Квест Вестера, 1

1.
Слипшиеся, полуразмытые листы – так теперь выглядела моя работа. Самое мокрое сушилось на батареях. Наброски в разбухших тетрадях лежали на подоконнике. Остальное валялось грязное где попало. Кое-что задержалось в компьютере. Беспорядок не радовал и в лучшие дни, сейчас - убивал. Заставлял поверить, что именно это - раскиданное, залитое, обставленное тазами и есть настоящая главная жизнь, остальное же, так называемая метафизика и всё, что снабжает себя абстракцией, – просто миф, ерунда. Не скрою: я посылала нашим правителям тысячи чертей, даже крыла прикладным словословием. Всех без разбору: советских, демократических, либеральных, неолиберальных. Ведь под их руководством я маялась из-за протекающей кровли всю жизнь. Соответственно, пребывала в режиме ремонта, составления актов, хождения по инстанциям, встреч с представителями всех видов власти, в том числе и суда. Поминала и словоохотливых реформаторов. Их байки по случаю 30-летия распада «цитадели социального иждивенчества», которым они шустрей всех и воспользовались.

Это был опыт отлучения от художественной биографии. В подтексте его не мог не сквозить сюжет об экономическом порядке, о перерождении институтов правления в средство борьбы с населением. Но порядок не отдавал себе отчета в своей ограниченности и не желал видеть меня в упор. Он ссылался на «обстоятельства непреодолимой силы», имея в виду: «хрен с тобой, как хочешь, так и выкручивайся». Самое идеальное – рассматривать такой опыт в качестве интеллектуального приключения. Нет ничего глупее - растрачивать силы на недовольство. Тем не менее, находить внутри ужаса радость - для этого я не созрела. Мешали зло, раздражение. А также стихия, которая порождает образы. Она буксовала на моем чувстве вины - этой изнанке отчаяния, причиной которого было невыполненное обещание. 

Обстоятельства превратили его в затяжной шулерский фокус. С психопатологическим эффектом. Это когда плавно переходишь из депрессии в апатию, торчишь дома и не можешь взять себя в руки, зная, что срываешь работу, которую ждут. При этом видишь лицо хорошо знакомого человека, а в нем - центр своих мук.

Таким человеком был писатель Владимир Вестер, автор необычных прозаических книг с неповторимой, ярко выраженной интонацией, ироничный, немногословный новеллист, публицист, редактор. Человек-загадка, которому хватило мужества в нашем мире тупого шаблона, расчета и безразличия остаться умным, серьезным и добрым. С ним меня связывала самая настоящая фатальная история.

Мы были в дружеских отношениях, без тусовочного панибратства. Время от времени перебрасывались письмами. Иногда я интересовалась его впечатлением об отдельных своих вещах. Похоже, и он считался с моим мнением, если однажды прислал свою рукопись. Он собирался ее издавать, но не был уверен всё ли в ней хорошо. Для пользы дела предлагал громить без стеснения. Попутно сообщал, что хочет вернуться к этому тексту, а пока откладывает ради издания очередной своей книги. Судьба распорядилась так, что я оказалась одной из немногих, если не единственной, читательниц присланной рукописи. Володи не стало. Как выяснилось, он лег спать и не проснулся. Я узнала о его смерти спустя три месяца, когда, удивленная молчанием, наведалась на его страницу в интернете. Шок – то самое, если определять мое состояние. Конечно, я не могла не вспомнить о незавершенной покинутой рукописи, о странном чувстве, которое испытала, когда прочитала ее. Мне показалось, что она похожа на город, куда можно войти, блуждать по улицам, по самым далеким и скрытым местам, заглядывать в укромные уголки, открывать недоступные двери. Тогда как раз только-только ввели карантин, и воображаемый город в единстве ночи и дня, свободный от эпидемии, был очень кстати. На каждую главу присланной рукописи я прикидывала свою историю.

Продолжение следует