Городская бестия с жаждой нового разв 1ч

       В этом ироничном повествовании раскрываются страсти  ребятни пионерского
  возраста, но с желаниями далёких от игры на горне.        И так...
         
      Как ни странно, но предстоящая поездка в деревню к бабушке, практически
  на всё лето, Глашу не расстраивала, как бывало в предыдущие пару лет.
     Обычно, как заканчивался учебный год и, начинающие зеленеть листья тополей
  в соседнем парке, неизменно манили ожидаемой радостью от посещения этого клочка
  городской природы.
     Он удачно находился в соседстве с застройками одно и двухэтажных,
  многоквартирных домов, в одном из которых и жила Глаша со своей матерью,
  понятное дело работающей на железной дороге.

     Раньше Глашка с подружками даже гордились, что знают каждый уголок в этом
  искусственном оазисе, видимо специально встиснутый в зачернённые дымом
  и копотью домами и улицами железнодорожным депо.
    Оно располагалось в видимой близости, как и парк, находящийся
  с противоположной стороны от жилых застроек для проживания работников участка
  этой, не южной ветки железной дороги.

    В прошлые сезоны Глаше нравилось в парке всё:   и качельки-лодочки,
  и танцплощадка для взрослых, огороженная ажурным,   бетонным ограждением,
  и затенённые аллеи кустарников, где было удобно играть в прятки ребятне или
  подсматривать за целующимися, влюблёнными парочками.
    Они с удовольствием от озорства пугали увлечённые любовным действием парочки,
  хихикали в недоумении этой необходимости взрослых и убегали от недовольных
  окриков влюблённых за прерывание их любовного томления.
     Пионерский возраст Глашке с её подругами не давал понятия непременной
  необходимости объятий и поцелуев в естественной тяге мужчины к женщине.

     Казалось до подобных нюансов у них целая вечность, но... что-то невидимое,
  неосязаемое, окутывало Глашку, проникало в её сущность, странным образом меняя
  её взгляды на привычные предметы и привычки.

    Почему-то в этом году,  ещё до отъезда в деревню, посещая парк каждый день
  и вечер, её стали раздражать: и очередь на качели, и невозможность попасть
  на танцплощадку, и колючие кусты акации, обосс... и обоср...местными кошками
  и собаками, цветущие только раз в конце весны, а в остальное время только
  кололись своими колючками.
     Всё в этом парке для неё было известно, знакомо по прошлым, ежедневным
  посещениям.  Что же в пределах доступного могло заинтересовать Глашу своей
  новизной?
        И куда можно было сходить бесплатно вечером, без догляда матери?
     Конечно в этот затрапезный парк, с запыленными кронами деревьев и кустов.
 
   Глашку перестало радовать единственное место посещения своей узнаваемостью.
                Он надоел ей до чёртиков.
     Глаше хотелось новизны, хотелось чего-то нового, какого-то разнообразия.
   А какой новизной мог обрадовать парк, знакомый каждым кустом, запыленный,
  закопчённым близлежащим железнодорожным депо, с его чернотой и копотью от
  работающих тогда ещё паровозов?
     Глаша, как её город и страна были, по сути, в пионерском возрасте, на пути
  к переменам.

     Она не понимала причину пришедшего к ней желания, но отдалась его власти
  всецело, без рассуждений, не сомневаясь, что желание осуществится.
    Но понимала, что оно осуществится вне ограды этого, задрипанного сада,
  про который сложили очень правильный стишок - сад, где кошки ссат, собаки
  дрищщ..., нас ищут.

     Нет, местный фольклёр не заканчивался смыслом этой частушки.
  Его разнообразие демонстрировалось из каждого открытого окна в праздничные
  и выходные дни.     Исполнители народного фольклёра, не стесняясь горланили
  в подпитом состоянии собственные варианты пародий на известные изречения,
  перемежая их личными, не литературными, рифмованными выражениями, гордясь
  новизной шедевра.
      Вообще, удивляться не стОит, каждый видел в чём-то своём разнообразие
  и новизну,  приближаясь к ней, как мог, всеми  доступными средствами,

     В общем, почти тринадцатилетняя Глафира на этот раз собиралась с охотой
  отправиться в гости к бабушке в деревню, где был лес, полон цветущих,
  голубых незабудок, земляничных полян и зарослей вкуснейшей черёмухи.
    И ещё много чего, всё сразу и не вспомнишь...

     Разнообразие флоры, окружающей село бабушки и фауны дворов, многочисленной
  её родни и знакомых, просто ошарашивало своим величием, численностью и
  великолепием.   
    Глаша не вдумывалась в понятия величия и великолепия, её приятно удивлял
  белоствольный, чистый березняк, утопающий в цветущей голубизне незабудок,
  как в мелководном озере, обещающем со временем превратиться в земляничную
  поляну.
    Ей нравилось, что во дворах местных сельчан разгуливало многочисленное
  мясо в перьях, кудахтающее и крякающее... пока ещё.

 - Баба, почему не варите на обед лапшу с курицей?   Вон сколько во дворе
   куриного мяса прогуливается.

  - Ишь ты- какая прыткая. Рано ещё. На днях будем рубить прошлогоднюю куру,
    наседку.   У неё выводок подрос, бегает и клюёт без матки.
     Ешь творог и яйца.  В твоём городе такого нет.

  - Да, я ем. Но варёные яйца такие сухие, в горле застревают.

  - А ты молочком запевай, вот и не будешь давиться.

  - Ты же, баба, знаешь, что я молоко не люблю. Я люблю сметану.
    Знаешь, какая она вкусная, когда её мама посолит и туда толчёного
    чеснока добавит. 
    Как она говорит- с такой сметаной можно какашку слопать.

  - Ну, уж какашку?  Сметаны нету, сливки есть.
    Ладно к обеду сделаю таких сливок мисочку.
    Мужики придут на обед, вот пусть отведают твоё угощение.
    Посмотрим, что они скажут на твою выдумку.

      А пришедшие на обед хозяин дома- тракторист дядя Вася и его взрослый
  племянник ничего не сказали.  Умяли заранее очищенные Глашкой куриные яйца,
  обмакивая их в миску с чесночными сливками.  Съели за милую душу, ни одного
  не оставили в сравнении с прошлыми обедами.
     Конечно на обеденном столе были не только варёные яйца. В центре стола
  стояла большущая тарелка с варёной картошкой, посыпанной укропом.
  Во второй тарелке взгляд притягивал айсберг белеющего, свежего творога.
    Но от обеденного стола, заставленного обыденной, сельской вкуснотищей,
  Глашке доносился запах деревенского, тёмного хлеба, громоздившегося в тарелке
  полукружъями, нарезанными от круглого, хлебного каравая, местами припудренного
  мукой.
     Была неизменная толкушка зелёного лука с яйцами, которая к ужину
  переберётся внутрь теста, превратившись в пирожки.
  Их обольют топлёным маслом и будут они томиться в нём, приобретая божественный
  вкус.

      И лес, и речка, и новые знакомые из сельской ребятни, другая еда- это ли
  не новизна, которую так жаждала Глашка, которая радовала и воодушевляла на...
    Она и сама не понимала- на что.

     Но с мысленными восторгами от желанных встреч новизны, непоседливая Глашка
  успевала чуть не каждый день прогуливаться с хозяйской дочкой по улице,
  тянущейся вдоль всей деревне.
    Прихватив в обе руки по морковке и малосольному огурцу, выловленному
  из рассола в деревянном логушке, притулившегося в прохладной кладовой вместе
  с крынками молока и сливок, пускались вдоль улицы с желанием на других
  посмотреть и себя показать...   

     Шли, вышагивали, гордясь компанией друг друга, откусывая поочерёдно:
  то от огурца, размером с маленький кабачок, то от маленькой морковной сабельки.

    Глашка, собирая в деревню летние платья, попросила мать пришить к ним
  каких-нибудь оборочек и воланчиков в тон платья, не жалея ярких пуговок.
    А платья местных девчонок представляли из себя простые балахоны: то ли
  на вырост, то ли на толщину.
   Так что на городскую Глашку  местные селяне смотрели с нескрываемым интересом
  и взрослые, и ребятня.   Подружки медленно вышагивали, подбоченясь и, немного
  кривляясь, по посреди дороги, вдоль улицы.
                Ну, чем не подиум?

     Глаша первое время в деревне общалась в основном с хозяйской дочкой-
  родственницей, носившей весьма скромные платья, скрывающие её сутулость,
  которая в сущности была врождённым сколиозом позвоночника.
     Но Светка не унывала, гордилась городской гостьей, носилась с Глашкой 
  по деревне, купалась в речке, приглядывая за ней, как за несмышлёной
  невидалью, не соображающей в сельской жизни.

    И то правда.  Подкравшись  как бы незаметно к деду Матвею, балакающему 
  с дедом Фёдором, услышала Глашка непонятный разговор:

  - Слышь, Мотька, Васька-то чё говорит- его стручок последнее время ему
    спать не даёт.  Вона, его жена Надька уже не знает, как от него спасаться.

  - А чё спасаться? Дело- бабье, ведь она ему жена.  Радовалась бы...

  - И то-правда. Ты как думаешь- моей Агафье такой стручок сгодился бы? Хе-хе...

  - Кхе-хе. Твоей Агафье - не знаю. А вот, Катьке из сельпо, был бы в самый раз.

    Из подслушенного разговора Глашка ничего не поняла, но её очень заинтриговал
  какой-то загадочный стручок, от которого кому-то надо спасаться, а кому-то
  он в самый раз.     И в подходящий момент решила пополнить свои знания
  о стручках в разговоре с бабушкой,  выложив ей весь подслушанный разговор,
   как есть: от начала до конца.       А та, почему-то...

  -Неча подслушивать брехню  старых пердунов, наговорят незнамо чё.
   Рано тебе в этом разбираться.   Забудь.

     Вот и всё объяснение бабушки.  Конечно она забыла... на время.
  Однако этот подслушанный разговор отложился в закромах её хорошей памяти, как
  и то, что говорили сельские пацаны прошлым летом и видела,  как они же
  смотрели на неё теперь.    Ей неведомы были их мысли, глядевшие странным
  взглядом на городскую, подросшую девчонку, в надежде, что она повзрослела.

     И, услышав краем уха, (а в деревне все новости разносятся быстро) что
  в низине, на лугу у деревенского кладбища встречается поспевшая клубника,
  которой Глашке очень хотелось отведать, ведь из сладкого остался только
  кусковой сахар, колотый на кусочки кухонным ножом.
     Сахар Глашку не прельщал, а привезённые конфеты давно закончились.
  И пошла любопытная Варвара - Глашка за уточнением об ягоде сама лично, одна,
  чтобы ей больше досталось.

     Кладбища она не боялась; оно притулилось заросшее травой,   солнечное,
  совершенно без жути.
  Но перед ним надо было пройти высоченные заросли конопли, где они с девчонками
  прошлым летом играли в дочки-матери с самодельными куклами, выпалывая
  в зарослях прогалины, из которых делали комнаты для игры.
     Играть было удобно и уютно, но местные пацаны частенько мешали им: то
  пугали криками, то просили с ними поиграть в зарослях в прятки
  "Вот ещё чего,- думала тогда Глашка, - буду я с пацанами играть.
   Мне с ними не интересно"

      Они и в это лето просили Глашку поиграть с ними в прятки.
  "Нет,- отвечала она,- не пойдёт.  Вы-то меня знаете, а я вас всех не знаю
  и не смогу вас найти, буду вечно голить. Я не хочу, чтобы надо мной смеялись"

     Своим отказом она озадачивала местную ребятню, желаюшую  потешиться
  над городской неумехой, заранее  зная, что она будет путаться в их именах,
  а они порезвятся, от пупа насмеявшись.
    Злобы никакой не было, было обыкновенное подростковое баловство и интерес
  к городской девчонке.

     Ваньку Брюханову тоже  интересовала Глашка, как-будто она была из другого
  теста. Он жил со своей семьёй, в доме через дорогу, наискосок от дома бабушки.
    Они даже раза два разговаривали, когда она прогуливалась со Светкой
  по улице.   Он был её старше всего на полгода, но деревенские навыки и жизнь
  в селе  делали его солиднее что ли, а привычные заботы по дому вытесняли
  возрастное озорство.
    Глашка для него была загадкой, которую он собирался разгадать...
     Но каким образом?..  И он решил встретиться с ней один на один.

   И вот, когда Глаша уже была в той ложбинке, между кладбищем и зарослями
  конопли, собираясь поискать красневшую в траве клубнику,   она заметила
  приближающегося к ней Ваньку.
     Девчонка не дала ему подойти ближе, первая окликнула осмелевшего пацана:

  - Не подходи.  Что тебе тут надо?  Куда направился?

  - Ноо, затараторила. Я за тобой шёл. Почему подойти нельзя?

  "Бабушка не разрешает. - соврала Глаша.- А ты чего хотел?"

  - Да так, посмотреть на тебя вблизи.

  " Ишь, чего захотел?  Вблизи.- И, вспомнив фразу, добавила.- За погляд
  платить надо"

  - Платить? У меня денег нет.

  - А никто у тебя денег не просит.
   
     И, подумав добавила- "Сбегай, принеси три не варёных яйца, тогда посмотришь
  меня вблизи. А сейчас иди, я подожду".
    Она думала, что он пожадничает и ему придётся ретироваться, однако, странно,
  но Ванька принял условие девчонки за чистую монету и рысью побежал за
  выкупом для посмотра.
     Не успела Глашка съесть три-четыре поспевшие клубнички, как вернувшийся
  Ванька протягивал ей куриные яйца со словами:-

  - Теперь можно?

  -Можно. Подходи, яйца не сломай.  Смотри, но не долго. Мне домой возвращаться
   пора.

     Ванька обошёл кругом стоящую радом Глашку и всё никак не мог насмотреться
  на её тоненькую фигуру в цветном платьице с короткими рукавами-фонариками.
     Домой они пошли вместе.   Быстро дошли до своих хаток.
  За воротами дома бабушки Васени скрылось вместе с куриными яйцами загадочное
  существо в оборках на платье, цветастостью похожее на поляну, на которой Ванька
  только что вблизи рассматривал его.

      Оно- это существо в воздушном платье, с юбкой-солнце, обещало прийти
  на следующий день туда же, за тот же выкуп.
    Конечно он придёт и яички принесёт.    Что ему жалко что ли куриных яиц?..
  Ведь она так мило помахала ему на прощание ручкой, наряженной такими
  удивительными рукавами-фонариками, какие сельские девчонки отродясь не носили.
 
     Глаше очень понравилась такая манипуляция за погляд и она, осмелев,
  начала проделывать такое с другими ребятишками.
   Заработанные яйца она прятала в прохладной кладовой, за пустующей тарой
  из-под муки и квашеной капусты.  Так что об её запасах никто не знал.
    Она собиралась приобщить их потом к тем яйцам, которые бабушка собирала
  в обмен на лиственничную серу, разделённую на порционные кусочки от большого
  кома, размером с человеческую голову.

    Яйца, запакованные в чемодане, отправят вместе с Глашей в город, к маме,
  в конце лета...  ближе к сентябрю.  А пока...
     А пока она их собирала ни о чём не задумываясь, не оценивая свои действия,
  с простым желанием помочь матери, которая "билась, как рыба об лёд",
  с желанием выжить в непростое время пятидесятых годов.

     Себя она демонстрировала сельской ребятне, изображая артистку кино под
  большим секретом, подтверждённым костлявым кулачком её девчачьей ручки.
    Она одевала разные платья, представляя себя в разных ролях перед зрителями,
  вертелась перед пацанами то вправо, то влево, забирала яйца, угрожающе
  предупредив смотрящего:
  - Никому. Только тебе показываю. Теперь это твоя тайна. Понял?

   "Понял, понял.- отвечал парнишка, уверенный, что он единственный смог
  углядеть что-то секретное в образе городской проказницы.

  "Ну, вот и посмотрим- маленький ты или-нет.- подкрепляла свою угрозу Глашка,
  нагружая совесть сельского мальчишки.

     Но саму Глашку совесть не мучила.  Получив от матери посылку с ещё одним
  комом серы, бабушка обнаружила в фанерной упаковке посылки пустую консервную
  банку без дна и крышки.

  - Баба, не удивляйся. Это я просила в письме маму прислать нам такую баночку,
    будем в ней жарить яйца на завтрак.
     Сливок же мало. Из них надо масло взбивать, а варёные яйца трудно есть
    без сметаны. Вот увидишь, всем понравится.
   Я такое видела в городском кафе на вокзале.

    На следующее утро, к хлебу и творогу на стол выставили сковороду с тёплыми,
  поодиночке поджаренными яйцами, с помощью этой баночки.
     Получалось очень ловко и, к удивлению бабушки и хозяйки тёти Нади, всем
  очень  понравился вкус этих жареных яиц.  Их поедали за милую душу: и с хлебом,
  и с толчёным луком,  да ещё попросили такие же на обед.

     Вот так, такими темпами куриные яйца поедались без остатка, с большим
  удовольствием.  Так что Глаша начала доставать яйца из своей заначки.
     Но яйца не каждый раз доставались городской девчонке таким находчивым
  методом.
    Завидев её гуляющей со Светкой по улице, приглашали девчонок в гости, чаю
  попить или просто так, но никогда не отпускали забавную девчонку без угощения
  или маленького гостинца: то яичек пяток предложат, то стаканчик сметаны,
  то пирожков пополдничать. 
     Глашка не брезговала, брала со спасибом, в угоду сельской, но всё же- родне.

  - Ты Василисина внучка?  Какая тоненькая...

  - Ты Марусина дочка?  Симпатичная, но больно уж...

    А когда начали поспевать лесные ягоды, то одаривали "хрупкую, городскую,
  Манину дочку, то земляничкой, то сладкой смородиной, похожей на крыжовник.

     Ванька, продолжая крутиться около Глашки, не переставал ей предлагать:
  то пару яиц, то кусок сладкого пирога, то пучок черемши, которую продавали
  с телеги приезжие, выменивая пучок за куриное яйцо.
     Так что Глашин способ обмена был не нов.
                Главное в этом- что на что.

    Но аппетит у Ваньки рос.  Видимо рассмотрев всё, что попадало в простое
  обозрение глазом, ему захотелось увидеть что-то более тайное.
   Он и спросил, насмелился и спросил, выбрав момент, когда они  одни  собирали
  с куста смородину в ограде дома.

  - Глаш, я хочу посмотреть другое.

  - Ты уже всю меня рассмотрел. 

   "Нет не всю.- и вопросительно уставился ей в глаза.

   - Что, хочешь что-то под платьем посмотреть?

   - Нет.

   - А где тогда?

   - Под трусиками...

     Глашка так и опешила, замолчала, мысленно переваривая услышанное.

  - А что, туда мальчишки тоже смотрят?  Неужели интересно?

  "Смотрят. Страсть, как интересно,- ответил он, а мысленно подумал,- до чего же
  она ещё малявка. Но всё равно, ведь- городская. У городской не видел"

     А Глашка, в надежде, что он откажется, заявила:
  - Хорошо, только за это принесёшь мне общипанную курицу, без головы.
    Завтра за коноплёй в наше время.

     И к удивлению Глашки...

                продолжение следует
   ;