Петрович

ОДНАЖДЫ, когда школьные годы уже закончились, а студенческие еще не начались, мы с матушкой поехали в гости к моему брату.

В то время Володя с первой семьей жил в поселке Монды и работал в Окинской геолого-разведочной экспедиции. Стояли последние дни августа, летнее тепло еще не ушло окончательно, и Саянский воздух был таким вкусным, что его можно было пить. Мы накрепко дружили с сестрой первой Володиной жены Антониной, и очень радовались возможности провести вместе несколько дней.

В один из тихих вечеров к Тоньке пришла подружка и позвала ее в поселковый клуб, где предполагалось кино и танцы. Само собой, меня позвали присоединиться к веселой компании. Накануне я простудилась, и нам с соплями очень не хотелось выходить из дома, а тем более тащиться через мост на другой конец поселка. Но девочки активно поднажали, и я сдалась.

Пока шло кино, народу в клубе было мало. Фильм показывали весьма своеобразный. Объявили детектив с Ириной Понаровской в главной роли. Но части кинофильма были перепутаны, и публика так и не узнала, кого назначили убийцей. Ближе к окончанию фильма клуб стал заполняться разномастными представителями молодого поколения. Среди местной публики бросались в глаза два солдатика срочной службы.
По причине моего болезненного состояния, я участия в танцах не принимала и тихо сидела в уголке, ожидая, когда девчонки напляшутся и мы пойдем домой. Мне очень хотелось быть незаметной, но в этот вечер у моего ангела были другие планы.

Первым ко мне подсел солдат повыше ростом. Он назвался Сергеем Хохловым и задал примитивный вопрос: «Скучаете?» Я демонстративно высморкалась и ответила «в нос»: «Дет, бде весело». Он посидел рядом еще несколько минут и ушел в круг. Вахту принял второй солдатик, коренастый и не такой разговорчивый, как его товарищ. Он просто сидел и смотрел на меня. Потом произнес: «Вы плохо себя чувствуете? Можно я Вас провожу?» Кобениться мне было недосуг. Шел второй час ночи, Тонька домой не спешила, а моя матушка, вероятнее всего, уже заждалась меня, заглядывая через дырку в заборе.

До осени оставался кусочек размером в два дня. Ночи дышали холодом, но радовали яркими звездопадами. По дороге мой провожатый доложил, что зовут его Анатолий (Петрович), в Мондах они с сослуживцем в командировке, ремонтируют демаркационную линию на границе с Монголией, и скоро будут возвращаться в свою военную часть на место срочной службы.

Провожанье было вполне пристойным. Мы с новым знакомым дошли до калитки, поручкались, и он понадеялся, что завтра нас снова ждет встреча в клубе. Я легкомысленно дала обещание прийти, но не учла, что со мной в Монды приехала моя своеобразная мама. Она в этот поздний час не спала и, притаившись за забором,  внимательно слушала наши прощанья. Неизвестно, что именно ее так сильно встревожило, но матушка немедленно приступила к срочным действиям по защите дочуры от солдатских происков.

Практически на исходе ночи, в шесть часов утра, мама вынула меня из постели, запихнула в попутный КамАЗ и со спокойной душой отправила домой. Все произошло так быстро, что я не успела ни попрощаться с подружками, ни мяукнуть. Пыль от большой машины, увозящей меня в город,  постепенно улеглась на дорогу. Никто ничего не понял.

Матушка сработала оперативно, но не предусмотрела одной мелочи – мои подружки остались в Мондах и им известен мой домашний адрес. Анатолий, не найдя меня в клубе следующим вечером, забил тревогу и допросил подруг. Нетрудно догадаться, насколько  быстро я получила от него письмо.

На конверте в строке «Адрес отправителя» было написано: г. Кяхта, в/ч ##### Анатолию Петровичу Ж. Я сдержанно хихикнула и написала ему ответ. В то время в Кяхте еще жила моя бабушка. Дед умер за два месяца до всех этих событий, и бабушку планировалось перевезти в город к тетке лишь к зиме. А пока в огороде тосковала невыкопанная картошка. Недолго думая, на борьбу с урожаем снарядили меня, как самого свободного на тот момент члена семьи – занятия в институте еще не начались, а бабушке помочь было святым делом. Ну откуда же моей беспокойной маме было знать, что Петрович на самом деле служил в Кяхте, и его танковая часть дислоцировалась буквально через дорогу от бабушкиного дома?

Как только мой автобус появился на окраине городка, Петрович сразу же прибежал в самоволку. Баба Лена была человеком радушным, и каждый раз угощала солдатика чем-то вкусненьким. Помощь в уборке урожая ухажер оказывал только морально, так как самоволка не могла растянуться во времени. Петрович прибегал ко мне убедиться, что поблизости нет конкурентов, и ускользал обратно в часть.

Этот роман втроем – я, картошка и Петрович – продолжался около  десяти дней. Когда огород был уже перекопан, а мешки с урожаем заложены на хранение в подполье, я засобиралась домой. Кавалер заметно сквасился, сказал, что я его судьба, и торжественно пообещал, что будет мне писать письма.

Весточки из танковой части приходили регулярно. Чувствовалось, что парень серьезно влюбился. Один раз он даже приехал в увольнение на выходные. Уже начался ноябрь, на улице сильно похолодало, поэтому два дня пришлось сидеть дома в моей девичьей комнате под неусыпным наблюдением  матушки. Петрович взахлеб вещал, как сильно он меня любит, и как мы поженимся и уедем в Краснодарский край, где у него в станице есть дом…  Очень хотелось верить ему, но, немного повзрослев, я превратилась в недоверчивого скептика и была убеждена, что девушек вроде меня вообще не любят. Но, несмотря на это, знаки внимания от ухажера охотно принимались.

Через неделю после возвращения Петровича в родную часть от него пришло письмо с шокирующим сообщением, что в ближайшее время его ждут два года тюрьмы или три года дисбата – как решит суд. На территории  его места службы приключилась жестокая драка, кого-то даже покалечили. И теперь участники инцидента ждут суда. Петрович сразу сказал, что он ни к чему меня не обязывает и поймет, если я не буду ему больше писать. Я была девушка добродушная, а за написание писем денег не брали. Тем более в его искренности сомневаться причин не было. Переписка продолжилась. Письма приходили так же часто, но уже с другим обратным адресом на конверте.
Забегая вперед, отмечу, что когда вся эта эпопея через несколько лет закончилась, я была чрезвычайно рада, что мои родители абсолютно ничего об этой истории не знали. То есть они знали, что есть какой-то Анатолий, который обитает где-то в далеком далеке. Моя скрытность, я считаю, продлила их спокойные годы.

 Мы писали друг другу письма полтора года. За это время я с головой погрузилась в учебу и бурную студенческую жизнь. Время у меня проходило по максимуму интересно и занимательно. Я была хорошей студенткой, а мой кавалер - примерным осужденным. Поэтому его освободили по УДО раньше времени и поселили в общагу «химиков», которая располагалась в небольшом городке, находящемся в ста километрах от моего города. Свою жизнь связывать с Петровичем я никак не планировала, и по этой причине новость об его условном освобождении восприняла без восторга.
 
Но мой ангел продолжал резвиться, не обращая внимания на мои эмоции… Толян попал именно в ту общагу из нескольких, где комендантом служил дальний родственник моего отца Василий Иннокентьевич. Дядя Вася помнил меня совсем малышкой, катал на плечах и угощал конфеткой. Поэтому проблем с отпрашиваниями на выходные здесь не возникло. С этих дней Петрович начал навещать меня по субботам и воскресеньям, изредка оставаясь у нас на ночь на диване в проходной комнате. Покою моей матушки пришел конец. Она всем видом показывала, что этот человек здесь лишний. Доходило даже до того, что она на ночь прятала ключи от входной двери, чтобы он чего-нибудь не стырил и с этим имуществом не убёг.

Несколько месяцев тянулась эта мутотень с воскресными визитами. Еженедельное присутствие Петровича стало меня тяготить, и я обдумывала, как не очень болезненно объявить ему об этом. Все внезапно решилось без моего активного участия. Вдруг обнаружилось, что мой без памяти влюбленный суженый в местах своей новой дислокации неожиданно познакомился с симпатичной гражданкой и они даже собираются создать ячейку социалистического общества. Тут уж, как говорится, плачь да расставайся.

Около полугода жизнь моя была безоблачной и яркой. Свобода пьянила голову и звала в светлое будущее. От Петровича за это время пришло еще несколько писем, но я не принимала их всерьез. Постепенно новые друзья и новые приключения настолько меня захватили, что я почти не вспоминала про Анатолия.
Но однажды зимним морозным утром в дверь позвонили.

Открыв дверь, я с удивлением уставилась на представительного холеного дяденьку с дипломатом в руке. После небольшой заминки он сунул мне под нос удостоверение следователя и вкрадчиво произнес:
- Немчинова Наталья Георгиевна Вы будете? Разрешите мне войти?
Разумеется, я разрешила – присутствие человека из милиции обычно дисциплинирует.
Дяденька вошел как хозяин, удобно устроился за столом, с достоинством открыл свой дипломат и извлек оттуда какой-то бланк. Я наблюдала за ним с интересом, ведь ко мне еще никогда не приходил следователь. Бланк оказался официальной бумагой, на которой через весь лист по диагонали красовалось ярко-красное слово РОЗЫСК.
Я покорилась судьбе и позволила себя допросить. 

Беседа с сотрудником была недолгой, но за это короткое время я узнала о себе кое-что новое. Первый вопрос ввел меня в крепкий опупеоз:
- Вы приходитесь женой Анатолию Петровичу?
Пришлось скинуть балласт, честно ответив:
- Упаси, Господи! У него другая жена.
Товарищ сыщик не унимался и продолжал допрос. Его до боли интересовали некоторые обстоятельства моей жизни: когда мы в последний раз виделись с Петровичем, при каких обстоятельствах, что он мне говорил и т.п. Еще в пионерах меня учили всегда говорить правду. Поэтому я ничего не утаила, рассказала все как есть и выложила товарищу заключительные письма от Петровича. В одном из них Толян писал, что он лишился аппендикса и полеживает в больничке.

На мой встречный вопрос: «А что случилось-то?» - командир дал исчерпывающее пояснение к ситуации. Оказалось, что Петрович не может жить без приключений, совсем как рыба без воды. Он самовольно покинул «химическую» общагу, вероломно угнал какой-то грузовик и укатил в неизвестном направлении. Наверное, у него заскучали руки по штурвалу (он же служил в танкистах). А блюстители закона не придумали ничего интереснее, чем искать товарища у меня. В конце концов, Толяна настигли и быстренько отправили обратно на зону досиживать свой незаконченный срок.

Я узнала об этом курьёзе с новым сроком только через полгода, будучи на производственной практике после третьего курса. Петрович не поленился снова прислать письмо типа «люблю-не-могу-скучаю». Честно говоря, мне это все начинало казаться забавным. Мы, как две цирковые лошади бежали по бесконечному кругу. Уже становилось интересным, чем закончится наш «Марлезонский балет». До освобождения Петровича из неволи оставалось около года.

Жизнь шла своим чередом. И снова были письма… Никаких планов насчет обожателя я по-прежнему не строила, но неожиданно для себя привязалась к нему. На самом деле мы были очень разные. Объединял нас только месяц рождения – июль.

После четвертого курса я проходила преддипломную практику в Хабаровске. Заехали мы с подругой туда на 4 месяца. Наша агрохимическая группа моталась по районам края, изредка возвращаясь в Хабаровск на несколько дней и снова уезжая на отбор почвенных образцов. 
Тем временем, Петрович наконец получил долгожданную свободу и уехал в Якутию, в поселок Айхал, откуда призывался в армию. Его письма все еще приходили, но уже не так часто как прежде. Свою занятость он объяснял разными причинами – ремонтом в комнате, где мы с ним будем жить, тяжкой  бесконечной работой… Особенно меня потряс 2-месячный сенокос. Сенокос поблизости от Полярного круга! Что там косить в течение двух месяцев? Похоже, в Петровиче все эти годы спал сказочник.

За время практики мы крепко сдружились с одним коллегой. Алексей  был кореец, которых много живет в Хабаровске. Вообще, в его паспорте было написано, что он Ри Пе Ту, а Лешей его звали все знакомые и сослуживцы. Он был гораздо старше и не в пример умнее меня. Алексей, наблюдая наш с Петровичем странный роман, неоднократно пытался поставить на место мои мозги. Его фраза «Это, конечно, не мое дело, но…» была практически постоянной в нашем с ним общении. Однако меня уже подхватила волна романтического безрассудства.

Завершилась практика. Наступила последняя студенческая осень, потом зима. В начале января Петрович неожиданно приехал в гости на пару-тройку дней. Мы болтались по городу, с разбегу пинали свежевыпавший снег и мечтали о будущем. Он позвал меня замуж и уехал обратно в Айхал.

Через пару недель после его отъезда обратно в тундру у моей студенческой подруги Светки случилась крупная неприятность. Ее муж Петр разбил отцовскую машину и при составлении протокола назвался его именем. Светкин батяня был в бешенстве и сгоряча выпер зятя из своего дома. Поблуждав по ближайшему парку пару часов, они пришли ко мне посоветоваться, как им жить дальше.

Тут-то и пришла нам со Светкой дикая мысль, отправить Петра в Айхал к моему суженому. Воображение намалевало нам идиллическую картину – Петр приезжает к Толяну на севера, устраивается на работу, получает комнату, а мы в мае заканчиваем институт и уезжаем к избранникам. Сложностей с распределением возникнуть не должно – Светка с ребенком едет к мужу, а мне, как обладательнице красного диплома, разрешают свободное трудоустройство.

Сказано – сделано. Отправили мы Петра на север, наказали ему сразу сообщить, как только доберется до места, и помахали ручкой вслед самолету. Тут надо заметить, что Петровичу мы ничего сообщать не стали, дабы не обрадовался раньше времени, а просто дали Петьке его адрес в полной уверенности, что мой кавалер по достоинству оценит наш сюрприз и радушно примет гостя. Точнее,  ему был выдан адрес матушки Толяна – свой-то он держал в секрете, и я ему писала на почту «до востребования» или к родительнице.
 
Медленно потянулось время в ожидании весточки. Три, пять дней, неделя… По нашим подсчетам мы уже должны были получить от Петра «прилетную».  Две недели – тишина. Неслабое волнение овладело нашими умами и душами.
На исходе третьей недели, когда мы со Светкой зачарованно слушали лекцию, в аудиторию без стука ворвался наш Петро – в руках чемодан, глаза бешеные, шапка набекрень. Никого не видя вокруг, наш путешественник заорал дурным голосом: «Наташа!!!» В помещении вдруг наступила гробовая тишина, которая вывела Светкиного супруга из состояния аффекта. Он вытолкал меня в коридор и пытливо спросил:
- Куда ты получила распределение после учебы?
- В Красноярск, - ответила я, еще не понимая, к чему он клонит.
Тут Петя снова разбушевался и заверещал еще громче:
- Ну и езжай в свой Красноярск и брось ты этого дурака!
- Что? Где? Почему? – в такой нервной обстановке я ничего не понимала. Немного успокоившись, Петр поведал совершенно удивительную историю.

Когда он явился по означенному адресу к моей будущей свекрови, женщина, открыв дверь, долго не могла сообразить, кто здесь и зачем. Наш засланец сбивчиво объяснил ей, что он от Наташи и что ему нужен Анатолий. Матушка Петровича, хватаясь за сердце, сдавленно сообщила: «Ну так, это… Так они в общаге живут-то….». Петр не ожидал такого поворота и резонно заинтересовался ситуацией. Родительница ничего не стала объяснять и просто сунула ему бумажку с желанным адресом.

Найдя  нужный дом и искомую комнату, Петя постучал в хлипкие двери. Вход в жилье открыла утомленная дамочка с годовалым ребенком на руках. Петрович был на работе.
Из недлинного разговора стало ясно, что представшая перед ним мадам – это жена Толяна, с которой он будто бы развелся, усаживаясь в тюрьму во второй раз, а сопливая ребятёнка оказалась его дочкой. Петька был в глубоком шоке, когда вся эта нехитрая информация дошла до его понимания.
Хозяйка оказалась гостеприимная. Она усадила гостя за стол и пыталась накормить. После того, что узнал, идти Петр уже никуда не мог, да и некуда было. Он дождался, когда кормилец придет с работы.
Встреча получилась горячая и трепетная. Петр взывал Толяна к совести, убеждая его все честно рассказать Наташке. А отец семейства радовался, что Петя все узнал и теперь доходчиво мне изложит, а ему ничего не придется объяснять и он хитро уйдет от оправданий. Их эмоциональная дружеская беседа закончилась весьма бурно – Петр набил Петровичу физиономию и отправился в кутузку на 15 суток.

Последнее, что тогда было мной написано – адрес на посылке, в которую я любовно уложила все его письма, фотографии и подарки и которую отправила на имя жены. Маленькая женская мстя… Всё было рассчитано  верно – супруга получила «привет» из прошлого, пока Петрович был на работе. Вечером состоялся грандиозный скандал, о котором мне рассказал сам Петрович почти через 30 лет.

Много лет я ничего об Анатолии не знала. С годами прошла горечь. Я нашла в себе силы простить его. Мы были молоды и оба еще не очень умны, каждый со своими амбициями. Иногда я про него вспоминала. Мне было интересно, как сложилась его жизнь, но пути наши с тех пор ни разу не пересеклись.

Прошло около 30 лет. Неожиданно в одной из соцсетей я получила от Петровича сообщение. Через некоторое время он позвонил и рассказал, что давно ищет меня, отправлял письма на старый родительский адрес, которые я не получала. Там жила моя мама, и я уверена, что это она оградила меня от прошлого как умела. Было дело, что Анатолий обращался даже в программу «Жди меня», но поиск не увенчался успехом - я выбыла с прежнего места жительства.

С женой они развелись вскоре после Петиного визита. Матушка Петровича уехала в свою станицу в Краснодарском крае, прихватив с собой бывшую невестку и внучку. Его разведенная жена нашла там себе бравого казака и счастлива с ним во втором браке. Первые три года нашего нового общения он, как одержимый каждый день просил у меня прощения за свои «ошибки молодости». Хотя я убеждена, что это были и не ошибки вовсе, а просто жизнь, которая щедро дарила подарки и одновременно приплясывала на любимых мозолях.
 
Проанализировав через годы все эти бурные события молодости, я поняла, что он все-таки любил меня. А я его нет... И самое главное – с тех пор у меня появилась способность чувствовать ложь за сотни верст. Я не понимаю, как это получается, но я всегда точно знаю, когда человек врет.

Анатолий заработал северную пенсию и тоже засобирался в теплые края. А пока укладывал чемодан, все время рвался в мой город. Тогда я не горела желанием с ним встречаться, но и обиды на него тоже давно не было. Незадолго до отъезда в Краснодар Петрович попал в аварию и получил сложные травмы. За ним ухаживала одинокая женщина, которая буквально поставила его на ноги. Ее он и увез в свою станицу.

Петрович оказался крепким хозяином. Свой дом он превратил в шикарную конфетку с гроздьями винограда на всех заборах. Нынешним летом купил новую машину… В последнее время Анатолий частенько мне звонил, приглашал погостить, а бывало агитировал переехать в Краснодар. Я смеялась: «В качестве третьей жены? Любимой младшенькой?».

Петрович собирался приехать ко мне в гости, это было его мечтой, которой не суждено было исполниться. Он всегда говорил: «Ты, конечно, мне не поверишь, но я всегда тебя любил. И до конца жизни буду тебе благодарен, что ты помогла мне выжить в тюрьме. И я не умру, пока еще хотя бы раз тебя не увижу». А сам взял и умер… В начале сентября Анатолия сбила машина…

Он был хорошим человеком, отзывчивым и добродушным. Светлая ему память…