Северные ленты или Метель в сочельник Ч. 2, гл. 11

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КОРОЛЬ ЗВУКОЗАПИСИ

Глава одиннадцатая

 Его разбудили солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь задёрнутые занавески в комнату, часы показывали ровно час дня, давно уже было пора приступать к своим обязанностям по студии. Настроив аппаратуру на запись, Алексей вышел на кухню и там обнаружил короткую записку от отца, в которой он сообщал, что уехал в больницу к матери. Не успел наш оператор позавтракать, как заявился Вениамин. Сняв верхнюю одежду, шапку и обувь в коридоре, корреспондент «Зари молодёжи» подошёл к большому зеркалу, что висело на стене, и долго поправлял на своей макушке кипу, прикреплённую  специальной заколкой.

- Что это ты сегодня такой нарядный? – поинтересовался Ольгин, наблюдая за тем, как трепетно относится его гость к своему головному убору.
- Мне предстоит участие в важном мероприятии, - пояснил Крюков, проходя по коридору на кухню, - На улице Посадского начинает работать еврейский общинный центр, решается вопрос о приобретении дома, который  будет использоваться как синагога,  к нам уже поступают деньги из Израиля.
- Очень интересно, насколько я знаю, у Советского Союза нет дипломатических отношений с этой страной после Шестидневной войны.
- Ой, Алёша, ничего-то ты не знаешь, после воцарения Горбачёва в 1985 году, советская политика на Ближнем Востоке претерпела колоссальные изменения!
-  Получи свой заказ, –  не желая с ним спорить, Алексей принёс шесть кассет, по 100 минут звучания каждая, - здесь всё, как ты просил.
- Я даже проверять качество не буду, вот тебе денежное вознаграждение, а вот и ещё пяток кассеток, мне нужен Северный с Шандриковым, их совместные концерты, а так же Сорокин, где у него песни Утёсова, оплата  будет по факту выполнения.
- Не вопрос, сделаю, а что это Веня, тебе так срочно эти записи потребовались?
- Ну, понимаешь, мой родственник из Одессы приехал, всего на пару дней, он очень хочет Северного…
- И ты, разумеется, сделаешь ему Аркашку не бесплатно?
- Я трачу на него своё личное время, и мне необходимо вернуть потраченные деньги,  - в голосе Крюкова проскользнуло  напряжение, - что же в этом плохого?
- Абсолютно ничего, - Ольгин решил разрядить обстановку.
- Мне уже скоро надо будет уходить, но, перед нашим расставанием хочу кое-что обсудить. Как считаешь, не пора ли Макару Волжскому обзавестись собственным репертуаром? - Вениамин положил на стол толстую тетрадь и подвинул её ближе к Алексею, – Здесь мои стихи, написанные за последние три года, надеюсь, некоторые из них, благодаря тебе, станут песнями.
- Любопытно… - Алексей принялся листать страницы, - много же ты насочинял! Так, «Голуби», « Тюремные бараки», «Старая пивная»… Рифма у тебя, конечно, местами корявая, но это не беда, если хорошо исполнить, никто ничего и не заметит.
- Ну, так как, возьмёшься?

Вместо ответа Ольгин принёс гитару, надел очки, остановился на первом попавшемся тексте и стал пытаться что-то играть перебором. Некоторое время он собирался с духом, а затем запел:

Солнце вновь поднялось над тайгою,
Надзиратель чихает в платок.
Свежий ветер костёр раздувает
И по снегу стелется дымок.
Возвращаются птицы с полёта,
Оживает сырая земля
Пережили мы первую зиму,
Наконец, наступает весна.
Но здесь вышки стоят, как и прежде,
И собаки конвойные злы.
Каждый третий из всех заключённых
Не увидит уж этой весны.
Наша могучая Родина
Крепнет себе день за днём.
Мы же в тайге пребываем,
И на морозе гниём.
Где-то там, за «колючкою» Гласность,
И Перестройка вокруг,
Но не для нас эти блага,
Так и запомни, мой друг.
Солнце вновь поднялось над тайгою,
Надзиратель чихает в платок.
Свежий ветер костёр раздувает,
И по снегу стелется дымок…

- Это просто загляденье! – захлопал Крюков в ладоши, когда песня закончилась, - запиши музыкальный альбом на мои стихи, у тебя получится!
- Записать, конечно, можно, но что будет дальше?
- Дальше пустим его в продажу через твою студию, а потом я сделаю так, что ты будешь выступать со сцены.
- Хорошо, альбом будет, но ты в свою очередь опубликуешь интервью Макара Волжского у себя в газете, и не в рамках своей авторской колонки, а на первой странице.  Договорились?
- Могут возникнуть проблемы, я не знаю, что скажет на это главный редактор, возможно, он потребует денег за такую публикацию.
- Ну, в таком случае, ты и заплатишь ему, думаю, не сильно обеднеешь.
- Блин, ты настоящий подпольный еврей, Ольгин! Ладно, дам тебе знать, как буду готов, откровенно говоря, мне самому интересно провернуть такую операцию, она станет частью твоей и моей рекламы, а сейчас я пошёл, уже опаздываю!

Когда дверь за Вениамином захлопнулась, Алексей обнаружил  кипу, упавшую на пол в тот момент, когда её владелец одевал поверх неё на голову шапку, заколка не выручила. Подобрав еврейский национальный головной убор и аккуратно сдув с него пыль, он убрал его в свой шкаф, решив, что отныне эта вещь останется у него в качестве сувенира. Пока магнитофоны продолжали работать, Ольгин устроился на кухне с гитарой и в течение полутора часов подбирал аккорды к другим текстам Крюкова, в итоге всех этих творческих потуг получились ещё две песни на тюремную тематику. Довольный самим собой новоиспечённый композитор, отложив инструмент в сторону, и вспомнил вчерашний праздничный вечер, разговор со своим шефом, о закрытой двери, в которую необходимо стучаться. «Сейчас, или никогда!» - его пальцы набрали номер ленинградского телефона. Послышались длинные гудки, наступило ожидание, прошла минута, другая, наконец, последовал ответ:

- Алло, слушаю Вас!
- Добрый день, - голос звонящего дрогнул, - могу ли я поговорить с Валерием Павловичем?
- Валерий Павлович Цыганок у аппарата!
- Валерий Павлович, здравствуйте, меня зовут Алексей Ольгин, знаю, Вы известны как, исполнитель песен  Виталий Крестовский.
- Ну и что с того?
- Дело в том, что я, являясь Вашим давним поклонником, тоже пою в этом стиле под псевдонимом Макар Волжский,  может быть, Вы поможете мне, так сказать, в моём творческом росте?
- Макар Волжский, говоришь, и тоже поёшь? - в голосе Крестовского послышалась ехидная усмешка, - У нас своя дружная компания, к нам чужой проникнуть никак не может.
- Валерий Павлович, моим другом был Семён Аронович  Верблюдинский, помните его?
- Сёма?! С этого и надо было начинать, мой концерт с ансамблем «Крёстные отцы» в 1978 году состоялся во многом благодаря Аронычу, но почему ты говоришь о нём в прошедшем времени?
- Он умер, инфаркт.
- Надо же, а  как его родные, жена, сын?
- Их тоже больше нет.
- Как печально… Что же, с удовольствием помогу другу Семёна, мы сейчас как раз пытаемся возродить традиции настоящего, жанра, того самого, в котором Аркаша Северный когда-то работал, у меня много новых песен, готовится к записи пластинка, аккомпанировать мне будут «Братья Жемчужные». Я обязательно поговорю насчёт тебя с Колей Резановым, ведь таких, как мы, настоящих артистов – единицы, так что приезжай, милости просим!
- Валерий Павлович, спасибо Вам огромное…
- Спасибо скажешь потом, когда всё сделаем, готовься, репетируй, и пожалуйста, будь добр, предупреди о своём приезде заранее.
- Конечно, обязательно ещё позвоню!
- Тогда, Алёшенька, всего тебе хорошего, был рад знакомству!

Не дожидаясь ответа, Валерий Павлович Цыганок в далёком Ленинграде повесил телефонную трубку, а его собеседник несколько минут просидел неподвижно у себя в комнате, находясь под впечатлением разговора. Остаток дня пролетел незаметно, Антон Сергеевич вернулся домой поздно и выглядел очень озабоченным.

- Ну, как мама? – это был первый вопрос, который задал ему сын.
- Лучше, чем вчера, она находится в общей палате, встаёт с койки, ходит в туалет самостоятельно, ей делают уколы, дают лекарства, боль в животе прекратилась.
- Что у неё с камнями в печени?
- Наличие камней не подтвердилось, печень, не в порядке, но это – сопутствующее, кишечник – вот главная проблема. Её осмотрели терапевт, уролог, гинеколог и хирург, пока диагноза всё ещё нет.
- Тогда и переживать так не надо, наверно это были простые кишечные колики.

Ольгин-старший пристально посмотрел в глаза сыну, затем со значением в голосе произнёс:

- Хирург подозревает рак. Завтра воскресенье, специалистов в больнице не будет, а вот, в понедельник своё слово скажет онколог. Кстати, а не пора ли тебе ехать на свою работу?
- Действительно, пора, - Алексей, посмотрел на часы, - я побежал, постараюсь вернуться как можно быстрее!

На «ВМТ» всё оказалось не так, как должно, там, где всегда работала Ирина Пантелеева, принимал и выдавал заказы Егор Борисов, а немного в стороне Глухарёв с Татьяной и ворковали меж собой словно голубки, у них всё ещё продолжался праздник.

- Ирина в комнате выдаёт работу, - ответил Борисов Ольгину на его недоумённый вопрос, - ну а я здесь вместо неё.
- Как нога у  Валентины?
- Ничего страшного, обыкновенный ушиб, сегодня с разрешения нашего шефа она отдыхает у себя дома, ну а тебе, Макар Волжский, позволь пожать руку, классно мы с тобой попели песни, надо будет в следующий раз попробовать что-нибудь исполнить дуэтом.
- Обязательно исполним! – отвечал Ольгин, проходя мимо него, - и я даже знаю, что – «Милицейский протокол» Высоцкого!

Пантелеева тем временем уже разобралась со всеми операторами и дожидалась его одного.

- Здравствуй, Алёша, – сказала она, - ты вчера сошёл с трамвая совершенно никакой, как добрался до дома?
- Нормально добрался, без приключений.
- Тогда забирай заказы, и пойдём, вот-вот должен приехать Никифор.

Ни словом и ни жестом Ирина не напомнила ему о вчерашнем вечере, а сам Алексей тоже решил ни о чём не вспоминать, проблемы с её мужем ему были совершенно не нужны. Распрощавшись с Егором Борисовым они вдвоём направились было к выходу, когда входные двери неожиданно с шумом распахнулись и на пороге появился Андрей Голубев в сопровождении четверых крепких ребят, двое из которых были знакомы Ольгину по канцелярскому магазину.

- Минуту внимания, – громко провозгласил Товарищ Андрей, - студия закрыта, прошу всех посетителей покинуть помещение!

Напуганных клиентов словно ветром сдуло, а предводитель «братков» ухмыляясь, посмотрел на оставшихся сотрудников из под козырька своей модной кепки.

- Ребята, позовите сюда вашего хозяина! – распорядился он.

Глухарёв, поняв, кто перед ним, бросил Татьяну и помчался к кабинету Пирогова, в руке Борисова появилась внушительного размера бейсбольная бита, рядом с ним встал невесть откуда появившийся Солнцев. Противоборствующие стороны, молча, смотрели друг на друга, а в студию не спеша вошёл Виктор Сергеевич Рябинин. Ольгин без труда узнал бывшего заместителя директора саратовского мясокомбината, а теперь владельца кооперативной студии «Камертон», и, по всей видимости, много чего ещё. За эти годы Рябинин заметно поседел и раздался вширь, но остался таким же энергичным, каким был когда-то.

- Ну, где там Пирогов, долго ли нам его ещё ждать? – недовольно спросил он.
- Я здесь, Виктор, - послышался голос Дмитрия, шедшего вместе с Глухарёвым, -  мы ведь давно уже всё обговорили, и решили больше не мешать друг другу, что же теперь вдруг изменилось?
 - Объясни мне, какого хрена ты в своих каталогах пишешь про записи, якобы от Николая Гавриловича Рышкова? У тебя ничего быть не может, я ровно через 40 дней после его кончины приехал в Ленинград и выкупил у  Жанны 30 катушек с Аркадием Северным!
- Хочешь сказать, что у крупнейшего коллекционера Союза было всего 30 катух с Аркадием, самому-то не смешно? На самом деле у него их имелось больше сотни, хочешь, возьми любую свою запись Северного, и сравни её с нашей, аналогичной,  посмотри, как они отличаются друг от друга по качеству и полноте, и тогда всё станет очевидным.
- Если бы вы действительно обладали оригинальной коллекцией Рышкова, то в вашем каталоге обязательно был бы концерт Аркадия  Северного в московском ресторане «Печора»! – парировал его рассуждения Рябинин.

Услышав эти слова, Пирогов растерялся, ему нечего было ответить, но на помощь пришёл Ольгин.

- Уважаемый господин, - сказал он, - есть у нас такой концерт, как и многие другие, не отображенные в студийных каталогах. Например, записи Северного под гитару на квартире Шорина, Копрова, концерт ансамбля «Магаданцы» в ресторане «Южный», «Одесситы» 1975 года и много чего ещё.
- Откуда ты такой очкастый взялся, твоё лицо мне незнакомо, – Рябинин повернулся в сторону Ольгина брезгливо поморщившись, - и вообще, я тебе не «уважаемый господин», а Виктор Сергеевич, вот сейчас скажу своим ребятам, они тут всех вас научат хорошим манерам!
- Прекращай быковать! – Борисов вышел из-за  стойки, помахивая своей битой.
- Виктор, ты не прав! – в руке Дмитрия блеснул его любимый нож.
- По – моему ты блефуешь, парень, - продолжал директор «Камертона», не обращая на них внимания и не сводя глаз с Алексея, - если у тебя действительно есть «Печора», то в таком случае ответь мне всего на один вопрос, какая там заключительная песня. Учти, соврать не удастся, потому что я лично был тогда, в 1980 году в Москве, на этом концерте Северного!
- Виктор Сергеевич, зачем мне врать, этот концерт закончился песней «Ну и погодушка…», на второй гитаре Аркадию подыгрывал Анатолий Писарев! Блефуете сейчас Вы, эти Ваши 30 бобин Рышкова на самом деле вовсе не оригиналы, а копии для раскатки, настоящая его коллекция уплыла у Вас из-под носа пять лет тому назад, вспомните, как  с помощью знакомых милиционеров незаконно вскрывали квартиру Семёна Верблюдинского и ничего там не нашли, кроме  фотоальбома!

Услышав эти слова, Рябинин весь покраснел от чувства досады, вены на висках вздулись, глаза налились кровью. Какое-то время он стоял, не зная, что предпринять.

- Ну что, Виктор, съел кактус, да?! - нарушил нависшее молчание Пирогов, которого этот вид своего конкурента откровенно рассмешил, – Теперь забирай своих гавриков и проваливай отсюда!
- Ладно, Дима, пока твоя взяла, но помни, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, пойдём отсюда, парни!- процедил Виктор Сергеевич сквозь зубы.

Сказав это, он первым покинул студию, а за ним последовали  его люди, Ольгин лишь успел заметить, как Голубев на прощание обернулся, и снова ему подмигнул, так же, как совсем недавно у киоска Глухарёва.

 - Здорово обломал этих рас****яев наш Макар! – подивился Егор Борисов, спрятав свою биту.
- Не то слово, - Пирогов подошёл и похлопал Ольгина по плечу, - теперь они будут знать своё истинное место в музыкальном бизнесе, однако я кое-что не совсем понимаю, у нас ведь действительно нет в каталогах концерта Северного в «Печоре». Почему так?
- Это сделано специально, - хитро улыбнувшись, отвечал Алексей, - пусть слушатель досыта наестся тем, что ему предлагается сейчас, а потом, через некоторое время, с помощью газеты Крюкова мы начнём нагнетать ажиотаж, сообщим, что нашлись неизвестные ранее записи Северного и не только его, придумаем красивую легенду в этой связи. Под создавшийся шумок увеличим цены на наши услуги, это прокатит.
- Гениальный ход! -  произнёс потрясённый этими словами Дмитрий, - действуй дальше в том же духе, мой первый заместитель!
- А я просто горжусь тобой, Алёша! – восхищённо сказала Ирина.

Через пять минут все уже успокоились, «Пончик» отправился закрывать свой кабинет на ключ, Борисов с Солнцевым остались приводитьв  порядок помещение после рабочего дня, а Ольгин с Пантелеевой пошли было на улицу, где их уже ждал Никифор в своем автомобиле, однако, на их пути возник Глухарёв.

- Не надо уходить так быстро, - сказал он Ольгину, - я задержу тебя всего лишь на пару минут. Ты ведь не забыл о нашем вчерашнем разговоре, ну так что решил?
- Лёша, поторопись, нам надо ехать! - Ирина оставила мужчин одних.
- Ничего я ещё не решил,- отвечал Глухарёву Ольгин, и это было сущей правдой.
- Надо решать, мне необходимы записи, особенно этот концерт в «Печоре», о котором только что шёл разговор. Ты же не хочешь испортить свои отношения с «Пончиком», ведь так?
- На что ты намекаешь? – у Ольгина от возмущения потемнело в глазах, такой наглости он не ожидал.
- На то и намекаю, Димуля очень огорчится, узнав о том, что кое с кем из окружения Виктора Рябинина ты знаком очень хорошо, так что лучше не испытывай моё терпение.

Алексею очень захотелось врезать Станиславу по физиономии, но, прекрасно понимая, что исход схватки будет не в его пользу, подавил в себе это желание.

- Раз уж ты так настаиваешь, хорошо, я возьмусь тебе записывать, - ответил он, самым добродушным тоном.
- Ну, вот и славненько, приятно иметь дело с разумным человеком. На днях принесу тебе первую партию чистых бобин, а сейчас иди, настраивайся на наше сотрудничество.

Они расстались, пожав друг другу руки. «Наивный, ты, Стасик, решил, что поймал меня, - размышлял Ольгин, устроившись на заднем сидении никифоровской машины, - всё как раз наоборот, это я тебя поймал, очень скоро ты в этом убедишься!»