Другими мы были людьми

Герой Советского Союза, летчик-штурмовик Владимир Васильевич Титович в годы войны совершил 143 боевых вылета, сражался в небе Ленинграда, участвовал в боях по освобождению Новгорода, Пскова, Прибалтики, Карельского перешейка - штурмовал знаменитые линии обороны Маннергейма. Победу застал в городе Пярну.
После окончания Ворошиловградского училища Владимир Титович попал на Волховский фронт в 872-й штурмовой полк, командовал которым Николай Кузнецов – в прошлом полярный летчик. За отеческое отношение к молодым летчикам, за мужественность и отвагу в полку его называли «Батя». В 1943 году полк перебазировался на северо-восток от Волхова, где для молодого летчика и началась, по его словам, «настоящая война». В составе небольших групп он стал участвовать в боевых действиях по снятию блокады Ленинграда. В первое время, когда был еще новичком, во время боевого вылета опытные летчики в  четверку его ставили последним. Говорили: «Ты еще молодой, поэтому смотри в оба, делай все то, что делаем мы. Стрелять начнем -  и ты стреляй, мы сбрасываем бомбы - и ты бросай».
- Я участвовал в операции подо Мгой,- рассказывает Владимир Васильевич.- Мы прорывали оборону противника, выбивали фашистов из их укреплений, чтобы дать дорогу нашим наземным войскам.  Столько мы подо Мгой набросали бомб, столько тонн там было металла, что летчики даже говорили: «Как над Мгой пролетаешь, так компас начинает зашкаливать!» Но пробили их оборону. А на третьем боевом вылете в меня целых пять снарядов попало. Все еще воюют, а я уже  низко над лесом раком-боком, еле выправил управление, и все-таки прилетел на аэродром. С горем пополам сел. Вылез из кабины, смотрю: весь самолет в пробоинах: лонжерон перебит, спереди огромная дырка, колесо перебито. А ко мне в это время наши отовсюду бегут. И Батя подошел, посмотрел: «Вот это машина! Сколько дырок на ней, а летает!» Потом пожал мне руку и говорит: «Ну, будем считать это твоим боевым крещением. Раз сейчас тебя не убили, значит, будешь жить, будешь летать до победы!»
Владимир Васильевич рассказывает мне обо всех этих случаях со смехом – словно какие-то анекдоты. Все-таки 65 лет прошло с тех пор. А я думаю: вот не первый раз беседую с ним, и ощущение, что он словно был заговоренным. Рассказывает, из каких переделок выходил, какие страшные повреждения получал самолет, а ему  удавалось посадить его на своем аэродроме. Но я все-таки уточняю: не приходилось ли прыгать с парашютом. Владимир Васильевич подтверждает:
- Нет, самолет я не покидал, хотя, бывало, и горел самолет.
После снятия блокады полк перелетел под Новгород.
- Во время Новгородской операции наш полк стоял севернее Ильмень-озера, а линия фронта проходила южнее Старой Руссы. Мы летали туда, чтобы помочь нашей пехоте. Нашим войскам  очень мешал там немецкий бронепоезд-невидимка. Немцы построили для него временную колею среди густого леса. Его не было видно. И вот мне с товарищем дали задание засечь его. Мы долго не могли выполнить задание, но все-таки разглядели сквозь густой лес дымок из его трубы. Мы стали бомбить его, но и из бронепоезда, как врезали! Попали в мой самолет, на крыле образовалась огромная дырка, но я все-таки прилетел на аэродром и в эту дырку из самолета вылез.
Сначала он, как положено, летал в хвосте, а когда набрался боевого опыта, сам водил «четверки» и «шестерки» на задания. Случалось, добывал и разведданные. Однажды в районе Пскова он получил задание обнаружить и сфотографировать вражеский аэродром. Полетели на двух самолетах. Долго не могли обнаружить хорошо  замаскированный объект. Но «помогли» сами немцы. Не выдержали, стали взлетать, чтобы уничтожить дерзких советских штурмовиков. По пыли, поднятой на взлетной полосе, их и засекли. Вражеский аэродром удалось сфотографировать. Потом два наших летных полка нанесли по нему массированный удар.
Настал момент, когда бои докатились до Карельского перешейка.
- Построил нас Батя и говорит: «Ну, хлопцы, нам тут предстоит крепкий орешек расколоть. Три линии Маннергейма». Сначала летчикам дал указание, что нужно делать. Потом приехал инженер из главного управления и тоже провел инструктаж: «До этого вы «возили» 100-килограммовые бомбы, а тут придется 250-килограммовые». Как их подвешивать, как сбрасывать – все рассказал. Мы их по две  подвешивали и сбрасывали на Белоостров. Там была первая линия Маннергейма, которую мы быстро пробили. Со второй тоже справились без особого труда, а вот под Выборгом пришлось попотеть – там укрепление было очень сильное. Но и с этой тяжелой операцией наш полк с честью справился. Во время одного из боев был такой случай. Только я вернулся из боевого вылета, а тут готовится следующий. Батя мне и говорит: «На всякий случай снова зарядись полностью, и мотор пусть у тебя будет на ходу, будешь запасным». Мало ли что может случиться. Идет «шестерка» на задание, но в последний момент какой-нибудь самолет по какой-то причине взлететь не может.  Такое бывало. И в этот раз так случилось: Петя Глазков взлетел, а его самолет забарахлил. Батя мне кричит: «Давай быстрей, догоняй!»   За Выборгом мы били по аэродрому, на котором стоял немецкий полк. Я был самым задним. Когда отбомбился, мне нужно было еще сделать съемку результата бомбежки. И чтобы фото получилось качественным, нужно было лететь прямо, никаких маневров делать нельзя. А истребители противника по моему самолету бьют! Гриша-стрелок кричит мне: «Капитан, снова заходят, сейчас по нам будут бить!» Я ему в ответ: «А ты отстреливайся!» Он стрелял-стрелял, пока не случился обрыв гильзы. «Сейчас удирать будем»,- кричу ему. Мы снизились и летели над самыми елками, перед собой вдалеке видели наших, которые, отбомбившись, возвращались домой. И вот у самого Выборга по мне какой-то истребитель как врезал! Хоть мотор у нас был и бронированный, но он как-то попал по масляному баку, разбил его, и потекло масло.  А от Выборга до нашего аэродрома еще прилично лететь. Масло уходит, давление падает, температура растет, мотор может заклинить.  Я думаю: пока у меня еще есть запасы масла, надо набрать побольше высоту, чтобы добраться домой. Потому что если мотор остановится, тут же упадешь, если на низкой высоте. А когда снижаешься, скорость самолета увеличивается – можно дотянуть до аэродрома. И вот я тянул-тянул, аэродром уже увидел, выпускаю шасси и по радио говорю: с полосы смывайтесь, я подбит.  На- высоте 20-30 метров до посадки мотор заклинило, и «палка» остановилась. Я все-таки плюхнулся и покатился по полосе. Самолет весь в масле - и кабина, и стекла, и сам я весь в масле! Машина остановилась, чуть ли не в пяти метрах от КП! Сначала все не понимали, что я вытворяю, в наушниках я слышал, как ругались, но когда подбежали и увидели, что весь мой самолет от носа до хвоста в масле, все были поражены. А мой механик Волков подошел ко мне, вынул осколок зеркала и сказал: «Посмотрите, капитан, Вы - седой». За один вылет поседел. Чудом в живых остался. Немцы не убили, так мог потом на Карельском перешейке упасть в лесу,  где одни гранитные булыжники лежат! Мне тогда было 24 года… Ну, потом самолет оттащили, а меня в бане отмыли. 
После завершения операции по освобождению Выборга полк перебазировался в Эстонию, город Пярну, где и встретил окончание войны. Было так. Накануне рано утром, когда еще спали, разбудила оглушительная стрельба. Палили из всех видов вооружения, даже зениток. Зная, что война вот-вот окончится, пилоты сначала не поняли, с кем же сейчас придется сражаться. И только когда открыли окна, услышали: «Война окончилась! Конец войне!» Весь город проснулся.
- Вы бы видели эту картину! Кто  в рубашке, кто в трусах и сапогах, кто в ботинках и все обнимаются, целуются, никакого стеснения нет, - рассказывает Владимир Васильевич, - стрельба отовсюду. Чуть позже появились мужчины-эстонцы: кто с бидоном, кто с бутылкой, кто с кувшином. Стали угощать нас самогоном:  «За Родину, за победу». В городе было по-настоящему шумно и радостно.
…А незадолго перед этим событием Владимир Титович случайно узнал, что 22 февраля ему присвоено звание Героя Советского Союза. Вместе с другом, Василием Комаровым, который тоже получал такую же награду, они поехали в Москву. Их поселили в гостиницу «Россия». Накануне награждения к ним специально пришел кто-то из чиновников проинструктировать, как себя вести во время церемонии. Он запомнил из этого инструктажа: Калинин уже в серьезном возрасте, слабенький, а они с фронта – народ сильный, поэтому во время получения награды старосте руку крепко пожимать нельзя.
В честь их возвращения в полк было построение, героев попросили сказать какие-то слова по этому торжественному случаю.
- Вася что-то сказал, потом меня выталкивают. Я им говорю, что не умею никаких речей говорить. Лучше еще сделаю «вне плана» 10-20 боевых вылетов. Все стали кричать «ура» и подбрасывать нас.
В самом конце спрашиваю Владимира Васильевича:
-  У Вас 143 боевых вылета, а звание Героя Советского Союза штурмовикам давали уже за 80. Совсем чуть-чуть не хватило до дважды Героя.
- Мы тогда не думали об этом, - отвечает ветеран. - Пришло задание. Надо его точно выполнить. О том, что могут убить, не думали. И о наградах не думали. Другими мы были людьми.
После войны герою Советского Союза В.В.Титовичу предложили пойти в академию, но он отказался, сказав, что хочет только одного – летать. Окончил в Таганроге высшие летно-тактические курсы, вернулся в Ленинград, сел на военно-транспортный самолет и почти 30 лет летал по всему Советскому Союзу. Стал летчиком первого класса. В 70-е годы по возрасту был списан на землю.
- Вы смотрели фильм «В бой идут одни старики»? Это настолько справедливый и правильный фильм, прямо о нашей жизни. Когда его показывают, я сажусь и хоть в 20-й раз, но всегда его смотрю, потому что там все про меня, про нас, про нашу молодость…
Светлана Задулина