареешь брат, али заработался?
- Затмение нашло чегой-то! – сконфуженно отмахнулся Аристарх.
- Ну лети тогда, да вызови мне Архипова, пора ему вновь показать свою ловкость – приказал Евпатий, и помощник тут же бросился исполнять поручение. Колесо следствия, закрутилось чуть побыстрее, и самое главное, чтобы оно, пробуксовывать не начало. Поступили данные из ассигнационного банка. Никто из состоятельных мужчин определённого возраста, не снимал больших сумм в означенные полицией дни, и это означало, что на девять десятых, Лудаев ещё тут, в городе. Ведь, с другой стороны, господа тех же примет, мигрируют из города туда и сюда, и твёрдой гарантии что у Лудаева не сдали нервы, нету… маловероятно, но возможно… Нет! Нет ублюдок! Ты здесь! Ты прячешься среди известных и уважаемых горожан, и даже может быть я, следователь Хортов, отлично тебя сволочь знаю, и дружески пил с тобой вино! Такие теперь размышления, занимали ум Евпатия Гордеича, пока к нему, не прибыл "по вашему приказанию» старший унтер, Севостьян Архипов.
- Вот что унтер, вот данные на одного субъекта, скорее всего из бывших холопьев, Варфоломея Подмёткина, приметы прилагаются – жил, или живёт где-то на постоялом дворе части убиенного пристава, ибо состоял у него на побегушках. Твоя задача Архипов, обойти с этой бумагой все подобные ночлежки, и в лепёшку расшибись, но концы этого Подмёткина, ты мне брат представь. Но, он, не-преступник, он, свидетель, и возможно единственный, но это всё сугубо, между нами. Обывателям говори, что родственники его ищут. Если найдёшь комнату, где он жил, расспроси хозяина по всей форме, с кем он общался, его товарищи, бабы, собутыльники, ну, и тому подобное. Все их имена и адреса запишешь. Сделать надобно сегодня до полуночи унтер, это приказ! – закончил следователь, и протянул подчинённому бумагу.
- Слушаюсь Евпатий Гордеич! – козырнул унтер, и осторожно складывая бумагу в четверо, уверенно добавил – Будет исполнено ваше высокородие, не впервой!
- Свободен! – бросил Евпатий, и унтер, щёлкнув каблуками, тут же ушёл. А Евпатий Гордеич напряжённо стал думать о последней эпистолярной загадке, сего дела: как письмо капитана Н-ского гусарского полка Сергея Алёхина, адресованное им в Серпенский уезд некоему Сергачёву, оказалось тут, у пристава Жерновцева? Раздумывая над этим, Хортов неторопливо одевался, собираясь поехать на Гусарскую №10 и побеседовать с Крохиной Марией Павловной, о её первом муже, убитом в 1816 году. Выйдя на лестницу, он крикнул вниз «Экипаж на выезд, марш-марш!» и неторопливо стал спускаться. Письмо гусарского капитана, шедшее с театра боевых действий в Серпенский уезд их губернии, спустя 26 лет, попадает загадочным образом в руки приставу Жерновцеву…
Экипаж с кучером и одним городовым, уже ждал его у подъезда. Сев на заднее сиденье, Хортов велел гнать на Гусарскую №10, и всю дорогу думал о письме капитана Алёхина, как оно попало к Жерновцеву? От кого?.. Как такое вообще возможно в столь короткий срок, с середины сентября, по середину октября? Одни вопросы и загадки вокруг этого гусарского письма! Найти за месяц брошку и три письма, имея на руках лишь слова подручного Подмёткина, да ещё и убедиться окончательно что, «это тот Лулаев», тут требуется недюжинный ум, дерзость, и конечно удача. Эх Нил ты Нил… Погнался за деньгами позабывши и присягу, и честь, вот и результат. А полицейский-то оказывается был хороший, случается и такая коллизия в жизни!..
- Приехали, ваше высокоблагородие! – громко прервал его размышления, осадивший лошадей кучер. Евпатий выглянул из экипажа. Неплохой, на массивном фундаменте дом с высоким крыльцом с деревянными колоннами, окна с затейливыми наличниками, словом, хороший домик.
- Ждите тут! – велел Хортов, спрыгивая с подножки, чуть качнувшегося экипажа, прямиком направился к дому, где, зайдя на крыльцо, трижды подёргал шнурок звонка. Послышались шаркающие шаги, и голос пожилого мужчины, деловито осведомился.
- Кто там, а?
- Полиция, следователь Хортов, Евпатий Гордеич, открывайте любезный, у меня дело спешное! – на одном дыхании выпалил сыщик. За дверью зашуршали-зашмыгали, удивлённо промычав повторили слово «полиция», но дверь, щёлкнув задвижкой медленно открыли, и в проходе показался старый дворецкий в выгоревшей синей ливрее, седыми длинными баками, со всклоченными на лысине, остатками волос, и большим как огурец, бугристым носом.
- Милости просим! – вежливо проскрипел дворецкий, пропуская гостя в прихожую.
- А что любезный страж, барыня-то твоя, у себя ли? - снимая шляпу, первым делом спросил Хортов.
- А вы какую изволите иметь в виду? – осторожно спросил страж.
- Крохину, Марию Павловну.
- Дома они-с, дома, у себя-с, с сестрицей своей, пасьянсом забавляются! – улыбнувшись пояснил дворецкий.
- Доложи ей, да поторопись, у меня весьма важное дело, требующее разговора с глазу на глаз! – приказал Евпатий, распахивая шинель, и старик, скоро как мог, поковылял в комнаты. «Могли б и помоложе стража взять, а старику за верную службу, и пенсиону не грех бы положить… ну, это смотря потому, какие хозяева!»- машинально подумалось визитёру, пока он ждал. Минут через пять, приковылял обратно дворецкий.
- Прошу покорно в переднюю, там шинелишку со шляпой на вешалку определим, а Марь Пална, ожидают вас в гостиной, оттуда намеренно всех удалили, так что никто вам помехой не станет – обстоятельно пояснил старик, семеня вслед за гостем в переднюю, где помог ему избавиться от верхней одежды, и проводив до дверей гостиной, удалился в свою комнату. Мария Павловна, в свои 47 лет, была ещё довольно мила и хороша собой, а её небольшая полнота, сохранившая очертания неплохой ещё фигуры, её совсем не портила. Хозяйка встретила гостя в домашнем платье синего цвета, сшитого видимо по заказу. На пальцах Марии Павловны поблёскивали золотое и серебряное колечко с камушком, а на шее, червонела бликом золотая цепочка. Серебряная брошь с жемчужными слезинками, украшала женскую грудь слева. Евпатий Гордеич сразу же понял, что хозяйка любит жизнь, и всегда, и всюду, одевается достойно своей персоны.
- Следователь сыскной полиции, Хортов, Евпатий Гордеич! – склонив голову представился гость, на что дама, стоявшая опершись одной рукой о высокую резную спинку мягкого стула, так же деликатно представилась, и поинтересовалась, степенью своей полезности, одновременно мягким жестом нежной и красивой руки, предлагая присесть за столик. Когда они сели, Хортов, как всегда, начал первым.
- Мой визит, уважаемая Мария Павловна, очевидно огорчит вас, ибо связан с давним делом, убийством вашего первого мужа, Александра Ильича, случившееся по нашим данным, 18 июня, 16-го года…
Мария Павловна не успела огорчиться, в гостиную вошла рослая, симпатичная горничная с подносом ароматного чая. Барыня велела ступать, да не сметь подслушивать под дверями, на что горничная, обиженно буркнув «Больно мне нужны ваши секреты» скрылась за массивными дверями.
- Прошу вас! – предложила хозяйка, беря одну чашку
- Благодарю! – Евпатий взял другую, и чуть пригубив, сразу оценил качество настоящего иван-чая.
- Всё своё огорчение Евпатий Гордеич, я выплакала и выстрадала ещё тогда, 22-ва года назад, - чуть посерьёзнев, начала отвечать хозяйка – Гибель Саши, так на меня тогда подействовала, что в начале, я не находила себе места. А затем, ничего, обвыклась, даже вот «замуж» вышла, - едко выделила она это слово, из чего сыщик сразу понял, что спят супруги, в разных комнатах, и походят скорее на соседей по даче.
- Мария Павловна, ваш первый муж, он что, был склонен к авантюрам? – подходя постепенно к главному, спросил Хортов, не забывая и про чай.
- Вы знаете, да, было в нём что-то, флибустьерское! – найдя как ей показалось подходящее слово, пояснила Крохина – Долгов у него после смерти, по векселям оказалось 600 рублей, и я их заплатила… Он был игрок, но не фанатик, из дому не тащил, а коли нуждался, влезал в долги – дополнительно пояснила дама.
- Мария Павловна, эту черту его характера, мы в нём подозревали, но дело тут в другом – сказал сыщик, отпивая из чашки – Припомните, если это только возможно, в последний год его жизни, с ним никаких внезапных перемен не произошло?
- Что вы конкретно, имели в виду? - уточнила дама.
- Не говорил ли он, что встретил тут в городе, друга детства или юности? - подчеркнув суть интереса, пояснил Хортов. Мария Павловна отставила чашку, и приподняв брови в верх, слегка призадумалась.
- Погодите-погодите, летает что-то такое в воздухе, но, столько лет прошло… хотя, стойте! - заметно оживилась дама – Не за год, а где-то за полгода до своей гибели, Саша за обедом поделился со мной новостью, что встретил тут в городе, старого приятеля, с которым одно время учился в Петербурге, но где, он не уточнил, хотя мне всегда говорил что окончил лицей, но я ему не верила…
- Имя приятеля? – подавив волнение, вопросил Евпатий.
- Саша не назвал мне его, просто обмолвился «Встретил старого повесу по молодым проказам, ты его не знаешь, он младше меня, но гонору в нём поболей будет»…
- Мария Павловна, голубушка, постарайтесь вспомнить, может он ещё что-то, о своём приятеле юности упоминал? – настоятельно попросил Хортов – Скажем, где служил, или теперь служит? Напрягите память, пожалуйста, это весьма важно для следствия! – со всей серьёзностью, заметил ей Евпатий.
- Да, вы знаете, вот только теперь, с вашей подачи, у меня в памяти, всплыл один разговор – задумчиво произнесла дама – Где-то через неделю как Саша встретил того приятеля, он принёс в дом деньги, рублей 200 или даже 300, сказавши что нашёл хороший приработок, и теперь в доме, будут водиться хорошие деньги. А уже за обедом, в тот же день, Саша как бы размышляя о превратностях наших судеб, философски заметил «Вот Маш, приятель мой старый, был как и я студентом, но учился так, что все думали что другой Ломоносов из него будет, а он так, пустил всё по ветру, и едва усы пробились, в гувернёры к одним дворянам подался… до войны ещё правда, а теперь Маша, он снова богатый человек, а всё потому, что сумел не упустить свою выгоду!»
- Фамилию дворян, где гувернёрствовал приятель вашего мужа, он не называл? - забыв вконец о чае, вопросил Хортов, пристально глядя на женщину. Та, слегка смутившись, ответила.
- Называл один раз, но я уже не вспомню, простите…
- Не Заходины ли? – тихо от чего-то, подсказал следователь.
- Ой, т очно! – всплеснула руками, Мария Павловна – Заходины! Я тогда ещё подметила что весьма редкая фамилия, а что, с ними случилось что-то нехорошее? – опасливо поинтересовалась дама.
- Да, они всё потеряли во время войны, - уклончиво ответил сыщик, и на всякий случай присовокупил к вопросу, фамилию Лудаев. Но нет, ни Саша, никто иной, ей такой фамилии не называл. Сыщик решился на последний ход.
- Мария Павловна, а не видали ли вы хоть один раз, приятеля вашего мужа, что у Заходиных служил?
- А вы знаете видела, два раза, но издали, шагов с полста. Мужа-то я сразу угадала, а вот приятель боком стоял, в профиль, ворот сорочки поднят, цилиндр низко надвинут, и лица совсем не видно, но ростом, он примерно на полголовы, ниже моего Саши был, если цилиндра не считать, и в плечах поуже, посубтильней в общем фигура была. И так оба раза, всё они беседовали о чём-то…
- Место не припомните?
- Вы многого хотите господин следователь, 22-ва года минуло, место… улица, сквер, беседка, пруд, всё в голове перемешалось! – пояснила дама. Хортов извинился, и сказал, что ему уже пора. На прощание, он попросил хозяйку дома, держать их разговор в тайне не только от подруг, но даже от мужа и слуг, а вскорости, по повестке, ей надо будет посетить Управу благочиния, где повторить всё ныне сказанное под протокол.
- Приду всенепременно! – скупо улыбнулась Мария Павловна, и на сём, полицейский покинул её дом.
По дороге на службу, Евпатий Гордеич, буквально на пять минут завернул к князю Шестопёрову, поинтересоваться хоть какими-то приметами Лудаева на 1812 год. Не лыс ли он, блондин, шатен, русый, рыжий, насколько худоват в теле? Князь, немного подумавши, ответил, что это, он, пожалуй, смог бы указать, и описал Лудаева чуть ниже среднего роста, в теле тонок, субтилен, шевелюра густая и накрученная по тогдашней моде, цветом пожалуй что шатен, и какой-то манерностью от него отдавало.
- Вот видел сего иуду всего дважды или трижды, но глаз-то у старого воина намётан, вот и разглядел я его манерности! – презрительно добавил Шестпёров. Поблагодарив старика ещё раз, Хортов поспешил в Управу. В кабинете, среди чайного аромата восседал Аристарх, сообщивший шефу что всё в порядке, и к вечеру 200 портретов Варфоломея Подмёткмна, будут расклеены по всему городу, не исключая и Заречной слободы. От себя, Хортов рассказал помощнику о разговоре с госпожой Крохиной, и коротком визите у князя Шестопёрова.
- Пока всё сходиться Аристарх, Александр Крохин, за полгода до своей гибели, а именно в январе 16-го, встретил старого приятеля, Перикла Лудаева. Дальше, смею предположить, было так. Крохин, по словам его вдовы, имел авантюрные наклонности, таил в себе нечто флибустьерское, а следовательно, на дела не очень чистые, способен, вполне себе, был! – Хортов вышел из-за стола, и приблизившись к бюро с часами, сел на его краешек – Лудаев, раз так вышло, рискнул, и поведал приятелю, что в силу трагических событий случившихся в доме где он служил, к нему теперь следует обращаться не Перикл Лудаев, а как-то иначе. Пачпорт мол, даже выправить пришлось, да и драгоценности в руки попали в военном пожарище. Крохин наверняка смекнул что дело не чисто, но лишнего спрашивать не стал, и взялся быть посредником по обращению краденых бриллиантов в живые деньги. Да, Лудаев наверняка упредил его чтобы тот, нигде и никогда не упоминал фамилии Лудаев и Заходины, а то мол разбираться-то не станут, от француза ты спасал, уже из обречённого дома ценности, или мародёрствовал, как последний сукин сын! И до июня месяца, Александр Крохин вполне себе держался, продавал понемногу украшения, получал свой процент, пока не сорвался невзначай, на купце Лыкове, Игнатий Семёныче, от коего и потянулась эта ниточка, за которую мы вовремя смогли ухватиться…
- Ухватиться-то мы ухватились шеф, но что это нам дало? – с сомнением заметил помощник – Узнали мы, что уже на другой день, вернее ночь, Лудаев выманил Крохина за город, и застрелил как ненадёжного и опасного сообщника, лишив его всего, по чём труп могли бы опознать… Узнали что Лудаев, хладнокровно убивает в минуту опасности? Ладно… Но к нему-то мы от этого ближе не подошли!
- Как сказать Аристарх, как сказать! – качнув головой чуть в лево, возразил шеф – Узнать о внутренней решимости преступника, не задумавшись применяющего оружие, это узнать дополнительный штрих к его облику, особливо когда станем мы с тобой, инкогнито проверять прошлое наших семерых «добрых молодцев» подозреваемых первой очереди, тут каждое лыко в строку будет! – Евпатий Гордеич отделился от бюро, и заложив руки за спину, начал методично мерить шагами кабинет. Дойдя до своего стола, он развернулся на носках, и пошёл обратно.
- Если же наш хваткий унтер, зацепит след Варфоломея Помёткина, дело может закончится в один день, но такая удача редко посещает нашего брата.
- Шеф, но вот допустим укажет нам Подмёткин на кого-то, «Вот он Лудаев, хватайте!» А тот глаза на лоб, и знать мол ничего не знаю, и ведать не ведаю, какой-то беглый холоп, обвиняет сатана знает в чём, меня, известного в городе человека? Дворянина! Семьянина! Мецената! Это произвол и беззаконие! Ну, всё в том же духе, знакомые нам с вами шеф, тирады!..
- Верно Аристарх мыслишь, если так и сделаем, напоремся на грандиозный скандал, но, мы не напоремся, мы сделаем иначе – шеф замер возле стола помощника, и тот тоже невольно поднялся со стула, и вышел, - если мы выйдем на след Подмёткина, мы его секретно арестуем, и поселим под охраной, на конспиративной квартире, растолковав ему что он не преступник, и всё такое. Показываем ему постепенно всех семерых, и он, узнавши Лудаыева, указывает нам на него. Письменно всё оформляем, и ждём заключительного акта трагедии.
- Какого акта? – с интересом спросил Гайтанцев, зная уже что шеф, мастер на хитросплетённые ходы.
- Курьера что послали в Тамбов, послали туда не просто отыскать следы вдовы майора Заходина, а имея на руках секретное предписание за подписями губернатора и нашего полицмейстера, пригласить её, или кого-то из её детей, кто помнит Лудаева, сюда, к нам. Вот тогда Аристарх, это и будет занавес, но без оваций! – закончил разъяснение Хортов.
- А если никто из семерых первой очереди не подойдёт, что тогда? – опасливо поинтересовался Аристарх.
- Тогда-то? – с начинающим проскальзывать сарказмом, переспросил, и тут же стал отвечать шеф – Тогда мы, продлим срок пребывания Варфоломея на казённой квартире, и продолжим оказывать радушный приём вдове, или ближайшим родственникам Заходиных (разумеется тайно) а сами, всей командой, плюс коллеги из жандармерии, с головами окунуться в сладостный мир пыльных архивов, и станем изучать кто из мужчин 20-25-ти летнего возраста, приехал к нам на постоянное жильё, а может уже не в город а в уезд. Так что, Аристарх Сергеич, грядущие мерзко-дождливые и морозные дни, если нам не повезёт с первой очередью, мы всей ватагой будем день за днём, перебирать документацию. Да, возможно из канцелярии его превосходительства, парочкой чиновников помогут.
- Это, вселяет оптимизм! – устало вздохнул Аристарх, воочию представивший себе, масштаб грядущих бюрократических раскопок.
- Но ты братец не вешай носа, возможно, что самого страшного, нам с тобой и удастся избежать! – предположил Хортов – Я сейчас напишу реестрик наших наипервейших семерых друзей, и ты пойдёшь с ним в наш архив, и дашь задание архивариусу, собрать на них, следующие данные: коренные ли они жители города или уезда, или же приехали сюда в период с августа 13-го года, и по настоящее время, только это. Да, и кто им помогал устраиваться, - Хортов отошёл к своему столу, сел за него, и углубился в работу. Минут через пять он шлёпнул печать, расписался, и подавая вдвое сложенный лист Аристарху, сказал.
- Прошу-с мой друг, и поторопи там этих тараканов, от меня скажи, чтоб ныне всё нашли, а то я их за саботаж, к делу притяну!
- Думаю, что они поймут всю широту вашей души шеф! – сострил Аристарх, забирая листок, и выходя с ним из кабинета. Не прошло и пары минут, как мягко вошёл Разорихин. Хортов, встав поприветствовал начальство, и когда оба сели, Мефодий Лукич, бросая глазами небольшие искорки удовольствия, объявил что через два дня, губернатор даёт у себя бал, в честь помолвки его младшей, 18-ти летней дочери Александры, и туда, приглашены самые именитые и уважаемые люди города и уезда, и конечно же Евпатий Гордеич с супругой, и Аристарх Сергеич, без таковой.
- Вы, я надеюсь будете? – тихо спросил полицмейстер
- Разумеется буду, Мефодий Лукич, моя жена ни за что не пропустит такое событие, да и нам с вами, там тоже не помешает быть, приглядеться к публике, да и вообще… - неопределённо закончил мысль Хортов.
- Думаете ОН там будет? – уловив намёк, спросил полицмейстер.
- Полагаю, что такое возможно, он ведь наверняка знаком и с отцами города, и просто с уважаемыми людьми. Если только он подлец, не удрал уже из города, (что маловероятно) но нет! Лудаев здесь, так поступил бы и я, выжидая нужного часа следя за новостями. Мы тут кстати нарочито распустили слух, что у нас нет ни одной толковой зацепки, одни дескать догадки. История с перстнем майора Заходина, в салоне Мушкиной, некстати вроде бы получилась, но, с другой стороны, он был выигран пять лет назад в столице неизвестно у кого, и света на кулисы не пролил, увы!..
- А как на самом деле? – поинтересовался Разорихин, на что Хортов, выразил надежду на возвращение их четверых курьеров, кои наверняка привезут с собой то, что приведёт следствие к успеху.
- Есть ещё одно Мефодий Лукич, мне ныне по утру, удалось переговорить со вдовой пристава, и узнать точно, что у того, был-таки человек на побегушках, из беглых холопьев, ну таких, коих уж и не ищет никто. Так вот, именно в сентябре, наш пристав с этим холопом, Варфоломеем Подмёткиным, и затеяли какое-то дело. Вот я сто против одного ставлю, что Подмёткин, указал приставу Лудаева, ну а тот, решил себе сыграть по-крупному, но, сыграл в ящик… судьба, презревшим присягу. А со слов вдовы, я набросал карандашом портретик Подмёткина, ну и общими с Аристархом стараниями, к вечеру, 200 таких лиц, будут расклеены по городу «Пропал человек»… и тд.
- А Лудаев его не узнает? – опасливо спросил Разорихин.
- Да нет, откуда? – сразу усомнился следователь – Подмёткин же, не Заходиных холоп, а скорее всего кого-то из их соседей. Ну, а там сами знаете, всё гости да гости, да не одни, с гувернёром, с детьми, показать, чему выучились, знаете ж как, оно бывает!
- Да уж знаю! – махнул рукой Разорихин.
- Да, Мефодий Лукич, чуть не забыл, ещё одна просьба, - Хортов достал из папки подробный реестр семи господ, «подозреваемых первой очереди», и протянул полицмейстеру – посодействуйте чтоб эти господа, тоже оказались на балу!
- Посодействую! – убирая бумагу во внутренний карман, пообещал Разорихин, и спохватившись, напомнил – Евпатий Гордеич, а ты про холопа-то, с дороги съехал, и не доказал!
- А ведь точно! – хлопнул себя по лбу следователь – Начал одно, а свернул на другое. Так вот, по моим расчётам и показаниям вдовы, Варфоломей этот, живёт где-то на постоялом дворе. Ну я и прикинул что двор тот, ну не может быть в другой части города, по причине неудобства этого! Подмёткин приставу часто требовался, а значит и жить он обязан не весьма далеко. И вот унтер Севостьян Архипов, с особыми приметами Подмёткина, обходит всю бывшую часть убиенного Жерновцева, заглядывает во все постоялые дворы, и наводит о нём справки. Если всё получиться Мефодий Лукич, то Лудаева он нам укажет.
- Ну, допустим, - равнодушно согласился Разорихин, и привёл сомнения, аналогичные тем, что высказывал давеча Аристарх: слово беглого холопа, против слова уважаемого в городе человека, дворянина!
- Ну, во-первых, не одного холопа, вдова майора Заходина жива, и в ближайшие дни, ожидается тут, у нас ( Разорихин от удивления вытянулся лицом) а во-вторых, существует ещё что-то, что убедило пристава Жерновцева в том, что это действительно Лудаев. Так что розыск Подмёткина плюс приезд вдовы, даст нам не побиваемый козырь в руки. Вопрос будет лишь в том, как показывать Евдокии Михайловне наших подозреваемых, но это мы после придумаем!
- Да, признаться удивили вы меня, на четвёртый день следствия! – искренне порадовался Разорихин – Ну что же Евпатий Гордеич, работайте, и как говориться, бог вам в помощь!
Х Х Х
…Он сидел всё в той же полутёмной комнате, с потрескивающим дубовыми дровами камином, спиной к двери, в высоком резном кресле, держа в левой руке дымящуюся сигару, а в правую, временами брал пузатый бокал красного вина со столика. Языки каминного пламени играли в отражении бокала, какой-то фатальный танец… Дверь покоев была заперта изнутри на ключ, а домочадцы получили строгое указание не беспокоить барина, он занят важными делами и погружён в размышления.
Значит всё-таки дознались, ищут не уголовного убийцу, а его, Лудаева… И пусть он давно уже не Лудаев, но ворошение этой всей истории, порядком портит нервы и настроение. Двадцать шесть лет прошло, и на тебе! Опасность исходит от свидетеля, что указал его приставу. Однако, судя по тому, что он скрылся, мерзавец сам чего-то боится…Но чего? Полиции? Очной ставки? Возможно… слово какого-то червяка, против слова богатого и уважаемого человека?! Вздор! Кто поверит в эту чушь? Хортов, но доказать-то он не сможет…
Человек в кресле затянулся сигарой, затем отпил из бокала, и опять задумался. Нет, здесь главное выдержка, у полиции, по последним данным, ничего кроме голых историй нет. Перстень в салоне у Мушкиной всплыл со всей историей, чёрт! И знает ведь, что пустое всё это, а всё одно неприятно. Пять лет назад, перстень был выигран в карты в Питере! Вот занесла судьба вещицу! Хорошо, что все драгоценности, уже давно обращены в деньги, ни брошечки, ни запонки, ничего не осталось, ни одной улики!
И всё же, что-то угнетало, что-то тяготило сидевшего в кресле с высокой спинкой, надёжно скрывавшей его лицо. То ли осень с медленно начинавшимися дождями, то ли репутация того следователя, что раскрывает любые головоломки. Нервы, нервы брат! Что тебе тот Хортов? Нету у него ничего кроме той старой истории. Стоп, а почему, собственно говоря, бояться должен он?! Из-за свидетеля? Так этакого в любом суде заткнуть можно, и не таких ловкие поверенные в дураках оставляли!
И всё же, и всё же… фамилия Лудаев теперь во всех салонах на устах, хотя кроме старого князя Шестопёрова, её тут и не слышал никто, это вселяет надежду… Вот если только, не объявятся ещё какие-нибудь гости города, знающие всё о событиях 26-27 сентября 12-го года… Впрочем, это всё миражи. Да, через два дня губернатор даёт бал в честь обручения дочери, быть следует непременно, и держать себя как ни в чём не бывало. Остаться дома нельзя ни в коем случае; во-первых, в обществе не поймут, (домоседом он никогда не был) а во-вторых, там в кулуарах, обязательно будут вестись разговоры о ходе следствия. Губернаторша например, тыклушка пустая, непременно полезет к Разорихину с расспросами, и тот невольно, да откроет же чего-нибудь… А вот Хортова, сатрапа проклятого, никакая губернаторша не разговорит, и отказать хам не откажет, и ответит так, что будешь потом сидеть да думать, «И чего это я, только что услышал?» Быть ближе к противнику, нюхать воздух, и быть готовым на всё… Человек в кресле снова затянулся, отпил из бокала, затем отставил его на столик, и расслабленно замер в кресле. Спешить нельзя, выдержка, залог спасения!
Свечи в канделябре внезапно разом затрещали, и начали коптить, извивая в верх, тонюсенькие ленты ядовитой гари. Это продолжалось не долее полуминуты, и человек в кресле, отнёс это к нерасторопности прислуги, покупающей де, всякую дешёвую дрянь. Он снова затянулся, но отпивать из бокала, уже не стал. Да, надо как трава полевая, при сильном ветре пригнуться, он над тобой пронесётся, и не заденет, а ты потом снова распрямишься.
- Да, будем выжидать – сухо закончил размышления, человек в кресле.
Аристарх вернулся из архива где-то через пол часа, и обнадёжил шефа заверениями тамошних чиновников, что не долее как через два часа, данные по всем семи господам, они предоставят. Помощник особо почеркнул что архивным «тараканам», понравилась чёткость изложенных требований, обычно де мытарят душу, сыщи им по девичей фамилии, вдову трёх мужей, у которой отец, был протопопом в соседней губернии.
Хортов искренне посмеялся над тем как Аристарх показывал архивных чиновников, и тут же спросил его мнения, стоит ли проверять, не был ли кто из семерых, пять лет назад в Питере?
- Ну проверить-то можно шеф, а что это нам даст? – скептически заметил Аристарх – ну узнаем мы что был там такой-то и такой-то, а то и двое-трое? Многие состоятельные люди, по Европе вон путешествуют, и ничего! Даже если кто-то из них, там перстень майора продал, это не доказуемо в принципе. Так что думаю, мы ветер впустую прогоняем, далёк от нас Питер-то!
- А ведь ты прав братец, смысла в этом нету никакого абсолютно, имеют право люди ехать куда им вздумается! Курьеры, курьеры Аристарх наши должны нам привести нечто, от чего мы как от плацдарма, быстро и решительно пойдём вперёд. Ты, кстати знаешь, что через два дня, губернатор снова даёт бал, на котором и ты будешь присутствовать?
- Нет, - искренне изумился помощник – не знаю, а что за причина?
- Помолвка младшей дочки, приглашены все основные лица этой пьесы. Если курьеры наши успеют вернуться, и они там будут-с… Да, наши семеро добрых молодцев, моими стараниями, приглашены тоже. Будем Аристарх, глядеть претендентов лицом, примечать их интересы, попробуем подружиться (с приезжими разумеется) так что готовь свой лицейский лоск и такт, пригодятся!
Обедал в тот день, Хортов дома, и выбрав подходящий момент, обрадовал супругу известием о грядущем бале, куда они оба и приглашены. Наталья Сергеевна, обрадовалась как девчонка, и заметила что в такую паршивую погоду, балы, это единственное что скрашивает жизнь. Однако на сей раз, уже теперь по законам природы, в дело о губернаторском бале, дружно вмешались отпрыски Хортовых, 15-ти летний Михаил, и почти уже 14-ти летняя Елена (девочка весьма красивая) заявившие прямо, что они уже не маленькие, и на первый в их жизни бал, не пойти, они категорически не могут, ибо это, чудовищно несправедливо!
Родители внимательно выслушали наследников, переглянулись, и отец сказал своё веское слово.
- А и в самом деле друзья мои, вы давно уж имеете право, на посещение подобных увеселений. У нас дома, увы, можно давать только званые вечера, с танцами под фортепьяно, но, это, разумеется, не то! А посему, вы поедете с нами на бал, но с одним условием: вы должны вести себя там соответственно вашему званию и воспитанию, и не наделать там никакого скандала!
Когда затихли первые восторги молодого поколения, глава семьи обратился к сыну.
- Михаил, ты теперь старший брат, и должен быть подле Елены во всякую минуту, и не дать её никому в обиду, ты хорошо меня понял?
Оказалось, что Мишка, уже во всю ощущал себя старшим братом (пусть и временно) и заверил отца, что тому, ни по чём не будет за него стыдно, и на сём, всё разрешилось. После того как юные счастливцы покинули столовую, родители продолжили обсуждение грядущего события.
- Евпатий, ты думаешь они всё сделают, как и обещали? – не очень уверенно, спросила Наталья Сергеевна.
- Ни в коем случае! – весело улыбнулся муж, ловко работая столовыми приборами – Я, помниться тоже пообещал папаше, вести себя на балу у князя Кудайсова архиприлично, но проделал всё с точностью до наоборот, хотя средь шумного бала, всё это оказалось не столь заметно как я опасался, но трёпку дома от родителя, я всё же получил! Так что Михаил Евпатьевич, думаю, что не посрамит фамилии прилежным сидением в углу с девочками, разглядывая дурацкие журналы мод!
Супруга весело рассмеялась, прикрывая рот ладошкой, после чего, поведала мужу похожую историю из своей юности, где она так же набезобразничала на балу, за что была на целых два дня, оставлена без сладкого!
- Жуткое наказание! – съязвил сыщик, за что был награждён театрально-укоризненным взглядом, после чего, как бы невзначай, последовал вопрос о выборе бального платья…
- О, нет душа моя, тут я ретируюсь! – сразу же рубанул Евпатий Гордеич, и как бы для полноты картины, пояснил – Вот притон воровской, с малой командой ночью брать, это я всегда! Рейд по неприятельским тылам с конной батареей, это я хоть завтра! Но, вступать в заведомо обречённую компанию по выбору твоих нарядов, я, как офицер прошедший две войны кряду, считаю абсолютно недопустимым!
- Ну, признаться другого ответа, я и не ждала! – разочарованно вздохнула жена, и добавила, что опять придётся мучиться самой!
- Ничего моя дорогая, говорят, что мучения, укрепляют дух! – сострил Евпатий.
- Я вам, господин Хортов, когда-нибудь, это припомню! – едва справившись с улыбкой, пригрозила Наталья Сергеевна. После чаепития, Евпатий Гордеич не посидел как водиться с женой в комнатке на диванчике с четверть часа, а сославшись на жутко неотложные дела, спешно оделся и укатил, опасаясь, как бы его опять не потянули на выбор мод.
В кабинете, он появился первым. Аристарх опоздал на пол часа, честно сознавшись, что задержался у любовницы.
- Давно не посещал, шеф, с этой нашей службой – стал оправдываться помощник – а она женщина горячая, ну и набросилась, еле вырвался! –
- Не жалеешь ты себя Аристарх, горишь на службе! – маскируя улыбку в усах,заметил шеф.
- Вот-вот, - подхватил шутку помощник, проходя за свой стол. Ещё час Хортов потратил на перечитывание тех материалов следствия, коими они уже располагали, а Аристарх разбирал поднакопившиеся бумаги с параллельных, но менее значимых дел. Едва минул этот час, осмелившийся доложить дежурный, сообщил что прибыл старший унтер, Севостьян Архипов, и просит его принять.
- Да, разумеется! – громко сказал следователь, и прибавил что в подобных случаях, можно и без доклада пускать. Старший унтер Севостьян Архипов сорвал с головы фуражку, и коротко доложил.
- Есть, Евпатий Гордеич!
- Давай подробности – спокойно велел следователь.
- Я, как вы и предполагали, стал обегать все постоялые дворы, и дома, где написано «Сдаются жилыя комнаты без мебели». Для удобства, я на извозчике ездил, не бесплатно, не подумайте чего, мы копейничать не обучены. Дабы не утомлять вас лишними подробностями, перейду сразу к делу. Нашёл я два следа этого ухаря Подмёткина. Первый, в постоялом дворе у Антюфея Тряпичкина, что на Ордынской, под нумером 88-мь находится.
- Так, погоди Архипов, стой, Ордынская, она часом не пересекается с Подковной, где убитый пристав жил? – задумчиво спросил Хортов.
- Точно так-с ваше высокородие, пересекается! – кивнул Архипов, и уточнил – Как раз на той дороге, что к Бычьему мосту ведёт, только в этом одном месте, а значит жили, они не далеко друг от дружки-то!
- Давай другой след! – напомнил Хортов.
- Ну, я у Антюфея того, так мол и так спрашиваю, портретик показал, тот сразу созналси, жил у него такой жилец, но месяца два назад съехал, не уютно там ему вишь ты стало, девок водить…
- Про полюбовницу основную, у хозяина спрашивал?
- А как же? Но он ни бе, ни ме, ни кукареку… была-не была, не помню - не знаю… Вам бы ваше высокородие, самим с ним потолковать, а то я ить пока не особо это умею! – намекнул Архипов.
- Это само-собой, у меня он всё вспомнит – как бы между делом, проговорил Евпатий, и велел продолжать.
- Ну, съехал этот Подмёткин, месяца два назад, так Антюфей Тряпичкин показал. Вышел тогда я на улицу и думаю, раз все постоялые дворы и сдаваемые комнаты обегал, что ж остаётся? Меблированные комнаты Хохлова Степана, они в части Нил Касьяныча, упокой господи его душу, всего-то одни, на Рейтарской №39. Взял я извозчика, и туда! Захожу сразу к хозяину, портрет в рыло, так мол и так, не было ли такого, пропал человек, а родня вся в печали. Хохлов, недолго думая, сразу признал того Варфоломея-то, ваше высокородие. И въехал он к нему, около двух месяцев назад, в сентябре ещё. Жил спокойно, правда баб иногда водил, товарищей тоже, но каких вот конкретно, хозяин вспомнить затрудняется. И самое главное, Евпатий Гордеич, Подмёткин тот, внезапно как тёща в гости, съехал от Хохлова, 19 октября, на другой день, как мы Нил Касьяныча убиенного нашли, вот, больше никаких следов! – развёл руками Архипов.
- Молодец, будешь поощрён, а пока, ступай отдыхать! – приказал шеф, и когда унтер ушёл, обратил взор свой на помощника.
- Так, Аристарх, сейчас послать повестки этим двум молодцам, Хохлову и Тряпичкину, и спешно, с курьером, доставить их обоих сюда, здесь им будет удобнее на мои вопросы отвечать, и память заодно подлечат… ну не верю я, что кто-то из них, хоть одного собутыльника, либо бабу Подмёткина, да не знает!
Ждать результатов вручения повесток и доставки адресатов в кабинет следователя, пришлось чуть более часа. Дежурный доложил, что оба владельца комнат доставлены, и ожидают в приёмной.
- Давай Антюфея Тряпичкина! – решил следователь.
- Слушаюсь! – мигнул вон дежурный, и через десять секунд, городовой завёл в кабинет невысокого, опрятно одетого человека, в старом, но чистом, и не затёртом багровом фраке, и жёлтых штанах. Шляпу, Тряпичкин почтительно держал двумя руками, бросая на следователя бликами своих очков, тревожный взор, а капельки пота, выступившие на лысеющей голове, только дополняли беспокойство владельца комнат.
- Итак, ты будешь мещанин Тряпичкин, Антюфей Гргорич? – начал задавать следователь, дежурные вопросы, на которые опрашиваемый, весьма охотно стал отвечать. В какой-то момент, Хортов оглядев его фигуру, озабоченно спросил у городового.
- А что, его прямо так, во фраке сюда доставили что ль?
- Как можно-с, ваше высокородие? – изумился конвойный – Шинель ихняя в приёмной оставлена, и другой тоже не голым там сидит!
- Итак господин Тряпичкин, как долго на твоём постоялом дворе, жил безвестно пропавший, Варфоломей Подмёткин, возраста 44-45-ти лет?
- Извиняюсь, ваше высокоблагородие, 46-ть ему по пачпорту было – вежливо уточнил Антюфей Григорич.
- Он и паспорт тебе предъявлял?
- Точно так-с, я без пачпортов жильцов не беру, мне этих неприятностев не нужно! – склонив голову, пояснил Тряпичкин.
- А какого рода паспорт, у него был? Печатный, или рукописный? – уточнил Хортов.
- Рукописный, как положено – начал было Тряпичкин, но следователь, глядя ему прямо в глаза, с долей иронии в голосе, перебил его.
- Это как же вас понимать-то, любезный? Вы разве вчера на свет родились и не знаете что аж с 1803 года, указом правительства, установлены печатные паспорта для мещан, купцов, и крестьян? Запамятовали, или думать о том забыли? (Тряпичкин неопределённо пожал плечами) У тебя лично, какой при себе паспорт, а ну-ка предъяви! – Хортов протянул руку. Антюфей Григорич явно волнуясь достал свой, и протянул вперёд. Евпатий развернул, прочитал, и со словами «Вот, же, твой-то печатный, стало быть настоящий, а у того, липовый был!»
- Виноват-с, не доглядел! – прижав ладонь к сердцу, признался Тряпичкин.
- Я тебя ни в чём не обвиняю, и вообще, и ты тут не за этим – успокоил свидетеля следователь.
- Вид на жительство, в паспорте Подмёткина был? – снова спросил Хортов.
- Точно так-с, имелся!
- Сколько лет он жил у тебя?
- Порядка пяти…
- А теперь Антюфей Григорич, соберись весь, и постарайся вспомнить имя, фамилию, или адрес хотя бы одного человека, с коим Подмёткин, водился бы более других? Ну, скажем приятель, или бабёнка какая разбитная, он же не монахом там у тебя обретался? Давай-ка минут пять подумай, не торопись, а я тоже покамест мысли в порядок приведу.
Тряпичкин кивнул, и промокнув лицо вытянутым из кармана платком, стал напряжённо думать, что-то мелко перебирая губами.
Аристарху показалось что текли не минуты, а часы, по опыту, он почти был уверен, что свидетель, чего-то, да и вспомнит, ибо в такие минуты, человек соображает лучше, чем в обычные.
- Ну-с, господин Тряпичкин, порадуете нас чем-либо, или же поедем с вами всех ваших жильцов опрашивать? - намекнул на возможные неудобства следователь.
- Не нужно-с, Евпатий Гордеич, я вспомнил! – выдохнул Тряпичкин – Обычных-то людей к нему ходило, не сказать чтобы мало, но в то же время, не особливо и много… Но один, Наливайкин Иван, малый лет 35-ти, из работных, с пристани откуда-то, бывал у него чаще других. Я почему его запомнил, он одевался поприличнее, и никогда не грубил, ежели я, требовал тишины и прекращения распития вина. Варфоломей редко с кем пил вино у себя, в основном уходил в кабак, а вот с Наливайкиным, они приятельствовали я думаю…
- Так, ну а бабы у него были?
- Да водил каких-то крестьянок с улицы, но правда одетых чисто и опрятно, ни одной зачуханной не приводил. А иной раз и горничную чью-нибудь подцепит… А вот одна торговка пирогами да бубликами с рынка, Нюрка-Калачиха вроде зовут, она вдовая, племяшка при ней вместо дочки, у ней дом говорят свой, но где, не знаю. Так вот я слыхал от жильцов, что Варфоломей, к Калачихе похаживает, хотя ей и 40 лет, но баба она, ещё вполне себе в теле!
- Больше никого не припоминаешь?
- Честью клянусь, никого! – взмолился Тряпичкин, и пояснил что к его жильцам ходит немало гостей, и он не в состоянии упомнить всех!
- Хорошо, прочти протокол, распишись, поставь дату, и можешь быть свободен. Чуть не забыл, Подмёткин от тебя ещё в сентябре съехал?
- Да, ближе ко второй половине, сказал, что хочет жильё по приличнее, да и средства теперь позволяют! – торопливо пояснил свидетель, неловко тянясь за пером.
- Вот тут распишись, и можешь быть свободен! – обычным голосом сказал Хортов, и добавил что коли Антюфей Григорич понадобиться, то его вызовут повесткой. Тряпичкин прочитал свои показания, подписал их, и извинившись, торопливо покинул кабинет.
А вот с опросом хозяина меблированных комнат Ивана Иваныча Хоохлова, дворянина лет 45-ти, одетого в добротный чёрный сюртук, и державшего в руках небольшую тросточку, вышла по началу накладка. Нет, жильца Варфоломея Подмёткина он помнит, тем более что пару раз видел его с покойным Нил Касьянычем, но это было в начале октября, а большего, он и сообщить полиции не может. За те два месяца что Подмёткин у него жил, он, всего один раз приводил неизвестного человека, они о чём-то говорили час, а потом человек ушёл, а второй уж раз, Варфоломей приводил уличную девку, вот и всё. Его внезапное бегство из комнат 19-го числа, очень всех удивило и насторожило, особливо, когда поползли слухи об убийстве пристава в проклятом доме…
- Одну минуту Иван Иваныч, - перебил его Хортов – вы упомянули визит неизвестного мужчины к Подмёткину, в какой примерно день, это было?
- За точность не ручаюсь, но не позднее середины сего месяца! – ответил свидетель.
- Вы, лично, видели того мужчину?
- Да, он проходил мимо меня, я за столиком на входе сидел, помощник хворал, так я сам… Мужчина пожилой, лет под 60-т ему, бородка аккуратная манерный, но любопытный, с тростью вроде моей, в хорошей шинели, и тёплой шерстяной шляпе. Я думаю, что он либо доктор, либо аптекарь…
- Что, лазаретом от него несло? – улыбнулся Евпатий.
- Именно, у каждой профессии, свои запахи: казармой, чернилами, кожами, ну и так далее. Вот я и уловил от старика, этот запах.
- А в лицо подробно описать его сможете? –
- Нет, увы! – развёл руками свидетель – Очки, борода, и шляпа с тросточкой, да возраст, вот и все приметы…
- Ну, и это уже не мало- заметил Хортов – прочитайте, распишитесь, поставьте дату, и можете быть свободны. Если потребуетесь, вызовем!
Быстро всё подписав, Хохлов ушёл, а шеф с помощником, стали обсуждать услышанное.
- Так Аристарх, вот ниточка и появилась – задумчиво сказал Хортов, вертя в пальцах карандаш – Иван Наливайкин с пристани, это скорее всего, добротный работяга, знающий цену деньгам, и не ярыга кабацкий, словом, обычный приятель, с коим можно посидеть и душу отвести. Нюрка-Калашница, это уже что-то вроде полевого лагеря, и поспать есть где, и подхарчиться…
- Я надеюсь шеф, мы их завтра искать пойдём? – осторожно спросил Аристарх, опасливо поглядев на потемневшие окна, что показывали ранний осенний вечер, через неплотно завешенные шторы.
- Разумеется друг мой, разумеется, - успокоил коллегу шеф, перелистывая какие-то свои записи в небольшой тетради – адресов-то мы ихних не знаем, а то бы уже выехали, я, «завтраками» кормится не люблю. Ты, с утра возьмёшь городового, и на рынок за Нюркой, да потише там, базарные бабы, они сродни неприятельской картечи, визжат устрашающе, и большой урон нашему брату наносят! – улыбнувшись предупредил его шеф, на что Аристарх облегчённо рассмеялся.
- Так, а вот насчёт старенького доктора, что к Подмёткину приезжал, надобно подумать, зачем он, беглому холопу? – спросил Хортов.
- Шеф, но по паспорту-то он не беглый же холоп небось? – напомнил Аристарх.
- Да, разумеется, но и не попечитель богоугодных заведений. Вопрос в другом, что это за доктор, и имеет ли он отношение к нашему делу? Его появление, совпадает с уверенностью пристава, что Лудаев, «это тот, который надо Лудаев» господин Хохлов, показал, что доктор, заходил к Варфоломею не позднее середины месяца, то бишь от 14-го до 16-го октября, так. Поздним вечером 17-го, убивают пристава, 18-го мы открываем дело, а на другой день, спешно съезжает единственный на данный момент свидетель, знающий Лудаева в лицо, даже в его теперешнем обличии… А что было в записках Нил Касьяныча про Лудаева, от 10-го октября?
- А что там было? – машинально повторил Аристарх, хлопая глазами.
- А там было написано, что это тот Лудаев! Следовательно, к 10-му числу, пристав в этом убедился совершенно определённо – задумчиво сдвинув брови, и грозя кому-то пальцем, проговорил Хортов – но каким способом, он это сделал? Как добыл доказательства? Точнее кто их ему предоставил, а, Аристарх? – шеф повернул к нему голову.
- Подмёткин чего-то новое вспомнил? – не очень уверенно предположил Гайтанцев, , но Хортов отрицательно помотал головой.
- Нет Аристарх, нет, не то…Что ему ещё вспоминать, коли он в лицо его узнал? Чего уж тут ещё-то? Разве только примета какая особая у Лудаева есть – ещё более задумчиво, забормотал шеф, и продолжил – бородавка на лице, шрам на шее, увечный палец, малозаметная хромота, некрасивая привычка подёргивания носом, плечом, веком… Что ещё может тут быть? Большой шрам от хирургической операции, или обыкновенное родимое пятно! – Хортов выдохнул, небрежно бросил карандаш на стол. Аристарх не успел ничего ответить, как появившийся дежурный, принёс небольшую папку что доставили из архива, с данными на семерых подозреваемых первой очереди.
- Кстати! – обрадовался Хортов, принимая папку, и знаком отпуская дежурного. – подсаживайся Аристарх, поглядим вместе! – пригласил он, и помощник мигом очутился подле.
- Итак брат, начнём естественный отбор! – начал Хортов, открывая папку, и доставая первый, каллиграфически исписанный лист – пехотный капитан в отставке Овчаров, Геннадий Григорьевич, проживающий на Прогонной№69, каменный дом с садом, экипаж и три лошади… урождён в городе Камышовке, Старобоярской губернии, родители столбовые дворяне, не то…
Брошук, Касьян Георгиевич, коллежский асессор в отставке, улица Подковная (надо же?) дом№77, держит горничную, родом из Калужского уезда, у нас живёт с 13-го года… ага, один есть!
Новый управляющий Палатой госимущества, Терентьев Пётр Силантичь, 47-мь лет, Царицынская №100. Двухэтажный дом, уроженец нашей губернии… не то… живи пока.
Вучич, Фёдор Исаич, магазин «Моды и шляпы» поручик санитарной команды в отставке, участник Отечественной войны, семья, прислуга, экипажа нет, двухэтажный дом, второй этаж из дуба, Дождевая№11. Так, ага, уроженец Виленской губернии, к нам перебрался в 14-ом году! Второй есть, это тоже хорошо.
Бузалыкин, Фёдор Евстафьевич, 48-мь лет, Малокняжеская№77, дом каменный с мансардой. Штат слуг, крытый экипаж, четвёрка лошадей. Рантье. Имеет 120 десятин пахотной земли за городом, 6-ти квартирный дом на той же улице, и солидный счёт в банке. Уроженец Можайска. Аристарх, ты гляди как попёрло-то? И чего его к нам потянуло? Там Москва рядом, ренту держать выгоднее.
так, далее, Молоканов, Алкид Григорич, столоначальник в присутствии по гражданским делам. Сорок девять лет, живёт в Чиновничьем переулке, в доме№9. Жена, дети, прислуга, бричка с тройкой. Та-а-а-к, уроженец Нижегородской губернии, у нас проживает с 17-го года… и тебя любезный проверим, что ж поделать, коли тебя маменька не там родила!
И последним у нас, Данилов, Поликарп Симеоныч, отставной майор интендантской службы (ворюга!) 51-ин год, взрослые дети, внуки. Проживает в семи комнатной квартире №8, в доме№9 по улице Азовской, в трёхэтажном каменном доме. Держит прислугу, но экипажа от чего-то нет. Родился в городе Болотине, Старобоярского уезда, сюда перебрался сразу по изгнании французов, в феврале-марте 13-го года. Ну, с этим всё ясно, видать проворовался, да вовремя и вышел в отставку, хотя и не в годах был. А Болотин я знаю, самый дальний уезд, и какой-то никудышный. Оттуда все бегут при первой возможности, медвежий угол. Нравы – как пуритан с фарисеями, да угрюмых сектантов вместе свели, оженили, они и наплодились! Туда за провинность по службе ссылают чиновников, городничих, и прочую нашу братию. Одно слово – Болотин! – закончил Хортов закрывая папку, и пряча её в верхний ящик стола.
Итого, четверо из семи? Это если вообще они, а коли господин сыщик ошибся, и курильщик лишь раз единый такую сигару в зубы взял, под настроение, то всё затянется до поимки Подмёткина, либо до приезда вдовы Заходиной. Но даже в этих случаях, действовать придётся весьма ювелирно… Кстати о вдове, а её-то письмо из городка Пустохина от 21 ноября 12-го года сестре в Тамбов, как у пристава Жерновцева-то оказаться могло?! Загадка на загадке прямо, ну тут только курьеров ждать. Первые кстати уже завтра должны вернуться. Погодите, а не знает ли князь Шестопёров, почему письмо вдовы Заходиной, из Тамбова, здесь очутилось? Он же хоть изредка, но виделся с ней, надо будет его сегодня же навестить, пока как говориться не остыло…
Евпатий Гордеич сообщил о своём решении Аристарху, но сразу же успокоил его, сказав что к князю, на полицейском экипаже, он поедет один, а верный помощник может уже теперь собираться домой…
Х Х Х
Князь Шестопёров, принял гостя очень радушно, и наотрез не принял отказ того от чая, приказав горничной, подать оный, в свой кабинет, понимая, что следователь в эту пру, явился не на дружескую пирушку.
- А что Евпатий Гордеич, дождит на улице-то? – для затравки разговора, поинтересовался князь, проводя гостя в кабинет.
- Дождит Дмитрий Юрич, пристреливается пока, скоро думаю хлынет по полной! – в тон ему ответил следователь, проходя и садясь в мягкое кресло, близ чайного столика, на котором уже дымился ароматный заварник, потел жаром кипяток в пузатом чайнике, и поблёскивало рубиновыми искорками от свечей, земляничное варенье в двух небольших вазочках. Хозяин нахваливя свой чай и варенье из собственного ягодника, налил себе и гостю по полной, и отхлебнувши чая под рубиновую вкуснятину, проговорил.
- Ну-с, Евпатий Гордеич, я к вашим услугам, и спрашивайте что хотите, правила и политесы в этом разговоре, идут к чертям!
- Видите ли князь, в чём дело – отпив пару глотков и отставив чашку на стол, начал Хортов – среди бумаг убитого пристава Жерновцева, было обнаружено письмо вдовы вашего друга, писанное ею из городка Пустохина, 21 ноября 12-го года, в Тамбов своей двоюродной сестре. И вот я, и мои подчинённые, никак не можем понять, двух вещей: первая, когда, каким образом и к кому, оно вначале попало сюда, к нам, спустя четверть века, и второе, как оно затем попало, к убитому полицейскому?
Князь с удивлённым лицом, тоже отставил чашку, и напрочь забыл о чае, вопрос что называется, застал его врасплох.
- Н-да Евпатий Гордеич, завернул нам кто-то загадку так, что поди, разверни вот – задумчиво пробормотал князь.
- Вы когда в последний раз, обменивались со вдовой письмами? – надеясь всё же зацепить хоть что-то, спросил Хортов.
- Года четыре назад, да и всё – грустно ответил Шестопёров – с сыновьями её от Николая, что уже сами отцы, я часто переписываюсь, три-четыре письма в год. Они в Москве теперь живут – пояснил князь.
- Дмитрий Юрич, может хоть в две головы, как люди и не такое видавшие, мы посидим с вами да покумекаем, как письмо из Тамбова, попало к нам?
- Минуту господин Хортов, одну минуту – словно уловив чего-то, тихонько заговорил князь, а затем резко глянул на собеседника – А вы точно уверены, что это письмо, дошло до Тамбова, и сестра Татьяна Требунских, его читала? – лицо князя озарила вспышка таинственности. Хортов поймал эту мысль на лету.
- То есть вы хотите сказать, что письмо до адресата не дошло?
- Именно! – подняв в верх указательный палец, ответил князь – Время-то какое тогда было? Почтари гибли десятками и сотнями. Наши за французами гонялись, французы за нашими, да и в лесу, мужики-партизаны убить могли, не разобрать из-за формы-то, винить их за это нечего! – вздохнул князь, и добавил что в Отеческую старину, последний мужик по русскому кафтану да кольчуге, своего ратника даже от поляка или литвина мог отличить, не то что от немца или француза!
- Да, в Московском царстве русских воинов с иноземцами не спутали бы! – согласился следователь, и вернулся к вопросу о письме, не забывая попутно про чай с вареньем.
- Единственное разумное объяснение Евпатий Гордеич, - размышляя заметил князь, - это, то что письмо до Тамбова не дошло, как не дошли и все прочие, что вёз тогда несчастный курьер… Но вот как оно тут, у вашего пристава оказалось, я так сразу объяснить не смогу, это ночь посидеть надо, может к завтрашнему утру что и придёт в голову.
- Погодите князь, о том, что мужики в лесу, порой не разобравшись на своих нападали, я от отца слыхал. – продолжил тему Хортов, - и, если предположить, что среди мужиков сыскался грамотей, что по письмам открыл страшную ошибку, а далее могло произойти что угодно. Курьера похоронили, лошадку взяли, а письма от греха подальше, спалили в костре, но! – Евпатий сделал стойку – Если допустить, что среди партизан был земляк дворян Заходиных, как-то умеющий читать, то по фамилии на пакете понявши от кого письмо, как-то припрятал его, с мыслью передать при случае.
Однако после войны, обратно к барину в крепостные ему не захотелось, как и многим тогда, он и навострил лыжи. Деньжата, серебро, а то и золотишко-то трофейное наверняка были, вот он и подался по Руси. Но ни в Тамбов, ни в имение Заходиных, заглянуть не решился, и до последнего времени, 20-ть лет бегал с этим письмом, не зная куда его приткнуть, а тут раз, и само собой пригодилось, когда его наш пристав, на ерунде сцапал. Вот тут мужик ему во всём и открылся, а уж когда Лудаева здесь встретил, то письмо и стало той искрой, от которого всё это бабахнуло…
- История ваша, вы уж не гневайтесь на старика, на роман похожа, про разбойников и благородных кавалеров – без тени улыбки, заметил на это князь, но тут же, как бы противореча сам себе, изрёк – Однако как это ни парадоксально, но это единственное разумное толкование этой загадки! Иного объяснения, признаться, я не вижу!
- Я очень благодарен вам князь, ибо именно вы, навели меня на одну разгадку этого дела! – Хортов встал, и крепко пожал князю руку – Вынужден откланяться, ждут дома, да и поработать в кабинете ещё надо!
- Вы, Евпатий Гордеич, вне зависимости от исхода этого дела, во всякий час, желанный гость в этом доме! – искренне проговорил Шестопёров, и на сём, Хортов оставил дом князя.
Дома, Евпатий ожидал подготовку к ужину, но оказалось, что ужин, уже готов, а основное действо, причём с утра, сводилось к подготовке к губернаторскому балу, до которого было, всего лишь два дня! Миша, сразу же определился с нарядом: чёрные фрак и брюки, белые перчатки, и белоснежная сорочка, с чёрным шёлковым галстуком, который он даже научился повязывать! Но вот у маменьки и сестрицы Еленочки, дела шли худо: они совершенно закопались в своих платьях, у одной из которых их оказалось семь, а у другой пять, и поэтому, мать и дочь, пребывали в поистине безвыходной ситуации!
Попытка привлечь в качестве эксперта Михаила Евпатича, провалилась с треском, парень попросту заперся в библиотеке, надеясь выдержать осаду там.
К этому-то моменту, и поспел домой, начальник сыскного отделения. Едва скинув на вешалку мокрую от дождя верхнюю одежду, и вступив в столовую, Хортов тут же попал под фланкирующий огонь двух батарей, тяжёлой (со стороны жены) и лёгкой (со стороны дочки) Вначале он услышал, что они обе, в чудовищной ситуации выбора, а «этот негодник Мишка, не соизволил помочь ни родной матери, ни сестре!» Бал через два всего дня, а они не готовы, они совершенно не готовы к балу, и не ручаются за последствия, не ударить в грязь лицом!..
- Милые мои красавицы – ораторским гласом, начал вещать глава семьи, скрестив руки на груди – Ситуация на вашем фронте, близка к критической, это я понимаю, а посему. спешу вам на выручку, паля изо всех орудий! – Евпатий уже шагнул было к накрытому и манящему запахами столу, но отведя взор от искушения, перевёл его на более важное направление, жену и дочь.
- Наташа, насколько я могу судить, наша госпожа губернаторша хотя и не в преклонных летах, но два подбородка и верных семь пудов весу, не в силах создать тебе ни на пол дюйма, никакой конкуренции, во что бы там её не нарядили Парижские модники. (супруга стала расцветать на глазах) А посему душа моя, одень на себя то платье, в коем ты нравишься сама себе. Ну, то, с ультрамариновым отливом, и губернаторше просто нечего будет тебе предпоставить!
- Дорогой! – Наталья Сергеевна кинулась на мужа, и поцеловала его в щёку – Я, всегда знала, что ты, сможешь найти выход даже из самого безвыходного положения!
- Ну разумеется! – делово согласился муж, и обратился уже к дщери – Так, теперь с вашей бедой сударыня! Ну, за дочкой губернатора тебе гоняться покамест рановато, (не спорь с отцом) она четырьмя годами старше тебя, так что ты о ней просто забудь, и к её летам, ты станешь у нас первой невестой средь нашего круга! (Еленочка смущённо покраснела) А посему, из твоих пяти платьев, выбери то, в коем ты менее других показывалась на люди, и берегла его! Вот и блеснёшь средь подруг своим румянцем, ну как, всё разрешилось?
- Разрешилось папенька, как я тебя люблю за это! – дочка прямо повисла у отца на шее, и тоже чмокнула его в щёку, а после, все наконец сели за ужин. Гибель Помпеи не состоялась…
Утром, Евпатий слегка проспал (виной тому была бурная и продолжительная благодарность супруги за платье) но быстро позавтракав, спешно понёсся на извозчике в Управу, и оказалось, что даже Аристарх, очутился там четвертью часами раньше. Полицмейстера на месте не было, его зачем-то вызвал губернатор, а посему, Евпатий Гордеич сразу же посвятил Аристарха во вчерашний разговор с князем, и их совместный вывод о появлении письма вдовы, в Старобоярске.
- И знаешь Аристарх, - пристроившись по обыкновению на краешек бюро с часами, продолжил шеф, - бьюсь об заклад, что этот Варфоломей Подмёткин, завладел тогдашним письмом вдовы, и хранил его зачем-то четверть века! Ведь мы узнали, что он, был кашеваром в партизанском отряде, отчего ж не в том самом, что по трагической случайности, стал причиной гибели нашего курьера-почтаря, из-за похожести мундиров?
- Сыщем, узнаем! – кивнул Аристарх, но тоже согласился что это, единственно разумное объяснение того, как письмо вдовы Заходиной, очутилось в руках частного пристава.
- А ведь мы с тобой Аристарх, за эти дни, разрешили кучу мелких на вид, но весьма заковыристых загадок! – задумчиво пробормотал Хортов, глядя чуть в сторону. Затем он снова поглядел на Аристарха, и предположил, что у Лудаева, тут в городе, есть доктор, и судя по всему, хороший, к которому тот, обращается за помощью.
- Господин Хохлов показал, что доктор приходил к Варфоломею, заметь, не приезжал на извозчике, а приходил в меблированные комнаты. А старику в 60 лет, есть ли резон, если он живёт в другой части города, совершать много вёрстные прогулки для встречи не с пациентом даже, а скажем с деловым партнёром?
- Возможно шеф, хотя некоторые старики любят длительные прогулки – заметил Аристарх, и добавил – особливо мужики на это горазды. Деды годов по 70-т, могут ходить и на 50 и даже на сто вёрст пёхом, на богомолье, например, или куда ещё…
- Совершенно верно – согласился Хортов, и далее решил – и дабы нам с тобой братец не толочь воду в ступе, я сейчас сяду и напишу подробный запрос доктору Скопину, обо всех докторах, пожилого возраста имеющих как частную практику, так и служащих в лазаретах. Опишу ему внешность нашего лекаря, его визит в меблированные комнаты, и кто знает, может быть Борис Петрович, проворней нас с тобой, найдёт того доктора, пожилого!..
Хортов отлип от бюро, и пройдя за свой стол, стал что-то быстро писать. Писал он минут десять, затем свернул бумагу определённым образом чтоб получился пакет, и протянул его Аристарху.
- Дерзайте кронпринц, и без результатов не возвращайтесь!
- Как прикажете, шеф! – подходя и выхватывая пакет из руки начальника, ответил помощник – Если моя миссия провалиться, попрошусь у доктора в санитары! – пригрозил Аристарх, пряча пакет во внутренний карман, и одеваясь в шинель и шляпу.
- Удачи! – коротко бросил Хортов на дорожку, скрывшемуся за дверями помощнику. Но у шефа, зрела в голове ещё одна идея: дождавшись полицмейстера, он хотел просить его санкции на приказ квартальным с их помощниками, искать Варфоломея Подмёткина, «как пропавшего человека» не только в постоялых дворах и комнатах без мебели, но и меблированных комнатах, трактирах с номерами, ночлежках для копеечных бродяг, Странноприёмном доме, но и обеих гостиницах «Москва» и «Кавказ» (чем чёрт не шутит?) И здесь, при упоминании чёрта, Хортов досадливо хлопнул рукой по столу, да так, что подпрыгнули в стаканах все карандаши да перья.
- Вот ведь олух я, а?! Мы с чего день-то с Аристархом начать должны были? Он на рынок, Нюрку-Калашницу искать, Варфоломея зазнобу, а я на пристань, Ивана Наливайкина искать, приятеля нашего Подмёткина, тьфу! Ну, ладно я, меня семейство своими нарядами из колеи выбило, да супруга потом пол ночи благодарила, не выспался толком, я, мог и забыть! Этот-то лицеист с чего запамятовал? Почему сразу на рынок не пошёл? Ну если пустой вернётся, наизнанку выверну!
Досадуя на всё и вся, Хортов быстро оделся, запер кабинет, и найдя унтера Архипова, приказал ему немедля взять одного городового с собой, и дуть во все лопатки на рынок, да сыскавши Нюрку-Калашницу, выспросить у неё всё про Варфоломея Подмёткина. На расходы, следователь отсчитал Архипову два рубля, с тем, что, если баба начнёт запираться, купить у неё весь товар, но как угодно, а разговорить торговку. Архипов козырнул, взял деньги, и уверив их высокородие что обделает всё в лучшем виде, исчез из глаз, а сам Хортов, взяв с собой пару городовых (считая кучера) покатил на пристань, Ивана Наливайкина разыскивать.
Народу на пристани по причине дождя, крутилось мало, лишь пара рыбаков в кожаных плащах, да какой-то похожий на купца человек лет 50-ти, с бородой, в шерстяном картузе и длинном тёплом кафтане, что-то говорил мужику с короткой дубинкой в руках, видимо сторожу. Увидев полицию, купец рыкнул на сторожа, и тот поплёлся на крылечко склада, где вполне можно было сидеть не намокая.
- А что любезный, товара, нету ныне? – прямо с экипажа, деловито спросил Хортов. Купец приподнял картуз, чуть поклонился, и с достоинством ответил, что товар с утра пораньше, слава богу разгрузили, да порожняя баржа и ушла.
- А такой работник у тебя, Иван Наливайкин, имеется? – глядя на купца сверху, спросил следователь.
- Имеется, как ж яму не иметься? А што он натворил-то, опять подрался? -невозмутимо переспросил купец
- Да нет любезный, ничего он не натворил, просто нам нужно его кое о чём спросить и всё, где он живёт-то?
- Мясную лавку Распахинова знаете? – прищурив левый глаз, спросил купец.
- Знаем…
- Так он там в бревенчатом домишке с камышовой крышей и живёт себе с женой да матерью.
- Ну, бывай купец! – бросил ему на ходу следователь, понукая извозчика. Возле дома Наливайкина, Хортов сказал своим.
- В дом, я один зайду, Хвостов, на козлах сиди, да по сторонам поглядывай, а ты Пташук, у входа пост займи, всё, исполнять! – Хортов придерживая шпагу зашагал в дом, толкнул не запертую дверь и прошёл внутрь. Не было его минут 20-ть, а вышел он уже в сопровождении хозяина, породистого, статного мужика, в накинутом на плечи полукафтане.
- Ну так мы с тобой договорились, Иван? Если, где Подмёткина увидишь, сразу нам сообщи, или уговори его, прямо ко мне в Управу прийти, да растолкуй дураку, что коли мы его первые сыщем да у себя поместим. то он и жизнь и свободу сохранит. ну а коли не мы, то, со святыми упокой как говориться! – повторил для верности следователь.
- Не извольте беспокоиться, Евпатий Гордеич, коли встречу, обязательно уговорю! – искренне посулился Иван, досадливо заметив в конце – И ведь чуяло ж моё сердце, что добром всё это не кончится, когда он мне по секрету открылся, что они де с «Нил Касьянычем, большущего налима зацепили, жирного, чешуйки мол с него золотые поскоблить можно хорошо!» Поскоблили, твою в гробину мать!
- Ну, бывай Иван, и лишнего о нашем разговоре не болтай, всё! – Евпатий кивнул, и не оглядываясь пошёл к экипажу, стоявший у дверей городовой, поспешил следом.
- В Управу! – коротко распорядился начальник. Когда они вернулись, полицмейстер уже минут пять как находился у себя, а Аристарха всё ещё не было. Хортов не заходя в кабинет, прямиком направился к Разорихину, испросить санкцию на поиски Подмёткина где можно и нельзя, в том числе силами пожарных не занятых учениями. И особо упредить внутреннюю стражу, чтоб не упустила важного свидетеля.
- Я тоже о том думал, Евпатий Гордеич, - стоя у своего стола, заметил Разорихин, - и весьма рад что наши мысли сходятся. После обеда, отдам все необходимые распоряжения. Я теперь от губернатора, он приглашал меня обсудить устройство завтрашнего бала, словно я ему балетмейстер какой! (Евпатий невольно улыбнулся) Я ему откровенно заметил, что бал не баталия, пройдёт как-нибудь, и там же я встретил полковника Гончарова, Никиту Семёныча, бывшего у губернатора, по делам служебным. Так вот он, завидев меня, радостно поприветствовал, справился о самочувствии, и отдельно велел кланяться вам, Евпатий Гордеич, дескать забыли вы что-то старого товарища… Понимаете намёк-то? – в упор спросил Разорихин.
- Да уж понимаю – улыбнулся Евпатий – дело Лудаева не совсем уголовное, больше политическое, вот полковник и намекает чтоб я его навестил.
- Ну так и зайдите, следствие будем вести параллельно. Конечно, начали мы, и основные улики раздобыли тоже мы, - стал перечислять Мефодий Лукич – понял, что и у них кое-что, есть на нашего предателя!
- Нынче же зайду к нему, да право я и сам собирался! – не соврал Хортов, ибо и впрямь намеревался посетить коллегу, да обсудить общее дело.
- Ну так вы не затягивайте, а после обеда и загляните! – посоветовал полицмейстер.
- Слушаюсь Мефодий Лукич, загляну! – пообещал Хортов, и щёлкнув каблуками, вышел из начальственного кабинета. Минуя лестничный проход, он натолкнулся на поднимающегося снизу Аристарха.
- Ну? – остановившись спросил Евпатий, - В санитары, иль порадуешь чем?
- Порадую шеф, порадую – устало кивнул Гайтанцев, поднявшись совсем.
- Ну вот и славно, давай теперь ты всё обскажешь мне, а уж потом поедем в трактир обедать!
Сведения, почерпнутые верным помощником из кладовой доктора Скопина, оказались так же медицински точны, и лаконичны. Внимательно прочитав письмо-запрос Евпатия Гордеича, Скопин минут пять покопался в своей записной книжке, затем пролистнул какой-то свой журнал, посидел пару минут с задумчивым лицом, и высказал мысль, что в той части города где находятся комнаты Хохлова, по примета возраста, манере одеваться, держать себя, короткой бородке, и склонности к сомнительным делам, подходят лишь двое: Петрошев Юрий Аверьяныч, и Тимошевский, Маврикий Оттович. Они всегда имеют дела с состоятельными пациентами, и не чужды авантюризма. Адреса подозрительных эскулапов, прилагались.
- Недурственно, совсем недурственно! – оценил Хортов, по оглашении сведений – Вы со Скопиным, заслуживаете по Похвальному листу от губернатора! – улыбнулся Хортов.
- Ну, шеф, не хвались на рать идучи, - осторожно заметил Аристарх – тех докторов ещё разговорить надо, да чтоб не болтали после, а то улизнёт наш с вами «пациент» и сыщи его тогда, поди…
- Вот ты-то друг мой, и провернёшь инкогнито это дело. Возьмёшь с обоих парацельсов подписки о неразглашении, пообещаешь закрыть глаза на их сомнительные операции, а для начала, пожалуй вот что – встрепенулся тут шеф – погляди-ка ты их в нашей картотеке, нет ли чего о них, там?
Аристарх бросился к картотеке, отпёр её, и найдя нужный ящик, вытянул его и принеся на стол шефу, стал привычно и ловко перебирать карточки. Минут через пять, он с молчаливым торжеством на лице, вытянул одну карточку, и протянул начальнику, а ещё минуты через три и другую, с короткой репликой.
- Оба наши!
И что же выяснилось при изучении карточек? Доктор Петрошев, Юрий Аверьяныч, 59 лет от роду, в 24-м году привлекался к суду за подпольные аборты в количестве трёх штук, но сумел выкрутиться, так как заявители забрали жалобы. в 1826-м году, доктор Петрошев был уличён в хищении казённых лекарств, и три месяца провёл в заключении, пока за него не попросил тогдашний городской голова, Филип Грошев. И наконец уже в 36-ом году, он наблюдал беременную жену коллежского асессора Ивановского Игоря Дмитриевича, служившего делопроизводителем в Земском суде, пичкал её какими-то новыми «заграничными» снадобьями, (экспертиза показала что это были не апробированные препараты из Австрии) и в итоге случилась трагедия, умерли и мать и ребёнок. Петрошеву замаячила каторга, но поверенный доктора Кузьмук, Антон Антоныч, сумел убедить суд, что не существует верных доказательств, что госпожа Ивановская и её дитя, скончались от препаратов доктора Петрошева, ибо в тот же период, потерпевшая позволяла себе принимать «зловредные знахарские отвары, кои так же могли поспособствовать летальному исходу». «Знахарскими отварами» оказались обыкновенные травяные чаи, коими поила свою несчастную госпожу, её старая няня, и прежде, это не мешало Ивановской, родить двоих здоровых ребят. Дело закрыли с размытой резолюцией, «Оставить доктора Петрошева в подозрении» и т.д.
- Н-да, хорош эскулап, - проговорил Хортов, и добавил – и как это после стольких скандалов, он ещё практикует, и не потерял репутацию и клиентуру?
- Ну, больше подобного не повторялось, ну а люди склонны считать ошибками непродуманные действия – предположил Аристарх.
- Пожалуй, - согласился шеф, и взял карточку доктора Тимошевского, Маврикия Оттовича, 61-го года от роду. В 1823 году, в конце декабря, после событий на Сенатской площади, был арестован как один из участников здешнего тайного общества, но спустя три месяца из-под стражи освобождён, доказав на следствии, что всего лишь исполнял обязанности врача и только. Затем уже в 29-ом году, привлекался к суду за участие в подозрительной и тайной дуэли со смертельным исходом, о которой не донесли властям. В 32-ом году, подозревался в хищении спирта из больницы, но за недостатком улик «оставлен в подозрении». И наконец в 36-ом году, проходил по делу о подпольном аборте несовершеннолетней дочери одного из городских дворян (девочке едва минуло 14 лет) окончившегося поставленным другим доктором, диагнозом бесплодия роженицы. Маврикий Оттович сумел отвертеться, мотивируя это тем, что родители девочки, поздно обратились к нему, беременность протекала плохо, и «сама девочка с испугу наглоталась неких снадобий, дабы изгнать плод тайно». Более никаких подвигов за лекарем не числилось. Прочитавши это, Хортов заметил, что сведения эти, обычный набор грехов большинства докторов.
- Почитай у каждого из них Аристарх, имеется своё, персональное кладбище! – сухо сказал Евпатий Гордеич, а затем велел помощнику переписать все данные с карточек, да идти обедать. Аристарх всё сделал в четверть часа, и сказал, что готов идти обедать.
- Да, идём! – выходя из-за стола, отозвался Евпатий Гордеич, и уже когда они спускались по лестнице, заметил, - После обеда, ты, по докторам, ищи их хоть до утра, это твоё задание на сегодня. Ну, как действовать, учить тебя не надо, начнут запираться, обоих за ворот и в Управу, а там за Хохловым пошлёшь, для опознания. Ну, а я после трактира, иду в гости к полковнику Гончарову, очень он хотел меня видеть!..
Полковник Гончаров обедал по обыкновению дома, а следовательно, иной раз задерживался. Вот и теперь, Евпатию Гордеичу, пришлось ожидать Никиту Семёныча в своей приёмной, порядка 20-ти минут.
- Ну наконец-то ты Хортов, нашёл время для старого товарища! - воскликнул полковник, появляясь в своей приёмной, и отпирая дверь кабинета, - Заходи гость дорогой, милости прошу!
- Только после вас! – вежливо склонив голову, отступился Хортов, на что Гончаров бросив «Ну изволь», первым прошёл в кабинет. Они расположились на роскошных креслах чуть в стороне от рабочего стола, напротив друг друга, и первым, заговорил полковник.
- Ну, Евпатий Гордеич, я всё жду-жду, когда ж ты, за помощью или советом ко мне, в деле этого негодяя и изменника, Лудаева, заглянешь? Иль и впрямь вознамерился один это дело раскрыть, без нас? Изменники Отечества, это больше по нашей части чем по вашей…
- А ведь собирался Никита Семёныч, собирался, но последние дни так был всем этим загружен, что никак не мог вырваться – начал объяснять Евпатий Гордеич, - а вот на завтрашнем балу у губернатора, и намеревался подойти, да побеседовать, где в сторонке…
- Ну хвались, хвались уж, что нарыли твои архаровцы по этому делу? – с плохо скрываемым нетерпением, попросил полковник. Евпатий Гордеич пошёл с самого начала, с окурка сигары, с бумаг убиенного пристава, и только где-то через пол часа, подошёл к Варфоломею Подмёткину, двум сомнительным докторам, и подозреваемому кругу лиц из семи человек. Хортов даже достал из кармана их список, и протянул полковнику. Прочитавши, тот весело хмыкнул.
- Ишь ты, и новый управляющий Палатой госимущества в реестре оказался? Не крутенько ли заворачивает твоя конная батарея?
- Да нет Никита Семёныч, не моя ж вина, что Терентьев, в той же части проживает, что и предполагаемый убийца? Но, он уже выбыл из круга подозреваемых, ибо здешний, нашенский, а Лудаев, приезжий. Вот я крестиком пометил четырёх персон что не с нашей губернии, вот один из четверых, и может быть тем Лудаевым!
- Хм, Брошук, Вулич, Бузалыкин, и Молоканов – повторил фамилии полковник – имею честь знать всех семерых из этого списка, у Вулича, дамы мои наряды себе заказывают, к Молоканову в присутствие наведывался, с Даниловым, интендантом, пару раз в клубе в карты играл, да и с прочими пересекались. А ты молодец Хортов, без лести скажу, молодец! Особенно ловко у тебя получилось разгадать и отследить, как к Жерновцеву, попали брошка и бумаги…
- На завтра, я попросил Разорихина сделать так, чтоб все семеро оказались на балу, хочу понаблюдать их живьём, я ведь тоже почти всех знаю лично, а шапочно так и всех! – сообщил Хортов.
- На бал? Это хорошая идея, ведь там, где-нибудь в сторонке, можно будет организовать этакий мужской клуб, да и завести для начала, непредметный разговор о войне на Кавказе, а потом, плавно перейти на дело Лудаева, и тут уж внимательно за лицами тех четверых и глядеть! – поддержал идею Гончаров.
- Со дня на день, я надеюсь на приезд сюда Евдокии Михайловны, вдовы майора Заходина. У курьера в бумаге, была ещё и просьба к тамошнему полицмейстеру, организовать её приезд. Разумеется, она теперь по второму мужу не Заходина, но это даже нам на руку, меньше возни с конспирацией будет – пояснил Хортов.
- Думаете сможет его узнать? – задумчиво вопросил Гончаров.
- Убеждён в этом – уверенно кивнул Хортов – женщина, потерявшая мужа, имение, большую часть состояния, наверняка жила мечтами о возмездии, и Лудаева, она узнает…
Узнал же его Подмёткин? А ведь он не из Заходинской дворни, а из соседей, и с его рассказа началась вся эта история. Я вот только боюсь, что, если я ошибся, и Лудаев вообще не в списке, а уже покинул город? – вопросительно поглядел Хортов на полковника, но тот отрицательно помотал головой.
- Исключено, мы тщательно отслеживали выезды из города лиц его возраста и положения, да и счета в банке мы, как и вы, взяли под негласный контроль – ответил Гончаров, и как бы желая чем-то удивить гостя, чуть с хитринкой произнёс – Евпатий Гордеич, по воле рока, ты нас во многом опередил, но честно поделился сведениями, это похвально, и я хочу отплатить тебе тем же! Ответь для начала, ты родословной Лудаева не занимался ещё?
- Нет, мы к этому ещё не подходили – ответил Евпатий Гордеич, и переспросил – а вы что-то раскопали?
- Да, Хортов, раскопали, и это, пожалуй, единственное, чем я могу перед тобой похвастаться - положив руки на подлокотники, ответил полковник и продолжил, - проклятый дом Ретюевых за рекой, ты хорошо обследовал?
- Только место преступления, лично, а городовые обыскали остальные комнаты, но кроме окурка, ничего найдено не было – честно ответил Хортов.
- Следствие долго думало, почему это Лудаев, назначил место встречи с приставом, в таком некрасивом месте? – продолжил Гончаров – Наше ведомство, спешно принялось наводить справки о семействе Лудаевых, о его родителях, и чтоб вы думали?Перикл Васильевич Лудаев, по рождению никакой не Лудаев, он Ретюев!
- Позвольте, а как это может быть? - осторожно переспросил Хортов, поглядев на полковника чуть полубоком.
- Он, сын родной сестры хозяина дома, Оливии, вышедшей замуж за приезжего дворянина Лудаева, и укатившая с ним в Казань. Время от времени они наведывались в родное гнездо, дитя росло, полюбило дом, исходило-излазило в нём все закоулки, и вот поэтому, когда припекло, эта сволочь и осела на родине предков, правда вымерших каким-то непостижимым образом! – закончил Гончаров, и коротко развёл руками.
- Да, ваш рассказ многое объясняет Никита Семёныч, очень многое, - заметил Хортов, - и раз уж мы снова в одной упряжке, то если у вас нет более ко мне вопросов, то позвольте откланяться, ибо я жду весьма важных известий!
Вопросов у полковника Гончарова, более не возникло.
Х Х Х
По возвращении в Управу, Хортова ждал приятный сюрприз из нескольких блюд. Во-первых, вернулись чуть ли не разом, и уже успели отобедать Урусов, Шумельский и Гурзеев, успевший прежде всего, отметиться у полицмейстера. И во-вторых, курьер из Тамбовской губернии, сообщивший что не только нашли вдову Заходину, которая теперь вторым браком Голунова,но на выделенном губернатором экипаже (ибо своего она не имеет) едет теперь со старшим сыном от второго брака сюда, и самое позднее завтра после обеда, прибудет прямиком к Управе Благочиния, и настроена она весьма решительно! Поблагодарив усталого курьера, Хортов отправил его домой, а с остальными тремя остался в кабинете, приготовившись слушать их. Первым, слово получил Гурзеев, ездивший к Александру Михайловичу Гусищеву, узнать у него, где он в 22-ом году, видел драгоценности Заходиных.
- Дабы не вдаваться в излишние подробности, - словно рапортуя, начал Платон Михайлович, - перейду прямо к сути. Господин Гусищев теперь в преклонных летах, но поведал мне что он, и покойный Хлыстов, хорошо знали Заходиных, ибо нередко в старые годы, привозили им на продажу, хорошие ювелирные украшения, и знакомцы они были больше покойного Николая Александровича, чем его супруги. Майор в молодые годы часто разъезжал, ну там, где-то они и познакомились. Теперь о главном! – Гурзеев поднял в верх указательный палец – Драгоценности Заходиных, а именно бриллиантовое колье Евдокии Михайловны, Гусищев встретил в 22-ом году в Риге, когда гостил у одного из тамошних баронов, всё. Подробнее, здесь! – Гурзеев потянул Хортову тонкую кожаную папку, которая тут же исчезла в ящике стола, а Платон Михайлович был отпущен отдыхать.
Рапорт Шумельского, оказался краток и пуст. Старик Хлыстов помер, наследники никаких его записей кроме деловых не предъявили, (а в них ни черта нет) и лишь подтвердили, что «папенька и дедушка знали каких-то Заходиных, и продавали им иногда хороший товар».
- И ведь не врут сукины дети, так они мне и не понравились-то сразу, пустой народ, года три, и всё промотают! – устало подытожил Шумельский, протягивая шефу свою папку, что тоже последовала в стол.
- Ступай домой Егор Карпыч, и до завтра отсыпайся! – тихо сказал Хортов, на что поднявшийся дознаватель, горько хмыкнул.
- Да, «отсыпайся» Зинуля моя мне сейчас отсыпет из разряду «Где был? С кем пил?» и прочее…
- Потакаешь много, вот и позволяет она себе! – сухо заметил шеф, а подчинённый молча развёл руками, и грустно мотнув головой, вышел.
- Ну-с, Иван Севостьяныч, теперь ты давай, рапортуй, да лети себе в холостяцкое жилище, спокойно себе спать! - сказал шеф.
- А у меня шеф, как раз есть что порассказать! – устало улыбнулся Урусов – Нашёл я в Серпенском уезде, хоть и не без труда, того самого Сергачёва, Романа Константиныча, 53-х лет от роду, и вот что он мне поведал, о нашем таинственном гусаре, Сергее Алёхине. Капитан Алёхин, служил в Павлоградском гусарском полку, и пал в одном из сражений на территории Германии зимой 13-го года. Но, его вдова, родом из нашего уезда, из Старобоярского! В 20-ти верстах от города, было поместье её родителей, теперь уже проданное, вдова после гибели мужа, не захотела оставаться в его усадьбе, (родня супруга, не любила её) собрала свои пожитки и сына Юру, да и вернулась в родовое гнездо, где прожила до 21-го года, а по кончине родителей усадьбу продала, и перебралась в город. Затем, принялась собирать хоть что-то о своём муже Сергее: вещи, письма, какие-то предметы. В городе, она нашла пару сослуживцев из Павлоградского полка, от них-то, вдова и узнала о Сергачёве, друге мужа, и поехав к нему, упросила того, подарить ей письмо мужа, писанное с дороги осенью 12-го года.
Далее, Евпатий Гордеич, я думаю было так. По прошествии лет. Подмёткин услышал, что вдова того самого гусара, которому он, будучи когда-то молодым парнем, рассказал об измене Лудаева, теперь живёт здесь, в городе в небольшом доме, с сыном и снохой, на Песчанной №33 и собирает всё о муже, в том числе и письма. В подходящее время он рассказал о том Жерновцеву, который уж не знаю под каким соусом, но завладел письмом гусара Алёхина!
-Адрес Анны Алёхиной, тебе Сергачёв назвал? – догадался Хортов.
- Да, они иногда переписывались! – кивнул Урусов.
- Это понятно, странно другое, почему вдова Алёхина, узнавши об убийстве пристава забравшего письмо её мужа, не пришла сразу сюда, к нам?
- Трудно сказать – сдвинув брови, ответил Иван Севостьяныч – возможно они все испугались, что их как-то притянут к делу об убийстве частного пристава, забравшего их письмо…
- Возможно, и даже скорее всего, так и есть – согласился Хортов – надобно будет завтра с утра, навестить их лично и успокоить. А ты молодец Иван Севостьяныч, сведения твои дорогого стоят. Оставляй свою папку, и езжай отдыхать, да готовиться к завтрашнему балу у губернатора! Да не просто так Урусов, сто против одного, что и Лудаев там будет!
- Даже так? - нахмурился дознаватель, отдавая свою папку – Ну тогда нам всем понадобятся глаза и уши, еду спать! – Урусов поднялся. кивнул головой, и быстро вышел из кабинета. Оставшись один, Хортов машинально оглядел на звенящие часы на бюро. Они как раз мелодично отзвонили четыре раза, и тут он вспомнил о старшем унтере Архипове, которого ещё днём, отправил снабдив двумя рублями на подкуп свидетельницы, Нюрки-Калашницы, любовницы Варфоломея Подмёткина, да ещё велел взять с собой городового. Базарный день давно пошёл, а этих молодцов всё нету? За окном уже начало вечереть, а унтер с городовым не появлялись.
- Нет, ну вот куда можно было провалиться, идя всего-навсего, базарную бабу допросить? - вспылил Хортов – И немудрено мне забыть о том! С утра гора всего, пристань. доктора, полицмейстер, опять доктора, обед, Гончаров с подходцами своими, курьеры всем гуртом нагрянули, вдова на завтра ожидается, и всё на мою голову… А тут эти пропали!.. А может они раньше были, когда я отсутствовал?
Хортов вышел из кабинета, и справился у дежурного, но тот ответил, что ни городовой, ни унтер Архипов не появлялись. Выругавшись, начальник сыскного вернулся к себе, и в прескверном настроении, принялся вышагивать по кабинету, не зная, чем себя ещё занять? Ахнуло-бабахнуло что называется через четверть часа. сначала послышался торопливый и тяжёлый топот нескольких пар кованных сапог, затем возмущённый оклик дежурного «Куда без доклада, супостаты?» В ответ резанул быстрый и запыхавшийся голос старшего унтера Архипова. «Некогда доклады тянуть, мы ворону поймали!» Затем дверь резко распахнулась, и двумя широкими шагами, пред славные и гневные очи шефа, предстал грязный, вымокший и сильно взволнованный старший унтер Архипов, что став по стойке смирного, и резко отдав честь, быстро проговорил.
- Ваше высокоблагородие! Виноват, что без доклада, но вот что у вас для нас есть, Завьялов, заводи ворону!
Далее, в дверях показался такой же грязный, порядком поизмятый мужчина лет 45-ти, в когда-то приличной одежде, а теперь драном кафтане, с ободранным лицом, без шапки, но в сапогах, один носок которого, немного просил каши, а следом, толкнувши его так, что мужчина словно тряпичная кукла вылетел на середину кабинета, вошёл злой и угрюмый, здоровяк-городовой, по фамилии Завьялов.
- Вот ваше высокоблагородие, - отдышавшись повторил Архипов, указывая на дрожащего то ли от холода то ли от страха мужика – извольте видеть, Подмёткин Варфаломей, полюбовник Нюрки-Калашницы, и так сказать, подручный убиенного Нил Касьяныча, и тот, кого ищет вся полиция города… Ждём дальнейших приказаний!
С минуту, Евпатий Гордеич, молча глядел на задержанного, приметы которого машинально всплывали в голове: холопьей внешности, лицо круглое, нос сливой, глаза небольшие, щенячьи, бегающие. Рот средний, губы как бы пережёвывающие его-то, глаза карие, под ними мешки. Волосы, солома с проседью, голый как шар лоб, и в складках, фигура средняя.
- Паспорт изъяли? – придя в себя от неожиданности, спросил Хортов.
- А как же? Сразу как скрутили! – Архипов достал из-за пазухи измятый документ, и протянул шефу, тот развернул и прочитал. Ну, так и есть, липа, рукописный вместо печатного. Хортов шагнул к столу, плавно положил туда паспорт, и приказал подать задержанному табурет, стоявший в углу у печи, нарочито для таких персон. Городовой Завьялов быстро принёс массивный табурет, бухнул его рядом с Варфоломеем, и грубо бросил.
- Сядь вражина!
Подмёткин без сил опустился на табурет, склонил голову, и мелко задрожал всем телом, то ли от невроза, то ли от озноба…
- Молодцы ребята! просиял Хортов, - Ей-ей красавцы! Я уж тут и не знал, что думать! – он быстро подошёл к своему шкафчику, и достав оттуда початую бутыль коньяка и две большие рюмки, вернулся к столу. Там он наполнил их до краёв, и осторожно потянул ребятам.
- Пей молодцы, да не залпом, а то вкуса не почуете, это не водка! – улыбнулся Хортов. Подчинённые с удивлением и удовольствием приняли рюмки, выдохнули по привычке, и сказавши «Будем!» медленно вытянули каждый свою рюмку.
- Ух хорош ваше высокородие! – похвалил унтер Архипов, возвращая рюмку, а другой рукой, приглаживая усы.
- Ажник по душе пошёл! – оценил напиток, и городовой Завьялов, вернувши и свою рюмку. Хортов убрал угощение в шкафчик, но вернувшись к столу, выудил из его недр пузатую бутыль красного вина, и деревянную плошку, куда налив этого вина, протянул свидетелю.
- Пей Подмёткин, тебе тоже нужно!
Варфоломей принял плошку двумя руками, и осторожно поднеся ко рту, с жадностью выпил, отставил посуду на стол, и беззвучно перебирая что-то губами, молча дёрнул вниз головой, в знак благодарности. Хортов прошёл за свой стол, и разрешил ребятам сесть на обычные стулья, но ближе к столу. Те хоть и усталые, но удивились такому повелению, однако подхватив стулья, сели по бокам от задержанного.
- Ну, Архипов, давай братец рассказывай, где вас до сей поры, черти пол дня носили? – обратился начальник, к старшему унтеру.
- Так за ним вот и носили! – ткнув пальцем в задержанного, начал Архипов, - Поехали мы с Завьяловым на рынок. Пол часа если не более, мы энту Нюрку-Калашницу искали, нашли. На вид баба ядрёная, не толстуха, и талия и зад есть, и спереди всё прилично, словом, жить можно. Однако, она уже видать на стороже была, и едва увидав что мы, окликнув её идём к ней, побросала весь товар, развернулась, да таким галопом от нас по рядам понеслась, что мы только и видели. Ринулись следом, ну и там поопрокинули
у торгующих кое-чего, Завьялов, вона в лукошко с яйцами наступил, я клетку с курями случайно ногой задел, оне, анафемы, повыскакивали, и панику со скандалом навели. Тама по мелочам кое-что ещё порушили… баба-то, как шнырь по рядам, а мы через прилавки с матюгами, да на нас тоже матюжином сыпанули. Подумаешь, лоток с капустой опрокинули, а купчина, жалобу который если подаст, так сбрешет! Мы его в морду не били, он сам об пса споткнулся, да всей тушей на монашку с её бутыльками с маслом и ухнулся. Она ж на нас и визг подняла, дура! Не хватали мы её, а поднимали… Городовой тамошний, в свисток заверещал, мы к нему, так и так. Час мы по всем закоулкам рынка рыскали, нету Нюрки! Поспрошали строго соседей-торговцев, вежливо, как вы и велели, а потому, двое сознались, и енйный адрес нам указали. Сели на извозчика, туда, Горшечнеая №8 она проживает. Соскочили и к двери, а она нас видать углядела, ибо в окошке, её рожа мелькнула за занавеской. Мы в дверь садить «Отопри, полиция тудыть твою мать!» а она вижжить снутри «Не отопру, пропадите вы, дураки!» И тут, вот Завьялов услыхал что сзади дома, рама оконная хлопнула, мы… это, ваше высокородие, забор у бабы хлипкий был, доски серые уже, ну мы не через, а скрозь него пробились, и за двор! И точно, глядим, хрен вон этот – Архипов указал на согревшегося уже Варфоломея – огородами чешет, мы в свистки, в матюги, да и за ним! Он-то легче нас, прыткий сволочь. Выскочили значит на улицы, но не на центральные, а окраинные, и как назло, ни одного из наших не показалось, ни даже дворника!
В одном дворе потеряли минут на пять, а потом он сам выскочил, и в дом, мы за ним, на третий этаж влетели, а выше уже мансарда, мы туда. А тама, какой-то то ли дохтур, то ли профессор, чегой-то в колбах и трубках варил-парил, да на огне кипятил густую как дым смесь, ну и вонизм кругом… Подмёткин мимо профессора в слуховое окно раз, и на крышу, мы следом, и тут… ну, словом я концом сабли какую-то хяровину у профессора задел. Зашипело, забурлило, бахнуло как из хлопушки, искры как от точилы, но пожару не наделали, только вони нанесло как от полусотни тухлых яиц. Мы уж на крышу вылезли, а профессор всё орал нам снизу что мы палачи, и Европа нам чего-то не простит…
- …Наука европейская не простит – смущённо кашлянув, подсказал городовой Завьялов.
- Ага, точно! – согласно кивнул Архипов и продолжил – С четверть часа меж печных труб за ним гонялись, пока он подлюга, по пожарной лестнице спускаться не начал, мы следом. Потом опять догонялки, и уже гдей-то через час Евпатий Гордлеич, мы эту анафему, на Бычьем мосту настигли, ну и вот, по мордам не били, ну а так, слегка душку отвели и всё… А оттуда уж, на извозчике до Управы его и доставили… Вот почему нас ваше высокородие, пол дня не было! – коротко разведя руками, закончил унтер свой рассказ.
- Н-да, прыткий ты мужик оказался, Варфоломей Подмёткин! – улыбнувшись заметил Хортов, глядя на задержанного – Знать был тебе резон от нас убегать, да?
- А мне завсегда есть резон от вас бегать, с войны ишшо бегаю, как из партизан обратно к барину в крепостные не пошёл… словили, ну и делайте что должны!.. – глянув исподлобья буркнул Варфоломей.
- Да нет любезный, нам твой барин не надобен, не затем тебя уголовный сыск уже неделю ищет – поправил его Хортов, и сказал напрямую – Про ваши делишки с покойным приставом Жерновцевым, который вместо того чтоб исполнить свой долг, вздумал поживиться шантажом за счёт изменника Отечества, Перикла Лудаева, коего ты, знал ещё в отроческие годы до войны. Видать баре ваши приятельствовали, ну и гувернёр Заходиных с хозяином своим, у твоего барина в гостях бывали, так?
- Не знаю я никакого Лудаева, и в глаза не видал! – нервозно ответил Подмёткин, отводя взгляд – А у Нил Касьяныча я просто прислуживал, разные поручения выполнял…
- И кто убил его, не знаешь? – иронично просил следователь.
- Я, не убивал, это самое главное, а остальные, ваша забота! – опять буркнул свидетель.
- Слушай теперь сюда любезный, что, я, тебе расскажу – уже голосом по суше, начал Хориов – Осенью 12-го года, полагаю что где-то в октябре, тебе, тогда ещё 18-ти летнему парню, знавшему о трагедии в семье Заходиных, встретился где-то на дороге, капитан Павлоградского гусарского полка, Сергей Алёхин, которому ты, всё, в том числе и про измену гувернёра Лудаева, и рассказал (свидетель чуть приоткрыл рот, и бестолково захлопал глазами) Затем ты, и прочие мужики, подались в партизаны, где ты, грамотный парень, (Варфоломей машинально кивнул) стал кашеваром (свидетель тревожно заёрзал на табурете) А в начале зимы где-то, или в конце ноября, случилась у вас трагическая ошибка в лесу. Вы, приняв русского курьера с сумкой через плечо за француза, мундир подвёл, убили его, и только ты, по письмам, открыл всем страшную правду! (Варфоломей начал медленно бледнеть) Тело вы похоронили, надеюсь по-человечески…
- Да… - упавшим голосом буркнул Подмёткин.
- … вот, а письма от греха сожгли, кроме одного, вдовы Николая Заходина, Евдокии Михайловны, ты, её имя и адрес в Тамбов прочитал, да и припрятал…
- Господи, - в мелком испуге задрожал Варфоломей, и коротко перекрестился – да откуда ж вы всё прознали-то про то? Ведьма вам что ли ворожит тут какая?
- Она самая – кивнул следователь, и прежним тоном продолжил – война в России закончилась, но возвращаться к помещику, ты знамо дело не захотел, да и деньжат серебра да золотишка от неприятелей взятых, у тебя в заначке было. Письмо вдовы Заходиной ты таскал с собой, сам не зная зачем, но объявиться и вручить ей его не решился. Шли годы, носило тебя по Руси, паспорт ты себе у мерзавца-подьячего новый выправил, что деньги-то взял, а всучил тебе липу, ибо ещё в 1803 году, крестьянам, купцам, и мещанам, паспорта полагались печатные, от руки только имя да год рождения.
Вот и вышел ты Варфоломей, по новому паспорту мещанином, свободным человеком. Не знаю точно, когда ты осел в нашем городе, но лет пять-шесть назад, когда ты жил на постоялом дворе у Антюфея Тряпичкина, Нил Касьяныч прихватил тебя на мелкой уголовщине, однако увидя что ты грамотен, или ещё почему, но оставил при себе на побегушках.
Как-то раз, ты, безо всякого умысла, взял, да и поведал приставу историю вашего соседа, майора Заходина, о геройской его гибели, и о гувернёре-предателе не забыл. Рассказал, да и всё, мол вон чего в Отечественную войну-то было! И тут вдруг, в этом году, в сентябре месяце, ты, где-то тут в городе, увидал того самого Перикла Лудаева, изменившегося, богатого и сановитого, но ты, всё одно его узнал, ибо часто видел в юности, да и факт измены, не позволяет забыть, ранее виденные лица. (Варфоломей тяжело задышал, и расстегнул ворот рубашки) Естественно, ты обо всём рассказал Нил Касьянычу, а тот, стал проверять, да собирать улики, а ты, в середине сентября, переехал в меблированные комнаты Хохлова. Ну ту-то, ты ему письмо вдовы Заходиной и вручил, пригодилось пожелтевшее послание. Но, ты знаешь ещё какую-то примету на теле Лудаева, которая точно укажет, что это он. Что это? Необычный шрам? Ожог? Родимое пятно причудливой формы? Незаметное для постороннего глаза увечье? Жерновцев узнал какой из докторов чаще других лечит Лудаева, а следовательно, знает эту самую, чёртову отметину. У нас две кандидатуры, доктор Петрошев, и доктор Тимошевский. Кто из них, навещал тебя в меблированных комнатах Хохлова, в дни от 14-го, до 16-го октября? Кто, Подмёткин, ну?! – вперив в свидетеля свой взгляд-прицел, чуть повысил голос следователь – Кто из них, уже к 10-му октября, дал знать пристову о роковой примете на теле Лудаева, а от 14-го до 16-го, приходил к тебе в меблированные, зачем? За расчётом? Говори!!!
- Господи помилуй!!! – побледнев, закатил глаза Варфоломей, и обмяк без сознания, повиснув на руках у унтера и городового.
- Приведите его в чувство! – мрачно бросил следователь, наливая вторую плошку вина. Когда тяжело дышавший Варфоломей пришёл в себя, он принял плошку с вином как дар божий, и вытянул её всю, до суха, затем бессильно опустил руку с ней вдоль туловища. Городовой бережно принял плошку из ослабевших пальцев, и тихо поставил на стол.
- Подмёткин, я повторяю вопрос, кто из двоих докторов лечил Лудаева, и сообщил приставу, вернее подтвердил ему, твои слова, ну? – снова спросил следователь.
- Ты пойми Варфоломей, скоро сюда привезут обоих докторов, вам устроят очную ставку, мало? Пригласим господина Хохлова, он уж точно опознает доктора, что ходил к тебе в означенные дни. А дальше? А дальше, 17-го вечером, некто убивает Жерновцева в проклятом доме, 18-го мы начинаем следствие, а 19-го, ты, узнав о смерти своего покровителя и подельника по шантажу (свидетель затравленно глянул на Хортова) да-да любезный, по шантажу. Вы ведь с приставом, собирались слупить с Лудаева внушительную сумму за молчание. И кстати, я чуть было не забыл, откуда ты узнал что тут в городе, на Песчаной улице, живёт вдова того самого капитана Павлоградского гусарского полка, Сергея Алёхина, с коим ты и повстречался на военных дорогах осенью 12-го года, и с чего решил что она, та самая вдова, того самого гусара, а?
- Всё, нету болей мочи, - обливаясь теперь потом, простонал Подмёткин – Случай помог… Полюбовница моя, Нюрка-Калашница, хорошо выпечку стряпает, господа у ней заказывают, ну и как-то в сентябре, уже после того, как Нил Касьяныч улики стал на Лудаева собирать, я к Нюрке ночевать пришёл. Ну, поигрались мы, а она, возьми и расскажи мне на ночь интересную историю, про то как одна её клиентка, капитанская вдова, всё о муже-гусаре своём собирает, а Нюрка, рассказала ей мою историю, как я на войне с Алёхиным встретился, да про гибель отряда Заходина и предателя Лудаева ему поведал. Я чуть не расхохотался тогда, лежу и думаю про бабу свою «Вот мол дура ты, историю рассказываешь, и знать не знаешь, что главный герой с тобой рядом лежит, да тя и лапает»… Ну а уж потом, и Нил Касьянычу сказал про ту вдову, нет ли мол у неё, чего с того времени? Он сходил, и как-то добыл капитанское письмо, вот так всё и было…
- Имя доктора, и что за примета? – уже более мягче, спросил Хортов, быстро записывая показания свидетеля.
- Тимошевский, Маврикий Оттович, он у Лудаева последние лет семь в личных докторах, или лучше сказать, семейных ходит – тоже более спокойным от вина голосом, ответил Подмёткин, и продолжил – а примета такая; на пояснице, сбоку от позвоночника, у него родимое пятно, в виде летящей вниз головой рыбы. Пятно большое, с мизинец взрослого мужика будет, вот и всё…
- Да нет Варфоломей, осталось самое главное – шевельнув эполетами, сказал Евпатий Гордеич – назови теперешние имя и фамилию Лудаева.
- Пускай доктор назовёт, а я жить хочу…
- И доктор назовёт, но сначала ты должен, как бывший партизан, как русский человек наконец! – чуть повысил голос следователь, но затем чуть умерил тон – Я понимаю, ты боишься, но он, тебя в лицо не знает, и уже ничего сделать не сможет, ну?
- Он богат и влиятелен, а я хто? – с горькой усмешкой, переспросил свидетель.
- Хорошо, сделаем так – нашёлся следователь – в слух, ничего говорить не надо, вот тебе список из семи лиц, вот папку подложи, возьми карандаш, и просто подчеркни его, если он тут есть, не трусь, партизан! – тихо добавил в конце Хортов, уже просто от себя.
Подмёткин глянул в список, и криво усмехнулся.
- Да как же нету-то? Вот он, анафема! – и одним движением, жирной чертой, пометил нужную фамилию, после чего, Хортов быстро взял папку обратно, глянул на список, и удивлённо поднял брови.
- Любезный, ты ничего спьяну не напутал? Точно этот человек? – осторожно переспросил следователь.
- Я не пьян, я устал и сломлен, это Лудаев… можете задрать ему фрак или мундир, и убедиться сами, да и доктора спросите, он тоже самое скажет… Ради Христа, отведите меня в камеру, я очень устал…
- Завьялов, проводи, а ты Архипов, можешь сходить в дежурку и попить чайку, но, глядите мне оба: никому ни полслова о том, кого вы взяли… или уже ляпнули кому?- насторожился Хортов.
- Как можно, я кричал что ворону взяли! – поклялся Архипов, и следователь отпустил всех с миром. Имя и фамилия которые носил теперь предатель Лудаев, не лезли ни в какие ворота, не подходили ни по каким приметам или обстоятельствам, и тем не менее, это факт, Лудаев, это он…
Внезапно голову следователя прорезала тревожная мысль. Аристарх скоро привезёт одного или даже двух докторов, а на завтра, Лудаев уже будет знать, что его доктора, забрали в полицию, но выпустили, и чем чёрт не шутит, не заподозрит ли он чего? Так, срочно нужна легенда! Евпатий принялся напряжённо думать, и через пять минут придумал простую, но гениальную легенду: на обоих эскулапов пришли анонимные доносы, обвиняющие их в подпольных абортах, а с их прошлым, это необходимо проверить немедля!
Однако, легенда не понадобилась. Менее чем через пол часа после её придумки, появился уставший и довольный Аристарх, один, но с папкой под мышкой.
- Всё в порядке шеф, я знаю кто он!
- Я, тоже знаю Аристарх, унтер Архипов с городовым Завьяловым, по воле всемогущего рока, взяли Варфоломея Подмёткина, который уже спит себе в камере, после нашей задушевной беседы! – чуть блеснув глазами ответил шеф, и предложил помощнику, отчитаться первому. Тот положил папку на стул, снял шинель и шляпу, поднял папку, и севши напротив начальника, неторопливо всё рассказал.
Он посетил обоих докторов, Петрошева и Тимошевского, причём нужного, то бишь второго, пришлось искать по городу часа два, он играл в карты у почтмейстера. Ну, с Петрошевым всё разрешилось быстро и без лишних слов, два-тир вопроса, подписка о неразглашении, а для любопытных, проверка по прошлым грешкам. С Тимошевским вышло чуть сложнее, но тоже без заноз. Аристарх уже в темноте оставил экипаж поодаль от дома почтмейстера, и позвонив туда, сказал вышедшему лакею, что у него срочное дело, не терпящее отлагательств.
В передней, он спросил у лакея, тут ли доктор Тимошевский, Лаврентий Оттович, и получив утвердительный ответ, быстро настрочил записку доктору, и сунул её вместе с двугривенным лакею, чтобы тот вызвал доктора «в место, где можно поговорить». Лакей любезно проводил Аристарха в небольшую комнату с диваном, двумя стульями, и напольным канделябром, который тут же и был им запален. Доктор в небольшом раздражении но с большим гонором, явился минут через десять, но после первых же вопросов полицейского относительно дела с убиенным приставом, его подручным Подмёткиным, и главном пациенте самого доктора, Маврикий Оттович сделался тих как ягнёнок, и честно всё рассказал. И про родинку на пояснице пациента, и даже про 250 рублей, что он получил 15 октября в меблированных комнатах, от мещанина Подмёткина. Аристарх всё запротоколировал, доктор подписал, а затем, для верности, подписал ещё обязательство о не разглашении, чтоб не поехать в Сибирь. Для прочих, доктора проверяли по анонимному доносу на неправильное лечение, и стороны расстались вполне понятые друг-другом. Выслушав помощника, следователь вытащил список из семи подозреваемых, и разочарованно усмехнувшись, проговорил.
- Вот Аристарх, как оно брат бывает, всё указывает на одного, а оказывается другой…
- Брать будем? – безо всякого азарта спросил Аристарх.
- Пока его не опознает вдова Заходина, нечего и думать об этом, она первый из свидетелей, кто укажет Лудаеву, путь на эшафот… да к тому же надо будет дать ей дня два-три прийти в себя и осмотреться – спокойно пояснил Хортов, а потом помолчав секунд пять добавил – А тут ещё этот бал завтра, и если она прибудет нынче, то даже не знаю, стоит ли её туда брать, или обождать? Никакой скандал на губернаторском балу, даже если мы поймаем там переодетого институткой Наполеона, полиции не простят, уж нам-то с тобой точно!.. Нет Аристарх, Евдокию Михайловну Заходину-Голуновау, с корабля на бал приглашать нельзя, пусть сутки отдохнёт, выпустит пар из ноздрей, а там, у меня уже примерно сложилась в голове идейка, как закончить всю комедию – хмуро проговорил Хортов, и добавил, что завтра с утра, ему надо будет навестить ещё одну вдовушку, капитана Алёхина, что проживает с сыном на Песчаной улице, и узнать коим образом, пристав выманил у неё письмо мужа?
- Какой-то день вдов у меня завтра Аристарх! – грустно вздохнул сыщик, и предложил помощнику попить хорошего чайку, прочитать внимательно все добытые показания, да отправляться домой, день на завтра, обещался быть нелёгким.
На другой день, по заведённому в таких случаях правилу, Евпатий Гордеич не заезжая на службу, поехал к вдове капитана Алёхина на Песчаную улицу №33. Маленькое семейство из трёх человек, Анны Васильевны, нестарой ещё женщины средних лет, её сына Юрия Сергеича, и его молодой, 20-ти летней жены Ольги, как раз пило чай. Появление известнейшего в городе сыскного начальника, произвело на Алёхиных двоякое впечатление: молодая хозяйка, хлопая серыми глазами, проявила свойственное её возрасту любопытство, Юрий Сергеич, неопределённое опасение, а Анна Васильевна, смотрела вопросительно, с нетерпеливо-недоверчивым укором.
Евпатий Гордеич снявши шляпу, извинился за вторжение, попросив буквально пять минут времени. вдова пригласила его попить с ними чаю, Но Хортов, вежливо отказался, сославшись на службу. Он лишь присел на поданный Юрием Сергеичем мягкий стул, и обратился к главе семейства.
- Позвольте мне, Анна Васильевна, задать вам всего один вопрос, но весьма важный для следствия?
- Да-да, конечно, извольте Евпатий Горрдеич, спрашивайте о чём посчитаете нужным. Мы слышали о вас как о порядочном, хотя и не мягкосердечном полицейском, и ответим на все вопросы, если это будет в наших силах! – мягко, но с понятным для неглупого человека намёком, проговорила хозяйка дома, прямо глядя на следователя.
- Право, я не отниму ваше время, - начал Хортов, и перешёл сразу к главному – скажите только родно, когда и как, к вам заходил покойный пристав Жерновцев, и под каким предлогом, и на сколько, выпросил у вас, письмо вашего покойного мужа, писанное им, своему другу, Сергачёву?
Анна Васильевна глубоко вздохнула, чуть кашлянула в кулачок, и с нотками обиды в голосе, стала говорить.
- Это случилось ближе к концу сентября, Нил Касьяныч, мы были знакомы что называется шапочно, зашёл к нам и сказал что ведёт секретное расследование по поимке опасного государственного преступника, и у него есть точные сведения, что я храню письмо погибшего на войне мужа, в коем о том преступнике, есть упоминание. Я подтвердила наличие такого письма, и то место о предателе, помню хорошо. Серёжа весьма эмоционально, не выбирая выражений, описывал его, и забыть такое, кхм… несколько затруднительно. Тогда, ваш пристав попросил показать ему это письмо, и я, безо всякого принесла и подала его ему в руки, он стал читать, и я уловила как алчно блеснули его глаза! – лицо женщины слегка посуровело – И он, объявляет нам, что письмо является важнейшей уликой в следствии, и он вынужден его изъять на время расследования, и просто кладёт себе в папку, не смотря на моё немое изумление!
- В подобных случаях, полагается оставлять расписку, он, оставил вам таковую? – осторожно справился Хортов, чуть подавшись вперёд.
- Вы знаете, да, он написал – кивнула головой вдова, и с толикой горькой иронии, добавила – но я вот и теперь уверена, что, если б мы с сыном, решительно не потребовали гарантий возврата письма, ваш пристав и не подумал бы ничего писать! Не понравился он мне чем-то, и вот результат: ни его, ни письма! – разочарованно вздохнула хозяйка дома.
- Анна Васильевна, простите, я надеюсь вы сохранили его расписку? – подавшись вперёд ещё больше, вопросил Хортов.
- Разумеется, мы храним этот документ! – последние слова, вдова произнесла с нотками недоверия.
- Могу ли я, просто взглянуть на него, даже из ваших рук? – дипломатично предложил Хортов.
- Да, конечно, Юра, принеси пожалуйста расписку! – попросила мать, и сын молча кивнув, неспешно ушёл внутрь дома, а следователь решив долее не мучить этих людей загадками, и сообщил что письмо найдено и находиться в полицейской Управе, но вернут его, только по окончании следствия и аресту преступника, ибо оно и впрямь является уликой. Услышав эдакое, вдова преобразилась радостью, и даже улыбнулась, и обрадовала вернувшегося с бумагой сына, обнадёживающим известием.
- В самом деле? – радостно изумился Юрий Сергеич, замерев подле визитёра, с листком в руке.
- Не сомневайтесь, оно у меня в деле, и полагаю даже, что в течении ближайших недель, я смогу его вам вернуть! – убеждённо пообещал Хортов, и попросил молодого человека развернуть бумагу, дабы ему удобнее было её прочесть.
- Да полноте вам, господин Хортов, что мы, дети что ли? - смущённо заметил Юрий, и протянул бумагу. Сыщик, взяв лист, внимательно прочитал его, и вернув обратно, посоветовал приберечь, пригодиться мол, а затем поднялся чтобы уйти. Хозяйка вышла его проводить. В прихожей, она, глядя в глаза следователю, спросила напрямик.
- Евпатий Гордеич, ответьте честно, ваш пристав, он действительно вёл расследование?
- Любезная Анна Васильевна, всего я вам, в силу закона пока открыть не могу, но одно всё же скажу: вёл-то он его вёл, да не туда, честь имею! – с этими словами Хортов надел шляпу, кивнул, и спешно покинул тихий домик вдовы…
Х Х Х
В Управе, едва войдя в двери, он сразу столкнулся с полицмейстером.
- Как кстати вы мне попались Хортов! – воскликнул Разорихин, и подойдя ближе поинтересовался – Где изволили задержаться на сей раз?
- У вдовы капитана Алёхина, автора одного из писем, по нашему делу. Она хранила письмо мужа где тот упоминал об измене Лудаева, а узнавший о том Жерновцев, выпросил письмо якобы как улику по делу, но как я понял из разговора со вдовой, вёл себя наш пристав весьма странно, и они буквально вынудили его, написать им расписку на изъятие письма, с последующим возвратом. И мне подумалось Мефодий Лукич, что наш убиенный, вряд ли вернул бы письмо несчастной вдове, павшего офицера! – закончил рассказ Хортов.
- Мерзавец – нахмурившись проговорил полицмейстер – какой мерзавец! Нет, ну все не святые с нашим жалованием, ладно, пусть его! Но продавать долг и честь изменнику Отечества, это уже ниже низшего! Последний вор, вряд ли бы решился на такое! Да, кстати, - Разорихин сменил тему – кого это вчера вечером, твои молодцы с громом и треском, в ваш кабинет затянули? И даже без доклада!
- А вам разве не доложили ещё? – в полголоса спросил Хортов, сделав таинственное лицо.
- А кто позвольте осведомиться, мне доложил бы? – лукаво сверкнув глазами, переспросил Разорихин, делая такое же выражение на физиономии.
- А, Аристарх Сергеевич разве не…
- Аристарх ваш, Сергеевич, прошмыгнул мимо меня давеча, поприветствовал, да и в кабинет – улыбаясь, продолжил Разорихин – очевидно не хотел нарушать субординации!
- Ну да, поперёк батьки в пекло – пробормотал Хортов, и уже более чётко, но очень тихо, проговорил – Наши ребята, вчера, по воле случая, вышли на след Варфоломея Подмёткина, подручного нашего пристава, и взяли его… На допросе, Варфоломей во всём сознался, и мы с Аристархом, теперь знаем кто такой Лудаев, вернее под какой личиной, он живёт теперь, в нашем с вами городе…
Сказать, что Разорихин окаменел, это не сказать ничего: от услышанного, Мефодий Лукич на полминуты превратился в медного истукана, но затем ожив, шепнул подчинённому.
- За мной, в мой кабинет, живо!
… На двадцатой минуте беседы в кабинете полицмейстера, Евпатию удалось убедить его обитателя, что брать Лудаева теперь рано, вдова Заходина его ещё не опознала, и потом, надобно всё сделать так, чтобы изменник сам себя выдал.
- Спровоцируем его на каком-нибудь званном вечере, нарочито устроенном, и уже там, возьмём чисто! – предложил Хортов.
- Чем провоцировать будем? – подозрительно осведомился полицмейстер, отчего-то не очень доверяя, этим преданно глядящим на него, глазам подчинённого.
- Идея вызревает Мефодий Лукич, но пока ещё в чёткий план не оформилась – честно ответил следователь – это дело одного-двух дней, бал бы этот, будь он не ладен, пережить поскорее, а там уж и за предателя как следует возьмёмся…
Да, но он же, этот негодяй… он же будет нынче на балу у губернатора! – тревожно заговорил Разорихин, и беспокойно заходил по кабинету.
- Всенепременно обязан быть, - подтвердил Хортов, следя глазами, за перемещением своего начальства – ну и что с того? Пусть напоследок повеселиться, да позвенит бокалами во здравии юных дев, мы, будем лишь наблюдать за ним, да и Гончаров тоже…
- А он что, тоже знает? – резко остановился Равзорихин.
- Пока нет, но сегодня, я всё ему обскажу, он, кстати раскопал родословную нашего «героя», - вспомнил к делу Хортов – Лудаев-то, по рождению Ретюев, сын сестры последнего владельца «Проклятого дома», вот так вот!
- Вона как? - протянул полицмейстер – Ну, теперь ясно почему он встречу в этом доме назначил… Хорошо, будь, по-вашему, а что там по вдове Заходиной, когда ожидается?
- По моим расчётам, они с сыном, должны прибыть нынче, не позднее трёх-четырёх часов, от лошадок зависит – ответил Евпатий Гордеич.
- Где размещать будете? – опять спросил Разорихин.
- Много я о том думал, и, пожалуй, что в гостинице «Кавказ», она и к Управе ближе, и подходы к ней весьма удобные. – предложил сыщик.
- Добро – кивнул Разорихин, и тут же переспросил – ну, а коли не окажется у них, двух отдельных номеров?
- А мы им поможем – уверенно сказал Хортов – выкинем ко всем чертям пару неплательщиков, из тех, что живут в долг «Мне де скоро папенька из деревни пришлёт» вот и вся забота. Пошлите на это дело Гурзеева, с парочкой городовых, он всё и устроит, коли нужда в таких мерах будет.
- А должников-то куда? Случаи и люди, они все разные! – резонно заметил на это полицмейстер.
- Паспорта, у хозяина гостиницы, пока не расплатятся, а самих поселим где-нибудь, где сдаются комнаты, переговорив с хозяевами, а должникам тотчас же строго укажем написать домой письма о присылке денег, всё Мефодий Лукич, мы же не Дом призрения!
- Хорошо, договорились – сдался полицмейстер – направлю в «Кавказ» Гурзеева теперь же, и да поможет нам бог!
В собственном кабинете, Хортов сразу же подвергся вопросам Аристарха, о причинах задержки шефа. Угнездившись за свой стол, тот посвятил помощника во всё и вся.
- Вон чего? – шевельнул бровями Аристарх – По-моему старик боится, как бы чего на балу не вышло! – предположил Гайтанцев.
- А что там может выйти? – разбирая бумаги, устало переспросил шеф – Повеса какой, спьяну рыло себе о перила расквасит, буяна лакеи в шею вытолкают, две-три дамы в картинные обмороки попадают… Сервизу рублей на 30-ть ассигнациями спьяну наколотят… Брызгин наш со своей бабьей бригадой, учудит чего-нибудь для куражу…
Любовь моя платоническая, сваха свет-Даурьевна, пошлёт кого-нибудь из приличной семьи… Ну, у нас с пол дюжины физиономий заночуют в итоге… Что там выйдет? А ничего Аристарх, сверхъестественного!
- Я вообще-то о Лудаеве – тихо напомнил помощник.
- А вот с ним случиться, но не на балу у губернатора, и не сегодня, и даже не завтра, но непременно случиться. Теперь наша с тобой задача, дорогой мой лицеист, это правильно принять вдову Заходину с сыном, дать ей отдохнуть не менее суток, и проследить чтоб она по женской слабости своей, дров нам тут на три воза не наломала!
- А вы что, и беседовать с ней пока не будете?
- Буду Аристарх, буду, ну чего ты пристал? Чего ты опасаешься-то? – с лёгким раздражением, переспросил шеф, но помощник, пожав плечами, ничего не ответил, ибо и сам толком не знал, чего опасаться?
- Вот, сам не знаешь, подкатит она прямо к Управе, мне доложат, мы её здесь чайком угостим с конфискованными пышками…
- А у нас что, есть разве конфискованные пышки? – изумился Аристарх, не поняв толком шутки шефа.
- Конфискуем, дело-то не сложное! – продолжая работать с бумагами, улыбнулся шеф.
- Да ну вас -поняв всё наконец, отмахнулся Аристарх – я о серьёзном спрашиваю, а вы всё иронизировать изволите!
- Так, Аристарх, я тут с тобой зашутился, да чуть про важное дело не забыл, мне же теперь к Гончарову надобно лететь, про наш улов вчерашний всё ему рассказать, и упредить под какой личиной, наш оборотень скрывается! – встал Евпатий Гордеич, и выйдя из-за стола, пошёл к вешалке, одеваться.
- Так вышло, что сыскная полиция, у жандармов жирное дело перехватила, - одеваясь, продолжил шеф – и дабы лишний раз не дразнить гусей, надобно сведениями с коллегами поделиться, чтобы потом, при случае, они нам тоже в чём-нибудь подсобили бы, всё, я ушёл! – нацепив шляпу заметил Хортов, и сделав помощнику ручкой, тихо вышел из кабинета. Часы на бюро, мелодично прозвонили 11-ть раз…
От Гончарова, Евпатий Гордеич вернулся довольно быстро, где-то через час, и на молчаливый вопрос помощника, коротко бросил проходя за свой стол.
- Всё улажено, полковник в изумлении!
- А наш… э, ваш план шеф, он, принял?
- Разумеется, хотя и не без намёков, больно уж полковнику нашему, самолично хочется арест произвесть, но тут уж я, сделал вид что намёков не понимаю, мол на медные деньги учен, но агенты жандармерии присутствовать будут- продолжил разъяснять Хортов, и чуть помолчав добавил, - как лицо ответственное, я Гончаровва понимаю, ему ведь самому Бенкендорфу рапорт писать о «совместном поиске изменника Отечеству». Кстати, Аристарх, полковник обрадовал меня известием что Лудаева, как и выродков ему подобных, ищут аж с 13-го года, и только в этом году, выловили троих: одного в Пензе, другого в Киеве, а третьего в столичных салонах нашли, всех вздёрнули, так-то вот…
- А на сколько бал то намечен? – зачем-то спросил Аристарх, на что шеф, как-то задумчиво ответил.
- Бал намечен на пять, значит гости начнут съезжаться уже с четырёх, а теперь четверть первого…
Затем лицо шефа слегка побледнело, и он поглядел на помощника, взором похожим на растерянность.
- Аристарх, а ведь я погиб… - почти не шевеля губами, объявил он.
- В каком смысле? – не совсем понял помощник, где это его горячо уважаемый шеф, успел уже погибнуть?
- Да в прямом, – озабоченно мигая глазами, начал отвечать Хортов – бал этот, чтоб ему провалиться, (нашли время!) в пять, гости начнут лезть в двери с четырёх, и моё семейство ожидаючи меня, ринется к губернаторскому дому, на взятом в наём экипаже, не позднее четверти пятого… А где буду находиться я в это время? Тут, с тобой любезный студент, вдову Заходину принимать как приедет, или ожидать коли ещё не приехала… ну, при всём моём умении наводить мосты, понадобится час на знакомство с ней, на чай с дороги, на введение её в курс дела, и беседу о главном: без нашей команды, никаких драматических жестов изобличения злодея. Затем мы должны будем сопроводить её в номера «Кавказа» и поставить там скрытый пост наблюдения и охраны. Итого, по самым скромным подсчётам, вся эта компания, займёт у нас два с половиной часа, а если Заходина прибудет в три, то я, попаду на бал, никак не ранее шести вечера (это с учётом дороги) Но, Аристарх, что-то гадкое и пакостливое, за левым плечом, сидит, и ехидно хихикая, шепчет мне в уши, что вдова, припожалует в лучшем случае в четыре, и не может быть и речи о том чтоб мне ехать домой, и переодеваться во фрак… И вот, подводя неутешительный итог, я вижу что моё семейство, будет на балу без меня, часа два с половиной, а то и все три… Ка-тас-тро-фа… - на распев, тихо проговорил Хортов.
- Простите шеф, но вы же мне как-то говорили, что у вас с супругой, что-то вроде… договора – неуверенным голосом, напомнил Гайтанцев, но шеф лишь кивнул в ответ.
- Совершенно верно, договор есть, и мы с ней его соблюдаем, но в этот раз, дело сложнее Аристарх… это первый большой бал моих младших, Мишки-недоросля, и Еленочки, радости моей, коей уже почти 14-ть, и папенька должен видеть дочуру и радоваться за неё, Мишка-то напротив, рад будет лишний раз улизнуть от отцовского глаза. А вот дочка, она может расстроиться что я не видел её первого выхода в свет, и первого танца… Соответственно и Наталья Сергеевна моя, не взирая ни на какие договоры, на сей раз, распилит меня вдоль и поперёк… И что делать Аристарх, я не знаю? Лететь домой сейчас и попытаться объясниться? Но это опасно, там наверняка идёт очередная примерка платьев, и живым меня оттуда они не выпустят…
- Записку им послать, где всё кратко и доходчиво разъяснить! – предложил Аристарх
- Гениально! – стрельнув в него пальцем, оценил Евпатий Гордеич, и тут же написал записку, что походила скорее на небольшое письмо… запечатав его, сыщик поручил доставку почты Аристарху «Одна нога здесь, другая там!»
Помощник вернулся через час, когда стрелки звенящего прибора, показывали половину третьего. Однако, гонец вернулся не с пустыми руками, в них он бережно держал увесистый узел. Шеф удивлённо поглядел на Аристарха, похожего на бедного студента, и спроси скорее для приличия.
- Это что, супруга сбрую мне парадную передала?
- Точно так шеф, тут всё есть! – подходя к дивану, и кладя на него узел – Ваш фрак, брюки, сорочка, галстук, перчатки, туфли, и даже цилиндр, вот он, горочкой сверху лежит… прикажете разобрать узел?
- Разбери и разложи аккуратно – думая совсем о другом, распорядился Хортов, продолжая поглядывать то на дверь, то на часы. Пока Аристарх раскладывал на диване вещи шефа, он рассказывал, как его встретили у того в доме. Оказалось, что письмо-таки расстроило маменьку и дочку, но первая, быстро взяв себя в руки, решительно сказала, что не может допустить, чтоб Евпат ий Гордеич, на первый бал своей дочери, ввалился как в казарму, да ещё и в полицейском мундире. Она за 20-ть минут собрала всё необходимое, спросила, как тут насчёт волнений, Аристарх ответил, что с волнениями всё в порядке. Наталья Сергеевна приветливо улыбнулись, и просили передать мужу, чтоб он не беспокоился и не терзал себя ( на его службе это вредно) они с Еленочкой всё понимают, и будут рады видеть его во всякий час, если он конечно, вообще там появиться.
Закончив раскладывание нарядов и рассказ, Аристарх подошёл к столу шефа, и молча сел напротив.
- Слава богу, который надоумил тебя Аристарх, на идею с письмом домой, половина хлопот, и с плеч долой! – облегчённо вздохнул шеф. Аристарх по этому поводу, предложил слегка перекусить в кабинете, получил согласие, и был отправлен за всем необходимым. Перекус под чаёк, и в самом деле оказался не тяжёлым; коллеги съели лишь по паре кулебяк с мясом, и выпили по паре чашек чаю, когда без четверти четыре, появившийся дежурный, доложил что прибыли госпожа Евдокия Михайловна Голунова из Тамбовской губернии, и просют её принять тот час же.
- Где они? - оживился сразу Хортов.
- А вот, уже тут, в приёмной дожидаются!
- Госпожа Голунова пусть войдёт, а молодой человек обождёт в приёмной, тут ему делать нечего – распорядился Хортов.
- Слушаюсь! – козырнул дежурный, и вышел. Через минуту, в кабинет робко прошла женщина в тёмном капоте синего оттенка, широкой длиннополой одежде с рукавами, без перехвата в талии, и дорогой кружевной шали из овечьей шерсти, легко наброшенной на голову. На вид, женщине было лет 50-т, или чуть более того, но она по прежнему прямо держала осанку, подкрашивала волосы, и пока ещё с переменным успехом, но боролась с морщинами под глазами, и вообще весь её облик, выдавал в ней когда-то очень красивую женщину.
- Добрый день господа, я, Евдокия Михайловна Голунова по второму мужу, но по первому, я вдова майора Николая Заходина, павшего жертвой гнусной измены…- представилась дама, голос которой заметно дрожал.
- Будьте добры присесть, любезная Евдокия Михайловна! – вышедший из-за стола следователь, предложил ей удобное кресло, взятое от простенка меж окнами.
- Благодарю вас! – негромко произнесла гостья, и элегантно села в кресло, не облокачиваясь на спинку. Хортов представил себя и помощника, всеми полными званиями и титулами, после чего уже спокойно сев на своё место, обратился к гостье.
- Евдокия Михайловна, вы не представляете как мы рады, что нашли вас, что вы живы, и приехали сюда…
- Ради памяти моего первого мужа, ради возмездия над иудой-Лудаевым, я готова была бы пересечь океан! – эмоционально, но не повышенным голосом, заметила дама.
- Верно ли что ваш муж, майор Заходин, отправил вас с детьми, за двое суток до трагедии в усадьбе? – начал спрашивать Хортов, самую уже суть, а Аристарх всё записывать.
- Да, мы с детьми, выехали с детьми утром 24 сентября, хотя за день до того, собирались весь день – дрогнувшим голосом проговорила она – оставаться было опасно, за наш уездный город, уже более суток шли жестокие бои, и Николай не хотел нами рисковать…
- Как же случилась беда с вашими драгоценностями, Евдокия Михайловна? – осторожно спросил следователь.
- Понимаете ли – она достала платок из сумочки, и немного промокнула глаза – мои драгоценности, хранились в обычной, деревянной шкатулке с замочком. У нас таковых имелось несколько, их прекрасно делал наш крепостной мастер Лука, тоже погиб… Так вот, я была убеждена что положила в дорожный сундук, именно ту шкатулку!.. Страшная правда открылась уже на месте, в городе Пустохине, уже даже и не упомню теперь, где это… Внутри оказалась дешёвенькая бижутерия, которой играли до того мои дети… Поначалу, я грешила на свою рассеянность, но когда мне принесли страшную весть о трагедии в имении, я всё поняла, и лишилась чувств…
- Какова была общая стоимость ваших бриллиантов, на то время? – окончательно уточняя этот вопрос, спросил Хортов.
- Тридцать пять тысяч, на ассигнации! – дрогнувшим голосом, ответила свидетельница.
- Тридцать пять тысяч – задумчиво повторил следователь, и далее сказал – теперь значит на все сорок потянут.
- Потянули бы! – криво улыбнувшись, грустно заметила Голунова.
- Евдокия Михайловна, а как вам удалось избежать нищеты, если были потеряны все драгоценности?
- Благодаря богу, и покойному мужу, который не особо доверял банкам, у нас дома, в потайном месте, хранилось 12 тысяч ассигнациями, и порядка четырёх тысяч, на серебро и золото, вот они-то нас и спасли от участи побирушек! – чуть более ожившим голосом, ответила женщина.
- Евдокия Михайловна, взгляните вот на эти предметы, знакомы ли они вам? – следователь достал из стола картонную коробочку, извлёк из неё перстень и брошку, протянув их даме. При виде этих украшений, с ней случился небольшой прилив сил. Она охнула, вспыхнула, но не позволила себе схватить их, а осторожно приняла в руки, и уронив пару слезинок, при взгляде на них, ответила.
- Да, да Евпатий Гордеич, это наши, из нашей семьи! Вот эту золотую брошь с рубином, Николай подарил мне на день ангела в восемьсот девятом году… А это… это его перстень, он всю жизнь носил его при себе, но на палец как-то не надевал. Этот перстень, в роду Заходиных, передавался только по мужской линии, от отца к сыну, а историю свою этот перстень, если мне не изменяет память, берёт со времён Ивана Грозного, когда в одной из страшных битв, предок покойного мужа, добыл его у турок, и с той поры, его стали передавать как реликвию!.. Да, - спохватилась свидетельница внутри перстня, в том же веке, по-русски, была вырезана надпись, как бы подтверждающая право его владельца!
- Совершенно верно Евдокия Михайловна, но эти украшения, будут возвращены вам по всем правилам, только по окончании следствия, таковы правила! Прошу понять меня правильно и подождать – пояснил Хортов, забирая брошь и перстень обратно.
- Да, разумеется, я подожду, какие могут быть вопросы, бог с вами! Вы только ЕГО найдите! – выделив твёрдо слово «его», с гневом и ненавистью в голосе, попросила гостья, блеснув линзами слёз в глазах.
- Кстати о нём, - вернулся к главной теме следователь – расскажите, как и когда, появился у вас, Перикл Лудаев?
- Этот человек, явился к нам по объявлению в газете, в восемьсот восьмом году, совсем молодым, но уже достаточно образованным человеком. Ему устроили небольшой экзамен, и покойный муж, да и я, остались им довольны! – с горькой усмешкой сказала дама, и слегка распахнула свой капот, в помещении было достаточно тепло.
- Так, хорошо, а вот это его родимое пятно на пояснице в виде летящей вниз рыбы, как оно стало достоянием гласности? – тихо спросил Хортов.
- Ах это – чуть поморщившись, вспомнила бывшая помещица, и рассказала следующее. Лудаев, оказался совсем не чужд ни сбору грибов, ни охоте, и особенно рыбной ловле, сетями, или бреднем, как угодно. Барин с мужиками на пруд рыбачить, и Лудаев туда же, снимет рубаху, панталоны до колен закатает, и тоже в воду лезет, сети поправить, тащить, покрикивать… словом всё это, казалось ему экзотикой, и как он признавался потом, представлял себя в дикой природе…
- И что, ничем и не разу не дал повода заподозрить себя в подлой натуре? – невольно усомнившись, переспросил Хортов.
- Да, вот представьте себе, ничем! – коротко развела руками, вдова Заходина – Умён, образован, вежлив, разве что поругивал слегка всё русское, да восхищался Европой, и особенно Францией, как, впрочем, почитай все в те годы, и не только молодые! – горько заметила женщина.
- Евдокия Михайловна, ответьте, но подумайте хорошо, и основательно – медленно переходя к кульминации, попросил Хортов – а смогли бы вы, узнать Лудаева теперь же, если бы увидели его случайно? Не торопитесь с ответом…
- Я, смогла бы узнать его даже из сотни претендентов! - горячо заговорила женщина, загоревшись вдруг вся – Пять лет, поймите, Пять долгих лет, этот человек, жил в нашей семье, учил детей, сам чуть ли не был членом семьи, и вдруг совершает такое, на что не решился даже самый распоследний наш холоп, коего секли за пьяные дебоши да скабрезности… И уже после, многие годы я видела во сне лицо этого подлеца, этого подонка и предателя!.. Пусть он и постарел, потолстел, отрастил баки или бороду, я узнаю его… я узнаю его душою и сердцем женщины, которую он лишил половины жизни… я узнаю этого «просвещённого европейца» - презрительно, сквозь зубы проговорила гостья – ибо кровь погубленных им русских партизан, вопиет об отмщении!.. – вдова Заходина закончила говорить, и глубоко задышала, эмоции переполняли её всю, но она собралась с силами, и поглядела на следователя, как бы ожидая от него какого-то дополнения к сказанному ей. Тот секунд пять задержал внимание на её напряжённом взгляде, а затем осторожно произнёс.
- Евдокия Михайловна, вы только не волнуйтесь, и держите себя в руках. Дело в том, что мы нашли Лудаева… Мы нашли его не смотря на то, что прошло 26 лет, родилось и выросло целое поколение, изменился и он. Он не беден, на хорошем счету, у него превосходная репутация, у него семья, жена, дети, внуки… мы тщательно всё проверили, вплоть до той родинки на пояснице, и его опознал бывший дворовый ваших соседей… Но, Евдокия Михайловна, главное слово за вами, мы должны быть абсолютно уверены, чтоб не случилось ненужного скандала.
- Он… арестован уже? – тяжело задышав спросила женщина, чуть прикрыв веки.
- Нет, этого ещё не случилось, но случиться, если вы, сможете опознать его среди нескольких персон. Подробности операции, я сообщу вам завтра, а теперь вам следует отдохнуть, номера в гостинице для вас с сыном уже…
- Отчего не сегодня? Я не устала, поверьте! – решительно объявила гостья, на что следователь, смущённо сдвинув брови, ответил.
- Сегодня губернатор, даёт бал в честь помолвки своей младшей дочери, так что сами понимаете, малейшая ошибка либо скандал, выйдет боком многим достойным людям, это во-первых…
- А что же во-вторых? – уже более твёрдым голосом переспросила дама, пару раз искоса, глянув на диван с нарядами.
- А, во-вторых, мы с вами должны сделать всё так, чтобы Лудаев, сам себя выдал, при скоплении свидетелей, вот тогда он будет полностью уничтожен и раздавлен, и никакие уловки или увёртки, уже не спасут его от возмездия. Итак, вы принимаете наше предложение?
- Хорошо Евпатий Гордеич, я даю вам слово, всецело полагаться на вас, и ваш опыт, и вы, пожалуй, здесь правы, он сам должен уничтожить себя! - решительно заявила Евдокия Михайловна.
- Вот и отлично, скоро вас отвезут в гостиницу, там вы обязательно отдохнёте, а завтра, мы с вами продолжим обсуждение этого дела… Кстати, то письмо, что вы писали сестре в Тамбов в ноябре 12-го года, тоже у нас, и после всех этих событий, мы вернём его вам вместе с перстнем и брошью!
- Как?! – искренне изумилась гостья, уже, кажется, совсем освоившись в кабинете строгого следователя – Таня уверяла меня что не получала письма, когда мы встретились после войны!
- Да, курьер вёзший почту, нелепо погиб в лесу, а письмо, спас один партизан, из дворовых ваших соседей, грамотный, сохранил его, и он же, опознал Лудаева, встретив его тут, в городе! – пояснил Хортов.
- Возможно – задумчиво согласилась Евдокия Михайловна, после чего Евпатий Гордеич, поднялся с места (тоже самое сделала и гостья) и подойдя к ней, настойчиво повторил распоряжение ехать ей с сыном в гостиницу и отдыхать. для верности, их проводит полицейский офицер, а на завтра, часов в 11-ть, за ней заедет крытый экипаж, где будет сидеть вот Аристарх Сергеевич, что и привезёт её сюда, в Управу, и в этом кабинете, они окончательно договорятся где и когда, будет поставлена последняя точка в этом давнем, и кровавом деле…
Х Х Х
…Хортов с Аристархом, (который с невероятным проворством слетал на казённом экипаже домой переодеться) появились на балу, едва стрелка часов перевалила за шесть. Хотя помощник сыщика и выглядел довольно элегантно, опытный глаз всё одно сказал бы что он, одевался второпях, чего нельзя было сказать о его шефе, чей фрак, сидевший точно по фигуре, привлекал не одну пару женских глаз. Музыка и танцы гремели уже во всю, Евпатий Гордеич сразу же нашёл своих в бальной зале, они тоже заметили его, (кроме Мишки, что тёрся где-то в углу с другими юнцами) и дочь Елена, страшно оказалась довольна что папенька, хотя и не увидел её первого танца, но от души рукоплескал двум другим: с молоденьким гусарским корнетом, и каким-то безусым юношей, недурной наружности. Затем слегка поклонившись, Хортов тихо покинул залу. Однако в первом же помещении, он наскочил на его превосходительство господина губернатора с супругой, и полицмейстером.
Оба начальника блистали мундирами, и Евпатий подумал, что, пожалуй, он напрасно беспокоился о наряде, вполне неплохо, смотрелся бы и в служебном мундире. Губернатор, состроив деловитое лицо, сразу же поинтересовался ходом расследования и результатами.
- Думаю ваше превосходительство что на днях, смогу быть к вам с докладом, а пока позвольте мне от лица всей сыскной полиции, поздравить вас со столь знаменательным событием в вашем семействе! – Евпатий Гордеич галантно поклонился, чем привёл госпожу губернаторшу в тихий восторг. Опасаясь, как бы сей восторг не вылился в череду пустопорожних вопросов, Хортов применил манёвр стратегического отступления, и улизнул под благовидным предлогом «кое-кого повидать». Следом за ним, по тем же очевидно причинам, поспешил и Разорихин, подхватив по дороге бокал вина, с подноса попавшегося лакея.
- Евпатий Гордеич! – негромко позвал он, и следователь, обернувшись остановился – Отойдёмте к той колонне, - попросил полицмейстер, указывая на одну из белых как сахар колонн, украшавших губернаторский дом.
- Все семеро здесь, с семьями, веселы и непринуждённы, и особенно наш приятель, ну просто душа-человек, и не скажешь коли не знаешь, что скотина форменная! – тихим голосом, поделился Мефодий Лукич.
- Слава богу, но я пока видел только одного Терентьева в бальной зале, флиртовал там с женой своего стряпчего – так же тихо ответил Хортов.
- Да, всё губернское начальство тут, все управляющие и председатели палат, предводитель наш, вон, козлом скачет, а уж помещиков-то с уезду понаехало! – покачал головой полицмейстер, и как бы спохватившись, торопливо переспросил – Что там наша вдова?
- Уже беседовал с ней порядка часа, женщина есть женщина, поначалу загорелась немедленно свершить правосудие, но вняв моим доводам, согласилась принять мой план! – чуть не в бокал начальнику, нашептал Хортов.
- А что за план-то? – таинственно осведомился тот.
- Не придумал ещё, не знаю! – честно и откровенно сознался Хортов, глядя на изумлённого таким поворотом Разорихина.
- Хортов, вы что, с ума сошли? – свистящим шёпотом осведомился тот, замерев с бокалом.
- Нет – качнул головой следователь.
- А как же вы уговариваете меня собрать всех семерых, уговариваете несчастную вдову не опознавать тотчас же негодяя, хотя мы с вами, и так уже его знаем! – начал расходиться полицмейстер, нервозно шевеля бакенбардами – Говорите мне что надлежит действовать по вашему плану, а когда вас о нём спрашивают, оказывается что его и нет! Как вот это всё, понимать-то прикажете?
- Мефодий Лукич, вы, самое главное не волнуйтесь, план, он существует пока ещё в таком, неосязаемом виде, но чёткая канва уже есть. В реализации его будут участвовать несколько человек, в их числе, и сам Лудаев! – сообщил Хортов, преданно и честно глядя на своё начальство.
От последней фразы, брови начальства полезли наверх, а рот чуть приоткрылся, но сыщик поспешил внести ясность.
- Я, с помощью своих людей, поставлю всё так, что предатель, вообразив себе, что это всего лишь игра, сам, своими руками, подаст нам себя, как порося на блюде! Завтра, в течении дня Мефодий Лукич, вы будете посвящены во все подробности моего простого, но не скрою, коварного плана! – пообещал в конце Хортов.
- До завтра! – недовольно, но уже не столь сильно, буркнул Разорихин, - А почему бы просто не арестовать его на основании показаний мещанина Подмёткина, и доктора Тимошевского? Раз и всё, и никаких планов!
- Здесь, на балу у губернатора? – приподняв одну бровь, таинственным голосом, почти себе в нос, переспросил Хортов, и не дав полицмейстеру вставить хоть слово, с задумчивым видом предположил – А если он вооружён?! Это без пальбы не обойдётся, одного фарфора с хрусталём наколотим рублёв на триста или пятьсот, если на ассигнации-с… А коли на серебро перевесть, то и в тыщу не влезет…
- Какие ассигнации?! – гневно зашипел полицмейстер, запутавшись в красноречии подчинённого – И при чём тут фарфор с хрусталём? Что вы мне здесь, несёте стоите?!
- Я говорю, что Аристарх мой, стреляет скверно, шельма… Так что в случае чего, губернатор с дочкой, эту помолвку запомнят на долго, да ещё вдова…
- Чья? – недоверчиво переспросил полицмейстер.
- Ну наша с вами, основная свидетельница, я её отдыхать в гостиницу с сыном отправил, с дороги они. А назавтра в 11-ть утра, её Аристарх Сергеич привезёт, и в кабинете, я, она, он, и вы конечно, обсудим и детально подготовим мой план… Так что не волнуйтесь уважаемый Мефодий Лукич, отдыхайте и веселитесь сегодня… Ну поймите же – голос следователя стал обычным, без тени иронии – некуда ему уже деться, некуда, даже если б он и захотел это… Дом, под двойным круглосуточным наблюдением, то же и в банке с его счётом. Всё, Лудаев догуливает на свободе последние дни, это я, вам говорю!
- Ну коли так, хорошо – остыл Разорихин, но предупредив что раз Хортов всё желает сделать по-своему, то и отвечать за всё, будет только он один!
- Это, уж как водиться! – согласно кивнул Евпатий.
- Значит, завтра в 11-ть! – повторил полицмейстер, и шагнувши в сторону, растворился в пёстрой гуще гостей, а Хортов, ища глазами Аристарха, прошёл в другое помещение, где был немедленно изловлен собственной женой, интересовавшейся есть ли у её мужа совесть, и услышав что есть, потащила его в бальную залу, объясняя это тем, что уже устала танцевать со знакомыми и не знакомыми кавалерами, и желает хотя бы пары танцев, с законным супругом, да и Еленочка тоже желает на это полюбоваться. После этого, Хортов поцеловав ей руку, тихо прошептал на ушко.
- Наташ… вот когда ты так, по-простому просишь, то хоть три танца, дорогая моя жёнушка!
И чета Хортовых, что называется с разбегу, ринулась в пучину бала!
Измотав благоверную в трёх подряд энергичных танцах, он повёл её и дочку в буфет, где первая получила бокал игристого вина, а вторая, лимонад и пирожные. Себя Евпатий Гордеич, скромненько угостил рюмкой коньяка, и сославшись на службу, временно оставил своих красавиц.
Вскоре нашёлся и Аристарх, да не один, а с незабвенной Дарьей Даурьевной, чей горячо уважаемый муж, затерялся в компании отставных военных.
- Ба, какая встреча, кого я вижу! – сыщик радостно чмокнул сваху в подставленную ручку, и для начала, спросил, как движутся дела? Княгиня рассказала, что уже близка к успеху с дочками Брызгина, (они, кстати, всем семейством тут) ну и в остальном тоже ничего не случилось.
- Так, Евпатий Гордеич, а у вас что есть мне порассказать? – полюбопытствовала в ответ, молодпая сваха, и услышала ошеломляющий ответ.
- Есть Дашенька, и даже более чем порассказать, но и кое-что, тебе предложить! – негромко сказал Хортов, и жестом предложил ей отойти в сторонку, где начал речь с таких слов.
- На днях Даша, на одном из званных вечеров, я бы хотел просить тебя помочь мне, разыграть одного старого приятеля…
Когда спустя десять минут, они все втроём входили в ту залу, где гости отдыхали от танцев посредством бесед на отвлечённые тем, либо игрой в карты за тремя зелёными столами, Даша, исполненная самых радостных перспектив попроказничать, согласно кивала головой, и тихо говорила.
- Разумеется! С удовольствием вам помогу, любезный Евпатий Гордеич!
- Вот и славно, только всё это, строжайший секрет, а то розыгрыш не удастся, и всем будет не смешно! – последнюю фразу сыщик произнёс настолько убедительно, что его платоническая протеже, поклялась скелетом Федей, что жил у неё в углу комнаты, что никто, даже муж, ничего до поры не узнает!
- Да, и Феде тоже ни слова! – тихонько хохотнул Евпатий, а за ним грохнули и Аристарх с Дашей. Затем, Евпатий Гордеич стал рассматривать публику. Дамы шепчутся про меж себя, иные невинно флиртуют с кавалерами, мужчины разного калибра и звания чего-то бурно обсуждают. Ага, среди них трое из списка, только управляющего Палатой госимущества нету, очевидно с губернатором… так, кажется Овчаров, Геннадий Григорич, в своём мундире с орденами да крестами, Брошук Касьян Георгич, коллежский асессор в отставке, в сером сюртуке словно Бонопарт, тут где-то и жена его…
А, господин Вулич, Фёдор Исаич, царь и бог более трети городских модниц, один из богатейших людей города, поручик санитарной команды в отставке… Так, в дверь вошёл с каким-то немцем, Фёдор Евстафьевич Бузалыкин, знаменитый рантье, ни черта не делает, за него всё делают его деньги и влияние… Так, а что там за столиками? О! Брызгин с другом Микиткиным, капитан Туркин, любовник старшей племянницы полковника Гончарова, председатель клуба Осипенко, председатель Гражданской палаты Хашцевич, Аполлон Аполлоныч даже тут, стучит трефами по червам… Почтмейстер, Иннокентий Борисович, ну, куда ж без него-то? О, князь Шестопёров Дмитрий Юрич тоже решил в свет выйти, похвально…
Ага, а вон и ещё двое из списка играют с судьбой в пики с бубнами… Молоканов Алкид Григорич, цельный столоначальник в присутствии, богат, семья, прислуга, экипаж с тройкой, а с ним господин Данилов, Поликарп Семеоныч, отстаавной майор интендантской службы, в годах уже, за 50-т ему, большая семья в большой квартире, прислуга есть, а экипажа своего отчего-то не завёл. То ли жаден по привычке, то ли не за чем ему, наёмные дешевле обходятся. А рядом-то, ба, сам полковник Гончаров, Никита Юрьевич, в мундире, при всех регалиях!
- Видел? – едва слышно, на ухо спросил Хортов помощника, тот молча кивнул, но чуть погодя, всё же шепнул.
- Здесь подлюга… эх кабы место иное было! – с сожалением заметил он после.
- У самого руки зудят, но нельзя брат, - вздохнул Хортов, незаметно наблюдая за объектом.
- Шеф, а Гончаров с нами шутку не выкинет? - осторожно осведомился Аристарх, на что услышал.
- Нет, не выкинет, не бойся… Мы с ним всё обсудили, и дали друг другу слово. Я ему верю, иначе сыграл бы иную пиеску Аристарх – проговорил шеф, и жестом позвал помощника за собой к столу, где и играл начальник губернской жандармской Управы.
- Вечер добрый господа! – громко поприветствовал всех Евпатий Гордеич, игроки, поглощённые баталией, лишь закивали в ответ, дабы не сбиться, но полковник, всё же спросил, что называется по ходу.
- А отчего это вы Евпатий Гордеич, ныне так опоздать изволили?
- Да волокита всё с этим делом покою не даёт! – поморщился сыщик, на что столоначальник Молоканов, полюбопытствовал.
- Это, то дело, где измена была в Отечественную?
- Да, оно самое, писанины много, а толку пока мало господа! – скупо ответил сыщик, и извинившись, они с Аристархом отошли к группе мужчин, обсуждающих всякую всячину, но появление среди них знаменитого следователя, заметно оживило разговор.
- Евпатий Гордеич! – дружелюбно обратился к нему, один из чиновников канцелярии вице-губернатора, Верёвкин, Павел Леонтьевич, - мы вот тут сбежали все от большого шума, и беседуем о разном, в том числе и о вашем таинственном деле!
- В самом деле? – притворно удивился сыщик – И чего же господа вы можете столь бурно обсуждать, коли даже мне, практически нечего сказать по этому поводу? Материал скуден, да и противоречив, - напуская им тумана, говорил полицейский.
- Как? Разве история с перстнем, что рассказал нам сегодня князь Шестопёров, не достойна пера таинственного, и зловещего романа? – с придыханием переспросил побледневший от волнения почтмейстер, на круглой лысине и двойном подбородке которого, выступила испарина.
- Не знаю Иннокентий Борисович насколько она таинственна и зловеща, но пера она достойна, моего пера, пера следователя сыскной полиции! – прозаически и неинтересно, обрубил Хортов всю романтику.
- А верно говорят, что этот, как его, Лу… Лудаев, переменив внешность и имя, живёт среди нас? – тревожно осведомился, подошедший только что, председатель гражданской Палаты, Хашцевич.
- Верно Аполлон Аполлоныч, те скудные данные коими располагает следствие, позволяет сделать подобное предположение! – ответил ему следователь.
- Уму непостижимо! – воскликнул Хашцевич.
- Да может ли вообще такое быть? – крутясь своим невысоким ростом как шарик, тараторил почтмейстер – За четверть века что изменник живёт здесь, он уж наверняка бы как-то выдал себя?
- Чем же, например, позвольте полюбопытствовать? – своим хрипловатым голосом, иронично переспросил отставной капитан Петлицин, Николай Васильевич, известный в городе бильярдист и острослов.
- Ну, я не знаю, ну чем-нибудь, да выдать должен был! – неуверенно ответил почтмейстер.
- Возможно только одно господа, - состроив весёлую физиономию, продолжил Петлицин- – тот Лудаев, по ночам переодевается Наполеоном, и до утра орёт «Марсельезу» и как это до сих пор соседи, квартальному не донесли? Сообщники должно быть…
Кругом весело засмеялись, но задетый этим почтмейстер фыркнул, и переместился в другую сторону, от едкого капитана.
- А всё же, кроме шуток, скажите, Хортов, он что и на балу теперь может быть? – не отставал Хашцевич.
- Ну ладно, ладно господа, - «сдался» Хортов – я понимаю, что вы так просто от меня не отстанете, а посему, я открою вам одну вещь, которая и без того уж скоро станет ни для кого не тайной. Преступник, увы, скрылся из города, но следы его, ведут в один из уездов нашей губернии…
- А в какой? – зачарованно вопросил кто-то из компании.
- А вот это, следственная тайна! – официальным тоном, объявил Хортов. По мере нарастания, разговор привлёк других слушателей, пришлось даже принести стулья, коих хватило не всем… Пришли даже игроки, оставившие один из столов, и только за вторым шла жаркая баталия, так же привлекшая публику.
Капитан в отставки Овчаров, спросил у сыщика, какая нужда заставила покойного пристава, искать встречи с Лудаевым, в проклятом доме в Заречье?
- Нил Касьяныча, подвела самоуверенность, и беспечность, он очевидно и в мыслях не держал что преступник, может решиться на крайние меры – ответил Хортов, стараясь выглядеть невозмутимым.
- А как же стало известно, что это не уголовщина, а измена, аж с 12-го года? – дрогнувшим голосом поинтересовался коллежский асессор в отставке, Брошук, Касьян Георгич, нервозно ёрзающий на своём стуле.
- Пристав оставил в своих личных записках упоминание об этом давнем деле, о партизанском отряде Заходина, и о том, кто их выдал французам господа… Отряд погиб, но ничего более в бумагах Нил Касьяныча не было, в противном случае, предатель уже сидел бы в каземате, и давал показания – с сожалением заметил Хортов.
- А вот я слышал, что приставу, на Лудаева указал некий человек знавший его прежде, верно это, или слухи? – протерев лоснящееся от пота лицо, спросил рантье Бузалыкин, подавшись несколько вперёд.
- Был свидетель, но приметы его столь туманны и типичны, что подходят половине обычных горожан, а посему найти его будет столь же легко, сколь иголку в стоге сена! – устало поморщившись, ответил Хортов.
- Ну что-то полиция всё же нашла? – кашлянув в кулак и расправив пышные бакенбарды, вопросил отставной майор интендантской службы, пожилой, 51-летний господин Данилов, Поликарп Симеоныч, обладатель большого семейства, и при этом не державший собственного экипажа.
- Нашли брошку вдовы Заходиной, да вот благодаря наблюдательности нашего уважаемого князя Шестопёрова, перстень погибшего майора Заходина – перечислил следователь, задержав взор, на ордене одного из офицеров. Князь нехотя подтвердил это, и в свою очередь, поинтересовался о судьбе Евдокии Заходиной.
- Увы князь, - прикрыв на миг веки, печально вздохнул сыщик – сия достойная женщина, затерялась где-то на просторах России, и жива ли она вообще, узнать не представляется возможным, столько лет минуло!..
Князь, перехвативший взгляд следователя, и сразу понявши его ответ, придал своему лицу задумчивость и удрученность.
- Да-с… последний раз, я был у неё в 14-ом, а после заложение ей имения в казну, я, увы, навсегда потерял её след…
- Ну а всемогущее Третье отделение нас чем-то порадует, а, господин полковник? – обратился к полковнику Гончарову, столоначальник Молоканов, Алкид Григорьевич, солидно выпятив вперёд, свои расчёсанные бакенбарды. Но и Третье отделение, ничем слушателей не порадовало, кроме того что по их данным, Лудаев скрылся из города в одном из уездов, но следом уже посланы курьеры и чиновник по особым поручением с секретным предписанием, и можно надеяться что уже зимой, изменник будет изобличён и задержан в некоем уезде.
- Интересно, он что же, жил среди всех нас? – неким недовольным тоном, вопросил отставной капитан Овчаров, отдуваясь от волнения, ему от чего-то стало жарко.
- А сами-то как думаете? Конечно жил, коли его тут ловили! Право Геннадий Григорич, престранные вопросы задаёте! – подал голос, молчавший до того господин Вулич, владелец магазина «Моды и шляпы» Его приподнятый, и даже несколько весёлый тон, не понравился Овчарову, и он заметил Вуличу, что ничего весёлого в своём вопросе не видит.
- Ну будет, будет вам уже господа, довольно! – встрял коллежский асессор Брошук – Тут все свои, чего ж политесы-то разводить? И обижаться Геннадий, тебе прости брат, но не солидно!
На эти слова все одобрительно загудели, и Овчаров махнувши рукой, отвернулся в сторону.
- Капитан очевидно хотел знать, под каким именем, жил среди нас Лудаев – примирительно бросил последнюю фразу майор Данилов, повернув голову к своему соседу-почтмейстеру. Но лысоватый кругляш ничего не сказал, а лишь коротко развёл руками.
- Имя было у него, но в интересах следствия, оно покамест не может быть объявлено! – поставил точку в этом вопросе, полковник Гончаров.
- Жаль, хотелось бы знать, под какими именами, скрываются подобные субъекты! – досадливо проговорил рантье Бузалыкин, протирая свои очки.
- А тебе на что, Фёдор Евстафич? – кашлянув, саркастически спросил Алкид Григорич Молоканов, - Или думаешь если на ренте своей погоришь, в бега податься?
-На ренте, я не погорю почтеннейший Алкид Григорич, - в тон ему, язвительно начал Бузалыкин, - у меня три дела, и хоть одно, да не продаст. А вот вашего брата столоначальника, года не проходит, чтоб трёх-четырёх по губернии, на цугундер не взяли, да вот и Евпатий Гордеич наш подтвердить может, что называется, от первого лица! – рантье поглядел на Хортова, и тот улыбнувшись, согласно кивнул.
- Да уж, распустилась наша чинобратия, вот и сажаем, но вы, Алкид Григорич, не берите в голову, вас, покуда ни на чём не поймали, так что служите себе честно, как и до того служили-с! - чуть кивнул Хортов.
- Благодарю, за расположение! – каким-то уже скрипучим голосом ответил столоначальник, но судя по его закисшей враз физиономии, настроение его испортилось надолго…
- Однако господа – поправив галстук, подал голос бывший майор интендантской службы – почему этот Лудаев, не скрылся за границей? Отчего с французами не ушёл?
- Очевидно господа, сей моральный содомит, я изменников иначе не называю, опасался что мусью, сидевшие к зиме уже на изумительной диете из падали и человечины, не сманжетят его в походном казане заместо барана! – глухо прорычало что-то с боку, и все увидели что это господин Брызгин, подошедший минут пять назад, и слушавший разговоры молча.
- Ну уж вы без своих колкостей не обойдётесь! – смущённо заметил ему почтмейстер, на которого Брызгин, впрочем, не обратил никакого внимания.
- Кому б он там за границей нужен-то был? – мрачно заметил князь Шестопёров, и продолжил – Хоть и ограбил хозяев своих как последняя тварь, но дурака-то видать не праздновал… С ошмётками разбитой армии, в холоде и голоде, ещё поди скройся, дойди до Европы-то! Иль впрямь сожрут как Кондратий Андреич заметил, иль просто прирежут да ограбят… Холуи-то, они даже французу тогда надолго нужны не были! Вот он и свинтил в Рязань, где его в августе 13-го года, сосед Заходиных, граф Урупцев едва не словил!
- Пожалуй, ваша версия, самая подходящая князь! – одобрительно заметил Хортов, а майор Данилов, молча развёл руками.
- Наше ведомство, придерживается именно такой версии – отозвался полковник Гончаров, - изменник рассудил трезво: в Европу бежать надо в мирное время, а когда ты в составе разбитой армии, то бечь надо в обратном направлении, в землю тобой ненавидимую и проданную, так меньше шансов что сыщут и повесят…
- И что, часто находят? – отрывисто спросил вдруг Алкид Григорич, выйдя ненадолго из плохого настроения, и перейдя в озабоченное.
- А то как же! – бодро воскликнул Гончаров, глядя ему в глаза – Вот только в этом году, найдя, повесили трёх негодяев: в Пензе, в Киеве, и в Петербурге! Так что, ловим помаленьку…
- А что же срок давности-то? – подал голос, король женской моды, господин Вулич, растерянно захлопав глазами.
- Деяния, подобные тому, что совершил Лудаев, у нас в Отечестве, срока давности, не имеют! – негромко, но отчётливо, объяснил полковник.
- Господа, а не засиделись ли мы тут, а? Может пройдёмте в буфет, или в бальную залу, там всё-таки повеселее, и дамы прекрасные без нас скучают уже поди! - предложил Хортов, и большая часть собеседников с шумом и гамом, поднялась с мест, и гудящим потоком поплыла туда, куда предложил Евпатий Гордеич…
В буфете, вооружившись бокалами вина, Хортов и Брызгин оживлённо разговаривали.
Кондратий Андреич, в частности, похвалился.
- А у меня же в жизни, Евпатиий Гордеич, появились изменения, могущие стать радостными!..
- Какого рода ваши изменения? – для поддержания беседы, поинтересовался сыщик.
- Женского – как в трубу, прогудел помещик, и с затаённым удовольствием добавил – Ваша платоническая крестница, Даша Штыкова, взялась пристроить трёх моих кобылиц, что уже во всю бьют копытами, и требуют от меня, себе мужей… И взялась-то вроде недавно, но ныне, шепнула мне по секрету, что у моих дочек, появились уже симпатии… Ну, не женихи покамест, но надежда есть! – вкрадчиво прошептал один артиллерист, другому.
- Ну, если вы не станете Дашу торопить излишне, то я думаю, что она так сумеет опутать эти три пары, что под венец, пойдут что называется повзводно! – улыбнулся Евпатий Гордеич, на что Брызгин, согласно тряхнул своей гривой.
- Да я на всё уже согласен, только б их с плеч долой… Ить всю кровь попили, да. Да эта свояченица ещё – скривился помещик.
- Ну и ей думаю может чего перепадёт, от Дашиных щедрот – предположил Хортов
- Хотелось бы – тоскливо сказал Кондратий Андреич,- а то она от тоски любовной, уже нервная вся делается!
- Ну так помогли б ей сами-то? – тихо намекнул Евпатий, на что услышал.
- Да я по малости и так уже действую, там ущипну, там шлёпну, сям притисну, где в уголке, но не более того! – голос помещика стал глуше – Я, меру знаю, веду заградительный огонь из мелкого калибру, не расчехляя основного, осадного орудия!
Хортов искренне засмеялся этой пошловатенькой, но до боли знакомой по годам полковой службы, казарменной шутке.
Бал меж тем продолжался. Хортов появляясь то тут, то там, получал от своих людей короткие реплики «Он здесь, ведёт себя обычно» или «Объект не делал попыток уехать раньше», и наконец «Ему весело шеф, или блефует, или впрямь успокоился». Евпатий нашёл в одной из комнат князя Шестопёрова, где он, покуривая чубук, повествовал собравшимся вкруг него мужчинам и женщинам, свои боевые истории. Извинившись перед слушателями, Хортов «похитил» у них старика на четверть часа, и примостившись в один из уголков у окошка к статуе пегаса, следователь некоторое время чего-то князю рассказывал, вернее на что-то того уговаривал, и в конце, Шестопёров подав Хортову руку, твёрдо сказал.
- Можете всецело на меня рассчитывать Евпатий Гордеич, не подведу! За честь почту предоставить свой дом, ради такого дела, да хоть в харю ему погляжу, что за образина такая окажется… сделаю, всё! – повторил Шестопёров, и на сём они расстались. Дальнейший ход бала уже ничем для полицейских агентов интересен не был, и по его завершению, двое незаметно повели Лудаева до дома, прочие потянулись до своих. Еленочка Хортова, сидя в экипаже, всю обратную дорогу благодарила дорогого папеньку, делилась волшебными впечатлениями, намереваясь теперь не пропускать ни одного бала, но сей порыв был слегка осажен маменькой, заметившей, что на все балы подряд, ездить они не смогут, но на самые интересные, пожалуй. Дочка на предложенное условие, согласилась…
Х Х Х
С губернского бала, прошло три дня. Уже на другой день, как и было запланировано, в кабинете Хортова прошло небольшое совещание в составе его с помощником, и полицмейстера с основной свидетельницей, Евдокией Михайловной. По виду воинственно настроенной женщины, было понятно, что она рвётся в бой теперь и немедленно, и полицейские приложили не мало усилий, чтобы вновь успокоить её. Евпатий Гордеич, излагая ей свой план, потребовал от майорской вдовы, всю её волю и собранность, и к тому же, у неё будет замечательная помощница, с которой они познакомятся в день премьеры. Евдоокия Михайловна успокоилась совсем, когда узнала, что всё произойдёт в доме их общего с покойным мужем друга, князя Шестопёрова. И самое главное, сам момент разоблачения предателя, был целиком передан ей, чем она оказалась безмерно тронута, и поклялась не ударить лицом в грязь.
Званый вечер в доме князя Шестопёрова, да ещё по пригласительным билетам, заинтриговал многих, ибо князь, очень редко устраивал что-либо подобное, но зато вечера в его доме, всегда запоминались гостям надолго. Евпатий Гордеич, на сей раз появился один, без семейства, облачённый в свой парадный военный мундир с наградами, а сопровождавший его Аристарх, красовался в обычном чёрном сюртуке под белую сорочку с галстуком. Князь, зазвал на свой вечер человек сорок. Среди самых именитых, в сером сюртуке и белых брюках, присутствовал управляющий Палатой госимущества Терентьев, Пётр Силантьтевич, оживлённо беседовавший с господином Вуличем, разодетым как водиться по последней моде. Пехотный капитан Овчаров, Геннадий Григорич, бурно обсуждал с кругляшом-почтмейстером, перспективы нового мятежа в Польше, майор интендантской службы Данилов, Поликарп Симеоныч, сидя на стуле рядом с невесть как попавшим сюда Автондилом Приркеаловым, философствовал с ним на тему европейского просвещения и русской косности и отсталости, причём старшее поколение, аргументированно не соглашалось с молодым.
Столоначальник Молоканов, Алкид Григорич, подцепив двух разговорчивых дам бальзаковского возраста, веселил их анекдотами из светской жизни. Рантье Бузалыкин, вышагивая гордо, подобно журавлю, пока только со всеми раскланивался, очевидно подбирая себе, не очень едких собеседников. Коллежский асессор Брошук, Касьян Георгиевич, безуспешно пытался приударить за свояченицей присутствующего здесь со всем табором, помещика Брызгина. Ни внешность, ни манера вести беседу, очевидно не привлекали Клеопатру Егоровну, рыскавшую глазами по другим мужским фигурам. Нарядившаяся словно на королевский бал Дарья Даурьевна, успела уже обследовать все доступные комнаты, завести новые знакомства, испортить настроение вице-супругу, и уверить настоящего, что вечер пройдёт незабываемо! При этих словах, князь Сергей, озадаченно задумался…
Полковник Гончаров, к удивлению многих, появился в выходном чёрном фраке, и злые языки уже зашептали, что он тут явно не просто так… Уже мелодично, под потрескивание свечей, пело итальянское фортепьяно, в дальнем углу, игроки организовали за столом зелёного сукна небольшой банчик, а четыре роскошные дамы, стоя неподалёку, о чём-то загадочно шептались, ритмично работая красивыми, яркими веерами.
Посреди нарастающего куража, внезапно встретились две давние соперницы, Ирина Анатольевна Красавина, ходившая в любовницах Хортова, под нумером первым, и Олимпиада Викентьевна Тихонова, владелица магазина-ателье, носившая такой же титул, но, под нумером вторым. Дамы, презрительно встретили друг друга уничтожающими взглядами, и не издав ни звука, разошлись подобрав пышные платья, подобно двум стопушечным фрегатам, готовившимся к возможной баталии. Хортов, увидавший их со стороны, спохватился поздно «Этих здесь только для пущей страсти не хватало, ну удружил князь!»
В течении последующих 15-ти минут, обе они, по очереди подплыли к нему, тяжело дыша намеренно выпуклой грудью, упрекая вначале что он «холодный и бессердечный» совершенно их не замечает, и подозревая его в симпатии одна к другой, требовали сегодняшний вечер и последующую ночь, провести каждая с собой персонально! Евпатий Гордеич собравши в кулак всё своё мужество, коротко, но, по сути, разъяснил каждой в отдельности, что он верен только ей, а всё прочее, не более чем водевиль. Насчёт же вечера и последующей ночи, полицейский разъяснил что он на этом вечере сугубо по службе, выслеживает весьма опасного брачного афериста по приказу губернатора, так что на счёт ночи, это как фортуна ляжет, вернее карта! После этого, Евпатий решил хотя бы не надолго отделаться от истосковавшихся любовниц.
Когда наконец всё немного согрелось и разохотилось, хозяин дома пригласил всех за богато накрытый стол, под хрустальными люстрами, и шумная ватага гостей, стараясь не мешать друг другу прошла в банкетную залу, и вечер начался!..
Разнообразные разговоры витали за этим столом под звон бокалов, и позвякивание столовых приборов. Основные же касались минувшего губернаторского бала. Женская половина обсуждала саму помолвку, и платье губернаторской дочки, находя его то «очень милым», то «сплошным мещанством только с бриллиантами», а то и «вполне достойным молодой барышни».
Мужская же половина находила более достойным, обсудить вина, закуски, и табак, что в изобилии был предлагаем гостям. Затем, самой горячей темой, стала предстоящая свадьба. Подавляющее большинство гостей сошлось на том, что в такую собачью погоду, свадьбы играют разве что помешанные, либо когда у родителей невесты, уже нету времени ждать (это, обсуждали в пол голоса).
Помещик Брызгин, в подобных спорах не участвовал, ибо сам лично, планировал этих свадеб, по крайней мере три, и одну держал в резерве, а потому спокойно поддакивал либо возражал, лишь по вопросам сугубо военным. Например, он совершенно уничтожил в моральном плане Автондила Прирекалова, утверждавшего что России, следовало бы всему учиться у стран Европы, и, в частности Франции, Австрии и Англии, потому что «у нас тут ничего дельного быть не может от врождённого невежества!»
- Что-что?! – хрипло прогудел тучный капитан, трудясь над молочным поросёнком – Вам, молодой человек, не нюхавшим не то что пороху, а и уксуса из бутылки, (все кругом заулыбались, а Даша даже подхихикнула) пристало рассуждать на подобную тему?! А с какой стати, позвольте полюбопытствовать, а?!
- А с той, что я из послевоенного поколения, и всего почитай, добивался сам! – с пафосом начал было Автондил, но Брызгин, заочно уже многое знавший о вице-муже своей последней надежды, язвительно поддел «вольного философа с идеями».
- А квартирку на Бондарной семь, во втором этаже, в несколько больших комнат, да дворового человека при вас, чтоб панталоны по утрянке вместе с кофием вам подавать, вы, как, милостивый государь, на свои содержите, на заработанные, или маменька с папенькой из деревни присылают на постигание?
- Родители обязаны содержать своих детей, давая им дорогу в жизнь, это их общественно-нравственный долг!- с пафосом, как обычно, попытался было отбиться Прирекалов, но явно не рассчитал своих сил.
- Мне в Отечественную, было меньше, чем вам теперь сударь, - низким, хрипловатым от природы голосом, перешёл в атаку отставной капитан – а я со своей батареей, по уши в пыли и крови, отступал огрызаясь аки пёс, в арьергардных боях от границы до Тарутина. И ни в одном сражении, слышишь ты, философ, - грубовато дрогнул голос у Брызгина – мы с моими ребятами не то, что пушки единой твоей Европе не оставили, пустого зарядного ящика на понюшку им не дали! А уж как погнали супостата обратно до самого Парижа, то во всех почитай их странах, я такого на их «вежество» насмотрелся, что непристойно будет вот за этим столом сказать!
А коли вы молодой человек, желаете с европейцами теми в их повадках сравняться, так вы легко это сделать сможете: разведите на себе вшей с блохами, и не мойтесь неделями, поливая себя духами, вот и станете совершенно просвещённый европеец!
За столом кто-то смущённо зашикал «Кондратий Андреич, уж вы за столом-то про эдакое!» а кто-то, напротив, одобрительно загудел. Автондил, задетый за живое вскочил, бросил на стол салфетку, и с гордо поднятой головой, демонстративно через всю залу, удалился в другую комнату.
- Так их стервецов и надобно учить, а то ишь ты, мы, русские воины, должны у битых нами басурман просвещению учиться, чёрта лысого им одного на всех! – недовольно воскликнул капитан Овчаров, наливая себе вина.
- Ну, кое-чему и у супротивника не грех бы выучиться – слабо подал голос, отставной коллежский асессор Брошук, ища глазами поддержки у сотрапезников.
- А вы правы, Касьян Георгич, - неожиданно для всех, поддержал его полковник Гончаров, разделывающий ломоть лососины – Я бы, у немцев перенял только одно, но самое важное: исполнение законов, и ничего более нашей матушке-России не нужно. Например, по закону, смертной казни подлежит не только выживший дуэлянт, но и секунданты, но! – полковник поднял вверх столовый нож – С момента написания закона, и по сей день, я не слыхивал чтобы он, применялся как предписано. Если он бы действовал как должно, сколько достойных людей осталось бы жить, про Пушкина уже и не говорю, год прошёл… Или по крайней мере его убийца Жорж Дантес, не ушёл бы от наказания!
- И уголовщины под дуэль замаскированной, не стало бы! – поддержал его речь Хортов.
- Да господа, учиться-то может и надо, а вот раболепствовать не стоит – высказал мнение управляющий Палатой госимущества Терентьев, налегая на солёные грибочки.
- Я, господа, рискую быть не понятым, но полагаю, что моды заграничные, всё же наших выше будут! – подал реплику господин Вулич, сидящий в окружении дам, что всячески его оберегали.
- А ты не рискуй, Вулич! – усмехнувшись, бросил ему слегка захмелевший капитан Петлицын, мастер острого слова и бильярда. Король дамских шляпок, рюшечек и фестончиков, счёл для себя за лучшее, не продолжать спора с нетрезвым офицером (нагрубить ведь может, мужлан!)
- А я вот, с французов перенял рентой жить, рантье по ихнему, и живу не тужу, и русский квас пью, и ихние блюда, окромя кошатины с лягушкими, тоже могу употребить… - начал было господин Бузалыкин, но несколько возмущённых кулинарными подробностями французской кухни дам, и кругляш-почтмейстер, поспешили выскочить из-за стола, и ретироваться в соответствующие комнаты.
- А чего вы возмущаетесь? – ухнул вновь своей «трубой» Брызгин, спокойно доканчивающий поросёнка – уж коли просвещаться от француза с австрияком да англичанина собрались, то извините-подвиньтесь, просвещайтесь голубчики полной ложкой, до дна!
- Я с вами абсолютно согласен – заметил ему, майор-интендант Данилов, сидевший напротив – вот я тоже в ту войну, под обстрелом, под налётом кавалерии, а по мере возможности, провиант нашим доставлял… И скажу честно, беседуя с пленными французами, узнавал с их слов о таком бардаке в их войсках, который и нашим не снился!
- Ав ы, простите, в отставку в молодые годы ушли? - осторожно переспросил его, столоначальник Молоканов, подцепивший на вилку, здоровенный кусок ветчины.
- Да, Алкид Григорич, - хмуро кивнул майор Данилов – сразу по изгнании Бонапарта из пределов Отечества, зимой 13-го года, так что до Парижу не дошёл! – невесело повёл бровями, бывший интендант.
- А отчего ж это случилось? – полюбопытствовал Хортов, наливая вина с начало себе, потом соседу-офицеру.
- Наветы и доносы, поломали мою карьеру – начал объяснять Данилов – к тому же, я оказался не чувствителен к намёкам «Продать излишки нужным людям»… ну вот видимо на моё место, понимающий и сел! – заключил майор, и налил себе водки из графина. Вернулись брезгливые дамы и почтмейстер, с лицами, начисто лишённых настроений.
- Да, сесть на чужое место, мечта многих! – внезапно сказал молчавший дотоле, князь Сергей Штыков. Застолье продолжилось ещё где-то с пол часа, и под его угасание, князь Шестопёров вдруг встал, и с совершенно сияющим лицом, хлопнул трижды в ладоши, и громогласно пригласил всех пройти на верх, в большую гостиную, для разогрева крови и разгона дурного настроения, поиграть в различные весёлые игры, например фанты, шарады, и многое другое.
- Прошу господа! – простёр старик руку, в сторону каменной лестницы, ведущей наверх. Гости, гудя как весенние пчёлы на цветах, кучками и по одному, потянулись на верх. Последними, замыкали шествие Хортов и Аристарх, заключительный акт трагедии, начался.
Большая гостиная и в самом деле оказалась таковой: в ней располагался один большой стол посередине, и несколько маленьких столиков у стен (на всех разумеется горели канделябры, и стояли бутыли лёгкого вина, бокалы, и вазы с фруктами) Три или четыре отливающих слепящим серебром зеркала, в резных потемневших рамах, висело по стенам, вкупе с полудюжиной фамильных портретов. Бронзовые, напольные часы-великан с дверцей, массивно выделяясь причудливыми литыми украшениями из древних сюжетов, неопределённых стран, стояли напротив широкого камина, тоже представлявшего собой, произведение искусства. Камин горел, и это, ещё навевало жажду чего-то необычного, или даже таинственного. Прекрасный паркетный пол, на котором по мимо столов, ожидали гостей мягкие полукресла, и несколько диванов различного размера. Не вдаваясь в излишние подробности, скажем проще, место хватило всем, и даже ещё оставалось!
Все расселись, и развесёлые игры пошли чередой! Играли до хохота и коликов в боках в «фанты», и кто только кого здесь не изображал и не показывал! Чего стоил один только Брызгин, коему с его телосложением, пришлось показать бабочку на цветке! Многим досталось… Игра в «шарады», напротив, потребовала от её участников, напряжения всех мозговых сил (Автондил Прирекалов демонстративно не участвовал ни в одной игре, гордо стоя в одном из углов гостиной, со скрещёнными на груди руками, презрительно наблюдая за действием) Лучше других, получилось разгадывать шарады у Хортова, Гончарова, Аристарха, рантье Бузалыкина, и майора интендантской службы, Данилова. Звонкий женский смех, сопровождал одинаково озорно как победы, так и неудачи игроков.
Более других не повезло кругляшу-почтмейстеру, не угадавшему ни одной, даже сугубо детской шарады. И вот когда гости достаточно разогрелись, выпустили пар и дурное настроение, вперёд вдруг вышла Дарья Даурьевна, облачённая в невесть откуда взявшиеся на ней белые одежды, туго стянутые у талии, серебристым поясом, а голову княгини венчало убранство из белых лилий. Все восхищённо ахнули.
- Господа, прошу минуточку вашего внимания! Сейчас, мы хотим предложить вам новую, доселе не виданную в нашем городе игру, «Найди атамана». Правила просты и не затейливы, нужны будут 12 мужчин-«разбойников», коих выберу лично я, как верховная жрица этой игры (нетерпеливый лес мужских рук тут же взметнулся в верх, и просяще задёргался) У одного из них, в кармане будет лежать записка «Я атаман». Сюжет прост господа-«раазбойники», вы, схвачены и представлены здесь, но не желаете выдавать своего атамана. Его, с пяти попыток, должна будет опознать таинственная дама под вуалью, бывшая у «разбойников» в плену. Если дама не опознает атамана, то она обязана будет выполнить его желание, но, разумеется, в рамках приличий. Если же опознает, тогда атаман выполняет каприз дамы, но тоже не унижающий мужской чести. На место выбывшего игрока, жрица выберет другого. Конов может быть сколько угодно. Да, атаман, должен быть всегда новым, а вот «дама под вуалью», может и схитрить, не возбраняется быть ею дважды, от чего «разбойники» также могут угадать супротивницу.
- Браво! Чудесно придумано! Дарья Даурьевна, княгиня, ну выбирайте же уже «разбойников»! – нетерпеливо воскликнул управляющий Палатой госимущества, господин Терентьев, а за ним, загудели что называется все остальные. Даша, начала набор в «разбойники». В шайку, вошли следующие «головорезы»: Управляющий Палатой госимущества Терентьев, капитан Овчаров, Аристарх, Брызгин, коллежский асессор Брошук, дамский любимец господин Вулич, рантье Бузалыкин, столоначальник Молоканов, майор-интендант Данилов, кругляш-почтмейстер, Урусов, сидевший подле, и боковым зрением разглядывающий прелестный бюст молодой соседки, и капитан Петлицын.
- А как же определиться с атаманом? – подал голос господин полицмейстер, на что жрица игры повелительно махнув рукой, потребовала ширму. Из дверей быстро появились два лакея с искомым предметом, который по указанию жрицы, они ловко установили напротив камина. Далее, княгиней было объявлено, что она станет за ширму, а «разбойники» чредой пройдут мимо неё, и одному из них, она незаметно вручит маленькую бумажку с надписью «Я атаман». В десять минут, так всё и проделали, причём для сего, были погашены половина свечей, что лишь раззадорило остальных (после, свечи конечно зажгли снова) «Разбойники» повинуясь мановению руки жрицы, расселись на расставленные вдоль большой стены диван и полукресла, замерев в азартном ожидании, и поминутно глядя друг на друга. Даша, состроила таинственное лицо, и плавно указав на малозаметную дверь в углу за тёмными занавесками, завораживающим, мистическим голосом древней жрицы угасшего культа, призывно приказала.
- Дама под вуалью!.. Явись, и опознай его!..
И «разбойники», и особенно зрители, затаив дыхание и даже как показалось биение сердец своих, обратили взоры в сторону той двери, из которой, колыхнув занавесками, подобно привидению, беззвучно выплыла высокая стройная женщина, в дорогом, синем с отливом платье с длинными рукавами и небольшим вырезом на груди. Лицо дамы, скрывала длинная чёрная вуаль державшаяся на модной, средних размеров шляпке такого же цвета, как и платье.
Таинственная незнакомка, при свете канделябров, отбрасывающих на её красивую фигуру разноцветные оттенки свечных огней, шла медленно, и некоторым даже стало казаться, что она, не касается ногами пола… Она двигалась ровно и величаво, не сводя взора с «разбойничьей» дюжины. На один миг, показалось что она, как бы узнав кого-то, запнулась, но нет, она спокойно шла дальше, и замерла только в пяти шагах от играющих, а затем, также медленно и осторожно, стала обходить их, начавши с крайнего «разбойника» помещика Брызгина, азартно потиравшего громадные ручищи свои. Дама под вуалью, прохаживаясь вдоль «злодейского» ряда, внимательно вглядывалась в их лица своей чёрной, едва колыхавшейся от дыхания вуалью, от чего начал поёживаться почему-то кругляш-почтмейстер, а капитан Петлицын, сидевший со скрещёнными руками, даже хмыкнул довольным полушёпотом «А это и впрямь забавно»… Дама прошла один раз, тихо развернулась, и поплыла вдоль «разбойничьего» ряда другой раз, и лишь две пары опытных глаз, заметили что таинственная дама, напряжена, и в нетерпении едва заметно теребит в пальцах чёрный, кружевной платок.
Второй заход так же не дал результатов, но это лишь раззадоривало зрителей. «Ой, ну кто же эта дама? Это не ваша жена?» «Нет сударь, а не ваша ли?» «Увы, нет, но хотелось бы иметь такую!»
Финал, самый неожиданный который только могли ждать как зрители, так и участники игры, словно выстрел из орудия на молебне, ошеломил и оглоушил всех, непосвящённых в дело. Дама под вуалью внезапно остановилась ближе к левому краю, где сидели в ряд почтмейстер, Аристарх, майор Данилов, и Урусов. Секунд пять стояла замогильная тишина, затем дама, бросив свой платок вперёд (попавший отчего-то Аристарху на колени) одновременно правой рукой срывая шляпку вместе с вуалью, и отбрасывая её в сторону, громогласно воскликнула, сверкнув полными гнева и ненависти глазами.
- Встаньте, господин гувернёр! Встаньте, Перикл Лудаев! Перед вами ваша бывшая хозяйка, Евдокия Заходина, вдова майора Николая Заходина, отряд которого, вы выдали французам, 26-го сентября, 1812-го года! Встань, предатель, и сбрось личину, оборотень проклятый! – голос женщины, перешёл в крик. Майор Данилов, встретившись взглядом глаза в глаза с дамой без вуали, побелел как мел, покрылся крупинками пота, колени его задрожали, и горло, издало лишь один, протяжно-хриплый звук.
- Не-е-мо-о-ож-ж-е-т…
- Может! – уже тише продолжила Заходина – Может Лудаев! Годы… да, они изменили вас внешне, вы пополнели, отпустили баки, разбогатели на ограбление моей семьи… Но годы не изменили ваших глаз, вашего внутреннего облика, облика предателя и насильника, вора и убийцы… Я узнала бы вас и через 50-т лет, ибо все эти годы, жила мыслью о возмездии, возмездии тебе, иуда… Ненавижу! – Евдокия Михайловна замахнулась рукой для удара, но «майор» вдруг издав глухой рык, хотел как-то закрыться или даже броситься вперёд, однако Аристарх с Урусовым, в доли секунды с двух сторон заломили ему руки, и согнули пополам, так что оплеуха предназначавшаяся Лудаеву, невольно досталась Аристарху Сергеевичу, от чего из глаз последнего, едва не посыпались искры, а Евдокия Михайловна в испуге отступила, бормоча невнятные извинения.
Зал, вначале мало что соображавший от такого поворота дела, теперь частично хихикал, но как-то нервозно, но вскоре, получил все необходимые разъяснения. Морщившийся от боли Аристарх, левая половина лица коего горела ясным солнышком, всё же запустил свободную руку во внутренний карман «майора» и вытянул оттуда небольшой двуствольный пистолет, английской системы.
- Из него пристава Жерновцева убил, а?! – зло бросил Аристарх, пряча оружие уже в свой карман. Арестованный продолжал пребывать в каком-то оцепенении, не до конца видимо осознавая всю реальность произошедшего с ним события.
- Господа, прошу минуту тишины! – вступил в дело Хортов, выходя вперёд, к месту финала всей трагедии, - Только что, на ваших глазах, при посредничестве князя Шестопёрова, и инкогнито прибывшей к нам Евдокии Михайловны, в первом браке Заходиной, мужа которой, с созданным им партизанским отрядом, выдал французам человек, пять с лишним лет живший в их семье гувернёром, и учившим их детей. Он перед вами, - следователь указал рукой на Данилова – двадцать с лишним лет, он жил среди нас, под именем отставного майора интендантской службы Данилова, Поликарпа Симеоныча, по паспорту 51-го года от роду. На самом деле, ему 48-мь лет, он, Перикл Васильевич Лудаев, по прямому происхождению, из рода Ретюевых (зал разом ахнул, а Лудаев, оттаяв только на этих словах, вскинув голову, злобно скривился) он, сын родной сестры последнего владельца того дома, Оливии Ретюевой, и заезжего офицера, после брака с коим, она отбыла в Казань!
- Так вот почему он приставу встречу в проклятом доме назначил? Он же там все углы знал, господа! – растерянно и гневно посыпалось отовсюду. Князь Шестопёров твёрдым шагом подошёл ближе, и презрительно мазнув Лудаева взором, брезгливо отошёл прочь: всё что он когда-то хотел бросить в лицо этому человеку, куда-то улетучилось, и старый воин, просто сухо сплюнув, отошёл к Евдокии Михайловне, и помогши ей сесть на стул, подал плачущей женщине, бокал лёгкого вина.
Брызгин и Петлицын, разом надвинувшись на Лудаева, и зарычав «Так это, вот ты кто у нас?!» хотели было покарать его тут же, но сего не позволил им полковник Гончаров, и вообще, в помещении уже вошли двое городовых с ручными кандалами, в которые Лудаева и защёлкнули спереди, и увели прочь. Все полицейские, Разорихин, Хортов, Урусов, и Аристарх Гайтанцев, вкупе с полковником Гончаровым, разом собравшись уходить, посоветовали прочим гостям князя продолжить вечер, поблагодарив их всех за помощь.
Однако Хортову, на минуту пришлось задержаться по причине того, что его платоническая любовь, устроила ему допрос, соль которого выражалась в том, что если всё что произошло было на самом деле, то почему ей, он, Хортов, говорил что она поможет ему кого-то разыграть?! Ничего себе розыгрыш получился!
Выслушав все вопросы и обвинения, Евпатий Гордеич ответил на них как всегда лаконично и чётко.
- Дашенька, голуба моя! Это и был розыгрыш, только не старого приятеля, а старого предателя! На днях увидимся, расскажу всё, а пока извини, служба-с! - и поцеловав у очаровательной жрицы игры ручку, (на глазах двух любовниц!) быстро ретировался…
… На первом допросе Лудаева, присутствовали полицмейстер, полковник Гончаров, сам Хортов, и Аристарх. Лудаев, сидел абсолютно морально раздавленный, в кандалах, но за его спиной всё равно возвышалась громада усача-городового. Следователь, вначале зачитал арестованному выдержки из записок убиенного пристава, на что Перикл, с мучительной болью прошипел зажмурив глаза «С-с-с-у-ука»… Затем последовала очная ставка с Варфоломеем Подмёткиным, который всё повторил, и про родинку на пояснице (которую тут же, для порядка и освидетельствовали) Затем привели доктора Тимошевского, который клялся детьми и внуками, что знать не знал, кого он лечит на самом деле, а сделка с приставом Жерновцевым была вынужденной, как же власти-то откажешь?
- Теперь о главном господин Лудаев, - хмуро заговорил Хортов – что сподвигло вас на предательство? К вам плохо относились? Унижали? Обманывали? Что, ну?
- Я… я, хотел лишь… предотвратить бессмысленное как мне тогда казалось кровопролитие, - дрожа всклоченными бакенбардами, заговоррил он – ну что они, 60-т мужиков с барином, противу сильнейшей армии мира? Ну что? Улизнул я тихо, на коне, и набрёл вскорости на эскадрон французских улан… Если б эти фанатики не стали сопротивляться, никто бы не погиб, и имение осталось бы целым! – оправдывая себя, повысил голос Лудаев, но получил хлёсткий ответ.
- Если бы русские люди не сопротивлялись где могли, сильнейшей вражьей армии, нашего Отечества уже не было бы на карте мира. Но таким лакеям «европ» как вы, господин Лудаев, не дано сего понять от рождения – заметил Хортов, и спросил далее, --- - Вашего друга юности, и впоследствии сообщника по сбыту краденных бриллиантов, Александра Ильича Крохина, вы, в июне 16-го года, застрелили за то, что продавая купцу брошь Евдокии Заходиной, он назвал её фамилию?
- Это, ещё надобно доказать – буркнул Лудаев, искоса глядя на сидевшего спокойно, полковника Гончарова.
- Уже доказано, но вам и без того, пеньковый галстук маячит – ответил следователь, и опять спросил - А шкатулку с бриллиантами Заходиной, и перстень хозяина, вы тоже ради мира меж народами присвоили, а, Лудаев?
- А что, их всё одно бы уланы забрали, так уж лучше я! – попробовал было отбояриться Лудаев, но следователь и насей раз, не позволил ему этого.
- Лжёте, господин гувернёр! Евдокия Михайловна собиралась загодя, была уверена, что деревянную, простую на вид шкатулку со своими украшениями, она уложила в багаж. Вы, негодяй, предатель и вор, уже тогда подменили шкатулки, понимая что тут вскорости будет жарко, и только поджидали удобного случая!
Лудаев мрачно зыркнул, но ничего не ответил.
- Так, а как перстень майора Заходина к вам попал? Он что, забыл его в тот день где-то в доме? – этот вопрос, задал уже полицмейстер.
- Да, он оставил его в своей охотничьей, кожаной сумке, ну, я и взял, больно вещица хорошая была! – вздохнул арестованный, позвякивая кандалами.
- Ну, и ещё вопрос от нашего ведомства – намекая на что-то, проговорил Евпатий Гордеич – Когда и как, вы стали майором интендантской службы, Даниловым?
- Ах это? – устало сглотнул ком Лудаев, и рассказал – Уйдя от французов зимой 12-го года в Рязань, откуда по известным вам причинам мне пришлось бежать в августе 13-го года, я поехал по городам и весям, уже тогда помышляя осесть в родной губернии. Ну и занесло меня на пару месяцев, в это дремучее болото, и название-то самое то, Болотов! – презрительно скривился Лудаев – Там, в одном из кабаков, я и познакомился со спившимся до нельзя, и уже доживавшим свои дни, настоящим майором Даниловым, рано ушедшим в отставку, по причине что погорел на воровстве, через то и спился от тоски… Здесь я и подумал, а почему бы и нет? Всего тремя годами старше, тогда да и сейчас это не особо различимо, выкрал я у него паспорт, а ему водки ещё два графина оставил, и всё… Родни у него после смерти матери и тётки уже никакой не оставалось, вот я и решился… Двадцать лет с лишним прошло, и тут, из-за такой глупости как холоп соседский, с кем рыбу удил, меня же и опознал… А пристав ваш частный, он волк был в овечьей шкуре! – горячо заговорил Лудаев – Вышел он на меня через иуду-доктора, родинка эта… никогда мне не нравилась… Он, он 20-ть тысяч с меня запросил за молчание и бумаги. Я, попросил время на размышление, он дал… Ну подумал я, и решил, сколько я ему не давай, он меня всё одно разорит поборами, да и выдаст потом, вот и решился опять на крайние меры… Кабы не он, чёрта с два вы бы нашли меня!
- Вас не он, вас холоп соседский опознал, и рано или поздно, на вас бы донёс, он же сам из бывших партизан, только другого отряда! – глядя Лудаеву в глаза, проговорил Хортов,и спросил далее – Вы Жерновцева, нарочито в родовой дом заманили, дабы удобнее там действовать было? И что он, ничего не заподозрил, так сразу согласился приехать туда в тёмную пору?
- Да, я хорошо ориентировался в доме, никто не знал что по матери я Ретюев, - мрачно прохрипел допрашиваемый, - а пристав ваш, он и мысли не допускал что я что-то такое удумать на него могу, даже сам место одобрил, любопытно мол, и зловеще как в романе, улыбался, презрительно глядел и уж предвкушал победу… сразу согласился, паскуда! – проскрежетал Лудаев, бросив на следователя недобрый взгляд.
- Я так и думал, - сказал своим Хортов, а потом вновь обратился к подследственному – Приготовились вы Лудаев заранее, засветло: лампу с дешёвым маслом, пистолет заряженный в нишу стола положили, где очевидно тайник был ранее так? (Лудаев лишь зыркнул вопросительно, но ничего не сказал) Прошли вы с приставом наверх, сели друг против друга, вы сигару над лампой прикурили, завели разговор, и болтали с четверть часа, о чём ежели не секрет?
- О гарантиях торговались, вы что, вещий сон о нас видели? – криво улыбнулся арестованный, но чуть заметно начиная бледнеть.
- Видел Лудаев, видел… - согласно кивнул следователь, и продолжил – пристав передал свои записи о вас, что-то вроде уголовного дела, вы их проглядели, а затем, пачки денег на стол выложили, Жерновцев жадно потянулся к ним, и тут вы выхватили из ниши пистолет, да и пальнули в упор… Собрали всё второпях, лампу затушили, окурок сигары выбросили, нам на удачу (Лудаев растерянно замер) да и смотали удочки,так всё и было у вас там Лудаев, так мы вас оборотня, и нашли…
Перикл чуть растерянно поглядел перед собой, и пробормотал.
- Двадцать шесть лет прошло, двадцать шесть… Я, на церкви жертвовал, на Дома призрения суммы давал… у меня жена, дети, внуки малые совсем… А вы, за то давнее дело, быльём поросшее, по глупости мной содеянное, меня теперь в петлю? Через четверть века?! А?!
- Деяние, вами совершённое Лудаев, срока давности не имеет! – захлопнул дело Хортов, и сообщил подследственному, что они более не свидятся, ибо завтра, его передадут в жандармскую Управу, где начнётся несколько иное следствие, по окончании которого, оба дела будут сведены в одно, и судить Лудаева будет уже не гражданский суд, а военный. После этих слов, Евпатий Гордеич приказал городовому, увести арестованного в камеру.
- Ну-с, Никита Семёныч, завтра с утра присылай своих молодцов за этим супостатом, да начинай уже своё с ним дело, благо думаю вопросов по вашей части к нему много наберётся? – слегка улыбнувшись, спросил Хортов.
- Да уж не без этого, придётся господину Лудаеву, нам многое порассказать! – ответил полковник.
- Господа, а не спрыснуть ли нам это дело? – предложил вдруг Евпатий Гордеич, и не дожидаясь ответа встал из-за стола, подошёл к заветному шкафчику, из которого вытащил початую бутыль коньяку, и рюмки, кои тут же были вымыты под рукомойником, торжественно поставлены на стол, и наполнены.
- Господа! – начал Евпатий Гордеич – Я предлагаю выпить за благополучное окончание этого, оказавшегося двойным, дела, в котором все мы вместе славно потрудились, и особенно в сегодняшний вечер!
- Да уж, Евпатий Гордеич, сколько лет вы под моим началом служите, а у меня всё никак к вашим фокусам привыкнуть не получается, - заметил ему на это Разорихин – Ужели так важен, был именно такой способ, его ареста? В чём соль-то?
- А соль в том Мефодий Лукич, что только основной, и самый страшный свидетель, Евдокия Михайловна, в обстановке, ничего для Лудаева не предвещающей, игривой и весёлой, могла одним ударом опрокинуть и смять его как личность! Вынудить невольно узнать её при стечении народа, выдать себя испугом, и поставить точку, в своей, казалось бы, уже налаженной жизни! – чуть заворожённым голосом, разъяснил Хортов.
- Верно брат-Хортов, - согласно кивнул полковник Гончаров – тривиальный арест в этой ситуации был не нужен, а вот ошеломить предателя, когда он уже и думать не думает о возмездии, это надо уметь… Ну-с, будем господа! – проговорил наконец полковник заветные слова, и четыре рюмки хорошего и дорогого коньяку, в руках четверых русских офицеров, блеснув в своём отражении медью и пламенем, разом звякнули друг о дружку…
Затем, полицмейстер, как-то весело взглянув на молчавшего всё это время Аристарха, отпустил этакую невинную шутку, что мол наш Аристарх Сергеич-то, единственный пострадавший из полицейских на операции, эвон как ухо-то горит! Все, включая «пострадавшего» весело засмеялись, причём последний, потирая ушибленное место, заметил, что рука у главной свидетельницы тяжеловата оказалось.
- Как звизнула она меня, у меня аж фейерверк едва из зенок не брызнул, аж голова загудела, даже сначала не уразумел в чём дело! – борясь со смехом, пояснил Аристарх, легонько потирая левую половину лица.
- Да уж, драматическая сцена мщения негодяю в финале, по воле рока, превратилась в водевиль, из губернской жизни! – вздохнувши заметил Хортов, и напоследок добавил, что вдова Заходина, именно от этой своей «ошибки» на несколько минут утратила весь мстительный пыл, и обратилась в растерянную, сконфуженную женщину.
- Да, господа, в сыске, порой и не такие молитвы, в фарс обращались! – улыбаясь подытожил полицмейстер.
Прошло несколько дней, но город и вся губерния в целом, только и гудела что о разоблачённом изменнике Лудаеве. Его жена, узнав с кем она жила все эти годы, едва не лишилась рассудка от стыда и ужаса. Прокляв мужа, она рассчитала прислугу, собрала детей и внуков, и на третий день, на двух казённых экипажах, выехала прочь из города. Поговаривали потом, что в одну из соседних губерний, к родственникам. Лудаев пребывал теперь под «опекой» Третьего отделения, и уголовная часть дела оказалась закрытой. Свидетели получили назад свои письма, Евдокии Михайловне вернули её брошь и перстень первого мужа, который она обреклась передать старшему сыну от первого брака. Варфоломею Подмёткину, лично Евпатием Гордеичем был выдан новый, отпечатанный паспорт мещанина, со словами.
- Ну, партизан, спасибо за помощь, живи свободно, да с уголовными не водись, в другой раз, уже не отпущу!
Подмёткин, ещё не веря своему счастью, что теперь, он может жить не таясь, клятвенно пообещал с уголовщиной завязать. Евдокия Михайловна, по разрешени всех дел, засобиралась в обратный путь, и Евпатий испросил у Разорихина командировку, чтоб проводить её с сыном.
- А на что это вам? – не возражая, но спрашивая исключительно из любопытства, осведомился полицмейстер – Дело-то закрыто!
- Дело закрыто, но точку поставить надо Мефодий Лукич, мне с ребятами, надобно на место гибели отряда майора Заходина побывать, надобно, понимаете? - тихо пояснил следователь, и полицмейстер молча кивнул, командировка была выдана.
Морозным ноябрьским днём, из города выехали два экипажа, Евдокии Голуновой с сыном, и полицейский, в коем по мимо пары городовых, сидели Хортов с Аристархом, и Урусов с Шумельским. Думаю, нет нужды описывать в подробностях их долгий путь по скверным, хотя местами и подмёрзшим дорогам, пока они не добрались до бывшего имения Заходиных. С новым его хозяином, коротко побеседовала бывшая владелица, и сообщила своим спутникам следующее: из троих вернувшихся с войны партизан отряда, на настоящий момент живы двое, Осип Ушаков, 52-х лет, и Михей Жбанов, 55-ти лет от роду, но в деревне, на месте теперь только Михей, Осип держит торговлю в городе, и здесь бывает нечасто.
- Отживело село за четверть века-то, - высказал мысль Евпатий, пока они ехали по улицам – наплодилось народца, да…
Добротный домина Михея Жбанова, высился ближе к той стороне села, далековато от барской усадьбы. Встреча бывшего крепостного и его барыни, оказалась бурной. Высоченный, широкоплечий мужик с лопатообразной бородой, искренне обрадовался бывшей хозяйке, и узнав от той, что изменник-Лудаев изловлен «вот этими господами-офицерами», и скоро будет повешен как собака, отвесил полицейским, поясной поклон.
- Господь вас благослови, ваши благородия, за благое дело! Такую июду изловили, что сто грехов вам проститься!
- Ты, Михей Жбанов, лучше поведай вот нам, как всё было в те дни 26-27 сентября, начиная с момента, когда на вас уланы налетели на дворе барской усадьбы, да проводи нас до места гибели майора Заходина Николая Александровича, да Партизанский курган укажи! – попросил Хортов.
- Это можно, только вот кафтан сменю – Михей нырнул в дом, и вышел уже в старом, видавшем виды, буром в тёмных пятнах кафтане подпоясанном кушаком. Но самое главное, что на кафтане этом, этом, красовались две медали и солдатский «георгий».
- Да ты брат, хват, однако ж! – похвалил его Хортов, и велел лезть в коляску. Михей влез, и кое-как примостился посерёдке, между городовыми и офицерами. Когда доехали до усадьбы, Михей разом посмурнел, и начал свой рассказ.
…Уланов, заметили дозорные на колокольне, и ударили в набат, пока партизаны, вооружённые в основном по мужицки, косами, вилами да топорами (лишь у нескольких имелись охотничьи ружья) всей толпой стояли на широком дворе усадьбы, слушали речь своего барина и командира, стоявшего при полном вооружении, на крыльце дома. Его синяя венгерка с кушаком, пара пистолетов за ним, сабля на боку, и белый картуз, ярко выделялись на фоне серого мужицкого воинства. Майор говорил, что пришло время уходить в леса, и бить супостата не жалеючи ни его, ни себя. И тут уланы, как снег на голову, прямо из лесочка, да со стороны полей, там овраги есть, видимо по ним близко подошли, и разом ударили. Партизаны успели только развернуться, и приготовиться к бою, уланы с кликами и свистом влетели через широки ворота, и началось короткое, но яростное дело!
Барин, из своих пистолетов успел уложить только одного, а затем выхватив саблю, одним прыжком очутился в низу, и врубился в самую гущу свалки, прокричав что-то вроде «Помирать мужики, так с честью!» Михей, успел ловко поймать за пику одного улана, и сдёрнув с седла на земь, этой же пикой его и приколоть, прежде чем самого его ударили чем-то в голову, и он без памяти рухнул рядом с поверженным им врагом.
Очнулся он когда всё уже было кончено, в живых оставалось меньше половины отряда, все избитые, оборванные, среди них и майор Заходин в распахнутой венгерке, голова в крови, но лицо злое. Весь двор был устлан телами, среди которых оказалось и восемнадцать вражеских, тоже не задаром продали мужики свои жизни… Не менее десятка улан так же получили различные раны, остальные злые все, гомонят чего-то по своему, и среди них, партизаны вдруг увидели господского гувернёра Лудаева, исчезнувшего как-то незаметно, ещё по утру. На коне красуется, рукой на пленных показывает, и уланскому офицеру чего-то объясняет по-французски. Поняли тогда партизаны, откуда тут супостаты взялись, и кто их привёл… И как прорвало всех, стали мужики на земь плевать, Лудаева непотребными словами накрывать по матушке, от чего он, не выдержав, исчез со двора.
Майор Заходин выступил вперёд, и обратившись к уланам крикнул им что такая проститутка как Лудаев, обойдётся французам ещё дороже чем русским! Потом к барину подъехал раненый в руку офицер, и что-то на французском ему предложил, но майор, сплюнув кровью под ноги коню, резко ответил «Нет!» Уланы сразу загалдели, и погнали пленных в самый большой амбар, что нашли в селе, предварительно выграбив его до чиста. Прежде чем запереть их, уланы через какого-то поляка, объявили партизанам что завтра, их расстреляют как мятежников.
Ночь, никто из пленных почти не спал, Николай Александрович, придумал за это время план. Он предложил, чтоб по его знаку, все бросились в рассыпную, и хоть один-два, а должны уйти, да упредить наших о подлой измене, и в качестве клятвы, предложил нательные кресты поцеловать. Ни один не отказался…
Самое страшное для партизан стало, впрочем, не это, а то, что принялись творить уланы в селе с бабами да девками, чьи отчаянные вопли доносились отчётливо, а мужики в бессильном гневе ломились в стены, под хохот вражеских часовых. Как потом оказалось, и в селе без крови не обошлось; бабы да девки кто по крепче, кто вилами, а кто серпами, запороли шестерых насильников, но и сами почти все погибли. Пол ночи уланы гуляли в селе, ели-пили, орали песни, и насильничали. Уже глубоко за полночь, все угомонились, а утром, часов в десять, отворились двери амбара, и уланы, велев пленным заложив руки за спины, выходить. Когда вышли все, тот же самый поляк объявил партизанам, что их погонят к месту казни, где их всех ждёт расстрельная команда, и партизаны, по три вряд, пошли… Михей шёл в первом ряду, вместе с барином, который внимательно глядел по сторонам, и скоро шепнул Михею «Передай, скоро уже», так по цепочке, шёпотом слово майора и дошло до всех.
И вдруг, Николай Александрович, громко и раскатисто, запел любимую свою песню «То, не ветер, ветку клонит, не дубравушка шуми»… «То, моё, болит сердечко стоне, как осенний лист дрожит», подхватил Михей, за ним другой, третий, и через минуту, почти все пленные (те, кто знали слова) затянули эту печальную и последнюю в жизни многих песню. Конвой даже заслушался, глядя с сёдел на странных этих русских, идущих на казнь с песней…
По мере рассказа старого партизана, коляска неторопливо ехала по улице, пока на самом широком перекрёстке, он не попросил остановиться, и обратить внимание на то, какой он интересный.
- Вон в ту, левую сторону, дорога ведёт к глубоким оврагам, да балкам заросших чёрти чем, а в правую сторону, - Михей указал ладошкой – через густой луг с высокой травой, к лесу близкому. Правда к сентябрю там уже не луг, а десятки копён сена стояли, но, тоже сгодились… Вот только дошли мы до этого перекрёстка, и тут барин наш оборвав песню, как гаркнет нам во всю мочь «Давай мужики!» и сам одного улана с седла, как куклу одним махом скинул, и сапогом ему горло перешиб, саблю его подхватил, ну и завертелось… Мы, как приказано было, с боем, с дракой, кто-куды, уланы в нас палить, пиками совать, но на всех нас, их конвойной дюжины не хватило. Я, в овраги бежал пригнувшись, и затылком слышал, как бился там наш барин, - голос Михея потух, и затем он добавил – вот тута, на этом перекрёстке, и принял свой последний бой, майор Заходин, Николай наш-Александрыч! – все вылезли из коляски, и молча обнажили головы, тихо зарыдала только Евдокия Михайловна, на плече у сына.
- Восемь душ нас тогда спаслись – нарушил молчание Михей Жбанов, попрятались, схоронились, а тут слышим, горн, и уланы спехом из села уматывают, с награбленным добром, со скотиной, с девками пленными, уходят вобчем. А через час, в село вошли наши, казачья сотня с артиллерийской командой, мы им всё и рассказали. Они пособирали убитых, партизан отдельно, а баб да детишков побитых изуверами, отдельно на погосте схоронили. Попа у нас о ту пору не было, старого выгнали за блуд, а нового не прислали ещё!..
- Поехали к кургану! – попросил Евпатий, и вскоре все они, стояли на краю села, близ большой дороги, у обочины которой, высился небольшой, сажени в полторы (2,5метра) пологий курган, с высоким, гладко оструганным дубовым крестом, на котором крепилась медная, чуть потемневшая табличка с именами всех партизан, погибших в этом селе 26-27 сентября, 1812 года.
- Это мы втроём, с войны как вернулись, в соседней деревне кузнецу заказали – пояснил Михей – Ох и долго ж он возился, пока грамотея нашли, да исправнику поклонились чтоб он чиновника с хорошим почерком нашёл, имена по печатному вывести. Месяца два кузнец возился, но вот изготовил!
- Приготовились господа, и вы ребята тоже! – хмуро приказал Хортов городовым, доставая пистолет из-за пазухи. Все взвели курки, подняли оружие в воздух, и хотя не совсем дружно, в разнобой, но дали прощальный залп в память павших героев. Затем из коляски были принесены две корзины с бутылками вина и нехитрой закуской, да дюжиной жестяных стаканчиков. Налили всем, даже матери с сыном.
- Я, скажу коротко – выдохнул Евпатий Гордеич – Земля вам пухом, воины русские, не побоялись вы меньшим числом, встать насмерть, супротив большего… Покойтесь с миром! – и не чокаясь, все выпили, и по чуть-чуть закусили.
На обратном пути в село, Михей Жбанов рассказал, что они, восемь партизан, ушли с казаками, потом в ополчение влились, и так дошли до Франции, и до Парижа, где и отвели душу по полной за своих товарищей и жён.
Через час, полицейские прощались и с партизаном Жбановым, и с его бывшей барыней, и с её молодым ещё сыном, от второго брака. Дорога обратно выдалась хотя и без порывистого ветра, но с небольшими дождями, иногда сменяемых лёгким морозцем. Теперь, Евпатий Гордеич Хортов, пребывал в абсолютном спокойствии, ибо побывать на месте тех трагических и героических событий, ему повелели его воинское чутьё и душа, и теперь неторопливый путь домой, он проделывал уже без всяких лишних мыслей, точка в этом необычном деле, была поставлена окончательно…
Конец.
3./06/2020.
-
-
-
По данным губернского сыска. Том 2-й. Дело 6
© Copyright: Мирослав Авсень, 2021
Свидетельство о публикации №221101601447
Свидетельство о публикации №221101601447
Рецензии