Из жизни Ивана Посашкова. Гусь

Остановили нас немцы на рубеже — Никопольский плацдарм. Залегли и окопались все: немцы и мы, и пошёл дождь. Проливной дождь лил сутки. Всё намокло, все промокли, в траншее такая грязища, не приведи Господи! Спасались от дождя так: винтовку клали сверху поперёк траншеи и накрывали её плащ-палаткой. И под ней сидели в этой грязи.

Наутро ударил мороз, хороший мороз, градусов, наверно, 7-8. Приоткрыл плащ-палатку и слышу: «гррр-гррр» — гусь как будто. Поднимаю голову, смотрю, в самом деле, летит гусь. И летел он вдоль линии фронта, точно посередине между нами и немцами. Сначала все вылезли и смотрели на гуся, куда и зачем летит. Потом кто-то выстрелил, я так и не понял: фрицы или русские? Прозвучал один выстрел, а потом за ним такая пальба началась — туши свет!  И с нашей и с немецкой стороны   — и всё по этой несчастной птице! И гусь строго посреди упал, между траншеями, нашими и немецкими. Солдаты до того увлеклись этим наблюдением, что повысовывались из траншей с обеих сторон и всё смотрели: куда же этот гусь упал?  Всем было очень интересно!

А тот солдат, Болдырев, смотрю, выскакивает из траншеи и бегом за этим гусём. Схватил «за жабры» — и назад. А немцы сообразили, что надо стрелять, когда он уже в траншею спрятался. Э-э, как начали палить они в нашу сторону — ещё больше, чем по этому гусю! Кошмар один был! Настрелялись досыта, всё — бросили, затихло. Потом часа через три пошёл запах по траншее. Одуряющий запах жареного гуся. Думаю, Господи, как это он смог его приготовить?! Главное, ни дров, ничего нет абсолютно! На чём и   как это можно было пожарить добытого гуся?!

Подошёл старшина, развернул портянку и сказал: товарищ капитан, ваша порция. А почему говорили так: «ваша порция»?  Существовал такой порядок: раз в месяц все офицеры получали доппаёк. Туда входили печенье, сало, бекон американский, сигареты и мясные консервы. Всё это делилось на всю роту, и каждому раздавалось сколько положено, сколько пришлось. Никаких привилегий никому! Поэтому и солдаты, когда где-то им там что-то перепадало, находили или сами жарили и пекли, обязательно делились с офицерами. Это уже стало законом! И вот старшина принёс мне гусиную ножку, там мяса этого было — маленький кусочек, но аромат!  Знаете, я в Кремле был, на приёме у президента Сирии был, но ничего вкуснее этого кусочка гуся я нигде не ел!

А как, спрашиваю, Болдырев, ты его приготовил? А он в траншее вырыл ямку, гуся завернул сначала в чистую бумагу, а потом в промасленную. Когда патроны укладывают в ящик, то заворачивают сначала в промасленную бумагу, а потом в чистую. Вот в эту промасленную солдат и завернул гуся. Потом в тряпку, потом ещё в одну, засыпал землёй, глиной и песком, а сверху развёл костёр. А дрова откуда взял? Да ящики из-под патронов сапёрной лопаткой расколол — вот вам и дрова! И этот костёр пропёк гуся до готовности.

Молодец солдат! Он потом на Днестре блинами меня угощал. Пошёл в деревню, а из того же обоза, про который я говорил, взяли свитера немецкие. А немцы хорошо своих солдат одевали: свитера были чисто шерстяные. Болдырев пошёл в деревню и сменял свитер на муку. Вернулся и напёк блинов. Рано утром просыпаюсь — такой одурманивающий запах, язык проглотишь! Я встал и пошёл на запах, старшина мне навстречу:
— Товарищ капитан, а я вам завтрак несу!
— Так ты же уже давал кашу перловую!
— Нет, это другое — смотрите...
Приподнимает тряпицу, накрывавшую котелок, а там на дне лежат три блина. Понюхал, пахнет вкусно, прелесть одна.
— И кто же их жарил? Болдырев?
— Ну да, бандюган наш! Он у нас на все руки мастак!
 
А у роты основные котелки были круглые, царские, медные, вдвое больше обычных. И есть из таких котелков удобно, и варить в них, и жарить, да всё что угодно! Так вот Болдырев на таком котелке и готовил блины. Четыре штыка воткнул, поставил на них котелок и жарил. А вместо масла — оружейная смазка. И блины получились — объеденье, любая хозяйка позавидует! Вот вам и смекалка простого русского солдата — чего не придумаешь в тяжёлой боевой обстановке. Этот Болдырев с нами до конца войны прошёл.