Галина ВишнЕвская Вишня. Зигзаги Жизни!! 1 ч
для поЭмищи поэта Сержа ФИко к его стилю Ф-70:
РУсская классика, проза, мемуары, воспоМИНАния в НовоРУсо-поэзию
с 'авторскими добавками, замечаниями и замЕтками* //
А я-то думал..,-
« Ну почитАю щас про избалОванную певИчку…
Ну посмОтрим,- какое элИтье ты процветИла, пробогЄмила..»
...Ошибся крупно..!!!
Её детство сшибает и сбивает наповАл..!!!!
И главное,- автор разделяет с "Вишней" её позицию:
АНТИ-краснь = АНТИ-коммунистический террОр !!
По пророчеству старцев православия,- красные снова сдадут Россию,
но теперь чужому "коммуниZZму..,- китАйскому !!!!
Кроме её гОлоса, Галина Вишневская известна тем,
что вЫехала на гастроли из СССР в Зарубежье
с мужем Мстиславом РостропОвичем,-
Мега-Известнейшим музыкантом - виалончелИстом
и остались там жить
до..,- отвержения их СССР, а не наоборот…
\\\\ Галина. История жизни ////
В этой книге история жизни великой певицы
и актрисы Галины Вишневской рассказана из первых уст.
Книга является уникальным свидетельством непростой,
удивительной жизни. Девушка, окончившая 7 классов школы,
не имеющая специального музыкального образования,
становится главной фигурой Большого театра,
а потом и мировых оперных сцен !!!!
История жизни Галины Вишневской - сказка про Золушку,
или же история тяжелой, трудной работы над собой,
преодоления себя и трудностей мира.
Яркий, неподражаемый стиль книги затягивает с первых страниц.
Предельная откровенность и честность автора заставляет
сопереживать каждой минуте горя или радости великой певицы...
Автор, чтобы популиризировать, да и просто ВНИМАТЬельно читать
эту книгу, Мега-поЭмищей редакТИРует на портале Стихи-Ру
в стиле Ф-70 = Русская классика, мемуары и проза в осТИХОвание
под названием: "Галина ВишнЕвская - ВИшня. Зигзаги Жизни!!"
{{{{{* Галины Вишневской *}}}}}
Советская оперная певица, актриса, театральный режиссёр, педагог,
народная артистка СССР. Кавалер ордена Ленина и полный кавалер
ордена «За заслуги перед Отечеством» !!!!
Родилась: 25 октября 1926 г., Санкт-Петербург, СССР.
Умерла: 11 декабря 2012 г. (86 лет), Россия.
Партнёр: Марк Ильич Рубин (1944-1955 гг.)
Дети: Илья Рубин, Ростропович Ольга Мстиславовна, Елена Ростропович.
Награды: Зал славы премии «Грэмми»
Рост: 161 см.
\\*\\ Мстислав Ростропович //*//
Советский и российский виолончелист, пианист, дирижёр, композитор, педагог,
общественный деятель; народный артист СССР, лауреат Ленинской премии,
Сталинской премии II степени, Государственной премии РФ, Государственной
премии РСФСР им. М. Глинки, пятикратный лауреат премии Грэмми.
Супруг певицы, народной артистки СССР Галины Вишневской;
с 1974 года жил с семьёй за рубежом,
в 1978 году был лишён гражданства СССР.
Родился: 27 марта 1927 г., Баку, Азербайджанская ССР,
Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика, СССР.
Умер: 27 апреля 2007 г. (80 лет), Москва, Россия
В браке с: Галина Вишневская (1955-2007 гг.)
Дети: Ростропович Ольга Мстиславовна, Елена Ростропович
Родители: Софья Николаевна Федотова, Леопольд Витольдович Ростропович
Награды: Премия «Грэмми» за лучшее классическое исполнение -
инструментальным сольным или несколькими […]
Рост: 170 см
ОТРЫВки и МАЛая часть содержания воспоМИНАний
с БОЛЪшой тОликой комм-давЛЕНИя..!!!!!
Книга воспоминаний великой певицы - яркий и эмоциональный рассказ о том,
как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду,
стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем
и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым
и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным
и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве
и жизненном предательстве.
"Эту книга я должна была написать, - говорит певица. -
В ней было мое спасение. Когда нас выбросили из нашей страны,
во мне была такая ярость… Она мешала мне жить…
Мне нужно было рассказать людям, что случилось с нами. И почему".
Текст настоящего издания воспоминаний дополнен новыми,
никогда прежде не публиковавшимися фрагментами.
\\\\\ Галина Павловна Вишневская /////
Галина -1- Славе, Ольге, Елене
Яркий солнечный день… Я бегу по зеленому изумрудному лугу -
мне неполных четыре года - и с размаха вслед за мальчишками
прыгаю с крутого берега в речку…
В памяти навсегда остался мутно-зеленый цвет воды, я стою на дне,
сжимая и разжимая ладошки вытянутых на поверхность рук - вероятно,
чтобы ухватиться за что-то…
Мои руки и увидели с берега взрослые и вытащили меня.
Я, наверное, не успела испугаться, но помню, что отлупила меня мать
как следует. А я ревела и не понимала, почему меня ругают,
а мальчишек - нет. Почему им можно нырять, а мне нельзя?
Как это так - я не умею плавать? Раз они умеют - значит, и я умею!
Вероятно, тогда я впервые пыталась отстаивать
свое человеческое достоинство и право на свободу действий.
Это лето - 1930 года - я живу с матерью и отцом "на даче",
в небольшой деревне. Взяли меня от бабушки - погостить.
Я не помню своей привязанности к родителям -
они всегда были мне чужими.
Возможно, оттого, что с самого младенчества - шести недель -
меня взяла на воспитание бабушка и все мое детство
я слышала обращенное ко мне жалостливое слово "сиротка".
Моя мать - наполовину цыганка, наполовину полька:
мать ее была цыганкой, но я никогда не знала деда
и бабушку с материнской стороны - они умерли еще до моего рождения.
Когда мой отец впервые увидел свою будущую жену,
ему было лишь 20 лет, ей же не исполнилось и восемнадцати.
Незадолго перед тем порвав со своим прежним возлюбленным,
беременная от него, она переживала тогда свою первую жизненную драму.
Мой отец полюбил ее и женился на ней.
Вскоре она родила сына, а через два года появилась я.
Мать была очень красива - среднего роста, черноглазая блондинка,
с длинными, стройными ногами. Помню ее поразительно красивые руки.
Но я всегда восхищалась ею как бы со стороны,
она никогда не была "моей".
Наверное, от нее - в крови - передалась мне страсть к пению:
она играла на гитаре, пела цыганские романсы,
а я, конечно, за нею повторяла "Очи черные", "Бирюзовые колечки"
или городские романсы. Бывало, соберутся гости, и тут же:
"Галя, спой!" В таких случаях я почему-то залезала под стол.
Публики я совершенно не боялась - наоборот,
очень рано почувствовала в ней потребность:
петь для себя самой было неинтересно,
нужны были сопереживатели, сочувствующие.
Но, вероятно, мне хотелось особой, таинственной атмосферы,
хотелось уйти от реальности и создать свой мир.
И вот из-под стола несется: "Очи чер-ные, очи страст-ные,
очи жгучие и прекра-а-а-а-с-ные…"
Мне только три года, а голос мой как у взрослой.
Я родилась с поставленным от природы голосом,
и окружающим странно было слышать такой сильный грудной звук,
воспроизводимый горлом совсем маленькой девочки.
Услышав аплодисменты, я вылезала из-под стола,
раскланивалась и, окрыленная успехом,
начинала изображать то, что пою.
\\ Вот такая, например, песенка: //
Девушку из маленькой таверны
Полюбил суровый капитан,
Девушку с глазами дикой серны
И с улыбкой, как ночной туман.
Я исполняла этот "шедевр", стоя на стуле, -
такая мизансцена казалась мне очень эффектной,
потому что, когда подходил смертный час несчастной девицы
"с глазами дикой серны", можно было кинуться в море с маяка
(то есть со стула на пол) и изображать утопленницу.
Все были в восторге. Тут же я плясала цыганочку,
трясла-поводила плечами и кричала: "Чавелла!"
У матери, от природы музыкальной, был небольшой приятный голос.
Отца Бог наградил замечательным драматическим тенором.
Когда-то он мечтал стать певцом, но, как многие русские люди,
был подвержен "слабости", весьма распространенной, - пьянству.
Напившись, любил петь ариозо Германа из "Пиковой дамы":
Что наша жизнь? - Игра!
Тот единственный год, что я прожила со своими родителями,
оставил в моей памяти лишь несколько коротких,
но на всю жизнь четко запомнившихся эпизодов.
Вот я сижу у окна нашей "дачи".
Это такая же изба, как и все остальные в деревне, только чистая,
с ситцевыми занавесками на окнах, да еще с городской мебелью.
Осенняя слякоть, идет дождь,
но по улице бегут люди, что-то крича и плача.
Из распахнутых дверей избы напротив какие-то мужчины выволакивают узлы,
кастрюли, одеяла, подушки и кидают в телегу, запряженную тощей лошадью.
Рядом стоит хозяйка избы, за ее подол ухватились ревущие дети,
с которыми я всегда играю на улице. А у телеги мечется и воет их бабка.
Она вцепилась своими корявыми руками в медный самовар,
и ни за что не хочет отдавать его двум здоровенным мужикам,
и все кричит только одно:
- Ироды!.. Ироды!.. ироды!..
В детскую память навсегда врезалась картина того осеннего хмурого дня:
грязная дорога, толпа крестьян, и на их серо-черном фоне -
прыгающий в руках старухи ярко-желтый, блестящий солнцем медный самовар.
И еще - впервые услышанное странное слово "ироды".
Через много лет я пойму, что это было начало коллективизации,
"раскулачивание", что мой детский мозг запечатлел картину
разорения русского крестьянства.
А вот мы с матерью идем лесной дорогой,
и вдруг из машины, идущей навстречу, какой-то мужчина
на ходу выбрасывает нам две буханки хлеба.
Мать прячет эти сокровища в сумку, а мне велит никому не рассказывать.
Того незнакомца я встречу потом у нас в доме.
Я очень хорошо понимаю, что мать не любит отца. К
огда его нет дома, появляются мужчины, мать совершенно преображается,
становится еще красивей. Мне кажется, что она и меня не любит.
Я за нею тихонько наблюдаю, подсматриваю -
каким-то странным чутьем ощущаю, что мать меня боится -
боится, что расскажу отцу. Меня это ужасно обижает.
Когда отец дома, то и дня не проходит без скандала - наверное,
соседи рассказывают ему, что в его отсутствие часто бывают гости.
Однажды ночью я проснулась от крика:
мать в одной рубашке бегала по комнате,
а за нею с топором в руке - пьяный, совершенно обезумевший отец.
Я закричала - вероятно, он опомнился, во всяком случае,
удар пришелся не по матери, а по зеркальному шкафу.
Грохот был страшный, зеркало разлетелось вдребезги.
Отец схватил меня, кричит:
"Говори, кто был у мамы? Какой мужчина? Как его зовут?"
Я видела устремленные на меня огромные глаза матери -
она не умоляла молчать, она просто на меня смотрела.
Возможно, я впервые почувствовала,
что никогда не буду предательницей, -
бессознательно, как маленькая женщина,
я встала на сторону матери, хотя и не была к ней близка
и хорошо знала, "как его зовут".
- Был здесь кто без меня?
- Не был.
- Врешь! Говори правду - или убью! Кто был у матери?
- Никого не было.
К утру скандал начал стихать. Решили разъехаться.
Женаты они были всего пять лет. Отец спросил меня:
- С кем ты хочешь жить - с мамой или со мной?
- С тобой.
Это значило, что с бабушкой.
С матерью я рассталась, как с чужой женщиной.
Когда я родилась, мать посмотрела на меня и отвернулась:
- Унесите ее, какая некрасивая!
Я в самом деле родилась маленькой, некрасивой обезьянкой -
вся волосатая, даже лицо в волосах, да еще недоношенная.
Но горластая невероятно - все время требовала есть,
а мать грудь не давала.
В трудный час своей жизни, с отчаянья вышла она замуж
за моего отца, не любя его, и это равнодушие перешло и на меня.
А сына своего она обожала.
Тогда меня, шестинедельную, взяла к себе бабушка,
мать отца Дарья Александровна Иванова,
и увезла в Кронштадт, где она жила с дедушкой,
замужней дочерью - тетей Катей - и неженатым младшим сыном Андреем.
Бабушка, конечно, умела нянчить детей.
Тут же нашла женщину, у которой в те голодные годы
чудом сохранилась коза, брала у нее молоко и кормила меня из соски,
а по вечерам, когда плита в кухне остывала,
клала меня в теплую духовку - так и выхаживала.
А то еще нажует хлеба в тряпку - и мне в рот. Лишь бы молчала.
Мои дедушка и бабушка - русские, из Вологодской губернии.
Дед, Андрей Андреевич Иванов, рабочий-печник,
был замечательный мастер своего дела, золотые руки.
До сих пор во многих старых домах Кронштадта
стоят сложенные им красивые изразцовые печи и камины.
Поселились они в Кронштадте задолго до революции,
нарожали восемь детей. Четверо умерли, остались две дочери и два сына.
Все получили образование - в гимназии или в реальном училище,
хотя дед работал один. Перешли в другое сословие -
кроме младшего сына Андрея: тот пошел по стопам отца,
стал печным мастером. Ну, и была, конечно, у деда "слабость" -
пил горькую, по русской традиции, да еще с запоями.
Но в пьяном виде не буянил. Я его помню смутно.
Знаю, что любил он меня и звал "Вишенка" за черные глаза.
Потом цвет глаз у меня изменился - стали зелеными.
*ххххххххххххххххххххххххххххххххххх*
Да найдите эту книгу и почитайте спокойно вечерами плачевно-дождевыми*
Свидетельство о публикации №221101701376