Брат

ОДНАЖДЫ на работе, разбирая вещи Володи вскоре после его гибели, я наткнулась на обрывок рукописи. Рукой брата было написано:
«Я родился, насколько помнят мои родные, в городском роддоме на проспекте Победы. Почему там? Когда мы с отцом забирали маму с моей новорожденной сестрой, он тогда сказал, что и меня отсюда забирали. И моя дочь родилась там же".....

На этом рукопись обрывалась.
Я и есть та самая новорожденная родная сестра, которую они с отцом встречали из роддома. То ли у Володи не было времени продолжить свои записи, то ли он обдумывал последующие страницы, то ли откладывал их написание на «потом»… ПОТОМ для него не наступило НИКОГДА.

Столь ранний уход Володи из жизни был потрясением для меня. Сколько себя помню, с самого раннего детства старший брат был для меня надежной защитой и единственным авторитетом. Родители всегда его ставили мне в пример. При  нечастых капризах и подростковом бунтарстве, когда я настойчиво демонстрировала издержки своего характера, мама всегда говорила: «Володя в твоем возрасте был не такой!»

Когда я пошла в первый класс, мой брат заканчивал школу. По причине моих небольших лет вспоминаются какие-то обрывки, и, казалось бы, незначительные эпизоды. Как будто кто-то невидимый перекручивает пленку моей жизни на много лет назад: туда, где безоблачное небо, первые друзья, уютный дворик и всегда – надежная и такая родная рука старшего брата.

Я обожала ездить с Володей к бабушке на велосипеде. Мне двухколесный велосипед был неподвластен. Но старший брат усаживал меня на раму, и мы отправлялись в путь. Надо сказать, что дороги, по которым мы передвигались, в то время асфальтированы не были, и я часто приезжала к бабушке с встряхнутыми внутренностями. Но меня это ничуть не огорчало, потому что с Володей я бы поехала даже на самом неудобном велосипеде хоть на край света.

Настоящей страстью Владимира был футбол. Он рассказывал, как еще пацаном, приезжая в Кяхту к бабушке с дедушкой, за месяц так умудрялся раздолбить мячом ворота, что их после его отъезда приходилось долго ремонтировать. С отцом они вместе пристально следили за играми местной футбольной команды «Селенга». Кстати, отец и меня частенько брал с собой на местный стадион, но лично мне в футбольных матчах нравилось только то, что я была рядом с папой. Володя же не только никогда не пропускал всяческих чемпионатов, но и сам долгое время играл в сборной Геологического института. Было дело, однажды лет в 15, увлекшись матчем, который транслировали по телевизору, он напрочь забыл вовремя забрать меня из детского сада. Позже у нас с братом появилась своеобразная традиция: когда он приезжал на каникулы из Иркутска, сестра, то есть я, устанавливалась в проем двери (это условно принималось за футбольные ворота), надувались воздушные шарики, и начиналась «игра в одни ворота». Степень моего восторга зашкаливала. Не огорчали даже пропущенные «мячи». Возможно, у соседей снизу при каждом моем прыжке осыпалась штукатурка, этого я не знаю до сих пор.

Наверное, во все времена мальчишки любили устраивать себе так называемые «штабы» в укромных уголках дворов. Наши старшие мальчики, которым тогда было лет по 15, тоже имели такой маленький сарайчик, куда малявок вроде меня не допускали категорически. Мы с подружками, поразмыслив, решили, что мы не хуже, и «штаб» у нас будет интереснее, чем у старших товарищей. Подходящее место для девчачьего уединения мы присмотрели поистине крутое – на чердаке нашего двухэтажного дома. Никакой лестницы, ведущей в наш будущий штаб, не было, но забраться на чердак не составляло труда – в стену были вбиты металлические скобы шириной около 8 см. Осматривая наше новое пристанище, мы с девчонками были довольны и горды. Вдруг меня позвала мама, я рванула к выходу… Но тут случилась незадача. Я, девочка довольно мешковатая, элементарно не смогла оттуда слезть. Мои толстенькие ножки болтались, не доставая до нужной скобы. Володя тогда уже учился в университете и приехал на каникулы. Это было очень большим везением для меня. С его помощью спасательная операция по транспортировке меня с чердака прошла успешно. Бить меня было нельзя, поэтому обошлось воспитательной беседой и парочкой щелбанов. Мне тогда было лет 8-10, и я, наверное, в тысячный раз с благодарностью думала, как это здорово, когда у тебя есть старший брат.

Много лет помню Володину своеобразную воспитательную меру, применявшуюся в отношении меня несколько раз. Когда я начинала капризничать, он ловил таракана, демонстративно, чтобы я хорошо видела этот процесс, помещал его живым в спичечный коробок, насыпал туда немного сахару, позволял таракану чуть-чуть высунуть усы и показывал мне со словами: «Если будешь капризничать, вот откормлю таракана ростом с собаку и буду тебя пугать». Слова старшего брата принимались без сомнения и капризы прекращались  мгновенно. Вспоминаю сейчас все это со смехом. Правда, до сих пор только один вид таракана вселяет в меня, взрослую и, надо сказать, не трусливую женщину,  просто животный ужас.

Во времена Володиной учебы в Иркутском университете, я всегда с нетерпением ждала его приезда домой, скучала безумно. Почему-то приезжал он чаще всего ночью. А утром, едва протерев глаза, я с радостью узнавала в спящем дядьке долгожданного нашего студента. Особенно нравилось, когда он приезжал прямо с практики, небритый, загорелый, с рюкзаком, в который были уложены умопомрачительные запахи: костра, далекой тайги, душистых трав, незнакомых краев и еще чего-то волнующего и манящего. Но каникулы быстро заканчивались, наш геолог уезжал, дом становился пустым и тихим. Но оставалась музыка, которая появлялась в доме вместе с Володей. Он привозил много редких пластинок, на которые мне было строго запрещено даже смотреть. Но музыку я любила не меньше брата, поэтому запреты снимались лично мной сразу же, как только он уезжал. Несомненно, это не могло не повлиять и на дальнейшие мои музыкальные привязанности. Ранний Юрий Антонов, Битлз, Джанни Моранди, Би Джиз, песни Высоцкого – это его юность. Это моя Память.

У моего брата было потрясающее чувство юмора. Он умел в любой ситуации так взбодрить присутствующих, что неприятности просто растворялись.
Володя был законченным романтиком. Он писал светлые стихи о природе, о любви, о том, что чувствовал и что видел.

На его свадьбу приехала вся группа. Скорее всего, его сокурсники меня не запомнили, потому что я тогда училась в 7 классе и была не в меру скромной и тихой девочкой, на глаза особо не лезла и под ногами не путалась. От этой свадьбы осталось ощущение особой бесшабашной веселости и душевной теплоты, какая возникает в студенчестве. Сейчас немного жаль, что я почти не знала его друзей. Хорошо помню лишь немногих, с кем он работал в Саянах.

Позже, когда Володя с семьей переехал в Монды и работал в Окинской геолого-разведочной экспедиции, мне случалось несколько раз побывать у него в гостях, окунуться в атмосферу жизни геологов – людей особого склада. Я видела, как он любил Саяны. Это была, пожалуй, главная любовь всей его недлинной жизни. По прошествии нескольких лет, когда он уже работал в Геологическом институте, ни одно лето он не мог прожить без Саян. Какие бы планы не составлялись им на полевые работы, Саянам в них было отведено основное место. Как выяснилось, эта его любовь была взаимной. Саяны его забрали.

Я знаю, какое это счастье - иметь старшего брата. И я знаю, как горько и невыносимо его потерять.

Володи не стало 10 августа 2000 года. Ему было 46 лет... Еще никто не знал о трагедии. А у меня в эти дни, казалось, совершенно беспричинно болела душа. Я не могла спать. Я не могла есть. Я нигде не находила себе место. Мне везде было плохо и беспокойно. Тогда я еще не знала, что у меня больше нет старшего брата. О смерти в институт сообщили только 17 августа. По телефону неизвестный мужчина сказал: «Погиб ваш сотрудник Немчинов. Похороны сегодня в Орлике в 14 часов». На часах была половина двенадцатого. Кто этот мужчина? Почему сообщили только через неделю? Почему похороны в Орлике? Кому это надо было сделать по-быстрому? Куда делись его документы, которых не нашли ни в вещах, ни при нем? Эти вопросы до сих пор не дают мне покоя. Но я знаю точно – тот, кто причастен к гибели Володи, рано или поздно расплатится за все сполна.

И еще больше я уверена в том, что Володя всегда будет жить в памяти тех людей, которые его любили и понимали.

…Оттуда возвращенья нет,
Увы, ни бедным, ни богатым…
Он был геолог и поэт.
Он был любимым старшим братом…

Таёжный ласковый костер
Справляться помогал с тревогой…
Его маршрут последний с гор
Был долгой скорбною дорогой.

И нет нигде реки такой,
Чтоб это горе смыть, исправить…
И навсегда ушел покой…
И безысходно слово Память…