Одна ночь Григория Степановича

               

                Одна ночь Григория Степановича.

        "... была - самый крупный и знаменитый остров, полюс лютости этой удивительной страны ГУЛаг, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент, - почти невидимой, почти неосязаемой страны, которую и населял народ зэков..."
                А. Солженицын.  "Архипелаг ГУЛаг"



Оранжевый диск закатного мартовского солнца опускался за вершины столетних елей, растущих на высоком мысе над рекой. Теплый, солнечный день подходил к концу. В насыщенном влагой подтаявшего снега воздухе уже начинал ощущаться холодок предстоящего ночного заморозка.

Гришка подобрал остававшиеся лежать у чурбака наколотые им на ночь дрова и, подхватив в правую руку топор, спустился в сырой полумрак бойлерной. Бросив поленья в кучу принесенных ранее, прислонил топор к низенькому, узловатому от сучков пеньку. Первым делом - налить в металлический бак бойлера воды. Практически на ощупь, - света от заложенного толстыми, зеленоватыми стеклоблоками окошка явно не хватало, он, зайдя за самодельную, сваренную еще "при колхозе" печь, нащупал выходящий из стены отвод водопроводной трубы с краном. Звонкий шум текущей воды нарушил тишину помещения. Гришка, не дожидаясь заполнения бака, а на это требовалось немало времени, принялся на пеньке рубить полено на щепки.

К тому времени, когда шум наливающейся в бак воды практически перестал быть слышным, (что говорило о наполненном баке), в железной пасти печурки уже вовсю полыхали дрова. Когда то неровно вырезанная пьяненьким сварщиком железная дверца печи щедро дарила сгустившейся темноте помещения сполохи огня. Пощелкивание горевших поленьев наполняли сознание странным покоем, словно говоря Гришке:
- Ты уже не один. Я, огонь, - вместе с тобой!..

Приятное тепло начало вытеснять сырую зябкость в темноту углов. Можно было уже и поесть. Гришка поставил железный чайник на печурку, прислонив боком к раскалившейся трубе, и достал сшитую им самим из старой джинсовой куртки сумку с едой. Пяток картофелин "в мундире", три соленых огурца и ломоть каравая. Не мудреная, скудная еда.

Мука дома почти закончилась, и хочешь не хочешь, а придется таки доставать из заначки тысячу. И идти на поклон к Нинке - продавщице, просить, чтобы привезла мешок муки первого сорта. Самому печь хлеб выходило гораздо дешевле. Мешка муки Гришке хватало почти на три месяца "безбедной" жизни. А покупать хлеб по тридцать рублей буханку, - за месяц почти пятьсот рублей... Съев принесенное из дому и заварив в кружке чай, Гришка достал тряпочный мешочек - кисет, в котором носил самосад. Из внутреннего кармана затертой фуфайки достал самодельную трубку и, набив ее крепчайшим, (почти одни листья), табаком, прикурил, достав огонь щепочкой из раскаленного нутра печи. Подбросив дров, закрыл дверцу и, окутываясь клубами горького, вонючего дыма, сидя на пеньке вспоминал...

Все когда то бывает в первый раз. Первая двойка в школе, первый синяк полученный в драке, первый поцелуй... Был и первый, радостный день, после окончания техникума, когда Гришка пришел в гараж и завгар отдал ему ключ от старенького, неисправного "пятьдесят третьего". В тот солнечный, теплый день Гришке казалось, что у него за спиной выросли крылья. Все впереди казалось таким доступным. Лишь работай, и перед тобой распахнется весь этот мир. Будет у него, Гришки, и жена, - Люда, красавица. Будут здоровые, умные дети. Обязательно и дочь и сын. Будет и достаток в доме... Да что там, обязательно даже машина будет... И его, в отличии от сорокалетнего бригадира, который для всех до сих пор "Федя", будут уважительно называть Григорием Степановичем Фомичевым...

И, по началу, вроде все к тому и шло. Все лето он провозился, ремонтируя "газончик", оставаясь в гараже до девяти, иногда и до десяти часов вечера. Бежал, не шел а действительно бежал домой помыться и переодеться, потому что в клубе его уже ждала его Людмила. И он, сбиваясь от радостного волнения, рассказывал ей, что успел сделать с "своим газоном" за день. А она внимательно слушала и тоже радовалась...
В середине августа он первый раз выехал из гаража. И начались дни работы на мехтоку... И была хорошая зарплата, была любовь, были надежды. Впереди у них с Людой была вся жизнь...

А в конце сентября, впрочем вполне ожидаемо, пришла повестка. И были слезы, были обещания ждать. Ждать все полтора года, ни смотря ни на что...
Полтора года, из - за проклятой войны растянулись на два. Нет, Гришка не попал в "горячую точку". Все эти два долгих года он прослужил в учебном полку. Вначале учили его, после обучал уже он сам. На двадцать трех военнослужащих срочной службы в танковой роте приходилось два офицера, два прапорщика и один сверхсрочник.  И... Двадцать девять учебно - боевых танков, большой артиллерийский тягач и два мостоукладчика. И все, даже писарь в роте, были, как говорил зампотех, - "спецами".

Но пришло время, и этот период жизни тоже остался позади. И был у Гришки дембельский поезд, была встреча с дождавшейся его Людой. Была свадьба, и белое платье оттеняло смущенный румянец невесты, а строгий галстук немилосердно сжимал Гришкино горло. И все трудности, все плохое, казалось, остались в прошлом...

Гришка выбил давно потухшую трубку о железный бок печки, подкинул к прогоравшим поленьям дров и решительно поднялся с пенька. Пора было пройтись по коровникам. Проверить, все ли в порядке.
Достав из джинсовой сумки китайский "чудо фонарик" Гришка вышел в тамбур и распахнул дверь в влажное тепло четырехрядного коровника.
Практически непроницаемая тьма была наполнена жизнью. Звяканьем металла, скрипом деревянных половиц, долгими, казалось печальными вдохами коров. Обходя вокруг желоба транспортера, Гришка внимательно рассматривал "маклаки", - опустившиеся вниз, спрятавшиеся кости таза показывали, что корова должна вот - вот отелится. Обойдя вокруг обеих транспортеров, внимательно рассмотрев зады четырех рядов спокойно жующих жвачку коров, Гришка насчитал трех претенденток на сегодняшнюю ночь. Скребком почистив от "лепех" доски пола возле всех претенденток, Гришка шесть раз сходил в тамбур за охапками соломы. Три охапки бросил возле стены, у собравшихся телится коров, а остальные постелил в стоявшие на узкой бетонной полоске между транспортерами деревянные клетки - "ясли".

Закончив с четырехрядным, Гришка пошел в следующий коровник. Там стояли нестельные телки. Но, изредка, и этот контингент мог подарить "нежданчик". Впрочем, сегодня вроде бы обошлось. Выйдя из этого коровника, Гришка на минутку остановился.
В морозном воздухе необычайно отчетливо было видно звезды. Только в таких условиях, - морозной ночи и отсутствия постороннего света, становилось понятно, почему эта, то сходящаяся, то расплывающаяся полоса из звезд называется "Млечный путь".
От подымающихся в высь потоков ставшего за день чуть теплым воздуха, светлые пылинки звезд, едва различимые глазом, слегка дрожали. И это дрожание размывало их призрачный свет, превращая в слегка высветленный,молочный фон, на котором перемигивались более яркие искорки звезд.

Гришке оставалось проверить еще только один коровник. В нем, самом дальнем, стояли племенные быки и, в сваренных из железных труб "станках", - рабочие лошади.
Четырнадцать быков и три мерина. Самым старым, самым сильным и наверное по этому самым злым, был бык по кличке "Черныш". Тугие валы мышц под иссине - черной шкурой, слегка загнутые вверх, как на картинке, рога. Более тонны живой злобы и упрямства. На противоположной стороне, в самом дальнем от "Черныша" углу, привязанный на такую же толстую, стальную, проваренную цепь стоял его постоянный конкурент "Проня".
Гришке Проня нравился чуть больше. Более спокойный, он взрывался только при виде Черныша, становясь тогда совсем не управляемым. И загонять их на место, в коровник, было делом очень даже не простым. И, что греха таить, очень опасным.
В прошлом году Проня напугал Гришку. Случилось это в такую же, как сегодня, морозную ночь. Обходя племенных быков Гришка увидел страшную картину. Проня лежал на боку, вытянув все четыре ноги и, что самое страшное, вытянув шею. Голова, с чуть видимыми из под длинных ресниц белками висела на натянутой в струну цепи.
Сдох! Задушился! Теперь в жизнь не расплатиться! Фермеры, братья Бушуевы из под земли найдут!... Гришка в сердцах несколько раз пнул недвижимую тушу. Подойдя к голове, с натугой протолкнул один конец собачки в кольцо и голова Проньки, лишившись поддержки цепи, тяжело упала. Рог, с тупым, гулким стуком ударился о дерево пола. Гришка, словно не веря самому себе, плача и матерясь на беспросветность горькой жизни, приподнял Пронькину голову за рог и опустил. Голова вновь, стукнув рогом, упала. И тогда, уже не сдерживаясь, Гришка со всего маху саданул правой ногой по нижней челюсти быка...
Пронька, очнувшись от глубокого сна, растерянно вскочил и, не понимая за что его ударили, обиженно, утробно мыкнул.
А Гришка, обливаясь слезами, долго обнимал и гладил его толстую шею...

Сегодня тут все было спокойно. Пронька задумчиво жевал жвачку. Даже Черныш мирно дремал.
И Гришка подошел к станку с мерином, с которым вот уже несколько лет стал практически одним целым. Протянув Серому кусочек оставшегося от ужина хлеба, Гришка тихонько сказал:
- Держи, Серый. Извини, что мало. Сколько осталось... Ничего, как нибудь я тебе обязательно принесу целую буханку. Принесу... И обязательно с солью...
Серый, словно все понимая, мягкими, теплыми губами аккуратно взял с Гришкиной ладони кусочек хлеба...

На обратном пути, уже в четырехрядном, Гришке пришлось задержаться.
У одной из коров начался отел. Гришка долго молча стоял возле нее, слушая издаваемые роженицей короткие "мыки". И изредка подсвечивая развитие процесса светом фонаря.
Несколько лет назад, когда братья Бушуевы, экономя на всем, заставляли работать с древней керосиновой лампой "летучая мышь", Гришка, принимая отел, едва не спалил весь коровник.

Роды, как и сейчас, шли тяжело и Гришке пришлось вязать на ногах теленка веревочную петлю и, что есть силы упираясь в короб транспортера, вытягивать теленка на свет.
Плохо затянутая веревка соскользнула, и Гришка, всей своей массой опрокинулся на спину, на стоявшую возле стены лампу. Еще в полете слыша хруст раздавленного стекла и звон катящейся по бетону, разбрызгивавшей горящий керосин лампы. Беспомощно наблюдая, как синяя дорожка огня резво скатывается с бетона в деревянный желоб, все ярче освещая пространство.

Тогда ему удалось, сорвав с себя фуфайку и свитер, потушить огонь. Именно после того случая Митрофан Бушуев и привез им эти два "волшебные фонаря". Правда с условием, что заряжать их от розетки будут они сами, - дома... Экономист...

Прождав, как ему показалось, достаточно долго и не дождавшись окончания процесса, Гришка сходил за веревкой. Вытянув крупного теленка, освободив ему рот от слизи и слегка обтерев, перетащил на расстеленную у головы коровы солому. Маманя тут же принялась его вылизывать. Довольный Гришка, осмотрев оставшихся претенденток и, за одно, подчистив возле них, на полчаса вернулся в бойлерную.
Подкинуть в почти прогоревшую печку дров и выкурить трубочку...

Рождение старшей дочери, не смотря на участившиеся задержки зарплат, молодых не остановило. Еще через два года у Гришки и Люды было уже две девочки.
И Гришка ломил... Ломил и на полученном после армии "Зилу", и на "Кировце" в пахоте, и на любой другой, какую поручали, работе...
В ночную смену, весной, у старого, давно списанного "Кировца" отказали тормоза. И как не старался Гришка, выкручивая руль развернуть тяжелую махину, как не пытался, заглубив на максимум плуг, хоть чуть - чуть притормозить его ход, все равно кувыркнулся с высокого берегового обрыва на ледяные, захлестываемые половодьем валуны реки...

Очнулся он тогда только на четвертые сутки. Весь переломанный. Одно время даже сомневался, сможет ли когда нибудь ходить. Доктор говорил, что он, без сомнения, родился в рубашке.
А когда, спустя год, увидел его входящим в свой кабинет, просто не поверил своим глазам. Недоверчиво переводя взгляд с сделанных его же рукой записей в медицинской карте на сидящего напротив Гришку растерянно повторял:
- Это просто чудо, молодой человек! Просто чудо!...
И Гришка был с ним полностью согласен. Только чудом он мог остаться живым в сплющенной кабине трактора, свалившегося с десятиметрового, отвесного обрыва на каменные валуны. И, в добавок, зажатый покореженными стойками, только чудом мог не захлебнуться в весеннем бурном потоке.

Но, похоже что на этом весь запас Гришкиной удачи в жизни и закончился. Словно больше не доверяя Гришке, инженер и завгар перевели его после больницы на ферму. Мехдойку включать, поилки и транспортеры ремонтировать. Временно...
Однако, как говориться, "ничего не бывает более постоянного, чем что то временное..." Так и остался он при ферме.
Колхоз, точнее "сельхозартель", после этого просуществовала чуть больше года. А потом, за непонятно откуда взявшиеся долги, распродали всю колхозную скотину, всю, даже самую убитую технику...

Еще через пару месяцев, бывший агроном Митрофан Бушуев стал главой фермерского хозяйства. Жена Митрофана - главным бухгалтером. Его брат Сергей, в прошлом такой же как и Гришка, - шофер, - управляющим, а его жена начальником отдела кадров... Хотя какие там кадры? Официально в хозяйстве числились пять человек. Все те же Бушуевы и, водителем, - племянник Митрофановой жены - Мишка. Это Гришка знал точно. Сам слышал, как Серегина жена рапортовала какому то начальнику из района.

После перекура, первым делом Гришка обтер дрожащего, вылизанного начисто маманей, теленка соломой и, подхватив под все четыре длиннющие, тонкие ноги, осторожно но крепко прижимая к своему животу чтобы не выронить если тот начнет брыкаться, перенес в ближайшие приготовленные "ясли". Опустив внутрь, прикрыл соломой. После чего пошел проверять оставшихся "претенденток".
И точно, - одна уже отелилась. Теленок лежал внутри плотного пузыря. Пришлось спешно разрывать пузырь, очищать рот теленка и вдувать в легкие воздух. Успел... Дальше - как и всегда, - главное чтобы корова вылизала телка. Тогда послед должен отойти сам...

Мороз разошелся не на шутку. Пока Гришка бежал до среднего коровника, руки и лицо словно ошпарили кипятком. А в коровнике журчала вода. По этому звуку Гришка нашел сломанную коровой поилку и перекрыл  водопровод. За ключами на семнадцать, "газовым" ключом и пластиковым клапаном пришлось вновь сбегать в четырехрядный. Закончив с поилкой и проверив быков и Серого, Гришка, вернувшись в бойлерную, снова присел на пенек.

Это только в глупой и наивной телерекламе говорят, что "...хороший директор без пенсии не оставит"... Будто работодатели в очередь стоят, а работники выбирают:
- К тебе я не пойду. Ты зарплату "белую" платишь! Хочу "серую" получать!...

Частники, они не то что без пенсии, с радостью и без зарплаты оставляют. И платят ровно столько, чтобы ты с голоду не сдох...
И ведь жаловаться то не кому... Капитализм!...

Казалось бы, проверяющему из района сразу должно быть понятно что к чему.
Ведь не дурак же он, - не могут две холеные бабы без выходных, без праздников, дважды в день доить сотню коров. А кроме этого нужно и за телятами приглядеть, и за взрослыми бычками и телками...
Ну явно есть наемная сила в хозяйстве... Но - прикидываются идиотами. Конечно, гораздо проще всех таких как Гришка, не оформленных официально, назвать преступниками не платящими налоги, чем наводить порядок и призвать к ответу всех жадных "бизнесменов", постоянно требующих завоза дешевой рабочей силы...
Кроме того, проверяющему, чтобы не задавал "неудобных" вопросов, - поди на лапу сунули тысяч десять... А работягам достаточно и по три тысячи в месяц. Да и то, как им тогда заявил Митрофан:
- Я и так вам дохрена плачу...

Все потому, что теперь человек человеку - волк. И главное для всех, - чтобы у тебя были деньги. А что ты из себя представляешь, о чем ты думаешь и что чувствуешь, это никому не интересно.

Богатые, которым просто необходим только что появившийся в продаже новый смартфон, или машина, или модная одежда этого сезона, - в первую очередь потребляют вовсе не блага цивилизации, и даже не материальные ресурсы планеты. Нет! Они потребляют труд, здоровье и жизни миллионов простых, таких как Гришка, людей...

Пытаясь успокоиться, Гришка опять прислонил чайник к раскаленной трубе печурки, выплеснул остатки заварки из кружки и не скупясь, полной щепотью, сыпанул на дно сухих листьев иван - чая... И вновь, заварив чаек кипятком, набил трубочку...

Первые несколько лет, после банкротства колхоза, для Гришкиной семьи были самыми страшными. Доходило до того, что дома просто не было ни кусочка хлеба.
А младшая со слезами просила:
- Дай! Дай хлеба!...
Но Гришка просто не мог ей его дать. Не было! И помочь Гришке с Людой было тоже некому. Выкручивались как могли. Сажали картошку, стараясь продать до первого сентября, чтобы хоть что то купить к школе, растили и сдавали перекупам свиней и телят, чтобы отдать хотя бы часть долгов...
Но долги, казалось, только росли. И то было нужно детям, и это...
Окончив десять классов, старшая дочка уехала поступать в город. Гришка с Людмилой с огромным трудом, даже готовясь к этому загодя, насобирали денег на поездку, на квартиру и на жизнь дочери в городе. Хотя бы на первое, самое трудное время. А через год, из - за того что школу сократили на два класса, учиться в город собралась и младшенькая.
Людмила поехала вместе с ней. Да и как иначе? Мала ведь еще. А до города - почти триста верст тайгой. И, из - за банкротства районного АТП пятнадцать лет тому назад, добираться нужно на перекладных...

Гришка все понял, когда Людмила не вернулась к концу августа. Понял и простил.
Да и что было не понять? Сколько можно жить этой беспросветной жизнью? На что надеяться? Что может измениться завтра? Через год? А ведь жизнь всего одна. И она так быстро проходит...
Спокойствие, с которым Гришка выносил "подначки", быстро свели на нет все попытки односельчан проехаться  на этот счет. Хотя бабы, иногда бывая в областной больнице, говорят встречали Людмилу. И не одну...

А Гришка начал потихоньку отдавать старые долги. И, когда отдал последние, решил копить...
Нет, не на старость. Для того, чтобы уехать навсегда в город, найти там человеческую работу, возможно даже, сойтись с кем нибудь... В конце концов ему еще и пятидесяти нет... Смогла ведь его бывшая найти себе мужика...
А там, как знать, может и его когда нибудь станут называть, если не "Григорием Степановичем", так хотя бы "Григорием". В конце концов, чем он хуже "Феди"?

Но для этого нужно найти работу, как то связанную с государством. Из разряда "бюджетников". Хоть они и плачутся на свои зарплаты, а того не понимают, что им и пенсии гарантированы, и совсем без зарплаты они не останутся.
Ну или что нибудь из крупных компаний, которые находятся под пристальным вниманием государства. Чем больше прибыль, - тем больше налоги. И, соответственно, больше внимания государственных служб...
Лучше всего - вахта на северах. У нефтяников или газовиков... Правда, для этого нужно будет в начале обменять на новые свои права и удостоверение тракториста. А это тоже не дешево стоит...

Идти же работать к частникам, это то же самое, что и оставаться у братьев Бушуевых. Никто из них платить не любит, и чего там, - не будет.
Будешь, в лучшем случае, зависеть от каприза "хозяина". А они, эти новые "бары" ой как любят кочевряжиться. Показывая, какие они вершители человеческих судеб. Тем более, перед работающим на них "быдлом".

Вот только откладывать, из зарплаты в три тысячи в месяц, удавалось совсем немного. Оплата света, покупка дров на зиму, покупка муки, соли и спичек. В сезон - покупка аспирина для засолки огурцов. Оплата налогов государству и сборы в сельсовет на воду и ремонт...

В поле сажать картошку Гришка больше не стал. С пастьбой коров участок толком не окучить, да и от жука обработать не получиться. И держать на сдачу поросят или бычков - тоже не стал. Кто их кормить будет, когда он вот так, на полтора суток подряд на ферме остается? А ведь это был основной источник их семейного дохода...

Вода в баке начинала закипать. Пузыри воздуха звонко защелкали о стенки бака. Испарения, сгустившись под потолком бойлерной, начали опускаться вниз. Гришка еще раз сходил в коровник, вновь, с веревкой, вытащил третьего телка. Перенес в "ясли" второго...
И в который раз, вернувшись в бойлерую он, вновь попыхивая трубкой, погрузился в свои мысли.

Он думал о том, сколько еще десятков тысяч таких же как он работяг сейчас, подобно ему, не спят. Воочию представлял себе всю необьятную Русь, от заледеневших Певека и Дудинки до ласкового Сочи, до Владивостока. От Черного и Балтийского морей до суровых берегов великого Тихого океана.
Во времена его детства бывшую такой доброй, человечной к подобным ему. И ставшую теперь, для миллионов тружеников, даже не злой мачехой, а беспросветной каторгой...
Заново перебирая в памяти отработанные им без отдыха последние двадцать четыре часа и явственно представляя свое ближайшее будущее...

Он точно знал, что совсем скоро придут доярки и он запустит дизель - генератор, чтобы можно было включить свет на ферме, включить вакуум и прогнать навозные транспортеры. Закончив дойку, доярки отвяжут своих коров и выгонят на улицу, на калду.
И Гришка, вместе с остальными скотниками, будет отвязывать племенных быков и нестельных телок, и гнать их на соседнюю. Стараясь при этом, чтобы Черныш ни в коим случае не пересекся с Проней.
А потом, и это он тоже точно знал, он пойдет поить и запрягать своего Серого, чтобы нагрузить с омета воз соломы и развести, разложить этот воз по бетонным кормушкам.
А потом еще, и еще. На каждого из трех скотников ежедневно приходилось по три воза.
А после они поедут на силосную яму и будут грузить вилами еще по два воза силоса...
А еще, уставший к тому времени Серый, не спеша потащит скрипящую телегу в "бригаду", чтобы на складе, под присмотром Сергея Бушуева насыпать в мешки фуража. И, так же не торопясь, повезет тяжелый груз обратно на ферму. Сгрузив дробленку под замок в фуражную, Гришка наконец то сможет распрячь Серого, поставить его в станок, напоить и, навалив побольше сена, уйти отдыхать домой.
Отдыхать аж до четырех часов утра. Потому что в четыре - утренняя дойка. Но до этого ему еще оставалось отработать долгие двенадцать часов...