Квест Вестера, 9 - 10

9.Продолжение

«Дорогой Володя! Посылаю открытку с изображением Авиатора, на которого я, человек эпохи Водолея, смотрю как на опрокинутого и свергнутого с пьедестала. Сбитый летчик похож на гражданина описанной Вами страны Развесистых бананов. На большой скорости реализованная великая амбиция оказалась падением на банановой корке. А скульптор видел в Авиаторе победителя, устремленного вверх. В промежуток между историей и реальным временем, авторским и зрительским видением, тенью и светом и встраивает свою концепцию Ваша книга. Беспробудная трезвость - это не только самозабвение, но еще и интеллектуальный аутизм наших "нарциссов", отвернувшихся от человека как существа духовного… Вы как никто показали отчаяние художника, вышедшего на финишную прямую своей работы, когда цель почти рядом. А ему под ноги - «дохлую крысу». Как сговорились: сбить, отвлечь, сорвать, увести, а в целом, по-ментовски затравить идущего к цели… »

10.
А вода продолжала литься. Законсервированный по случаю карантина капитальный ремонт был остановлен на целых три месяца. Потому открытая кровля и чердак надо мной, предоставленные ветрам, снегам, дождям, перепадам температуры, вели себя как хотели. Особенно отличилась наружная стена чердака, поддерживающая стропила. Цемент давным-давно высыпался из нее, пространство между кирпичами заполнилось водой, которая только и знала – либо таять, либо застывать. Сейчас была оттепель, и скорость падения капель гарантировала одно - дальнейшее затопление. Подобные стены имелись в карцерах на Лубянке. Такие Пиранези на своих офортах изобразил. Мой хороший знакомый - поэт Александр Рюсс видел их на Сахалине, Курилах, на Севере дальнем, где люди живут в таких условиях, что и выжить, казалось бы, невозможно. Живут, однако, и посейчас в дощатых, обитых рубероидом то ли балконах, то ли конурках. Теперь неведомый трибунал и мне их подкинул. Снова и снова сгребала я вещи, распихивала по углам, заталкивала под кровать, кляла всё на свете. Ничего интересного в смысле метафор в голове не имелось, а только: «особый вид расчлененки» - именно это думала, глядя на рассованные листы и полную неразбериху вокруг. Не такую угарную, как тотчас обнаружил смартфон, но близкую к тому. Брошенный мимо, экран ураганом понес картинки, от которых дымился мозг - сплошь высушенные скелеты с разверстыми грудными клетками. Эти шуточки хороши на лазерном шоу в зале, набитом людьми. А когда ты одна… Самый жуткий держал на экране что-то похожее на мои странички, провозглашал загробную декларацию прав деревянного ящика. Рядом патологоанатомическое сердце колотилось в жанре музейного авангарда. За ним следовал трансэвристический переход из живого состояния в мертвое. В завершение - суицид на асфальте под небоскребом и реклама платьев, расписанных под черепа.  Подсуетилась и музыка с потусторонними завываниями синтезаторной мантры.

Я не чувствовала желания заткнуть всё это, просто сидела и всё. Возможно, другие повели бы себя иначе, но я не придумала ничего, как из ледяного холода стратосферы переключить внимание на расползание влаги вокруг. Неучастие было единственным средством сохранить себя для работы, для отношений с прозой Владимира Вестера. Особенно под неожиданно зазвучавший григорианский хорал.

Продолжение следует