Глава девятнадцать 3 Холмс выстраивает комбинацию

Из-за позднего часа я начал уже беспокоиться по поводу отсутствия Роны и даже жалеть, что не помешал ей отправиться на это сомнительное свидание. По сути, я уже был готов идти встречать, а не то и разыскивать её, как до моих ушей донеслись, наконец, снаружи голоса, в одном из которых я узнал её, а второй, судя по всему, принадлежал её спутнику – егерю по имени Фил Мак-Ней, если я правильно запомнил.
Они оживлённо беседовали – я бы даже сказал, весело болтали, и Рона кокетничала – а я даже и не думал, что она умеет. Прежде, чем расстаться, они задержались перед крыльцом довольно надолго, а я всё время простоял в оконном простенке, как эркерная статуя, прислонившись затылком к стене и снова испытывая то же самое неприятное чувство, больше всего похожее на ревность. Да полно! «С ума ты сошёл что ли – это же дочь моего друга, совсем молодая девушка, между вами лет тридцать», - одёрнул я себя. Но тут егерь сделал попытку на прощание поцеловать Рону в губы, а она ловко увернулась и, смеясь, погрозила ему пальцем, и я вдруг почувствовал, что очень хочу ударить этого парня прямо по весёлой физиономии, и отнюдь не потому, хочу таким образом заступиться за оскорблённую девушку. Да она и не выглядела оскорблённой.
Наконец, входная дверь хлопнула, а в окно я увидел, как обтянутая форменной курткой спина парня удаляется прочь.
Рона вошла и остановилась у стола, немного бледная, с такими же яркими неровными пятнами румянца на скулах, какие бывали у Холмса – словно под кожей разлили пузырёк красных чернил.
- Как вы долго! – не выдержал я. – Видимо твой влюблённый оказался мил, а беседа интересна.
- Интересна и содержательна, - спокойно подтвердила Рона. – В Клуни-Ярде, оказывается, творятся дела забавные и любопытные, и я обо всём расскажу, только мне не хотелось бы повторять свой рассказ дважды, так что если бы ты поднялся и…
- Я здесь, - перебил её негромкий и бесстрастный голос Холмса. – Услышал ,как вы вернулись. Что удалось узнать? Похоже, что-то удалось…
- Очень немало, - с воодушевлением подхватила Рона. – Мой ухажёр, представьте себе, оказался патологически болтлив. – Хотя, надо отдать ему справедливость, клятвы в молчании никто с него и не требовал, потому что специально ни во что такое и не посвящал. Но глаза и уши у него есть. И совесть, кстати, тоже – пусть и в том зачаточном виде, который позволяет гонять по лесам и травить людей, представляющихся ему сумасшедшими, - она многозначительно посмотрела на Холмса, словно призывая его в свидетели, а потом добавила то, от чего уже мои уши запылали. – Именно поэтому, Джон, у него нет и не было никаких шансов на мою благосклонность. Это просто театр, для пользы дела – зря ты занервничал.
Холмс при этих словах чуть-чуть, едва заметно изогнул бровь, и моим ушам сделалось ещё горячее.
- Так вот, - заговорила Рона уже более обстоятельно, словно отвечая хорошо выученный урок, - Клуни вовсе не уроженец этих мест. Когда он только появился здесь – а это было лет пятнадцать назад, поговаривали .что он – лондонец, что играл на скачках и несчастливо. И горб у него не то оттого, что его жестоко избили за долги. Не то от того, что он сам, будучи жокеем, упал с лошади. Судя по всему, это – полная ерунда, и горб у него природный – значит, никаким жокеем он быть не мог. Но слухи ходили именно такие, а раз слухи хоть что-то, а должно питать, думаю, к скачкам и лошадям он отношение имел. К тому же, возраст у него был не жокейский. То есть, он и сейчас не стар ещё, но и тогда ему было не меньше тридцати пяти лет. И деньги у него тоже были, потому что он тотчас деятельно начал свой бизнес, выкупив у прежнего владельца местную лошадиную ферму. Был, кстати, приятным и полезным членом общества – много жертвовал церкви, оказывал помощь нуждающимся, и затворником тогда ещё не был. И егерей у него тоже тогда не было – они появились позже, вначале, как просто сторожа, когда на первых элитных скакунов стали покушаться – прежде всего, пришлые цыгане, а потом их полномочия как-то постепенно расширились, и они уже фактически вытеснили местную полицию – в силу лени последней, разумеется. Было удобно переложить всю грязную работу на парней, которым и платить-то не надо, а порядок в Хизэленде они поддерживают. Ну, а если дадут кому при этом тумака или зуботычину – велика важность. С того же времени, как полиция устранилась, как мне объяснил Мак-Ней, у многих возникло подозрение, что цыгане начали воровать не только у Клуни, но и для Клуни. Однако, никто в это не вмешивался.
Но лет семь-восемь  назад всё вдруг существенно изменилось. И начало изменений имеет свою конкретную точку отсчёта. Тогда в Клуни-Ярде впервые появились чужие люди. Мак-Ней при этом не присутствовал, только слышал. Якобы эти люди остановились в усадьбе, чтобы купить лошадей или продать лошадей, или что-то ещё в этом роде. Всю ночь они провели за вином и картами, а наутро Клуни – бледный и страшный – вышел из дома проводить их и собственноручно запер никогда прежде не запирающиеся ворота. В доме было не слишком много прислуги, но в ту ночь и она вся куда-то подевалась – по словам Клуни, он рассчитал сразу всех , потому что решил сменить штат. И сменил. Через день в доме появился Волкодав Лассар, он стал главным, и он набрал новый штат – мужчин, хмурых, неулыбчивых и не местных. С тех пор в усадьбе никто больше не бывал, и даже егерей внутрь дома не пускали – для них есть отдельный флигель, где они живут, отдыхают и развлекаются.
Я при этих словах вспомнил свой флигель в Брокхилле, а заодно и нашу первую встречу с Роной – словно годы прошли с этого времени.
- В дом, кроме этой странной прислуги, вхож только Лассар. – продолжала Рона. - Егеря не любят его, боятся, и считают, что он слишком много воли взял над «хозяином». Впрочем, в усадьбе он проводит время нечасто – чаще он в отъезде, вроде бы торгует лошадьми. И нередко увозит или привозит их в сопровождении незнакомых людей, одетых в чёрное – почему-то всегда ночью и почему-то в закрытых фургонах. Погрузкой и разгрузкой заниматься егерям тоже не позволяют.
- Потому что там не лошади, - тихо сказал Холмс и шевельнулся, привычно заставив нас вздрогнуть от неожиданности. Его манера делаться настолько незаметным, чтобы практически исчезать из числа присутствующих, становилась уже обыкновенной, но всё так же раздражала. Тем более, что прежде я не замечал такого за ним.
- Мак-Ней рассказывал, что этот фургон не нравился не только ему. Когда он появлялся в усадьбе, и собаки, и лошади проявляли беспокойство рядом с ним. И кроме людей в черном к нему никого не подпускали. Да и сам Клуни при его появлении проявлял определенную неприязнь к происходящему - он уходил в дом, и, пока фургон снова не отбудет, не показывался и близко к нему не подходил, а распоряжался всем опять же Волкодав Лассар. Что касается людей в черном, Мак-Ней говорил, что поначалу даже думал, буто они немые.-Хотел бы я видеть этот фургон, - не выдержал я. - Сдается мне, он, как две капли воды, похож на тот, который я видел в Лондоне.- Такой случай, вполне возможно, еще и представится, - сказала Рона. - А теперь самое интересное. Смерть и воскрешение мистера о'Брайана как раз пять лет тому назад... - она сделала многообещающую паузу, как хороший рассказчик, которому важно заинтриговать свою аудиторию, и продолжала. - Дело в том, что это была первая смерть в лесу, и хотя она разительно отличалась от последующих, все-таки это была смерть в лесу. Очень странная смерть - вроде как и при свидетелях, и без них. На тело наткнулись егеря. Пасечник и священник - еще прежний священник - находились неподалеку. Заготавливали какие-то материалы, рубили сучья. Их застала непогода, поднялся ветер, слышимость отвратительная. Мак-Ней говорил, что с ними был Лассар, и якобы он услышал вскрик. Когда они подъехали, несчастный был мертв, и череп у него раскроен. Но Лассар осмотрел его и сказал, что жизнь в нем еще теплится. Тогда пасечник вспомнил, что в Хизэленде сейчас находится некий врач - прямо волшебник, и вызвался снйчас же привезти его, если только ему дадут коня. Он умчался в галоп, а Лассар прямо-таки парил над телом, не позволяя никому к нему приближаться. Обернулся он единым духом. И с ним, действительно, оказались новые люди – профессор – белокурый молодой человек субтильного сложения – и его ассистент – по виду испанец или итальянец. И ещё двое молчаливых и двигающихся, как тени, людей, одетых в чёрные обтягивающие тонкой вязки трико.
- Люди в чёрном, - невольно прокомментировал я.
-Да, люди в чёрном. И вот этот самый фургон. Профессор осмотрел тело, сказал, что не всё потеряно, и что жизнь в нём ещё теплится, его погрузили в фургон и увезли в сторону Инвернесса. Вот только Мак-Ней сказал мне, что готов поклясться на Библии в том, что бедняга был совершенно и однозначно мёртв.
- Я невольно вспомнил сейчас о мертвеце, восставшем в Афганистане на моих глазах, - проговорил я, и теперь они оба, как по команде перевели на меня взгляд. – Я даже с большей уверенностью, чем Мак-Ней, был уверен в его смерти. И тем не менее…
- Но это совсем другое дело, - нетерпеливо возразила Рона, взмахнув рукой так. словно отметала жестом мои слова. – Мой отец – не о`Брайан, ничего общего, кроме внешнего сходства – это каждому ясно после пары часов наблюдения.
- Мне понадобилось больше, - сказал я.
- Ах, перестань же ты лукавить! Ты сразу его узнал – другое дело, что обстоятельства были таковы, что ты не мог позволить себе поверить. Сам же говорил, что чуть с ума не сошёл, узнавая Шерлока Холмса в Магоне. Убери ты тогда из уравнения эмоции, прибавь хладнокровия – и оно решилось бы в полминуты.
- Вот видите, Холмс, - проговорил я, поворачиваясь к моему другу. – Теперь уж точно можно не сомневаться, эта девушка – ваша дочь. Не счесть, сколько раз вы мне говорили то же самое.
Холмс не ответил, но чуть заметно усмехнулся. А Рона продолжала, слегка прифыркнув в ответ моим словам, но не теряя нити:
- Поэтому совершенно понятно, что о`Брайан, действительно, мёртв вот уже пять лет, и что основная причина его смерти – именно разительное внешнее сходство с мистером Шерлоком Эйданом Холмсом, эсквайром. Удар по затылку – есть удар по затылку, а нанесло его дерево в руках ветра или в руках, скажем. Лассара… А профессор и этот тип Мармората ждали только сигнала.
- Но зачем? Какова цель такой сложной мистификации?
- Тут я постараюсь предложить свою теорию. – проговорил Холмс, и его голос звучал отстранённо и натянуто – ему явно приходилось сдерживаться. – Из всего, что я узнал от вас за время нашего знакомства, я понял, что опыты с эликсиром Крамоля проводились, в основном, на солдатах. Служаках, у которых послушание и так в крови, и которым интеллект не слишком нужен. Извините мне эти слова, Уотсон, я не пытаюсь как-то принизить солдат, но у них своя функция – идти и умирать по кприказу. Не раздумывая. Будет ли так же действовать по приказу человек интеллектуального труда? Можно ли будет подчинить его ум своей выгоде? Я думаю. Профессор Сатарина уже попробовал это на Крамоле, но только свёл своего учителя с ума. Ему нужен был другой подопытный материал – люди, чей высокий интеллект не оставляет сомнений, и кто окажется в его полной власти без последствий со стороны закона. Я просто оказался крысой с заданными параметрами – ничего больше. Думаю, если бы мы, кроме исчезновения Крамоля, проследили за другими исчезновениями людей мыслящих, людей интеллектуального труда, мы получили бы новый материал.
- А трупы в лесу? Разве мы можем утверждать, что они были интеллектуалами?
- А трупы в лесу не отвечали заданным параметрам, - сказал Холмс. – Именно поэтому они и трупы, и были брошены в лесу. Это – просто черновики, на которых Рогатый Праведник тренировался. Того, что сталось с чистовиками, мы не знаем. Может быть, наш юный гость даже лучше нас знает об этом, вот только хватит ли у нас духу расспрашивать его…
- У меня – не хватит, - быстро сказала Рона.
- А я не готов сейчас однозначно ответить на этот вопрос, - подумав, признался я. – Принцип «не навреди» слишком въелся мне под кожу, чтобы бросать зажжённые спички в пороховой погреб в надежде, что они успеют его осветить, но не успеют взорвать.
- Браво, доктор! Великолепная метафора! – воскликнул Холмс, и его глаза нехорошо сверкнули.
- Я знаю, о чём вы подумали, - сказал я. – Я тоже об этом думаю всё время.
- Я не ребёнок, - мягко возразил он.
- Но повреждены вы гораздо сильнее.
- Мак-Ней сказал, - снова заговорила Рона, - что фургон приезжает по ночам не хаотично, а вполне закономерно. Аккуратно каждые десять дней. И сегодня как раз такая ночь – уж не знаю, повезло нам в этом или не повезло.
- Да как тебе удалось вытянуть у него эти сведения? – не выдержал я.
- Случайно. Он всю дорогу пытался меня облапать и звал провести ночь под луной, а потом вслух вспомнил вдруг, что сегодня ночью во дворе усадьбы бродить будет, скорее всего, запрещено, и ему чертовски жаль, и он готов проклинать чёртов фургон, которому приспичило прибывать именно по десятым дням, когда у него наклёвывается – он так и сказал «наклёвывается» - приятное свидание. Вот я и подумала: если фургон непременно прибудет сегодня, можно было бы проследить, что именно в нём перевозят.