чакра семь сахасрара беседы при тусклой луне

                Сергей Влад. Лазуткин


                Н о в е л л а     с е д ь м а я 
                Беседы при тусклой луне 
               
                Рассказ  бывалого  человека  о любви  и  смерти,                (когда  на небесах  тусклая  луна, я улыбаюсь и  украдкой  смахиваю  с  глаз  слезинку)

                Х А С Р А Р А               
 
 
 

Человек с открытой седьмой чакрой знает,  Вселенная заботится о нём и помогает ему
… Зато  кадык  был  свободен. Он  обязан быть  свободным.  Так  требует  тысячелетняя  практика.  Еще  со  времен  первых  японских  приходов в  эти   места.    Теперь  вот   к  русским. Что  за  такие  были те  племена, что теперь  обитают  тут   -  уже  никто и не  помнит.  Девчонки   симпатичные. Был  я  как-то на  той стороне.  Через   Амур. Потом  приперлись  япошки,  и  пришлось  русским    уходить  через реку.  Тут  наш  берег.  Высокий.  Почти  православный.  С   небольшой  церквушкой.  Зато  высокий.   Все  видно, что у врага  замешивается.  Но  стоять  нельзя, сидеть  нельзя,  даже  лежать нельзя  близко  к  реке.    Их  снайперские винтовки  бьют  точно.  Сколько  уж  наших ...   У  них голо,  у наших -  лес,  кусты.   Земля  -  чистый  почти  стеклянный  песок.   Слой  метра  три.  Сухой.  Мураши  в нем сразу  дохнут. 
Видно,  у всякой  лесной  живности  он  воду  отбирает.  И  теплый  песок.   Мы  мальчишками  любили  греться  в нем,  закопаешься  и  спишь. А  для  дела  закапывают  тебя  стоя  -  иначе  что-то с кровообращением.  По  шейку.  По кадык.  Сам  не  выберешься.
Вот.  И  ты  вроде  висишь  в  песке. Ты  можешь,  конечно,  руками   водить,  только  потом  тишину  не  сделаешь.  Так  у  нас  называется  порядок  вокруг  твоей  головы  -   ни  лишней  морщинки  на  траве  вокруг  тебя.  ни  лишней  высотки…  Она  сразу  хороша  видна  для снайпера.  А  так  -  если только  по  кадык  -  холмик и холмик…везде   эти  холмики  с чахлой травкой.    Что, станешь  палить по  всем?  А  наши  снайперы  тебя вычислят.  Бьют,  конечно. В  ребят  бьют.  Но  смотреть-то надо.  Что там  вражина  затевает. По  трое  мы  ходили на  пару  дней  зарываться.  Дружок  метрах  в  ста. Живой,  не  живой  - не  знаешь  до  смены.  Ночью.  Все  дела  только  ночью.  Места  дислокации, как  мы  значимся,  меняются  каждую  неделю.   Иначе  пристрелкой  нас   выбивали.    Лучше,  если  закапывали без  ориентира  -  там  кустик  рядом  или сильная  вмятина  от  мины…глазу  цеплять нечего.  Вот  и глаз  татя -  так мы  называли японцев -  замыливается  и плохо  видит.  Авось  промахнется.   И чтобы рядом  никаких  грибов.   Точная  погибель.  У  местных  с того  берега  это  главная  зимняя  еда. Грибы  да рыба.   Там,    внизу  огороды  плохонькие  от песка.  А  грибы  у  нас,    бродили  бабы по  лесам и кустикам,  собирали грибы  все лето  и осень  в  дожди.   Он  уже  -  дождик  -  уже накрапывает.  Значит,  осень.  Красота.   Стоишь  в  песке  и  любуешься   -  такое разнолистье!  Днем  ты  в  основном  спишь.    Следят  ребята  снайперы,  чтобы  тать не  переплыл  реку и  не  отрезал тебе  голову. Да,  а на голове  кусок  дерна.  Со стороны  тебя не  заметишь.,  разве если  наступишь.   Наступали  ребята  по  пьянке  утром.  Проносило.  Девчонки опасней.   Шакалы,  волки,  росомахи..  Особенно  росомахи   -  свирепые твари…Ребята, те, что  закапывали,  сыпали вокруг   серый  порошок, и  твари  только  учуют,  начинали  сморкаться  и сбегали.   Мне  запах не мешал…  Немного  хвойный.     Девчонки  ходили  с  короткими  косами. Для косьбы  в  воде,  в  затонах.  Местные  корейцы  их  окашивали     с  момента  поселения  много  веков назад.  Из-за   тростника..  Или,  вернее, такой   травы  с   длинными   веточками    типа  камыша.  Для  крыш.  И  грибы срезали  девчонки  этими  короткими,  но  с  тяжелым   острым  лезвием  косами   и   зверя  отгоняли.  Зверь-то привык  к  тяжелым   косам с короткими  черенками. И,  говорят,  обходил  девушек  -  страшное оружие.  Вжик – и нет  уже  живого.  Иногда  нашего брата. Знали мы  это.  И начальство  знало,  что   японцы  заставляли  девушек  отрубать  нам  головы  -  нам,  зарытым  в песок,  как грибам. Потом они что-то    отрезали с головы  жертвы, что теперь валялась  под ногами  -  ухо  ли,  нос  ли.   Одна  отрезала  губы.  Ее  ребята  закололи  штыками.  Это было  очень  близко  от тебя, но  как -то  не  верилось.   Пару  раз  я видел  их  ноги.  В стороне.  Острие  тяжелой  косы… Блеснуло. Если  ночью опасность  - японские  разведчики  приплывают,  надо  крикнуть  сойкой, кажется,  сойкой  пронзительно  …наши  быстро  прибегут,  начнут палить.  Тебя  отроют,  приковыляешь в столовку, холодной  каши поесть.  Хорошо.  Нас  набрали  человек  двадцать  на  весь  фронт.  И  не  помню, как  это тогда  называлось.  Удивительно,  но  некоторые  до сих  пор  помнят  номера  частей,  молодых  командиров.  Мы  смертники  -   грибы   -  как  мы  себя  называли,  до  конца   связывались  по жизни  и  дружили.  И что это?  Любовь.  Или  пришепетывание  смерти  - не  разлучайтесь!  Вместе  вас  станет  больше. «Чтобы  не  пропасть  поодиночке.»   Десятки  элитных  ребят.  Чьи отцы,   думая  о    завтрашнем  счастье  ребятишек, учили их  всему,  что  могло  пригодиться  в  будущем  -  языкам и тем  и тем,  системам  тутошней  жизни, боевому  состоянию тела,  могучему  духу.    Их  отцы  -  замечательные  подвижники   наук  и   искусств,  оказавшись  запертыми  в китайских джунглях, исследовали их.  Натыкались  на еще более  древние  слои жизни  людской.   Строили  университеты  в  Нанкине. Учили   местных  и, конечно,  своих  - терпению  и  самопознанию.  Чтобы  сейчас  зарывать их по  шейку  в песок   ради  блага  народа,  что  был  за их  спиной.  Но те,  кто  за их  спиной,  не  знали ни  японского,  ни  китайского, ни местного… очень  похожего  на  корейский… А  эти  знали.  И потому  были на  острие.   
И я тоже.  Верил  пламенным призывам -  защитить  родину.  Я  -  верил.  И  сейчас  кланяюсь... 
 …Корейцы,  блестяще говорящие  по-русски.   Например, по  физиологии   Те ребята,  что сидели  в  засаде,  в   метрах    ста   от нас,  им было хуже..  Как  только не изгалялись  над  ними  лесные  мелкие твари…  А   крутиться и откровенно  чесаться им   было  тоже  запрещено, чтобы не  выдавать себя.  И в  часы  отдыха  они голые  валялись на  солнышке, выгоняя  из себя  то,  что прогрызло их -    всяких   клещей, не клещей,  или крошечных жучков  и прочую  нечисть…  и  мы  рядом валялись…и  вот однажды  я  видел нечто -  из  его  белой   кожи, вдруг прорвав  ее,  стала выползать  тупая   белая  морда  величиной  с божию  коровку …видно,  солнце  её   достало под кожей  парня, и оно  вырвалось  на свет божий,  размахивая тупой  мордой .  Вижу,   её    ждала птица  в  сторонке,  размером с дрозда.   Подлетела,  вцепилась  клювом  в его голову,  выдернула  его из  тела парня и исчезла.  На коже осталась   бескровная  ямка.  Парень  во сне  почесал  это место.      Он  так  ничего про себя и не знал.  Я  не рассказал.  На построении  я  заметил, как  он, явно чего-то не понимая,  чешет  это место, и  расхохотался   про  себя.  Он  был мой  сменщик   и  вставал  в мою  яму  через  день,  то есть после  меня  …А  я  гулял  и веселился  на  нарах,  приходя в себя  после  бессонной  ночи,  зарытый  в песок под дулами  снайперов, что  были напротив  за  рекой.
  Я уже тогда  наткнулся  на  увлекательную  игру -  плавая  в  песке.   Чего только  не  лезет   в башку .  От   великой  реплики  - «А про что вы, рядовой Петров,  думаете,  глядя  на  кучу  кирпича?  -     Про бабу,  отвечает  солдат Петров. -  Я о ней  всегда  думаю.»  До сложнейших  решений  задач по стереометрии.
  А  тут  у   меня   сложилась  целая программа  по  физиологии -   изучения себя изнутри  по  мере продвижения   того   самого  червя- поводыря  в  моем  теле.  Пожилой  кореец, к которому  меня пристроил  отец,   беспощадно  награждал меня  тумаками,  пока не  остановил  в моей  башке поток сознания по  строительству  мостов и  сопромату.  Отец  мой был  ведущим  строителем   мостов  в  Нанкине  и окрестностях,  хотя  я  что- то  не  замечал  каких- то рядом  бурных рек.   Но  жизнь  в моей  башке   сопромата   беспокоила  отца,  и  он сдал  меня корейцу,  знатоку всего на свете, и  йогу, и  врачу-физиологу.  И потекла моя  новая  жизнь -   «совершенного   объекта.»   Перво- наперво  он  приказал  мне  раздеться  догола.  « Фу,  как  легко  тебе стало,  мой  мальчик.   -   сказал он.   - Взгляни на себя.»    Я  принялся разглядывать  себя    в огромном зеркале.    Часа  три.  Пока   не начал  орать,  что  меня  пожирают  голые  девы.    Он  хохотал. Потом  он  взял кисть  для побелки и крупно  мазнул  мне  чуть повыше  задницы  красной  жидкостью.   Запахло приятно.  Велел  нагнуть голову  и мазнул  там тоже красным   -  нет, теперь  фиолетовым, макушку.  Когда он поменял  краску, я не  заметил.  И   сказал он :  «вот, из  красного  до  фиолетового  и  обитает в  тебе    совершенство. Се   -  человек!»   И ткнул  своей  тросточкой  в  кровавое  пятно  на  пояснице   -   из  вишневого  варенья -   и  сказал:
    -  Поползли?
Видно,  эта реплика  и стал причиной, по которой  свои путешествия внутри  себя  я  проползал, как  тот  червячок в парне.   Уже на службе. В  армии.  А тогда  я  оделся  и   споро   отправился с корейцем  рассматривать  разрезанных  мертвецов.   А  уже  к  вечеру  мы  шагнули  в  увлекательное   странствие  по кровеносным  сосудам,  нервным  волокнам, жилам  и сухожилиям  от  кроваво-красного пятна на моей  пояснице   сквозь все  мое   тело  к  фиолетовой макушке.
Куандалини!  Они  увлекали  меня  в  путешествия  с  моим  хвостиком.  Коего  я иногда теребил, забывая  свое  совершенство.   Он  заметил  это и  не  прочитал  морали  по-корейски,  а  повелев  обнажиться,  объяснил,  как  это  делается  по  йоге  правильно, для  стимуляции  иммунной системы и селезенки,  и для    разблокировки  чего –то, забыл  чего,  но  как-то это связано  с  грибами,  что  пристроились  в  нас,  в  людей. Только  удовлетворять  себя  надо  системно !  Оказывается.    А лучше, чтобы  это делала    легкая  девичья  ладошка  и  ее.. … А что?  Тепло  и  еда под  боком   у  паразитов  грибковых  в  нашем  организме..  Пусть движутся  другие. А  они могут  слизью  уйти из  людей  туда,  где получше.
Ну,  а  куандалини  озабочены  всем материальным  в  нас.  И главное  -  продолжением  рода.   Естественно,    меня,  шестнадцатилетнего,  эта тема  интересовала  особенно. Кореец  дал мне  подзатыльник  и  назвал  точку первую  по  йоге -  МУЛАДХАРА.  Он   сказал, я запомнил.  Подзатыльник  и  легкое  удовлетворение  там, где   формируются все потоки  праны  и  текут  вверх  к  более  значимым  точкам. Пополз  червяк.  Прощай  крестец,  здравствуй -  СВАДХИШТХАНА.  Но  ночные  грезы и размышления не  дают покоя    этой  муладхаре.  Все  как- то плотно,  тысячи глаз  подсматривают…и ты  стесняешься…а  она  все  твердит  -  давай!   Меня…хоть  во  сне.  Но  только  для продолжения  рода…а  так… ну…  А  если продолжение рода,  свадьба  там  -  потом, а  сейчас  ?  Не!    Та  чакра, что  повыше  -   полегче.
Там  -  в  яме  -  червячок  надолго  оставался   возле крестца.  Еще потому -   так  хотелось  -  ей.  Моей  кореяночке.  С ласковой  кожей внутренней  стороны  бедра и  чудным  сосочком  груди.  Ее я звал  - Она.  Она меня  заводила -  не позволяя, благодаря моей    скованности,  того,  что я  хотел от  нее.  Я ей  угрожал,  что  если  она  не  позволит  делать  ее  счастливой, то  я  выскочу  из  плена песка  и   наглумлюсь  над ее  девственностью. На  что она  говорила   очень  трепетно  -  давай… Но  я не мог дать. И  она убегала  в  темень.  С  корзиной, полной  грибов, и  короткой косой. Она  торопилась  к  последней  лодке.  И  на  ее  косе не  было  крови.
Их  переправляли  к  вечеру  на нашу сторону.  Девчат  -  сборщиц грибов.  Со  своими страшными косами.  Собирать  грибы  позволялось  внутренними  законами  местности  только  в сумерках,  чтобы  Этот -  страшный  без имени,  что  убивал девушек, чтобы  Этот   -  их  не сцапал. Так считали  в  каждой  семье. И  девушки  -  ответственные  за сбор грибов -  это  чтили.  Назад они  возвращались  до  первой  зари. Ночью  они  прекрасно  видели,  как  кошки. И я  тоже. Приплывали  на  лодках  через  Амур.  Как  раз просыпались  мальчишки  и отправлялись  на  ловлю  рыбы  -  второй  составляющей   еды  поселенцев с того берега.  Она  -  я с  ума схожу,  когда  через  столько лет   вспоминаю  ее  -  ее  имя  произносить  было невероятно  трудно  для  европейского  уха   -  в переводе  с местного  корейского  диалекта  звучало  так  :      та,  у  которой стан  охватом  твоих пальцев…Нет,   больше  не  могу  о Ней…

( Давай  поясню.   Эта  страничка  рукописи, видно,  была скомкана, чтобы  сгореть в камине…потом расправлена  и  похоже, есть  симптоматика,  -  что  проглажена,  вначале рукой,  а позже  утюгом,  чтобы быть  читаемой . И  брошена  в  кучу  бумаг  - собственно,  рукописи,  что дожила  до  моего  внимания  в  комнатке  на  втором  этаже. А  точнее,  в  коробке  в общем ворохе. Явно  все это готовилось  к  сожжению, но  автор  почему-то именно эту коробку  пожалел  и  засунул  в темную  комнатку, на  антресоли…  О, может,  это  Она  того    пожелала,  коль  командовала им,  зарытым в  песок  на высоком  берегу  Амура.  Этот  дом я  полукупил,  полуполучил  в  дар   в  двадцати  километрах  от  столицы.  Человек  -  я  его  даже не видел  -  со слов друга  выставил  простое  предложение -  мол,  живи, но  помни,  ничто  нельзя  уничтожать  в доме…ну  там ремонт,  переделки  на  женский  вкус   и чтобы  дева,  что будет там ступать,  иногда надевала  что-то   фиолетовое.  Я  ничего не понял и переехал  в  этот  дом,   где  обязательно  должна  была ступать  ножка  фиолетовой  дамы.  А  время  шло  лихое.
Видно,  сбежать  от  Гайдаров и прочих  и решился  старик.  Оказался  в Черногории,  где  мэр  городка,  его приятель,  угодил ему  ладным  домиком с  окнами  на  вечные  вершины. А  что  еще надо  старику –философу,  дружку  великого  Лосева? Одно  только  упоминание  этого  имени  переломало мне все планы  на  текущую  жизнь.  Сын  хозяина  дома уезжал  к нему  в  Черногорию  -  а  чтобы  не  разграбили  дом,   искал  жильца.  Им оказался я. С  великим  русским  философом   Лосевым   меня связывало  детство…  Мой  друг  путешественник -  бродяга  Ваня  Богатырев   пересекся с  философом,  тогда  уже  известным во всем  философском  мире,  на  стройке  Беломорбалтийского  канала.   Жена  его  сидела в  лагере  где-то рядом.  А угодил Лосев  на  великую  стройку  по  глупости.   Сталин  написал  философский  опус и опубликовал его  в  газете.  А он  сказал,  что ему  чем-то нравится  опус  генсека  -  какой -то детской  чистотой и наивностью .  За то и угодил.  Спасла его и его жену  супруга  Горького.  И философ  Лосев  прикусил  язык.  Уже в  войну   Сталин спросил  у своего помощника  -  а  есть  ли  на  Руси   другие  философы?   Помощник ответил  -  есть  один.  Лосев.   «Вот  и  пусть  станется он один»,  - улыбнулся великий.  Этот  анекдот  я в  детстве  услыхал  от   Вани. Он подружился в лагере с  Лосевым . И  это  имя  врезалось  в мою  башку.  Так что  когда приятель  упомянул  о  последователе Лосева  в  движении  «имяславие», я тут же  согласился  на все условия и переехал  в  их  дом.
 Все  гостиницы  центра  нашей  столицы  захватили  компании  лихих  ребят  с  огромными пистолетами,  наш главный  тем  временем  писал  на  колесо  немецкого  самолета  -   это  была его пресс конференция  для  мировых  лидеров. По  столице  разъезжали  танки  с полным боекомплектом,  наивные  защитники   кучи  дерьма, куда  канула  вся великая  история  великой  страны   стреляли  из  здания  телевидения.  Все  умники  разлетелись  как  стадо  ворон  при  первых  выстрелах  -  кто  куда.  Одни  строить  океанские  яхты   для  друзей  в  Аризоне,  другие  досматривать  вершины  швейцарских  Альп, некогда  недосмотренные  в  бесконечных переговорах.  Народ  ликовал, потому что  наконец-то  свободно  пил,  таскал  мешки  с  деньгами,  фантазировал  -  вот  будет  завтра?!  На  улицах  Мосфильма  и  в его   переулках  бегала непуганные  крысы,  а  в   коридоре  бывшая  красавица  по  костюмам,  встретив  меня,  испугалась  -   целый  день никого  не видела  в  киноконцерне.  Всплеснула  руками, разглядев   меня в  полутьме, весело воскликнула: «Господи.  Какой ты  молодой!»  Спасибо тебе, милая.   Как раз  в  этот  день   меня отвозили  в  мой  будущий  дом.  К  этой  мятой  рукописи,  чтобы  я  отыскал ее,  не  желая этого,  спустя  несколько  десятилетий.)   

Так  на  чем  мы  остановились  в  рукописи?  Куандалини  мы  проскочили…  Мой  червячок  пополз  вверх.  Манипура, Анахата,  Вашудха,  Аджна  (третий  глаз) и, наконец,  Сахасра. С  привкусом  все  тех  же  Кундалин.

  А  что  еще  в  голове  солдата, что стоит перед  грудой  кирпича?   Что его постоянно мучает.  Да,  я был  без памяти  влюблен.   Она…  Ах,  она!  Дева  тоже  влюблена! Исцелованная  голова моя  торчала  из  песка,  как  голова  гриба  фиолетового  цвета.  Снайпер  противника  не  стрелял  по  нам из  темноты того  берега   при  тусклой  луне   …  а она  целовала и целовала, убирая  от своих  губ  мой  песок. Моя циркачка.  Нет, танцовщица.  С  телом, сводящим  с ума.
        Я  приходил  в сознание, когда  ее  уже не  было.  Слишком светло.  Далекие  голоса  моей  охраны.   Обсуждали  грибы  на  дороге.  Потом меня.  Что  какой- то я  больной. Что  надо  доложить.  Ребята  откапывали  меня.  Прихватив  одежду,  я  отползал  к  кустам  -  там  я  был  невидим  снайперам. Оказывается, они наблюдали  за  нашим  клубком  тел  и не стреляли. Может,  оттого,  что  стрелки  сами  были  оттуда  же,  что  и она,  и  совсем недавно  они  бегали  детской  компанией  по закоулкам  своего  городка. Пока  была  тусклая  луна,  только они и  видели  нас.
      Верхний  городок, нижний городок.  Внизу   -   крестьяне,  поля заливные   амурскими  волнами  в  период  дождей,  вверху  - христианская  вера,  не  то  православная,  не то католическая.   От  первых  христианских  паломников.   Внизу  вообще не понятная  каша верований.  Их  молодежь  тянулась  наверх.    В храм  нас водили  по - воскресениям и  мы вставали на колени и слушали  бормотание  батюшки. Некоторые  ребята  возмущались,  что  их  ставили на  колени  в  храме,  грозились  в  темноте  барака   с нар,  что  напишут  командующему.  И  не  писали.  Потом  баня.   А пред  всем  этим  - доверительный  вполголоса  инструктаж  офицера,  что  то, что ходите в  храм, вообще-то  запрещено, но  вам  дозволено, чтобы избежать идеологического  конфликта  с верующими  жильцами  нашего  городка!  А мне  молитва  была  привычна.  Отец  лет  в  пять  обучил  меня  Иисусовой  молитве   -  от  всех  скорбей  и  болезней, и  дурного  поведения, и  я  уже  совсем привычно,  вовсе  не  вдумываясь  в смысл  слов,  читал про себя  бесконечно : «Господи!    Ииусе  Христе! Сыне  Божий!   Помилуй  мя, грешного!»  И  только  лет  через  пятьдесят  я сообразил,  что  всю  свою  жизнь  был  исихастом,  человеком, что  молился  беспрестанно.

Наша  первая   беседа при  тусклой  луне.   Ах, она..Я  увидел  ее.. Впервые.   Я  с ней  танцевал.   Русская  тетка   строила  из  девчонок  ансамбль  с  корейскими  танцами.  Не  было  мальчишек.  Конечно, танцы  не  парные,  но  мальчики  были  нужны  для  комических  номеров. Кто-то  должен  был  задирать  длинные юбки  красавиц,  чтобы  те,  как  сговорившись,  бросались  на озорников  и  юбки  сами  задирались  в  борьбе,  к огромному  удовольствию   солдат,  только  что  вышедших из  смертного  боя.  Я  вызвался.  Побывал  в  возне  девчонок  и  ребят.  Меня  в первый раз  обожгли  чьи-то руки…  В башке  моей что-то помутнело,  но на мгновение.  Чье  было  прикосновение?   Я  не  знал.

Мои ладони под  землей   не  желали моей воли,  они ловили  и ловили то,  что от  нее исходило,  какие-то  барьеры, что сковывали пальцы,  сворачивали  суставы  и кисти  рук.  Они   обнимали воздушные   спины  ее,  много  спин и  вжимали ее  тело  мне  в  щеки,  шею,   самую  макушку   и  я чувствовал то, что  не мог раньше  чувствовать,  но  слышал от  корейского  старика,  как  радужный  поток    вливается  в  меня  через  нее. Не  знал  я времени.  Не  знал,  как  вырывался  из  песчаного плена,  как  там,  где  Кундалини   вибрирует,   то   что составляло  часть меня  и то что  принадлежало  ей  и  рвалось  к  ней. Очень  долго  принадлежало  ей.  Этой  гибкости. И  пронзительной   боли  счастья.
        Ее  убил снайпер  из ее  же  детской  компании.   Японец,  что лежал  за  ним, держал  пистолет у его виска.  Японцы  не видели при  тусклой  луне, корейцы видели.  Когда  рассвело.  И  ее  обнаженное  тело  на мне…  Играющие  танец  вздернутые  руки.   Покачивание  бедер…
       Она  упала на  меня. В  памяти моей  ничего не осталось  -  как все,  что  было  дальше  и что было. Чувство, что   что- то  от меня  оторвалось  и   повисло рядом.  Меня  отнесли  в  часть.  Сердце  мое то продолжало  биться,  то  умолкало..  И  в первый  раз   хирург сказал :   «Кажись,  все ».  Я  это  слышал.  Потом   тоже  говорили.  Меня  отправили  во  Владивосток. Там  меня  наблюдали. Мужчины  хирурги  считали  меня  покойником  рано  или поздно.  Женщины…они  и спасли.  Правда, совсем  не  больничным  методом.  Но на то они и умницы. 
    Был у них  долгий спор,  потом сговор.  Они  позвали   сотрудницу  хохлушку.  Красавицу, очень  робкую. И нежную.  Увы,  война таких  призывает на  службу  тоже.  И что-то сказали. От чего нежная девушка  покраснела и чуть не грохнулась  в обморок. «Ну,  это- то  хоть   понимаешь?  Я  -  да, умею. Научу. И  убеждаю тебя  -  это  то, что  спасает  многие семьи от   тех перенапряжений, что испытывают наши  любимые.   Не  станешь у него,… выгоню  с работы.  Поголодаешь,  прибежишь!»  Рыдая,  та  согласилась. И  на удивление  быстро  все  освоила..   «Но  почему вы выбрали меня?»   -  однажды  спросила  она  училку  медичку.
    -   Мы  должны  спасать наших  солдатиков.  По  уставу.  И  чисто по-  женски. Наша  жалость  так велика,  что  они вдруг хотят  жить, а не умирать.  И когда  он откроет  глаза  к нам, он увидит  тебя,  моя  красавица .  А не меня старуху. И  захочет-то  и   вернется  к  тебе.
    Так оно и  случилось.  Она планово   стимулировала меня,  а  я рассматривал  ее,  и  что-то  очень  смутное  теребило  мое  сердце,  что-то  мне пыталось  напомнить о себе.  Я  в нее  влюбился.  Через  много месяцев  я с ней  случайно  встретился и спросил,    а не  хочет ли она продолжить со мной? Она  рассмеялась.
    -Иногда  хочется…но у меня  другой  любимый. И  с ним  мне  больше нравится.
   
        -  А  потом? -   целуя меня  в ухо , спросила она,  в  первый  же  день  нашей   беседы  при  тусклой  луне… -  я  пожую  ушко,  давай? Япи   сказали,  что  убьют  всю  нашу  семью  и меня, если  я  не  принесу  твою  отрезанную  косой  голову.   Как  тебе?
     -  Я  правда  ничего  не понял . -  ответил я . - Я  не расслышал…
     -  Я  хочу  покусать  тебя  там…
      -   И  что  мешает…луна еще тусклая….  Ты  своими  щеками  -  … она  бормотала  опрокидывая  редкие  свои  слова    в  ласковый  стон.
А  я   умирал.   Сильно  стучало сердце, даже  заглушая в  моих ушах  ее  голос.  Спазмы  ее  тела  передавались  мне. И  вдруг  стало  легко  дышать…
    -  А мама? 
    -  Она   сказала -   только  не  делай  этого,  иначе  он  станет  над  тобой  и раздавит  тебя  в  похоти. Будет  продавать тебя  за  деньги   друзьям.
    -  А  папа?  - из  меня  все  рвалось,  и я  утонул  …
    -  Он  сказал,  что отдаст меня  за  богатого…  ты  вкусная…
    -  А  что  это  «делать»  нельзя?  Вот так…и  так  нельзя?  А…  что ты  со  мной  сейчас  делала  …   я  еще  хочу.
    -   Я  тоже…   Ты  что- то  видел?   Тогда,  в  танцах?
    - Ты  обожгла меня.
    -   Я  ночь  не  спала…  Я  была  за  тобой  неподалеку…
    -  Ты  приходила?  И  не  подползла  ко мне….
     -  Я  боялась,…что ты  надо  мной  …и я  не смогу  тебе отказать…Только  не так.. я…
    -   Я  вгрызусь  в  тебя   и  поселюсь там   …чуть -чуть  вперед…
    -  Нет  ….-   Простонала  она.  -  я  буду кричать… да.  Ты…нет,  не  уходи.  Еще. Когда  же  ты вылезешь  из  норы  сосем?
    -  Меня должны вытащить…твои губы  опять как  вишни…как  тогда   после  танца… Ты  обожгла меня…  проклятая  луна  она  светлеет….тебя увидят  и  убьют…
    -  Вот  и нет,   если ты  поцелуешь  мой  сосочек ..да  так  …опять  …я  вся  покрылась  капельками…будто  дождик  оросил    
    -  Пошел  дождь? 
     - Нет.  От твоего  робкого  поцелуя…а  я хочу  тебя  сильно   очень, что  будет  со мной? Я  растаю,  как  льдышка  в  твоих  объятиях…
    -   Что  ты  делаешь?   Я  словно  стал  другим  мужчиной… Я  сожру  тебя…
Она  рассмеялась,  как  колокольчик.
    -  А  тут?
    -   Да,  да….
    -  Это твоя  точка  «миллионов  мгновений  счастья.»
     -   Такого  не  бывает  …
    -   Моя  мамка  знает…Я  же  наложница.  Папка  меня  может продать  на  ночь  Я  тоже   должна  помогать  семье…а  пока я наложница…  так устроен  наш  клан.   Потом  я стану  невестой…потом  женой…Твои идут…прощай. -   Мелькнуло  стремительно  ее  обнаженное  тело…и  вернулось -   …укуси  … там  умоляю  укуси…  опять   я вся в  дожде…  прощай.

    Я  их  забыл.  И  ту,  и  эту.  Надо  было   просто  жить.  Просто  по-людски я их  забыл.  И  однажды  она  вернулась.  Моя…  Полстолетия спустя.  Вернулась  щемящим,  шипящим  от  ярости  клубком,   там,  где  обитают  кундалини  -  так мы  называем  те места ;  бесконечным  дождем  слез   в  сердце,  у  Анахаты ; и  шепотом  звезд  в  вечном  безмолвии  Сахасры  -  бесконечной  Мудрости.  Привет,  милая.    Я  ей  сказал.    Больше  тебя не отпущу.  Буду  жить,  и тосковать  по  нашим  беседам   при  тусклой  луне.

Она  рыдала,  вздрагивая  всем  телом.  Ее  слезы  стекали на меня,  смешивались  с  прилипшим  к  телу  песком.
    -  Как  я   скажу  маме?   -  прошептала  она . -  Я  пропала.  Папа  меня  убьет.  Я  упала в цене.
    -  А  ты им не   говори, -  очень  разумно  предложил  я,    больше озабоченный, что это снова  требовал  свое и  я  не мог  сопротивляться. Запылало  в голове…Я  поймал  ее   ладонь  и  направил  ее  туда   -  где  грел  пожар.  Она попала туда   ..  Волосы ей  мешали,  но  она  этого  не  замечала.  Задыхалась.  И снова  впивалась.   Потом  что- то поменялось…я  оказался  за  ее спиной….Она  застонала  и вцепилась  ногтями  в  мои  ляжки.  И  вновь оказалась  сверху…Из  меня  бил  фонтан,  она  очень  мелко  вибрировала,  наслаждаясь  этим…и  ей  этого  было  мало,   что-то  внутри  нее  распахнулось,  забирая  меня  ….. ..я будто падал  в пропасть,  ее  мягкие  и ласковые  губы    подпихивали  меня  все  дальше  и  вглубь   …бесконечно,   и  снова  фонтан из  меня   и жадное  поглощение ее .   И  снова  падение     ….и  снова  фонтан,   вытягивающий  из  меня все  силы.     Она  лежала  на мне.  Легкая.  Обволакивающе  парящая  и пахнущая вишней.   Нет,  она времени не теряла.  Она  уже  была  причесанной.  И  очень  свеженькой  на  прикосновение.   Была  чистюлей.  Она припала  к моему   животу  и  стала  легко  меня будоражить.  Оказалось,  что  с собой она принесла   бутыль  с  водой.  В  корзине.  Видимо, готовилась  гроза.  Сполох,   очень  короткий, осветил  мою  статуэтку,  бутыль  в  ее  руках,  веселые  глаза…лезвие  косы в стороне  …темные  пятна.    Молодость  прекрасна  -  она  не смотрит  далеко.  Жар  ее  губ.  Теперь она  внизу.  Требует,  чтобы  я  ласкал  ее  грудь.     Восхитительную  грудь. И  я не удержался,  снова оказался  в ней.  А потом рассвело.   Как-то очень  решительно.  Правда,   мгновение, и  мы  были раздельно.  Четкая  мысль  -  она  опять  уйдет.  Она  уже  сидела,  глядя   на  тот берег  через  реку.  Огляделась.   Собрала  свою  одежду,  положила что-то в  корзину, торрчващее.  Но  подумалось  почему- то  про  нос.  Я,  конечно,  не понимал,  что в  корзине  голова  моего  сменщика  -  того парня,  из  которого  выполз  червяк  и его  утащила  ловкая птица.  Без  головы  она приходить  домой  не могла  -  смерть   родителей  и ребятишек  была неминуема.   И  она  рассудила, как  любящая   женщина,  увы,  они  такие!   -    пусть  не  мой,  а  другой. Она  бесстыдно  встала,  не  загораживаясь  руками. Почему-то  плакала тихими  слезами.   Пошла  было, прихватив  корзину…  бросила ее .   Расхохоталась и прыгнула,  как  кошка,  ловко на меня..  И  попала правильно.    Не причинив  мне  боль.  Я нырнул  снова в нее,  и  она  тихо  запела,  двигаясь  всем  телом в  такт витиеватой  мелодии,  расписывая   руками   в  воздухе  узоры.   И  упала  на  меня. Выстрела я  не слышал.

От  автора.

Некоторых моих  читателей  может  смутить  повышенный   эротизм  в  моих рассказах.  Это  естественно. Я, воспитанный  в   восточных  традициях  восприятия  жизни,  этого не  замечаю. Но  меня  попросили  высказаться  по  этому  поводу.  Начну с того,   что  великая  структура  взгляда на человека  с  точки  зрения  йоги  вся  пропитана   жаждой  разгадки   устройства  человека и его  систем  ощущения  жизни, как  собственно  взгляда   издалека  на  жизнь   феноменального  существа  -  человека,  столь  сложного,  так  и прекрасного…что  разглядеть  его   обязательно  надо  дотошно,  до  винтика,  до  жилочки. И  тема  эротизма  здесь  растворяется  в  обычности  людских  отношений.  Первый  рассказ -    о  любви   старика  могильщика  к  юной   девушке  мне  подсказала  прекрасная   поэзия   берберов,  странников  великих  пустынь.  Сюжет  просто оттуда  с  расположением  в  нем  культа  кундалини,  великой  силы,   защищающей  продолжение  человеческого  рода.  А  дальше,  с  сильным  влиянием  тех же кундалини,   забавная  история  моего  приятеля.  За  вечер,  пока  шел проливной  дождь,  он из  балбеса  превратился  в  мудреца.    Здесь  на  подмогу  я  призвал  великий  Китай.  «Расписную  стену »  и  «Лисьи  чары ».
Это  сборники   рассказов   средних  веков.  Великие   истории  тонкой  эротики.   Потом,  продолжая  пласт   кундалини  -  йоги,   я  добрался  до «сердечной»  чакры  и, наконец  до  «третьего  глаза».
     И   до   истории  любви,  трагической  истории  любви  девушки-кореянки  и  русского  парня  на   великой  реке  Амур.  То  есть на   реке  любви…   Я услышал  эту  историю  как бы  дважды…По сути,  эта история  космическая.  Господь взглянул  на нее  с  одобрением.  Спасибо,  горбоносая  рыбка.  Для  меня,  наверное  -  золотая.

      В  студенческие  годы  я  оказался  со  стройотрядом   в  Черных  степях.   Отары  овец   чеченцев,   кособокие   кошары,  полное  безводье -  лишь  озерца  с  сероводородной  водой.  Арбали.   Татары   в  тесных  домах.  Но очень  уютных  и прохладных.    Где-то там  поселок  Турсад.  Действительно,   турецкий. Но не  сад.  А проклятая  пустыня.   Канал!  И  вдалеке,   на  берегу  воды,  островки  жизни. Наша строительная миссия закончилась . На следующий  день  мы  уезжали.  Остатки  штабеля  со  строительными  бревнами  мы  должны был передать местным  властям,  но  на  общем  собрании  измученных  строителей  было решено  -  пропить.  Мы всё  закупили  для  ночного пиршества.   Пришли  ребятишки,  девчонки   для прощальных  объятий  -  и с  закатом у  них  все началось.   Деньги  за  ворованный  лес  кореец отдал  с поклонами.  Еще бы!   Лес  тут  был  поинтересней  золота.   Машина  уехала.  Оставила меня   и  мотоцикл  для меня.   На возвращение.  Однако  на  пиршество  я  не  попал…Ах,  она!  Я  о  внучке  старика   корейца,  что присутствовала  в  наших  взрослых разговорах, прячась  за  цветущими  кустами  -  обнаженное  плечо  с  божьей  коровкой,   бегущей  куда-то,  обнаженное колено,  которое то  выдвигалось сквозь  листья, то  пряталось, словно  призывая, -   а ну, потрогай. Очень  смешной ужин.       Смута, а  то и паника в  моей  юношеской  душе.  Множество мисочек с  какими-то изысками   корейских  женщин.  Что-то  веселое  и  дурманящее.   Быстро подобралась  ночь.   Мне помогли  добраться  до изящной    беседки  в  этом изысканном  саду  с  пением плиц….  Помогала она.  Она  же помогла мне раздеться,   еще не  ложась.  Вода,  дружеские  брызги.  В  голове проступали  строгие слов-обереги.   С  девушками  не  спите!  Они  хотят  забеременеть и  побыстрей  перебраться  в  города!   Мелькнуло  и пропало.  Как чудесно,  что молодость  так  далеко  не смотрит!
     -   А  где  у тебя  точка  миллиона  мгновений  счастья?   -  продолжая  поливать  меня  водой,   спросила  прелестная  незнакомка. Ее   ласковая   ладошка  добралась  до   низа    живота.
    -   Я  не  знаю…
    -    Сейчас  найдем….   Так  приятно?   
    -    Да, а  что  эта  за  особая  точка?
    -  У  мужчины…   -  подсказала  она   -   Где-то тут… Это,  чтобы  мужчина,   когда  устает,  он  становится  вторым  мужчиной  и третьим  -…   страстным  и  яростным…   кажется,  эта….
      -   Да, да   эта…
     -   Меня  матушка   этому показала….А  пока  я  наложница… Хочешь, твоя?

     Утром  меня разбудил дед.  Попили  чайку.  Он  попросил, чтобы я  написал  свой  московский адрес.   Зачем?  Не понял я,  но написал.  Уже уходя,  спросил, а где  же его  чудесная  внучка? Хотел  и с ней попрощаться…
    -  Мамке  с утра убежала на почту,   мамку   обрадовать  про тебя….что  у вас  все  было…
     И опять я ничего не понял.   Уже в машине  по  дороге   вдруг  сообразил   -  не помню,  спал  я с ней или  нет.    По организму,  его торжественному спокойствию  -  увы…   Впереди  черноморское побережье и встреча  с ней  -  моей  Ундиной…  в городе  Хоста. Да,  совсем  забыл.   Рыба.   Та  очень  странная  рыба  -  с  тупой  головой  и  почти  носом  -  горбинкой.   Она  была  на  подносе  целиком .  Как  наш средний  карп.   Но,  оказывается,  уже  искусно  порезанной.   На  пласты.  И ешь ее  пласт  за пластом.  Вкусно,  хоть и необычно. 

 По  дороге   на  море   мы  умудрились   побывать в  нескольких   неприятных  ситуациях,  но  добрались  все-таки. Сошли  в  Хосте  - я  и  та  парочка.   Великанов.  Он и она   на голову  были  выше  всех  вокруг,  и,  может, оттого  не обращали  никакого  внимания  на наш мир.   Да они просто его не    видели,  он  был под ними.  А  они  улыбались  друг  дружке.  Это  было  немного  обидно.
      Ленку  я  повстречал   на полпути к  пляжам.  Ее и ее матушку,  чудесную   женщину, хозяйку  первого,  самого  военного  пугающего отдела   по  делам  североморцев. Она весело  взглянула  на меня. И  вроде   одобрила. И  далее по жизни  мы  улыбались  друг дружке  приветливо.  А вот  ее  дочка!   Ах,  она….Весь  день  мы провели  вместе  рука в руке, не расставаясь.  Трепетно ожидая   темноты.   Луна  на  радость оказалась  блеклой.   Я  оказался  в  центре  усадьбы   за столом…За спиной    участок  уходил  довольно  круто   в  горы  …там проходила  дорога,   построенная  еще пленными  турками.   А  если  вперед  -  стремительный  спуск  в  низину,  к   пожарному  депо и   дальше  прямиком  в  речку. При полной  тишине  по роскошному  саду  шла война.  Все   обрушивалось.  И  прозрачные  яблоки,  и сливы  величиной  с кулак,    щелкал  виноград,  била по  крыше  груша…  и еще  много  непонятно  другого.   Ходили  огромные,  тощие от жары  коты.  Крысильда  бесшумно  карабкалась  по  стволу  пальмы  возле стола,  с  добычей  для  своих   крысят…Наконец  свет погас.  И мы оказались  под  кустом  орешника  в  густой  траве.
  Я  почему-то  запомнил,  падая  в  забытье,  тихий  стон  моей  корейской  подружки.     Пока мне   исследовали  точку  миллиона  удовольствий  в  райских  кущах  на  речке  Турсад,  моя черноморская  девушка  с  блеском  поступила  в  московский  университет…  дождалась  меня,  изменщика,  а сейчас  пряталась  в  моих объятиях,   задыхаясь от  волнения и  укрывала  свои глаза  у меня  на   шее    от  бабушки    Ольги Алексеевны  -  замечательной  старухи и моей  подружки  на  десятилетия  вперед.  Та просто  ходила  по  саду и что-то искала  …
      Пожимая мне  руку  при  встрече, она  сказала мудрейшую   фразу,  которую мне  никто  больше не  говорил: 
    -  А  ручки  у вас,  как  у  барина…

    Прошли   десятилетия, прежде  чем я вновь  увидел  эту  диковинную  рыбу.  Уже рухнуло  советское  кино,  разваливался  Мосфильм.   Кинематографисты  пили, уезжали,  пытались  наладить  телесериалы. Очень  хватким  с огромными пистолетами  это удавалось,  мелочь  пузатая, вроде меня, пряталась  в собственной  гордыне  и не сдавалась.  Я  тоже  бродил  по еще  жирненьким  коридорам  телевидения. И  совершенно неожиданно  получил  заказ  на  несколько десятков  документальных  фильмов  для Европы  по  насекомых   Причерноморья.   Мы  принялись  за работу  на   территории  усадьбы  моей  жены  в  Хосте,   быстро  построили  баню  с  бассейником.   Пошли  съемки.  Мы  работали и парились,  и  кувыркались  в  бассейне.  Как вдруг  обнаружили,  что помимо  нас  в  глубоком водоеме  еще  кто –то обитает.
Отловили проказников.  Это оказались  карпоподобные золотые   рыбины  с  носом  горбинкой.   Точь-в-точь,  как  у   корейцев  в  черной  пустыне  в  оазисе на речке Турсад.  Такой  привет от моей  бесстыдной  наложницы,  моей  красавицы   девчонки.  Как  эти золотые   рыбины  здесь оказались?
      Творческое  безделье  было плодотворно  встречами.  Нет  дела,  значит,  можно  бессовестно  пить  водку и шляться. Так я  оказался  в  квартире  молодых  предсказателей  судеб.   Они подарили мне  свою  очень  достойную  книгу о том, что  нас ждет  всех  впереди. И оттуда  я сохранил  в памяти реплику: « Если случайности одного   порядка  оказываются  рядом  -  не  гоните их,  как  паразитов.  Остановитесь и приглядитесь к  ним.  Подождите.  А вдруг  приплывет еще одна…  Расставьте их -  эти  случайности -    по ранжиру  и, убеждаю  вас, вы увидите  свой  путь  дальше  -   в  жизнь.»   Истинный.
       Так я  и  поступил.
       И  я  стал  ждать. И  действительно.  Случайно  произошло  то,  что  было нереально  на старом  пути. Предложение  друга   было  кратким -  «Спасай!  Я  рехнусь!   Отпусти  меня... -   умолял меня  мой  друг. -    Я уеду  от вас  и  есть  надежда, что  вампиры  мои меня  потеряют….Отпусти!   Это  требует и   старенький  дядька.  У него  особняк  за великие  заслуги.  Но он  боится  его просто бросать  -  растащат.  Поживи  у  него полгода, он  успокоится и вернется. Падаю  в  ножки.»   -  умолял  друг.
       И  я  заехал  в этот  дом.  И нашел  мятую  страничку в  коробке  с рукописями. Так  началась  моя вторая встреча  с  этой  загадочной  историей. А  начиналась она на  этой  страничке -   мятой и верно похожей  на  тусклую  луну  -  очень  подробным  рисунком  этой  загадочной  рыбины с горбатым  носом !  Золотой  рыбки.
       Той, что отлавливали  корейские  ребятишки  в  прудах,   а их  сестры  каждый  вечер отправлялись  на  высокий  берег  Амура  за  грибами  и  странными  встречами .  Как им указывал  их  Всевышний.
       Той,   что  подпрыгивала  и  била  хвостом  в  руках   прелестницы   с  заворожившей  меня улыбкой  на краю оазиса. И побежала  моя  новая  дорожка  судьбы  к  моей  ненаглядной  из  черных  степей   на  Черное  море  и  далее…
       К   той, в    бассейне, где  устроились  эти  рыбки.   И  далее.   В   странный  дом   к    рукописи  с  ее  картинкой -   я  имею  в виду изображение  золотой  рыбки  на  мятой  страничке. Она  заставила  прочитать  меня   ту  рукопись.   И  отправила  меня  дальше   -    далее  к  вам, дорогие  читатели.
 

Человек с открытой седьмой чакрой знает,  Вселенная заботится о нём и помогает ему.
 



                Конец.   2021 г.


Рецензии