Умение

Сбоку – деревянные слоны, совы и черепахи. За ними, тоже на полках, закрытых стеклом, – деревянные радостные божки, капли для носа, станки для бритья и прикрытые чем-то полупрозрачным сигареты. Тот продавец, который пониже, записывает что-то в две измятые записные книжки, поочередно, на руке, держащей ручку, три металлических перстня, один перстень – с розовым полудрагоценным камнем. Тот, который повыше и в очках – проверяет чек, вычеркивая товары один за другим. «Эк…до…тин…» Недавно завели компьютер, но кто же доверяет машине? Все, что записано там, надо продублировать от руки, старательно выписывая латинские буквы. Все, что эта машина отпечатала – проверить. Компьютер еще только учится считать и торговать, поэтому не всегда распознает, что написано на товаре. И тогда люди радостно вбивают номера вручную, пишут названия и цены на упаковках от руки. Хорошо, если посетитель забыл что-то купить: «вспомненные» товары можно вписать в чек от руки и посчитать столбиком. И дать товарищу как будто бы перепроверить. На самом деле это как припев у песни, как привычной фразой поздороваться и привычным жестом помахать: мы свое дело знаем, мы считать умеем! Далеко не каждый в нашей Индии умеет считать!
 - А вот интересно, - наклоняется к ним покупатель в дорогом костюме и наползающей на глаза медицинской маске, - как будет на хинди «дерево»?
Два продавца удивленно переглядываются. «Как будет»,  «на хинди» - это они понимают, уж сколько лет работают с русскими. Даже названия чисел на слух разберут. А вот последнее слово какое-то странное. Не из их магазина. И не про цену. Это что-то такое, что они не продают, не покупают. Не едят, не пьют. Этим не стирают и не моют руки, хотя в этом году что только не заказывают в магазине для мытья рук! Продавцы удивленно переглядываются. Отрицательно качают головой.
 - Дерево, a tree! – подсказывает покупатель.
 - Три, - оживляется старший продавец.  – Три. Тин.
 - Да нет, - вмешиваюсь я.  – «Тин» на хинди – это три, цифра три. А мы про дерево, a tree. Дерево, вот, - и я машу в дверной проем, где сияет под разбушевавшимся солнцем молодая пальма.
Продавец скучно смотрит туда, куда указываю я. Он видит дверь, которую так и не помыл новый, наглый работник. Запачканные бутыли мутноватой воды, их еще полчаса назад нужно было разнести заказчикам. Только что принесенные, нераспечатанные коробки с фабричными булками, каждая булка запечатана в непищевой пакет, концы пакета скручены трубочкой и скреплены степлером. Он видит священный солярный знак и записанный под ним слова на санскрите над притолокой, их всегда касается и кланяется до земли, входя,  самый молодой продавец магазина. Еще вокруг есть полки, товар на них. Есть цифры, написанные на картоне, бумаге, пластике. А derevo – джи нахин, нет его там.
 - Может, надо было нарисовать? – заговорщически шепчу я человеку в костюме и киваю на записные книжки и ручку, всю в пятнах от пасты.
Человек смеется под медицинской маской.
Я снова смотрю на книжки. В них имена и цифры, цифры и имена. Эк, до, тин, чар, панч. Мадам такая-то из такого-то дома просила принести ящик питьевой воды. А мистер такой-то записал в долг две упаковки печенья, бутылку виски и корм для собаки. Здесь негде нарисовать дерево. А я бы хотела. Ствол, ветки в разные стороны, листья, точно такие, как распускаются под солнцем там, за дверью.
 - Дерево! - пытается в последний раз человек.
Продавцы улыбаются и заканчивают упаковывать его покупки. «Thank you, sir», - говорят они и снова углубляются в бумаги, на которых записаны цифры.
Они считают.
Они свое дело знают.