Чему Меня Научили Улицы Моего Города

Мама захотела приготовить фаршированные перцы. Но самих перцев дома не оказалось. Поэтому она решила за ними отправить меня.

— Купи, пожалуйста, красных болгарских перцев.

Она протянула купюру в сто рублей.

Я попытался протестовать:

— Почему? За что? Я не хочу!

Она, стиснув зубы, спросила:

— Что значит, ты не хочешь?

— Но я всё равно ненавижу перцы в твоих фаршированных перцах. Какой смысл? Я же всё равно выверну весь фарш и съем его. И никто, кроме тебя, их не ест. Почему нельзя просто сделать фарш, какие-нибудь котлетки, с макарохами, например. Зачем вообще нужен этот перец?

Мой подростковый протест бесполезен против материнской раздражительности.

— Какая разница, чего ты хочешь? Я хочу их. Я готовлю не для тебя, а для всех, ясно?

— Ну ма-а-ам! — заныл я.

— Или ты хочешь, чтобы я сама сходила за ними? Давай. Давай! Я схожу! ДАВАЙ!

В общем, я отправился за болгарскими перцами.

Я жил на Эльмаше, когда в нём ещё не было так много новостроек. Школ тем более. Хотя с тех пор, как район разнесло новыми кварталами, как пухлую старшеклассницу после рождения второго ребёнка, учебных заведений больше не стало.

В школах тогда учились только те, кто жил по соседству с ней. Только если она не элитная. Но кто поедет через весь город в самую обычную школу? Поэтому чаще всего в ней ты видишь тех, кого видишь каждый день во дворах.

Стоило мне только выйти из подъезда, я тут же наткнулся на ораву играющих во дворе ребят. Я их хорошо знал. Не то чтобы друзья. Они были на два класса младше меня. Но с ними интересно было общаться.

Увидев меня, двое из них тут же бросили свои дела и побежали ко мне.

— Саша, привет! Чо? Кого? Как? Куда ты?

— Мама отправила в магазин.

— Можно нам с тобой?

— Да, конечно.

Но я очень быстро пожалел об этом. Ведь пятиклассники любят обсуждать невозможные для слуха семиклассника темы.

— Слушай, а это правда, что Алёна уже со всем классом перетрахалась?

Хотя он и не сказал, про какую именно Алёну он имеет в виду, но слухи эти ходили уже несколько лет. Как раз, как только мы перешли в четвёртый класс.

Такой вот в школе троллинг. Чисто по приколу гнобить человека за несуществующий факт. Смешно же, видимо?

— Не знаю, — сказал я. — Со мной она не трахалась.

— А ты хотел бы?

— Нет.

— Ох, а я хотел бы вмазаться всем лицом в её жирные сиськи!

А сиськи у неё и правда были огромные. От сюда и все эти истории. Типа какая она шлюха. Сложно было плоскогрудым девочкам в десять лет мириться с одноклассницей и её вторым размером груди. Вот и пускали лживые слухи по параллели. А после школы по дворам. А Алёна между прочим после школы занималась в музыкалке, художке и изучала английский язык. Очень хорошая девочка. Всё это зависть.

— Прекрати. Ужас. Тебе же одиннадцать, — сказал я.

— И что? Я тут на днях бомжиху трахал.

— Ты что, дурак?

— Это правда! Я сам видел, — подхватил второй.

— Никакую бомжиху он не трахал. Ты то откуда знаешь? Потому что он тебе рассказал?

— Ну-у-у.

— Ну вот то-то и оно.

— Да я правду говорю! — продолжал доказывать первый.

— Да я знаю про эту историю. Какая-то полусумасшедшая бомжиха пристала к вам, когда вы возвращались всем классом домой после школы. У вас только один придурок, тот Илья, что ростом метр семьдесят уже во третьем классе был. Он и стал говорить этой бомжихе, что трахнет её и просто тыкал палкой в её ватник, пока та верещала на весь двор. А ты просто смотрел со стороны. А теперь ходишь и всему району рассказываешь, что трахали всем классом какую-то бомжиху.

— Ты то откуда знаешь? — тихо спросил он.

— Да потому что это было возле моего дома. Я услышал как она заверещала и посмотрел в окно. А там вы.

В ответ он лишь виновато посмотрел в сторону. Мелкие любят придумывать невероятные истории. Но чем масштабнее ложь, тем сильнее стыд, когда её раскрывают.

По дороге мы встретили моего лучшего друга. Не встретить его было невозможно. От рассвета до заката его не было дома. Если он не в школе, значит, ошивается где-то во дворах. Каждый мой второй выход из дома, не связанный с ним, всё равно оказывается связанным с ним.

Его звали Вова. Нельзя сказать, что у него неблагополучная семья. Не богатая, конечно. Но как и у меня. Как и у всех в то время. Но тут кто как реагировал на бедность. Моя семья стала только крепче. Его же превратилась в стаю цепных псов, давно не получавших кормёжку. Поэтому я предпочитал после школы возвращаться домой, а Вова же оттягивал этот момент до крайнего.

Чаще всего он ошивался во дворах домов по проспекту Космонавтов. Шастал из стороны в сторону. Гонял голубей. Ругался в спины старшеклассницам. (Хотя, когда мы стали постарше, за эти же ругательства эти же бывшие старшеклассницы только прижимались к нему.) Ссал с крыши гаражей. И всегда был где-то в двух дворах от меня. Как и сейчас.

Он ещё с двадцати метров увидал меня и крикнул:

— Саня!

Я огляделся и не увидел его. Но мне было очевидно, что это он. И что он уже наверняка бежит в мою сторону. Поэтому пошёл как ни в чём не бывало дальше.

Сильный хлопок по лопатке сзади. Больно. Но по-дружески.

— Привет! — во всю глотку крикнул Вова мне прямо в лицо.

— Привет, — спокойно ответил я.

— Куда идёшь?

— Да мама отправила за перцами.

— Надо же. Какая скука! А знаешь, что? Я нашёл одну квартиру, в которой одна девка переодевается, не закрывая окна шторами.

— И что?

— Светит сиськами на весь двор!

Мелкие, что хвостиком умчались за мной, тут же заверещали от восторга.

— Да что вы его слушаете?

— Ты не веришь мне?

— Нет. Врёшь как обычно.

— Давай поспорим.

— На что?

— На сотку!

— У меня с собой всего сто рублей, а мне ещё перцы покупать.

— Ну ты же уверен, что я вру! Тогда давай спорить. Или зассал?

Он морально давил на меня. Что нормально среди подростков. Тем не менее я подумал, что даже если это и правда, то как он мне это докажет? Не будем же мы часами караулить, когда девушка в окне начнёт переодеваться.

Я протянул ему руку. Один из мелких разбил.

— Ну пошли, — сказал Вова.

— Куда?

— Ко мне.

— Зачем?

— Я же не дурак вот так вот спорить с тобой. Я на видео записал всё.

Чёрт.

Только вот об этом я и не мог подумать. Ни за что не поверил бы, что так вообще может случиться. Когда Вова всю свою жизнь врал по любому случаю, а тут что это получается, правду сказал?

В общем, мы дошли до него.

Если я жил ещё хотя бы в хрущёвке, то Вова и вовсе жил всей своей громадной неполноценной семьёй в вонючем двухэтажном деревянном бараке.

Я всегда брезговал заходить внутрь. Брезговал его семьи. Понимал, что он в этом не виноват. И что он хороший парень. Просто не повезло. Семью не выбирают.

Но я всё-таки сказал:

— Я подожду тут. У подъезда.

— Чего это вдруг?

— Просто хочу побыть на свежем воздухе.

— Ага. Просто боишься, что я прав. Сейчас я уйду домой, а ты сбежишь.

— Нет. Хочешь, давай поспорим, что я не сбегу.

— Да нет, ладно уж, верю тебе, — сказал он, после чего обратился к мелким: — Сторожите его, чтобы не ушёл.

А те как самые последние придурки отдали ему честь по армейски. А может и не по армейски.

Я не пожалел, что остался на улице. Вскоре после того, как Вова зашёл домой, из открытых окон его квартиры послышался крик. Бабушка без повода начала на него кричать. С обилием мата. Всё как обычно.

Кажется, без боя ему не удалось сбежать из дома. Но в руках у него уже был мобильный телефон.

— На, смотри, — сказал он. И начал долго копаться в нём. Пока наконец-то не закончил: — На.

На видео очень плохого качества, на котором тем не менее вполне можно было всё разглядеть, отвратительно толстая девушка переодевалась прямо перед окнами.

— ****ь, Вова!

— Что? — смеялся он.

— Это же твоя сестра. Идиот. Как так можно вообще.

— Какая разница? Я сказал, что девка светит сиськами перед окнами. На видео девка светит сиськами. Всё верно.

— Верно.

— Ты проспорил. Гони сотку.

— Сука! У неё сиськи как у толстого мужика. Это не честно. Твоя сестра дала бы мне посмотреть свои сиськи и за пачку сигарет, — которая в то время стоила значительно меньше сотки рублей. — А если бы ещё и красивой назвал, дала бы погонять лысого между ними.

— Завали ****о и гони сотку!

Спор есть спор. Я бы не прав. Пускай он и выиграл его хитростью. Но не отдать деньги было бы угрозой самому стать лжецом и подраться с лучшим другом. А оно мне надо?

— Ну всё. Погнали покупать чипсов и колы, — сказал Вова.

— Знаешь, Вова, если твой старший брат вдруг случайно узнает об этом, тебе несдобровать, — сказал я.

— Что значит случайно?

— Ну ты же часто оставляешь телефон дома. И он у тебя без пароля. Твоему брату ничто не мешает просмотреть его, если вздумается.

— Ага, я так и подумал.

Я, конечно, расстроился, что так легко потерял сто рублей. Я тогда ещё подумал:

«Что мне говорить маме?»

И мысль о том, что Вова потратит все деньги на всех, не облегчала моё страдание. Пока не произошло следующее.

— Пойдёмте, срежем через школу, — сказал один из мелких.

— Не стоит, — настороженно сказал я.

Но у Вовы, видимо, в одночасье выросло эго после выигранного спора и он будто бы на зло делал всё супротив мне.

— Нет, погнали, срежем, — махнув рукой, сказал Вова.

И никто особо не дожидался моего ответа. Вова сразу пошёл, мелкие за ним, а я лишь пожал плечами и поплёл следом.

Школа, через которую «мы» решили срезать, была не нашей. Нас там если и знали, то только дворовые парни. А все, кто являлся «чужим», нередко бывал бит. И все это знали.

Мы решили срезать через тёмный переулок между школой и хрущёвкой. Большинство взрослых предпочитали обходить его, чтобы не сталкиваться с неблагополучными школьниками. Здесь изредка выгуливали собак. А ночью даже не загорались фонарные столбы. И чаще всего переулок пустовал.

Так получилось, что мы попали на большую перемену второй смены. Когда старшеклассники нередко выходили покурить.

Мы вышли на толпу парней. Их было человек пятнадцать, наверное. И все на голову выше нас с Вовой и на две выше этих двух малышей с нами. Я почувствовал неладное не только пятой точкой, но и всем телом. Но этим троим, видимо, отшибло инстинкт самосохранения.

Я уже хотел было развернуться и пойти в другую сторону. Но как я мог бросить Вову? В том и суть дружбы, чтобы не только веселиться вместе, но и периодически за компанию огребать.

И вот мы проходим мимо старшеклассников. И вот вроде бы всё хорошо. Как вдруг я слышу уже сзади:

— Эй! Пидоры! А ну сюда!

Я закрыл глаза и начал молиться. И молился я только об одном. Чтобы Вова поступил также, как и я. Просто закрыл глаза и побежал как можно быстрее прочь. Но вместо этого я услышал Вовин детский голосок:

— Это ты мне, сын шлюхи? Или ты так к своим дружкам-пидорам обращаешься?

Короче.

Потеряли мы в тот момент сотку. А вместе с ней и достоинство. А ещё, возможно, и пару лет жизни.

С другой стороны эго Вовы было выбито тумаками. Деньги, которые могли нас поспорить, исчезли. А у меня появилось оправдание для мамы, почему я не купил перцев.

Будто бы сама судьба увидела, что происходит, и решила устроить во Вселенной баланс.

В целом я как единственный, кто больше всех боялся, больше всех получил пользы из сложившейся ситуации.

Вова лежал на траве и пытался отдышаться. Я подошёл к нему и сказал:

— Слушай, если я пойду к маме и скажу, что произошло, она мне не поверит. Можешь со мной вместе сходить?

— К тёте Люде? — сиплым голосом спросил Вова. — Ну давай.

Он быстро смирился с произошедшим. Он всегда всё легко отпускал.

Мама не любила Вову. Точнее, не любила его семью, а к нему относилась терпимо. Считала, что общение с пареньком из настолько неблагополучной семьи не пойдёт мне на пользу. Но тем не менее не запрещала мне ничего.

— Дети выбирают сердцем, к сожалению, — сказала она как-то подруге, обсуждая меня на кухне за бутылочкой пива.

Я не понимал, что она имеет в виду. И какие претензии имеет к Вове. Для детей все на одно лицо. Тем более что она мне ничего ни разу не высказывала по его поводу.

С возрастом я понял, что тащить Вову каждый раз, как я пытался что-то доказать ей — главная ошибка всего моего детства.

— Ну мам! Это правда! Посмотри на нас! — кричал уже я.

— Не надо мне рассказывать! — как бы не кричал я, мама кричала всегда громче. — Сказочники! Мне плевать, на что и как вы потратили деньги. Плевать, что с кем случилось. Мне вообще плевать, что вы делаете за пределами этого дома. Но я отправила тебя за перцами и дала тебе денег. Ты пришёл без перцев и без денег.

— Ну мам! Сколько тебе ещё объяснять?

— Нисколько. Мне и не надо ничего объяснять. Ты сейчас берёшь за руку Вову и вы вдвоём возвращаетесь обратно либо с перцами, либо с соткой. Иначе я приду к твоим родителям, Вова, и мы будем разговаривать уже с ними.

И это не могло быть блефом. Такое уже случалось. Мама хорошо общалась с бабушкой Вовы. Она была относительно самой адекватной в семье. У них в целом вся семья была адекватной. Пока они за пределами своей квартиры. Это касалось и Вовы. Поэтому в гости к им ходить не рекомендовалось.

Когда мы вышли из подъезда, я спросил у Вовы:

— Ну и что делать будем?

А нас там уже ждали те двое парней:

— Ну что?

— Что-что, — огрызнулся Вова. — Сказала без перцев не возвращаться. И мне тоже.

— И что делать будете?

Я посмеялся.

Мы несколько минут стояли возле подъезда, думая, что делать. Пока Вова не нарушил молчание вопросом:

— Может, просто украдём?

— Ага. Тебе на сегодня не хватило ещё побоев?

Вова молча согласился. Он и теперь, каждый раз вспоминая тот случай, хватался за левые рёбра.

Мы решили прогуляться по дворам. Вдруг какая-нибудь подработка найдётся сама собой?

В кой-то веки нам улыбнулась удача, подумали мы.

Мы решили дойти до овощного рынка. Совсем непонятное и спонтанное решение. Смотреть на то, что нам нужно, но нельзя взять. Дразнить себя невозможным.

И по пути в одном из дворов мы наткнулись на парня. Он относился к тем, у кого есть всего один или два приятеля и больше ни с кем они не общаются. Так что мы его хорошо знали, а он нас нет.

На газоне лежал его красный велосипед. Он был настолько старый, что краска облупилась как на проржавевшем металле. Парень бесконечно кружился вокруг него в попытках починить.

— Он целый день уже возится со ним, — сказал пятиклассник.

— Эй! Здорова! — крикнул Вова. — Что? Как дела?

Вова похлопал паренька по плечу. Тот ничего не ответил и лишь растерянно посмотрел на всех нас.

— Что? Велик сломался? — спросил Вова.

— Ну да, — скомканно ответил парнишка.

— Починить не можешь?

— Я ничего не понимаю, — парнишка чуть было уже не ревел. — У него со звёздочкой что-то не так. Цепь сбрасывает. Я не знаю, что делать. Меня папочка убьёт, если узнает, что я велик сломал.

— Хочешь, мы починим? Быстро и качественно.

— Да, конечно.

— Только не бесплатно. Нам деньги нужны. Что думаешь? Рублей сто? Нормально.

У парня в ужасе засверкали глаза.

— Вов, — сказал я. — За сто рублей он может и в сервисе починить велосипед. Слушай, — обратился я к парню, — ты вообще хочешь, чтобы мы починили тебе велик?

— Да, но только не за сто рублей.

— Сколько ты готов дать?

— Не знаю.

— Давай двадцать. Нормально будет?

— Ну давайте.

— Отлично.

Парни мгновенно отреагировали. Сбегали за инструментами. Каждый что-то притащил из дома. Специальный универсальный ключ для велосипедов. Отцовский чемоданчик с инструментами. И тому подобное.

Мне самому не верилось. Но мы действительно начали чинить велосипед. Сняли цепь, сняли звёзды, подправили всё это дело, вставили обратно и всё заработало как ни в чём не бывало.

— Ну что? Смотри, — сказал я. — Всё работает?

Малой сел на велосипед, чтобы проверить. Смотрим, едет. Мы стали радоваться. У нас как-никак всё получилось. Хотя мы и сами в себя не до конца верили. Но вдруг, смотрим, как-то уж слишком много сил вкладывает паренёк. И не останавливается. И с каждой секундой всё дальше удаляется от нас.

— Вот ублюдок! — крикнул я и сорвался с места.

Пацаны не ожидали такого и как-то медленно среагировали.

До пятого класса я занимался лёгкой атлетикой. Это было больше на любительском уровне. Школьная секция. Потом быстро надоело.

Но этого было достаточно, чтобы догнать сопливого паренька на тяжёлом велосипеде, который конструировали только с одной целью — прочность.

Догоняя, я пнул по крылу заднего колеса велосипеда. А он даже не оборачивался по сторонам. Поэтому сильно испугался, когда упал.

Я не стал ничего делать. Когда эти трое сильно отстали даже от меня, догнав парня, я хотел только одного — отдышаться.

Парнишка от испуга и вида приближающейся оравы решил побежать прочь, бросив свой велик. Пятиклассники решили догонять его. Но Вова тут же окрикнул их:

— Бросьте этого придурка. Его велик всё равно у нас.

Вова стал пинать велик по спицам и рулю.

— Нет! Стойте! Что вы делаете?! — кричал в истерике парнишка в десяти метрах от нас.

— Стойте, не бейте! — кричал я, чтобы обманщик услышал меня. — Пойдёмте с его великом на барахолку? Уверен, за сто рублей нас его точно перекупят.

— Нет! — у парня началась истерика.

Когда он увидел, что мы поднимаем велик и тащим уже в неизвестном направлении, он тут же подбежал к нам и попытался вырвать его. Вова оттолкнул его.

— Отдайте мне мой велосипед, — в слезах молил мальчик.

— Мы тебе велик починили! А ты нас решил что, наебать, гондон?! — в ярости крикнул Вова и с размаху ударил мальчика по лицу.

Тот упал на асфальт, схватился за глаз и начал плакать.

Это даже мне показалось слишком уж жёстким. Изначально это было скорее развлечением с попыткой выйти из затруднительной ситуации. Теперь это со стороны выглядело уже так, будто мы с насилием грабим малыша.

Но в Вову будто бы что-то вселилось. В глазах была злоба. Жажда, не знаю, мщения что ли. Вот только не понятно, кому именно в этот момент он мстил.

— Вов, ты что делаешь? — тихо спросил я.

Но он не слушал меня.

— Деньги гони! Иначе мы твой велик не продадим, а в речку выбросим.

Парнишка разозлёно молча смотрел на Вову. Он же в ответ пожал плечами и, развернувшись, потащил велик дальше в неизвестном направлении. Мальчик тут же закричал:

— Ладно-ладно, стойте. У меня просто нет с собой денег.

— Это твои проблемы, — ответил Вова.

— Давайте, пожалуйста, сходим до моего дома. Я возьму деньги и вынесу вам.

Небольшая пауза.

— Пошли, — сказал Вова.

Мы все прекрасно знали этого парня. И знали, где он живёт. Это через пару домов от нас.

Он шёл впереди, немножко в стороне. Мы шли за ним, волоча его побитый велик.

Мы дошли до подъезда. Мальчик быстро скрылся за дверью. Мы стали ждать его у входа.

— Вот так бы сразу, — сказал Вова.

— Слушай, а мы, случайно, не перегнули палку? — спросил я.

— В чём? Он нас обманул. Уговор дороже денег. Мог бы нам сказать просто, чтобы мы шли куда шли. Нет же, сам согласился. Сам сказал, что ему нужна помощь.

— Ну всё равно. Как-то ты жёстко с ним.

Вову колотило. Адреналин, видимо.

Не прошло и пары минут, как парнишка выбежал обратно.

— Вот они! Держат мой велик! — крикнул он.

Следом из подъезда вышел, как мне тогда показалось, самый громадный мужик на свете. Он стал кричать на нас. Так на нас не кричали даже учителя, когда мы спичками жгли шпаклёвку на верхних этажах школы.

— Сукины дети!

Он был пьян. А вид огромного пьяного мужика меня пугал ещё больше.

Мы хотели уже было бежать. Но Вова стоял ближе всех к входным дверям. И как-то слишком уж шустро бугай успел ухватить его за шиворот. Пятиклашки, конечно же, побежали не оборачиваясь. А я… А я лучший друг.

— Что Вы делаете? Отпустите его, — спокойно сказал я.

В ответ он лишь дал тумака Вове по затылку.

— Эй, мужик! — крикнул я. — Ты не имеешь права так обращаться с ним. Мы несовершеннолетние.

— Да?! Умный, значит? А что если мне плевать? Вы моего сына шпынять можете, а я вам ничего? Да, сейчас, придумал, умный.

— Ваш сын наглец, лжец и трус. Мне стыдно было бы на вашем месте. Хотя, может быть, он в Вас такой трус?

— Что ты сказал, ****юк?

Мужик отпустил Вову и помчался на меня. Я и с места не сдвинулся. Глупо бежать от человека, которого обвиняешь в трусости. Да и тем более, если он мне что-то сделает, вряд ли он выйдет из этой ситуации победителем.

Он схватил меня за футболку и потянул на себя.

— А ну повтори, — сказал он.

Здесь я и сам был удивлён свой решительности:

— А то и сказал я, что сын Ваш такой же трус, как и Вы. Потому что только трус способен поднимать руку на того, кто слабее.

— А вы разве не тоже самое сделали с моим сыном.

Ещё больше я был удивлён, когда вдруг вступился Вова:

— Нет! Он наш ровесник. И он поступил неправильно. Обманул. Ревел как девчонка. И трусливо сбежал от нас. Я вас не боюсь. Побьёте нас, в милицию обратимся.

— Ага! Вот то-то и оно. Сами меня и моего сына трусами называете, а как дело дойдёт до того, что я Вас побью, как сразу к мусорнётесь, да? Суки вы, получается, так?

Я тогда ни черта не понимал, что происходит. Всё было слишком быстро и в тумане. Но Вову заколотило не по детски. Он вдруг выпалил совсем неожиданное. Крикнув:

— Сам ты сука!

Он рывком поднял над собой велосипед и швырнул в мужика. Выглядело это как истерика. Но в следующее мгновение мужик отпустил меня и попытался схватить Вову. А он уже со всей дури мчался прочь. А я следом за ним.

Отбежав на безопасное расстояние, Вова остановился, чтобы одышаться. Я добежал до него и оглянулся.

Мужик, видимо, сперва попытался угнаться за нами. Но одышка нашла его у первых же кустов. И поглядев на нас взглядом толстого одинокого старого обиженного пса, он взял за ручку сына и направился домой.

— Правильно! — крикнул я. — Держите своих детей дома, если так сильно их любите!

— Ну что? Как ты? — спросил я у Вовы.

— Терпимо. Старый слишком увалень. Лупасил меня своими толстыми кулаками.

— Только давай договоримся сразу. Больше никаких выходок. Мне надоело уже сегодня получать.

— Ладно, ладно.

Мелкие поджидали нас сразу за углом. Всё это время они просто наблюдали за происходящим. И смеялись так, что едва сдерживались, чтобы не обоссаться.

— Надеюсь, вы хотя бы придумали, что можно сделать, чтобы заработать недостающее, — недовольно сказал Вова.

Парни переглянулись. У них явно что-то было в голове. Но вряд ли это какая-то достойная мысль.

— Слушай, если у нас не получится вот так вот честным путём заработать, может, просто как-нибудь соберём деньги?

— Что ты имеешь в виду? Типа попрошайничать?

— Нет, я хотел сказать, например, бутылки собирать и сдавать. Их же куда то сдают, верно? Я видел как бабки ходят по помойкам и собирают их. Но идея просто попросить прохожих, тоже неплохая. Только я как-то стесняюсь прохожих просить.

Идея была скверная. Даже идиотская. Но Вова как-то загорелся. Видимо, понимая, что на большее мы сейчас особо не способны. Поэтому сказал:

— Хорошо. Давайте так. Раз уж если вы боитесь общаться с людьми, мы с Саней сами погоняем по району, поспрашиваем. А вы тем временем идите насобирайте бутылок и жестяных банок. Чем больше тем лучше.

Те согласились.

Мы с Вовой подошли к вопросу слишком практично. Совсем избавили себя от размышлений, как это лучше сделать. Вспомнили как старшеклассники и местные пьянчуги вымаливали мелочь у прохожих «на проезд», чтобы потом купить сигареты или спирт аналог Рояля. Мы стали точно также ходить и говорить:

— Дайте, пожалуйста, хотя бы рубль на проезд.

Вот только мы не подумали, что как-то уж мы бесцеремонно подходили ко взрослым. Местные пьянчуги всегда начинали со слов: «Многоуважаемые, прошу прощения». Да, из уст алкоголика это звучит смешно. Но в этом и дело. Слова действуют как заклинание. Они создают некий баланс между внешним видом и манерностью.

Ещё наша бесцеремонность очень гармонично сочеталась с внешним видом двух дважды побитых и чумазых подростков. Таким вряд ли кто дал бы и пятьдесят копеек.

Хотя нашёлся один мужик. Лет пятидесяти. Весь седой. Он вынул из кармана два рубля. Мы в шоке были. Но лучше бы он нам их не давал. Это придало нам уверенности. И мы ещё полчаса бродили по району в надежде, что найдётся ещё какой-нибудь подобный сердобольный человек.

Потом мы смекнули, что сами мы не редко подавали мелочь, когда нас просили об этом старшеклассники. И хотя делали они это не агрессивно, не вымогали у нас ничего, мы как-то на рефлексе, с привычкой, что нас могут побить за любую грубую фразу в ответ, всегда выворачивали карманы и накидывали парочку монет.

А ребята из начальных классов всегда берут с собой родительскую мелочь, чтобы потом, во время большой перемены, они могли их потратить в буфете.

Но делать это мы начали, когда вторая смена уже училась, а первая сидела дома. Во дворах можно было столкнуться только с теми, кто прогуливал уроки. А такие вряд ли имели в своих карманах деньги.

Мы вернулись практически ни с чем.

У пацанов был хилый пакетик с несколькими бутылками. Мы и здесь просчитались. Чаще всего после бурных городских пьянок, бабушки и побирушки выходили с самого утра, когда солнце ещё едва проглядывало из-за горизонта, и сметали все мусорные вёдра и помойки на предмет бутылок. Парни же собрали только то, чем обычно местные похмеляются. А это не так много.

— Мда… — жизнеутверждающий приговор от Вовы.

— Сколько тут примерно будет? — спросил пятиклассник.

— За каждую бутылку дают пятьдесят копеек, двадцать за жестяную банку.

Посмотрев на свой полупустой пакет, парни с отчаянием поняли, что последний час они копались в местных мусорках ради двух рублей.

— Не отчаивайтесь, — сказал я им. — Мы с Вовой за это время тоже собрали всего два рубля.

— И то, это было как в лотерею выиграть, — сказал Вова.

— Ладно, пойдёмте сдадим их что ли, — сказал я. — А то что, зря собирали что ли?

В наше время ещё не было известных всем брендов. Вроде пятёрочки, магнита и монетки. За продуктами мы ходили на рынки. Они были практически на каждом углу. Чаще всего возле остановок общественного транспорта. На конечных были особенно крупные, образуя этакие кольца из прилавков.

Чаще всего на таких рынках были организованы приёмы по приёму стекла и алюминия. 

Когда мы пришли, тут уже стояли нескольких человек. Это нормально. Здесь в любое время была очередь.

Во главе очереди очень горбатая бабушка. Она стояла в позе «раком». Очень привычной для русской женщины. В ней она делала всё. Пахала в огороде, мыла полы, собирала бутылки и в целом жила.

Затем два алкоголика. Два товарища в поисках денег. В поисках опохмела. Выглядели они как-то так, будто бы нам с Вовой в зеркале показали наше будущее.

Наконец-то, в-третьих, усатый мужичок в очках с чёрным беретом и бежевым плащом как у бабушки в начале очереди. Имидж паркового извращенца, эксгибициониста, но не местной районной побирушки.

И каждый в этой очереди посмотрел на нас с осуждением. Хотя пришли мы туда с такими же целями и точно такой же мотивацией. Но пристали только алкоголики:

— Вы что, пацаны, бутылки собираете? Вам совсем не стыдно?

Мы ничего не ответили. Наши друзья пятиклассники, ясное дело, вообще всегда язык держат за зубами. А вот мы с Вовой как-то растерялись. Непонятно, что за претензия от тех, кто в точно таком же положении, как и мы.

— А что такое? — хватило глупости мне спросить. Хотя стоило бы просто промолчать и сделать вид, что их не существует. Может, отделались бы просто негативными взглядами.

— Вы в школе учитесь, у вас родители есть, прилично одеты. У Вас совесть есть вообще бутылки сдавать? Что ваши родители скажут, если узнали бы?

А мужика трясёт. Я тогда подумал, что это от эмоций. Типа настолько сильно мы его раздражаем. Потому что в тринадцать лет меня могло трясти только от страха или гнева. Мог ли я подумать, что это может быть ещё и от двухнедельного запоя?

И мне как-то стало страшно, что любое моё слово могло обернуться в очередной конфликт с дракой. Мне хватило уже героических высказываний за день. И Вове тоже.

Мы так и простояли, и прождали свою очередь. Сдали жалкие четыре бутылки и получили свои два рубля. Стоили они нам уже не только зря потраченный час жизни, а ещё и несколько язвительных недовольных взглядов.

Мы вернулись с ощущением полного провала. Но по крайней мере было весело. А день тот стал запоминающимся. Но мы так и не достигли своей цели.

— Может, пойдём на доки? — спросил Вова.

Возле нашей школы, сразу за несколькими частными домами и гаражами, был заброшенный деревообрабатывающий комбинат. Сокращённо ДОК.

— А что там делать? — спросили пятиклассники.

— Соберём железо, сдадим на металлолом.

Они знали про это место, но никогда туда не совались. Поэтому знали только в общих чертах. В основном, что туда нередко в поисках экстремальных ощущений ходили старшеклассники. Поэтому, идя туда, готовься столкнуться либо с вечно пьяной нерадивой охраной, которая всегда ходит с ручными волкодавами, либо с пьяными старшеклассниками.

Пятиклассники забеспокоились, что это будет опасно. Но тут же сами предложили собрать большую компанию. Ведь толпой не страшно. И предложили обойти дворы и поговорить с их одноклассниками. С нами пойти согласились лишь четверо. Но так нас стало уже вдвое больше.

Чем ближе мы подходили к докам, тем больше беспокойства было у малышни. И тем больше всяких палок и камней брали они в свои руки. Животный инстинкт. Идти на врага толпой и с полными руками всякого подручного, чтобы им потом кидаться.

Но по правде говоря, подбирать весь этот мусор не имело никакого смысла. Потому что ДОК и сам и себя представлял нечто вроде кирпичного здания, вмещающее исключительно постиндустриальный мусор.

Мы думали, постиндустриальный — это когда технологии превзойдут человека. Но любое «пост-» означает не «превзойти», а всего лишь «после». А всё, что идёт «после» лишь бессмертная история. Всё, что «после», умирает в вечности.

Постиндустральное — это груда металлолома в заброшенном заводе. Постиндустриальное — это когда стране больше не нужны заводы и рабочие. Когда нужны только маклеры и менеджеры. Когда больше не нужны люди. Когда нужны лишь цифры и алгоритмы.

Мы погибли, вцепившись пальцами в свой гаджет. Мы не трупы, мы лишь покойники, чья личность умерла при живой оболочке. И мы сами согласились с этим. Ставя подпись в бюллетеню на выборах, ставя подпись в договоре купли-продажи гаджета, ставя подпись под договором ипотеки. И это мир, в которому мы идём.

Так что… Вот оно всё постиндустриальное во всей своей красе.

Мы не так долго там пробыли. Ожидание не оправдалось. Внутри не было никого. Был только мусор и очень много производственной пыли. Мы быстро набрали столько металла, сколько могли унести с собой и пошли на выход.

Сбор металлолома находился в квартале от нас. По другую сторону от гаражей. Тамошние мужики знали, что если приходят школьники, то тащат они металл из доков. А также знали, что мы ничерта не шарим в том, что такое металл, какой он бывает и какова стоимость может быть у нашей находки.

Нам сказали, что мы притащили мусор. Мы и сами это знали. Но думали, что за такой вес полагается, ну не знаю, две тысячи рублей? Нам едва заскреблось семьдесят рублей. И те пришлось разделять между компанией. Лишь тридцать рублей осело у меня в кармане.

Ребята, которых вытащили из своих квартир наши друзья-пятникассники, были разочарованы. И кинув в нашу сторону парочку оскорблений, предварительно отойдя на метров тридцать от нас, наши пути разошлись.

Приближался вечер. Люди начали возвращаться домой. А в наших карманах осело всего лишь около тридцати рублей. Что в обычный день было бы приятной добычей. Но в тот день не вписывалось в наши цели.

— Ладно, парни, — сказал раздосадовано я. — Пойдёмте. Еак обычно.

— К гаражам? — спросил Вова.

— Да.

Всё это время мы надеялись, что нам удастся заработать как-нибудь по быстрому, избегая надёжного, но прислужливого заработка.

Неподалёку располагался один из самых больших на районе гаражных кооперативов. Большое здание в несколько этажей. Строили его все девяностые.

Мы с парнями нередко приходили туда, чтобы поработать швейцарами. Слыша приближающийся автомобиль, мы открывали ворота, а когда машина въезжала, закрывали их. Люди экономили на этом не столько время, сколько свои нервы. Особенно после тяжёлого рабочего дня.

Давал, конечно, не каждый. Но каждый второй не жалел скинуть нам мелочь из карманов. Кто-то же даже иногда протягивал купюру в десять рублей.

Но работало это только в час-пик. Стоять без дела часами в ожидании, когда приблизится автомобиль — бессмысленно.

Охранники чаще всего снисходительно относились к нам. Они и сами нередко были не старше тринадцатилетнего возраста. Поэтому их юность пришлась на Перестройку и Лихие девяностые. Поэтому они нас особо не гоняли.

Так за полтора часа в час-пик мы могли собрать от ста до двухста рублей.

В тот день мы не стали задерживаться. И за час нам удалось собрать сто четыре рубля. Плюс та мелочь, что была собрана за день. Чуть меньше ста сорока рублей.

 — Ну что, парни? — сказал Вова. — Это Ваше, — и передал им по десять рублей. — Куда дальше?

— Нам домой уже пора, — сказали пятиклашки.

— Если мы с Вами сходим в ларёк за чипсами и колой, не думаю, что это отберёт слишком много времени.

Те согласились.

Мы купили всё, что хотели. Ещё немного погуляли по вечернему Екатеринбургу и, когда уже практически стемнело, разошлись по домам.

Я вернулся очень поздно. Намного позже того времени, во сколько привык приходить.

Я попытался войти максимально тихо. Не хотел тревожить маму. Но она ждала меня. Поэтому по звуку щелчка дверного замка она сорвалась с места и побежала ко мне.

— Где ты был?! — кричала она.

— С друзьями ходили. Деньги искали. Как ты и сказала.

— И как? Нашли?

— Да.

— И сколько?

— Я не помню. Чуть меньше ста пятидесяти рублей.

— Хорошо-хорошо. А перцы то где?

Вопрос как рубильник включил в голове какую-то лампочку. Почему я про перцы то совсем забыл?

Ничего не сказав маме, я выскочил из квартиры и побежал покупать перцы на оставшиеся деньги. К сожалению, мне хватило всего на несколько штук. Но и те не пригодились. Слишком поздно было. Мама приготовила уже ленивые голубцы.