Сказание о Восходящем

               
                1. Град потаённый

         Война преломила его жизнь. Как царь, он был низложен, как полководец, проиграл битву. Войско его большей частью пало, уцелевшие воины рассеялись в пустыне, столицу заняли враги. По большому счёту, не имело значения, жив он физически, или нет –  его опозорили навечно – жить человеком он более права не имел.  Но царь был молод, и молодость, её инстинкты, взяли своё, и он выбрал всё-таки жизнь, а не смерть, бежав от людей и их ужасающих игрищ и забав.
          Новая жизнь его зародилась в ритме бега, и начала на песке оставлять свои следы. Но второе рождение для него казалось вполне естественным – он пребывал в этом ритме всегда, и считал, что именно бег давал ему жизнь, и в этой жизни он имел право по новому творить.      
          В этот раз бежавший царь материализовался из упругого ритма бега мощных коней, несущих царскую  колесницу.  Самое главное, в этом ритме было его страстное желание жить дальше.  И новая жизнь заключалась в отчаянном беге от смерти в появившуюся, пока ещё смутную, надежду.  Этот же бег дал ему новое имя – Восходящий. В этом имени он осознал себя – ему предстояло феерическое восхождение наверх.
         Гигантское напряжение сотрясало колесницу. И беглец, слившись с ней и лошадьми, упруго отталкивался от песка тяжёлыми кованными ногами, а рот его вместе с ртом его лошадей хватал потоки зноя, и все они никак не могли утолить жажду эфиром, лившимся раскалённым потоком.
         Его инстинкты возвещали, что убегал он не просто от людей, а от войны, которая погубила его самого, и его царство, и несомненно, это было принципиально для него.
         Восходящий знал, что со стороны это выглядело очень странно –  он и колесница. В полном вооружении, в кольчуге и шлеме, с мечом и щитом, он нёсся в раскалённой пустыне неведомо куда. Однако, постепенно ритм бега его стих.  Никто не гнался за ним, пески сменились степью, наступила ночь с приветливыми яркими звёздами, и он остановился на ночлег. Не разжигая костра, лишь слегка перекусив, прямо в своей колеснице, он мгновенно ушёл  в сон.
         Чистым, словно заново вымытым утром Восходящий обнаружил себя на берегу океана. Музыки бега он теперь не слышал, она передала эстафету накатывающимся волнам. Их звук тоже был музыкой, но первобытной, свежей. И ритм их был мощный, из глубин. Такими, что сейчас более всего требовались ему. Изумлённо беглец оглядывал себя, и всё вокруг. В новом образе Восходящего он никак не мог привыкнуть к имеющемуся у него телу. Оно было молодо, полно энергий и желаний.   
         Колесница стояла на лугу, по колёса в цветах. Кони медленно передвигались, рвя траву. Где-то далеко чернела полоса леса, а совсем рядом пенился, шумел накатом волн, и уходил в бесконечность океан.
        Восходящий выскочил из колесницы и побежал среди  цветов самых разных. Что-то общее он почувствовал меж собой и этим цветным братством. Он летал, подобно птице, по необъятному полю из цветов.  Высокая трава поглотила его Ярко-жёлтые и багрово-красные лепестки тянулись к губам его, птицы в высоком небе запели гимны в честь него.
        Затем прохладный песок отдался его ногам – и, раздеваясь на ходу, юноша ворвался в прибой. Цветы передали его морю.  Он словно в сказке вбежал по песку в накат волны. Но вот пришла вторая, более высокая волна, с гигантской силой подхватила его, и закачала в высоте. Он отдавал себя морю, уже улавливая его ритм, бросался дальше в него – море влекущее, море несущее, море, смывающего все следы.

        Впервые юноша был свободен – вот что было главное для него. Вместе с короной он рассчитался с царской неволей раз и навсегда, и ныне невиданные перспективы открывались для него. Восходящий видел, что всё это неспроста – его музыкальное тело, его ход в неизвестность. Давно он знал тайное от своих жрецов: Музыка – мать его. Она была искусной волшебницей, и его наделила своим волшебством.
         Музыка зазвучала громче, он вновь оделся, устроился в колеснице, упругий ритм вновь взял его тело и понёс. Океан передавал его последующему бегу. И тогда перед Восходящим в пустыне восстало неведомое чудо. В мгновенье ока вырос из земли город белого цвета с сияющим венцом. Несомненно, это был не простой город. Ибо тут же, на глазах Восходящего, среди цветов, к городу пролегла прямая, как стрела, дорога. Сотворена она была из тёсаного камня, и вела прямо от царской колесницы в белый град. Кони, почуяв воду и пищу, помчались к нему со всех ног.
        Когда Восходящий остановил колесницу под высокой стеной, то увидел, что город этот был закрыт. И услышал он глас из-за стены: «Куда ты, неведомый, бежишь и от кого?»
       «Я убегаю от Смерти, она преследует меня, – ответил гласу Восходящий, – Сможешь ли ты спасти меня от неё?»
       «Я могу в Жизнь и Смерть с тобой сыграть, а выбор будет за тобой», – ответил ему Град. Врата его открылись, и Восходящий тотчас ворвался в него, на колеснице. От стремительного хода её, как при землетрясении задрожали дома Града, и в панике  разбегались люди.
        Город этот, однако, магически звучал. Ритмы Человека и Града тотчас совпали, как будто изначала они были плоть единая, а затем ушли странствовать, и вот нашли опять друг друга. Как одиночка к одиночке, Восходящий обратился к городу, вышедшего на его тропу: «О, Град потаённый, о собрат душевный – ты пестуешь  людей, а значит всё знаешь про людей. Мне надо выйти из образа людского, ибо от Смерти я в этой плоти  не уйду».
        «Ты ищешь жизнь, а её тебе присудили люди. Только смерть они отдали на усмотрение богов», – ответил ему Град.
       И Восходящий помчался далее, углубляясь в плоть Града, оглядываясь на его образы..  Странности этого Града начинали его изумлять. Люди здесь оказались призрачны и царская колесница мчалась сквозь них, никого не задевая.. Но он сам был для этих людей истина несомненная, ворвавшаяся к ним, и поражающая их. Они просто боялись признать его себе подобным. И тогда Восходящий остановил коней и сошёл с колесницы. Он надеялся на соприкосновение, контакт. За свою безопасность бывший царь не волновался – он великолепно владел как оружием, так и техникой самообороны без него.
       Но только Восходящий коснулся ногой городской мостовой, как люди эти перестали обращать  внимания на него. Он стал безразличен, не нужен, здесь, как человек.  И он вошёл в толпу людей, как в пустыню. И сразу же затерялся в ней, всё более увлекаемый хаосом её.. 
       Бывший царь лихорадочно соображал. Из него, как фейерверк, вылетали вопросы, которые он не знал, как разрешить. Всё это было необъяснимо, не поддавалось логике его.  И вновь, отвечая на его мысли, явился голос Града: «Тебе пройти сквозь игры святотатские. Смотри, не оступись – и справа, и слева тебя Смерть».

        Впервые он снизошёл к людям с царской высоты. Затерявшись в толпе призраков, Восходящий увидел этих людей потаённо, изнутри: одни уродства представились ему – уродства тел, уродства лиц, уродства отношений. И вот он пришёл, и эти тайны  подсмотрел.
        Увидел он грань, доселе неведомую никому. Навстречу шли люди с лицами перевоплощёнными. Много было болезней у людей, как тайных, так и явных. Видел он лица со страшными следами ожогов и шрамов, сделавшими их нелюдьми. Видел он лица белые, жёлтые – признак предсмертия и боли – от недугов внутри. И видел душевные уродства, выступающие также на ликах у людей – одержимых, насильников, убийц.
       Плоть, задуманная некогда богами, как высшая красота и совершенство, была осквернена – и безвозвратно.  Невольно подняв лицо в вверх, Восходящий  мысленно воззвал дозволившим подобное богам: «Кто так надсмеялся над человеком! Может вы, боги , замыслили что-то в неистовствах своих!?» Но боги молчали, будто не зная об этих святотатствах.
        Он оказался на анти таинстве немыслимом в мирах: там, где человек  лишался сокровений плоти, что было всегда основой у него.
         И стал Восходящий говорить о своих открытиях другу Граду: «О, как бы люди хотели  преобразиться в красивых птиц, в лесных зверей, не знающих богов! Слишком много познаний стало у людей, и они не хотят всё это знать. Но где им найти гениев для этих магических преображений?»
         В ответ Град поведал откровение своё: «Долго ходил я по Вселенной, и видел много миров разумных, и неразумных, свободных, и ничего не знавших про свободу, в любви, и без неё.. И вот  увидел эту землю – самую кровавую, истерзанную и оплаканную из земель. Как порождение вселенское, я сошёл сюда с небес. Не мог со стороны смотреть на разум, испивший столько крови. И стал я для всех отчаянных, и беглецов приютом на Земле».   
         В ответ спросил у Града Восходящий: «Жизнь вокруг меня – театр карикатур. Это лики вне истины и красоты. Как мне существовать с подобными людьми?» На что Град отвечал: «Истина и Красота – вокруг тебя, везде – и зримы, и таятся. Они не призрачны, призрачен ты сам».

         И тогда толпа вдруг рассеялась, и отпустила его. И вышел Восходящий на площадь, которая была абсолютно пуста от люда. А в центре этой площади возвышалась Статуя. И всё это Град предпринял не спроста.
         Статуя эта привлекала взор реалистично исполненным образом своим. Едва Восходящий подошёл, чтобы рассмотреть её вблизи, как Статуя ожила, и оказалась это дева, вооружённая мечом. Дева сошла с постамента, заявив: «Я, Воительница, и материализовалась по зову Града своего. Ибо явился ты извне, с мечом, а я стерегу неприкосновенность Града от иных идей. Если ты заявился с идеей убивать – тогда убей первую меня».
        Восходящий заметил, что дева сия изумительно как совершенна. «Неужели Смерть моя может быть так прекрасна? – подумал он. – Неужели красота может убивать?»
       Направив в его сторону меч, Воительница ещё раз обратилась к Восходящему с призывом: «Защищайся, человек!». И тотчас зазвучала обрывающаяся музыка, и Воительница, ловко играя мечом, затанцевала вокруг Восходящего. Восходящий выхватил своё оружие.  Мечи их скрестились в первый раз. И это тоже была музыка, гармонично вошедшая в слова Града.
         Всего три раза ударились их мечи, и Восходящий понял: перед ним был противник из богов. Искусством он Воительницу не превзойдёт. И, как воин из благородных, он решился с честью умереть. Вдруг Воительница блестяще сманеврировала мечом, чуть было не снёся голову ему, но, в следующее мгновенье она сплоховала: открылась белая полоска её шеи, и Восходящий понял, что это единственный шанс для него, как смертного, более за миллионы лет такого шанса не будет никому. И он, взвизгнув, с яростью человечьей и со всей силой, что была у него, подхватив в кульминации ещё и левой рукой, направил меч в открывшуюся шею. Меч с хрустом вошёл в тело, и он привычно почувствовал иную плоть. И в следующее мгновение её тело взорвалось со вспышкой света, его ослепившей. Запели невидимые птицы и фейерверком взлетели алые цветы. И когда всё рассеялось и смолкло, пред  Восходящим оказалась стоящая девушка  в капюшоне, с опущенным лицом. Девушка была без оружия. Она подняла лицо и видно было, что девушка  ошеломлена не менее, чем он, и изумлённо смотрит на него.  Этот юноша был невероятном открытием для неё!
        На какое-то время ритм бега его стих – и они смогли объясниться. Он вгляделся в неё.  Нет, это была Воительница, но гораздо моложе, почти ребёнок. На вид это был зверёк – пожалуй более хищный, чем ручной. Она сама начала раскрываться перед ним: «Я – из породы мангустов и потому никому со мной не совладать», – промолвила она тихо, но зловеще.
       «А теперь вонзись в её горло и выпей её кровь!» - потребовал от него Град    
       Но Восходящий уже не слышал гласа Града.  Резко обернувшись, он сделал рывок прочь – и вновь перед ним стояла Воительница – но другая. Видно было, она тиха, скромна, и просто боится незнакомца. Она напоминала ему цветок –  ранимый, и почти закрытый. Совершенно неискушённый в этом истреблявшем слабых мире.
         Вдруг, позади этой девушки, прямо на мостовой, появился очаг огня, и эта наивность,  обернувшись,  опять преобразилась, теперь уподобившись Огню, его повадкам. Девушка начала танцевать вокруг этого Огня. Танцевала она, явно умея делать это. И он увидел, что платье её тоже цвета пламеня, и развевается, подобно его языкам. Мигом Восходящий её разгадал: она была дочь Огня, Огненный Цветок, и теперь  неистовала на просторе.
         «Посмотри на этот цветок, он просит тебя его сорвать. Не будешь ли жалеть, если сорвёт кто-то из других? Сами боги к тебе пришли, и ты будешь последний из глупцов, коли отвергнешь этот дар!» – услышал юноша голос Града.
          Инстинктивно, Восходящий ответил «Нет». И тотчас девушка эта, танцующая перед ним, исчезла, а он оказался в толпе совершенно обнажённых тел, мужских и женских. Тела эти, не обращая внимания друг на друга куда-то неистово стремились, невольно увлекая и его. Всё многочисленнее, всё плотней становилась толпа. И вдруг она влилась на площадь, где была живая гора из обнажённых тел. Люди лезли на эту гору, скатывались и снова лезли. Тела, мужские и женские, были в немыслимых сплетениях друг с другом. Медленно, но гора увеличивалась в размере. Стоны сладострастия сотрясали её недра. Гора превращалась в один, шевелящийся слизняк.
         И Восходящий снова, уже с омерзением, бежал.

         Тогда спросил его Град: «Что ты выбираешь – быть рабом, или свободным? Если рабом – это значит жить, быть обязанным, любить.  Если свободным, значит никому быть не должным, и уйти в небытие».
         «Но это значит выйти в Смерть?» – подытожил Восходящий.
        Однако, Град всё ставил на свои места. Он не возражал, не делал что-то ответное, он естественно принимал  ритм Восходящего, убегавшего от Смерти.
        Вновь появилась Воительница перед ним. В этот раз вместо меча руках у неё был большой кубок, который она протянула ему. Ароматом магическим, пленявшим разум, повеяло из кубка. Воительница  проговорила: «Ты победил, и вот тебе награда от меня».  Восходящий послушно выпил терпкую, пьянящую жидкость. Мгновенно его озарило: он увидал вблизи диковенные звёзды, к нему пришёл их звон. «Это кровь Града, отныне она будет таинством твоим», –  поведала Воительница ему.
        От напитка магического Восходящий начал быстро изменяться. Внешне он оставался человеком, но тело его приобрело  возможность лёта и неуязвимости, а душа обретала волшебство. Теперь он мог пойти куда угодно, быть кем угодно, сокрушить кого угодно. Он мог любые тайны выявлять.  Он становился вселенским существом.
        По знаку Воительницы явилась стража, и повела его куда-то. Затем перед ним открыли врата, в которые он сюда вошёл.
        Его вывели прочь из города, указав дальнейший путь. Вдали, в пустыне, Восходящий увидел одинокую, высокую гору. К ней от Града шла вьющаяся тропа – он передавал Восходящего Горе., И бывший царь уверенно на тропу ступил.
               
                2. Игры святотатские

          Уходя всё далее от людей, Восходящий обретал удивительное для себя состояние –бестелесность. Плотью он перешёл в поток музыки и слов, в их симбиоз, называемую Песнь.  Всё круче Песнь эта взмывала в небеса.
         «Я давно искал выход  в небо – полететь, – думал Восходящий. – Истинно, всё будет зависеть, настоящая ли у меня игра. Ибо требует это самых возвышенных философских умозаключений».
          Тропа его, обвивая Гору спиралью, уходила к её вершине. Гора эта тоже обладала способностями творить. Поднимаясь всё выше в небеса, Восходящий превратился в Облако. Но ему хотелось быть ещё более вольным существом – и далее он плавно перешёл в поток тугого Ветра.
         Испытывая блаженство лёта, он удалялся от поверхности земли. Как человек, он  наконец-то был абсолютно свободен во всех проявлениях своих. Теперь его тело представляло нечто материально-духовное из волн и звуков, из музыки и слов.
         Он уходил на соприкосновение с иным.
         Когда Восходящий достиг вершины Горы, то  оказался пред звёздами – лицом к лицу. Теперь всё внимание его было занято ими, он хотел выяснить подлинную природу этих светляков. Звёзды представлялись ему телами со множеством загадок. Каждая обладала своей плотью, жизнью, и лицом.
         Звёзды раздвинулись  и оказалось, что на вершине Горы находится Храм с вознесённым куполом и колоннадой на фасаде. Храм был красиво освещён серебристым светом звёзд.
       На фронтоне этого монументального храма выделялся барельеф, испещрённый орнаментами, похожими на зверей, играющими со звёздами в неведомые игры.
       Двери в Храме были открыты настежь, и когда Восходящий проник внутрь его, то звёздный фон исчез – и он оказался в тёмном замкнутом пространстве. Впереди вошедшего была пустая освещённая сцена, больше ничего. Сам же он приобрёл материальность – свой образ прежний, человеческую плоть. Ибо Храм этот  предполагал общение с подобными ему.
         Неожиданно сверху раздался свист и прямо в центр сцены с великим грохотом  упал каменный диск, оставшийся совершенно целым. Восходящий подошёл осторожно и осмотрел странный артефакт.  Диск был испещрён стилизованными пейзажами неведомых ему планет. Что-то это послание означало для него.
        Вслед за этим на сцену плавно опустилось множество звёзд, но не настоящих, а бутафорских,  играющих за них.  И эти звёзды, увидев человека, окружили его, и стали рассматривать в упор,  В ответ само тело Восходящего превратилось в звёздное, став истинным хороводом из созвездий. Казалось, он отражался во Вселенной. Воистину, он становится зверем ненасытным – звёздным.  Но вот звёзды оставили его, и он вновь обрёл человеческую плоть.
       Затем раздался хлопок и на сцене объявился клоун-шут. Тело его облекали несуразные одежды. А на голове был водружён вызывающий колпак. Шут этот прошёлся вокруг Восходящего  колесом со смехом, предназначенным явно для него,  и выдал  первую репризу: «Знаешь, на кого ты похожь? На шмеля, завязшим в патоке. Так смешно смотреть на тебя со стороны.…»
         И тут же Шут превратился в Змею. Была она не большая и не малая, и вышла  не изумлять своим видом, и не нападать, а предстала, как равный перед равным, как разум к разуму – на диалог. Змея из свёрнутого кольца подняла голову и произнесла: «Я – Образ Вселенной, её аллегория, метафора её. Что привело тебя, человек от Земли?»
        «Я бросил вызов Смерти. Я покинул планету, где умирают все», – отвечал Восходящий
Образу.
          «Бессмертные везде – вокруг тебя, в тебе, – ответила ему Змея. – И здесь, за чертой стоят их величественные храмы. Первый из них, куда ты вошёл, называется Театр»
          И тут же обернулась Змея опять Шутом– с сарказмом и иронией на его лице «Я – повелитель образов. Проникаю в любые души, и ухожу в любую глубину.  Как кукловод  истинный, по природе, я могу создавать любые фантомы, разыгрывать действия магии. И уноситься в любые времена. Ибо я от искусств, их волшебства. Но мой театр – игры святотатские», – открылся ему Шут.
         И тотчас рукой в воздухе он нарисовал воображаемый прямоугольник, и возникла сцена, которая тут же поглотила Восходящего, а повелитель образов, как режиссёр, ушёл на задний план.. Вместо него в прямоугольную сцену вышла девушка, закутанная по восточному в одежды, с платком, закрывшими голову и лицо. И подойдя из любопытства к ней, Восходящий увидел чёрные, очень красивые глаза. Из тела только им разрешалось выйти в свет. Они вопрошали, они предлагали, они звали! Легко было разгадать взгляд от неё  –  она увидала всю истину его – при оружии, неприступного, как крепость. Девушка изумлённо остановилась перед Восходящим – казалось, из призрака он только что стал реалью.
         Продолжая играть, как и задумано было повелителем образов, Шутом, она испуганно посмотрела на него своими большими чёрными глазами – ведь только ими она могла играть. Глаза эти выражали всё затаённое выразительно тонко: она боялась, и не хотела… но с ним пойти была  не прочь.
         Тогда Восходящий спросил её: «Ты тоже порождение Храма?»
         «Я порождение твоё. Из твоих тайников. Ты ведь грезил когда-то обо мне? И создал, и страдал от фантомности моей. А ныне я плоть, подобная тебе».
         «Да, я помню, ты – совершенство совершенств. Богиня»
          Она лишь взмахнула рукой, и они очутились в искусно убранной спальне, с изящным ложем, как трон, занимавшем всю её. Благоухали изысканные ароматы, чёрные рабыни внесли на расписных подносах вино, еду и фрукты – всё сладкое и изумительного вида…

          И когда эта божественная девушка ушла, а тело бывшего Царя пребывало в блаженной истоме, зазвучал в нём голос невидимого Шута: «Ты разгадал всё, что желал, ты посмотрел внимательно на неё, и на себя? – изрекал он истину свою, – ты видел нелепость её груди? Видел свой орган увядший – он такой же диссонанс. Видел поросль её, которую ты только что лелеял –
В ней ничего волшебного, лишь клок волос. Вы посрамили всех богов!».
          Однако, Восходящий был всё ещё в упоении своём: «Нет, мы возносились под взглядом богов, мы вместе с ними парили в небесах…»
           Саркастический глас Шута,  продолжал:  «Но почему ты всё это обязан полюбить? Ты спрашивал себя об этом?»
           Восходящий на это откровенно, как другу, излагал: «Но это истинно было волшебство – как первый раз. Сначало она поразила меня видом, и я не мог вопрос из вопросов разрешить: как мне приять божественное тело. Ведь всё начиналось с тела, и всё было в нём заключено. А потом мы оказались средь богов…»
          Однако, у Шута был не менее веский контраргумент: «Но нужно ли тебе иное? Ведь плоть её иная, как и душа, чужая для тебя. Вот я смотрю извне – и не вижу. Нет ничего похожего, приемлемого для тебя. Есть только желание её пленить. Всё остальное ты вообразил. Зачем такая игра? Зачем совокупление, позы, наслаждение? Этих призраков в небеса никто не звал».
           Однако, Восходящий отвечал поэзией на это: «В материю преобразилась моя страсть».

        И вновь Шут материализовался в человеческое тело, и начал разыгрывать следующую сцену. Он и Восходящий сидели в креслах друг против друга, и вели философский диалог. «Люди себя возомнили судьями Вселенной. И самые дерзкие из них считают себя богами на Земле». – открывались мысли у Шута.
        Восходящий знал про действие человека над человеком – как судил один другого, провозглашая себя истиной неоспоримой, как вскрывался один другим –  опустошая рукой тело, и превращал его в пародию, муляж, как убивал один другого, подобно богам, владея правом на иную жизнь. Сам, как царь, имел власть над множеством подданных своих, сам в битвах поражал мечом противника, либо казнил рукой палача преступников и непокорных.  Люди на подобных себе изначала наложили это зло – убить.
       Взглянув наверх, он увидел  много ухабов в перспективе сцены.  Он, Восходящий, поднимался, но куда?  «Но кто есть я? Ужели играющий в богов? Тебе, как магу, известно что-то про меня?– задал он вопрос сидящему напротив Шуту. – Откуда я пришёл, и куда теперь иду?»
        «Ты – Восходящий. Из ниоткуда в никуда. А Музыка – мать-волшебница твоя. Вот всё, что известно во Вселенной про тебя». – был от иного разума ответ. И уже заклиная образ Восходящего, Шут возвестил: «Вселенная ждёт тебя давно. Смотри же, как она встретит жаждущего её игр!»
       И тотчас за сценой разверзся ещё один портал. И Восходящий увидел, как гениально, самозабвенно сыграла Вселенная.  Как встречали его пылающие солнца и раскалённые планеты возле них, как сбивали с курса ледяные кометы, как иной разум пытался его пленить, но не хватило чуточку мысли у иных, как штормовали газовые гиганты,  и в вечном безмолвии покоились без атмосферные миры, как выходил он к закрученному диску газа, и набирая световую скорость, понёсся в чёрный провал, как время замедлилось и остановилось, а он завис навечно, материальность же его преобразилась в бесконечную нематериальную нить
        И вдруг всё действие прекратилось, и пришёл, из самой дальней точки мира, ослабленный поток света. Из него кто-то вышел, и Шут, который был всё это время рядом, воскликнул: «Осмотри себя. Не узнаёшь? Это  снова ты. Но ты явишься с другой стороны света. Вот истина твоя.  Выходит, твой образ вечен и бессмертен. И теперь ему странствовать по Вселенной и с ней существовать!»
 
       И снова Шут хлопнул в ладоши, и теперь Восходящий  обнаружил себя на эшафоте. Руки и ноги его были привязаны к какому-то станку. Станок находился на возвышении, как на сцене, а снизу его с вожделением рассматривала толпа. Он понял – толпа ждёт казни, а именно, его.   Действие не начиналось, все ждали глашатая и палача.
         Между тем, встав в позу, некто, назвавшийся Адвокатом Вселенной, начал свой сокрушавший монолог: «Уважаемые граждане достославного Театра. Преступление этого смертного несомненно и весомо: его рождение и жизнь. И смерть, предлагаемая для  него – неизбежное избавление от них».
     «Какой платой возможно соизмерить его жизнь? Какой иной жизнью возместить?» – спросил Судья.
       «Это ему от Истины призыв», – отвечал его Защитник. 
       Тогда Адвокат Вселенной напрямую обратился к осуждённому на казнь: «Слово несомненное  доношу: ты покусился на привилегии богов.  А мера твоей вины – жизнь. Виновен ты настолько, насколько жил. И смерти достоин, насколько жизни отпущено тебе».
      «Но я не повинен в своей жизни, как и в рождении своём», – ответил Восходящий.
      «Боги дали тебе, а ты не заплатил. Чем ты можешь  воздать бессмертным за себя? »
      «Не человеком стать, вселенским скитальцем – навсегда! Единственное, что я желал» – ответил Восходящий
       Изумился последним словам  Адвокат, и сказал: «Посмотри на то, что ты постарался отсекать».
        Он взмахнул рукой, и возникла картина пустыни и почти построенная Пирамида в ней. Он, молодой Царь, только что после смерти отца своего вошёл во власть, и впервые подумал о подданных своих: «А что же рабы, неужели не люди, иной породы существа? Ведь рабов более всего в царстве у меня. Рабство похоже, это естество?» – пришёл вдруг к нему простой вопрос 
        Под видом купцов-работорговцев, переодев себя и свою стражу он поехал узнать истину о своих рабах.  И тогда он увидел этих рабов – их образы первоначальные, не закамуфлированные, не изолганные хитрецами. Это они возводили его Пирамиду. Тысячи их тянули огромные каменные блоки.  Однако, никто не погонял рабов плетьми, и не было стражи у этих воистину неживых людей – вот что поразило Царя!  Они покорно шли под чёткие команды таких же, как они.  Воистину, просто куклами были те рабы! Воистину, кукловоды их вели!
          И захотел Царь посмотреть в лица этих покорнейших людей, но это никак не удавалось. Всё время их лица ускользали от него, как будто прятались в собственной тени.
         Кто-то из кукловодов заметил попытки молодого купца, и понял всё по-своему. Он подошёл к одному из рабов, взял за волосы, и поднял его лицо. «Господин хочет купить раба? – услужливо заговорил кукловод, – Он может посмотреть его зубы и глаза, он может осмотреть его тело, нет ли на нём парши, или проказы». Царь увидел что-то знакомое в открывшихся глазах, в усталом, загнанном лице. И вспомнил что-то про себя. То, что в корне имеет то же слово «раб».
         Царь отрицательно покачал головой и пошёл далее. «Есть девственницы, есть мальчики, есть евнухи», – слащаво говорил вслед ему повелевающий рабами. Но принявшему это царство стало невыносимо, и он почти бежал от падших.
       «Я предъявляю счёт Вселенной! –  невольно воскликнул Восходящий. – Это она придумала рабство для людей. Это она дала им жизнь и смерть – в них человек изначально заключён».
        «Нет, истинно свободным во всех ипостасях замышлялся Вселенной Человек. Как Адвокат Вселенной, я заявляю: в рабов не играют –  в них живут. Быть рабом – самый желанный образ для людей. Смотри, все сановники твои, стража, воины, крестьяне – все в образах рабов. Всё твоё царство было ловушкой для рабов, их клеткой, и их раем. И называлось это жизнь. И ещё, самое откровенное тебе скажу: война – высшая стадия рабства у людей. Война никогда не умирает у рабов, она лишь преображается в слова иные, всё более красивые для них. Война изымает совесть у рабов, и даёт им разрешение на неограниченное количество убийств».
      «Но я бежал из этого сообщества рабов. Я явился в подзвёздный Храм преображаться, выйти за предел, – ответил на это Восходящий. – Лишь во Вселенной я могу уйти от себя, от образа раба» 
       «Впереди у тебя суд богов – неподкупный, беспристрастный. А вы, люди, ох как подвержены страстям!» – сказал ему Адвокат

        И показалось Восходящему, что  играл он на этой сцене кого-то, не себя. Ибо Храм этот был пришлый,  не его.
         Хотелось Восходящему немедля идти дальше – выявить тайных кукловодов. Тех, кто играл жестоко за людей, лукаво за богов.  И не было ярости у него, а родилось холодное желание убить. Ибо убить значило всё в этом мире разрешить, и всё начать сначала.  Истина прояснилась для идущего  беспрецедентно откровенно.
         Музыка вновь пришла ему на помощь. Резким ритмом она пришла, зачёркивая сцену. Исчез палач, место казни, Адвокат Вселенной и  Защитник. Восходящий вновь оказался вне пут, стоящим перед Храмом.
         И не знал Восходящий, куда восходить ему теперь – в мир смертный, или вечный. Боги опять не раскрылись для него.