В Лондоне нет памятника Маршаку

Сегодня я снова хочу поговорить с вами о переводах.  Нет, не денег – литературных произведений.
Как-то прочитал на FB: «Намедни перевел на английский первую главу «Евгения Онегина».
Неплохо.
Только зачем? Разве что время занять.
И кто только не обращался к переводу. Но в этом искусстве (для меня) великой горной вершиной сияет талант С.Я. Маршака.
С тех пор, как я зачитал до ветхости, а большей частью выучил наизусть третий томик (беленького, если кто помнит) собрания сочинений Самуила Яковлевича, был уверен, что правительство Её Величества просто обязано поставить памятник поэту в Великобритании. Маршак создал в умах русскоязычных жителей нашей планеты огромный цветущий оазис любви к английской и шотландской поэзии…
Так бы я и жил с этим ощущением реального погружения в  поэзию Шекспира, если бы не потянуло меня на самодеятельность.  Неожиданно интересно стало мне представить, как можно осмыслить переведенные Маршаком сонеты в созвучии с реалиями жизни в конце XX века.
Начал с первого сонета:

«Мы урожая ждем от лучших лоз,
Чтоб красота жила, не увядая.
Пусть вянут лепестки созревших роз,
Хранит их память роза молодая.

А ты, в свою влюбленный красоту,
Все лучшие ей отдавая соки,
Обилье превращаешь в нищету, -
Свой злейший враг, бездушный и жестокий.

Ты - украшенье нынешнего дня,
Недолговременной весны глашатай, -
Грядущее в зачатке хороня,
Соединяешь скаредность с растратой.

Жалея мир, земле не предавай
Грядущих лет прекрасный урожай!»

Блаженный Иероним Стридонский (создатель канонического латинского текста Библии) писал, что в переводе надо предавать не слово в слово, а мысль в мысль. 
А бывает еще возможность и необходимость перевести смысл в смысл. Тогда возникает иной жанр, это уже не перевод, названия ему точного нет, но стихи помечались: “Из Шиллера”, ”Из Петрарки”, ”из Байрона “… Многие ли сегодня помнят, что Лермонтовское: ”Горные вершины спят во тьме ночной…” ведёт свою родословную от Гёте?

Наглости мне было не занимать и я решил, что можно так:

Любуешься своею красотой,
И зеркало милее всех подруг:
Чудесен голос, локон - золотой,
Точеный стан пленительно упруг.
 
Овал лица – природы редкий дар,
Соединил восторженные взоры.
А флёр твоих волшебных чар
Рождает в душах дивные узоры. 
 
И утра блеск, и солнечный зенит
Тебя нарядят свежею весной,
Морщинку на припухлости ланит
Заметишь лишь вечернею порой.
 
Старуху встретил я, весьма преклонных лет:
Морщин рисунок на щеке – твой нежный силуэт.

И как-то тогда мимо сознания прошло: «ты, в свою влюбленный красоту» … Влюбленный-то, оказался мужеского пола… Но это ещё что. В шестьдесят первом сонете Маршак просто подменяет объект любви поэта: у Шекспира это он, а в переводе - она.
Я тогда не спрашивал, как это понимать?
А у кого можно было этим поинтересоваться в те целомудренные времена? Секса-то не было, а вот 121 статья УК РСФСР была.
Много позднее, узнал и понял, что всё, всё не так, как казалось мне изначально.
Неожиданно выяснилось, что цикл сонетов Шекспира делится на части. С 18 по 126 они посвящены любви к прекрасному юноше.
А в 20-м сонете им воспеваются отношения с транссексуалом, автор поглощён двуполой красотой: «Лицо женщины, нарисованное собственной рукой природы, ты владычица моей страсти…». Автор страдает - природа дала любимому то, что применимо «для женского удовольствия». Итоговое наставление на грани срыва: «Но если женщинам ты создан в утешенье, то мне любовь, а им лишь наслажденье». (перевод А.М. Финкеля)
Позднее (с 127 сонета) возникает «Темная леди». И снова страсти, страсти, яростные страсти…
Но это у Шекспира страсти, а у Маршака…
Наверное, любой из нас привычно задумается и мягко грустно улыбнётся, услышав: «Мои глаза в тебя не влюблены, они твои пороки видят ясно, но сердце ни одной твоей вины не видит и с глазами не согласно…»
Да, это 140-й сонет Шекспира в переводе Маршака.
Но у Шекспира здесь совсем не грусть, скорее гнев. В сонете интригующе важна последняя строка: “That she that makes me sin awards me pain”.
Именно здесь заключен весь смысл:
”Та, что делает меня грешником награждает меня болью” - принуждение и извращенная награда.
Это мазохизм?
Вполне возможно, ведь известно, что для мазохиста демонстрируемые, выставляемые на показ страдания играют роль оберега.
Я был ошарашен этой мыслью. Но оказалось, что новой и неожиданной она была только для меня. «Мазохист ли Шекспир? Конечно. Он король мазохистов…» — это заключение принадлежит Айрис Мердок.
Маршак не прошел мимо этой коллизии и разрешил её так тонко, что от нее почти не осталось и следа:
“В своем несчастье одному я рад,
Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад”.

Итожу.
Тот, кипящий в котле всех возможных и невозможных чувств и пороков, лирический герой Шекспира (остановлюсь на этой версии) так же похож на поэта, что в своих переводах явил нам Маршак, как крылатый лев святого Марка напоминает царя зверей, разрывающего в африканской саванне плоть заваленной им жертвы.
Поэтому и памятника Маршаку в Лондоне нет.
И как ни горько – наверное, это справедливо.