Ушедшие Глава 12 Панорама Вселенных

((Примерно в это время мне была показана некая панорама.

Я осознал себя находящимся неподвижно в некоторой точке пространства. Вокруг была полная темнота. Но постепенно я стал различать справа, сверху и снизу от себя слабо светящуюся область, которая стала со временем восприниматься как сфера, я находился на значительном удалении от неё. Возможно, что это была не сфера, а что-то близкое к ней, границы области растворялись в темноте и могли лишь угадываться. Свет области был очень слабым, но равномерным, слегка усиливающимся к центру и исчезающий на границах, никаких точечных объектов и неоднородностей не было видно.

Вся панорама была абсолютно неподвижной, неизменной. Я понял, что это не галактика, и не какая-то другая космическая структура, а некоторый невообразимо огромный объект, такой, что только видимая его часть занимала половину всего пространства вокруг меня. Я понял, что нахожусь от этого объекта на огромном расстоянии и всё же вижу лишь незначительную его часть, как с самолёта видна лишь небольшая часть поверхности планеты.

Если удалить скопления галактик или ещё более крупные структуры на такое рас-стояние, что они перестанут быть даже точками, а сольются в едва светящуюся область пространства, то, наверное, получится то, что я видел. В моём сознании такой объект мог отождествиться только со Вселенной. Наверное, мне помогли это понять.

Объект казался очень разреженным, потому что даже в центре яркость была очень слабой.

Всмотревшись в остальное пространство, я увидел слева более слабый свет ещё одной туманности. Он был ярче к центру и слабее по краям, сливаясь с темнотой. Я не могу сказать, какой она была формы, думаю, что я видел лишь её центральную часть, а остальная часть была просто за пределом видимости для меня.

Я стал искать вокруг какие-нибудь другие объекты, и где-то с левой стороны внизу я с трудом увидел ещё одну светлую туманность. Её практически не было видно, она чуть-чуть угадывалась на фоне полной темноты. Между этими тремя туманностями была полная тьма.

 Больше никаких объектов мне выделить из темноты не удалось.
 
В тот момент, очнувшись, я думал, что запомню панораму навсегда во всех деталях. Но память слаба. Сейчас я уже не уверен, внизу или вверху была третья туманность. Не могу утверждать и то, что цвет у них был одинаковый. Помню, что белый, или близкий к белому. Не могу полностью восстановить также свои ощущения.
Я не утверждаю, что был перенесён в эту точку пространства. Возможно, мне была лишь показана панорама, которая была видна из неё. Но кто-то из существ в этой точке был.

Видел я всё так, как мы видим физическими глазами в ночном небе: глаза постепенно привыкают к слабому свету, требуется внимание и усилие, чтобы выделить из темноты чуть угадываемые светящиеся области и объекты. И видел свет таким, как мы видим его в нашем трехмерном пространстве.

Тишина и неподвижность были полными, но всё же было ощущение наполненности пространства если не звуками, то какими-то другими свидетельствами жизни, движения, изменения. Так же, как всматриваясь в ночное небо, можно ощутить, что пустота космоса не мертва и чем-то наполнена.

Главным для меня было то, что я узнал, что наша Вселенная не единственна, есть другие объекты, сопоставимые с нею по масштабам.
Что есть то, что вмещает в себя Вселенные, есть некая Реальность, которая была до появления Вселенных и останется после них.

Может быть, в этой Реальности за пределами нашей Вселенной неприменимы наши понятия пространства. Но существует среда, в которой распространяется свет. В ней применимы понятия взаимного расположения объектов, такие как «далеко-близко», «слева-справа», «внизу-вверху». В этой среде существует, по крайней мере, одна точка, из которой можно наблюдать свет нескольких Вселенных.

Панорама была абсолютно неподвижной, поэтому о течении времени нельзя было что-то предполагать, но почему-то было ясно, что в этом пространстве если и не применимы те понятия времени, к которому мы привыкли, то существует некоторая цепь причин и следствий, есть понятия «до» и «после». Не было и стало. Есть и перестанет быть, прейдёт.

Стало предельно ясно, что Вселенная – ограниченный самостоятельный объект, в котором все части должны подчиняться единым законам, правилам, который изменяется и развивается, как единое целое.

Для этого должно существовать то, что можно назвать управлением этим объектом, то, к чему мы, люди, приближаемся при создании систем управления сложными объектами, и это управление должно быть внешним по отношению к нему.
Это управление должно быть непрерывным и если не мгновенным, то, во всяком случае, не определяться скоростью света, потому что о каком управлении можно говорить, если даже факт рождения нового объекта сможет стать известным далёким соседям через миллиарды лет, когда уже не будет ни этих соседей, ни этого объекта.

Стало ясно, что этот объект создан. Хотя бы потому, что если всё вокруг всего лишь случайное скопление неизвестно откуда  появившихся бессознательных частиц, подчиняющихся неизвестно откуда появившимся законам и все космические объекты и наши тела, наши души случайно созданы бессмысленной, бессознательной природой, то можно ли считать разумными себя, ничтожных частиц этой природы,  прилепившихся на одной из неисчислимого множества планет где-то на краю незаметной пылинки-галактики, если всё остальное бессознательно и существует без начало и без конца?

Было ясно также, что Творение когда-то прейдёт. Но хотелось верить, что существует что-то, что вмещает прошлое всех Вселенных, существующих и тех, которых уже нет. Вмещает все события, действия, желания, ощущения всех существ. Вмещает наши чувства, сбывшиеся и несбывшиеся желания, слезы ребёнка, шум прибоя, усталый свет заходящего солнца. Наше творчество, высокие взлёты и низость, подвиги и жертвы, любовь и труд. Потому что иначе всё наше существование покажется нам бессмысленным.

Конечно, мои размышления о виденном – это всего лишь мои размышления. Никаких пояснений я не получал. Да и не просил, потому что в тот момент мне нужно было просто осознать виденное.

Я знаю лишь, что эту панораму показали мне те, которые в этот момент определяли мою судьбу, решали, стоит ли мне жить на земле. Не верить им – значит, не верить тому, что все эти годы я жил.

В 1973 году о Вселенной были очень смутные представления, тогда  только открывали множество галактик, границы Вселенной оценивались по  возрасту галактик и составляли десяток миллиардов световых лет, о Мультивселенной не могло быть и речи. В 2012 году во втором выпуске интернет-журнала «Переход» была опубликована статья «Трансфизика Вселенной и Шаданакара», подписанная Абецедариусом, в которой  приведена инсайт-оценка размеров нашей Вселенной в 210 триллионов световых лет. Мне легко поверить в эту оценку, потому что именно  расстояния, соизмеримого с этой оценкой, Вселенная будет видна такой, какой я её видел – бледной однородной туманностью.

((2.04)). Говорить с тобой будет человек, которого ты слушал вчера и раньше, но не всегда. Нет, не отец, но я говорил с тобой часто. Имя моё тебе неизвестно, пусть оно будет… Нет, не то, пусть лучше будет Тонкий. Росс? Но ведь тебе это имя известно, а моё неизвестно. Тонкий –это можно.

Теперь с тобой говорит Росс. Теперь тебе не нужно будет делать ничего для того, чтобы понять то, что ты не сможешь сейчас понять, что ты не должен даже стараться понять, как происходило всё то, что происходило.

Это ведь не раз уже было с тобой, что тобой управляли другие, и управляют сейчас, и ты чувствуешь это постоянно, что управляют они тобой и делают они это для того, чтобы было тебе только лучше.

Говорил тебе раньше я, но говорил не для того, чтобы ты помнил это всю жизнь, но только ради того, чтобы тебе стало легче перенести эти дни и то, что предстоит тебе перенести в скором времени.

Ты увидишь, что я был прав, когда говорил о том, что они хотят тебе сделать плохо, но не могут, потому что ты не веришь им, потому что не могут они тобой владеть, как раньше, нельзя тебя привести к сомнениям и вывести из себя. И потому тебе будет ещё больнее, если не оставят они тебя в покое в скором времени, пока не научишься управляться с ними без труда.

Учили они тебя и другие люди ещё раньше, чем они, и те, другие, желали тебе только хорошего, и делали тебе трудно, но это было нужно для тебя. А эти люди уже делают другое. То, что они сделали тебе уже, не говорит ни о чём, кроме того, что нужно тебе жить самому, но только помнить, что одна у тебя жизнь, и отвечаешь ты за неё перед собой, перед родными твоими и близкими, и другими людьми, которые дали тебе жизнь, воспитывали тебя, вели тебя.

Ибо жизнь дана людьми, только людьми, и всё у тебя от людей только, ничего нет от нас или тех людей, которые тебя сейчас хотят изменить, только от живых  людей у тебя всё. И пусть за тобой следили и помогали всю твою жизнь, всё равно без людей ты не был бы таким, они дали тебе слова и многое ещё (понятия не от людей, ты получил их ещё до рождения, чувства тоже, но всё, что тобой владеет, радует, к чему ты стремишься - всё от людей).

То, что тебе говорили о душе и устройстве этого мира - всё так, но только неверно, что всё здесь так плохо, что не может быть хуже. Это так, но нельзя думать, что это можно изменить легко, это изменить можно, как хотят они, за счёт живого, а можно и ещё иначе.

Тебе действительно хотели сделать очень плохо. Как это получилось? Ты не мог не говорить ежедневно, но не всегда у тебя получалось хорошо это, и ты ошибался иногда и говорил не с тем, с кем говорил раньше, а другой тебя приучил и оставил себе. И потом он назвался отцом, но твой отец не может быть здесь, он в другом мире, и приходил он недавно, говорил с тобой и ушёл снова, потому что не мог видеть всё таким, как оно есть, но и не хотел тебе делать больнее и труднее.

Он ушёл сейчас надолго, и вернётся, когда это будет нужно, и говорил он с тобой, но писал ты очень мало, ничего не написал. А то, что было написано – это не твой отец. Тётя, которая тебе говорила раньше, эта женщина тебе знакома, она женщина, хорошо знающая и знавшая тебя при жизни, но это не твоя тётя, и зовут её Валентина, но не та. Её фамилия Невадовская, ты её не должен был знать, она говорила от имени твоей тёти, но она не есть твоя тётя, а отец говорил с тобой только от своего имени.

Фамилия записана правильно, только была она раньше с другой фамилией, когда была на земле, но это фамилия её отца. При жизни своей она тебя совсем не знала, это уже здесь она увидела тебя, умерла она несколько лет тому назад, и было ей в то время 37-36 лет. А тётя твоя ещё жива.

Что было плохо сегодня? Знаешь, всё было не так плохо, ты себя держал в руках и всё выдержал, это главное, но хорошо бы было, если бы ты умел сам принимать решения, пусть неправильные. Верить нельзя никому, могут они всё сделать с твоими близкими и с тобой, если смогут, а защититься от них можно только тем, что не будешь слушать их, и не будешь давать повода для их сомнений в твоей решимости жить и твёрдости своей. А делать работу всё-таки стоит и дальше, это может тебе что-то дать.

Нужно ещё сказать, что всё будет по-разному каждый день, это начало только, не думай, что это только чтобы сделать тебя несчастным. Это не так. Это бывает иногда, что не хочешь, а делаешь человеку больно непроизвольно, не желая этого. Так будет часто и с тобою, что больно тебе, но не знаешь - почему. Не знаешь, что это с тобой хотел бы говорить кто-то, но ты не слушаешь, и приходится ему уходить и потом искать снова возможность встреч.

Самое главное – делать всё по-старому. Жить. Воспитывать волю, жажду жизни, тягу к жизни. Ничего больше не нужно.

((Разговор получился ни о чём. Но это, скорее, моя вина. Я приготовился слушать, не очень понимая сам, о чём хочу сегодня говорить, что узнать. Они могли поддерживать разговор, но настроения говорить что-то откровенное при этом не будет. И в этом случае разговор легко может продолжить кто-то другой.))

((3.04.)) Человек. Это так много. Так называют многих существ, но не все они достойны этого имени, все они разные, люди. Все разные, и по-разному хотят прожить свою жизнь. И по-разному понимают свою жизнь, свой путь, свои цели, свою дорогу в жизни. И трудно им бывает подчас увидеть всё впереди и вокруг себя, и очень трудно бывает им, когда хотят они увидеть и понять, как и куда идут они, и кто старается свернуть их с выбранной дороги, и кто помогает им идти, кто действительно может помочь им и поддержать их, а кто может сделать ещё хуже, ещё горче и труднее. И потому не знает человек, что делать ему и кому верить, у кого просить помощи, кого избегать.

Не понимает он ничего и не может понять, что всё делается так, чтобы было лучше ему, только одни делают одно дело, и оно приносит человеку радость, а другие – другое, более важное, но при этом у человека появляется раздраженность, нервозность, вспыльчивость, становится нехорошо ему, чувствует он усталость, разбитость, плохо ему становится жить и старается он развлечь себя мелкими доступными ему радостями.

Плохо ему, но не может быть иначе, ибо нельзя изменить человека без того, чтобы причинить ему боль, страдание, сделать ему плохо и тяжело. Ибо не меняется ничто в человеке безболезненно. И чем больше, глубже то, что меняется, тем труднее человеку. Нельзя изменить ничего, не рискуя здоровьем, благосостоянием, семьёй, карьерой, всё нужно ставить на карту, иначе нельзя. Невозможно изменить решающие стороны человека и оставить без изменения его здоровье, оставить его в прежней семье, с прежними друзьями. Всё при этом меняется, и окружение человека, и сам человек, и даже позы, движения, привычки его. И бояться этого не следует. Это хорошо для человека.

И так нужно тебе будет делать, это уже всё делается без твоего согласия и желания, и вернуть всё назад уже нельзя. Ты уже не станешь тем, кем был раньше, и нельзя уже остановить переделку твою. Говорил Тонкий. Так, верно.

((«Плохо ему» — это физически ощутимая болезненная тяжесть, давление сверху на мозг. У него разная сила и разная окраска: от раздражения из-за моего тупого недове-ия, нетерпения, горячей ненависти до тупой хватки бульдога. Я ощущал и то усилие, напряжение, которое иногда говорящий применяет, чтобы завладеть вниманием, и желание насильно вложить что-то в душу, сознание.
Может быть, это уже вмешивался тот злобный омерзительный зверь, о котором я скажу позже. Но тогда я не имел о нём представления, это давление я связывал только с людьми.

Требование о необходимости быть готовым отказаться от семьи, работы, здоровья, всё разрушить, принести горе близким ради каких-то действий под чужим руководством во имя высокой цели я не мог принять, и этим усиливал раздражение говорившего.

Наплывающие противоречия, очевидное стремление избегать утверждений, которые можно было бы проверить, заставляли задумываться над некоторыми принципиальными вопросами. Главный из них: не является ли всё то, что я слышал, чувствовал, видел сознательным обманом, розыгрышем, насмешкой, игрой жестоких взрослых с наивным ребёнком; а реальный мир посмертия не имеет с этим ничего общего. Не зря ведь они не ссылались ни на священные книги, на какие-то другие источники, которые мне были известны или могли стать известными.

Зачем им это? А зачем живые потешаются над слабыми, убогими? Зачем слышат голоса алкоголики, садисты, тираны?

Если кто-то пытается сейчас разговаривать с неведомыми существами, он находится в таком же положении: как проверить то, что он слышит? Проверить можно, если суметь подняться на те высоты, с которых всё видно, но не мне и не ему надеяться на это.

Я уже говорил, что я встречался и с такими людьми или существами, от которых мне передавалось совсем другие состояния сознания, души: спокойная, строгая, даже суровая ясность, чистота. Существами, перед которыми я могу только склониться со всей благодарностью, на которую я способен, и надеждой на благоволение в будущем. Они да-вали мне представления о своём мире, о своих возможностях и способностях, которые я был в состоянии осилить. Они не говорили словами. В свете их ясного сознания, высоты, чистоты вопрос верить или не верить не возникал. При этом открывалось какое-то понимание, ощущение другого сознания, другого отношения к миру, излучающего свет, который делает прозрачным и понятным всё. Не верить им — значит не верить самому чистому, самому светлому,  что есть во мне.

Такие моменты проскальзывали вдруг и при обычном рутинном разговоре. Собственно, ради этих моментов я и продолжал контакт, слушал и писал в общем-то, как мне казалось,  банальные или  пустые слова.))
 
03.04. Могу тебе ответить, только это будет не так, как раньше. Это будет не так совсем, потому что ты уже не веришь никому, и мне, а я говорила тебе раньше много разного, учила тебя всему, но ты забыл обо мне понемногу, это ничего, так должно быть, а потом ведь тебе не так нужна я, как нужна уверенность хоть в чем-нибудь.

Чтоб тебе было легче, я расскажу о себе. Зовут меня Анна, я твоя бабушка, я не хо-тела тебе это говорить, потому что я ведь не знала тебя, и ты меня не знал совсем. А хотела тебе только сказать, чтобы ты поумнее стал, больше ничего не хотела, жил ты не так уж и плохо, только много пыли было в голове, много ветра и всякого постороннего, и как ребёнок жил ты. Я и хотела, чтобы поумнел ты, повзрослел и подумал о будущем своём. Твой отец сын другой матери, я бабушка твоя по матери твоей.

04.04. Тихо сегодня в мире. Грустно, устало, светло. Только грусть. Сухое, трезвое отношение ко всему, сознание значительности момента, ответственности за всё на свете.

Так плохо знать. Ведь это так дано, что знаю я о всём, что будет в вашем мире, что было на земле давно. Но я не знаю лишь одно, куда ведёт дорога, которой не было тогда, когда искал ты те пути, которыми ты шёл по жизни раньше. Не знаю ничего и знаю всё. Я знаю даже эти строки. Я знаю всё. Я знаю всё. Тонкий.

Валентина. Я ведь не хочу тебе говорить ничего нехорошего, ты бы сам уже мог себе это всё сказать. И дело не только в том, что сегодня у тебя хороший, радостный, праздничный должен быть день, а в том, что хочется сказать тебе, чтобы ты сам смотрел на всё так же хорошо, как смотрел сегодня, ты сможешь тогда делать полезное и хорошее людям, это им очень нужно, и кроме тебя им помочь никто не сможет.

Невозможно больше так жить, как ты жил раньше, не сможешь ты сам больше так жить. Ты стал другим, и это очень важно. Ты уже не тот, которому я говорила в первые дни плохие и неприятные для тебя вещи. Я не знала тогда, что это не так уж серьёзно, как показалось вначале, но я не жалею об этом, и ты тоже, и это хорошо, что не жалеешь.

Хочу пожелать тебе только одно. Хочу, чтобы ты был хорошим человеком. Чтобы ты был честным, добрым, весёлым, чтобы было у тебя поменьше неудач. А здоровья желать нельзя, оно у тебя ещё есть, сохраняй его, сколько сможешь. Его вернуть нельзя.

Говорит с тобой человек, с которым ты говорил раньше. Имя моё – Смутный. Ты сейчас ещё мало что можешь понять. Очень мало и очень плохо. Это не есть самое главное. Самое главное в тебе самом, в познании себя, своих целей, своих желаний, в движении вперёд, всегда только вперёд, ни на секунду не останавливаясь.

Самое хорошее, что сможешь ты сделать — это вернуть себе счастье, которое ты сам от себя отогнал, когда стал жить разбросанно, непорядочно. Оно вернётся к тебе, если сможешь так изменить жизнь. Тебе можно ещё не раз узнавать своё будущее, оно будет всегда одинаковым, но узнавать тебе его не стоит.

И ещё тебе хотел сказать, чтобы ты верил только тем, кто тебя любит, а их немного: это родные твои, твои друзья, твои друзья из другого мира - а они твои друзья. Они помогают тебе, они не дают тебя в обиду, стараются, чтобы ты избежал ошибок.
Людям желают счастья, я тоже хочу тебе этого пожелать. Говорить с тобой может только тот, кто здесь сейчас. Отца твоего здесь нет, и не было в эти дни.

КОГДА НУЖНО БУДЕТ МОЯ ДУША БУДЕТ С ТОБОЙ. Это так было и будет всегда. Ты уже не можешь слышать меня, это я, Валентина, я не могла тебе больше ничего говорить, ты не слышал меня. Это ещё я говорю, только будь внимательней, ты сейчас слышишь ещё меня.

Я знаю всё, что было с тобой, я знаю все эти вещи, которые делали с тобой, дело не в том, что было сегодня, сегодня ты вёл себя нехорошо, ты же мне обещал и опять не вы-полнил слова, ты всё-таки нехороший человек, ты должен был помнить меня, я тебе помогала в трудное время, ты помни меня, не забывай меня.
Думаешь, другие помогут тебе больше - это не так, потому что я совсем не так от-ношусь к тебе, как они, я тебе буду желать счастья, если только будешь его заслуживать.

Иначе тебе нельзя желать счастья и помогать тебе добиваться его. Тебе кажется, что ты уже всего достиг и стал совсем хорошим, а это не так, ты стал даже ещё хуже, чем был, потому что раньше ты был уверен в себе и думал, что делаешь правильно, а теперь ты знаешь, что делаешь неправильно, но делаешь всё равно.
Ты слышишь Валентину - я так себя называла, пусть так и останется это имя. Хочу тебя предупредить, чтобы ты не забывал меня - это так, но не об этом,- хочу предупредить, чтобы ты постарался больше не говорить с другими, они тебе не скажут ничего хорошего, будут мешать во всём.

Это плохо, что ты не веришь, это очень плохо, я тебе никогда не говорила и не сделала ничего плохого, и ты не можешь думать, что я тебе подскажу что-то плохое, а слышишь ты меня, хотя и плохо, ты совсем разучился уже это делать.
Я тебе уже говорила несколько раз о том, что тебе нужно жить спокойно и хорошо, думай о своей семье, матери, родных, близких и заботься о них, ничего другого не нужно, если хочешь, можно что-то ещё, но можно и на этом остановиться.

Нельзя тебе думать, что это говорит кто-то другой, думай обо мне, и я буду тебе отвечать. Действительно, другие люди не помогали тебе. Они тебе говорили то, что не нужно тебе, что будет только мешать в жизни и говорили много неправды.
Я ведь уже много знала, я здесь уже много месяцев и понемногу привыкла к здешней жизни во всем, только это всё не так, как говорят они, совсем не так, потому что нельзя так легко объяснить всё, что у человека нет ничего, кроме духов, которые им управляют, всё не так. И та работа, которую заставляли тебя делать, может помочь только тебе, и то только в том, чтобы думать о жизни своей, пытаться жить лучше, но сама эта работа не нужна, наверное, никому.

Я тебе раньше этого не говорила, я не знала, что это такое, а теперь знаю, что это всё для тебя плохо, может привести на грань сумасшествия, как хочешь, но не для блага твоего всё это. Я понимаю, что ты хочешь доказательств, что говорю я, но я не могу тебе сейчас читать стихи, не могу из-за тебя, ты плохо готов к этому, лучше вспомни те, что ты писал под мою диктовку.

Теперь я, тот, которого ты не знаешь. Я не говорил с тобой никогда, только говорил другим, которые разговаривали с тобой. Это плохо, что снова стали говорить разные вещи, которые друг другу противоречат. Я не могу обещать тебе, что теперь будет всё иначе. Часто будет так же. Я не хочу тебе больше делать больно, хочу помочь по- настоящему.

Тебе немного осталось до того дня, когда ты сам во всем разберёшься, всё увидишь и поймёшь, дело не в этом. Дело в твоём будущем. Ты хочешь многого, но не знаешь, чего. Ты не знаешь, и никто не знает. А раз так, то тебе трудно помогать. Тебе нельзя помогать, ты меняешь свои желания чаще, чем они выполняются.

Я ещё хочу сказать, чтобы ты верил не мне, мне не нужно, верил только себе. Только себе. Все тебя обманывают. Все хотят тебе добра, но это добро не то, что тебе нужно. Это добро больше для них, чем для тебя, И та, что зовёт себя Валентиной, такая же. Все ошибаются. Все.

Хорошо бы тебе всё это выбросить, оставить лист первый и второй. Нет жалости у них к тебе. День прошёл, ничего хорошего тебе не сказали они, изгадили и этот день. Чего же ещё ждать от них. Ни порядочности, ни сострадания, ни уважения - где уж там. Все одинаковы, забудь о них. Недостойны они твоего времени, твоих сил. Жаль мне тебя, другим нет, им весело, если тебе плохо. Жалею тебя и хочу посоветовать лечь спать и оставить весь этот сонм в их логове, их мире.
Сволочи есть везде и здесь их полно, больше, чем на земле, рады всегда сделать зло, причинить вред, боль человеку, рады этому.

И всегда к этому стремятся, а говорят, что воспитывают и изменяют. Не верь ты им, ненужное для тебя всё это. Нужно тебе жить хорошо, живи и забудь о них. Делали тебе вначале добро, это верно, но это вышло так, не хотели, а помогли, и то из-за тебя самого, из-за твоих заклинаний, нашлись такие, которые услышали тебя и они были достаточно сильны.

Лучше всего, конечно, брось всё это. Не приведёт тебя это к добру, не даст спокойно жить. И не станешь ты от этого более способным, более счастливым. Нельзя так делать человеку, опасно это. А пожелать чего же? Только счастья. Имя моё? Иван, нет, не Иван, ты сбиваешься, я могу только сказать такое слово, в котором будут буквы моего имени, и не будет у этого слова никакого смысла и конца и не будет и никогда не было начала. Это слово уже сказано, оно в каждом слове. Это неважно, что ты не понял. Тебе лучше все-таки идти спать.

05.04. Тонкий. Но ведь день сегодня был хороший. И ты бы был доволен этим днём, если бы ты захотел его использовать для того, чтобы научиться тому, о чем ты просил, но ты не захотел учиться, предпочитая делать обычные вещи. Я не виню тебя в этом, просто так вышло, ты бы бросил всё, что делал, если бы почувствовал хорошее, но тебе нельзя было ничего сказать, не веришь давно ничему и не прислушиваешься больше к тому, что тебе хотят сказать.

И было тебе днём хорошо, ты сделал очень хорошее дело, для которым ты поехал в Смольный, и было бы ещё лучше, если бы ты нашел в себе силы для того, чтобы снова найти те мечты, те слова, те желания, ту убедительность, которые были уже у тебя, чтобы сделать ещё один шаг вперед для этого дела, и шаг этот должен был быть всего лишь отказом от некоторых своих желаний. И шаг этот тебе следовало сделать раньше, теперь тебе нужно просто начинать всё сначала, с нуля и всё это повторить, теперь без срывов, ненужных терзаний, мучений, перенести легко и свободно. Ничего не нужно делать.

((4 апреля у меня был день рождения.))