Кто мы

"Еще до рассвета он отдал приказ посадить детей на баржу с цементом и с песнями отправить за черту наших территориальных вод, где баржа была подорвана зарядом динамита, и дети, не успев ничего понять, камнем пошли на дно. Когда трое офицеров предстали перед ним и доложили о выполнении приказа, он сперва повысил их в звании сразу на два чина и наградил медалью за верную службу, а затем приказал расстрелять, как обыкновенных уголовников, – «Потому что существуют приказы, которые можно отдавать, но выполнять их преступно, черт подери, бедные дети!» (Цитата из книги Габриэля Гарсиа Маркеса "Осень патриарха")


      Написать этот очерк меня подтолкнула публикация автора сайта Евгении Серенко (http://proza.ru/avtor/vitcan5183). Речь в ней шла о канадских инуитах – коренной народности, населяющей северные области Канады от полуострова Лабрадор до устья реки Маккензи. Благодаря автору, я узнал много интересного о жизни этих людей в тяжелейших природных условиях, но более всего потрясла история, связанная с детьми инуитов. Эта «позорная глава канадской истории», как назвал её нынешний премьер Джастин Трюдо, напомнила  о другой трагедии, произошедшей в конце 30-х годов в СССР.

      В начале шестидесятых годов позапрошлого века католическая церковь Канады, при поддержке правительства, приняла  решение ассимилировать детей инуитов в канадское общество. Сначала уговорами, затем насильно из семей инуитов начали забирать детей и расселять в специальные приюты. Родителям было обещано, что после обучения и приобщения к цивилизованной жизни, их вернут обратно в семьи. Чем это закончилось лучше прочитать в замечательных новеллах  Евгении Серенко «Секрет женщин Территории Нунавут»  или здесь https://www.bbc.com/russian/news-57292430. 
Это  ссылка на недавнюю публикацию русской службы ВВС NEWS, а появилась она после обнародования в канадских СМИ шокирующих материалов об обнаружении на территории бывшей школы-интерната, созданной для ассимиляции коренных народов, массового захоронения с останками 215 детей. Ужасная находка взбудоражила канадское общество, а Джастин Трюдо написал на своей странице в Твиттере, что она "разбило его сердце".

      Как я уже сказал, новеллы Евгении Серенко и публикация о найденном захоронении, напомнили другую, не менее трагическую историю, за которую никто извиняться, тем более, каяться не собирается.

      В конце восьмидесятых прошлого века городские власти разрешили мне провести «Дни совести», посвящённые жертвам сталинских репрессий. В фойе «Театра оперы и балета» города Днепропетровска я выставил часть своего архива с фотографиями, письмами из мест заключения, личными вещами, но главное, списками граждан нашего города, которых оклеветали и уничтожили, как «врагов народа». Именно эти списки с краткими фактами биографии и вызвали наибольший интерес. На протяжении недели, пока проходили «Дни совести», к спискам подходили сотни граждан, пытаясь отыскать фамилии своих родственников.

      Коротенькое письмо, даже не письмо, а записку передала небольшого роста женщина с добрыми и грустными глазами. Видя, что меня обступили люди, она сунула сложенный листок в руку, извинилась и ушла.

«Помогите  узнать, кто мои родители! Кто я?» Так начиналось письмо-записка Майи Т.

Таких  историй  за годы собирания картотеки я слышал не мало. Правда, чаще искали своих братьев и сестёр. Мне было понятно, что в те годы существовала некая внутренняя инструкция НКВД, предписывающая: малолетних детей-сирот расстрелянных «врагов народа» распределять по разным детдомам и давать новые фамилии. Очевидно, это делалось с единственной целью – стереть память о родителях и воспитать «достойных граждан великой страны»...

      Была ли у Майи сестричка или братик, она не знала. Помнила себя маленькой девочкой, которую какие-то дяди в форме вели по бревенчатой мостовой. Другое воспоминание связано с детдомом для детей «врагов народа» в Полтавской области. Днём хором читали стихи и пели песни о «великом и мудром товарище Сталине». А ночью, чтоб никто не услышал, плакали под одеялом, вспоминая мам и пап. Наверное, плакала  и маленькая девчушка Майя, повторяя имена своих родителей. Может быть, помнила и город, откуда её привезли... Да только время безжалостно стёрло всё это, оставив лишь размытые обрывки воспоминаний. КТО Я? Сколько раз уже взрослой задавала она себе вопрос. Сколько раз пыталась вспомнить.

      Ко времени проведения «Дней совести» я уже был достаточно публичен – вёл авторскую программу «Колокола памяти» на радио и успел опубликовать несколько десятков статей в областной и центральной прессе. Наверное, по этой причине меня пригласили работать в комиссию, которая занималась вопросами, связанными с необоснованными репрессиями на территории Днепропетровской области.

      К предложению я отнёсся с изрядной долей недоверия. Ещё недавно за моей картотекой шла нешуточная охота органов и возле дома частенько дежурила знакомая черная Волга, а теперь, меня приглашали войти в столь авторитетную комиссию. Состав её был, действительно, авторитетен: начальник областного Управления КГБ, главный прокурор области и  два его заместителя,  директора архивов,  от общественности – известные работники науки и культуры города. Особых надежд не лелеял, но, с чем чёрт не шутит, вдруг, удастся получить доступ к архивам, куда раньше не подпускали на пушечный выстрел. Примерно так я рассуждал, принимая предложение стать членом областной комиссии.

      После очередного заседания я подошёл к начальнику учётно-архивного отдела УКГБ, который тоже входил в состав комиссии и спросил: «Существовала ли инструкция НКВД, которая предписывала отправлять малолетних детей-сирот  расстрелянных родителей в разные детдома и давать им новые фамилии?»
Молодой офицер КГБ начал пылко убеждать меня, что это полная чушь и никаких подобных инструкций нет и быть не могло. Понимая бесперспективность дальнейших расспросов, я обратился с письменным заявлением к председателю комиссии – первому заместителю облисполкома. На следующий день мне позвонила его секретарь и попросила написать всё, что мне известно по этому вопросу.

      Вскоре, со мной связались из КГБ и назначили встречу с начальником Управления. На вопрос «могу ли я записывать и использовать запись для очередной передачи «Колокола памяти», ответили, что они сами запишут нашу беседу и вручат мне кассету.

      Сидя в генеральском кабинете, я полчаса выслушивал заверения, что нынешние органы давно очистились от недобросовестных кадров, что они (чекисты) сами жестоко пострадали в годы репрессий, что сейчас любой гражданин может получить правдивую информацию о своих близких...Словом, нынешние работники органов – не те, что были тогда. Глаза главного чекиста области лучились искренностью.
Кроме нас двоих в огромном кабинете присутствовал молодой человек, который не только записывал, но и снимал нашу беседу на камеру.
 
      Заранее подготовившись к встрече, я достал из папки несколько документов.

- Эту справку по поводу необоснованно репрессированного отца его дочь получила всего несколько месяцев назад.
Я протянул документ. Генерал надел очки и стал читать вслух:

«На ваш запрос сообщаем, что ваш отец М. А. по решению Тройки по Днепропетровской области  в сентябре 1937 года был приговорён к десяти годам «без права переписки» и умер от острой сердечной недостаточности в 1939 году во время отбывания заключения... Место захоронения неизвестно»

- Вот видите, мы ничего не скрываем от родственников репрессированных, - сказал он, снимая очки, - и отвечаем на любые запросы, но, к сожалению, некоторые документы не сохранились. Однако, всё, что в наших силах мы делаем и стараемся помочь людям. На этот раз глаза генерала вместе с искренностью излучали решительность и бескомпромиссность.

- Товарищ генерал, а вы уверены, что ваши подчинённые честно выполняют свои обязанности? - спросил я и достал перфокарту, их я использовал для записи сведений о необоснованно репрессированных.
 
- Что это?-  настороженно  спросил главный чекист.

- Персональная карточка из моей картотеки, товарищ генерал, - ответил я и начал читать:

«24 сентября 1937 года гражданин М. был расстрелян на следующий день после вынесения приговора... Вместе с ним в этот же день были расстреляны ещё 12 человек и захоронены на объекте "Д"...»

Лицо начальника Управления стало красным, он смотрел мне прямо в переносицу, будто  мысленно ставил метку.
 
- Откуда вы получили эту информацию?! - едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, спросил генерал. Изменился не только цвет лица, но и голос генерала – в нём появился  скрежет легированной стали.

К этой манере, напоминающей допрос, я был готов из прошлого опыта и хорошо знал: стоит показать, что ты боишься – разговор не состоится и превратится в одностороннюю нотацию. Поэтому, спрятав в папку перфокарту и лживую  КГБэшную справку, спокойным примирительным тоном продолжил:

- Мы с вами члены одной комиссии и я пришёл не для того, чтобы выяснять отношения и даже не по поводу необоснованно репрессированного...

- Я знаю, что вас интересует, - перебил меня генерал, - мне вчера звонили из  облисполкома. Так вот, можете мне верить или не верить - это  ваше личное дело, но никакой внутренней инструкции НКВД в отношении детей не существовало. Всё это – ваша личная фантазия! Как вам могло прийти такое в голову?!

Он снова уставился мне в переносицу, уже не скрывая свою неприязнь. Казалось, он испытывал при этом некую радость и даже восторг.

      Ещё какое-то время мы поговорили о работе Комиссии и я задал вопрос «смогу ли я получить доступ к некоторым делам из архива КГБ», на что получил ответ:
«А зачем вам наши архивы, когда у вас – свой собственный? Вы же не хотите делиться с нами секретами?» – смеясь, сказал генерал. На этом наша встреча закончилась.

      Покидая приметное в городе здание, я вспомнил одно «собеседование» годичной давности. Оно проходило здесь же, только этажом ниже. Помню, как одетый в цивильное подполковник, достал из портсигара папиросу и подошёл к окну.
 
- Мы знаем про вас всё и нисколько не сомневаемся в вашей честности и лояльности по отношению к нашему государству. Но помогите мне ответить на один простой вопрос. Зачем вы столько лет собираете эту «чернуху»? Ведь вы – не историк, а прекрасный наладчик станков с ЧПУ и ваш портрет висит на Доске почета.

- Вы имеете  в виду картотеку? Так ведь я собираю информацию не из фашистской прессы, а из советских партийных газет тех лет.

- Лучше бы вы собирали свою информацию из фашистских газет,- сказал подполковник, задумчиво глядя в окно...

       На очередном заседании Комиссии мне вручили запись нашей беседы с начальником Управления КГБ со словами «можете делать с этим все, что хотите»
Как я и предполагал, в ней оставили только речь генерала о честности и открытости нынешних органов.

       Через несколько дней в сквере напротив Облисполкома меня догнал старший помощник прокурора области. Я запомнил его лицо с первого заседания и оно, почему-то, сразу внушило доверие. Это был молодой человек, примерно, моих лет, может, чуточку постарше. Он предложил присесть и мы расположились на скамейке. Прокурор сказал, что ему известно о моём желании найти инструкцию НКВД в отношении детей «врагов народа». Грешным делом, я усомнился в своей первоначальной оценке и приготовился выслушать очередные лживые заверения. Вместо этого, он достал из портфеля серый конверт и протянул мне.

- Здесь копия  интересующего вас документа. Вы должны понимать, чем я сейчас рискую, поэтому очень прошу вас сохранить в тайне нашу встречу.

Я не успел поблагодарить, он встал и быстро ушёл.

      Дома вынул из конверта копию документа с грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» и стал читать:

«Приказ НКВД СССР N 00486 от 15 августа 1937 года «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины»

- Жены изменников родины, имеющие грудных детей, после вынесения приговора немедленно подвергаются аресту и без завоза в тюрьму направляются непосредственно в лагерь.

- Всех оставшихся после осуждения детей-сирот размещать:

а) детей возрасте от 1-1,5 лет и до трех полных – в детских домах и яслях Наркомздравов республик в пунктах жительства осуждённых;

б) детей возрасте от 3 полных лет и до 15 – в детских домах Наркомпросов других республик с таким расчётом, чтобы в один и тот же дом не попали дети, связанные между собой родством или знакомством...»

      Теперь мне было абсолютно ясно, почему я до сих пор получаю письма с криком о помощи. Таких бедолаг, как Майя – многие тысячи. Всю жизнь эти люди пытались найти ответ на вопросы «КТО Я». У этих детей отобрали родителей, разбросали по разным детдомам, поменяли фамилии, но и этого было мало – им стёрли память.

      Позже мне в руки попала копия другого документа и тоже с грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Это была записка начальника  Административно-хозяйственного управления (АХУ) НКВД Сумбатова на имя Берии от 29 января 1939 года:

«Приказом НКВД  N 00486 от 15 августа на Административно-хозяйственное управление НКВД было возложено особое задание по изъятию детей врагов народа и определению этих детей в детские учреждения или передаче родственникам на опеку.
С 15 августа 1937 года по настоящее время Административно-хозяйственным управлением проделана следующая работа:

Всего по Союзу изъято детей - 25 342 человека»

      За два года  было изъято, как пишет начальник АХУ НКВД СССР –
25342 ребёнка. Но маховик сталинских репрессий не остановился после тридцать восьмого, а лишь замедлил ход. Сколько было изъято после января 1939-го  и сколько грудных детей попали вместе с матерями в АЛЖИР  (Акмолинский лагерь жён изменников родины), об этом мы уже вряд ли узнаем.
Впрочем, сохранились воспоминания* Искры Шубниковой, отец которой был партийным деятелем в Новосибирске:

«....Жена расстрелянного белорусского поэта Тодора Кляшторного прибыла в АЛЖИР с четырёхмесячной дочкой Майей. Когда девочку увозили в детдом, мама успела сказать ей: "Помни, у тебя две сестры». В интернате Майя Кляшторная спала по соседству с Ритой Рыскуловой, отец которой был видным политическим деятелем – его расстреляли в 1938-м, после чего взялись за всю семью. Майя вспоминала, что они с Ритой трогали друг друга, чтобы проверить, живы ли ещё. Условия в детдомах были ужасными: дети умирали от голода и холода. Детей натравливали против родителей. Меняли имена и фамилии, заставляли отказаться, осудить родных, внушая, что они были врагами. Не лучшим было отношение и других сирот. Детей «врагов народа» избивали, забирали у них еду...В ближайшем от АЛЖИРА детском доме зимой детей не хоронили – земля была слишком замёрзшей. Тела малышей хранили в деревянной бочке до наступления весны...»

      Прочитав  замечательный очерк Евгении Серенко «Секрет  женщин Территории Нунавут», я оставил такую рецензию:

«...Когда-то меня здОрово увлекла история экспансии европейцев и колонизация Нового Света. Все открытия новых земель начинались с большой крови и попытки научить местное население жить "правильно". Естественно, под этим самым "жить правильно" подразумевалось "так, как мы". Прошли века, но мало что изменилось в мире, если кто-то живёт не "так, как мы" - проливается кровь. Иногда, просто, хочется проорать каждому в ухо: "Успокойся и живи так, как хочешь, но дай и мне жить так, как хочу я! Если это не поймут – человечество обречено. ..»

Или люди, подобные Майе, будут вечно задавать себе вопрос «КТО Я» и не дождутся ответа или раскаянья тех, кто творил такие безумства с малолетними, ни в чём не повинными детьми.
Ну, а другие, как генерал КГБ, будут отмахиваться лживыми справками и никогда не зададут себе вопрос «КТО МЫ». Но я сам могу на него ответить:

Вы – лжецы, господа! До сих пор пытающиеся скрывать правду о чудовищном беззаконии, которое сотворили ваши предшественники. Но даже среди вас, слава богу, есть люди, не потерявшие совесть, как тот молодой прокурор.

      Когда-то давно в одной из газет вышел очерк «Человечность – сущность неистребимая». Журналист, бравший у меня интервью, так решил назвать свою публикацию. Повторяю, это было давно. Если бы можно было вернуть время назад, я бы попросил его изменить название.

"Человеческая подлость и жестокость – неистребимы"

      Когда премьер-министр чужой страны написал в своем твиттере, что у него разрывается сердце и он раскаивается за «позорную страницу канадской истории»,  мне уже не верится, что  тоже самое может произойти в нынешней России, где снова оживает  лозунг прежних лет
 
«СПАСИБО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ ЗА НАШЕ СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО!»


(Сегодня 20/09 2023 года я выставил анонс этого очерка  потому, что в России набирает ход процесс реабилитации ВОЖДЯ ВСЕХ НАРОДОВ, в некоторых городах даже поспешили воздвигнуть монументы тому, кто уничтожил сотни тысяч ни в чём не повинных граждан, не пожалев даже малолетних детишек.)


*газета "Память о ГУЛАГЕ" номер 40, от 5 марта 2019 г., Вятка.


Рецензии
Добрый день, Владимир.

Вы проделали нелегкую и очень нужную работу, и помогли многим людям. Большое Вам спасибо.
А что с Вашим архивом сейчас?

Конечно, я не могу ответить на вопрос, почему набирает ход процесс реабилитации Сталина. И почему бесчеловечность торжествует над гуманизмом. Но меня это очень интересует. Глядя на лозунги и портреты, я не могу понять, как это возможно.
И неужели действительно людям просто нужна какая-то идея-лозунг как санкция на проявление подлости и жестокости?

С уважением,
Вера

Вера Крец   24.04.2024 14:16     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Вера! Архив стал причиной, что мне было отказано в получении разрешения на репатриацию в Израиль. Пять лет я получал отказы под разными предлогами и это, несмотря на то, что КГБ уже почил в бозе к тому времени. Мало того. Основную часть архива я передал областному историческому музею (документы, фотографии, личные вещи заключённых...) На основе этих материалов музей открыл постоянно действующую экспозицию, под неё был предоставлен отдельный зал площадью более 300 кв.м. Посредине зала художниками-оформителями из Ленинграда была сложена черная пирамида высотой 5-6 метров, собранная из кубов, на гранях которых были фотографии расстрелянных днепропетровцев. Однако и это не успокоило "чекистов". Только, когда я сжег на даче остальную часть архива (интересно, как они узнали об этом?), мне дали разрешение. По второй части вопросов могу сказать так. Сталин, увы, ещё долго будет востребован российским обществом, потому, что оно не готово было тогда и сейчас признать факт бессмысленного и жесточайшего уничтожения части народа другой его частью. В этот кровавый процесс вовлекли десятки миллионов исполнителей - стукачей, прокуроров и судей, членов "троек", конвоиров... Одних только штатных и внештатных сотрудников органов было более 10(!) миллионов человек. В очерках "Стукачи" я рассказал об этом. Как сказал с горечью поэт "пол страны шагали под конвоем и половина конвоировали".
Таков сермяжная правда. Если бы в перестройку полностью открыли архивы и рассказали всю правду, думаю, сейчас бы оправдывать Сталина могли бы только дети и внуки тех, кто всё это сотворили. Ну, и конечно, сейчас Сталин нужен, как оправдание собственных беззаконий. Так я думаю.
Спасибо, Вера! Рано или поздно, добро обязательно победит ложь и беззаконие, а иначе - всё повториться с новой силой и новыми "врагами народа".

Владимир Пастернак   24.04.2024 17:44   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 62 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.