Герой родился в гимнастерке

Он,  Павел Тарасенко, вообще-то родом из Краснодарского края, из станицы Калиновской. Там окончил школу, там встретил войну. Слухи о ней в тот год  ходили особенно упорно. К ним даже привыкли, и слово «война» запросто употребляли в речи. Например, 15 июня пришла мать с базара, а Павел еще спит. Увидела она этот непорядок да и говорит ему:  «Уже 9 часов, а ты все спишь. А там война уже началась. Смотри, проспишь.» Павел, конечно, не поверил, привычно огрызнулся: не может такого быть. Мол, сначала он должен сдать выпускные экзамены, а уж потом пусть и начинается. Вот как они  между собой разговаривали. Да каждый второй человек в станице говорил о войне. О том, что, дескать, немцы обижаются на нас. Не поверите: за то, что мы им мало пшеницы продаем!

21 июня был праздник в честь окончания школы. Хорошая в станице была школа и двор такой уютный. После того, как вручили аттестаты, после того, как учителя ушли, они еще там, в школьном дворе, хорошенько попраздновали.  У каждого – планов громадье! Павел, например, собирался ехать в Краснодар, чтобы учиться в институте искусству виноградарства и виноделия... В общем, домой разошлись под утро. Только голову на подушку, - а тут мать опять  с привычной шуткой: дескать, спишь, а там война началась. Он не поверил. Но на календаре было 22 июня 1941 года…
Пехота многострадальная

Павлу повестка пришла сразу. После нескольких месяцев учебы на связиста он попал на фронт, в 121-ю стрелковую дивизию.
-  Как-то после боя, рассказывает он, - принимали мы пополнение солдат из Татарстана. И среди них вижу стоят какие-то грязные полудикие люди. Кто в фуфайке, кто в старушечьем кожушке, кто в валенках, кто – в каких-то туфлях. Оказалось, что это были кадровые военные, которые после тяжелых боев несколько месяцев бродили по лесам, выходя из окружения. Я тогда испугался их вида. А это были остатки 13-й армии. После проверки в СМЕРШе их переодевали и снова – на передовую. И летчики воевали с нами, и моряки. Это было начало 1942 года – самое тяжелое время.

До своего первого ранения служил Тарасенко связистом. В его обязанности входило передавать команды во время боя. Комбат, как положено, на наблюдательном пункте – Павел – рядом с ним.  А если обрывалась связь, - беги, ищи порыв, соединяй. Под бомбежками, как в фильмах показывают.
- Артиллеристы меньше несли потерь, а мы, пехота, постоянно находились в контакте с противником. Наступили холода. Мы, молодежь, еще как-то терпели, а солдаты постарше просто замерзали в окопах. Бывало, идешь мимо, думаешь: спит солдат, а тронешь – он падает, замерз. Мы базировались возле деревни Петровка, неподалеку от нее стояли колхозные скирды. Вначале там постоянно лежало 35-40 трупов, а через два месяца их было уже 500. Большинство – замерзшие.  Пехота несла потери постоянно. Все Герои Советского Союза тогда были из артиллерии, из летчиков, а в пехоте до 1943 года я не видел героев. Считалось: какие они герои, если постоянно отступают...

А когда пехота стала наступать, увидел молодой боец землю нашу, бывшую под оккупацией. Пожженную. Вместо деревень лишь трубы русских печей. И так километр за километром сожженной земли…
- В одном из боев меня тяжело ранило в стопу. Осколок вошел в подошву, повредил сустав. Кое-как под сильнейшим огнем добрался до деревни. В одном подвале меня перевязали местные. Ботинок от крови набух, от потери крови я находился в полубессознательном состоянии. Позже врачи хотели ампутировать ногу, но я уговорил их оставить. Повезли меня в тыл. Колесили по России, Казахстану, Узбекистану, а выгрузили на станции под Лениногорском. После госпиталя получил вторую группу инвалидности.
Тут бы и жить рядовому Тарасенко вдали от фронта. Но видно понимал он: еще не все его дела сделаны на войне. Встретил знакомого, который отправлялся на фронт, да и решил составить ему компанию. Так он попал под Сталинград, во 2-ю гвардейскую армию, 3-ю гвардейскую дивизию, в 13-й полк.

Второе ранение

Снова стал воевать рядовой Тарасенко, спрятав в кармане документ об инвалидности.
- Наши войска вышли на Миусское направление. Начиналась битва на Курской дуге, нужно было наступать и нам. Я был бронебойщиком. У меня было пятизарядное противотанковое ружье Симонова весом 22 кг. Носили мы его вдвоем. А еще в вещмешке было 90 патронов, одна противотанковая граната и четыре ручных. Помощник у меня – слабый колхозничек, которому за 40 лет было. Во время боя он всегда крестился. Его потом убили, бедолагу. Еще зимой, когда немцы отступали из Сталинграда, они хорошо укрепились по Миус-фронту. Сколько там наших полегло! Запомнилось решающее наступление. Наша артиллерия 45 минут вела огонь. Танки подошли. Я свое ружье еле тащил. Силенок после госпиталя было маловато. Несмотря на помощь авиации, наступление захлебнулось. Однако мы устремились в прорыв и залегли в высокой колючей траве. Через некоторое время бежит командир. Ничего не соображает от ранения: «Братья-славяне, вы откуда?» Я ему говорю: «Вы же наш командир взвода». А у него пальцы разбиты разрывной пулей, лицо все от боли синее. Я вынул свой пакет, перебинтовал его. Так в бою прошел день. Вечером идет начальник штаба первого батальона и сообщает нам, что от батальона осталось пять человек. В темноте вдруг появился немецкий танк. Я выстрелил, танк загорелся. Правда, я не уверен, что это я его подбил, по нему открыли огонь и артиллеристы. После 12 часов стало тихо, только периодически раздавались стоны – это раненые просили воды. Немцы снова начали обстрел, во время которого меня ранило осколком.
Потом снова был госпиталь, пробыл в котором Павел Тарасенко недолго. Бойцов года рождения 23-го и 24-го быстро возвращали на фронт.

Бойцы парили в небе как птицы

Месяца не прошло, как он снова воевал… Теперь во 2-й гвардейской дивизии. Шел 43-й год. Фронт стремительно продвигался вперед. После ранений в ноги Павел быстро уставал на марше. Часто после привала самостоятельно не мог подняться, просил товарищей, чтобы они подняли его, а порой еще и несколько метров помогли пройти. Дивизия готовилась к боям за Керчь. Лучших выбирали в штурмовую группу. Встал вопрос: кто будет знаменосцем.
- Все молчат. Тогда я вышел вперед. У меня спрашивают: понимаю ли я, что во время боя должен всегда быть впереди. «Да», - ответил. Погрузились мы на корабли и- на Керчь. Меня посадили в передний правый кубрик. Только отошли от причала, чувствую, что-то очень сильно ударило меня в спину.  Позже командир сказал, что мы натолкнулись на магнитную мину, у которой не сработали взрыватели. Командир тогда сказал, что я родился в рубашке. А я ответил ему: «Не в рубашке – в гимнастерке!»

На Керчь шли быстрым ходом, и все-таки попали под сильный артиллерийский огонь. До берега добрались только со второй попытки. Во время первой потеряли 42 из 102 катеров. На глазах Павла на мине взорвалось судно, перевозившее саперный батальон и огромное количество боеприпасов. Перед тем, как навсегда быть похороненными в водах Черного моря, красноармейцы парили в воздухе как птицы. Взрывная волна подбросила их метров на 100. Полы шинели развевались как крылья. Это было страшное зрелище.
- Я все думал: так и мы сейчас будем. Но наш кораблик все шел и шел. И весь этот ад при шторме в шесть баллов. В 60 м от берега остановились. К нему я со знаменем добирался сам.

Подвиг Павла Тарасенко

 Самым первым выбрался на берег Павел Тарасенко. Метрах в 150 от него немцы вели огонь по нашим. Вдоль обрыва знаменосец стал подниматься на высоту. Туда, в сторону маяка. По пути к цели вступил бой, уничтожил немецкого пулеметчика. И снова – вверх. Вот он на вершине. Чтобы красное знамя стояло устойчиво, стал копать яму. Тут немцы заметили Павла и стали методично обстреливать высоту. Его ранило. Но дело еще не было сделано. И потому, превозмогая боль (рану разъедала соленая вода), он продолжал. И вот знамя армии - над керченской землей! Оно видно всем: немцам и нашим, схватившимся в это время в смертном бою.
Горит в руке багровый стяг,
Зовет гвардейцев к славе…
Вода как лед. И рядом враг.
Но знамя держит Павел.
И насмерть бой кровавый шел.
Дрались гвардейцы смело.
Их знаменосец русский вел.
Им знамя так велело.
Это о его подвиге так написали во фронтовой газете.
Сейчас знамя, водруженное Павлом Тарасенко на керченской земле, находится в музее Советской Армии в Москве. А на том месте стоит сейчас ему памятник ему – Герою Советского Союза Павлу Тарасенко.

Светлана Задулина, 2005 год