Сказание об Анжелике. Глава XXIV

Авторы Ольга и Дмитрий Лейбенко


XXIV
Снилось, кажется, что-то связанное с ней? Подумал. Что если это всё было потому, что она влюбилась и бешено захотела выйти за меня замуж?
– В каких случаях женщина на первой, второй встрече рассказывает всю свою жизнь? Когда хочет выйти замуж. Я ей был слишком, слишком небезразличен.
– Ещё можно предположить, что она в тот момент была беременна. Она могла стремиться за меня замуж, чтобы не делать аборт. Дикость? Да, дикость, но возможно? Да, возможно.
Поняв моё прикосновение к её ладошке совершенно однозначно, (значение жеста было мне неизвестно), решила, пока не затянуло глубже в любовь, нужно рвать. Поэтому у неё текли слезы, но она рвала заживо сросшиеся наши сердца, решив, что как на мужа, на меня рассчитывать не приходится. Поэтому я и дал слово молчать обо всём её страшном прошлом, чтобы в её патроннике сохранился этот патрон. Чтобы она могла использовать его, ещё раз на другом, в случае необходимости.
Поэтому она умоляла не приближаться к ней нигде, ни в институте, ни на работе, ни дома. Чтобы я не услышал то, что о ней могли сказать. Чтобы её отточенный план оставался в тайне.
Потом, в коридоре, она поздоровалась со мной, но я, опешив, не ответил. Дико! Да, дико! Но естественно? Да, естественно. В то время я уже любил её слишком ошарашено и не мог отреагировать на явление перенесшейся с неба богини иначе, как остолбенением. Она же это, как и любая другая, расценила как то,  что я к ней плохо отношусь.
Поэтому её встречал отец, чтобы я не подходил к её дому, где мог увидеть или услышать нечто, разрушающее её План. То есть, был ли это отец или кто неизвестно, но мне нужно было уходить. Отец её вроде как встречал возле метро, но как-то она села в сорок первый, который я снял с маршрута, и она, потом, уехала одна. Может он встречал на автобусной остановке у дома? А может, и вообще никого не было?
И ещё роковая ошибка. Когда она, рассказав, спросила, а ты? Я ответил, что выглядело, наверно, уклончиво, – жил.
Я не мог в двадцать один год сказать, что я последние годы проторчал в армии, что до армии как-то не пришлось, и что вообще анатомию женщины я пока знаю только по рисункам. Но мог или не мог, неважно. На конкретный вопрос я бы, пожалуй, ответил конкретно, а тут промолчал. Она, тут же, расценила это конкретно, как нежелание делиться прошлым, т.е., я по её представлениям не искал с ней непрерываемого союза. Почувствовать иное она не сумела. Она не могла вообразить, что этот импозантный субъект с седыми висками, одетый в бежевые тона с головы до ног, умеющий бесподобно смешить, в двадцать один год может не иметь прошлого на любовном фронте. Но у меня были свои фронты, на которых я и поседел, и на этот фронт оставалось время только в ночных видениях. После армии я днём работал, вечером был в институте. Не мог ещё толком прийти в себя после службы, и всё, на что у меня хватило времени, это на несколько встреч с поцелуями с одной  дамой двадцати восьми лет, кандидатом наук, которая замечтала на мне, я бы так выразился, жениться, и приклеилась, как я теперь понимаю, на избира-тельном участке. Она была членом комиссии, а я обеспечивал безопасность. Кстати с ней меня, в центре видел И.. Опять этот И.. Потом этот сокурсник появился как член её бывшей компании.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Отсюда её вопрос после разговора в сквере о разрыве: ты рассказал обо мне своей маме? Опять роковая ошибка – «Нет». Хотя, я сейчас понимаю, я всё же рассказал – я предупредил, что может позвонить девушка по имени Анжелика. Но мой ответ, на который она втайне рассчитывала, вероятно, мать с ней очень хорошо поговорила, и могло составиться представление исключительности, ещё окончательнее разочаровал её. Потом эту надежду она реализует, как попытку переубедить отца. Видно она на что-то рассчитывала, надеялась, иначе, зачем ей спрашивать, если я ей безразличен, если она  з а б ы в а е т  меня?
Может она разорвала, чтобы обрушить события, чтобы вызвать меня на предложение о свадьбе? Возможно. Но она не знала, что я держу слово. Что ничто не заставит меня нарушить данное слово. Я и теперь выдерживаю то, что не ……………………………………  с ней встреч. Но я метался по замкнутому пространству, натыкаясь на завалы со всех сторон, и выхода из этого каземата не было.
Она ждала, что я нарушу, ну, конечно нарушу, как любое большинство, свои обещания, и буду искать с ней встречи, ставшей ещё заманчивей от запрета. Отсюда может быть и ее замечание насчет похожей пачки из-под сигарет возле ее работы. Увидев её, она решила, что я там был. Я ответил, что я не оставляю следов. Значит, она ждала, что я буду искать её, а я ждал её звонка между десятым октября и двадцать третьим ноября. Затем она и рассказала в общих чертах, где работает, я сумел выискать это учреждение. Может быть и так. Следы было суждено оставить ей, в моём сердце.
А развития просто встреч, она не хотела – это могло распугать потенциальных женихов. Она была уже не в том возрасте, двадцать второй год, всё же.
Зная о её истории, в которой я поверил в каждое её слово, я не мог подвергать её психику и здоровье испытаниям, и нарушить данное слово.

Спустя три года В.Ш., тоже при первой нашей встрече, расскажет мне историю, о своём отце, которого избили местные ребята на его собственной свадьбе. Поразительное совпадение историй. Кстати, они были, Она и В., схожи по конституции, изящные, даже черты лица несколько перекликались, почему я и заметил ее. И у В. рассказ о несчастной любви, после которой была попытка самоубийства. М., её знакомый, расценил это так: она хотела, чтобы ты передал этот рассказ мне (ему) и таким образом обосновать зрелость. Может быть и так. А может этот рассказ был адресован мне. Может подобные методы в то время и в той стране, были классически признаны  в определённой среде?
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Практически я знал о ней всё. За наши два разговора. О составе семьи, месте работы отца и матери, о брате, о деде, возглавлявшего госбезопасность в соседней республике, о её тётке, к которой она ездит на лето на Реку, о её аттестате, о том как она училась в школе, по точным наукам были отличные оценки, по проходным, легким – хуже (всё наоборот), о её здоровье, о её состоянии, о её лучшей подруге Л., о её мечтах – хочу выучить английский, она владела французским –, научиться стрелять и водить машину, о её ужасной трагедии.  Вряд ли она это рассказала просто так и первому попавшемуся. Значит, она чувствовала во мне чистую душу. Она чувствовала то же, что и я, значит, мы любили друг друга, хотя она считала, что любит . . . . . . . . . И мой нелепый жест оскорбил её, всё погубил. Моё незнание этого жеста, незнание, вызванное чистотой, оказалось роковым. Просто мальчик, очередной мальчик, я был ей не нужен, скорее опасен. Хватало и так: прошлых, других, которые могли ей помешать.
Она чувствовала моё благородство: «как хорошо, что у тебя простые родители», её угнетало общение с отпрысками подонков, но, о ужас, я, такой не похожий на них, «я здесь сидела ( и смех, бросив взгляд на меня)...с Лариской», – требовал того же, что и они с первых же встреч. Это и отшатнуло.
Пройдёт более четверти века, но буду не вспоминать, я буду помнить, и это будет стоять в памяти через десятилетия, это ведь не трудно запомнить, когда и помнить то, в общем-то, так немного. Это будет стоять перед глазами, обнаруживаться в каждой книге и каждом фильме. Я буду жить, я буду идти сквозь толпу, равнодушно поглядывая на женщин, и буду искать только похожую на неё, и, о, проклятье и ужас, я не смогу отыскать даже похожую на неё. Чем были исключительны черты её лица не знаю, ведь женщины так похожи друг на друга, как китайцы в китайский новый год, а её я не увижу, и похожую на неё не найду и не встречу. Я даже не увижу и не встречу, женщины с таким простым и понятным именем Ангел, как разрешила называть себя она. Пройдут десятки лет, но я всё продолжаю ждать, что третий раз ко мне с неба спустится Ангел. Он не является, уходят десятилетия, годы. Её дочери сейчас ровно столько, сколько было Ей тогда, Нам! Послушайте – НАМ!  Господи, неужели жизнь прошла, и это всё. Не объяснить, каким чувством горечи и обреченности это наполняет моё сердце.
С тридцати я совершенно седой…………………………………
………………………
 Я собрал себя после всех испытаний из атомов, я построил себя заново, я выдержал всё, где самым страшным испытанием оказалась самая прекрасная любовь. Я женат, у меня дети, и никто и ничто, не заставит меня предать семью, я дал слово, и, как и тогда, как и всегда, я его сдержу. Моё слово, это тот оплот, который держит меня, не давая утонуть в расплавленном металле моей памяти, и это тот символ, тот маяк, по которому Господь находит меня на этой земле.
Земной путь уже далеко не в начале. Я люблю её уже дольше, чем прожил тогда, когда мы встретились. В моём календаре несколько дней рождения. Тех дней, когда я только с Его помощью сокрушал врагов и выжил в невероятных обстоятельствах ещё и ещё раз. И так раз за разом.
Теперь я измеряю жизнь количеством десятилетий и количеством ис-писанной бумаги. Не слишком ли это мелко, свести свою жизнь к бумаге? Нет, весь мир свёл свои жизни к бумаге, называемой деньгами, а это моя память, это мои деньги, и я их сам изготавливаю, сам пускаю в оборот, и Там, расплачиваюсь за каждый прожитый день, Там мне посылают пищу днесь, Там отводят от меня стрелы Рока, Оттуда посылают  в  трудный, последний миг поддержку и спасение, безошибочно наводя божественный прицел на огонек моего горящего, моего несчастного сердца. Это от Них я получаю взамен стихов силы, когда мои иссякают, это они рассыпают на улице передо мной деньги, когда я умираю от голода, Они направляют ко мне неведомых друзей, неизвестных людей, которые протягивают руку помощи в последний момент. Они заставляют в пустынях опустить бандитов наведенные на меня автоматы и отказаться от их намерений, и вместо того, чтобы ограбить меня и убить, бандиты будут извиняться, что не могут мне помочь. Это Они остановят мою машину на краю провала. Это Они будут вести меня по острым камням памяти.
  Цари многих стран окружат меня шпионами, но им никогда не узнать моих секретов, они хранятся в форме недоступной для восприятия простых смертных. Я открою многие утерянные тайны человечества, обрету способность понимать чужую, незнакомую речь, и в моём мозгу будет рождаться синхронный перевод их мыслей. Я могу. Я делаю столько, что об этом можно писать часами. И всё это дает мне моя Любовь. Любовь моего Ангела.
Я получил её, пусть пока я потерял её воплощение, но любовь вечна. Мне она дана, чтобы стать таким, каким я стал, чтобы выполнить Его волю, своё предназначение в этой жизни, и сейчас, когда я дописываю эти страницы, неожиданно в солнечный день налетела гроза и раздаются громовые раскаты, и я знаю, что там слышат и отвечают мне.
Мой земной путь длинен, но я знаю, что впереди ещё более удивительные и невероятные события.
На улице дождь. Гроза пронеслась. Идёт дождь. Значит, мне пора остановиться. Это только передышка. Затем я продолжу свой путь.
. . . . . . . . . .