Сериал Сага о Форсайтах 2002

И кажется, я уже пишу комментарии к «Посланнику»  и углубилась в изучение петербургских архитектурных сов, а за ними еще последуют горгоны, змеи на фасадах  и необычные атланты и кариатиды, и это только начало,  размышлять о книгах некогда и размышления эти по большому счету никого  особо и не трогают.  Излагать размышления  на бумаге… на экране.. долго и ответственно, потому что вроде как никто и не читает, но попробуй-ка сделать хоть небольшую ошибку – тотчас же заметят! Короче – совы и горгоны в приоритете!
И тут я посмотрела британский телесериал «Сага о Форсайтах» 2002-2003 гг. (режиссер Христофер Менол, Дэвид Мур, сценарист  Дэвид Маллатратт) и полезный труд о совах из горшечного камня  отодвинулся, дав лыжню размышлениям об экранизации любимого романа и экранизациях вообще. Сделав множество радиопередач и написав большое количество статей на тему разного рода экранизаций, задаюсь вопросом - смогу ли я вспомнить экранизацию, в которой создатели изменили бы до такой степени характеры героев и разрушили дух произведения, практически не меняя хронологии событий, а так же  причинно-следственных и семейных связей.  Наверное, поразмыслив, вспомнить можно будет – мало ли есть оригинальных трактовок всего на свете.
Но в том-то и дело, что сериал на оригинальность трактовки не претендует вовсе!
Я не буду здесь  углубляться в рассуждения о том, что литература и кино – разные виды искусства, и поэтому при переносе литературного произведения на экран приходится отказываться от много. Но не от образов героев, созданных писателем.
Почитав немного отзывы о сериале, я с грустью поняла, что восторженные зрительницы самого произведения не читали и читать не собираются, и сериал – та вершина классики, которую они постигли и приняли всем сердцем. Многие  даже на полном серьезе делятся сокровенным, что ни за что теперь  не будут читать нудные два тома  - а вдруг они не сходятся в чем-то с любимым сериалом?
Не сходятся, и еще как.
Начала я смотреть сериал без всякого предубеждения, тем более, Англия – все-таки родина Джона Голсуорси и его героев.  Начало было добротное и  скучноватое, издалека, много времени уделялось второстепенной в романе истории Уинифрид, сестры Сомса Форсайта.  Герои как будто совпадали по внешнему облику с  литературным представлением о них, или во всяком случае, не вызывали протеста.
Роковая красавица Ирэн, первая супруга Сомса, правда,  не была похожа на «языческую богиню»  и волосы у нее были темные, а не прославленного в романе  цвета «мертвых листьев»,  если говорить дословно, а по-нашему -  «осенних или опавших». Даже скажу, что эта Ирэн мне чем-то напомнила революционерку –бомбистку из наших фильмов и сериалов о зарождении русского предреволюционного террора.  Но  представить несказанную, мифологическую, мистическую,  красоту Ирэн, покоряющую всех мужчин  в романе Голсуорси и являющуюся олицетворением  Красоты  всех красавиц мировых  произведений искусств, воплощенной на экране так же трудно, как увидеть Каменный цветок или интегральную кинематографию Жермены Дюлак. Поскольку внутренняя сущность этой героини мне глубоко неприятна, я согласилась с образом  брюнетки-бомбистки.  Но сам  Сомс – невзрачный, рыжеватый, но все же исполненный внутренней силы, поначалу показался мне отличным попаданием в образ, хотя я и представляла его иначе. 
Брюнетку Джун я встретила без особой радости – старшая дочь «младшего Джолиона» Форсайта слишком колоритно описана у автора Саги – маленькая, хрупкая, с огромной копной рыжих волос, простодушная, прямая   и мужественная, позднее, по приобретению нелегкого жизненного опыта,  жалостливая ко всем «несчастненьким» и особенно к капризным представителям художественного  мира. Худенькая, поблекшая, но с храбрыми глазами и полная веры в то, что нельзя  управлять жизнью, но можно бороться и не падать духом.
Темноволосая Джун из сериала склочная. Пожалуй, к этому слову трудно даже что-то прибавить. Взять только сцену на похоронах Босини, когда она,  как злобная собачонка  вьется вокруг  и наскакивает на уходящего  Сомса, обвиняя во всем его. Эта сцена продолжается так долго, что такое  поведение экранной  Джун начинает забавлять и удивлять и невольно уже  ловишь себя на мысли, что ожидаешь, когда же она наконец  в  самом прямом смысле отцепится от  него. Вот ведь странный парадокс – почему-то  Ирэн  все прощается ради ее великой любви, а Сомсу ничего, даже если и вины его нет.
Джун в сериале никак не определится с собственными взглядами – то  она с неестественной пылкостью защищает предавшую ее  подругу Ирэн, то злобно требует, чтобы ее не было на прощании с  дедушкой.
Дедушка, кстати, впустивший в свою жизнь в отсутствии сына и внучки, путешествующих по Италии, неземную красоту Ирэн, умирает не в ожидании визита прекрасной родственницы, идущей к нему через цветочный луг, как это описано в книге, а потребовав отметить ее визит шампанским. Наверное, показать  цветочный луг создателям фильма показалось не так трагично и  кинематографично, как серебряное ведерко с запотевшей бутылкой – праздник и радость в контрасте с навеки  уснувшим в кресле дедушкой,так его и не отведавшего, но невольно  в связи с этим вспоминается чеховское «шям,шям –шампанского!». Собака  у ног почившего хозяина  жалостно воет  в фильме, как в книге. Но поскольку  про собаку  под креслом  старого Джолиона  зритель в этот момент забывает, то в первую минуту кажется, что эти странные звуки издает сама бегущая к беседке Ирэн.       
    И еще интересный момент – эта экранная Джун вообще не стареет. Ну и конечно, не становится мягче и добрее, судя по тому, как она  ближе к финалу сериала  вцепляется и начинает трепать  своего младшего брата Джона, застав в его комнате в день похорон отца  юную возлюбленную – дочь Сомса Флер. Здесь сразу хочется перейти на визг по поводу этой поворотной  сцены, которой нет и не могло быть в этой части  романа, выкрикивая, что Джон, благородный, наивный  и простодушный, исполненный чувства долга как никто,   никак не мог бы поступить так – отказаться от любимой девушки, по сути, лишив ее чести. Но все-таки все по порядку.   
Старый и молодой Джолионы, Дарти, Велл и Холли,  престарелые тетушки  и  заботливая Эмили, мать Сомса и даже французская жена Сомса Аннет, ее мать и  лощеный ухажер Проспер Профон – все они  могут быть такими, какими показаны в сериале. Итальянец Филип Босини, конечно,  невероятно красив, но начисто лишен тех индивидуальных черт, которыми наделяет его автор. Любовные сцены между ним и Ирэн похожи на гламурные картинки любви  молодого манекенщика и умудренной жизнью, но все еще пылкой революционерки – Клары или Розы.
Конечно, Ирэн, Босини, а потом и «молодой Джолион»  в сериале во всем правы, в их уста вложены правильные слова, двойственность их поступков сглажена, и они полностью оправданы  в конфликте с Сомсом и в ненависти и неприятии  Сомса.  Здесь нет  никаких возможных разночтений и даже  нюансов, как в книге.   
Однако Сомс – Сомс, который вначале соответствует своему литературному  образу, чем дальше, тем больше оказывается гораздо более грубым и  примитивным. Не смотря на то, что Голсуорси постоянно называет своего героя «собственником»,  беда Сомса не в том, что он считает своей собственностью  неверную и  неуправляемую никакими принципами кроме собственных желаний  супругу, а в том, что он стремится жить по декларируемым в обществе правилам и законам, которое оно само не выполняет. В сериале же бесконечно подчеркиваются собственнические посягательства Сомса  и увы! его какая-то непристойная страсть к Ирэн. Чем дальше, тем больше в Сомсе,  в книге умеющем держать себя с достоинством, чтобы не таилось у него на душе, просыпается какой-то  гнусный рыжий павиан, который  даже в сцене, когда он вынужден унизиться и  по просьбе  Флер прийти в ненавистный Робин-Хилл, Сомс буквально набрасывается на постаревшую Ирэн ( в отличие  от Джун она стареет) и только взрослый сын в силах его оттащить и образумить.  А ведь на страницах романа он всего лишь хочет добиться счастья любимой дочери и протянуть руку примирения. 
И ни с каким торжественным и глубоким финалом  Голсуорси не сравниться  финал сериала, где Сомс, по лакейски заискивающий, как Карандышев, только что не просит поцеловать ручку у снизошедшей до примирительного разговора с ним Ирэн.
Да, конечно, надо заметить, это не  финал «Саги о Форсайтах», а только окончание первой половины истории, но обычно экранизации дальше этого и  не идут.
Если в начале истории, рассказанной в сериале  долго разжевываются малоинтересные подробности семейной жизни сестры Сомса, то  та часть, которая повествует о любви молодых Джона и Флер удивительна динамична. В одной серии маленькая Флер появляется на свет, а в следующей они уже вовсю крутят роман с Джоном,  сыном «молодого Джолиона» и Ирэн.
Да что там! В день похорон отца – его прах развеивают  на поляне в Робин-Хилле (как они смогут продать его после этого!) Джон и Флер становятся любовниками, а уже на следующий день, когда Сомс приезжает с дочерью в Робин-Хилл, Джон хладнокровно заявляет, что не считает их брак возможным.
Джон, благородный и чистый в книге, ведет себя здесь как заправский хладнокровный  подлец. И у него нет никакой для этого мотивации – в книге он узнает последнюю волю отца и, подчиняясь ей, вынужден отказаться от счастья с Флер. Джон на этих страницах книги – несчастный мальчик, на которого обрушилось слишком много горя и слишком много знаний о жизни, на которого давит долг перед матерью и памятью отца. Его любовь к юной Флер – восторженное, возвышенное, упоительное чувство, неразрывно связанное с прекрасной природой и свободой просторов  Робин-Хилла. Он не может поддаться страсти обладания любимой девушкой, потому что они еще дети и потому что будет бесчестием для него в первую очередь, если после этого он отвернется от нее.
Когда Флер в фильме, сраженная до глубины души, пытается остановить Джона и начинает громко и отчаянно  звать его по имени, Джон хладнокровно уходит вместе с матерью, которая, войдя в дом, чтобы заглушить крик Флер, начинает играть на пианино. Ничего более циничного просто вообразить невозможно!
И наконец, когда объявлено о помолвке Флер и Майкла Монта, Джон начинает искать встречи с опозоренной возлюбленной и пытается вернуть ее. Но тут уже Флер проявляет гордый  характер в духе пушкинской Татьяны, но не в духе Голсуорси. 
Всех этих сцен и перипетий нет у Голсуорси и в помине – неужели они нужны, чтобы порадовать дам, которые никогда не захотят взять в руки его книг?