Побег из Алькатраса

Escape From Alcatraz
 
Уже, будучи тяжело больным, посмотрев на только что купленном видике новый фильм Дона Сигела, великий гуманист, автор рассказа «Стена» товарищ Сартр сказал свои последние слова: «Счастлив тот человек, что удрал из тюряги и прорвался за пределы существования. Нет ничего прекраснее акта освобождения».
 
Картина, до корней потрясшая философа, начинается на зависть лихо. В ненастную погоду на остров Алькатрас, в тюрьму для особо опасных преступников завозят новичка-рецидивиста Морриса (Иствуд). Он прославился на всю Америку как одинокий бегун, способный чудесным образом испаряться из каких бы то ни было мест заключения, покидать камеру, минуя замки и решетки.
 
Здесь стоит отметить, что буря, бушующая в экспозиции, затесалась в фильм не просто так. Еще со времен Робинзона Крузо она символизирует разрыв с прежним строем бытия. Как владелец плантации (также имевший опыт утечки из плена) из книжки Дефо освобождается от собственности и корыстных замыслов, приспускаясь вниз по лесенке эволюции, так и герой Клинта Иствуда формально освобождается от прошлой жизни, символически подвергаясь насильственной сансаре. Подрывателя каменных порядков, ярого противника закрепощения, раздевают донага и в таком неприглядном виде проводят до клетки. В новом инкубаторе бегун Моррис обязан обернуться в робу узников Алькатраса (симпатичная рубаха + светлые штаны) и начать жизнь с чистого листа (надежды цепных псов напрасны, ибо жив анамнезис в душе Морриса – воспоминания о прошлой жизни не под силу отнять даже сторожу). Изъятые вещи из прошлых тюрем помещаются в камеру хранения на вечность.
 
Новичок постепенно обживается и самолично знакомится с иерархией заведения (не хочется говорить «Закона»). В гордом одиночестве на вершине стоит директор-босс – жестокий тиран, сторонник стального обскурантизма, противник всякого творчества и органического развития. Образ рисован мазками, клишировано, однако на высокое качество картины сей «недостаток» не влияет. Ибо на первом месте в фильме Сигела расположено действие, победоносный акт освобождения, а не психология. Окарикатуренный начальник – основной протагонист Морриса (и его товарищей впоследствии), монструозный враг по ту сторону клетки и посему недосягаемый для узников, общение с которыми осуществляется опосредовано через туповатых надзирателей, выступающих послушным орудием произвола, исполняющим суровые приказы (вроде запретов на чтение и живопись), поступившие сверху. Роль внутреннего врага играет озлобленный зэк-содомит. Его сокрытая порочность отражается в наглядной хромоте.
 
Привычный к тюремным казусам герой Клинта Иствуда знает, что если есть тьма, должен быть свет. Не отчаявшись, не озлобившись, он потихоньку обживается товарищами – художником, разносчиком образования, артистом Латмусом, плотниками, имевшими опыт побега, и иными представителями творческих (созидательных) профессий, а также несмелым Баттсом.
 
Зачастую узник в тюремном фильме предстает как человек, лишенный прошлого. Личные дела и биографии зэков зрителю недоступны. От ротозея скрывают скелетов в шкафах персонажей. Ужас не должен отвлекать от эмпатии. Создатели фильмов-побегов по-своему гуманны – они напоминают, что под/над замком сидят прежде всего люди, среди которых, правда, есть упыри и герои.
 
Посему добро и зло, как два противостоящих друг другу полюса, конструируются на наших глазах. Ключевая оппозиция фильма Сигела – не битва власти с подвластными, а разногласие добра как творческого, легкого, как движение кисти по холсту, освобождающего начала и зла как начала деструктивного, воплощенного в малоподвижных конструкциях-барьерах, вроде скалы (на которой, вопреки просьбам начальника тюрьмы, растут цветы), решеток и стен. И неважно, что добро рядится в тюремную робу, а зло – в пиджачок и галстук. Финал (который Роджер Эберт слегка пожурил за незрелищность) этой полезной картины сообщает, что все не то, чем кажется; мир полон обмана и тайны, а дух веет, где хочет.