И льётся чистая и тёплая лазурь...

Друзья!

"Осень – унылая пора, любимое время года поэтов, философов, романтиков и меланхоликов. Стихи про осень «закружат» словами-ветрами, «моросят» строфами-дождями, «пестрят» эпитетами-листьями… Почувствуйте дыхание осени в осенних стихах".https://www.pravmir.ru/ 
Вот и я всегда в наше короткое северное "бабье лето" вспоминаю прекрасные стихи Фёдора Тютчева:

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора —
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…

Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё — простор везде,-
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь —
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле…

А Александр Сергеевич Пушкин как чудно написал:

Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдалённые седой зимы угрозы.
...Други!
Да, видимо, снова придёт на Север  в декабре-январе страшная стынь, погибель тому, кто лето красное "резвился", как стрекоза у баснописца Крылова.
А пока это только...угрозы! Может, минуют Нефтеюганск антарктические морозы, обещанные синоптиками?
И ещё.Нашёл в своих архивах осенние этюды и предлагаю их читателям. Тоже моя грустная песнь поре увядания в природе!

Вл.Назаров
***************
1.Этюды осеннего леса!

УХОЖУ в белую сетку осеннего снегопада. Снег валит то густо, то прореживается, открывая ненадолго печальную картину: дальний, словно приникший к земле лес, серую неровную холстину пруда, старую берёзу на берегу, не успевшую расстаться со своим убранством. Среди чёрных, серых и белых тонов немного непривычна эта яркая желтизна.

Странно все-таки видеть, как земля становится сначала серой, а потом и белой, словно ее укрыли простыней, присыпали сахарной пудрой все её морщины, вмятины, бугорки, отняли почти все ее краски и запахи.
Вот ручей! Недолго ему осталось жить на свободе. Тёмная, почти чёрная вода в тихих заводях уже наполовину покрылась тонким шероховатым ледком. 
А снег все падает, падает и нет ему, кажется, конца... Вот повалили крупные хлопья и скрыли с глаз дальние предметы. Я ухожу в царство тишины и холодного покоя. И, нечаянно оглянувшись, вижу, как за сетной снегопада остается сиротливо и одиноко маячить береза, словно живое существо, всеми покинутое.

СЕДОЕ ПОЛЕ
«Утро туманное, утро седое...». Рассвет едва пробился сквозь тьму осенней ночи. Заледеневшая земля, хрустящий морозный лист, далекие скирды в поле... Моё ружьё наверняка не нарушит безмолвие этих просторов. Да и зачем? Разве не приятнее побродить просто так, запоминая это утро, вбирая его свежесть, холод, его молчание.
Такого дня, как сказал бы Михаил Пришвин, уже никогда не будет на земле. А раз так, спешу запечатлеть мельчайшие детали. Как будто бы совсем недавно здесь золотилось пшеничное море, гудели комбайны, грузовики.
Потом на поле пришли тракторы и за несколько дней перевернули его «шубу», выкинув плугами на поверхность пласты чёрной лоснящейся земли. Потом черноту присыпало снежком — и готова картина. Это зябь. В таком виде она уйдет под снег.
Летом эта земля родит то, к чему так долго и трудно готовится...

ГОН
После оттепели, согнавшей снег, пришли морозы. В лесах наступило охотничье раздолье. Малиновая заря поутру, сверкающий иней, далеко сквозящие и пустые осенние леса манят к себе охотника.
Я не могу считаться таковым, поскольку не приношу дичи. Но разве пустая добыча — мои впечатления? С детских лет люблю присушенную морозцем, окрепшую землю, фарфоровый звон раздавленного сапогом льда над пустыми лужами, почти графические силуэты ветвей на фоне холодновато голубого неба.
Хорошо сметать в движении колючий искрящийся иней, густо осыпавший все травы на некошенной поляне. Люблю взять холодными губами багряный осиновый лист и почувствовать его горький и свежий вкус. Слушать, нак наполняется лес звуками, когда под деревом лает на белку или птицу полная охотничьей страсти собака. Далеко окрест разносится этот мелодичный, размноженный эхом перезвон.
А разве не замрёт сердце, когда гончая выгонит прямо на тебя пушистого зайца-беляка. И косой вдруг ошалеет от страха, увидя человека, подпрыгнет чуть ли не на метр и кубарем укатится в кусты. А потом ты увидишь, как мелькнет за деревьями белый комок — и нет его.
Благословенны, неповторимы часы, проведённые в единении с любимой природой.
В. НАЗАРОВ.
Газета "Комсомольское племя"
Город Киров.
Ноябрь 1979 года.

2.Тайны таёжной речки

...Темнохвойный бор расступился, открыв пойму небольшой таёжной речки, замысловато петлявшей в урманах. Покрытое снегами русло её было едва заметно.
Скользнув на широких охотничьих лыжах с пригорка, егерь Потапыч очутился в густом осиннике и березняке. Чуть ноздреватый мартовский снег здесь был густо изукрашен следами косых. Но не они интересовали егеря. Ещё летом он приметил на песке следы диковинного зверя и теперь хотел убедиться, что не ошибся...
Обойдя сплошные березово-осиновые заросли, Потапыч заметил впереди темную полынью под крутым берегом речушки. Здесь был ключ, родник, и всю зиму таежная речка не замерзала. К прогалине с водой, как и предполагал лесник, тянулись следы. Среди лисьих, соболиных строчек особенно выделялся глубокий, неровный, словно протащили тяжелое бревно, след выдры. Да, это была она, редчайшая обитательница северной тайги, при ходьбе волочившая по снегу брюхом и хвостом.
— Промышляла, проказница! Отъелась, поди, рыбы! — вслух воскликнул егерь заповедника. И осмотрелся. Невдалеке торчал у берега выворотень, возле него снег был особенно утоптан звериными следами.
Подойдя ближе, Потапыч увидел плавники, чешую, рыбьи головы и хвосты. Здесь, в сугробе, выдра устроила себе продовольственный склад, и его еще не весь успели разграбить незваные гости.
Лесник знал, что выдра, поселившись здесь, охотится на всем пространстве речки. Зимой, бегая от полыньи к полынье, сокращая путь между большими  излучинами реки, за одни сутки тихоходный зверь может пройти с десяток километров. Причем, охотится в заповеднике выдра и днем, ведь здесь она полноправная хозяйка.
Плохо приходится выдрам в суровые зимы, когда мороз скует толстым слоем льда все реки и озера, отрежет доступ к рыбе. Тогда животным не остается ничего другого, как предпринимать длительные путешествия, иногда к водоемам даже другого речного бассейна. Ни горы, ни леса, ни десятки километров пути не могут остановить выдру.
Спасает ее от морозов густой мех. Кстати, всегда являвшийся предметом вожделения браконьеров.
Но зверь это очень осторожный. Потапыч так и не увидел речного рыболова вблизи. Обойдя владения выдры, он нашел ещё склады продовольствия, «катальную горку», откуда, с крутого берега, съезжала к Iводе неуклюжая и довольно неповоротливая обитательница заболоченных урманов. В отличие от барсука, погружающегося на зиму в длительный сон, выдра бодрствует и «ночью года».
...Возвращался в зимовье Потапыч радостный. В «Летопись природы» заповедника будет вписана еще одна интересная страница.
В. НАЗАРОВ. 
Газета "Нефтеюганский рабочий"
1988 год.

Первый снег

Снег осени.
Нынче он выпал довольно рано, в первой половине октября Выпал и... растаял. Но недолго красовалась неодетой земля: скоро с севера налетели мощные снежные заряды и быстро выбелили луга и болота, немного приглушили бесприютную черноту елово-кедровой тайги...
С вертолёта глазу открывается пестрая картина: рыжие травы и тростники по берегам лесных озер, белые блюдца замёрзшей воды, желтовато-бурые наледи на обмелевших протоках, черная, политая нефтью земля на месторождениях Нефтеюганского района.
С высоты промелькнули и унеслись назад обширные плеши карьеров, вновь отсыпаемых кустовых оснований под буровые вышки..
Вертолет садится в плотных снежных вихрях. Быстро выскакиваю в открытую дверцу и, пригибаясь, бегу прочь от винтокрылой машины. Она тут же взмывает и уносится, неся в своем металлическом чреве продрогших вахтовиков.
От бревенчатого пятачка вертолетной площадки узкая тропа уводит меня в заснеженную тайгу. Безжизненной и пустой кажется она, укутанная первой снежной порошей. Звук моих шагов глохнет между тёмных стволов, на которых развешаны будто клочья белой ваты. И тишина вокруг какая-то ватная...
Иду, сметая голенищами сапогов влажный и рыхлый снег с тонких веточек болотного багульника. А вот и спящий муравейник — большой белый холмик, сооруженный трудолюбивыми насекомыми с южной стороны сосновых стволов. На долгие зимние месяцы рыжие лесные муравьи забрались глубоко в подземные ходы и впали в сонное оцепенение. Где-то чутко спит в своей берлоге медведь, отъевшийся нынче за счет изобилия кедровых орехов.
Благоденствуют и другие обитатели тайги: белка, разные мыши и полевки, птицы. Кедровка, например, прячет шишки в укромных местах, а потом сквозь снег зимой добирается к своим запасам. Но часто не находит. Весной в птичьих тайниках кедровые орешки прорастают, давая жизнь новым деревьям.
Тропа снова спускается в болото, хлюпает под подошвами сапогов снеговая вода. «Ф-р-р!> — раздаётся громкий треск крыльев слева от меня. Пара рябчиков, лакомившихся подмёрзшими ягодами голубики, улетает в широкую согру. Отошла золотая пора для глухарей, тетеревов, рябчиков- теперь придётся всю зиму питаться сосновой хвоей, березовыми почками.
...Первый снег — это как последний сигнал тревоги. Беда тому, кого он застал врасплох...

Н. ТАЙГИН (псевдоним В.Назарова)
Газета "Нефтеюганский рабочий".
2 ноября 1989 года.