Жертва. Навеяно теорией треугольника Карпмана

Первое с чего я хочу начать с объяснения сути теории треугольника Карпмана, это как я его вижу я. Это психологическая и коммуникационная модель социального взаимодействия. Стандартно в психологии она используется для объяснения трансакционного взаимодействия между людьми. Я, однако, предполагаю данное объяснение функцию вторичным и вытекающим из психологических особенностей конкретного человека. Несмотря на то, что контакт явился первопричиной появления данного феномена. Наличие Другого выступает опосредованным фактором.
В первую очередь триада жертва/агрессор/спасатель представляет собой условно определенную систему описания моделей восприятия реальности и способа саморепрезентации индивида. Важным является то, что данный спектакль разворачивается на ментальной сцене одного человека.
Конечно, не вызывает спора тот факт, что данная модель сформировалась в процессе социализации и коммуникации с Другим/Другими. Как правило в этом учувствовали родители или какие-либо значимые в детском возрасте фигуры.
Расскажу один из примеров формирования карпмановской психологической модели. Ребенок всегда шипирит (совершает психологический перенос качеств на себя) того родителя, внимания, любви и ласки которого ему не хватало. Т.е. он повторяет судьбу своего родителя, его поведение. Таким образом, восполняя ту пустоту, которая не заполнена родителем в процессе взросление. Это может быть нехватка любви, тактильного контакта, отсутствие внимание, необходимой заботы. Или родитель присутствовал в жизни ребенка мало или отсутствовал вовсе. Ребенку, как и выросшему взрослому нестерпима мысль о том, что он не нужен, о том, что родитель по добровольные воли отказался от контакта с ним, о том, что он не представляет ценности для родителя. Подобное допущение за гранью пограничного эмоционального состояния в связи с первоначальным слиянием.
У родителя, в свою очередь, формируется чувство вины (особенно у матери) перед уже повзрослевшим ребенком, так как присутствует страх, что ребенок будет поступать с ним также. Ведь расстановка сил поменялась. Родитель обычно надевает на себя маску жертвы и начинает рассказывать про свою сложную жизнь и невозможности поступить иначе.
В случае, если родителя нет в живых, то эту маску жертвы на него одевает сам ребенок. И уже самостоятельно оправдывает неприятные для себя поступки родителя тяжелыми условиями его жизни и безальтернативными жизненными обстоятельствами.
Поведение ребенка, что особенно характерно для зрелого уже возраста касплеет (играет роль) поведение родителя. Доказывая уже своей жизнью, что действительно так и есть. И родитель не отказывался от него, а был вынужден это сделать. Жизнь повзрослевшего ребенка превращается в ад, даже если объективные жизненные обстоятельства достаточно комфортные. Человек постоянно находится в подавленном недовольном состоянии, жалуется, находит сам себе возможности пострадать. Таким образом, он доказывает родителю, что он понимает своего родителя. Ведь у ребенка есть чувство обиды и непонимания за то, что он был брошен, не нужен родителю в определенном детском возрасте, что родитель не предпринял каких-либо действий, чтобы любить своего ребенка или изменить ситуацию.
Следовательно, живя на уровне жертвы ребенок закрывает ту эмоциональную боль, что может принести ему осознание ненужности. Он не пустое место и не обуза, это были обстоятельства. Ведь для «ребенка» (я взяла в кавычки, так речь идет не только о детском возрасте, но и уже о внутреннем ребенке) отсутствие внимания равно несуществованию.
Тут в нашем повествовании вступает в игру теория Карпмана. Мы не пойдем проторенным путем большинства психологов и не будем пока выводить на сцену третьих лиц и рассматривать знаменитую триаду в виде модели коммуникации. Где один человек – жертва, другой – спасатель, а третий – агрессор. Данная модель психологического поведения демонстрирует разные формы поведения у одного и того же индивида. Человек – жертва, он всегда будет проявлять агрессию в определенных ситуациях, когда он почувствует слабость Другого, либо, когда боль станет невыносимой. По какой-то неясной причине, когда психологи говорят об агрессоре, то окрашивают данную роль негативным суждением. Однако, в триаде нет «плохой» или «хорошей» роли. Триада выполняет роль поддержки сценария, проигрываемого с целью ухода от страданий. И нет принципиального значения, какую маску одевает человек.
Точно по такому же сценарию отыгрывается «спасатель». Без него никуда, ведь он дает надежду на выход из лабиринта. Человек по кругу проигрывает травматическую ситуацию с разными персонажами. По сути антураж и личности тех, на кого он одевает маски – не важны. Сменяться пять жен и восемь мужей, но гештальт так и не закроется.
Перейдя с личностного уровня на коммуникативный, мы увидим, что в процессе межличностной транзакции рядом с агрессором всегда найдется жертва, на помощь которой обязательно придёт спасатель. Это столкнулись две и более травмированные личности. И у каждого своя боль. Но не обязательно. Может случиться так, что партнер не играет в игру травмата, живя своей жизнью. Но травмат воспринимает партнера сквозь призму своих паттернов. Не получая желаемого, страдающий «внутренний ребенок» не в состоянии вынести реальности взрослого, начинает искать партнеров для участия в триаде на стороне. Отсюда и измены, и разводы.
Для травмата не существует Другого как личности, он пользуется Другим, вписывая его в картину своей реальности, в надежде пережить свою травматическую ситуацию. Но Другой никогда не сможет дать того, что не додал родитель. Вот откуда ноги у абъюзерских отношений. Здоровый психически человек достаточно быстро выйдет из этих отношений. Или не будет давать эмоциональной близости, воспринимая травмата как неадекватного и психически неуравновешенного.
Что бы освободиться, для начала нужно распознать этот повторяющийся сценарий и, если вы не в состоянии сами этого сделать, то на помощь придёт качественный терапевт. Который поможет не только осознать, но и проиграть отношения с родителем и социумом в микро системе клиент-терапевт. За осознанием следует достаточно трудоемки ментальный процесс – осознанного восприятия реальности.
Но вы также можете причинить миру пользу, если научитесь корректному взаимодействию с вашими детьми. Первое, что должен родитель – это быть искреннем собой и доносить ребенку информацию о своих потребностях, мотивах и переживаниях в неискаженном виде.
Моя мама говорит, что, когда я родилась, на нее как будто ярмо одели. Она поняла, что это навсегда и большая ответственность. Я благодарна за ее искренность, ведь я теперь имею право так же быть искренней.
Дети – это не только нежность и любовь. Дети — это большие сложности, тяжелая ноша, гигантская ответственность. дети часто преграда для построения отношений, иногда они рушат семьи, карьеру, надежды на будущее. Дети – это пожизненная фоновая тревога, от которой устаешь. Она изматывает и портит даже самые яркие моменты жизни. Дети – сложно, дети – больно, дети – стыдно. Признаться себе в этом, признаться своему ребенку, что иногда родитель выбирает себя – это позволить быть счастливым своему ребенку.
Если даже спустя много лет набраться смелости и сказать своему взрослому ребенку, что поступал так или так потому что был труслив, слаб, потому что ребенок был помехой…это значит открыть канал любви. Как бы парадоксально это не звучало, но ложь в виде дешевых пластырей на кровоточащую душевную рану – не вылечит, не освободит. Да, ребенку будет больно принять факт своей ненужности, того, что он мешал (даже иногда), но горе надо перегоревать. Это освободит его от оков сценария. Позволит действовать спонтанно, видеть других людей, а не марионеток, отыгрывающих старомодную пьесу.
У каждого человека присутствует весь спектр эмоций. И избегая агрессии, отвращения мы приходим к чувству вины. При осознанном выборе ситуативной модели поведения, вина снимается. Родитель имеет право орать, гневаться, избегать и оставлять ребенка. Но он должен делать это не аффекте, а осознанно. Это не эмоции взяли в плен, а это результат выбора. Если родитель кричит, и он в момент вспышки опомнится и скажет себе: «Да, я ору. Мне кажется, сейчас это единственный способ изменить ситуацию, и я им воспользуюсь». То почему не орать дальше? Но может (что вероятнее всего) сказать так: «Ор редко помогает. И сейчас, видимо, не та ситуация. А воспользуюсь ка я другим методом манипуляции или убеждения».
P.S. я также пережила подобные трансформации. Проигрывая по жизни роль жертвы, ну и остальные менее болезненные, соответственно, я оправдывала своего отца за то, что он не был рядом, да и вообще слился от меня умерев. Оказалось, что я не обязана быть жертвой. Хотя могу быть. Это мой выбор. Выбор осознанный.