"Новые тревоги"
- кто бы что ни говорил, а я осталась довольна порученной нам миссией, как и её итогами! Мы побывали в иных, неизведанных краях, закрытых для Небесного острова, прониклись их культурой и традициями, совершенно непохожими на те, какие тщательно прививала нам наша родина, мы добыли важный артефакт, на многие века утерянный Небесным островом – самый могущественный и сильный его столп – элеметаль солнечного света, наконец!.. но даже не это самое важное – впервые за последние несколько сотен лет нам удалось наладить контакт с нашими прежними хорошими друзьями, мы обзавелись неоспоримой поддержкой и доверием чудесного правителя непревзойдённой державы, и как же мне хочется верить, что это был всего лишь первый шаг на пути к чему-то кардинально другому, большому и общему для нас всех!.. пусть я не могу знать, что ждёт нас потом, в будущем, но я уверена: это будущее разрешается уже сейчас, когда обе державы вернулись к своим истокам, восстанавливая оборванные ранее связи, и те узы, которые заново скрепят их воедино, отныне нерушимы. Мне натерпится увидеть лицо славной госпожи, когда я скажу ей это: я чувствую, она будет необычайно рада услышать о плодах наших длительных трудов и о вновь обретённых союзниках! А гнусная станция пускай трепещет, ведь теперь, чтобы захватить наш любимый остров, ей потребуется хотя бы вдвое больше усилий, чем она прикладывает нынче, пусть коварный, трусливый Энцберг запрётся у себя в кабинете и трясётся в ожидании своей неминуемой участи, потому как скоро им всем придётся ответить пред нами по справедливости. Да, пускай над Небесным островом властвует тревога и неизвестность, но, мне кажется, что такая команда, как мы, способна преодолеть любые тяготы и невзгоды, да и сам наш народ гораздо сильнее и упорнее духом, чем может предположить о себе – триумф Небесного острова, да что там острова – всего небесного мира – уже близок!
Такие слова твердила прелестная пятилетняя девочка, сидя за широким белым столом в просторной каюте-кухне громадного дирижабля перед огромным, размером почти во всю стену, окном. Сегодня она была ещё бодрее и веселее, чем обычно: лёгкий шаг её был шустрым и неугомонным, таким же, какой была она в своей чрезмерной активности, отзывчивости и общении, милый детский румянец не сходил с её щёк всё утро, из розового превращаясь во всё более алый, искренняя улыбка зажигала собою каждую отдельную черту её открытого личика, не обходя стороной её слабо выраженные веснушки и вечно растрёпанные рыжие волосы, как-то заново преображая её облик…
После размеренной череды однообразных дней на борту летучего судна для и самой Рины было неожиданностью проснуться в подобном расположении. Она плохо осознавала его сущность, происхождение и надобность, но, так или иначе, теперь она никак не могла оставаться без дела, будто бы те маленькие, аккуратные чёрные туфельки, в кои она была обута, сами покалывали её пальцы, непреклонно побуждая куда-то бежать. Даже вид из иллюминаторов и окон дирижабля, этот сплошной и однородный синеватый цвет, равномерно раскрасивший небо, что должен был давно стать непримечательной обыденностью всякому воздухоплавателю, в её распахнутых, озорных глазах заимел совершенно новые особенности и оттенки, как, впрочем, и весь дирижабль показался ей несколько иначе, как если бы она глядела на него через цветастые линзы – ярким и сверкающим, словно солнце, не жалея сил, обливало его своими жидковатыми лучами вместе со всей раздольной гладью небосвода, сопутствующего ему.
Немного поразмыслив, Рина всё-таки решила, что виной её приподнятого настроения, не оставшегося незамеченным ни у одного члена посланнического экипажа, было либо скорое приближение к родному Небесному острову, до которого оставалось не больше трёх вёрст и к которому пилоты обещались подойти уже ближе к вечеру, либо внимательное наблюдение за старшей сестрой последние несколько дней…
Младшая сестрёнка бегло вспоминала, как та выглядела в их первый день с момента отлёта с Острова солнечного света, какой понурой, опустошённой и ослабленной она была тогда, и не скрывала своего неподдельного удивления и изумления перед той гибкой фигуркой, что суетилась подле гарнитура в эти самые секунды, подобно тонкой миниатюрной балерине из антикварной музыкальной шкатулки.
Уже на следующее утро с начала их пути сделавшись более спокойной и сдержанной, день за днём после этого семнадцатилетняя девочка лишь расцветала: лицо Эми стёрло неприятный болезненный румянец, её сохранённая бледность, только изредка оттеняемая тусклыми красками, выглядела намного естественнее по сравнению с тем, что было прежде, янтарно-жёлтые глаза теперь не были влажными и измученными, чувства, которые они излучали, стали заметно смиреннее, зато не растеряли прежней ласки и любви.
Рина глядела на неё во все искрящиеся зеленью глаза, постоянно отыскивая в знакомых, дорогих ей мимике и движеньях, что-то новое, то, что она никогда не встречала прежде, поражалась несказанной крепостью её духа, вопреки тому, что та была ей прекрасно известна ещё с младенческих лет, радовалась стойкости сестры, тому, что ей, наконец, удалось отпустить от себя всё плохое, но при этом приходила в явное недоумение, напоминая себе о том, как быстро, всего лишь за одну ночь переменилась она.
Трудясь над сегодняшним завтраком, Эми иногда оборачивалась через плечо, окидывая неуёмную в своём энтузиазме младшую сестрёнку кротким, безмятежным взором. В такие мгновенья малышке и хотелось вихрем сорваться со стула, подскочив к ней с бесконечно донимавшими вопросами, но каждый раз её настоятельно удерживал пронзительный голос, доносящийся из подсознания. Повинуясь ему, малышка продолжала ждать некоей минуты или события – она не могла точно ответить на вопрос, чего именно – в то время, как весь её любознательный разум сгорал от волнения, а распахнутый до предела взгляд не упускал любого действия Эми, желая найти подсказку перемен Эми в них.
Между тем, она уверенно определила, что старшая сестра ясно чувствует предмет её волнения, и всё же не решаясь вслух донести до Эми не дававшее покоя вопрошание, Рина осторожно пересекалась с её чистыми, добрейшими глазами, безмолвно задавая его им. Хоть семнадцатилетняя девочка так и не нарушила сложившуюся в каюте тишину, вкрадчивые переливы янтаря в её взоре строго наводили сестрёнку на мысль, что они отлично понимали смысл всего того, что она хотела у них выпытать.
«Неужели, я вправду как-то себя выдаю?.. как бы то ни было, ты же видишь: со мной всё в порядке, милая. Разве что-то другое во мне может иметь значение?» - малышка предпринимала сразу несколько попыток разгадать тайну старшей сестры, но, упорно присматриваясь к её взору, всякий раз получала один и тот же робкий немой ответ, после которого Эми в смущении отводила глаза.
И пусть Рина была немного опечалена тем, что все её заискивающие старания, в конечном счёте, оказались напрасны, в это же время она была неописуемо счастлива за сестру, от единственной щепотки внимания и заботы которой она забывала о беспричинных огорчениях и ей хотелось наивно оставить реальный мир, пустив свою душу и сердце куда-то вдаль, в страну собственных фантазий, хотелось просто выпустить наружу эмоции и мнения, столь давно колыхавшие её, легко и непринуждённо излить их, что она, собственно, и делала всё это утро – говорила страстно и энергично, практически не замолкая, но при том же остро ощущая, что даже при всём масштабе и широте накопленных впечатлений, не в силах в полной мере освободить свой пыл. Посему же пятилетняя девочка безостановочно покачивала ножками на стуле и усердно жестикулировала руками, то всплёскивая ими, то разводя, то выписывая пальчиком круги или прочие причудливые фигуры на оконном стекле.
Старательная и беспрекословная Эми относилась к её инициативно-бойким всплескам весьма терпеливо и понимающе, и за весь тот временной промежуток, когда младшая сестрёнка вольно, горячо, но чистосердечно расписывала пред ней свои самые сокровенные мнения, ей и в голову не пришло перебить её. Семнадцатилетняя девочка настолько приноровилась к собранной молчаливости, что, казалось, смела свободно потягаться в ней даже с Марго, отлично известной своей непреклонной, защитной немногословностью среди команды. Порой можно было даже легко представить, что старшая сестра вряд ли вникает в суть возвышенных эпитетов малышки – такими равнодушно-чёткими выглядели со стороны движения Эми, склонившейся над сервировочными блюдами, готовясь приступить к заключительным штрихам в создании завтрака.
Но чуть только та вновь оборачивалась к сестрёнке, да неприметная, в чём-то наполненная печальной усмешкой слетала с кончиков тонких губ, предубеждения тотчас исчезали, ведь становилось явственно видно, что её отстранённость и задумчивость не являлись признаками безразличия: напротив, это было лишь прикрытием для её осторожных чувств, и только несколько качеств, периодически мелькавших на её чуть утомлённом, глубокомысленном, но при том по-прежнему восприимчивом, ранимом лице, были способны выдать её потаённые думы и желания. Больше всего сейчас она бы желала хоть на единое мгновенье стать подобной милой, жизнерадостной и оптимистичной сестре. Она точно жалела, что настоящая, истинная жизнь не всегда представляется теми образами, которые столь светло развёрнуты в фантазиях пятилетнего ребёнка, и, как бы сильно ей этого не хотелось, она не может слепо последовать за ними.
Рассеянный кивок, который она предпринимала для того, чтобы Рина не распознала её суждений, служил тому лишь подтверждением. Говорливая, немало раскрасневшаяся из-за запала собственных слов, малышка принимала подобные знаки от Эми, как проявления обыкновенной для неё застенчивости и нерешительности, отвечала ей повторной, более расслабленной и успокоительной улыбкой умильности и торопилась поднимать свои пылкие заметки дальше.
- Остров солнечного света… я готова поспорить, что это самое удивительное место в обоих мирах! – тем временем запальчиво продолжала она, с чувством подняв плечи и раскинув ладони пред пейзажем небес, будто бы желала обнять этот невиданный простор – ты бы могла вообразить нечто такое в уме, ежели бы не побывала там сама?.. его льющийся слепящий свет, пышные рынки, весёлые праздники и необыкновенная природа! Господин Герольд… он выглядит таким молодым, а управляет своим государством вот уже тысячу лет! А, если вспомнить, то это не единственный край, отмеченный нашими предками. Ты же помнишь тот грандиозный витраж, к которому подводила нас госпожа Анн?..
С сим вопросом малышка вновь взбудоражено оглянулась к сестре, по-ребячески, совершенно весело и беззаботно откинувшись на спинку стула. Глаза её сияли неимоверной игривостью, но она вовсе не ждала от Эми настоящего ответа, и поэтому поспешила продолжить, заложив руки под растрёпанную голову и с очередным рвением мечтательно устремив лучистый взор вперёд, в непостижимые выси беспредельного неба:
- кто знает, может когда-нибудь посадочная платформа нашего дирижабля коснётся и этих далёких земель… вообрази себе: перед нами расстелится ещё один неразгаданный мир со своими законами, историей и… связью с Небесным островом! Я знаю, господин Леопольд, по вине которого произошёл раскол между небесными державами, в своё время проявил большое неуважение к союзническим государствам, во многом ограничил контакты дружественных народов и даже угрожал их послам и правителям войной, но это не означает, что теперь ничего нельзя исправить! И даже если это будет непросто, пусть очень-очень сложно, я готова попытать удачу в этом, ведь каждый из нас, открытых и добросовестных жителей, одного неба, может научить и привнести что-то друг другу, правда?.. хотя все обитатели небесных чертогов разные, - также утверждала она – у нас есть кое-что общее, то, что делает нас неделимыми – богатая, переплетающаяся история долгих и искренних взаимоотношений, и ленты, что так крепко соединяют все компоненты нашего мира на картине этого самого господского витража являются наглядным примером сему. Нам только кажется, что время былой порушенной поддержки и доверия ушло окончательно и безвозвратно, сменив всё за собой – на самом деле, за сотни лет, гордо и непреклонно проведённые соседствующими островами порознь, не переменилось решительно ничего – эти ленты не оборвались, не испарились, как привычно думать: они лишь незримы и многие просто позабыли об их существовании, а потому ещё не всё потеряно! Иногда порядок вещей может оказаться не таким мудрёным и затейливым, каким его упрямо рисуют – нужно только постараться напомнить им, а если понадобится, и самому небесному миру, что когда-то мы были единым целым – тогда картина в зале витражей снова заиграет своими подлинными красками!..
Как раз в тот момент, когда преисполненная искренними, неукротимыми стремлениями и неутомимостью в энтузиазме приведённых доводов, рыжеволосая девочка энергично договаривала последние слова воодушевлённого монолога, неустанно встряхивая длинными выбивающимися локонами, Эми и подошла к её столу, держа в руках опрятный набор одноразовой посуды и столовых принадлежностей. Через секунду, подчинившись ловкому и гибкому движенью старшей сестры, подле малышки очутились главные его составляющие, вновь ставшие обыденными для всего посланнического экипажа за прошедшее время обратного путешествия: белая, вполне вместительная бумажная тарелочка с маленькой вилочкой из тонкого пластика, да столь же хрупкий аккуратный стаканчик с мягко поблёскивающими на солнце краями.
Если бы Рина немного наклонила голову, пока старшая сестра организованно раскладывала перед нею должные приборы, то она бы увидала, что на тарелке небольшой горкой лежал золотистый омлет, а в стакане переливался её яблочный компот, тоже с заботливой предусмотрительностью прибережённый семнадцатилетней девочкой с Небесного острова. Однако всё внимание притихшей юной малышки мгновенно оказалось сконцентрировано только на кротких, внешне по-прежнему неопределённых чертах Эми – раскрасневшаяся и даже немного запыхавшаяся от своей сбивчивой, но при этом оживлённой, насыщенной речи, ещё более растрепавшаяся от нетерпения Рина теперь жаждала узнать полноценное, устное мнение касательно изложенных ею красочных соображений от неё.
Поначалу Эми растерялась от её напора и осторожно опустила глаза, вероятно, не осмеливаясь перервать такое приятное, успокоительное для неё безмолвие, однако, поспешив отмести прочь свои сомнения, быстро собралась и, спустя несколько мгновений, вновь подняла их, взглянув на младшую сестрёнку проникновенным взором. Взор этот незамедлительно поразил малышку неожиданным обновлением, свежестью, отличностью от того, что она ещё несколько минут назад упорно пыталась поймать, в надежде изучить и понять ход раздумий старшей сестры. Яркий блеск расплавленного вязкого янтаря заструился тонкими лучами из её прежде тусклых, почти погасших глаз, в них уже больше не виднелась та холодная концентрация и отрешённость ко всему окружающему, с какой она не так давно невозмутимо бралась за дело – её затмила доброжелательная, чуткая искренность и меланхоличное умиление, пристально обратившееся к юной девочке.
Узрев опять всколыхнувшиеся чувства Эми, Рина испытала непередаваемое облегчение, будто бы крошечный осколок света, излучаемого сим чудесным распахнутым взглядом, отделился от прочих и стремительно проник в неё, тронув и озарив своим теплом её душу: старшая сестра не прошла мимо, преминув ожиданием младшей, её слова были не напрасны. У неё сложилось убеждение, словно в те самые секунды своим настойчивым и неотступным вниманием ей удалось сорвать с семнадцатилетней девочки эту неестественную маску скрытности, но вместе с тем, рыжеволосая сестрёнка изумлялась тому, как разительно преобразилось её лицо, что, несмотря на и без того постепенно возвращающееся к жизни состояние и облик, вдруг стало ещё бодрее и здоровее.
Хотя и те же скромность и неловкость были хорошо различимы в ней, все они оказались перекрыты этим ласковым взаимным восхищением, коим обе сестры обменивались друг с другом. И едва замершая на полминуты Эми сумела полностью побороть оставшиеся колебания, сделав твёрдый шажок навстречу к сестрёнке и протянув руку к её беспорядочным волосам. Рина даже затаила дыхание, не сводя с неё искрящихся глаз, с пущим волнением и любопытством думая о её возможном ответе.
- как удивительно и необыкновенно было то, что ты описала! – вскоре последовал он, претворяемый простой, но оттого и такой ценной, нефальшивой улыбкой – за все те месяцы, что мы отстаивали Небесный остров, примкнув к команде сопротивления, я и представить себе не могла о столь глубоком и возвышенном значении нашей миссии, которое разглядела в ней ты. Мне трудно сказать, какие странствия и испытания нам предстоит пережить на дальнейшем пути, возможно, нам будет ещё сложнее бороться за нашу родину, чем то было раньше, но я знаю одно: перед тобой непременно откроются все двери, моя милая, по-другому невозможно. Если ты действительно веришь в то, что сказала, если ты взаправду хочешь побывать на всех островах небесного мира, то это желание обязательно сбудется.
Щёки Рины, и так немало разрумяненные биением младого, неуёмного и неотступного сердца, вспыхнули сильнее, когда Эми нежно провела ладонью по её растрёпанным локонам, и она, опять пересёкшись глазами с дорогой сестрой, вдруг встретила в них отражение несомненной и самой бескорыстной кровной гордости, направленное к ней. Широкая ответная улыбка, та, от открытости и доброты которой внутри Эми мог подняться даже неисправимо павший дух, только от одной которой всей её сути хотелось расцвести, подобно цветку, наперекор любым обстоятельствам, искать и находить что-то лучшее, вопреки тому, что его может оказаться совсем немного, не заставила себя ждать, с неисчерпаемой благодарностью заблистала на её розовых губках, придавая чудному личику одновременно и пёструю радость, и лёгкое, приятное смущение.
Ещё секунда – и вот её глаза зажглись подобно переливчатому изумруду, и славная малышка, энергично взмахнув руками, необратимо перестав видеть всё, что было возле неё, перенёсшись в какое-то иное, зовущее её пространство, в прекрасное будущее… оно спешно, насыщенно и детально расстелило перед её невинным, возбуждённым умом, как наяву, все знакомые ей места: и зелёные леса, в самой роскоши своих душистых свежих крон, и такие же пышные, плодородные раскидистые луга, родную рощу близ речки и даже величественный, господский дворец только уже в другой, ещё более прелестной и живописной оболочке, нашёптывая ей такие же упоительные планы должной счастливой жизни Небесного острова после низложения беспочвенных посягательств коварной станции….
- о, да, я взаправду очень хочу этого!.. – со страстным, жаждущим порывом подтвердила малышка, крепко сжав ладони да импульсивно вскинув их перед собой, взором отправившись куда-то вглубь, сквозь сестру и обтекаемые стены дирижабля, но думами будучи уже гораздо дальше – было бы так здорово, облететь все далёкие края, познакомиться с их правителями, жителями и бытом!..
Однако тут её взгляд, затуманенный манящим сиянием грядущего, резко потемнел, словно встретившись с каким-то острым, горьким напоминанием, заставившим её скинуть с себя это призрачное, наивное полотно, что покрывало его, и спуститься назад с небес, в коих она рьяно и игриво витала. Рина запнулась, не выплеснув и половины из того, что испытывала и на что надеялась. Притихнув, она потупила смути взгляд и, разжав уверенные кулаки, положила их тыльной стороной на свои колени.
- вот только… - лишь и удалось выдавить ей, более не сумев вымолвить ни слова.
Радость юной девочки обернулась напряжённым смятением. Оно наступило столь нежданно, что, казалось, она сама не успела его осознать, а затем и передалось её сестре: чуткая Эми вздрогнула и насторожилась, с единых мгновений уловив эту странную неловкость, совершенно не присущую бойкой, раскованной и непосредственной девочке, какой была Рина. Так же скоропалительно стерев первое неподдельное за долгое время благодарно-тронутое сияние с белоснежного лица, но нисколько не умалив при том верной, безоговорочной любви и поддержки, из коих состояла вся её суть, во всех своих нежных чертах, она плавно опустилась возле юной девочки.
Теперь две сестры словно поменялись местами, когда старшая сестра принялась тщательно разыскивать в младшей причины тревожащего её неудобства. Сколько Эми помнила себя, охваченной шквалом хлопот и опеки над драгоценной Риной, с тех самых пор, как однажды, по возвращению домой ничем не выдающимся алым закатным вечером, мать с трепетом вручила ей аккуратно замотанный пелёночный свёрток, из какого так жизнелюбиво и безмятежно выглядывало круглое полусонное личико, смотрящее на мир чуть приоткрытыми, но абсолютно дружелюбными, любознательными глазёнками, она знала Рину как маленький лучик света в их уютном обветшалом доме, как оптимистичную, хотя порой и слишком увлечённую, безудержную натуру, что всегда стремилась помочь своим близким и родному острову, и никогда не сдавалась и не унывала, в любых происшествиях раз за разом различая светлую сторону – именно такой, коей она, вопреки всем сопутствующим трудностям и надеялась её воспитать.
«Так что же сейчас?..» - с недоумением спрашивала себя Эми, стараясь найти подходящее объяснение ноте лёгкой грусти и озадаченности, вдруг поселившейся в душе юной девочки, пытавшейся, как видно, как-то справиться с ней, преодолеть это чуждое для себя состояние, но только сильнее взвинчиваясь и томясь.
Ни разу не сталкиваясь с подобным настроением прежде, семнадцатилетняя девочка была изрядно обеспокоена, хотя и скрупулёзно утаивала сие, склонившись перед малышкой. Она ещё слабо представляла, какой повод мог ввергнуть Рину в такое серьёзное переживание, но твёрдо чувствовала, что более всего она нуждается в её отзывчивости и внимании, что и старалась показать ей каждым своим медлительным, осторожным жестом, каждым неназойливым, но очень участливым взглядом, терпеливо бросаемым на чудесную сестрёнку, которая в то же время будто закрылась в себе, уйдя куда-то вглубь своих новых раздумий, и лишь иногда рассеянно перебирая тоненькими пальчиками рук.
«Ощущение, словно она растеряна, сомневается в чём-то, но боится признаться, сказать, словно то, что она так долго прятала внутри себя, пытаясь не зацикливаться на этом, вновь дало о себе знать тогда, когда она об этом и не думала, что-то, что сильно волнует её… - с поразительной точностью определила Эми, приглядываясь к сестрёнке, и биение её сердца замирало, когда она с ещё большим недоумением понимала, что ей это чувство было известно – неужели… неужели и я была такой?..»
Попытки завоевать хотя бы долю внимания со стороны погрузившейся в собственные думы малышки, оставались малоуспешными, пока старшая сестра обстоятельно не поразмыслила над тем, что было действительно необходимо ей самой в часы наплывов тоски, тревоги и иных не слишком приятных идей. Прилежно подумав некоторое время, Эми робко, но твёрдо, надеясь поделиться всей имеющейся у неё заботой и любым возможным содействием, дотронулась до её плеча.
И только одно это доброе прикосновение сумело вернуть сестрёнку от тех раздумий, которые столь безотходно занимали её: она вскинула взъерошенную головку наверх, так же резко, как и немногими минутами раньше наклонила её, распустив длинные, даже слегка неряшливые локоны ещё пышней. Во взоре её, опять пристально остановившемся на старшей сестре, снова разжёгся былой зелёный огонёк, только ставший гораздо тусклее, чем до этого, он прекратил те яростные, подчас безумные пляски, которые обыкновенно начинал, едва юная девочка проникалась каким-то душевным стремлением или событием, вместо этого взявшись мерно покачиваться в её широких, раздольных, как луга Небесного острова, глазах, наконец обратившихся к Эми с огромной доверительностью и вниканием.
- вот только?.. – вкрадчивым полушёпотом повторила Эми последние произнесённые слова Рины, помогая ей сим образом восстановить оборванный ход мыслей, который она так и не сумела договорить до конца, не спуская с неё янтарно-жёлтого взгляда, но всё так же не намереваясь переступить ту мысленно размеченную ею грань и не прибегать к излишней требовательности.
- вот только… - негромко и вдумчиво протянула та, немного отведя глаза, но довольно резво пробежавшись ими по полу каюты-кухни и снова возвратив их к сестре. Тогда же их неяркое, но по-прежнему проникновенное, невинное свечение нашлось Эми необычайно похожим на давно изученное, ни с чем не сравнимое, привычное блистанье взора рыжеволосой малышки, и она позволила себе заметно унять накопившееся волнение, убедившись в этом – вот только не мешало бы после всего сего опуститься за облака, проведать наземный мир!.. – здесь ясная искра, как меткая молния промелькнула в её мгновенно осветившихся от неожиданного признания чертах, зажёгши собою все веснушки, пёстро рассыпанные по её лицу, и Рина, верно ощутив отпечаток недоумения, всё ещё полностью не сошедший со старшей сестры, а скорее, напротив, всколыхнувший её с новой силой, что особенно очевидно выразилось в её тёмных бровях, вскинувшихся недопонимающей дугой, добавила яснее и непринуждённее – навестить Лиама…
Сердце Эми, мерно и расслабленно простучавшее несколько ударов, тихо, но вполне отчётливо дёрнулось, в очередной раз сбившись со своего хрупчайшего ритма, едва семнадцатилетняя девочка, наконец, разведала истинную проблему её смущения. Поначалу она как будто очутилась в некоем замешательстве, какое-то время лишь молчала, в неуверенности покачивая головой с печальным, томным сочувствием, словно в уме своём предполагая, могла ли она сама непреднамеренно быть виновна в её грусти своей изрядной закрытостью и отстранённостью на протяжении этих недель, когда она пробовала остаться наедине с собственной душой, желая разобраться со своим истинным отношением к происходящему и наметить определённые цели, и только недавно начала приходить в себя, свыкаясь с новыми обстоятельствами.
Однако, как бы то ни было, Эми хорошо знала и о том, как рыжеволосая малышка ценит единственного друга, своего ровесника, с которым познакомилась в период непредвиденного пребывания команды Небесного острова в наземном мире, навсегда запомнив все их совместные игры, занятия и прогулки, а главное – ту несказанную помощь, какую он оказал им, чтобы они сумели вернуться в родной воздушный мир и продолжать тяжёлую борьбу с «Вивет». Семнадцатилетняя девочка хоть сейчас могла вспомнить так, как это было вчера, эту маленькую фигурку, упорно приникшую к подоконнику у баночки чернил и листа бумаги. Скоро, но, по мере сил, старательно выводя текст заточенным пером, она постоянно хмурилась и волновалась из-за всякой мятой складки, возникающей на листе, из-за всякой небрежно написанной буквы или оставленной кляксы… потом, тщательно осмотрев свою работу, почти удовлетворяясь ей, пятилетняя девочка бережно складывала послание в небольшой самолётик и, размахнувшись, запускала его вдаль с окна, вверяя порывам ветра, пытаясь проделать это так, чтобы самолётик улетел как можно дальше, за пределы видимых ей просторов острова. Позже она долго ещё с предвкушением выглядывала из окна, проверяя, не летит ли навстречу их дому симпатичный воздушный шарик, как тот, что они вместе с Лиамом однажды сами запускали в небо с посланием, так и не получив ответа…
Душу Эми пронзительно защемило от этого воспоминания, а затем и от другого, перекрывшего его, в котором она успокаивала Рину, в очередной раз расстроенную длительным отсутствием ответа. После этого семнадцатилетняя девочка воспряла, решительно заверив себя, что хотя тогда она и не могла должным образом наблюдать за младшей сестрёнкой и направлять её, больше нет тех препятствий, какие бы помешали ей сделать это теперь, восполнив сии пробелы.
- ты скучаешь по нему?.. – найдясь спустя полминуты, осторожно спросила она, не имея возможности, да и не думая прятать свою жалостливость, мгновенно вышедшую в свет в её распахнутых глазах.
- а как же иначе?! – с глубоким, но добродушным негодованием воскликнула малышка, быстрым жестом разведённых рук наглядно показав, насколько странно было бы для неё отвечать на сей вопрос. Однако именно он, такой немыслимо простой и незатейливый, сумел окончательно перенести её обратно в явь, заново вдохнуть в неё непреодолимую увлечённость, разжечь ослабевшее ретивое пламя, нескончаемо игравшее своими языками в её глазах и то и дело брызгавшее красным цветом на приятное круглое личико – он столько всего сделал для нас, выручил в те трудные дни, когда мы практически лишились надежды на возвращение, все пути к Небесному острову – да что там к острову! – к родному миру оказались для нас отрезаны… - при этих словах весь облик маленькой девочки исполнился неописуемой гордости за своего наземного друга.
- знаешь… - произнесла она затем с лёгкой непосредственной насмешкой, направленной уже к самой себе, в очередной раз отвлечённо зацепившись за небо взглядом – Лиам с самого начала показался мне очень интересным, он так хотел дружить со мной, и хотя я немного побаивалась связей его отца с «Вивет», в конечном счёте, это и сыграло нам на руку. Иногда я думаю, что он спас не только всех нас, но и меня, - малышка молниеносно перевела его назад, к Эми, слушавшей её с непоколебимо мягкой, в чём-то смеющейся улыбкой, и строго упёрла ладони в бока – да, он спас меня от затерянности и скуки в этом удивительном, непонятном большом мире, где мы все, случайные выходцы с Небесного острова были подобны крошечным песчинкам в бесконечном бурном потоке!..
- я понимаю, - согласно кивала Эми – я и сама в первые несколько дней чувствовала себя похоже.
Рина же продолжала, начав так же, как и совсем недавно, возвышать свой тонкий заливистый голос, предавая всё больше и больше мечтательных, далёких ноток в его тон:
- мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь он сумел попасть в небесный мир и оказался на Небесном острове. О, я бы столько могла показать здесь ему: и как шелестит трава пышного цветущего луга, того, что рядом с нашим домом, ты ведь не забыла?.. – она поглядела на сестру вопросительно, очевидно, хитро проверяя её на память, и, получив от неё отрицательный моток головы, удовлетворилась – и как плещется речушка под стареньким мостком, которую мы проходили, идя на рыночную площадь, и как шёпотом поёт крона деревьев в роще, колышась при ветерке, и…
Список, разворачиваемый юной девочкой с нескрываемым упоением, восторгом и безоговорочной привязанностью к самым волшебным и дорогим, по её мнению, местам несравненной родины, мог растянуться почти до бесконечности, зная всё будоражащее обилие тех краёв острова, в которых когда-либо бывала, знала или хотела посетить Рина. Эми воистину обрадовалась, почувствовав, что иной ряд воспоминаний, насыщенных пейзажами и жизнью их чудных земель, её раскидистой, благоденствующей природой и честной, радушной душой его народа, дали малышке возможность развеется и согрели её сердце (а по-другому и быть не могло, ведь с каждой минутой их стремительного обратного путешествия дирижабль подступал к благодатному острову, что плывёт по небесам всё ближе и ближе, а внимательная, нетерпеливая сестрёнка не могла не ощущать скорой долгожданной встречи).
Однако вот новый наплыв сомнений настиг юную девочку, и хотя она больше не заминалась и не отстранялась, стараясь превозмочь его в себе, но опять остановилась на полуслове, опустив свой голос, взметнувшийся до самого купола беспечной синевы и немало покачнувший также её непреклонные вечные своды, подобно крепкому, юркому ветерку отозвавшись в них, вниз. Далее она вновь, на этот раз ещё упорнее сосредоточила на старшей сестре зоркий зелёный взор, бывший действительно необычным для неё по своей серьёзности. И пускай бледный, немного уставший лик Эми значительно разгладился, внемля новому веянию Рины, из умильно-смешливого сделавшись более нейтральным, он всё так же был непоколебим в своей чуткой кротости, которая, казалось, хранилась в ней неиссякаемо, беспрекословности и безвозмездной преданности. Вмиг переменившийся взгляд янтарных глаз, явивший перед ней предельно сконцентрированный вид решимости, ничуть не уступавший самой сестрёнке, готовый принять и осмыслить все оставшиеся у неё сомнения.
Только единственного пересечения с ним хватило, чтобы дать малышке отчётливо почувствовать, будто в сей неизмеримо спокойной и приятной доверительности, размеренно струящийся, казалось, из всей бескорыстной сущности нескончаемо любящей Эми, заключена какая-то непостижимая для неё, неразрешённая тайна, совсем не похожая на те, что семнадцатилетняя девочка могла скрывать от неё до сегодняшнего дня. Как бы испытывая старшую сестру своей строгой пристальностью, раздумывая, поведать ли ей вновь всплывший внутренний спор, она одновременно понадеялась и обнаружить в скромном сверкании её янтаря то, что может подтвердить её предположение и раскрыть нечто, что лежит в его основе. Однако тот был почти непроницаем, словно старшая сестра, вовремя предупредив её намерение, снова поспешила защититься от вторжения в свои думы. Через несколько мгновений, так и не разгадав эту затаённую загадку, Рина уступила осторожному сопереживанию сестры и вздохнула, наклонив подбородок.
- расставаясь, мы обещали друг другу продолжать общаться, держать связь, - сказала младшая сестрёнка весьма ровно, хотя старшая ясно знала, скольких усилий ей это стоило – но за весь наш последующий путь я так и не получила ни одной строчки, сама писала, но никогда не встречала ответа… быть может, наши весточки всего лишь не доходят друг до друга, быть может, он сейчас так же огорчён этим, как и я, но… - заколебавшись, она помедлила, готовясь, наконец, выпустить наружу столь тревоживший её домысел – что если на самом деле он больше не хочет дружить со мной?..
Малышка чуть только докончила свою фразу и, окончательно убедив себя в том, насколько сильно она сейчас нуждается в надёжном, правильном совете, рассудительно подумала обратиться к Эми, всеми своими манерами, жестами и мимикой немедленно продемонстрировав это пожелание, мысленно проговорив его и уж было собравшись снискивать таковую подсказку в ней, как семнадцатилетняя девочка вдруг резко одёрнула руку, простёртую к её беспорядочным локонам, будто бы обжёгшись, судя по всему, едва удержав себя от того, чтобы отпрянуть. В этот момент словно что-то тяжёлое, подобное внезапному раскату грома, поразило её, заставив ещё шире распахнуть в одночасье остановившиеся глаза. Фигура её тоже неподвижно замерла, начав напоминать мраморную статую благодаря своей белизне, подчёркиваемой солнцем, несколько скованно-напряжённую, однако не утратившую невольного изящества.
- с чего ты взяла?.. – шевеля губами, лишь и смогла проговорить она, почти что в замешательстве не отрывая остекленевшего, но по-прежнему досконального взгляда от юной девочки.
Изрядно опешившая от её реакции Рина точно увидела, как в нём промелькнула молниеносная искра, но быстро успокоилась, и непринуждённо пожала плечами, подбирая верные слова для объяснения, подразумевая под ним нечто и без того очевидное.
- всё просто, - грустно, но справедливо вывела она – я же не единственная девочка в обоих мирах. И в наземном тоже. Взаправду, у него много друзей и знакомых там, в привычном городе, живущих совсем рядом, в одном дворе или других близлежащих домах, которых не нужно ждать, тяготиться и волноваться этим ожиданием, которые способны примчаться к нему по первому зову для игры или разговора. Что ему ещё может понадобиться? Чем они хуже меня? По-моему, даже лучше… во всяком случае, я бы хотела быть такой же, как они – беззаботной, живущей одним настоящим мгновеньем, мало вдаваясь в прошлое и изредка забегая к будущему, чтобы мой смех, лёгкий, как пушинка, опять и опять долетал до неба, расшатывая его, как когда я проводила время с Лиамом… но я искренне рада за него! – поспешно вставила малышка и мягко улыбнулась, всё же поддавшись своей привычке не зацикливаться на печальном – Лиам – прекрасный мальчик, и я уверена, что друзья у него тоже самые прекрасные, возможно, во многом превосходящие меня! Просто… - малышка старалась представить свой итог как можно небрежнее, но от этого, пожалуй, только сильнее раскрылась истинная серьёзность её переживания – он мой единственный друг и я… нужна ли ему такая подруга, как я?..
Явнее обозначив свою проблему, малышка принялась было гадать об вердикте, какой старшая сестра могла вынести, исходя из выдвинутых ею догадок, её последующих речах и действиях, кои юная девочка намеревалась поймать и вычислить при первом случае. Но она тотчас заметила, как расплывчатый взор сестры так же спонтанно оживился и прояснился за несколько секунд, как она вышла из вдруг одолевшего её оцепенелого состояния и задумчиво огляделась около себя, вспыхнув гораздо более непреодолимым недоумением, которое совершенно непредсказуемо смешалось с хмуростью.
- не хочет дружить?.. – повторила семнадцатилетняя девочка непонимающей, подрагивающей интонацией, недовольно изогнув брови: казалось, она до глубины души была задета поспешно выдвинутым вердиктом младшей сестрёнки, хотя он и не относился к ней самой напрямую, и не могла спрятать своего возмущения.
Вместе с тем, её торопливо отнятые ладони недолго оставались сложенными, быстро прикоснувшись к веснушчатым щекам рыжеволосой девочки, чьи чувства и помыслы тогда как никогда оказались поглощены её внезапной твёрдостью.
- милая, ты сама себя слышишь?.. – в её неизменно деликатном и аккуратном, как и во всём, что касается Рины, тоне, крайне неожиданно проскользнули непоколебимо-железные нотки – ты – потрясающая девочка, самый родной и нужный для меня, самый чудесный человек из тех, кого я когда-либо знала. Я не смею вообразить себе даже в мыслях своих, что в обоих мирах есть кто-то, кто добрее, отзывчивее, веселее и находчивее тебя – моему суждению это невозможно. Также как и Лиаму.
Рина с предельной чуткостью ухватывалась за каждый звук, выпархивающий из её горла, вплоть до мельчайших колебаний тембра речи и дыхания, какие, на первый взгляд, были и вовсе неощутимы обычному слуху, с изумительной концентрацией отсеивая и отмечая из начатых Эми опровержений основные детали. Но они, ровным счётом, не воздействовали на малышку тем должным образом, как надеялась семнадцатилетняя девочка. Скорее всего, пятилетняя девочка по-настоящему не понимала, каким огорчённым и подавленным становился её блестящий взор, когда она беспрерывно освежала в памяти выдуманные доводы и приводила их, как рвалось на части жалостливое сердце старшей сестры лишь при виде одного сверканья в её глазах столь малознакомой Рине потерянности.
Но Эми тут же обязала себя саму быть стойкой и продолжила, вкладывая больше упорства и рассудительности в свои следующие попытки.
- верно, ты не единственная на свете, - подтвердила она, с приумноженным усердием заглядывая неодобрительно-потемневшим взглядом в неотлучно следящие за ней чистые, тронутые, но всё так же неуверенные глаза сестрёнки, фактически приковав его к ним – но это не мешает тебе быть такой, какая ты есть, не отнимает у тебя твоей истинной личности, не похожей ни на одну другую. Посмотри на меня, - Эми бережно приподняла её подбородок, чтобы та сумела в полной мере рассмотреть её черты – посмотри, разве мы в чём-то одинаковы с тобой?.. у людей редко можно обнаружить много схожестей, к какому бы из миров они не принадлежали: они уникальны. Я считаю, поэтому ты и понравилась Лиаму.
В мгновение ока после того, как старшая сестра отпустила сие заключение, она каким-то странным, не до конца объяснимым чутьём различила, как нечто огромное, непостижимое всколыхнулось внутри малышки, полностью изменив её. Прозрачно-зелёный, немного недоумённый взор её стал острее, пытливее и требовательнее, бессменный, незатухающий огонёк в нём выказал заинтересованный трепет, наконец, во всех красках своего полыхания продемонстрировав округе подлинную суть её души.
Эми испытала неописуемое облегчение, спустя существенный период неотступной, упрямой борьбы, отметив исход своих стараний и отыскав в том запутавшемся, но отчаянно стремящимся добраться до истины ярко-пламенном омуте новый проблеск примет очаровательной сестрёнки, спрятавшуюся среди непонятных чувств и мнений, но начавшую постепенно освобождаться от их власти и выпускать свои пускай и не самые лёгкие, но искренние мысли наружу. В то же время семнадцатилетняя девочка предпочла отставить в сторону свою радость и, боясь опять ненароком выпустить из своих рук сию верную ниточку, сохранив строгое наставническое выражение, что есть мочи вцепилась в неё, собираясь довести до финала свои неоконченные думы.
- да, я нечасто пересекалась с ним и не слишком хорошо его знала. Было время, когда я, напротив, предостерегала тебя от общения с ним, тревожилась за тебя из-за его связей со станцией, особенно когда Дарен доверил тебе ответственную миссию… - правдиво признала старшая сестра, – но все мои волнения и беспокойства немедленно перечеркнул единый миг – миг вашего прощания друг с другом, - негромко открыла она, и тут же янтарь, переливающийся в прелестных очах тускло сверкнул, проявив застенчивую совестливость, насколько это возможно, оправдывая предвзятость и подозрения, некогда одолевавшие её в отношении к наземному знакомству малышки, но к счастью, с течением времени обернувшиеся абсолютно беспочвенными – тогда я и узрела самолично, какие неподдельно-сильные помыслы двигали им, узрела это потрясающее, беззаветное рвение к тому, чтобы, без малейших раздумий, сделать ещё больше того, что он уже совершил ради нас, сострадание к тому миру, которого он ни разу не видел, с которым никогда не был связан и представлял лишь по рассказам, природу безвозмездности какого я не могу осмыслить до сих пор…
- и с этого самого момента я, хотя всё равно многое не осознаю насчёт Лиама и вольна судить о нём только по твоим историям, я ни в чём не позволила себе упрекнуть его, - ни секунды не сомневаясь, заявила Эми – он был мальчиком с наземного мира, более того, сыном пилота враждебной станции, но он не выдал нас отцу – он сумел понять, поверить и даже помочь. Он поставил на первое место те земли, где никогда не бывал, но коими всё же проникся. Проникся благодаря тебе, Рина! Несмотря на то, что вы не слишком долго общались, тебе удалось показать ему то, про что он не догадывался прежде, дать ему вообразить края, что недавно он просто не мог представить. Ты была с ним такой, какая ты есть, невзирая на всяческие невзгоды и угрозы, нависшие над Небесным островом, в каждый свой рассказ или затею вкладывая частичку души. И если он такой увлекающийся мальчик, как ты утверждала, он не мог не заметить этого, не мог не воссоздать и не пережить заодно с тобой сюжеты твоих повествований. Или ты не помнишь, как он глядел вослед дирижаблю, провожая нас?..
- я ни за что этого не забуду! – внезапно поднявшись на стуле и ещё сильнее вздыбив распущенные волосы, нисколько не помедлив, разгорячённо вскрикнула малышка, вспыхнув, как зачирканная спичка – я не забуду ту печаль, которая отражалась в его глазах тогда. Будто я была его единственным другом во всей бескрайней вселенной… - она расслабила ладони, только что снова зажившиеся в кулаки, коими она намеревалась было порывисто взмахнуть, и, сфокусировав осветившиеся необычайно чётким воспоминанием глаза где-то в стороне, покладисто опустила их обратно – даже не распрощавшись, он уже тосковал по мне, и я превозмогала то же чувство – как будто мы были единственными друзьями во вселенной… - приблизив свой тон к практическому шёпоту повторила юная девочка, вероятно, сама изрядно впечатлив себя осознанием собственных слов. Но она вновь возвысила голос, после краткой паузы – однако не только я открыла ему наш мир. Он так же показал мне свой, наземный, разъяснив для меня много грандиозных вещей, которые я не понимала и до которых никогда бы не додумалась. Мы стали проводниками друг для друга, мы поддерживали и дополняли друг друга… но не одни мы с Лиамом: точно так же ты, Дарен и Марго, и мой милый Шинго – вся команда Небесного острова – работали, как единый механизм. А потому заслуга в обретении нами новых крыльев и возвращению на Небесный остров состоит не из одних хлопот Лиама или нашему удачному проникновению и захвату управления на борту – это результат общих трудов!.. я не забуду, - разграничивая свои размышления жирной чертой, холоднее подытожила она, хотя потом прибавила довольно скомкано – но, я боюсь, вдруг об этом забудет он?..
- я верю всем твоим словам… - к тому моменту целиком переборов ослабевавшую напускную угрюмость, спокойно покачивала головой Эми, действительно, перебирая в уме отголоски её рассуждений, преимущественно соглашаясь с ней и гордясь её зрелой мудростью – кроме последних. Ну же, вспомни, может быть, помимо грусти и тоски ты заметила что-то ещё при прощании?..
Тут Рина, опять-таки, долго не раздумывала.
- надежда! – без возможности ошибиться выпалила она, становясь краснее и ретивее, то ли от крепчающего зноя, то ли от их беседы, направление которой делалось всё более извилистым, переменчивым и непредсказуемым – как бы ему не было грустно, как бы он не переживал за судьбу Небесного острова, за меня, за всю нашу команду, он не переставал надеяться на будущую встречу…
Произнеся это, она поспешно осеклась, окинув окружающее пространство так, словно прося от него подтверждение сего смело отчеканенного высказывания. В ответ Эми уравновешенно кивнула ей, лаконично подсказывая сестрёнке, что она и без всякой посторонней помощи сумела справиться с мучившим её вопросом и отстоять перед собой его необоснованность. И, судя по всему, пятилетняя девочка вполне была бы готова свыкнуться с этим исходом, ежели не остававшийся осадок, о котором она поведала старшей сестре вскоре, взявшись размеренно накручивать на указательный палец тонкую прядку чёлки, как бы аккуратно завивая её, но которое Эми изволила разоблачить намного раньше, обладая ничуть не худшей проницательностью, чем у сестрёнки, и когда Рина заговорила, она уже приготовилась слушать:
- а вдруг он сейчас сомневается, так же как и я?.. он ведь не знает, что наши письма не доходят друг до друга. Он может подумать, что это я не хочу общаться с ним и давно стёрла из памяти его и наши совместные наземные приключения…
Последнее осмотрительное опасение малышки представилось семнадцатилетней девочке так и вовсе смехотворным.
- ну, это тебе виднее, - здраво подметила та, заботливо пробежавшись рукой по своевольно взлохматившимся блестящим рыжим волосам – разве ты считаешь, что твой друг способен на такое?..
- конечно, не способен, - решительно отрезала сестрёнка, не допуская в разум ни единой мысли о подобном и противно поморщилась, стараясь отгородиться от них.
Старшая сестра лишь просияла от её неподдельно красочного, показательного отношения, и снова, на сей раз смотря совершенно без тени неодобрения, коснулась её тёплой щеки рукой, живо поцеловала её в лоб и, прижавшись в ней, принялась медлительно и осторожно перебирать пальцами её длинным, шелковистым локонам, при свете солнца отливающим истинным ярким огнём, всё-таки стремясь пригладить их, вопреки тому, что сия задумка с самого начала не имела явного успеха.
- мне известно, как Лиам важен для тебя, - едва ли слышно, ласково, но при этом сохраняя ещё некоторую строгость и непреклонность в речи, заверила она в то же время пятилетнюю малышку – я уже когда-то обещала тебе и, ежели это потребуется, повторю сколько угодно, хоть даже с десяток раз: вы непременно увидитесь. Даю самое честное моё слово, что как только коварные беды наконец-то минуют великий Небесный остров и его доблестный народ, Дарен храбро укажет команде путь к новой цели: он направит дирижабль прямиком к наземному миру…
- правда?.. – запрокинув голову вверх, прелестная девочка как-то по-особенному задержала на ней насыщенную травяную зелень больших глаз, их краем также задев кусочек свободолюбивого синего неба.
Этот момент запомнился Эми необыкновенно наивным и настоящим, будто бы вовсе и не промелькнуло перед нею и её сестрёнкой этих пяти головокружительных лет, нынче плавно перетекавших в шесть. Будто она по-прежнему продолжает приглядываться к этой восхитительной девочке, едва научившейся ходить и весело резвившейся на широком лугу недалеко от дома, столь неумело оступавшуюся, что у старшей сестры неизбежно щемило сердце всякий раз, когда ей приходилось отпускать её крохотную ручонку, чтобы позволить ей приноровиться бегать самой, с очередным падением со всех ног вырываясь вперёд, но заставая её уже тогда, когда она, утерев первые слёзы, заливалась безбрежным смехом, взбудораживая им весь луг, и затем подолгу отказывалась идти домой…
- а вообще, - последующие звуки голоса Рины вынудили её очнуться от навеки запечатлённых в сердце воспоминаний – я не прошу от тебя никаких слов. То, что ты описала, было бы так здорово!..
- и будет, обязательно будет, моя милая! – стремительно отозвалась Эми, начавши с большей ревностностью приглаживать растрёпанные пряди объёмной ярко-рыжей копны – но больше не вздумай заморачивать голову похожими глупостями, ты меня слышишь?..
Вместо ответного обещания юная девочка тоже поторопилась прижаться покрепче к семнадцатилетней, опустив голову, воссоздав тесные объятья двух родственных кровей, те самые, в неприступных пределах которых, как правило, зачастую размываются грани времени, исполняемых обязанностей и целей, словно все хлопоты света, какие могли хотя бы незначительно коснуться пары сестёр, сокрушённо отхлынули от них, сделав их какими-то уникальными, непререкаемыми для всех внешних забот, казавшихся сейчас такими далёкими и ничтожными.
Очутившись со всех сторон окружённой надёжной, бережной хваткой сестры, коя, как думалось ей в ту пору, была способна уберечь её от всего, что только было опасного и мрачного на этом свете, Рина определила себя всецело спокойной. Принимая то тепло, которое приливами исходило от Эми, она улыбалась шире и шире, всей душой полагаясь на то, что та в этот миг чувствует то же самое. Слёзы вновь наворачивались на её взор, увлажняя его, вот только теперь отнюдь не от навеянных грустных воспоминаний, а наоборот, от той безмятежности, что она обрела, выговорив их вслух. Она была рада, что оказалась права, и ей ныне не требовалось никаких слов, какими красноречивыми, убедительными и доходчивыми они не являлись, когда незатейливое присутствие рядом, простейшие объятья или другие понимающие жесты, идущие от сердца, могли помочь сложить куда более достоверную и полную, разборчивую картину в её думах. Смутно-обеспокоенные предчувствия, стремительно нараставшие в ней с начала их отлёта назад, на Небесный остров и, достигнувши своих границ, решительно вылившиеся наружу, тоже достаточно и впрямь быстро отступили от неё, не оставив на юной малышке ни единого следа, в один поворотный миг став в её просветлевшем представлении какими-то размытыми и напрасными, как на этом и настаивала Эми, так, что малышка, совсем недавно поникшая и потерянная, сейчас была готова всерьёз дивиться тому, что она могла взять во внимание эту чистую глупость, несостоятельность которой в эти самые минуты была особенно чётко видна ей.
«Тут, на прекрасном дирижабле, в ослепительных лучах славного солнца, около отважных друзей, героев Небесного острова и храброй сестры может ли произойти что-то неладное?.. нет, нет, мне так не кажется! И откуда только взялось это неприятное, настораживающее чувство? Оно совершенно ни к чему. Ведь я с Эми, я с Эми, а это значит, что впредь всё будет лишь лучше…»
«Эми». Хотя, находясь при таком чрезмерном участии, Рина не смела и не хотела думать ни о чём более, кроме как об подлинной замечательности сего мгновения, навсегда сохранившегося в памяти маленькой девочки, как, без преувеличения, один из самых легендарных в её жизни, это превосходно известное, незамысловатое имя не покидало её разума. Лёгким, приятным и красивым звучанием своим оно ежесекундно навеивало ей портрет учтивой и ответственной девушки, находящейся в истинном расцвете своих прекрасных молодых лет. Которая так открыто и искренне пытается указать другим на их особость, напрочь не наблюдая собственных личных достоинств и ценности для команды, делает выводы и даёт воодушевляющие, глубокомысленные советы и мораль, в которые бы никогда не позволила поверить себе самой. Всю непередаваемо чувствительную сущность свою отдавая помощи и поддержке ближних, не исключая и тех, кто просил её об этом неосознанно, но ни при каких обстоятельствах не ждущей её взамен, словно находя в этом сопереживании и содействии своё настоящее предназначение и утешение.
Сейчас она была спокойной и умиротворённой, как наглядно сулили глаза цвета прозрачно-жёлтого янтаря, недвижимо, но искренне лучившиеся, сполна насыщаясь тем самым светом солнца, но умудрённая младшая сестрёнка, как никто иной знала, что за многогранный, сложный характер стоял за сими тремя мелодичными буквами. Поэтому едва в её разуме всплыло это имя, она не стала торопиться отпускать его, поскольку имела довольно оснований полагать, что в личном душевном пространстве Эми всё не так гладко и чинно, как та уже вторую неделю пробовала спрятать за терпеливым, отрешённым ко всему происходящему на дирижабле отношением, а потом и трепетным состраданием. Вот и сейчас юной малышке приходилось только гадать, какие бури гремели за самоотверженно-доброжелательным фасадом, служившим для неё отличным отвлечением и забвением от собственных неразрешимых проблем, дилемм и смятения.
Возвращение Лумена, утрата сил могущественного слияния пяти великих небесных столпов и, как следствие, выразившаяся неясность в судьбе Небесного острова и серьёзная размолвка с Дареном – всё это никак не могло не оставить тяжёлый отпечаток на её всепрощающем сердце.
«Ей, - как подумала Рина – должно быть, очень трудно приходится в это запутанное время, как и всем нам. Но раз уж она давно выплакалась, она ни за что не выдаст свои сокровенные мысли – будет молчать, до последнего держать их в себе, как сосуд, пока эти угрызения окончательно не переполнят её и не прольются через край водопадом – противореча её же главным доводам!.. хотя, в любом случае, что бы я делала бы не будь её!..»
И она, движимая признательностью за облегчённую и ободрённую душу, зажглась идеей сотворить для старшей сестры то же самое, что та ни при каких условиях не сочла для себя несомненной надобностью – выказать ей взаимную поддержку, попытаться достучаться до ещё более упрямой, чем малышка, семнадцатилетняя девочки и внушить ей, что она не одна в обеих мирах вынуждена нести такую ношу, предоставить ей незыблемую опору в своём лице, на какую она непременно может положиться, даже если случится нечто невообразимое, и станция как-то изловчится усугубить разногласия между членами команды.
Как бы то ни было, она решила начать издалека, предварительно продержав кухонную каюту дирижабля в весьма длительном безмолвии.
- а знаешь, я тут кое-что заметила, - произнесла она игриво, словно выражая вслух давно захватившие её примечания.
- и что же?.. – заинтригованно уточнила Эми, всё также усердно, но очень обдуманно перебирая её волосы. Было видно, что она несказанно порадовалась тому звонкому и слегка проказливому тону, более привычно и развязно прозвучавшему из её уст.
Отсрочивая ответ, малышка в очередной раз резко закинула голову вверх, поглядев на ни о чём не подозревавшую сестру бойким и несколько хитрым искрящимся взглядом из-под встрепавшихся прядок рыжей чёлки, моментально посеяв в ней какое-то смешанное, непростое чувство. Быстро отложив любые сантименты и заведя руки за спину, Эми крайне непонимающе, хотя, по сложившемуся обыкновению, очень внимательно посмотрела на сестрёнку, стремясь найти объяснение её непредсказуемому порыву, но подсознательным чутьём к тому мгновенью явно ощущая что-то не совсем удобное для себя.
- не так давно мне довелось выслушивать и ободрять тебя, теперь же это делаешь ты, - разъяснила малышка, изо всех сил стараясь дать ей осознать свою необъятную, неопровержимую благодарность по этому поводу, исполняя ею каждое своё слово, даже то, которое ещё лишь готовилось вылететь из горла – спасибо тебе большое. Но, быть может, оставим меня и поговорим о тебе?..
- обо мне?.. – ни прошло и секунды после того, как сие невинное предположение миролюбиво, однако между этим и весьма настоятельное предложение было высказано, как Эми оторопело отпрянула, немедленно вскочив на ноги. Но и они жестоко подвели её, неминуемо подкосившись, из-за чего она едва ли удержала равновесие.
Столь бесцеремонный перевод темы, устроенный Риной, ничуть не обнадёжил её, непоправимо заставив слабые оттенки румянца и вовсе испариться с её чрезмерно взвинтившегося натянутого лица, в напряжённых, всё тонко подмечающих очах, очерчивалось искажённое, страшное чувство, претворяемое всплесками скоропалительных золотистых искр – одна лишь мысль о предстоящем предмете сестринских монологов и уговоров непосредственно связанный с ней, повергал её в состояние, близкое к испугу.
- а… а зачем?.. – залепетала она отрывисто, в единый миг растеряв всю ту твёрдость и гладкость, с которой недавно говорила, стремглав взмахнув руками, вынутыми из-за спины и нервно завертев головой по сторонам, будто в попытке уцепиться за то, что могло бы выручить её из некомфортной ситуации.
- на всём белом свете нет такого слова, что позволило бы мне выразить, как я ценю всё то, что ты делаешь для Небесного острова, для команды и – в отдельности – для меня, - начала малышка категорически неуклонно, она была слишком занята правильной расстановкой своих задумок, чтобы обратить внимание на очевидный неуют, который так непросто переносила Эми – но и у меня тоже есть, что тебе сказать. За эти несколько месяцев мы умудрились пережить столько всего, сколько не видели за целую жизнь, однако я знаю, что тебе гораздо тяжелее проходить через этот этап – и даже не отпирайся! – воскликнула она, на вид шутливо, хотя на деле довольно серьёзно погрозив пальцем, умело пресекая любые возражения и оправдания, которыми могла бы ответить ей старшая сестра - всё смешалось и стало расплывчатым, переменился мир, а вслед за ним вынуждены переменяться и мы. Сейчас его обстановка призывает нас к тому, чтобы долг главенствовал над личными чувствами, но, похоже, от тебя он потребовал слишком многого…
Малышка ненадолго остановилась, с большим душевным теплом, привязанностью и даже некоторой совестливостью удостоверяясь, что семнадцатилетняя девочка, пусть и видимо нервничала, но далеко не собиралась оспаривать её монолог. У той же к сему времени практически замерло сердце – ей начинало казаться, хоть она и не была в силах определить насколько правдиво, что младшая сестрёнка глядела на неё с жалостью, и оттого цепенеющее нутро её беспощадно сжималось, задерживая дыхание. Это была Рина. Рина, её задорный лучик света среди пасмурных дней, та, бросая невольно-умильные взоры на всегда столь неукротимые, неуёмные черты которой, ей непременно хотелось забыть обо всех разногласиях, как с экипажем, так и с самой собой…
«Теперь, чуть только я успела вытащить тебя из пучины тревог, ты вновь ведёшь себя своенравно, стремясь окунуться в мою. Зачем тебе это нужно, моя милая? Для чего ты это творишь?.. не сомневайся, что всякое твоё действие, обращённое ко мне, значит для меня больше всех угодий бескрайнего неба взятых вместе, но намного сильнее этого мне бы хотелось видеть на твоём лице искреннюю улыбку, а не озабоченную сострадательность – она, будто бальзам на мою совесть, позволяет мне поверить, что то, что я делала до этих пор, было не совсем напрасно…»
Этот посыл она и желала донести, не проронив ни единого слова – только застенчиво поджимая губы и столь же смущённо переливая в глазах расплавленный янтарь, в немой надежде, что сестрёнка всё же поймёт её настоятельную просьбу, хотя промеж тем ей думалось, что благодаря такому выбору, она стала выглядеть ещё нелепее и беспомощнее, чем была. Однако Эми боялась перечить Рине, в чертогах разума своего, наоборот, безусловно соглашаясь с ней. Семнадцатилетняя девочка уступала, с какими-то крупицами печали, зато с бесконечной честностью осознавая, что ей в общем-то нечем оспорить её точку зрения, уговаривая себя насчёт того, что она абсолютно заслужила и вряд ли имела право и шанс, чтобы исправить её в свою пользу.
Но больше всего она опасалась, пусть самым ничтожным образом, но помешать выстраиванию той высоконравственной цепочки, над продолжением коей так усердно трудилась в своих думах юная девочка, не отрывая с неё то распахнутого, то прищуренного, изредка мигающего и, как настороженно опознала старшая сестра, в некоем роде подозрительного взгляда: судя по всему, сим неотвратимым способом она хотела вычислить на ней то ли следы возможной притворности, то ли подлинности её состояния. Но как бы то ни было, в смутных раздумьях та пребывала очень недолго и вскоре вновь упорно заговорила:
- ты же сделала свой выбор. И ты не виновата. Во всяком случае я никак не виню тебя, - фразы эти, при внешней твёрдости своей оболочки, почему-то раздались довольно отрывисто, будто малышка точно знала, что нужно говорить, но для придания большей убедительности своей реплике решила поделить её – а что дело до Дарена… - она небрежно, с силой подавляя вздох, по всей видимости, так и вырывавшийся из её груди – нам обеим известно, какой он вспыльчивый. Да, я понимаю, что на сей раз он рассердился не на шутку, что молчит и избегает твоего внимания, но я не устану повторять: у всего есть пределы, даже у вашей ссоры. Не станет ведь он дуться вечно!.. – тут юная девочка вдруг оживлённо хихикнула, вероятно, возбудившись новым воспоминанием из прошлого – а ты помнишь, как он разозлился, когда госпожа Анн отказала нам в аудиенции? Честно, мне казалось, он разгромит всю рыночную площадь! И кто тогда взял дело в свои руки и остудил его пыл?..
Пятилетняя малышка с очередным нетерпеливым ожиданием пригляделась к старшей сестре, из-за чего она начала испытывать противоречивые ощущения: с одной стороны, небывалую симпатию, порождаемую в ней долгожданной волной её энтузиазма, с другой стороны, скованное напряжение, только сильнее и крепче набиравшее свою власть над её рассудком. Те семена гармонии, что были посажены, на первый взгляд, совершенно отрешёнными руками, облачёнными в белоснежные перчатки, и уже чуточку проросли её душе, стали постепенно ворочаться и взрыхлять её, указывая на нестабильное положение.
Эми просто коротко кивнула ей.
- на самом деле, я горжусь тобой, Эми, - откровенно прибавила сестрёнка, чем немало потрясла её, абсолютно не ожидавшую таких признаний – тебе было трудно весь этот период, но я заметила, как закалился твой дух, как ты научилась преодолевать это. Я чувствую невероятное, когда наблюдаю со стороны, как меняется и усиливается моя сестра. А что же касается Лумена…
Хотя это поощрение от малышки было воспринято ею неимоверно лестно, упоминание сего единственного имени с иной мощью возобновляло дрожь в ладонях и коленях семнадцатилетней девочки. Смешанные эмоции снова обострились: она одновременно желала и скрыться где-нибудь, убежав сломя голову, и, зарядившись безграничной инициативой младшей сестры, воскликнуть что-то небрежно-воодушевляющее, чтобы успеть спрятать за этим то, как снова и снова странный жар разливается по её лицу, вызывая то смятение и неуклюжесть, какие она уже не могла выдержать.
- д-да, конечно, мне всё хорошо понятно, - немедленно поторопилась перебить её старшая сестра, страшась пересечь эту хрупкую, но прекрасно чувствуемую ею черту, причём интонация её отозвалась настолько резко и неумолимо, что она сама осталась весьма ошеломлена, однако первый шаг был сделан – и я не менее благодарна тебе за твою заботу, но… - она ещё немного пошарила кругом замешанными глазами и, едва обнаружив реликвийный поднос и подготовленную бумажную посуду с пластиковыми приборами, на котором заранее были размещены три других порции омлета и компота, тотчас схватилась за него, словно за спасительную соломинку – блюда для остального экипажа уже стынут! Думаю, будет лучше, если я не буду заставлять их ждать и отнесу им их завтрак, - она ринулась с ним прочь из каюты и, лишь будучи у самого выхода, обернулась – тебе я тоже советую заняться своим! – непреклонным сестринским приказанием пытаясь замаскировать своё волнение, сказала она – и стрелой, немного неуклюже вылетела прочь.
Вскоре выйдя из поля зрения Рины, Эми оставила её наедине с несказанным недоумением. Тем не менее, она всё же не решилась пренебрегать решительным повелением семнадцатилетней сестры и уверенно наклонилась к так долго ждавшей её тарелке. Разжёвывая поостывшие, но по-прежнему аппетитные и мягкие куски омлета, рыжеволосая малышка заодно принялась с неустанной обстоятельностью прокручивать и анализировать в голове неоднозначное поведение Эми. Оно удивило её своей чрезвычайной неоднозначностью и непредсказуемостью, которая, подчас была почти не проявлена в ней, хотя с той самой непревзойдённой минуты воскрешения поэта луны и звёзд, давала знать о себе всё острее.
Девочка неоспоримо осознавала: Эми явно что-то недоговаривает ей, и оттого мысли, вопросы и подозрения снова заклубились в ней подобно богатому пчелиному рою, порой проносясь неописуемо быстро, так, что она в следующий миг уже просто не могла припомнить, в чём именно они состояли. Снуя в просторах её бездонного разума, они нередко на полном ходу сталкивались друг с другом, переплетаясь и являя собой что-нибудь рьяное. Хотя маленькая девочка и сама настолько замешкалась, попав в самый центр этого бурлящего круговорота, что с трудом, разве что смутно следила за ними.
«Она впервые за долгое время начала извлекать что-то новое, что-то совершенно другое в своём внешнем виде: надела удлинённую юбку лазурного цвета, ту к которой рука её не прикасалась уж больше года, вместо поношенной малиново-клетчатой, не так, как обычно причесалась, выпрямив и иначе уложив волосы, чтобы они казались слегка длиннее, в день отлёта она чуть сдерживала слёзы, считая тот поступок величайшей своей опрометчивостью, до конца не свыкаясь с ним, но минула одна ночь и… я будто бы вижу совершенно отличного человека, а не Эми, с осанкой, с уравновешенным лицом, может быть, ещё и не совсем справившуюся от последствий своего деяния, но теперь не гнувшую спины, не сжимавшуюся перед членами экипажа, и не стыдящуюся быть подле них, и что с того, что Дарен не слишком приструнил свой пыл и всё ещё упрямо не смотрит на неё? Она ждёт, и я знаю, вынесет ради шанса на его прощения, даже если тот будет самым призрачным, многое, покорно заботится о нём, наперекор его холодности, не вмешивается в его дела… но я словно вижу во всём этом и её прежнюю, настоящую сторону, когда она способна безраздельно оберегать команду, привнося в неё что-то от себя… и это свершилось в ней всего за одну ночь… – и в сию секунду сознание Рины стремительно перевернулось, невольно заставив её вновь подскочить на стуле от догадки, когда кусочек омлета чуть было не застрял в её горле. Всё внутри малышки сделалось необычайно светло, как если бы лучи огромного солнца как следует сфокусировались и направили всю силу своих лучей прямиком в её душу, фактически ослепив её – ночь! А что если он всё-таки приходил, приходил к ней?!»
За пару мгновений, это разящее осознание, пришедшее к малышке абсолютно внезапно, полностью завладело всеми её думами, словно заморозив все прочие, мелькавшие в её рассудке, теории.
Между тем, когда пятилетняя девочка заканчивала с последним кусочком завтрака, принимаясь за компот, в дверном проёме кухонной каюты дирижабля вновь удивительно быстро появились хрупкие, всё так же неумелые, но определённо приятные очертания семнадцатилетней девочки, вернувшейся ещё более неожиданно, чем уходила, пробыв в кабине пилота не дольше трёх минут. Когда она непоколебимо, не взирая ни на что конкретное, прошла вперёд и живо поставила на гарнитурный стол освободившийся поднос, а затем быстро оглянулась на сестрёнку, смиренно и покладисто остановившись в нескольких шагах от неё, Рина безошибочно приметила, что сия краткая отлучка пошла Эми на пользу: она, очевидно, собралась с волей и стала производить впечатление если и не незыблемой, то уж, по крайней мере, спокойной, кроткой особы, какой Рина и знала её в обыкновенные, невозмутимые часы.
Но при этом среди них чувствовалась и небольшая натянутость: старшая сестра застыла и просто глядела на неё, не торопясь ни коим образом продолжать разговор, видимо, переживая из-за того, что не нарочно сможет приподнять завесу, охраняющую её таинственный секрет, тот самый, как догадалась Рина, что у неё получилось разглядеть некоторым временем и раньше, пытливо приглядываясь к её глазам, но не вышло доподлинно истолковать его суть. Сейчас же она была почти уверена в своей правоте. И пускай сей простой, предельно прямой и понятный вопрос так и вертелся у неё на языке, рвясь к свободе, юная девочка удержала себя от этой затеи и прикусила его, не став ничего задавать.
Сильнее всего в данной ситуации ей требовалось разрядить обстановку, оставшуюся после её оборванного монолога, лишь отчётливее нагнётшего семнадцатилетнюю девочку проникновением в незаживающую, замкнутую душу. Для этого ей бы обязательно пригодился бы какой-то непринуждённый манёвр, который малышка взялась бегло искать среди подручных предметов. Подходящий и в самом деле нашёлся достаточно быстро, стоило Рине всего единственный раз пересечься взором с протяжным огненным бликом, брошенным солнцем на её волосах, сообразительная сестрёнка немедленно обхватила пальцами один из густых, переливчатых локонов, раскидисто спадавших по её плечам, и деловито проронила:
- посмотри, мои волосы чересчур растрепались, тебе не кажется?.. ты не будешь против, если я попрошу тебя причесать их?
Старшая сестра резко приподняла брови, столкнувшись с такой просьбой.
- но ты провела с распущенной причёской всю миссию на Острове солнечного света, и за то время даже ни разу не упрашивала меня об этом, - негодующе припомнила она – да и потом, не ты ли уверяла всех нас, какие у тебя непослушные локоны?
- неряшливые мне уже наскучили!.. – притворно-капризным тоном протянула юная девочка – и это верно, что они непослушные. Но я могу поручиться, что они никогда не воспротивятся твоим искусным рукам!
Приведённые ею доводы, вопреки тому, что звучали довольно несерьёзно, воздействовали на Эми, как показалось Рине, с истинно наилучшей стороны. Та значительно оживилась, выразив воодушевлённый отклик на эту сию мысль, и, исполнившись ею, в спешке принесла из спальной каюты аккуратный гребешок, до сих пор отдававший невесомым, но ароматным запахом древесины, а также припасённые ленточки для волос. В процессе сестринских дискуссий и тщательного отбора, небесные девочки единогласно остановили выбор на длинной, шёлковой ярко-жёлтой ленте, которую ещё не слишком давно предпочитала носить Рина.
Затем, отодвинув все остальные варианты, Эми встала позади сестрёнки и стала ловкими и точными движеньями творить над её волосами, и отнюдь совсем не так, как это чаще всего воспринимается в бытовой среде, когда, по заведённому режиму, надобно привести себя в порядок, а потом приступать к делам – нет! –она была практически художником, в тот момент когда беспорядочные, спутанные волосы служили ей подобием холста, на коем она стремилась изобразить что-то или, быть может, каким-нибудь иным податливым материалом из которого она желала что-то вылепить при помощи кисти-гребешка.
В любом случае, юная девочка, за всё далёкое путешествие до Солнечного острова и обратно лишь коротко прикасавшаяся к гребню, чтобы слабо, торопливо и посредственно поправить неопрятную капну, впервые за прошедший месяц в полной мере испытала то забавное чувство, когда заострённые деревянные зубчики пропускают сквозь себя взлохмаченные пряди, постепенно выпрямляя и щекоча их. Оно будто бы вернуло её в безоблачное непоседливое детство, когда Эми подчас долго бегала за неутомимой малышкой с гребнем и бантами в руках, чуть ли не умоляя её посидеть смирно хотя бы две минуты, пока она сможет закончить причёску.
Юная девочка тогда мало слушала свою сестру, но почти всегда, рано или поздно, сдавалась ей и позволяла спокойно доделать начатое… малышка восторгалась спонтанной, но своевременной придумкой, ведь было несомненно понятно, что и Эми, хотя ей и изначально пришлось неплохо повозиться с растрёпанными волосами младшей сестрёнки, пришлось по душе это действо, но в это же время малышка взаправду удивлялась, почему она могла так пренебречь им.
В маленькой каюте-кухне, на борту с виду такого грузного, громадного, но на деле легчайшего дирижабля они плыли, рассекая бескрайние просторы синего неба, казалось, и не осознавая этого, и, единовременно, принимая, как должное. Пока Эми тщательно и неусыпно работала с её волосами, Рина, оперев подбородок о ладонь, смутно поглядывала в широкое окно на раскинувшиеся вокруг, будто бы окутавшие собой оболочку их лётного судна, необъятные просторы, и не могла отыскать ничего более сих сплошных, однородных пейзажей. Лёгкий шелест гребешка, проходящего по свободным локонам, мирный и абсолютно невозмутимый облик глубоких небес, всё больше разогреваемых подымающимся солнцем, лучи коего, как пришло на ум малышке, были довольно сонливыми, постепенно так же стали смаривать её, задёргивать глаза туманными полотнами и всячески грозиться опустить отяжелевшие веки. Юная девочка откинула голову вниз, поневоле повинуясь тому побуждению, что преобладало над ней, но беспрерывно продолжала ощущать, что старшая сестра до сих пор хлопочет над ней, плавно придавая причёске форму высокого хвоста.
Прошло приблизительно ещё три минуты, когда семнадцатилетняя девочка, полностью удовлетворившись полученным результатом, придержала волосы одной рукой, а другой потянулась к лежавшей на столе заветной жёлтой ленте, чтобы напоследок перевязать их. Но не успела она несколько раз обернуть и завязать её, как вдруг пальцы её задрожали, и ленточка стремительно выскользнула у неё из рук…Чуткой Рине не составило труда незамедлительно уловить, как приоткрылись тонкие, слегка пересохшие бледноватые губы, очевидно, руководимые желанием зациклить внимание сестрёнки, либо постараться предостеречь её насчёт чего-то, но та так и не услышала от них ни единого звука – они словно окаменели…
- что? Что такое?! – встревоженно спохватилась малышка, тут же рывком одёрнув голову обратно.
Первым, что она различила, живо обернувшись к своей старшей сестре и практически вонзившись в неё вновь распахнувшимися, острыми глазами, была странная взвинчено-потерянная дрожь, набегающим ходом поразившая её хрупкое тело. Эми пыталась двигать губами, но будучи застигнутой врасплох не была способна ответить на её стремительный возглас что-то вразумительнее – лишь нашла силы для того, чтобы направить трясущийся указательный палец к пригретому солнцем стеклу широкого окна.
Юная девочка не мешкая перевела свой взор туда, чтобы наконец разобраться с причиной неожиданного беспокойства сестры, и в сей же миг чуть поодаль от её скрупулёзно-выискивающего взора очутилось гигантское по своим размерам строение, со стороны очень походящее на тяжёлую, нагромождённую тучу: бесчисленное множество грузных, просторных платформ со своими установками и постройками, находящихся на самых различных уровнях высоты, но при этом грамотно скреплённых друг с другом, зависая в воздухе.
- с-станция… - через несколько попыток сдавленным голосом всё же удалось выдавить семнадцатилетней девочке, как бы озаглавливая своё обнаружение.
Разумеется, это была она, злополучная «Вивет», преисполненная алчными, коварными людьми с неутолимой жаждой наживы в совокупности с чёрными сердцами, чьи нескончаемые происки и посягательства на не принадлежащие им земли положили начало их невообразимым открытиям, миссиям и знакомствам, но в то же время и тем страшным, мрачным событиям, равных которым Небесный остров не знал всю свою многовековую историю… итак, раз дирижабль уже принялся за её осторожный облёт, то и сам Небесный остров должен был быть неподалёку… отчего же Эми так обеспокоена?.. Рина хотела вновь возвратиться к сестре с вопросительным взором, но даже когда малышка чуть отвела его прочь, у неё так и не получилось полностью избавиться от грозно поблёскивающих, воинственных очертаний масштабной станции, подло прикрывающейся исследованиями мироустройства Небесного острова – они будто метко, до последней мелочи, вклинились в её память, вовсе не помышляя сходить с её глаз.
Вот тогда-то юная девочка поспешно помотала головой, встрепенувшись и вполне разделив опасения старшей сестры: сравнивая теперешнее обличье враждебной «Вивет» со своими прежними её посещениями, она наконец-то поняла, в чём именно заключалось разительное отличие, столь остро выделявшее прошлое от нынешнего и заставлявшее их с сестрой невольно смущаться и настораживаться: люди. Рина припомнила, что не важно, сколько раз она наблюдала за бытом «Вивет», пролетая ли мимо, издалека, или же, наоборот, находясь в самом её эпицентре, тайком вместе с остальной командой пробираясь по центральным платформам, на ней всегда царил шум и гам, постоянный звон то удалённых, то ближних шагов, неуклюже отбиваемый строгими ботинками торопливых сотрудников, их негромкие, быстрые, но зачастую горячие деловые споры и настойчивые перекрикивания друг с другом, в выверенные часы замолкавшие, когда некоторая часть рабочих отправлялась на дежурство в «Центр изучения», провожая другую смену, проработавшую до этого, на заслуженный отдых в жилые постройки, другая организованно, хотя нередко и весьма бесцеремонно, спешно, не различая пред собой никакой дороги, будто бесповоротно погрязнув во всеобъемлющей бытовой суете, следуя только памяти своих и такту чужих недалёких шагов, спешила по своим местам в столовой, сливаясь в единую толпу и набегая на желанное ответвление мощной ослепшей волной, а третья группа лиц, бывшая в особом почёте на станции – пилоты суровой и самоуверенной «Чёрной флотилии» – руководимые механиками подготавливали свои дирижабли к очередному разведывательному рейсу вокруг Небесного острова, чтобы оценить и доложить ситуацию на нём.
Таков была обычный, суматошный и неустанный, словно совсем не знавший слово «время» и неприспособленный замирать хотя бы на пару мгновений, но в целом весьма однообразный и рутинный быт станции, прикрывающейся «мирными» исследованиями острова, что плывёт по облакам. Её давешняя привычка. Но сейчас всего этого не было – ни неловких, представительных, но при сём неописуемо стремительных людей, из секунды в секунду, крепко прижимая к груди свои отчёты и оборудование, без конца сновали из стороны в сторону, по различным, соединённым друг с другом левитирующим сегментам, издалека делая платформы похожими на бессонный муравейник – весь этот укоренившийся, вечный круговорот будто бы в одночасье был забыт, бесследно стёрт с лица того отверженного, грузного мирка, возведённого наземным народом.
«Вивет» обернулась совершенно мёртвой. На ней не оказалось также рядовых «флотских» пилотов, каждое новое время суток расчётливо отбывающим вдаль, к неукротимым небесным берегам, точно как и их основных летательных средств, выведенных на специальные взлётные полосы – осознав это, Рина немедленно одёрнулась назад, попристальнее впившись глазами в аккуратно выполненные силуэты дирижабельных гаражей, и даже несмотря на некоторое расстояние, отделявшее воздушный корабль сопротивленцев от очернённой станции, с которого все дирижабельные гаражи, для удобства сооружённые прямиком подле этих разметок, были похожи на маленькие домики, ясно разглядела то, что прибавило ей ещё больше ужаса в сердце, побудив младую кровь сначала бурно всплеснуться, а после застыть, похолодев в жилах: створки подавляющего большинства из них были широко подняты, однако внутри не находилось ни одного аппарата. Они полностью пусты.
- нет, нет… - не до конца превозмогая увиденное малышка провела подрагивающими, зажатыми пальцами по стеклу окна, судя по всему пытаясь проверить, не иллюзия ли это, потом скоро спрыгнула со своего стула, опрометью отпрянув от него, как от удара – это неправда! Это не может быть правдой!..
Когда она вновь развернула миловидное веснушчатое личико к старшей сестре, то уже не могла сдерживать в себе беспощадно обрушивающуюся лавину чувств, эмоций и суровых предположений. От её обращения Эми растерялась даже больше, наблюдая за тем, с какой прикованной тщательностью её насыщенно-зелёный взгляд поглощает всё, что попадает в её поле зрение, как малышка ставит перед собой всё больше неутешительных догадок, которые вскоре, стараясь не придаваться аргументам, нашёптываемым интуицией, сама же старалась отвести от себя.
Однако облик её становился только тревожнее, так же как и её бессознательная требовательность по отношению к сестре: та незамедлительно распознала по её искренним младым чертам, что юная сестрёнка, несмотря на рьяное внимание, кое она моментально направила на неё, продолжая уповать на то, что сложившаяся ситуация может иметь разумное оправдание, к той поре уже твёрдо мысленно доказала себе достоверность их совместных подозрений и ныне страшилась исключительно того, чтобы откровенно сказать себе об этом.
- прошу, я прошу тебя, Эми!.. – тогда же горячо подскочила к ней малышка, всё ещё шепча, и стремительно ухватила её за руку, в неимоверном запале, по мере возможностей разыскивая от неё какой-нибудь отклик: не то подтверждение, не то опровержение увиденному. Пламенные глаза её лишь сильнее округлялись и вспыхивали полупрозрачными отблесками, словно изумруды, но у семнадцатилетней девочки сложилось чёткое впечатление, что и они не могли в высшей степени отобразить всю палитру разразившейся и гложущей её бури – скажи, что моё зрение меня обманывает, что меня подводит мой ум! Нет, это определённо не смеет происходить на самом деле, ведь она… она… - юной девочке настолько трудно давались сии строки, что ей пришлось немного перевести взгляд – она не могла направить их, не могла поступить так со своей родиной, с нами!..
Сердце Эми судорожно встрепенулось, когда она, всматриваясь в беспредельный омут глаз-изумрудов, и в мгновение ока поймала там свои собственные, пусть очень смутные и размытые, очертания. Она тотчас вспомнила про своё особенное внешнее и душевное сходство с ней (о чём она уже размышляла не так давно), которое впервые начали отмечать знавшие её семью люди ещё в детстве, а затем, в более взрослом возрасте, и Рина ничуть не пренебрегала разнообразными упоминаниями об этом.
Усердно изучив её взор, будто занырнув в эту пёструю зелень и переплыв её насквозь, старшей сестре не представилось ни единого сомнения, что пятилетняя девочка говорила и думала о Герде, их отзывчивой, трудолюбивой матери, одной из множества людей, хитро обманутых сладкоречивой «Вивет», превратившей её невинные, любящие мечты о благе своих детей и чистое сердце в её главную слабость, пошедшую по ложному пути из пустых обещаний Люциуса Энцберга, что непередаваемо быстро воздвиг её до самых высот, сделав из неё расчётливую и холодную руководительницу станции, а фактически просто послушную марионетку для своих нужд и выгод…
Семнадцатилетняя девочка заметила, что младшая сестрёнка, покрепче зажав её бледную ладонь хваткими пальцами, очевидно желая что-то прибавить, упорно раздумывала над тем, в каком направлении развить набежавшие на неё мысли, чтобы они звучали правильно. Но славной малышке так и не удалось облачить в достойную форму свои раздумья, поскольку преимущественное число из них разогнал абсолютно неожиданный и громкий яростно-воинственный крик, разразившийся со стороны кабины пилота, и девочки, не помня себя от испуга, со всех ног понеслись из кухонной каюты через сплошной коридор к надёжной, тяжёлой двери на другом конце дирижабля…
Дети Небесного острова. том 2. глава 58
© Copyright: Мишелла Кэт, 2021
Свидетельство о публикации №221101701634
Свидетельство о публикации №221101701634
Рецензии