Надежда

     Галина, хоть и не часто, но в церковь ходила помолиться и поставить свечи во здравие и за упокой близким и дорогим, её сердцу, людям. Сегодня четырнадцатое октября – великий православный праздник Покров Пресвятой Богородицы. Ровно четыре года назад покинула этот мир её мама, а за ней, спустя полтора года, ушёл из жизни и папа. В то, что они где-то рядом и с небес на нас смотрят, Галина и верила, и не верила. Она не ощущала и не осознавала их присутствия до тех пор, пока не попала на больничную койку.
     Галина давно живёт одна и привыкла к размеренному образу жизни, порядку, тишине. Она, хоть и на пенсии, но ещё продолжает работать и не помнит, когда последний раз была на «больничном». А тут, на тебе – смертельный вирус! Больница!
     В палате, кроме неё, было ещё три женщины. Кто-то стонал, кто-то по телефону разговаривал, кто-то лежал с маской на лице, дыша кислородом. В коридоре беготня медперсонала – кого-то привозили или наоборот, увозили. Громкие звуки эхом ударялись о высокий потолок длинного полутёмного коридора и, гулко падая, рассыпались по многочисленным палатам. Но к вечеру всё стихло и до утра погружалось в состояние полузабытья.
     У Галины не было сил подняться, но необходимо было дойти до туалета. Она, накинув халат и сунув ноги в тапочки, потихоньку двинулась в коридор. Обратная дорога ей показалась в три раза длиннее – не хватало воздуха, дыхание сбивалось, ноги дрожали, тело мотало из стороны в сторону. Хватаясь руками за стену коридора, она медленно продвигалась к своей палате. В этот момент только одна мысль билась в сознании: не упасть, дойти…
     «Слава Богу, дошла… – прошептала она, присев на краешек кровати, пытаясь выровнять дыхание. И вдруг почувствовала какой-то дискомфорт – толи воздух спёртый, толи храп ядрёный… Галина привстала и, присмотревшись, увидела, что все кровати заняты мужчинами. – Господи, куда я попала? – моментально пронеслось в её сознании и, что есть мочи, выскочила в коридор, совершенно забыв про то, что она только что шла, еле передвигая ногами, судорожно хватая ртом воздух. – Где моя палата? – Галина двинулась к следующей полуоткрытой двери. – Кажется, здесь… точно, у окна…» – обрадовалась она, глядя на свободную кровать.
     И, как только Галина легла, положив голову на подушку, прикрыв глаза, то почувствовала, как неудобную, сбившуюся в большой твёрдый комок, подушку, начал кто-то аккуратно теребить, легонько взбивая, делая её пушистее и мягче. Эти ощущения были знакомы, но Галина никак не могла вспомнить, откуда они? Она ещё не спала, была в полудрёме, даже мелькнула мысль: «Кто это? Соседка, что ли? Нет, зачем ей это нужно? Наверно мама…»
     Утром Галина всё-таки тактично спросила соседку об этом. Та от неожиданного и странного вопроса замерла, устремив на неё недоуменный взгляд. Извинившись, Галина решила забыть ночной эпизод, списав на слабое состояние здоровья.
     День за днём тянулись, меняя ночи. И вновь Галина проснулась утром с неведомым ранее, ощущением чего-то хорошего, доброго. Что это было? Сон или явь? Она ясно помнила, что лежит в больничной палате, а над ней будто бы женщина в белых одеждах, но лица не разглядеть. Но Галина чувствует и понимает, что это – её мама. Она в виде гипсовой скульптуры парит над кроватью со склонённой головой. Вроде, как оберегает её и чего-то ждёт. А Галина, глядя на неё, качает головой – мол, нет, мне ещё рано с тобой уходить… И большая белая скульптура, как пушинка, легко приподнимается вверх и, медленно удаляясь, бесследно растворяется в углу палаты.
     Галина хорошо помнит, что мама была скупа на похвалу. Как и все дети, они с сестрой и шалили, и капризничали, но дочери никогда не слышали, чтобы она их ругала, повышала голос или наказывала. Им было достаточно одного её взгляда, чтобы понять в каком настроении мама. Но девочки всегда чувствовали и знали, что она их любит нежной, трогательной материнской любовью. Той любовью, которую сама не получила в детстве от своей родительницы. В большой многодетной семье она была старшей дочерью, и спрос с неё был, как с взрослой. Голодное детство во время Великой Отечественной войны и, не менее трудная послевоенная жизнь, а затем и мужская профессия токаря – всё это, несомненно, отложило отпечаток на её личность, сформировав сдержанный характер.
     И сейчас Галине было совсем не страшно, а наоборот, – крохотный лучик тепла, как ей казалось, ласково согревал душу, вселяя надежду на светлое и счастливое завтра. Это же была её мама! Она даже с того света пришла к ней, своей дочке, находящейся между жизнью и смертью, чтобы в тяжёлый момент, пусть незримо и не осязаемо, но побыть рядом, поддержать. Ведь не зря же мама носила прекрасное, всепобеждающее имя – Надежда.