На чем держится благополучие части

Черный ящик.  Повести и рассказы офицера Службы специального контроля. Курлаев Михаил Сергеевич.

20 февраля 1979 года в части находилась комиссия. В этот же день самовольно покинул часть рядовой М.  На следующий день это чрезвычайное происшествие стало известно всему городку и его окрестностям. 
Были организованы поиски. В течение трех дней обыскали все чердаки и подвалы городка, прочесали окружающие леса, обошли все населенные пункты. Были посланы гонцы к родным и близким М. Праздник 23 февраля был испорчен этим происшествием. Праздничный приказ о поощрениях был урезан до минимума. Передовая третья группа, в которой числился М., автоматически переместилась на последнее место.
Личный состав осуждал М. Солдаты и сержанты из  «стариков» осуждали не только М., но и весь его призыв. Причину происшествия они объясняли недостаточно высокими морально-психологическими качествами самого М. и солдат его призыва. В пример приводили В., который без явных на то причин в ноябре прошлого года пытался покончить счеты с жизнью, вскрыв себе вены, Б. последовавшего, по словам солдат, примеру В., что бы избежать лишений и тягот службы. В высказываниях солдат сквозила недоброжелательность, даже жестокость. Можно было еще как-то объяснить такое отношение к М., из-за которого некоторые солдаты и сержанты лишились отпуска и всю часть лихорадило несколько дней, но чем объяснить такое отношение к В. и Б.?
Инженерно-технический состав придерживался в своей оценке другой точки зрения.  Недоброжелательность Командира части и Начальника штаба к офицерам и прапорщикам, их разносы и нотации перед строем за проступки того или иного разгильдяя – солдата, поголовное обвинение в низкой требовательности не были забыты этой категорией военнослужащих и они теперь платили им той же монетой.
Общественность считала, что это происшествие, так или иначе привлечет внимание старших начальников, работников прокуратуры, местного руководства к состоянию дел в части, которое для нашей части – инициатора социалистического соревнования должно считаться неудовлетворительным. Однако ничего подобного не произошло. М. нашли далеко от части, в Краснодарском крае у родителей живым и невредимым, прошедшим все кордоны и благополучно преодолевшим все трудности пути без необходимых документов и денег. То, что он оказался живым и невредимым, стало, чуть ли не праздничным подарком к 23 февраля, так как рассчитывали на худшее. Самое страшное осталось позади, все остальное – дело техники. Сначала нарушителя отправили на обследование в психиатрическую больницу, а потом, когда общественное мнение успокоилось, и случай стал забываться, дело осторожно спустили на тормозах без излишнего шума и привлечения общественности.
Однако М. оказался психически здоровым человеком. Чтобы успокоить общественное мнение, Замполит стал апеллировать к человеческим чувствам. Оказывается у М. был тяжело болен отец, и никто из начальников не знал об этом. Поэтому М. и покинул часть. Опять был брошен упрек офицерам и прапорщикам в том, что они не знают их семейного положения, их запросов и настроений.
Действительно, офицеры не знали семейного положения М., но они хорошо знали, что М. жаловался лично Замполиту на рядового А., который однажды так доказал свое физическое и моральное превосходство над «салагой», что последнему пришлось обратиться в санчасть.
Несмотря на то, что М. из дезертира превратился, чуть ли не в героя, ему пришлось побывать на гауптвахте. Затем дело потихоньку свернули, не привлекая внимания общественности, и о нем уже вспоминали как о небольшом недоразумении.
Честь части была спасена. Солдаты не питали особых иллюзий к своему коллеге. Видя такое легкое наказание за грубый проступок, бросали реплики: «Скоро вся часть разбежится».   Вся часть не разбежалась, но последователи у М. нашлись.
8 августа самовольно покинул часть рядовой С. Опыт в делах такого рода уже имелся и, поэтому С. вернули в часть быстрее, чем М.  Затем действия развивались по уже проверенной схеме, изоляция в санчасти и направление на обследование в психиатрическую больницу.  После более чем месячного пребывания в психиатрической больнице С. отправляют домой. Мало кто верил, что С. не здоров, но это не самое главное.  Главное, что престиж части был спасен.
Не успели отправить домой С., как самовольно оставил часть рядовой Л.
Я перечисляю происшествия не с целью хихиканья в чей-то адрес, а с целью выяснения – случайны эти явления или они неизбежны при существующем в части реальном положении вещей.  Само по себе незаконное замалчивание этих происшествий Командиром части и Начальником Штаба создает атмосферу круговой поруки, дает козырь в руки людям, которые при случае могут заявить, как заявил в свое время Ф. : «Если вы мне задержите очередное воинское звание, то я расскажу про все ваши махинации», или что-нибудь в этом роде.
Боязнь вынести сор из избы усугубляет и без того неважный морально-психологический климат в части и как следствие понижается воинская дисциплина, ухудшается положение дел на других участках работы, совершаются грубые проступки и происшествия.
  Но почему грубые проступки, нарушения были, имеются и никто не гарантирует, что они не произойдут в будущем при настоящем положении дел в подразделениях. Действительно, почему В., призванный в ряды Вооруженных Сил, что само по себе говорит о нормальном состоянии здоровья, во всяком случае, психики, прошедшем обучение в учебном центре, где нагрузка значительно больше, чем в обычной лаборатории, почти сразу по прибытии в Центральную Лабораторию попал сначала в санчасть, а потом пытался вскрыть себе вены.
Мне лично довелось осенью 1978 года везти молодое поколение, в частности  М. и В., из учебного центра. Я смотрел на молодых жизнерадостных ребят, стройных, подтянутых, расспрашивавших меня о части, в которой им предстояло служить. Они задавали много вопросов, были полны оптимизма, надежд и искреннего желания добросовестно и ревностно выполнять свой долг перед родиной. Не скрою, что я внимательно присматривался к выпускникам учебного центра, изучал их анкетные данные и служебные характеристики, что бы отобрать в ведущую первую группу лучших из лучших, если представиться такая возможность.  С некоторыми из них мне удалось побеседовать. Довелось побеседовать и с В. Беседа с ним произвела хорошее впечатление и по приезде в часть я рекомендовал его направить в первую группу.
В. – сын офицера, 1960 года рождения, русский, член ВЛКСМ с 1974 года, окончил учебный центр с общей оценкой «хорошо», за период обучения получил два поощрения, выполнял обязанности редактора Боевого листка. После прибытия к новому месту службы В. попадает в санчасть, затем часть облетает первая недобрая весть. В. пытался вскрыть себе вены.
Все офицеры и прапорщики знали и знают о трудностях физического и морально-психологического плана, с которым приходится сталкиваться молодому поколению по прибытию в часть. Не секрет, что именно эти трудности не смог преодолеть В., хотя одной из причин моего выбора являлось то, что он был высоким и физически крепким парнем, и я надеялся, что он сможет постоять за себя в необходимом случае.
Дело В. постарались широкой огласке не предавать. Печальный случай отнесли на счет его спонтанного психического расстройства. Приезжал его отец. Ему показали казарму. Она производит хорошее впечатление, особенно если ее хотят показать. Внешне все выглядело благополучно. На этом дело В. и кончилось.
По долгу партийного секретаря и старшего товарища, я интересовался запросами и настроениями воинов подразделения, проводил с ними индивидуальные беседы, разъяснения, интересующие их вопросы, получал от них информацию. Беседую с одним из воинов, который прибыл из учебного центра вместе с В. и М., я получил информацию, утвердившую меня в том, что было от чего В. получить психическое расстройство.
Прежде чем изложить содержание беседы, вернее точку зрения солдата по некоторым вопросам, я хотел бы несколько охарактеризовать этого воина. По моим наблюдениям (беседы с ним, поведением с товарищами, анкетные данные и т. д.) он мог бы стать отличником боевой и политической подготовки, специалистом высокой квалификации. Однако на деле он не проявлял себя и не пытался проявить, на дежурстве и занятиях «сачковал».
Я решил задать ему один вопрос без всякой дипломатии: «Почему Вы, по моим наблюдениям, грамотный и эрудированный солдат, прикидываетесь простачком и вместо того, чтобы добросовестно исполнять свои служебные обязанности «валяете дурака»? Я думал солдат обидится, оскорбится. Нет, он воспринял вопрос с ухмылкой и ответил, что так легче жить. Его точку зрения по некоторым вопросам я постараюсь изложить.
«Атмосфера в роте неуставная, не воинская, нездоровая. Я приехал из Балты, смотрю в двенадцать часов ночи по роте ходит толпа, кто что хочет, то и делает. Нет порядка, атмосфера такая.  В роте имеются «молодые», помоза, «деды». Старики после команды «Подъем» просыпаются и спрашивают в казарме ли старшина и Начальник штаба.  Если их нет, то снова ложатся спать. Если «молодой» плохо заправит постель или «сачканет» при уборке, то «старики» заставят пойти к дежурному по роте работать. С Балты приезжают «молодые», их гоняют те, кто на призыв старше, а последние в свою очередь подвергаются нажиму «стариков». Когда офицеры начинают сильнее зажимать «стариков», последние сильнее давят на «молодых». Характерные отличия «стариков» от «молодых». Старослужащие расстёгнуты и сапоги гармошкой, а молодые застегнуты и сапоги прямые.  Отношение к офицерам. Если брать командование, то самое плохое. Далеки от личного состава, не знают его, пустяки спрашивают, а духа казармы не знают.
В техническом здании офицеры работают вместе с нами, обстановка слишком жизненная. Это очень плохо, так как нет дистанции. Плохо, что офицеры занимаются мелочами, особенно, когда ими занимаются старшие офицеры. Старший офицер должен быть старшим. В Учебном центре офицер или прапорщик мог вернуть любого солдата и потребовать. А здесь даже старшие офицеры не могут потребовать, делают уступки солдатам. Мне неудобно становиться (но потом привыкаешь), когда делаются уступки солдатам со стороны старших офицеров.  Отношение к старшим офицерам плохое, к младшим офицерам лучше, с ними можно жить».
Знать, в общем, о нездоровых отношениях в казарме между молодыми воинами и воинами более ранних сроков призыва еще недостаточно для оценки их последствий. Проявление этих отношений в конкретных случаях, выясненные из наблюдений, рассказов солдат, наводят на невеселые размышления даже опытных офицеров. Что же ждать от молодых воинов, еще не закаленных, особенно от тех, которые не могут приспосабливаться. Резкая перемена от «железной дисциплины» и порядка в учебном центре к «демократии» в лаборатории действительно может отрицательно повлиять на психику вполне здорового солдата.
Я вполне понимаю, что рассказ солдата без шпаргалки, скорее импровизация, чем продуманное изложение фактов отражает чисто субъективную точку зрения, что он не отражает все моменты сложных взаимоотношений солдат в подразделениях, что имеется не только плохое, но и хорошее. И что это плохое и хорошее во взаимоотношениях личного состава распределено в пространстве и во времени и не всегда очевидно. Даже офицеры и прапорщики роты не знают всех тонкостей взаимоотношений между солдатами, оценивая состояние дел по объективным данным, не говоря уж об остальных офицерах и прапорщиках части.
Но субъективное восприятие каждым солдатом и сержантом реальности воинской жизни и быта – это то, что необходимо знать для умелого воздействия на каждого и всех вместе. Вовсе недостаточно для работы с личным составом информации о настроении воина, получаемая большинством офицеров и прапорщиков части по некоторым внешним признакам и ничего не значащим обменом репликами: «Как дела, как настроения?»
- «Ничего, так себе»
Кстати сказать, такая же практика «индивидуального подхода» применяется командованием в отношении офицеров и прапорщиков части с теми же результатами. Между собой офицеры более откровенны и обмениваются репликами приблизительно в таком духе:
- Как дела?
- Спасибо, на букву «Х», не подумай, что хорошо.
- Тогда чеши грудь о колючую проволоку.
В своей работе с личным составом по изучению их запросов и настроений, мы ориентируемся по объективным данным, более или менее правильно оценивая общее, вернее сказать, среднее настроение личного состава подразделения, части и с этой общей оценкой подходим к каждому солдату. Но средняя величина есть средняя и отклонения от нее бывают большие.  Одно дело, когда мы оперируем с данными измерения каких-либо физических величин и интересуемся средней величиной, не принимая во внимание отклонения от нее. Но когда дело касается оценки настроения людей, никто не имеет права не учитывать этих отклонений. Каждый человек – это целый мир, который можно изучать всю жизнь и не постигнуть до конца. Очень неприглядно, когда офицер воздействует на солдата,  зная про него  только одно, что его фамилия Иванов.  Никакой здравомыслящий инженер не позволит выполнять даже простые операции на аппаратуре человеку, который знает только ее название. А работать таким образом с человеком не только можно, но даже вменяется в обязанность всех офицеров и прапорщиков части. Именно так я понимаю стиль работы, когда весь офицерский состав на построении, собрании или совещании отчитывают за поведение солдата – разгильдяя и требуют повысить требовательность.
Никто еще не слышал, что бы дано было  указание приблизительно такого рода: «Товарищи офицеры и прапорщики, не проходите мимо замеченных недостатков в аппаратуре. Каждый должен устранить замеченную неисправность, что бы не допускать нарушения режима работы». Но мы часто слышим, то же самое: «Товарищи офицеры и прапорщики, почему у нас до сих пор творятся безобразия, почему рядовой Сафонов нарушает воинскую дисциплину, а вы проходите мимо и не принимаете мер? Я прошу повысить требовательность к личному составу». К чему приводят такие указания все знают, кроме тех, которые их отдают, иначе они не давали бы таких указаний.