Там где клён...

Не знаю, как это объяснить, но иногда мне кажется, что деревья живые. Да они не похожи на нас, людей, они даже на животных не похожи. Не могут показать своих эмоций, не могут общаться. А может быть могут? Может быть, это мы не научились их понимать?

Вот ответьте мне, почему, у нас столько песен и стихов, в которых фигурируют разнообразные деревья, как свидетели радости первых встреч и горечи расставаний. Берёза, сирень, ива, тополь, вы наверняка легко продолжите этот список.

А я хочу рассказать о клёне. Уж не знаю, рос ли этот клён на этом месте в то время, когда рядом с ним, более полувека назад, началось строительство. Скорей всего рос, хоть и выглядел конечно не так, как сейчас.
Я представляю его, стройным подростком, с любопытством наблюдающим за ходом стройки. Откуда ему было знать, что вскоре, место, где он случайно вырос, станет одним из самых популярных мест в этой маленькой деревеньке.
Потому, что рядом с ним построили клуб.

Построили из того, что было. А было не до шика. Только ведь это же не так уж важно, что стены саманные. Доводилось мне видеть шикарные здания домов культуры, сиротливо глядящие на проходящих мимо, своих потенциальных зрителей, пустыми глазницами огромных окон и посещаемые только ветрами да птицами.
Да и люди, тогда, в начале пятидесятых, не были избалованы шиком дорогих вестибюлей и зрительных залов с мягкими креслами.

Мне навсегда запомнились складные сиденья по четыре в ряду. Жёсткие и неудобные, но именно в них мы замирали, на полтора, а иногда и на два с половиной часа, наблюдая за происходящим на большом экране. А потом, после сеанса, не торопились расходиться, останавливаясь небольшими группами, под тем самым клёном, чтобы обсудить, только что увиденное кино.

Клён весело шелестел листвой, приветствуя всех, кто проходил мимо него в клуб, грустно качал ветками провожая. Люди этого не замечали, просто привыкли. А он впитывал всё, что происходило под ним и вокруг. И запоминал. Думаю, даже переживал, когда приходили тяжелые для людей времена. А иначе, как объяснить, засохшую вдруг ветку, отслоившийся кусок коры или трещину, идущую от самого корня одного из стволов и теряющуюся далеко в кроне.
 
Кино стали показывать всё реже и реже. Клён, давно проник корнями под здание, страдал, от того, что всё меньше чувствует человеческие эмоции, вдруг ощутил прилив жизненных сил, когда там, в пространстве за стенами запели. Конечно пели и раньше, но сейчас это было по - другому, душевнее. А потом еще и зазвучали детские голоса. Они шумели, играя под огромным зонтиком его кроны, иногда касались руками, шершавой морщинистой коры. Это было приятно, но непривычно и он шелестел листвой возмущенно, при этом радуясь в глубине своей души.
Дети вырастали, на смену им приходили другие, а потом и их дети. Клён к ним привык, по стариковски добродушно наблюдая за происходящим под ним и в клубе, с которым он давно стал единым целым.

Теперь уже, вряд ли, кто вспоминает из чего построено здание. Люди заботливо сохраняют его, постоянно подновляя снаружи и внутри. А клёну, иногда кажется, что они один организм, уйдёт один – не станет и другого.

Однажды, проходя мимо морщинистого ствола, я услышал примерно то, о чём сейчас рассказываю вам. А может быть мне показалось и это был всего лишь шорох листьев приветствовавших залетевший пошалить, лёгкий порыв свежего ветерка.
Уверен лишь в том, что и этот клуб, знакомый нам с детства, и этот клён, часть души, моей малой родины, крохотной деревушки.