Как создавался киношедевр

Думаю, многие из моих читателей помнят время горбачевской «перестройки» когда считавшиеся гениями работники искусства, особенно режиссеры театров и кино, в один голос говорили, что вот если бы не было цензуры, они таких бы шедевров натворили, что для бездарных творений места не останется, а зрители будут ломиться в театры и кино, занимая очередь с вечера. Ну вот уже 30 лет нет цензуры, ставят свои «шедевры» всякие Богомоловы, Серебрянниковы и Константины Райкины, а народ уходит из залов и плюется, потому что такую галиматью смотреть невозможно.

А вот во времена цензуры, но не огульной, а настоящей, творческой, были настоящие шедевры и на театральных сценах, и в кинотеатрах.  Правда, иногда цензоров поправляли, и бывало, на самом высоком уровне. Многие читали, видимо, как Сталин на критику оперы «Сусанин» одним очень уж желающим угодить власти цензором, запретившим одну сцену в опере, посоветовал сцену в оперу вернуть, а цензора уволить. Поэтому и рождались такие патриотические фильмы, как «Александр Невский», «Суворов» и «Кутузов», «Добровольцы» и «Освобождение»,

Кто интересуется творчеством талантливого советского сценариста и режиссёра Владимира Яковлевича Мотыля, наверняка, уже прочитал книгу «В стране своего «Я», выпущенную в 2017 году к 90-летию со дня рождения режиссёра по материалам из его личного дневника.

Первая мысль, которая пришла мне после прочтения книги, это то, что оказывается, Владимир Яковлевич был очень скромным человеком! В своих интервью он всегда сдержанно и коротко рассказывал о своей работе. А между тем в это время в его творчестве происходили очень яркие и знаменательные события, которые он скромно замалчивал. И если бы ни его записи в личном дневнике и не любезность его родственников, которые предоставили для публикации некоторые страницы, мы бы об этом никогда не узнали.

Например, я впервые узнал, что у легендарного фильма «Белое солнце пустыни», по первоначальному замыслу сценаристов и режиссера, должен был быть совсем другой,  трагический финал.

Конец фильма, по замыслу создателей, как бы подтверждал старую поговорку, что Восток - дело тонкое и любое вмешательство в его жизнь извне бесполезно, а в худшем случае даже приводит к трагедиям.

Но худсовет посчитал такую глубокую нагрузку для фильма ненужной, и в итоге фильм стал почти на 10 минут короче. В основном были вырезаны сцены из концовки фильма, после удаления которых картина приобрела несколько другой смысл с оптимистическим финалом. Итак, по порядку о вырезанных эпизодах.

Во-первых, пришлось удалить многие сцены красочных единоборств героев фильма. Особенно ему было жалко драку Верещагина с бандитами на баркасе, которая осталась в фильме в очень сокращенном виде, всего чуть больше минуты.

Дело в том, что большинство сцен борьбы актёр Луспекаев сыграл сам без дублёра, и это стоило ему немалых страданий, так как за несколько лет до этого у него были удалены обе ступни ног, и актёр ходил на протезах.

Но председатель художественного совета Марианна Владимировна Качалова решила, что «мордобоя на баркасе чересчур много, и он перегружает сюжетную линию финала картины». Известная советская чиновница Марианна Качалова имела в советском кинематографе непререкаемый авторитет. Но у неё был свой особый женский взгляд на кино. Разные драки и противоборства киногероев она считал никому ненужным подражанием голливудским фильмам-боевикам. В своё время в этом плане от неё серьёзно пострадали знаменитые «Неуловимые». И вот настала очередь «Белого солнца».

Но не только эпизод с Верещагиным не понравился Качаловой. Многое пришлось изменить в перестрелке Сухова с бандой, и убрали красочный эпизод финального поединка Сухова и Абдуллы в воде.

Этот поединок, как позже признался Мотыль, он и вправду снял по лучшим лекалам голливудских боевиков. Но главная «фишка» сцены этого финального противоборства была сразу после него. Когда израненный и еле живой Сухов всё же убивает Абдуллу и сам почти теряет сознание, то женщины, увидев гибель своего хозяина, бросаются к телу Абдуллы, равнодушно пробегая мимо окровавленного Сухова, котором в тот момент требуется помощь. Они начинаю рыдать и горестно причитать над телом Абдуллы, и в это время показывают крупным планом лицо Сухова, на котором разочарование и безысходность.

Несколько минут назад он сам, не ведая того, организовал гибель Верещагина, а теперь такая реакция женщин, ради которых, по сути, он и рисковал своей жизнью. Он вроде как победил, но чувствует себя полностью проигравшим.

Таким финалом авторы как бы хотели показать, что не надо лезть на Восток со своими «самоварами».

Второй эпизод, который худсовет принял решение вырезать без обсуждений - это сумасшествие Настасьи, после того, как она увидела взрыв баркаса с мужем. От эпизода оставили пятисекундную сцену, когда она, опустив руки и голову, потерянная, бредёт по берегу моря.

На самом деле, увидев гибель мужа, она теряет рассудок и уходит в пустыню к рельсам заброшенной железной дороги, по которой они когда-то много лет назад сюда приехали. Она начинает на коленях ползать по шпалам, очищая руками рельсы от песка, бормоча при этом бессвязные слова о доме, об Астрахани, о Паше, о родственниках и т.д. Ей кажется, что если она сейчас откапает от песка рельсы, то за ней обязательно приедет поезд.

Но что в итоге мы увидели в финале? Живой и невредимый Сухов в опрятной гимнастёрке с чувством выполненного долга продолжает свой путь домой, бодро вышагивая по песчаным барханам. Он победитель, и в этом никто не сомневается. Также никто не сомневается и в том, что вскоре он встретится «со своей разлюбезной Катериной Матвеевной», и всё в его жизни будет прекрасно.

В заключении я выскажу свою точку зрения. И, возможно, со мной многие не согласятся. Сегодня этот фильм - один из любимейших у многих поколений зрителей. Наши космонавты по доброй традиции уже полвека смотрят его перед каждым полётом. И я не уверен, что этот фильм был бы так любим всеми, если бы его финал не был изменён советской цензурой. Это тот случай, когда художественный совет, возможно, и не ведая того, поучаствовал в создании шедевра, и с полным правом может считаться соавтором легендарного фильма.

И когда моя заметка была практически готова, прочитал в Интернете статью неизвестного мне автора, некого Игоря Левитаса, чьи мысли очень схожи с моими, и думаю, с очень большим количеством размышлений здравомыслящих людей.


Актер Дмитрий Певцов предложил создать в России специальную комиссию по цензурированию произведений искусства, включая фильмы и спектакли. И началось… «Так и вздулись сердитые волны, так и ходят, так воем и воют». Но давайте все же попробуем разобраться.


Все, собственно говоря, начинается с этого неприятного слова «цензура». Согласно словарю, цензура — это система государственного надзора за печатью и средствами массовой информации. Цензура существовала и существует во всем мире с незапамятных времен. Один «Индекс запрещенных книг» (лат. Index liborum prohibitorum) чего стоит. Кстати, нечто подобное существует в США и поныне. Американская библиотечная ассоциация ежегодно составляет список из десяти книг, вызвавших наибольшее противодействие. И эти книги вы уже не найдете в библиотеках. Не говоря о том, что в 19-м веке согласно «закону Комстока» нельзя было пересылать ряд книг, таких как «Кандид» Вольтера, «Декамерон» Боккаччо, сборник «Книга тысяча и одной ночи», «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена, «Крейцерова соната» Льва Толстого и другие.


Но к американской цензуре мы вернемся, а пока о другом. Существует мнение, особенно распространенное у либеральных демократов, что слово «цензура» может быть применимо только в тех случаях, когда существует государственный надзор. А вот когда надзор и всевозможные запреты исходят от частных лиц (пример — блокировка Трампа в соцсетях), это не цензура. А что, если человек убит? Для мертвого не все ли равно, как его убили: застрелили, повесили или зарезали. Важен результат, а не способ. Когда формулировали определение цензуры, не было частных компаний, способных охватить одновременно многомиллионную аудиторию, такой возможностью обладало лишь государство.


Кстати, это одна из причин, по которой цензура не является государственной в США. Там роль федерального государства вообще слабая, и поэтому государственные власти не могут провести множество таких законов, которые хотели бы. «Маккартизм» — помните такое понятие? Когда тысячи актеров, режиссеров и прочих деятелей искусств лишались работы, они выбрасывались в буквальном смысле на улицу, некоторые вынуждены были покинуть США. Разве для Чарли Чаплина имел значение тот факт, что «маккартизм» был общественным движением, а не федеральным законом? Думаю, что нет — иначе он не сбежал бы в Европу от американской демократии.

Но revenons ; nos moutons (вернемся к нашим баранам — фр.) — именно к светлоликим и рукопожатным представителям СРИ (самопровозглашенной российской интеллигенции), набросившихся на Певцова. И вообще, цензура это хорошо или плохо? Давайте для начала я вам кое-что напомню. «Девять дней одного года», «Баллада о солдате», «Гамлет», «Не горюй», «Андрей Рублев», «Отец солдата», «Никто не хотел умирать»… Продолжать могу долго. Могу вспомнить более ранние фильмы: «Броненосец Потемкин», «Весна», «Цирк», «Иван Грозный» и другие. Фильмы, собиравшие миллионные аудитории — и не только в СССР, фильмы, завоевывавшие многочисленные призы, фильмы, которые и сейчас многими смотрятся с удовольствием.


А ведь снимались они в годы, когда цензура (особенно во втором моем списке) была развита повсеместно и отличалась жестокостью. А какие из сегодняшних, бесцензурных фильмов вы можете поставить рядом? Могут сказать, что фильмы тех лет — это агитки. Да, агитки. Согласен. А что, скажем, американский фильм «Спасти рядового Райана» — это не агитка? Агитка. А «Супермен», а «Капитан Америка»? А разве «Зулейха открывает глаза» — это не агитка? Ещё какая! Так что про агитки лучше не вспоминать.


В числе наехавших на Певцова есть такой режиссер Александр Молочников, создавший откровенную халтуру — фильм «Мифы», который позорно провалился в прокате. В советское время его бы взяли на картину только осветителем или тем рабочим, который катает тележку с оператором (мое личное мнение). А то барахло, которое он ставит и снимает, никогда бы не дошло до зрителя.


Кстати, насчет спектаклей. «Холстомер» и «Мещане» у Товстоногова, «Пугачев» и «Гамлет» на Таганке, «Смерть Иоанна Грозного» в ЦТСА, «Соло для часов с боем» во МХАТЕ, «Взрослая дочь молодого человека» в Театре Станиславского… А какая была цензура! И что сейчас? «Голая пионерка» Серебренникова и Бузова в спектакле «Чудный грузин» во МХАТе? Или последний «шедевр» в «Современнике» — «Первый хлеб» с матом? Я смотрел те спектакли, о которых написал, почти 50 лет назад и помню, как будто видел их на прошлой неделе, а кто вспомнит этот современный бред через пять лет?


Так объясните мне: что дало русскому искусству отсутствие цензуры? Почему в период цензуры было искусство, а сейчас, когда художник якобы свободен, он ничего выдающегося не может создать? В ответ — тишина. Может быть, дело в том, что в условиях запретов пробивались самые талантливые, а все пошлое и мелкое оставалось за бортом? Был только один выбор: «либо в „железный инвентарь“, либо в „золотой фонд“» — так писали Ильф и Петров.


Когда я слышу от режиссера или художника сакраментальную фразу: «Я так вижу», всегда хочется у него спросить: «А ты не пробовал обращаться к окулисту — ведь у тебя явное косоглазие?» Вот, скажем, режиссер Звягинцев увидел историю, изложенную в его фильме «Левиафан», как событие, произошедшее в России. А оно произошло в США. Но в США ни один режиссер не возьмется за фильм, основанный на истории, когда один пьяный идиот на бульдозере громит здания, — ему на этот бред ни один продюсер не найдет денег. А Звягинцев взял деньги у государства, это же государство обгадил, деньги не вернул (ибо фильм никто не стал смотреть), но зато получил приз в Каннах.

Раньше кино собирало зрителей, а сейчас
оно собирает награды. В этом их главное различие. Нынешние руководители искусства, и чиновники, и творцы — это выходцы из 1990-х. Это было время, когда в полном соответствии с пролетарским гимном разрушили старый мир до основания. Другое дело, что до следующей строчки не дошли: новый мир не построили. А расположились на земле разрушенного храма, как бандерлоги: «Они пользуются украденными словами. У них не наши обычаи. У них нет памяти». Это все про тех, кто поднялся в 1990-е. Ключевая фраза — «нет памяти»! Поэтому и создают то, что создают.

Певцов не предлагал ввести снова Главлит — это советское министерство цензуры. Певцов имел в виду, и это понятно, что должна быть общественная организация, которая следила бы за тем, что мастера искусств предлагают зрителю. Кстати, согласно Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 1950 года допускается ограничивать свободу прессы по соображениям национальной безопасности или для установления общественного порядка. Это ограничение вполне может быть расширено за счет включения в него не только прессы, но и произведений искусства. По тем же самым соображениям. Ибо развращение молодежи, извращение истории, изображение насилия — это и есть угроза национальной безопасности.

Кино, театр, изобразительное искусство — это такие формы творчества, которые всегда подразумевают зрителя. Они и создаются для зрителя. И чем больше зрителя есть у произведения, тем больше вероятность, что оно значимо. Я уверен, что, если провести общероссийский референдум на тему «Нужна ли общественная проверка создаваемых произведений искусств?», то большинство зрителей, они же граждане России, выскажутся за. А мнение остальных… Оно укладывается в статистическую погрешность любого опроса. Впрочем, они сами и есть — статистическая погрешность…

Вот такая статья неизвестного мне человека, но как она в тему моей заметки о том, что иногда благодаря  цензуре создавались шедевры, на которые шли зрители тогда, и которые смотрят через много лет, потому что они настоящие шедевры, а не халтура, как у нынешних «творцов».