ДАЛЬНЕЙШАЯ СУДЬБА ВЕЗДЕСУЩЕГО ГОСПОДИНА
ЖЕСТОЧАЙШИЙ КОНФУЗ
15 октября 1841 года - в тот самый день, когда наш герой в Ставрополе наконец-то передал Льву Пушкину причитавшиеся тому деньги, в Петербурге министры представили императору свои мнения о переданном им для обсуждения документе, названном «Соображение об устройстве железной дороги между Петербургом и Москвою».
Министр внутренних дел Строганов писал: «Без привычки к железным дорогам не следует бросаться в предприятие огромное и опасное, для которого мы еще не довольно созрели и которое по этой самой причине в настоящем порядке вещей должно почитаться в исполнении невозможным» (1).
Министр финансов граф Е.Ф. Канкрин полагал, что железная дорога между столицами «не принесет никакого дохода, испортит нравственность и истребит капиталы, которые могли бы найти лучшее применение» (2).
Однако Николай I оказался более дальновидным, чем его министры. И три месяца спустя, на совещании 13 января 1842 года, в котором приняли участие наследник, будущий император Александр II, председатель Государственного совета князь И.В. Васильчиков (отец одного из секундантов на дуэли Лермонтова с Мартыновым), министр императорского двора князь П.М. Волконский, Николай I принял безоговорочное решение строить Петербурго-Московскую железную дорогу. 1 февраля был подписан высочайший указ «Об учреждении Комитета устройства Петербурго-Московской железной дороги», несколько дней спустя опубликованный в газетах.
«В беспрерывном попечении Н а ш е м об улучшении сообщений в Империи, - говорилось в указе, - Мы еще за несколько лет перед сим, обратив внимание на те выгоды, кои принесло учреждение железных дорог во многих иностранных землях, повелели Комитету Гг. Министров войти в рассмотрение бывших по сему предположений […] дабы определить меру достоинства их путей для России, наилучшее их у нас применение и удобнейшее техническое исполнение, - воспользоваться потом без излишних пожертвований всеми выгодами сего нового способа сообщения.
Ныне, по рассмотрении и разностороннем обсуждении, в личном присутствии Н а ш е м, сего соображения, признав за благо даровать Отечеству Нашему сообщение, которого устройство хотя и сопряжено со значительными расходами, но обещает Государству выгоды многоразличные и соединит обе столицы как бы воедино, Мы положили возвести железную дорогу от С. Петербурга до Москвы» (3).
Далее в указе подчеркивалось, что сооружаемая дорога являет собой «на пользу общую сообщение, столь важное для всей промышленной и деятельной жизни Государства» (3)
Наркиз Отрешков, шесть лет назад категорически заявлявший: «устроение железной дороги между С.-Петербургом и Москвою совершенно невозможно, очевидно бесполезно и крайне невыгодно» (4). потерпел на сей раз жесточайший афронт и конфуз. Быть может, его несколько бы утешило, если бы он узнал, что о строительстве железной дороги, призванной соединить две российские столицы, были подобного отрицательного мнения весьма высокопоставленные особы. Однако их суждения не были преданы гласности, в то время как его соображения трижды опубликованы, в том числе - в самой читаемой газете того времени.
Как говорили древние римляне, «verba volant, scripta nanent» - «сказанное улетает, написанное остается».
Вспомним, что Отрешков, по свидетельству П.В. Анненкова, ухитрился «составить себе репутацию серьезного ученого и литератора по салонам, гостиным и кабинетам влиятельных лиц» ((5). А обитатели салонов и кабинетов - аристократы, высокопоставленные сановники и финансовые магнаты - были, как правило, постоянными читателями «Северной пчелы».
Кто из «влиятельных лиц» поверил бы теперь «члену ученых обществ», чьи категорические утверждения опровергались высочайшим указом?! Кто из деловых людей решился бы вложить свои деньги в затеваемое им предприятие?! К тому же Отрешков печатно заявлял, что строительство железной дороги не только «совершенно невозможно», но и «очевидно бесполезно», т.е. подвергал сомнению будущее высочайшее решение и противоречил самому государю;императору. Подобное обстоятельство выглядело в глазах благонамереннейших читателей «Северной пчелы» поступком не только наиглупейшим, но даже крамольным. Кроме того, если Отрешков утверждал, что сооружение дороги «крайне невыгодно», то в высочайшем указе подчеркивалось, что оно «обещает государству выгоды многоразличные».
Месяц спустя после того, как в газетах был напечатан императорский указ о строительстве железнодорожной магистрали, призванной соединить две российских столицы, в журнале «Москвитянин» появилось стихотворение «Железная дорога» - первое в отечественной поэзии, имеющее такое название (и на 22 года опережающее известное всем со школьной скамьи произведение Н.А. Некрасова). Его автором был давний знакомый Отрешкова, соученик по Московскому Благородному университетскому пансиону С.П. Шевырев, ставший профессором Московского университета. Стихотворение велико - приведем несколько строф:
Думой сильного владыки,
Волей рока самого,
Совершайся, труд великий,
Света, знаний торжество!
Лягте, горы! Встаньте, бездны!
Покоряйся нам, земля!
И катися, путь железный,
От Невы и до Кремля.
…И Москва общенья сети
Проведет по Руси всей,
И как ласковые дети
Восемь придут к ней морей,
Предводимые реками:
Арарат, Урал, Кавказ
Двинут следом за морями,
Будут здесь гостить у нас.
Соберется Русь святая
Ото всех своих концов -
От немой стены Китая,
От звенящих моря льдов.
Станет жить своей срединой,
Укреплять в ней бытие,
И забьется пульс единый
В теле здравом у нее… (6)
Как же отозвался на эту новость Наркиз Отрешков, вдохновлявшую, как мы видим, не только публицистов, но и поэтов?
После опубликования высочайшего указа в «Северной пчеле» появляются несколько статей, подписанных фамилией Атрешков, однако принадлежат они перу не Наркиза, а его брата Павлиния и посвящены совсем иным темам. Совершая в это время в качестве туриста заграничный вояж, он посещает модные курорты и столицу Франции, о чем свидетельствует напечатанные в газете его путевые очерки «Грефенберг» (14 марта), «Физиономия Парижа» (30 апреля), «Иностранцы в Бадене» (18 июля).
Однако старший из братьев Отрешковых, переживший жесточайший конфуз, вообще теперь перестал печататься, предпочитая хранить молчание. И молчание это продолжалось более десяти лет.
Только в начале 1850-х годов он снова начинает выступать в печати. Так, в 1853 году в «Северной пчеле» появляется его пространная статья «О монетной единице». (7) Но теперь он изменяет фамилию, которой подписывает свои сочинения, почти до неузнаваемости - теперь уже не «Атрешков», как прежде, а «Тарасенко-Отрешков». Читателям вряд ли пришло в голову отождествлять этого автора с тем публицистом, что писал на подобные актуальные темы прежде.
Следует отметить, что Наркиз Иванович начал изменять свою подпись еще в середине 1840-х годов, но пока еще не в печати, а в официальных документах, и делая это весьма осторожно: он подписывал их Н. Т.-Отрешков или Н.Т. Отрешков.
ЖЕСТОЧАЙШИЙ КОНФУЗ
1 Виргинский В.С. Возникновение железных дорог в России до начала 40-х годов ХIХ века. М., 1949, С. 217
2 Там же.
3 Северная пчела - 1842 - 11 февраля - № 33 - С. 129
4 Атрешков Н. Об устроении железных дорог в России. - С. 67.
5 Анненков П.В. Воспоминания и критические очерки. - СПб., 1881, Т, 3, С. 258.
6 Москвитянин - 1842 - № 3 - Ч. II - С. 7-8.
7 Как явствует из примечания к статье: «Выписки из писем Н.И. Тарасенко-Отрешкова о сребре и золоте и о влиянии его на общественное богатство», (1853, 23 февраля), эта статья представляет собой фрагмент его книги, которую он три года спустя безуспешно будет представлять на соискание академических премий Франции и России.
ПОРТРЕТ «РУССКОГО МАРКИЗА»
Хотя Отрешков пользовался довольно значительной известностью как литератор и публицист, при жизни нашего героя ни в одной из написанных им книг не был помещен портрет автора. Более того, в музейных фондах нет ни одной его фотографии.
Единственный известный нам портрет - не фотографический, а живописный - находится в Государственном Русском музее. Зная об этом, в один из приездов в Петербург несколько лет назад, вооружившись соответствующим письмом, я заказал в Русском музее этот портрет. К моему изумлению, вместо ожидаемого изображения мне выдали роскошный альбом.
Вот его описание в каталоге музея: «альбом в зеленом бархатном переплете с накладным орнаментом в виде ветвей лавра и дуба, с включенными в него медальонами-гербами губерний (20 гербов на верхней крышке и 32 герба на нижней) и акварельным пейзажем в центре верхней - видом на Кремль со стороны Замоскворечья - в центре Большой Кремлевский дворец, колокольня Ивана Великого и кремлевские соборы. Альбом поступил в Русский музей из Эрмитажа (1).
На первой странице альбома я прочитал:
«Воспоминание
Присутствие Государыни Императрицы Александры Федоровны
с Высочайшим Ея Императорского Величества Семейством
на Русском празднике, 9 Апреля незабвенного 1849 года,
в доме Московского Военного Генерал-Губернатора Графа Закревского
Боготворимой Государыне Императрице
от Графини Аграфены Закревской».
Альбом составляли акварельные портреты обладателей русских аристократических фамилий, облаченных в национальные костюмы. Открывал альбом портрет - «Русский богатырь боярин Добрыня» - Дашков. В числе изображенных были граф Ростопчин, граф Апраксин, князь Оболенский, князь Голицын, Лопухин, сестры(?) Нарышкины, Т.Тютчев (подросток), А.А.Столыпин (Монго?), С.В. Тютчев, М.А.Столыпина.
Художник Петр Алексеевич Черкасов изобразил Тарасенко-Отрешкова в костюме ливонского рыцаря - в рыцарских латах, шлеме с перьями, с красным шарфом через плечо, мечом на левом боку, опирающимся на щит, на фоне пейзажа - замка на морском берегу.
Высокого роста, худощавый, правильные черты лица, прямой довольно длинный нос, бакенбарды и усы черные с небольшой проседью, волосы закрыты шлемом - так выглядит Отрешков на портрете. Возможно, рисуя парадный портрет, художник приукрасил его внешность.
Вспомним словесный портрет, данный Лермонтовым в «Княгине Лиговской»:
«Он был порядочного роста и так худ, что английского покроя фрак висел на плечах его как на вешалке. Жесткий атласный галстух подпирал его угловатый подбородок. Рот его, лишенный губ, походил на отверстие, прорезанное перочинным ножичком в картонной маске, щеки его, впалые и смугловатые, местами были испещрены мелкими ямочками, следами разрушительной оспы. Нос его был прямой, одинаковой толщины во всей своей длине, а нижняя оконечность как бы отрублена, глаза, серые и маленькие, имели дерзкое выражение, брови были густы, лоб узок и высок, волосы черны и острижены под гребенку, из-за галстука его выглядывала борода а la St-Simonienne» (2). В целом словесный портрет соответствует живописному.
Следует рассказать об истории создания альбома, содержащего портрет Отрешкова.
Преподнесшая роскошный подарок императрице графиня Аграфена Федоровна Закревская (1799–1879) - супруга московского генерал-губернатора, в свое время великосветская красавица, отличавшаяся свободным поведением и бурным темпераментом.
Что же это за праздник, состоявшийся 9 апреля 1849 года, которому посвящен альбом? Для ответа на этот вопрос пришлось обратиться к газетам того времени.
Выяснилось, что в конце марта - начале апреля 1849 года в Москве состоялось грандиозное торжество, посвященное открытию и освящению только что выстроенного Большого Кремлевского дворца, воздвигнутого по проекту К.А. Тона (которым мы любуемся и сегодня), с участием Николая I и всех членов императорской фамилии, совпавшее по времени с праздником Пасхи.
Вот что писали по этому поводу московские газеты:
«Русский Царь встречает в Москве и с Москвою день Светлого Воскресения!
Русский Царь празднует свое новоселье в древней столице. По мановению Его воздвиглась в первопрестольном городе жилище, достойное Царя, достойное России, достойное Москвы».
«Новый императорский дворец в Москве
Теперь Москва гордится таким зданием, которое по великолепию его можно сравнивать только с Петербургским Зимним Дворцом; а известно, что Зимний Дворец считается одним из великолепнейших дворцов в мире. Трудно высказать то впечатление, которое испытывает каждый подъезжающий к Москве при виде Нового Кремлевского Дворца. Он виден еще издалека и почти со всех Московских Трактов, особенно с юго-восточных, южных и юго-западных. Вслед за золотою главою Ивана Великого и темною массою храма Спасителя в далекой синеве вот забелелся Московский Кремль с своими темными стрельчатыми башнями, с золотыми куполами и крестами, а из средины его и как бы из сердца всей Москвы - высоко поднялся величественный царский дворец. Яркий луч дрожит на его золотом куполе, и вы невольно, перекрестясь и поклонившись Ивановскому кресту, первому после него кланяетесь и куполу дворца, как новому взошедшему солнцу, как путеводной звезде, как святой Короне» (3).
В газетах напечатан также Высочайший рескрипт на имя министра императорского двора князя П.М. Волконского: «Я с особенным живейшим удовольствием обозревал начатые под руководством вашим и ныне благополучно завершенные работы Кремлевского Дворца М О Е Г О. Сие изящное произведение зодчества будет новым достойным украшением любезной М О Е Й столицы, тем более что оно вполне соответствует окружающим его зданиям, священным для нас с ними воспоминаниям веков минувших и великих событий отечественной истории» (4).
Помещена в газетах и Высочайшая грамота по случаю торжеств «Московскому Военному генерал-губернатору, нашему Генерал-Адъютанту, Генералу от инфантерии графу Закревскому» о награждении орденом Святого Апостола Андрея Первозванного (5).
Благодарный генерал-губернатор устроил «Русский праздник» - так назывался костюмированный бал, на котором гости были в костюмах знатных особ разных национальностей, входивших в состав Российской империи. Об этом празднике было помещено в газетах следующее сообщение:
«Московский обер-полицеймейстер имеет честь известить особ, приглашенных на назначенный у Его Сиятельства г. Московского Военного Генерал-Губернатора, 9 числа сего Апреля, маскарад, что тем особам, которые будут в костюмах, проезд назначается с Никитской улицы чрез переулки... к малому подъезду, находящемуся внутри двора дома Его Сиятельства, и для проезда будут предварительно разосланы особые билеты, которые должны быть предъявляемы на пути поставленным для порядка жандармам, а у подъезда отдаваемы полицейскому офицеру; прочие же особы должны проезжать от Охотного ряда и Тверских ворот по Тверской к главному подъезду без особых билетов» (6).
Вот этому событию и посвящен альбом, содержащий изображения участников костюмированного бала в национальных костюмах и хранящийся ныне в Русском музее.
Как видим, наш герой ухитрился попасть на это торжество и даже удостоился чести быть запечатленным в альбоме, преподнесенном императрице. По правде сказать, памятуя о его предках, ему больше бы подошел костюм польского магната, а не ливонского рыцаря.
ПОРТРЕТ «РУССКОГО МАРКИЗА»
1 Гос. Русский музей. Каталог. Инв. № Р 28485.
2 Лермонтов М.Ю. Княгиня Лиговская / Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч. В
3 Московские ведомости - 1849 - 5 апреля - № 41 - С. 421.
4 Там же, С. 415.
5 Там же.
6 Ведомости Московской городской полиции - 1849 - № 76 - 8 апреля - С. 607
ТОСТ НА ЮБИЛЕЕ ГРЕЧА
Как выяснилось, эпитет «водопийца», которым называет в своей эпиграмме Лермонтов ее адресата, как нельзя более соответствовал Отрешкову: на званых обедах тот демонстративно пил вместо вина воду!
Крайне интересное свидетельство, подтверждающее этот факт, мы находим в письме П.А. Плетнева П.А. Вяземскому от 6/18 января 1855 года, в котором речь идет о состоявшемся незадолго до этого юбилее Н.И. Греча. Многие писатели игнорировали это официальное помпезное торжество. А Отрешков, наоборот, не только присутствовал на юбилее, но и провозгласил тост в честь юбиляра.
«Отрешков после речи своей сказал, что в доказательство, как он уважает Греча, отступает от обычая своего и вместо всегдашнего напитка своего - воды - пьет его здоровье вином, - сообщает Плетнев Вяземскому. - Греч на это сострил достойно: и я, в изъявление моего уважения к вам, отказываюсь от обыкновенного напитка моего - вина и пью ваше здоровье водою» (1).
Свидетельство очень интересное и заслуживающее внимания.
Литературы не были чужды три брата Отрешковы. Кого же из них имеет в виду Плетнев?
Павлиний Отрешков был литератором не без способностей, что признавали рецензенты. Так, о его сборнике рассказов «Были», вышедшем в 1831 году в Петербурге, на страницах «Северной пчелы» писал Орест Сомов: «В сих Былях или рассказах мы находим неоспоримые признаки таланта, еще не вполне развившегося, местами верные замечания, теплоту слога и расчетливо набросанные картины» (2).
А вот как отозвался год спустя о другой книге Павлиния Отрешкова - исторической повести «Сказание о Святополке Окаянном, великом князе киевском» в той же «Северной пчеле» Фаддей Булгарин: «Автор пиитизировал историческое событие и изложил оное в 12 главах, в роде исторической повести, окружив исторические лица вымышленными лицами и раскрасив истинные происшествия цветами своего воображения, введя драматические сцены, разговоры, действия, описания битв и совещаний[...] Книга сия написана размеренною, цветистою прозою или, как старину говорили, пиитиическою прозою, от которой и у нас и в других странах давно отвыкли, которая однако же имеет свою прелесть и свое достоинство в некоторых случаях[...] Мы поставляем сие сочинение г. Атрешкова гораздо выше его Былей и надеемся на постепенные дальнейшие успехи автора на тернистом пути литературы» (3).
Позднее в «Северной пчеле» было опубликовано несколько путевых очерков Павлиния Отрешкова, совершавшего вояж по Европе.
Ряд статей историко-этнографического характера, напечатанных также в «Северной пчеле» и других периодических изданиях, принадлежат перу младшего из братьев - Любима. Так, в этой газете в 1845 году были помещены его очерки «Вид Малороссии с почтовой станции» (5 и 6 ноября) и «Гетманщина в Глухове» (5 и 6 декабря). В примечании к последнему очерку редакция похвально отозвалась о «молодом писателе Л.И. Тарасенко-Отрешкове, с успехом выступающем на литературное поприще». (Следует заметить, что именно Любим первым начал подписывать свои публикации этой двойной фамилией).
Кто же из троих братьев Отрешковых был на юбилее Греча и провозгласил тост?
Раскроем книгу Ксенофонта Полевого «Юбилей пятидесятилетней литературной деятельности Николая Ивановича Греча».
«В истории русской литературы должно быть отмечено 27 декабря 1854 года - день, в который избранное петербургское общество отпраздновало юбилей пятидесятилетней литературной деятельности Николая Ивановича Греча, - читаем мы в начале книги. - Чтобы верно оценить значение этого праздника, первого в России после юбилея И.А. Крылова, должно с радостным чувством вспомнить, что Государь Император выразил заслуженному литератору общую признательность за полезные труды его. Это событие, счастливое для русской литературы, было праздником всех образованных людей России» (4).
Юбиляр был не только журналистом, писателем, но и известным филологом, автором трудов по русской грамматике, избранным еще в 1827 году членом-корреспондентом Академии Наук. Написанная им «Карманная грамматика русского языка» выдержала при жизни автора одиннадцать изданий и сделалась учебным пособием, по которому занималось несколько поколений.
Торжество проходило в главном зале одного из красивейших зданий Петербурга - бывшего дворца А.Д Меншикова, где после его опалы и ссылки разместился Шляхетский корпус, именовавшийся также Рыцарской Академией и преобразованный затем в Первый кадетский корпус. Здесь в середине ХVIII столетия преподавал дед юбиляра - выходец из Богемии профессор истории и нравоучения Иоганн Эрнест Греч (в России его стали называть Иван Михайлович).
«Величественная зала эта, - пишет К.А. Полевой, - блистала в вечер юбилея тысячами свеч, превращена была множеством зеленеющих и цветущих дерев и растений в прекрасный сад, и посреди ее в несколько рядов поставлены были накрытые для обеда столы, великолепно украшенные золотом, серебром, бронзою, хрусталем и цветами… Прекрасна была минута, когда блестящая толпа гостей, под звуки громкой музыки, разлилась по обширной зале. Блестящие мундиры, звезды и ленты перемешивались с черными фраками» (5).
В конце книги находим «Список особ, изъявивших желание участвовать в юбилее». Перечень гостей занимает восемь страниц убористого текста (6).
Видных писателей на юбилее мало: князь Владимир Федорович Одоевский, поэт Федор Николаевич Глинка, драматург Федор Алексеевич Кони, тот же Ксенофонт Алексеевич Полевой. Два крупных ученых-лингвиста: академики Александр Христофорович Востоков и Герасим Петрович Павский. Последний по болезни не смог присутствовать на юбилее и прислал виновнику торжества поздравительное письмо, скромно подписанное - «придворной Таврической церкви протоиерей». Два других известных ученых-филолога - Петр Александрович Плетнев и Иван Иванович Давыдов, которые были не только академиками, но и возглавляли высшие учебные заведения: Петербургский университет и Главный педагогический институт - игнорировали юбилей.
Стремясь придать вес перечню участников юбилея и как-то компенсировать недостаток в нем имен известных писателей, составитель юбилейного сборника К.А. Полевой в «списке особ» указал рядом с фамилией чин каждого гостя. Однако вопреки ожиданию этим добавлением был достигнут противоположный эффект. На память поневоле приходит грустная мысль, что Лермонтов ушел из жизни в чине поручика, Пушкин ; титулярного советника, а Гоголь не смог подняться выше коллежского асессора.
Но все же «список особ» просматривается не без интереса. То и дело встречаются в нем знакомые фамилии.
Граф Толстой Федор Петрович - вице-президент Академии Художеств, знаменитый скульптор и медальер. Медальонами его работы, посвященной Отечественной войне 1812 года, украшен зал, где праздновался юбилей. Он же - родной дядюшка Алексея Константиновича Толстого, пока еще безвестного в литературных кругах.
Тимм Василий Федорович - график и живописец, автор портрета юбиляра, помещенного на фронтисписе книги Полевого. На сестре Тимма, бывшей ранее первой женой Карла Брюллова, был женат сын Греча Алексей, не доживший до юбилея литератор и журналист.
Барон Клодт фон Юргенсбург Петр Карлович - скульптор, уже прославившийся созданием конных групп на Аничковом мосту Петербурга. Приходящийся двоюродным братом юбиляру, он в то время уже завершал работу над памятником Крылову.
Липранди Иван Петрович, в прошлом - боевой офицер, некогда друживший с Пушкиным (его изобразил поэт в повести «Выстрел» под именем Сильвио), затем генерал-майор.. За пять лет до юбилея Греча Липранди, занимавший ответственный пост при министре внутренних дел, раскрыл «организованное общество пропаганды» Петрашевского - по горькой иронии это послужило отнюдь не блистательному продолжению карьеры, а стало причиной ее краха. Вследствие интриг в высоких сферах он уже исключен из штата министерства внутренних дел и тщетно добивается назначения в действующую армию. Однако для генерала, участника многих сражений, из которых последние - в русско-турецкой войне, благодаря которой ему превосходно известны и нынешний противник, и места теперешних боевых действий, не находится должности... Последние четверть века жизни он проведет за письменным столом, приобретя известность как военный историк и мемуарист.
Счастливый соперник Липранди - генерал-лейтенант Дубельт Леонтий Васильевич. Возглавляемому им Третьему отделению достались все лавры в раскрытии «дела Петрашевского».
Генерал-майор Висковатов Александр Васильевич - военный историк; его перу принадлежит биографический очерк Н.И. Греча, изданный к юбилею отдельной брошюрой, вручавшейся всем участникам торжества. Он же - отец первого биографа Лермонтова Павла Александровича Висковатова, имя которого неоднократно встречалось в нашей книге. Вновь вспоминаются пушкинские слова: «Бывают странные сближения»!
Плаксин Василий Тимофеевич - педагог, преподававший литературу в военно-учебных заведениях, автор учебных пособий по российской словесности. Пушкин, познакомившись с ним и полагая, что «Плаксин» - это псевдоним, интересовался, как его настоящая фамилия. Василий Тимофеевич преподавал словесность и в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где учился Лермонтов. Прочитав в рукописи поэму «Хаджи-Абрек» юного юнкера, Плаксин на одной из лекций встал и торжественно провозгласил с кафедры: «Приветствую будущего поэта России!»
Зотов Рафаил Михайлович - драматург и прозаик, в молодые годы - участник Отечественной войны 1812 года, получивший в сражении под Полоцком десять ран, чудом выживший и вернувшийся в строй. Его исторические романы, посвященные «грозе Двенадцатого года», пользовались большим успехом у читающей публики (некоторые из них были в последнее время переизданы). Известно, что Эрнест Хемингуэй и Морис Дрюон считали, что образ Наполеона в «Войне и мире» не соответствует исторической действительности и был создан не Толстым - художником, а Толстым - офицером русской армии. Такое суждение не применимо к романам Зотова - в них французский император изображен как выдающийся государственный деятель и гениальный полководец, хотя и написаны они боевым офицером, отважно сражавшимся против Наполеона.
В «списке особ, изъявивших желание участвовать в юбилее», мы находим и фамилию Булгариных. Хотя в 1850 году между двумя многолетними приятелями и компаньонами произошел окончательный разрыв и, продолжая издавать вместе «Северную пчелу», они общались теперь только через посредника - молодого журналиста П.С. Усова, в длинном перечне участников юбилея значатся трое: Булгарин Фаддей Венедиктович, статский советник и его сыновья: Булгарин Болеслав Фаддевич и Булгарин Владислав Фаддевич. Оба сына только окончили Петербургский университет и начали службу - первый в Третьем отделении, второй в канцелярии военного министерства. Однако их участие в юбилее ограничилось, вероятно, только присутствием (если допустить, что они присутствовали на торжестве) - даже Фаддей Венедиктович не произнес ни единого слова в честь давнего сотоварища.
А вскоре после этого - в начале 1855 года Булгарин дал торжественный обед по случаю тридцатилетия издания «Северной пчелы». Когда он провозгласил тост за тридцатилетний союз, Греч ответствовал на него возгласом: «Нет, за тридцатилетнюю войну!» (7).
Между прочим, в числе участников юбилея значится и Эраст Петрович Перцов.
А вот и наш герой - Тарасенко-Атрешков Наркис Иванович, статский советник. Из обладателей этой фамилии он один присутствовал на юбилее. В книге приводится и его заздравная речь в честь юбиляра, завершенная словами: «Я не принадлежу к обществам трезвости; но вполне уважаю избранную ими цель, даже соблюдаю установленные ими правила. Впрочем, самые строгие правила дозволяют при особых случаях отступать от устава. Конечно, я не мог избрать случая, более приличного нынешнему. - В столь радостную минуту с удовольствием отступаю от соблюдаемого мною правила и прошу позволить: выпить вместе с вами, милостивые государи, полный бокал вина - за здоровье Юбиляра, Грамматика, Словесника, достопочтенного Николая Ивановича Греча» ((8).
Как видим, вездесущий господин не упустил возможности, выступив со спичем на юбилее действительно видного писателя и ученого, блеснуть красноречием в обществе обитателей сановных кабинетов и аристократических салонов и продемонстрировать свою значимость.
Благо титулованных и сановных особ в перечне участников юбилея немало. Назовем некоторых из них.
Князь Волконский Дмитрий Петрович, гофмейстер - сын незадолго до этого скончавшегося генерал-фельдмаршала, сподвижника двух императоров - Александра I и Николая I, бывшего при первом начальником главного штаба, а при втором - министром двора.
Три брата Кочубеи - правнуки воспетого Пушкиным в «Полтаве» В.Л. Кочубея; двое из них - действительные тайные советники, третий - тайный советник.
Граф Кушелёв-Безбородко Александр Григорьевич, тайный советник - он уже упоминался в начале нашей книги.
Однако вряд ли Греч был вполне удовлетворен празднованием своего юбилея. И дело было не только в том, что правительство не пожаловало ему к юбилею ордена, который он вполне заслужил. Не суждено было увидеть торжество и порадоваться за его виновника самым близким людям - братьям и сыновьям Греча.
Один из братьев - Александр, поручик артиллерии, скончался в разгар Отечественной войны 1812 года от раны, полученной в Бородинском сражении. Накануне битвы он писал, предчувствуя свою гибель: «Умру - но умру как истинный сын отечества!» (9) Слова «Сын Отечества» стали названием журнала, который имел славу лучшего литературного журнала вплоть до 1825 года.
Другой брат - Павел, также избравший военную карьеру, прожил значительно дольше: он стал полковником лейб-гвардии Финляндского полка, затем генералом и умер за четыре года до юбилея (10).
Не довелось увидеть празднество и обоим сыновьям Греча.
Младший, названный в честь отца Николаем, превосходно учившийся в Петербургском университете, ушел из жизни совсем юным - ему не было еще семнадцати. Он очень нравился Пушкину, который шутливо называл его «новый Тальма» - юноша обладал незаурядным декламаторским дарованием. Когда в декабре 1836 года поэт неожиданно появился в доме Греча - проезжая мимо и увидев ярко освещенными окна его квартиры, он полагал, что там происходит заседание редакции «Энциклопедического лексикона» - однако вместо ученого собрания попал на семейный праздник: отмечались именины жены и день рождения дочери Греча. Поздравив виновниц торжества, Пушкин вскоре откланялся. Разгоряченный танцами Коля Греч выбежал на морозную улицу проводить любимого поэта до экипажа, не накинув шинели. Результатом стала жестокая простуда и смерть юноши накануне дуэли Пушкина (11).
Второй сын - Алексей, даровитый литератор и журналист, умер от чахотки за четыре года до юбилея за много тысяч верст от России, на пароходе, шедшем на остров Мадейру, куда направлялся в тщетной надежде излечиться, и погребен вдали от берегов, в водах Атлантического океана (12).
Кабинет, обширную библиотеку, дом, типографию, - все это состояние, обретенное ценой пятидесятилетних трудов на литературном поприще, Гречу было некому завещать.
В числе писем, пришедших к виновнику торжества, было одно, которое не будет помещено в юбилейном сборнике - по причине, которая сейчас станет понятна. Оно не было подписано и содержало поздравление в стихах. Вот несколько строк, обращенных к юбиляру:
…В своих грамматиках без счета
Терзали вы родной язык.
Вы в географии мешали
Восток и запад меж собой,
Фаддея с Гоголем равняли
Уча словесности родной…
И на позорище журнальном
Вы подвизались много лет.
Кто чище вас - вы звали сальным,
Ложь правдой звали, мраком ; свет… (13)
Это был остроумный и злой памфлет, высмеивавший всю полувековую деятельность юбиляра. Ныне давно уже известно, что его автором был Николай Добролюбов, в то время никому еще неизвестный восемнадцатилетний студент Главного педагогического института.
Можно представить, как глубоко был потрясен и оскорблен Греч, когда на следующий день после торжества, разбирая полученные поздравления и приветствия, прочитал это письмо. В корне несогласный с автором памфлета, он, вероятно, начал мысленно полемизировать с ним, стремясь опровергнуть его суждения.
Греч был талантливым писателем, обладавшим богатым воображением - об этом свидетельствует написанный им роман «Черная женщина» с элементами фантастической мистики, имевший в свое время большой успех у читающей публики - его даже сравнивали с «Пиковой дамой» Пушкина (14).
Переходя в область фантастики, можно представить, что Греч мысленно увидел в своем кабинете этого неведомого ему противника. И между ними начался спор.
Их разделяла половина столетия - Гречу шел шестьдесят восьмой год, Добролюбову было восемнадцать. Однако у них, как это ни удивительно, было немало общего. Они были тезками. Оба учились в педагогическом институте. Оба были талантливыми литераторами.
Чутьем опытного журналиста Греч почувствовал, что этот юноша наделен незаурядным дарованием, но призвание его отнюдь не в поэзии, а в публицистике и, вероятно, в критике - в тех жанрах, где много лет подвизался он сам. И, признавая отчасти предъявленные ему обвинения, он предложит юноше все то, что ему было некому завещать: кабинет, обширную библиотеку, дом, типографию. Предложит вместе возобновить «Сын Отечества», воскресить традиции первых, лучших лет издания журнала. Добролюбов откажется - и сгорит от чахотки шесть лет спустя. Греч доживет до восьмидесяти - некогда знаменитый, но забытый при жизни писатель*.
_________________
* Этому посвящена историческая фантазия «После юбилея», написанная автором этих строк более 30 лет назад. Замысел этого произведения был одобрен Сергеем Михайловичем Бонди, а само произведение - Владимиром Николаевичем Турбиным и Николаем Ивановичем Либаном, который способствовал его публикации (альманах «Лазурь» - М., 1989 - № 1).
ТОСТ НА ЮБИЛЕЕ ГРЕЧА
1 Плетнев П.А. Статьи, стихотворения, письма - М., 1988 - С. 347..
2 Северная пчела - 1831 - 10 декабря - № 281.
3 Там же - 1832 - 28 декабря - № 303.
4 Юбилей пятидесятилетней литературной деятельности Николая Ивановича Греча 27 декабря 1854 года. Сост. Кс. Полевой. - СПб., 1855 - С. 1.
5 Там же, С. 4-5.
6 Там же, С. 91-98..
7 Там же, С. 49.
8 Усов П.С. Ф.В. Булгарин в последнее десятилетие его жизни // Исторический вестник - 1883 - № 8 - С.288-313.-
9 Греч Н.И. Записки о моей жизни - М., Л. 1930 - С. 297.
10 Там же, С. 396-401
11 См. об этом: Бурнашев В.П. Михаил Юрьевич Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников. (Из воспоминаний В.П. Бурнашева…) - Русский архив - 1872 - № 9 - Стлб. 1789-1790.
12 Об А.Н. Грече см.: Русские писатели 1800-1917. - Т. 2. - С. 18.
13 Добролюбов Н.А. На 50-летний юбилей его превосходительства Николая Ивановича Греча // Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч.: В 9 т. - М., 1964 - Т. 8 - С. 7.
14 Сидяков Л.С. «Пиковая дама» и «Черная женщина» Н.И. Греча // Болдинские чтения - Горький, 1985.
НЕОСУЩЕСТВИВШИЕСЯ ОЖИДАНИЯ
Вновь возвращаемся к нашему герою. По рекомендации В.А. Инсарского, во время Крымской войны - в марте 1855 года Отрешков был принят на службу сверхштатным чиновником в Почтовый департамент и в июне командирован в распоряжение главнокомандующего Крымской и Южной армиями князя Д.М. Горчакова с ответственным заданием - как сказано в его послужном списке, «для надзора за исправностью почтовой гоньбы по тракту от Севастополя до Берислава и Николаева» - в разгар военных действий, развернувшихся в Крыму, почтовая связь между этими городами была очень важна. Однако подобное поручение явно показалось нашему герою слишком незначительным. Как пишет в своих мемуарах Инсарский, отправившийся в Севастополь Отрешков, еще не добравшись до места назначения, начал едва ли не с каждой почтовой станции высылать директору почтового департамента графу В.Ф. Адлербергу тетради с различными проектами, мнениями и предложениями. Сначала граф просматривал эти «произведения» и писал на них свои резолюции, но вскоре потерял терпение и велел предложить «русскому маркизу» непосредственно заниматься возложенным на него поручением.
Прибыв в Севастополь, Отрешков в скором времени сумел стать одним из самых приближенных людей главнокомандующего князя М. Д. Горчакова и начал делать распоряжения от его имени. Подобное самоуправство окончательно восстановило против него Адлерберга, тем более что наш герой уже имел столкновение с сыном графа - таврическим губернатором. Когда Адлерберг-старший вместе с новым императором Александром II побывал в Севастополе, он даже не пожелал видеть Отрешкова (1). Неудивительно, что после окончания кампании вездесущий господин оказался обойденным по службе и не получил, как многие другие чиновники, находившиеся в Крыму в разгар военных действий, ожидаемого ордена. (Имея уже престижный орден святого Владимира, он вправе был надеяться на высокую награду - первую степень святого Станислава или даже Анны со звездой и лентой через плечо). Между тем его награждения свелись лишь к двум медалям - серебряной и бронзовый на георгиевской и андреевской лентах. Подобные медали получили и рядовые солдаты, и многие жители Севастополя, в числе которых был даже одиннадцатилетний мальчик - будущий писатель К.М. Станюкович, участие которого в военных действиях ограничилось изготовлением корпии для раненых (2).
Из своих многочисленных сочинений Отрешков особенно рассчитывал на книгу «О золоте и серебре: происхождении их, количестве, добытом во всех странах мира, ныне существующем их накоплении в главнейших государствах и взаимное отношение золота к серебру по их весу и ценности».
«Предмет сочинения обозначен в заглавии, - писал в рецензии на книгу журнал «Отечественные записки». - В светлую эпоху образования, когда любовь к чтению вполне развита, заглавия обыкновенно кратки и просты: делу предоставляется говорить самому за себя. Но когда нужно заманивать к чтению, то в заголовке выписывается вкратце целое содержание книги» (4).
Рецензент был прав - длинным названием своей книги автор явно стремился «заманить» читателя.
Сам автор в предисловии объяснял историю возникновение своего труда:
«Французская Академия нравственных и политических наук предложила в июне 1853 г. конкурс: “Представить сочинение, в котором было бы объяснено данными влияние недавнего и быстрого увеличения массы добываемого золота и серебра на финансовое, торговое и промышленное состояние народов”.
Увлекшись важностью столь необыкновенного явления и имея возможность собрать сведения относительно отечества моего, России, играющей столь значительную роль во всесветном производстве золота и серебра, я решился издать в свет на русском и французском языках предлагаемую книгу. В ней изложены посильные мои изыскания: “о происхождении золота и серебра, постепенном развитии их производства, количестве добычи во всех известных странах света, существующем ныне их накоплении в главнейших государствах и взаимном отношении золота к серебру по их весу и ценности» ((5).
Книга Отрешкова была действительно посвящена актуальной проблеме времени, о которой писал на страницах «Современника» Н.Г. Чернышевский:
«Открытие богатых золотых приисков в Калифорнии и Австралии, значительно увеличив массу золота, находящегося в обращении, заставило многих ученых, занимающихся государственным хозяйством, опасаться, что если новооткрытые прииски не истощатся в скором времени, то золото упадет в цене и быстрое понижение его ценности произведет экономический кризис. В последние пять или шесть лет являлось очень много сочинений об этом вопросе. Один из наших соотечественников, г. Тарасенко-Отрешков, пожелал принять деятельное участие в этих исследованиях. Первая часть его сочинения, теперь изданная на французском языке, заключает в себе сведения о добывании золота и серебра и о количестве этих металлов, ныне находящемся в обращении. Его известия о способах добывания благородных металлов в России представляют несколько подробностей, интересных для западных ученых, и потому книга его, во всяком случае, имеет положительные достоинства» (6).
Разрешение на печатание книги было дано цензором А. Фрейгангом 15 ноября 1854 года - еще до провозглашения Отрешковым тоста на юбилее Греча.
Первоначально книга (вернее сказать, первая ее часть) была издана на французском языке в Париже с посвящением российскому императору Александру II. Хотя рукопись возвращалась автору, согласно заключению рецензента министерства финансов, «для исправления неверных показаний и множества ошибок в цифрах» (7), он все же послал свою книгу на конкурс, объявленный в 1853 году Французской академией - и потерпел неудачу. Это не помешало ему представить свое сочинение и на соискание Демидовской премии - самой престижной научной премии Санкт-Петербургской академии наук - также безуспешно.
Кроме того, автор рассылал свою книгу высокопоставленным лицам.
В Российском государственном архиве литературы и искусства хранится сопроводительное письмо Отрешкова князю П.И. Вяземскому, бывшему тогда товарищем министра народного просвещения, от 16 июня 1856 года, в котором есть такие строки: «Ваше Сиятельство, как удостоверение совершенного моего уважения, покорнейше прошу принять прилагаемый у сего экземпляр вышедшей Первой части моей книги и представить по выходе последующие части» (8).
В Российском государственном историческом архиве есть письмо от 1 июля того же года, сопровождающее экземпляр книги, поднесенный великому князю Михаилу Николаевичу. Отрешков рассчитывал, видимо, получить в ответ от августейшей особы дорогой подарок, как в подобных случаях принято - бриллиантовый перстень или золотые часы или табакерку. Однако ответа от его высочества не последовало, и он решился полтора месяца спустя напомнить о себе вновь под благовидным предлогом - письмом с предложением «о принятии под высочайшее покровительство сооружение памятников в честь Крымской войны в Севастополе или Бахчисарае». Ему было отвечено, что «его императорское высочество не считает себя вправе принять подобное покровительство» (9).
В Российской государственной библиотеке находится экземпляр той же книги, в который вклеено препроводительное письмо автора от 30 октября, адресованное генерал-квартирмейстеру Главного штаба барону В.К. Ливену, где говорится: «Ныне первая часть моей книги уже вышла на французском и русском языках и представлена Французской Академии. Она уже приобрела благосклонные отзывы Европейских Ученых экономистов, изложенные в главнейших периодических изданиях. Вторая и третья части почти кончены в рукописи и не в продолжительном времени явятся в свет» (10).
Вопреки ожиданиям, автор не получил ни столь желанных ученых премий, ни августейшей награды. Вместо них его труд заслужил лишь насмешливые отзывы в печати.
Хотя, как известно, первая часть книги, изданная на французском языке в Париже, была посвящена императору Александру II, тем не менее она удостоилась… фельетона О.И. Сенковского, высмеивавшее опус, который якобы написал «французский ученый, парижанин мосьё Narcisse Tarassenko-Otreschoff на изящном французском диалекте, которым он так хорошо владеет» (11). И подобный фельетон, несмотря на то, что осмеиваемое сочинение было посвящено августейшей особе государя, был пропущен цензурой и напечатан в журнале «Сын Отечества» за подписью «Брамбеус», хорошо известной читателям. Вряд ли подобная публикация была бы возможна в царствование Николая I.
Более снисходительно отозвался о французском издании книги Отрешкова журнал «Отечественные записки», который отметил: «В деле науки… соображение, худ ли, хорош ли язык сочинения, мало имеет значения, и нельзя требовать, чтоб все ученые сочинения были писаны иностранцами на французском языке так, как писал их Ал. Гумбольдт» (12).
Рецензент писал о книге Отрешкова: «…в сочинении собрано много данных, если не совершенно новых, то по крайней мере малоизвестных читателям Западной Европы; таковы, например, сведения о золотых промыслах России, изображение и история которых составляет лучшую и полнейшую часть всего труда. Едва ли не лучше было бы, если б автор и ограничился изданием только таких известий, не повторяя того, что было давно и многими высказано и что мало вяжется с главною целью сочинения… тогда автор избежал бы многих странностей, которые в книге его поражают читателя» (13).
Несмотря на явную снисходительность, проявляемую к книге Отрешкова, рецензент «Отечественных записок» вынужден был многократно отмечать: «Автор… выразился неясно, а неясность иногда равносильна ошибке». «Если здесь неточность в выражении, то эта неточность искажает самый смысл. Вообще таких неточностей в книге очень много. Например, на стр. 47: «Ртуть не разрабатывается ни в Африке, ни в Океании, ни в Азии; она разрабатывается только в Китае», как будто Китай не в Азии!» «Без всякого сомнения, автор здесь не высказал ничего нового, но и ничего ошибочного…» «…по нашему мнению, г-н Тарасенко-Отрешков ошибается, выводя отсюда то заключение, что алхимисты были правы в своих стремлениях». «Заключение автора о том, что «золотые россыпи находятся почти везде на земном шаре, на различных глубинах» (стр. 24) нам также кажется слишком поспешным…»
Завершая свой отзыв о книге Отрешкова, рецензент «Отечественных записок» все же выражал надежду, «что заграничные читатели будут благодарны г-ну Тарасенко-Отрешкову за сведения, сообщаемые им из источников для них недоступных, каковы все те, которые приводятся автором из наших официальных и т. п. изданий» (14). (С. 26)
Если для заграничных читателей книга Отрешкова могла представлять интерес, то такого нельзя сказать о читателях российских. Это стало ясно, когда книга вышла на русском языке. Сообщаемые автором сведения, которые могли заинтересовать иностранцев, были хорошо известны в России - ведь труд Отрешкова представлял собой явную компиляцию.
Следует отметить также иные недостатки книги, автор которой претендовал на академическую Демидовскую премию. Так, достаточно просмотреть сочинение нашего героя, чтобы, не будучи специалистом, отметить изречения, странные для солидного научного труда и весьма напоминающие прописные истины, известные школьнику:
«В какой бы части света ни было добыто чистое золото - свойства его везде и всегда одинаковы».
«…мы видим, что земной шар не только состоит из пространных хребтов, высоких гор и глубоких морей; но и самая поверхность его повсеместно неровна».
«Существенное достоинство золота и серебра состоит в том, что кроме полезных и приятных качеств, заставляющих употреблять их на многообразные предметы промышленности, искусств и роскоши, золото и серебро с глубокой древности употреблялось в виде денег».
Еще один недостаток русского издания книги состоял в том, что автор поскупился на оплату труда корректора и не удосужился вычитать корректуру сам, в результате чего географические названия в его монографии зачастую начинаются со строчных букв - северная америка, калифорния, австралия и т.п. - и оттого выглядят в тексте нелепо.
Большое число опечаток вынудило Отрешкова снабдить предисловие следующим «объяснением»: «Если в этой книге встречаются опечатки, то это отчасти происходит от того, что я, находясь во время печатания ее по делам гражданской службы в Главной квартире под Севастополем, не имел возможности наблюдать лично за исправностию печатания» (15).
Если французское издание книги Отрешкова вызвало язвительный фельетон Брамбеуса (О.И. Сенковского), то русское заслужило саркастический отзыв Н.Г. Чернышевского:
«Г[осподин] Тарасенко-Отрешков (камер-юнкер двора его величества императора всероссийского, член Императорского вольного экономического общества, Московского общества сельского хозяйства и общества Южной России, как означает он сам себя на заглавном листе книги) решился, по выражению Сумарокова, «своими трудами принести честь своему отечеству» пред лицом всей Европы, а потому издал в Париже на французском диалекте первую часть своего сочинения «О золоте и серебре, происхождении их и пр. и пр.» - заглавие книги также длинно, как и обозначение ее автора... Это похвально. Не желая обидеть и своих соотечественников, не знающих по-французски, он издал теперь ту же самую первую часть по-русски. Это еще похвальнее. Но всего похвальнее было б, если б он первую часть напечатал только по-французски, а вторую - только по-русски. Тогда, без всякого сомнения, все русские, восхищенные второю частью, выучились бы по-французски, чтобы прочитать первую, а все французы, очарованные первою частью, выучились бы по-русски, чтобы прочитать вторую» (16).
Свой более ранний отзыв о французском издании книги Отрешкова Н.Г. Чернышевский завершил словами: «Во второй части своего труда г. Тарасенко-Отрешков намерен изложить соображения о влиянии, какое будет иметь настоящее увеличение массы золота на ценность этого металла и на экономические отношения. С изданием этой части точнее определится ученое значение сочинения, и до того времени мы отлагаем суждение о нем».
Однако обещанная вторая часть издана так и не была. Потерпев неудачу с первой частью своего труда, наш герой так и не выпустил вторую и третью части (которую также обещал)
Тем не менее нимало не обескураженный Отрешков во второй половине 1850-х годов выпускает одно за другим новые сочинения, которые, как правило, печатаются сначала в периодике (преимущественно в газетах), а затем выходят отдельными изданиями.
Так, в январе;феврале 1857 года в «Северной пчеле» печаталось сочинение Отрешкова «Посещение в Крыму армий союзников..., и Исчисление суммы денег, издержанных Англиею, Франциею и Сардиниею для ведения последней войны против России». Затем оно вышло отдельным изданием под несколько иным названием: «Посещение в Крыму армий союзников и исчисление потерь в людях и деньгах, понесенных Франциею, Англиею и Пьемонтом в нынешнюю войну их против России» и рассылалось автором многим влиятельным особам с приложением печатного письма.
В отделе рукописей Российской национальной библиотеки находится экземпляр этого письма за № 356, адресованный Его пр[евосходительст]ву К.Г.Репинскому*:
«Находясь в действовавшей в Крыму Русской Армии, я имел случай посетить бывшую там же армию союзников и собрал сведения о ее устройстве - некоторые из них помещены в ныне вышедшей моей книжке.
Как удостоверение совершенного моего уважения покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, принять прилагаемый при сем экземпляр и вместе с тем дозволить повторить уверение в отличном уважении и преданности.
№ 356
20 марта 1857»
__________________
* Кузьма Григорьевич Репинский (1796;1870) - тайный советник, сенатор, в прошлом помощник М.М. Сперанского по кодификации права.
На задней обложке брошюры «Беседы с землевладельцами и торговцами» помещено следующее объявление:
НОВЫЕ СОЧИНЕНИЯ
Н.И. ТАРАСЕНКО-ОТРЕШКОВА
(У книгопродавца Смирдина)
О ЗОЛОТЕ И СЕРЕБРЕ: происхождении их; количестве, добытом во всех известных странах света с глубокой древности по 1855 год
DE L’OR ET DE L’ARGENT: leur origine; quantite extraite dans toutes les contrees du monde connu, depuis les temps les plus reculies jusgu en 1855
ПОСЕЩЕНИЕ В КРЫМУ АРМИЙ СОЮЗНИКОВ и исчисление потерь в людях и деньгах, понесенных ФРАНЦИЕЮ, Англиею и Пьемонтом в нынешнюю войну их против России.
ЗНАЧЕНИЕ СИСТЕМЫ СВОБОДНОЙ ТОРГОВЛИ
ОТЧЕГО ВОЗВЫШАЮТСЯ У НАС ЦЕНЫ НА ВСЕ ПРЕДМЕТЫ
БЕСЕДЫ С ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦАМИ И ТОРГОВЦАМИ
ОБЗОР НЫНЕШНЕГО ПОЛОЖЕНИЯ ВНЕШНЕЙ ТОРГОВЛИ РОССИИ
____________________
НЕОСУЩЕСТВИВШИЕСЯ ОЖИДАНИЯ
1 Инсарский, Записки. С. 113-114.
2 См.: Станюкович К.М. Собр. соч.: В 6 т. - Т. 6, С.
3 РНБ, Фн 637, № 639.
4 Отечественные записки - 1856 - Т. 108 - № 10 - С. 22.
5 Тарасенко-Отрешков Н. О золоте и серебре… - СПб., 1855 - Ч. 1 - С. V, VII
6 Современник - 1856 - № 7 - С. 10-11. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1947 - Т. III - С. 550.
7 РГИА, ф. 777, оп. 2, 1854, д. 34.
8 РГАЛИ, ф.
9 РГИА, ф. 547, оп. 1, д. 232.
10 РГБ
11 Сын Отечества - 1856 - № 16 - С.
12 Отечественные записки - 1856 - Т. 108 - № 10 - С. 22
13 Там же, С. 23.
14 Там же, С. 26.
15 Тарасенко-Отрешков Н. О золоте и серебре… - С. IХ
16 Современник - 1856 - № 11 - С. 49-50. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1947 - Т. III - С. 629.
«ЛИЧНО ОТОЗВАЛИСЬ С НЕВЫГОДНОЙ СТОРОНЫ»
Проявляя неустанную деятельность по выпуску новых книг и брошюр, наш герой не удовлетворяется этим - в 1858 году он решает стать издателем большой газеты. Об этом свидетельствуют документы, хранящиеся в Российском государственном историческом архиве.
Санкт-петербургский цензурный комитет представил в Главное управление цензуры ходатайство статского советника Тарасенко-Отрешкова от 6 июня 1858 года о разрешении ему с надворным советником Сен-Жюльеном и коллежским асессором Усовым издавать на французском и русском языках еженедельной политической, литературной и промышленной газеты «Нева» («Newa») с приложением программы.
К прошению прилагалась программа нового издания:
«ПРОГРАММА
Газета политическая, литературная и промышленная «Нева»
Внутренние известия.
Заграничные политические известия.
Словесность.
Наука, промышленность и торговля.
Разные известия» (1).
Только еще подав прошение, предусмотрительный Отрешков спешит заручиться поручительством высокопоставленных лиц, которые подтвердили бы его достоинства как будущего издателя солидной газеты, беззастенчиво обманув их заверением, что подобное разрешение уже им поручено.
Далее в деле следует такой документ:
«По случаю выдачи разрешения статскому советнику Наркизу Ивановичу Тарасенко-Отрешкову издавать газету под названием “Нева”, которую он предлагает составляющемуся Товариществу 2й сети (западных) железных дорог и торговому Банкирскому Товариществу “Русский Торговый Посредник” избрать своим органом, мы нижеподписавшиеся сим удостоверяем, что он, Н.И. Тарасенко-Отрешков, известен нам как человек просвещенный, благонамеренный и способный издавать помянутую газету.
16 июня 1858 года.
Генерал от кавалерии Карл Лукьянович Монтрезор
Генерал-лейтенант Дмитрий Левшин
Сенатор Константин Фишер
Владимир фон Бенкендорф»
Последний из поручителей, в отличие от иных - явно высокопоставленных лиц, не указал ни чина, ни звания, решив, что сама его фамилия будет не менее весомым аргументом для ручательства - ведь эту фамилию носил недавно ушедший из жизни первый сановник Российской империи.
Двенадцать дней спустя после того, как поручительство было подписано, Отрешков вынужден был публично признать давнее свое заблуждение относительно целесообразности строительства железных дорог в родном отечестве. 28 июня его статья «Несколько слов о железных дорогах в России» появилась в печати - разумеется, в «Северной пчеле», в которой наш герой сотрудничал несколько десятилетий и где 23 года назад он доказывал бесполезность и крайнюю невыгодность нового вида транспорта.
«В России введение железных дорог вначале также возродило некоторое недоверие. В числе их был и пишущий сии строки, - говорилось в этой статье. - Это недоверие главнейше происходило от той мысли, что в то время в России не было потребных для сооружения железных дорог свободных капиталов, а привлечение их, как то сделано ныне, из чужих краев, не имело нынешнего удобства и выгоды». Завершалась статья словами: «Будем между тем ожидать успехов строящимся в России железным дорогам и надеяться на еще большее их распространение» (2).
Отрешков с опозданием осознал: по-прежнему считать, что строительство железных дорог «совершенно невозможно, очевидно бесполезно и крайне невыгодно», не только глупо, но и бессмысленно.
Как показала жизнь, сооружение стальных магистралей в России, переданное в частные руки, сделалось не только не убыточным, но напротив, крайне выгодным. Промышленники и торговцы тех городов, близ которых должна была пройти проектируемая дорога, собирали огромные деньги для взяток проектировщикам, чтобы «чугунка» не обошла их стороной. Стоит ли удивляться тому, что предприниматели вели между собой ожесточенную борьбу, добиваясь от правительства, чтобы строительство новой дороги было поручено именно их компании.
Отрешков явно надеялся быстро получить разрешение на издание газеты. Во-первых, при новом императоре позволение на выпуск новых периодических изданий можно было получить значительно легче, чем при покойном. Во-вторых, за издателя новой газеты ручались весьма влиятельные люди. Однако его надежды не оправдались. Дело об издании газеты «Нева» затянулось более чем на полгода и окончилось решительным отказом.
Как свидетельствуют материалы хранящегося в РГИА дела, министр народного просвещения представил прошение Отрешкова на рассмотрение Комитета министров, который, рассмотрев оное 6 января 1859 года, решил оставить его без последствий, так как «некоторые члены Комитета лично отозвались с невыгодной стороны о статском советнике Тарасенко-Отрешкове, а начальник Третьего отделения собственной е.и.в. канцелярии заявил о неблагонадежности надворного советника Сен-Жюльена».
К сожалению, не удалось установить, какие члены Комитета министров «лично отозвались с невыгодной стороны» о нашем герое. Не приходится сомневаться, что в числе таковых был граф В.Ф. Адлерберг, не забывший скандал, разгоревшийся вокруг пушкинских автографов, преподнесенных Отрешковым Императорской публичной библиотеке. Однако кто же еще из министров разделял мнение Адлерберга?
Авраам Сергеевич Норов с марта 1858 года уже не возглавлял министерство народного просвещения. Можно предположить, отрицательно отозвался об Отрешкове его преемник - Евграф Петрович Ковалевский. Видный горный инженер, он по всей вероятности ознакомился с книгой «О золоте и серебре…», представлявшейся на соискание Демидовской премии, и негативно оценил ее.
________________
«ЛИЧНО ОТОЗВАЛИСЬ С НЕВЫГОДНОЙ СТОРОНЫ»
1.РГИА, ф. 772, оп. 1, д. 4561, 1858-1859 гг.
Тарасенко-Отрешков Н., Несколько слов о железных дорогах в России // Северная пчела - 1858 - 28 июня
2. РГИА, ф. 772, оп. 1, д. 4561, 1858-1859 гг
ИТОГИ ЗАГРАНИЧНОГО ВОЯЖА И САРКАСТИЧЕСКИЕ ОТКЛИКИ
Как мы знаем, многие годы Наркиз Отрешков числился сверхштатным чиновником и посему уделял службе далеко не все должное внимание - он был предпринимателем и с одинаковой легкостью занимался самыми разными делами, которые обещали выгоду. Тем не менее он завершил карьеру в чине действительного статского советника и получил право именоваться «его превосходительство». «Русский маркиз» умер в конце ноября 1873 года в возрасте семидесяти лет в Париже (1).
Как мы знаем, Наркиз Отрешков на протяжении нескольких десятилетий интенсивно работал в литературе. Его сочинения были преимущественно бессистемны, компилятивны, хотя и претендовали на научность, включая пространную историю рассматриваемой проблемы и множество отступлений, не имевших к ней отношения. Тем не менее тонкие брошюры и объемистые книги, выходившие из-под его пера, издавались на протяжении нескольких десятилетий, а статьи появлялись в различных газетах - «Северной пчеле», «Санкт-Петербургских ведомостях», «Московских ведомостях», «Земледельческой газете», «Золотое руно», «Народное богатство». Спрос на его сочинения объяснялся одним: он писал на актуальные вопросы времени, касаясь проблем экономики, финансов, внешней торговли и техники.
Недаром журнал «Библиотека для чтения» иронически писал в 1838 году: «Прошла пора на романы: все теперь пишут о сельском хозяйстве или о промышленности. Сколько полезных опытов! сколько глубокомысленных и мудрых наставлений! Сельское хозяйство нашло себе даже и оратора в лице известного г. Наркиза Атрешкова, который решился посвятить свое классическое красноречие прославлению его успехов. Этот искусный писатель не мог лучше и разительнее изобразить чудес усовершенствованного сельского хозяйства, как показав нам, что в тринадцатом столетии, эпохе младенчества земледелия, короли спали еще на соломенных тюфяках, а теперь почивают на пухе даже и те, которые ни пашут ни сеют, а только боронуют тупым пером на бумаге» (2).
Однако не все к сочинениям Отрешкова относились отрицательно. Так, рецензируя ту же брошюру «Об успехах сельского хозяйства в России и в Англии», о которой иронически отозвалась «Библиотека для чтения» (брошюра представляла собой речь, прочитанную на заседании Императорского Экономического общества»), газета «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» писала:
«Речь г[осподина] Н. Атрешкова делится на две части. В первой рассматриваются развитие и постепенное возрастание сельского хозяйства в Англии… Этот отдел речи написан отчетливо, хотя в некоторых мнениях г. сочинителя… мы не можем с ним согласиться. Второй отдел, где рассматривается сельское хозяйство в России, доказывает, что автор вполне изучил свой предмет. Здесь у него все основано на очевидных, неоспоримых и всем известных доказательствах и фактах… Брошюра г. Атрешкова вообще заслуживает полного внимания всех помещиков и любителей сельского хозяйства, хотя она и не практически наставительная книга, а только отчет о состоянии сельского хозяйства у нас и в Англии» (3).
Как мы знаем, в 1856 году журнал «Отечественные записки» сочувственно отозвался о французском издании книги Отрешкова «О золоте и серебре…»
В последние годы жизни вездесущий господин совершил вояж по европейским странам, итогом которого стала написанная им объемистая книга «Заметки в поездку во Францию, Северную Италию, Бельгию и Голландию».
«Поездка моя за границу продолжалась полтора года - около года я прожил в Париже, а остальное время в С. Италии, Бельгии и Голландии, - писал в предисловии автор. - В этот кратковременный период совершились во Франции знаменательные события, долженствующие иметь влияние на политическое положение Европы и даже прочих частей света. Если я решился напечатать мои беглые «Заметки», сделанные в немногие свободные минуты, оставшиеся от лежавших на мне неотложных занятий, то единственно в том предположении, что отзывы беспристрастного очевидца могут служить, хотя и поверхностным, изложением совершившихся в то время событий во Франции» (4).
Сочинение Отрешкова, вышедшее в конце 1871 года, вызвало ряд откликов в печати.
Отрицая серьезное значение книги, которое стремился придать ей автор, журнал «Заря» тем не менее снисходительно писал о ней: «…на заметки эти должно смотреть как на плоды тех немногих свободных минут отдохновения, которым предавался Тарасенко-Отрешков, после неотложных и по всей вероятности важных и тяжелых занятий, его поглощавших, и… поэтому заметки эти отличаются простотою изложения, чужды всякой вычурности и составляют чтение очень легкое и, без сомнения, для многих лиц очень приятное. Содержание лежащей пред нами книги вполне подтверждает такое заключение. Автор рассказывает о том, что видел во время своей поездки, сообщает многие из своих разговоров с разными лицами, имена которых остаются, впрочем, неизвестны читателю, описывает множество зданий, виденных им как в Париже, так и других городах, и при удобном случае воспоминает о своем отечестве» (5).
Менее снисходительно оценила сочинение нашего героя газета «Голос»:
«Г, Тарасенко-Отрешков жил в Париже в самое интересное время - с сентября 1869 года по конец августа 1870 года, - при нем была объявлена новая конституция и началась война с Германиею; при нем было совершено убийство Виктора Нуаре и началось падение империи; при нем умерли Сен-Бёф и Герцен; так что можно лишь пожалеть, что автор отдает слишком большое предпочтение в своих заметках описанию внешней стороны города, его памятников, зданий, улиц и каналов. Форма заметок довольно однообразна: автор описывает довольно бегло все, что видел и затем, не высказывая своего мнения о виденном, передает разговор свой по этому поводу с кем-нибудь из своих знакомых или случайно встретившихся лиц» (6).
Наиболее примечателен пространный саркастический отзыв о книге Отрешкова и ее авторе журнал «Дело»:
«Находясь в Париже в то самое время, когда там разыгрывался один из актов величайшей исторической драмы, когда все волновалось небывалою доселе жизнию, г. Тарасенко-Отрешков, по-видимому, один жил своею жизнию. С истинно стоическим хладнокровием он изучает среди всеобщего смятения мостовые и извозчичью таксу; отправляется в суд и подсматривает, что французские судьи и адвокаты одеты в черные фраки и в черные форменные мантии с белыми манжетами, что судьи почти все носят орден Почетного легиона и совершенно резонно радуется столь «отрадному явлению», ибо оно служит для блага Франции и, можно сказать, для блага всего человечества по влиянию, которое имеет Франция.
Далее он осматривает сады и парки, посвящая каждому из них особую главу в своих «Заметках», расхаживает по дворцам и до мельчайших подробностей высчитывает, сколько сажень занимает площадь дворца, сколько двор, описывает обстановку комнат, одежду придворных лакеев и т.д.
Благодаря необыкновенной наблюдательности автора «Заметок» книга его читается с таким же интересом, как читалась бы приходо-расходная книжка, в которой хорошая хозяйка каждое утро отмечает, сколько она купила провизии и сколько за нее заплатила.
В заключение позволю себе, в качестве рецензента, возблагодарить Историю и Мольтке за ту неоцененную услугу, которую они оказали мне, оторвав г. Тарасенко от его парижских наблюдений. Как ни стоичен г. Тарасенко, но в виду торжествующих немецких полчищ он, к несказанному моему удовлетворению, заблагорассудил убраться из Парижа и таким образом закончил свое произведение, которое, не будь нашествия немцев в Париж, разбухло бы еще на 500 страниц. Правда, из Парижа г. Тарасенко-Отрешков перенес свой стоицизм в Сев. Италию и Голландию, но он недолго останавливал свой пытливый взор на этих странах, очевидно спеша в типографию г. Хана, которая со своей стороны употребила все средства, чтобы придать столь интересному содержанию безграмотно написанной книги все достоинства корректурных ошибок» (7).
Наконец, в «Отечественных записках» появляется не менее саркастический отзыв без подписи, приписываемый М.Е. Салтыкову-Щедрину или Н.С. Курочкину:
«Сочинение это только внешним образом дает повод к размышлениям, само же по себе ничего не доказывает и ни о чем ясного понятия не дает. Это простой сборник замечаний чисто личного свойства, по прочтении которых читатель остается совершенно с тем запасом сведений, с которым он был и до прочтения. С какою целью ездил автор за границу - не видно; знаком ли он с историей посещенных им стран или, по крайней мере, с современным их положением - тоже тайна. Некоторые из его замечаний даже носят на себе характер несомненной странности» (8).
Следует отметить любопытное обстоятельство: вслед за рецензией на опус Отрешкова в журнале «Заря» помещен отзыв на книгу князя Александра Васильчикова «Обзор русских и иностранных земледельческих учреждений». 30 лет спустя после Пятигорска секундант Лермонтова Васильчиков и Отрешков встретились вновь - на сей раз на журнальных страницах в Петербурге.
_____________________
ЗАГРАНИЧНЫЙ ВОЯЖ И САРКАСТИЧЕСКИЕ ОТКЛИКИ
1 Пушкин А.С. Письма: Т. III. 1831;1833, С. 543 (примечания Л.Б. Модзалевского).
2 Библиотека для чтения - 1838 - Т. 29 - отд. V - С. 18.
3 Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» - 1838 - № 29 - 16 июля - С. 569-570.
4 Тарасенко-Отрешков Н.И .Заметки в поездку во Францию, Сев. Италию, Бельгию и Голландию. - СПб., 1871, С. ХI- ХII.
5 Заря - 1871; № 12 - С. 21.
6 Голос - 1871; № 268 - 28 сентября - С. 3.
7 Дело - 1871 ; № 10 ; С. 35-36.
8 Отечественные записки - 1871 - № 10 - отд. 2 - С. 259-260.
УПОРНОЕ БЕЗМОЛВИЕ
После гибели Лермонтова Наркиз Отрешков прожил более тридцати лет.
Он был свидетелем того, как в 1855-1856 годах свет увидели две фундаментальные монографии, оцененные тогда же литературной критикой как значительные события в русской литературе - «Материалы для биографии А.С. Пушкина» П.В. Анненкова и «Записки о жизни Н.В. Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем» П.А. Кулиша. Все более остро ощущалась необходимость подобной книги, посвященной еще одному великому писателю - Лермонтову.
Казалось бы, Отрешков, потерпевший неудачу с выпуском работы, посвященной Пушкину, получил возможность взять реванш - выпустить книгу о другом великом поэте, где воспоминания родных и знакомых Лермонтова сочетались бы с мемуарами самого составителя, который был знаком с автором «Героя нашего времени» и его окружением на протяжении ряда лет.
Необходимость подробной биографии Лермонтова становилась все более очевидной. Он был свидетелем того, как после смерти Николая I на страницах различных журналов стали появляться воспоминания о поэте. Писали друзья Лермонтова, писали его недоброжелатели, даже люди, почти не знавшие поэта, стремились поделиться своими скудными сведениями о нем.
Еще в 1845 году, спустя четыре года после гибели поэта, редакция журнала, адресованного юношеству, «Библиотека для воспитания» отмечала: «Перед стихотворениями Лермонтова следовал краткий очерк его жизни; но в ожидании более полных сведений, которые в скором времени появятся, редакция отложила его до следующей книжки. - Собрать хотя некоторые сведения для будущей биографии Лермонтова будет, может быть, небесполезно и для истории нашей литературы, так как до сих пор никто они еще никем не были печатно собраны» (1). (Однако несмотря на обещание ни в одном из последующих выпусков «Библиотеки для воспитания» обещанный очерк так и не появился).
«…Всякий из литераторов поставил бы себе в честь составить более или мене полную биографию Лермонтова…» (2) ; писал в 1852 году на страницах «Библиотеки для чтения» А.В. Дружинин.
«У нас нет не только биографии, но даже какого-нибудь известия о жизни Лермонтова, а между тем 15 июля будет пятнадцать лет, как он умер!» (3)- с горечью отмечал 16 июня 1856 года рецензент «Санкт-Петербургских ведомостей».
«Редко о ком так мало известно в биографическом отношении, как о Лермонтове. - писал в 1859 году в журнале «Отечественные записки» С.С. Дудышкин, начиная статью «Ученические тетради Лермонтова». - Несмотря на то, что жил он, учился и действовал в памяти многих и многих, что мы еще окружены людьми, коротко его знавшими - несмотря на все это, до сих пор почти ничего не явилось о нем в печати. Говорим почти ничего, потому что некоторые напечатанные отрывки из жизни Лермонтова не объясняют того, что преимущественно важно в литературном отношении. Изустные рассказы о жизни Лермонтова большею частью относятся или к его служебной деятельности, или к светской жизни, и рисуют нам Лермонтова молодым человеком, для которого проказы юности дороже всяких литературных трудов, который писал свои стихотворения только тогда, когда ему или решительно нечего было делать, или когда скука заставляла его браться за книгу» (4).
В 1860 году была опубликована работа «Материалы для биографии литературной оценки Лермонтова» (5). Однако ее автором был отнюдь не Отрешков, а тот же С.С. Дудышкин, никогда Лермонтова не видевший и не бывавший в окружении поэта.
Не удовлетворенный статьей Дудышкина, А.В. Дружинин писал в сентябрьском номере «Библиотеки для чтения»: «Мы очень хорошо знаем, что для подробного жизнеописания еще не пришло время, но краткий очерк жизни Лермонтова уже возможен, а по журналам нашим разбросано некоторое количество воспоминаний и заметок о Лермонтове, имеющих значение и хотя отчасти знакомящих нас с оригинальною, причудливою, загадочною личностью человека, в котором, как было сказано когда-то, может быть, Россия лишилась своего Байрона» (6).
Действительно, постепенно на страницах периодических изданий стали появляться воспоминания о Лермонтове. Писали друзья Лермонтова, писали его недоброжелатели, даже люди, почти не знавшие поэта, стремились поделиться своими скудными сведениями о нем. Так, в 1853 году некий неназванный казначей также неназванного полка, к котором служил поэт (как известно, таких полка было четыре - лейб-гвардии Гусарский, Нижегородский драгунский, лейб-гвардии Гродненский гусарский и Тенгинский пехотный) поделился своими воспоминаниями на страницах газеты «Кавказ» (7). Несмотря на скудость сообщаемых сведений из-за почти полного отсутствия каких-либо биографических материалов о поэте они вызвали интерес и были сразу же перепечатаны «Московскими ведомостями» (8) и в том же году использованы в «Справочном биографическом словаре» А. Старчевского.
В 1857 году в журнале «Русский вестник» были напечатаны воспоминания Е.А. Сушковой о знакомстве с Лермонтовым. В 1870 году М.И. Семевский переиздал «Записки Екатерины Александровны Хвостовой, рожденной Сушковой» отдельной книгой, второй частью которой стали «Материалы для биографии М.Ю. Лермонтова» (9), где он объединил другие еще тогда немногочисленные и краткие воспоминания о поэте, появившиеся к тому времени в печати. Исключение составлял впервые публиковавшийся очерк «Похороны Лермонтова» - короткий и не совсем связный «рассказ очевидца и участника печального обряда», скрывшегося за инициалами Л.И. Т-о;О-в., записанный Н.Н. Голицыным - об общении автора и его брата с кавказским окружением Михаила Юрьевича, посещении дома поэта сразу после дуэли и участии в организации похорон.
Несколько месяцев спустя литератор П.К. Мартьянов в журнале «Всемирный труд» писал об издании М.И. Семевского: «Недавно вышли в свет отдельным изданием «Материалы для биографии поэта М.Ю. Лермонтова». В издание это включено все, что было напечатано у нас о поэте со времени его смерти. Первый взгляд на этот сборник производит самое грустное, самое тяжелое впечатление. Книжка в шестнадцать печатных листов малого формата - это все, что написано в течение почти 30 лет о титане русской поэзии, тогда как о каких-нибудь лилипутах в сфере мысли мы имеем целые фолианты, чуть ли не десятки томов всевозможных исследований.
Наиболее видное место в сборнике (из 16-ти печатных листов 11-ть) занимают записки Е.А. Хвостовой, в которых, однако ж, материалов, в строгом смысле этого слова, не очень много[…] Во всяком случае, в записках Е.А. Хвостовой, несмотря на то что они писаны после разрыва с поэтом и с предвзятою целью, есть много такого, что немногими словами рельефно очерчивает замечательную личность М.Ю. Лермонтова: и как юношу у дверей света, и как молодого человека, дебютировавшего в свете блистательно, за что, конечно, нельзя не помянуть ее добрым словом.
Прочие помещенные в сборнике заметки и рассказы, за исключением характеристики поэта, написанной Боденштедтом, уступают запискам, и рассказы кратки и сухи до безжизненности. Прочитывая их, невольно приходит на ум, действительно ли это труд известных писателей… Неужели И.И. Панаев или М.Н. Лонгинов не могли сказать что-нибудь более серьезное о поэте, чем то, что они сообщили в своих сгущенных, рафинированных очерках» (10).
Не удовлетворенный материалами, собранными М.И. Семевским, П.К. Мартьянов писал далее в статье «Поэт М.Ю. Лермонтов по запискам и рассказам современников»:
«Желая по возможности осветить мрак, окружающий последние моменты жизни поэта, имеющего мировое значение, и зная, какой интерес возбуждает в публике всякое новое касающееся жизни поэта известие, я спешу предать тиснению те немногие данные о последних минутах жизни М.Ю, Лермонтова, которые удалось мне собрать нынешним летом в Пятигорске от лиц, знавших его лично. В Пятигорске я посетил дом, где жил поэт, место его поединка и кладбище, где он похоронен был до перенесения праха его в село Тарханы Чембарского уезда Пензенской губернии» (11).
Отметим, что все это мог уже гораздо ранее сделать Отрешков, сам бывший в Пятигорске во время дуэли и знакомый с другими свидетелями тех событий. Однако он пренебрег подобной возможностью поведать читателям о «последних моментах жизни поэта, имеющего мировое значение».
В 1872 году другой литератор В.П. Бурнашев в журнале «Русский архив» напечатал большой мемуарный очерк «Михаил Юрьевич Лермонтов по рассказам его гвардейских однокашников» (12).
Следует отметить, что Мартьянов ни разу в жизни не встречался с Лермонтовым. Бурнашев видел поэта единственный раз - случайная встреча двух незнакомых людей была мимолетной. И Мартьянов, и Бурнашев писали не собственные воспоминания о Лермонтове, а пересказывали воспоминания других, кто действительно знал поэта. Такие люди в то время еще были живы. Недаром, публикуя в сентябре 1872 года в «Русском архиве» очерк Бурнашева, который, как сообщалось в редакционном примечании, «не ручался за дословную точность сообщаемых сведений», издатель журнала П.И. Бартенев обращался с его страниц ко всем: «Кто знает ближе и вернее, да не поскупится на сообщение» (13).
Отрешков, как мы знаем, был знаком с Лермонтовым по крайней мере не менее пяти лет, причем знакомство это было отнюдь не случайным и поверхностным. Об этом свидетельствует обстоятельный портрет вездесущего господина в лермонтовском романе «Княгиня Лиговская», создававшемся в 1836 году. Лермонтов и Отрешков встречались не один раз и позднее - на семейных обедах в кругу родных поэта, с которыми наш герой также был знаком. Наконец, «русский маркиз» в июле 1841 года был свидетелем последних дней жизни автора «Героя нашего времени», а затем участником его похорон и даже поручителем за Монго-Столыпина в том, что тот доставит имущество погибшего Лермонтова его родным, о чем свидетельствует подписанный им официальный документ - реверс. Однако, как это ни удивительно, Отрешков ни разу не сделал попытки выступить в печати с мемуарами о поэте, хотя чутьем опытного литературного дельца не мог не понимать, что его записки с радостью будут напечатаны едва ли не в любом периодическом издании. Третьестепенный сочинитель, никогда не страдавший от скромности - вспомним его воспоминания о Пушкине, явно преувеличивающие собственную роль и в деле организации пушкинской газеты, и в делах опекунства, - на сей раз отчего-то пренебрег отличной возможностью поведать читающей публике о своем знакомстве с другим великим поэтом.
Между тем занятий литературой и журналистикой Отрешков не оставлял. Всего за несколько дней до того, как П.И. Бартенев призвал со страниц «Русского архива» откликнуться всех знавших Лермонтова и рассказать о нем, наш герой получил разрешение на издание новой газеты (14).
_________________
УПОРНОЕ БЕЗМОЛВИЕ
1 Библиотека для воспитания - 1845 - отд. I - ч. II - С. 1, 11
2 Библиотека ля чтения - 1852 - № 8 - отд. VI - С. 69.
3 С.-Петербургские ведомости - 1856 - 16 июня.
4 Отечественные записки - 1859 - № 7 - с. 1.
5 Сочинения М.Ю Лермонтова, т. II. СПб, 1860 - Т. 1..
6 Литературная летопись / Библиотека для чтения - 1860 - № 9 - с. 6. Авторство анонимной заметки установлено Н.В. Гербелем.
7 Кавказ - 1853 - № 47.. Перепечатано: Русский архив - 1893 - № II - С. 380.
8 Московские ведомости - 1853 - № 71 - 13 июня.
9 Записки Екатерины Александровны Хвостовой, рожденной Сушковой. Материалы для биографии М.Ю. Лермонтова. - СПб., 1870.
10 Всемирный труд - 1870 - № 10 - С. 581-583.
11 Там же, С. 586.
12 Русский архив - 1872 - № 9 .
13 Там же, Стлб. 1770.
14 Согласно документам РГИА, 23 августа 1872 года министр внутренних дел выдал отставному действительному статскому советнику Н.И. Тарасенко-Отрешкову разрешение на издание под его редакцией в Петербурге газеты «Указатель действий Общества товарных складов…» (ф. 777, оп. 2, 1872 г., д. 36). Однако, по данным «Библиографического указателя периодических изданий» Государственной Публичной библиотеки, такая газета не выходила.
ПОСМЕРТНАЯ ИЗВЕСТНОСТЬ
За полгода да смерти Наркиза Ивановича в газете «Биржевые ведомости» появился фельетон «Рыцари-темплиеры Невского проспекта. (1829 г.)», принадлежащий перу В.П. Бурнашева. Поводом для написания стал фрагмент из «Записок» В.А. Инсарского, напечатанный в апрельском номере журнала «Русский архив».
«Между прочим, г. Инсарский сообщает о некоем своем сослуживце Т. О. - говорится в фельетоне. - Господин этот, о котором автор «Записок» очень остроумно неоднократно упоминает, был известен довольно долгое время в Петербурге как отчаянный прожектер, во что бы то ни стало старавшийся всеми силами приобретать и приобрести известность и придать громкость своей фамилии» (1).
Бурнашев приводит несколько строк из «Записок» Инсарского, характеризующих Отрешкова: «Кто не знает Т. О.? Есть личности, которые неизвестно как и почему делаются известными всему миру. К числу таких личностей принадлежит и Т. О. Спросить кого-нибудь в Петербурге: знает ли он Т. О., все то же, что спросить, где Казанский собор».
Не раскрывая вслед за Инсарским инициалы Тарасенко-Отрешкова, сам Бурнашев пишет о нем так: «Этот Т. О. всячески хлопотал о своей столичной и даже на всю Россию известности, до которой он иногда добивался всяческими путями и действиями<…>. Но иногда выходило и так, что и без всякой такой посторонней помощи весь город в течение нескольких дней говорил о Т. О. и о каком-нибудь новом, оригинальном фазисе его жизни, преисполненной самыми оригинальными и курьезными положениями».
Далее в фельетоне Бурнашева рассказывается анекдотическая история о двух братьях «Т. О.». (Хотя автор не называет их по именам, тем не менее можно узнать старшего из братьев - Наркиза и другого - Павлиния). История сводится к тому, что весной 1829 года петербуржцы могли встречать на Невском проспекте обоих братьев, совершавших одновременно прогулку - один в плаще-альмавиве шествовал по тротуару, а другой в каррике с капюшоном гарцевал на серо-пегой кобыле по мостовой. Не успевали петербуржцы завершить прогулку, как вновь встречали братьев на Невском и с удивлением видели, что те успели изменить способ передвижения и переменить одеяния. - пешеход становился всадником, а наездник пешим. Как поясняет Бурнашев, братья сделались «кавалеристами вскладчину», получив от графа А.Г. Кушелёва-Безбородко в подарок старую кобылу за то, что обучали русской грамоте… арапчат, «купленных графом для умножения лакейской прислуги».
Фельетон Бурнашева, равно как и мемуар Инсарского, опровержений не вызвал.
Полгода спустя Тарасенко-Отрешкова не стало. И хотя его кончина, видимо, не вызвала печатных откликов (о таковых нам неизвестно), фамилия Тарасенко-Отрешков стала встречаться в мемуарной литературе.
Первым начало этому положил двоюродный брат нашего героя Н.М. Колмаков - в 1878 году в третьем номере журнала «Вестник Европы» была напечатано его письмо, подписанное инициалами Н.М.К., 2 - как отклик на начало публикации в этом журнале писем Пушкина, обращенных к жене. И хотя речь шла не о Лермонтове, а о другом величайшем поэте России, Колмаков писал и о Наркизе Отрешкове: «В первой книжке «Вестника Европы» (январь) помещено начало переписки А.С. Пушкина с женою. В этих письмах упоминается имя некоего Отрыжкова. Под именем Отрыжкова следует разуметь Отрешкова, который впоследствии к своему первоначальному прозвищу присоединил Тарасенко и засим был известен под именем Тарасенко-Отрешкова. Наркиз Иванович Отрешков не бесследно прошелся по устройству дел умершего А.С. Пушкина. <…> Отрешков сделался производителем дел семейства Пушкина и в этом качестве приступил к разбору его бумаг и сочинений. Я имею много оснований думать, что Отрешков отнесся к этой обязанности не с должным пониманием важности оной».
Раскрыв, кого Пушкин называл «Отрыжковым», и дав ему нелестную характеристику, Колмаков писал: «В заключение скажу, что в Курской губернии, кажется, в числе недавних предводителей дворянства (чуть ли не Щигровского уезда) жил, а может быть, и теперь живет брат Наркиза Отрешкова - Любим Иванович Отрешков».
Затем последовали мемуары В.А. Инсарского, в которых Наркиз Отрешков упоминался не раз.
Первым из историков литературы, кто уделил внимание Отрешкову, был хранитель Публичной библиотеки Ф.А. Бычков, в 1886 году напечатавший небольшую статью «Неосуществившаяся газета Пушкина», в которой рассказал о переговорах поэта с вездесущим господином, приведенных в оставшейся ненапечатанной брошюре последнего с претенциозным названием «О месте, которое занимает А.С. Пушкин в русской словесности» (3). Три десятилетия спустя этой же теме Н.К. Пиксанов посвятил гораздо более обстоятельную работу «Несостоявшаяся газета Пушкина «Дневник» (4). В том же 1908 году Н.О. Лернер опубликовал фрагменты брошюры Отрешкова, представлявшие мемуарный интерес (5).
* * *
В январской книжке «Русского вестника» 1882 года был впервые опубликован незавершенный роман Лермонтова «Княгиня Лиговская» (6), в конце шестой главы которого был детально изображен чиновник и предприниматель Горшенко, в котором можно было узнать Тарасенко-Отрешкова. И хотя еще живы были многие люди, помнившие «русского маркиза», никто не задумался связать прототип с персонажем.
В отличие от Пушкина, упоминания о знакомстве Лермонтова с Отрешковым как в мемуарах, так и в литературоведческих работах редки и невнятны.
Так в мемуарном очерке «Похороны Лермонтова», записанном со слов «очевидца и участника печального обряда» Л.И. Т<арасенко>.-О<трешкова> Н.Н. Голицыным и опубликованном в 1870 году, упоминается неназванный брат воспоминателя (7.) Позднее в воспоминаниях Н.П. Раевского, напечатанных в 1885 году, говорится о некоем «чиновничке из Петербурга Отрешкове-Терещенко» (8).
П.А.Висковатов в своем капитальном труде «М.Ю.Лермонтов. Жизнь и творчество» - первой биографии поэта - изданном в 1891 году, вводит в состав лермонтовского окружения в Пятигорске накануне дуэли некоего Терещенко-Орехова. В одном из примечаний к главе ХХ «Дуэль» он пишет: «Назову некоторых из бывших в то время в Пятигорске членов петербургских салонов, но отнюдь не хочу бросить тень специально на кого-нибудь из них. Я просто сгруппировываю имена, упомянутые в разных воспоминаниях о том времени и мною еще не приведенные» (9). И в самом конце пространного списка он приводит фамилию «Терещенко-Орехов» без инициалов и каких-либо комментариев.
Уже после выхода монографии П.А.Висковатова П.К. Мартьянов, в статье «Новые сведения о Лермонтове», напечатанной в апрельском номере «Исторического вестника» 1892 года, коротко отмечает: «Уведомление в петербургские газеты о кончине М.Ю. Лермонтова сделано Атрешковым» (10), опять же ни слова не говоря о владельце этой фамилии и не приводя его инициалов.
Первым, кто отчетливо заявил о знакомстве Тарасенко-Отрешкова с Лермонтовым, был Н.О. Лернер. Более 80 лет спустя после гибели поэта - в 1913 году, за год до его столетнего юбилея, он посвятил ему статью «Оригинал одного из героев Лермонтова», в которой доказал, что «русский маркиз» был прототипом одного из персонажей лермонтовского романа «Княгиня Лиговская» (11). В той же статье Лернер осторожно, гипотетически предположил, что Тарасенко-Отрешков стал свидетелем последних дней поэта и что именно его имел в виду Н.П. Раевский, говоря в своих воспоминаниях «Рассказ о дуэли Лермонтова» о некоем «петербургском чиновничке Отрешкове-Терещенко». Много лет эта статья оставалась единственной в лермонтоведении работой о «русском маркизе».
В советское время имя Наркиза Тарасенко-Отрешкова упоминалось пушкинистами неоднократно, но, как правило, лишь в комментариях. При этом зачастую высказывалось мнение о его связях с Третьим отделением или непосредственно с Бенкендорфом, но делалось это, как правило, предположительно, без каких-либо доказательств.
Так, в томе «Пушкин. Письма, том III», вышедшем в 1935 году, об Отрешкове говорится: «в 30;50-х годах он был очень популярен в петербургских светских, литературных и особенно деловых кругах, постоянно строил разного рода проекты, устраивал дела, покупал и перепродавал разные предприятии и не всегда был чист на руку, состоя в то же время негласным сотрудником III Отделения…» (12)
В более позднем издании «Пушкин. Письма последних лет», выпущенном в 1969 году, говорится: «В феврале 1837 г., по желанию III Отделения, (в котором Т.-О. был, по-видимому, тайным сотрудником) <…> Т.-О. был назначен членом опекунства над детьми и имуществом поэта…» (13).
В справочнике-словаре Л.А. Черейского «Пушкин и его окружение» сообщается: «Можно думать, что Пушкину стала известна сомнительная общественная репутация Т.О., бывшего, по-видимому, секретным агентом III отд<елени>я» (14).
В книге В.М. Русакова «Рассказы о потомках Александра Сергеевича Пушкина» сказано: «В отличие от других членов Опекунского совета Тарасенко-Отрешков, пользовавшийся тайным покровительством Бенкендорфа, по словам той же Н.А. Меренберг, действовал весьма недобросовестно» (15).
Если пушкинисты помнили об Отрешкове, то лермонтоведами он был предан забвению. Так при публикации письма А.Г. Философовой от 27 февраля 1837 года, посланного за границу мужу, где она писала: «Это будет неделя отъездов и прощаний» и перечисляла ряд фамилий родственников Столыпиных, в том числе Лермонтова, ссылаемого на Кавказ, автор комментариев А.Н. Михайлова раскрыла имена всех названных в письме лиц, за исключением одного: «Атрешков-младший» - оно было оставлено без внимания (16).
В другом письме близких Лермонтову людей - Е.А. Верещагиной дочери баронессе А.М. Хюгель от 16 (28) сентября 1838 года - была упомянута фамилия «Атрешковых» в соседстве с бабушкой Лермонтова и самим поэтом: «Обедали вся семья, все Аркадьевичи и, разумеется, Атрешковы, Елизав<ета> Алексеевна, Миша».
На этот раз фамилия «Атрешковых» не была оставлена без внимания - автор комментариев В.А. Мануйлов расшифровал ее… как сокращенное «Пожогины-Отрашкевичи». Эту фамилию носили родственники Лермонтова по отцовской линии - тетка поэта, сестра его отца Авдотья Петровна и ее сыновья Михаил и Николай. Последние провели детские годы в Тарханах и были участниками игр будущего поэта. В 1834 году Е.А. Арсеньева хлопотала через содействие Философовых о некоей милости для «племянника покойного зятя».
Однако в родственной переписке их именовали «Пожогины», но не «Отрашкевичи» и тем более не «Атрешковы». Вызывает удивление, что маститый лермонтовед В.А. Мануйлов ввел в круг родни Лермонтова по материнской линии, участвовавших в семейном обеде, родных поэта со стороны отца - Пожогиных-Отрашкевичей (как известно, они почти не общались между собой) и совершенно забыл Тарасенко-Отрешковых - с последним никак не ассоциировались в его представлении упоминаемые в письме Е.А. Верещагиной «Атрешковы» (17).
Вероятно, это было вызвано тем, что в сравнительно небольшой статье Н.О. Лернера «Оригинал одного из героев Лермонтова» - единственной работе, где говорилось о знакомстве поэта с «русским маркизом», не упоминалось, что в 1830-е годы - времени их общения - Тарасенко-Отрешков значился как Атрешков; так подписывал он и свои печатные работы - об одной его брошюре, «которую никто не читал», упоминает Лермонтов в «Княгине Лиговской», давая характеристику своему персонажу, изображенном под именем Горшенко. Об измененной фамилии помнили и неоднократно упоминали в своих работах как пушкинисты, так и люди, далекие от литературоведения, в частности историки железнодорожного транспорта (18), но не лермонтоведы.
Только в 1979 году последние вспомнили об Отрешкове. В своей работе «Лермонтов и петербургский свет» Э.Г. Герштейн уделила ему статью «Русский маркиз» (19). Исправив ошибки прежних исследователей А.Н. Михайловой и В.А. Мануйлова, она справедливо отметила, что в цитированных ими письмах родных Лермонтова, где упоминался «Атрешков», речь шла о Наркизе Тарасенко-Отрешкове. Однако в результате рассуждений Э.Г. Герштейн пришла к далеко идущим ошибочным выводам. Так, на основании лишь двух упоминаний этой фамилии она решила, что «Лермонтов постоянно встречался с Отрешковым», что последний способствовал созданию знаменитого лермонтовского стихотворения «Смерть поэта», сообщая его автору «обстоятельства последних недель жизни Пушкина». Кроме того, исследовательница полагала, что деятельность Отрешкова, заключавшаяся в описании библиотеки Пушкина и наблюдении за посмертным изданием его сочинений, протекала «на глазах у Лермонтова», а посему автор «Героя нашего времени», видимо, имел возможность читать еще неопубликованные пушкинские творения, просматривать книги его библиотеки, а возможно, и упрекать «русского маркиза» за проявленные в деятельности последнего недобросовестность и невежество.
Э.Г. Герштейн располагала лишь двумя письмами родных Лермонтова, где упоминалась фамилия «Атрешковы», при этом лишь раз встречалось имя «Нарцис», причем соседствуя с именами неизвестных лиц - некими Варварой, Валерием (Валерианом?) и Полиной. Это соседство ставило под сомнение уверенность исследовательницы: действительно ли Наркиз Отрешков имелся в виду при упоминании некоего Нарцисса (этим именем старшего из братьев Отрешковых называли лишь изредка) и вообще имели ли отношение названные «Атрешковы» к нашему герою?
Однако в 2002 году была опубликована часть переписки двух близких знакомых Лермонтову еще по Москве дам ; письма Марии Александровны Лопухиной к Александре Михайловне Хюгель (урожденной Верещагиной), вышедшей в 1837 году за вюртембергского дипломата барона Карла фон Хюгеля. Три письма М.А. Лопухиной содержали весьма интересные сведения о «русском маркизе». На этот раз не приходится сомневаться, что именно о нем идет речь в обстоятельных иронических характеристиках, даваемых ему Лопухиной, ибо она ясно именует его - «Отрешков-старший», «Наркиз Отрешков», «Нарцисс Отрешков»
Строки Лопухиной великолепно дополняют описание, данное Лермонтовым в «Княгине Лиговской» персонажу Горшенко, прототипом которого был Отрешков. Если остальные особенности этого господина, изображающие его как чиновника, литератора, предпринимателя, светского человека, были уже известны, то непроясненной оставалась одна: «волочился за богатыми невестами». Ныне фразы писем Лопухиной выразительно иллюстрируют эту склонность. Так, из последнего письма мы узнаем, что Отрешков пытался ухаживать за графиней Паниной (возможно, родственницей министра юстиции В.Н. Панина), «за которую дадут семь тысяч крестьян», или за Самариной, «за которой будет тридцать пять тысяч рублей доходу». Как видим, пристрастия вездесущего господина, которого Лопухина иронически называет «мсье», высмеивая хорошо известное нам пристрастие Отрешкова к французскому языку, безжалостно им искажаемому, за десять лет, прошедшие с 1836 года - времени создания романа «Княгиня Лиговская», до 1845 года, когда писалось письмо, не изменились.
* * *
Последним из печатных сочинений, вышедших из-под пера нашего героя, была книжка путевых очерков о его заграничном вояже - «Заметки в поездку на минеральные воды в Крейцнах и Эмс». Нет, не зря в лермонтовской эпиграмме назван он «водопийцей»!
«Бывают странные сближения» - прозорливо заметил однажды Пушкин - и был прав.
_____________________
ПОСМЕРТНАЯ ИЗВЕСТНОСТЬ
1 Бурнашев В. Рыцари-темплиеры Невского проспекта. (1829 г.) - Биржевые ведомости - 1873 - № 136 - 24 мая - С. 1.
2 Н.М.К. По поводу писем А.С. Пушкина к жене - Вестник Европы - 1873 - № 3 - С. 436.
3 Бычков Ф. А. Неосуществившаяся газета Пушкина «Дневник» // Исторический вестник - 1886 - № 2 - С. 387-391.
4 Пиксанов Н.К. Несостоявшаяся газета Пушкина «Дневник» (1831; 1832) // Пушкин и его современники. - СПб, 1908. - Т. II, вып. 5,
5 Лернер Н.О. Из неизданных материалов для биографии Пушкина. // Русская старина - 1908 - № 2.
6 Русский вестник - 1882 - № 1.
7 Похороны Лермонтова. Рассказ очевидца // Записки Екатерины Александровны Хвостовой, рожденной Сушковой. Материалы для биографии М.Ю. Лермонтова - СПб., 1870, С. 249;250.
8 Раевский Н.П. Рассказ о дуэли Лермонтова // Нива - 1885 - № 7 - С. 168.
9 Висковатов П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. -
10 Мартьянов П.К. Новые сведения о Лермонтове. // Исторический вестник -1902 - № 4 - С. 110.
11 Лернер Н.О. Оригинал одного из героев Лермонтова. // Нива - 1913 - № 37.
12 Пушкин. Письма. Том III - М.- Л. 1935 (автор комментариев Л.Б. Модзалевский) ; С. 543.
13 Пушкин. Письма последних лет. 1834-1837. (автор комментария Б.Л. Бессонов). - Л., 1979 - С. 472
14 Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. - Л., 1976. - С. 429.
15 Русаков В.М. Рассказы о потомках Александра Сергеевича Пушкина - М., 1999 - С. 36. Герштейн Э. Г. Лермонтов и петербургский «свет». «Русский маркиз». // М.Ю, Лермонтов. Исследования и материалы. - Л.: Наука, 1979.
16 Герштейн Э.Г. Лермонтов и петербургский «свет». «Русский маркиз» // М.Ю. Лермонтов. Исследования и материалы. - Л., 1979. - С. 172.
17 Там же.
18 Виргинский В.С. Возникновение железных дорог в России до начала 40-х годов ХIХ века. - М., 1949.
19 Герштейн Э.Г. Указ соч.
Тарасенко-Отрешков - Бывают странные сближения 5 ч
© Copyright: Корнеев Алексей, 2021
Свидетельство о публикации №221101900064
Свидетельство о публикации №221101900064
Рецензии