Брюки людей

Повесть в эпистолах неопределённого рода

Послания  неизвестному другу, известному так же как Одальфонцио Жужунец

Осторожно, мистификация надолбов!
 
***
Долгое время барахтался я как подстреленный воробей в замерзающей луже.  Прозябал в одиночестве, как рваный носок, забытый  под кроватью идущего под снос дома. Но кто-то слегка отодвинул штору и за окнами забрезжил, наконец, запоздалый рассвет. Оказалось, что есть ещё люди, способные понять иное, в тех самых пространствах, где исследую его я.  Уже мелькают за тревожной сумятицей посторонней жизни его нервные жесты, уже будоражит слух его звенящий  голос, это он –  Одальфонцио Жужунец, преподобный маршал войск связи с иными мирами,  растворитель печали в  стиральных машинах времени, свидетель невиданного, а так же танцор диско на остывающих вечеринках.
Не раз и не два проявлялся его запотевший лик за тайными окнами – как раз напротив  моей штаб-квартиры на Малой Пискаревке.  В  непосредственной близости от сути явлений.  В недосягаемом отдалении от утробного естества.
Всё подвластно ему – и сечение заповедной поляны, и окрыляющие взгляды на самом дне, и неожиданные андерстендинги в заколдованном месте. Кто кроме него осуществит восшествие на престол засандаленного, кто отыщет  грибную волну в криворукой толпе дилетантов?! Но откуда этот холодный ветер? Почему не слышно потаённого ликования? Гонцы так спешили, что растеряли по дороге все радости и остались с печалями в казенных сумках. Они не могут уже  нести эту ношу и посылают её наложенным платежом  с запасных аэродромов.  Основные  уже утонули в сугробах разочарования и захвачены неизвестными. Неизвестные затаились и выключили свет. Они настолько неизвестны, что некоторые думают, что их попросту нет. Но не я. Я знаю толк в неизвестности.  Я изучил её со всех сторон.  Жители пустоты, экономьте воду и белые нитки, всё это ещё понадобится для возведения нового мира!

Неоценённо Ваш, Всеволод Арнольдович Топкий, демократический лидер невразумительных.


*****

Милый мой друг Одальфонцио! В запоздалые времена не так-то часто встретишь родственную душу, используя лишь телепатическое общение по методу профессора Пивоквасова. Что с того, что наши слова – не мои и не ваши. Всё равно мягко стелются они мурлыкой в детские рукавички. Тут главное не спугнуть, не обмануть и не оболгать всё то,  на что мы надеемся. Пусть даже  временами мы и забываем –  на что именно. Но для этого и существует наше с вами негласное содействие. Иногда, в самую настырную ночь, я вижу, что и вы украдкой всматриваетесь в чужое и бездушное  «там», и может-может, иногда-иногда, незримо пересекаетесь взглядом со мной. «Там» бездушно и безжалостно только на первый взгляд,  а вот второй-то взгляд как раз и пытаемся поймать мы с вами который год… Вы с той сторону, ну а я, так уж получилось, с этой. И мою сторону до сих пор прикрывает  слегка надорванная гардина сутулого цвета с ацтекским орнаментом. О да, ведь  были те ещё времена, когда гардины сияли в своём предначертанном естестве и  ими гордилась неизвестная уже и ныне позапрошлая жиличка. Из её жизни твёрже всего было известно, что до самой своей смерти она ходила с гипюровым ридикюлем и  причёской а-ла Джина Лолобриджида . 
После её неприметной кончины молниеносно возникла  решительная девица  в  розовом пуховике. Ах, тётя, тётя, говорит, помню, было мне четыре года.  Ты пришла в фиолетовом кандибобере  и подарила  пластмассового пупсика. С тех пор мы  не виделись, и надеюсь, государство похоронит тебя за свой счёт. А у меня накопились планы  сдать эту халупу  страждущим, можно с собаками и вшестером.
Пока её хахаль  врезал новые замки, девица проводила решительную  инспекцию старушечьего имущества. Возмущалась, конечно -  вот же тётя-идиотя, один хлам любимой племяннице оставила.
Три раза её верный оруженосец  выносил на мусорную площадку тюки, аж запарился и попросил перерыва на пиво. С того хлама и присмотрел я  себе  гардины с орнаментом Калча Майя.  Ацтеки и майя разве не одно и то же?
Но тогда ещё все эти странные события не будоражили ни меня, ни вас, ни соседа Сергея Кириловича, ни соседку Елену Ч, ни Гржыганяна-оглы Мурсоховича. Ни даже того безымянного молодого человека, который вечно таскает свой велосипед  вверх – вниз по лестнице, и никогда не здоровается. А события эти… того… весьма и весьма удивительны. Назвав страшноватенькими, их даже не приукрасишь. Рискуя стать предметом интереса деятелей  официозной медицины, скажу уклончиво – ОНИ воздействовали. Возможно, это продолжается и сейчас, но уже скрытно и от этого ещё подлее. Ответьте мне начистоту – все эти покалывания и вздрагивания сердца по ночам, а так же жжение в области живота и подколенных вмятин  – чем перечеркнёшь? Легко  списать на чепуху чужую боль не пережившим.  Не пившим разбавленного какао с пенками, не поскользнувшимся на собственной блевоте в подслеповатой ванной.
Что ж, счастья и здравия и им тоже. А подопытным на кого, и главное –  кому жаловаться, в какую трубу дуть, на какие педали давить, на какие клавиши нажимать?
Есть такие сгустосерые постояльцы (бесполезно называть их имена) –  они абсолютно обычны во всём кроме того, что собственную ничтожность не могут компенсировать ничем,  кроме как  причиняя тайный вред  окружающим.  И единственная их радость – это бедствия других. Окажутся ли их счастливые таким манером тела  на планете Голодных Духов? Не извивайте вы мою душонку, друг мой… Имеем ли мы право судить своих мучителей? И не таятся ли они в нас самих? Нет, единственный друг мой, Одальфонцио, мы не можем, мы ничего не можем, да и вообще. Я, спотыкаясь на каждом слове, на каждом вдохе и выдохе, едва выговорился (да пожалуй что и нет) в том самом смысле,  что есть вещи, которых лучше не знать. Вы же в своём беспоследнем послании выпростали знамение, на манер добрых повелителей детского сада – есть, есть Люди, которым  можно и нужно  осознать ВСЁ, у них  достаточно душевных  сил и самой души для этого. И не вырвет их это осознание за границы предчувствия радости и любви. Не только на себя, но и на других хватит у них  добродеяний, как у истинной матушки не иссякает любовь к ребёнку, быть может непутёвому и неблагодарному.  А иначе зачем все эти грязные лужицы в коридоре, следы рвотных масс на брюках и  стоптанных  тапочках… Зачем эти вносы – выносы тел, а до этого их  обыденное выедание в страшных местах? Одальфонцио, ну заверьте меня, ну уважьте, наконец, ну внушите надежду на всё-всё хорошее.  Раньше во всём хорошем прохожих заверял хромой дядечка с медалью "ветеран пищевой промышленности" Он каждый день сидел на заднем дворе гастронома и ему наливали по маленькой. Но тётка Валя сказала, что он уже год как помер. Там и помер – на ящике из-под  консервов, его уже под утро  нашёл строгий дворник Тахтахжон.   
И теперь совершенно некому сказать, что всё будет хорошо.
Как хотите, но место на ящике пустует до сих пор.


*****
Одальфонцио Себастьянович, может быть…даже скорее всего – вы неправильно меня понимаете, когда глядите в мои глухо занавешенные окна. По-вашему очевидно,  а по сути –  нет, что я беспросветно отчаявшийся в снобококетстве нытик.  Вы и сами бывает  едва проглядываетесь в портьерную щёлку  часика этак в два пополудни. А портьеры-то пыльные, знать ваше дворянское естество не позволяет вам пыль выбивать. На кухне, спорю на два апельсина, грязь и заплесневелые сухари!  Но кому как не мне известно, что всё это не от постыдной лени, а от тоски неземной, происходящий от непрерывного следствия по Делу о несправедливости Мира. Поэтому не надо прерывать нашу переписку. Тем более для неё уже не нужно ни конвертов, ни бумаги, ни вообще ничего такого, что могут запретить бессовестные перлюстраторы чужой совести.
Невозможно спрятаться от жизни в одиночку, вот что я вам скажу, не ожидая, впрочем,  ответа.

*****

Во времена голодных странствий, приходилось мне, Одальфонцио, быть единственным доброхотом за честных и праведных. Вам будет небезынтересно понять все ходы и выходы тогдашней моей неуверенности. Вот, например, моё письмо одному неприятному субъекту Жорову.

3-его дня пополудни от Всеволода Ковнешко-Хмурого, демократического лидера невразумительных, Г-ну Жорову, на 3-ий проезд коммунизма, в личный дом его.

Милостивый г-дарь  Мандалай Калистратович!  Зачем же вы  имеете такие виды, что и поверить не можно? Зачем вы, например, Костю обидели? Пожалели ему три копейки денег, а ведь для вас эта тысяча рублей - именно три копейки, а как цыганскому хору, так не в меру щедры... Будучи прошедшим летом в затруднительном состоянии, я тем не менее нашёл нужным принять вас с Доздропермой Петровной у себя в Дебятилове. А уж, извините Вы меня, потом самому пришлось занимать на хлеб и квас у верных друзей. А Костя ведь не из тех, с позволения сказать, соседей, что рассказывают про Вас такое: "Смотри-ка на это бляцкое рыло, - и машина у его с залупой, и телевизор  новый… Как-то сижу на лавочке, вижу -  тащит коробку,    а попроси    у него пятихат до среды - ну трубы горят, сам  понимаешь, так нету у него, вишь ли, нету! Гнида, одно слово.  - А не жид ли?  Да вроде не похож. А может и жид, кто их рожи разберёт»
Или вот ещё -  другой ваш сосед с третьей парадной – начинающий гопник и наркоман Гоня Тырч завернул  надысь  своим   оглоблям неподмытым, когда вы им закурить не ответили:  «Зырь, выбегайка на пырлах канифоль палит, зассым на абасрака ру. Нет ли запалить махорочки, дядя? Чё, нет? Ты гостей-то как встречаешь, грыжа ходячая? Ты по жизни не в уважуху жаришь или жмых бережёшь? Небогат, что ли?»
И ещё, Мандалай Калистратович, такая важная вещь - вы прямой и мужественный мужчина.
Я так и отметил в своём  дневнике: Мандалай Калистратович Жоров – человек сшитый  из собственного материала. Другой бы сник, обосрался и сдох - но не вы! Вы гордо развернулись от гопничков, ботиночком шик-шик и  так хорошо-хорошо, и  быстро направо и вниз. А  потом уже  им молча прямо в скотское, но уже из запланированного укрытия: «У короля три сына было – один умный и два дебила. Сам-то ты как  объяснишь аллегорию?» Он, Тырч этот сраный, сразу очком зажимкал и слился. Только нагадил перед вашей дверью и больше ничего. Но это же чистой воды говно! А я про вас ни слова, я про вас ни зверя, ни ветра, Я про вас  сливочное мороженное с сиропом.   Так что заходите, Мандалай Калистратович, заходите так, запросто, по-соседски, ну можете захватить чего под разговор, я не обижусь.
Друг и сосед Ваш, Всеволод Ковнешко-Хмурый.
P.S. А Костя и правда мудак.


*****

Одальфонцио, что-то неладное у нас творится со связью, и возможно, вообще в отношениях. Четыре раза набирал я ваш телефонный  номер – разумеется, каждый раз из осторожности вводя новые цифры,  но ни разу не дозвонился.  А сегодня ночью, наконец, трубку подняли – но Вы зачем-то подослали общаться со мной какую-то полоумную старуху, которая талдычила  несусветный бред:  тут, мол,  такие не прописаны, а насчёт проститутки Кристины – так она уже комнату не снимает, и вообще Мы достали уже.  Кто это Мы, интересно? Скромные служители Искусства? Приемно ли мне такое слышать? Я звонил, я надеялся донести до Вас свои новые стихотворные экзерсисы, а Вы так  диспозируете…  Может быть вы считаете стихотворную форму уже полностью не актуальной, ну так прямо и намекните мне об этом, а не прячьтесь за полоумных старух. Достаточно даже было с вашей безоглядной стороны просто не включать свет между 3 и 4 часами ночи, а напротив включить днём. Но может Вы опять в поиске новых диспозиций? Неужели вы думаете, что я могу так подумать? У каждого барона своя корона… Но смотрите, не пробросайтесь тем, что есть для вас у других… Держитесь за круговые поруки,  хотя никто не поручится, что небо не вспучится… и ведь я уже не раз говорил, что не говорил этого. Ни вам, ни другим обладателям телефонных номеров  с необходимым  количеством цифр. Мой же телефон вам должен быть хорошо известен. Он начинается на любимую букву короля Артура, а заканчивается на все шестьдесят четыре цифры аргентинского алфавита. 

*****

Одальфонцио Себастьянович! Извините за резкость, но вместо того чтобы приватно объясниться со мной о сущности наших экзистенциальных разногласий, вы нелепо кривляетесь в кинематографическом эфире, обращаясь тем не менее безусловно ко мне лично со своими насмешками переходящими в оскорбления! Не далее как сегодня в утреннем эфире  Радио на Троих,  вы под видом предсказателя погоды объявляли о своей власти над облаками неба. Это уже слишком! А сегодня вечером, будто нарочно с целью насмеяться всласть над моим тонким вкусом, вы появились в каком-то жутком сериале и отвратительно кривляясь, размахивали пластмассовым пистолетом. Обещали обывателям восстановить справедливость на районе.  Кому как не вам должно быть известно, что вся справедливость на районе держится исключительно моими радениями по части версификации.
Так и знайте – я не потерплю такого обращения с собой, как и ежедневно подгоревшей ячневой каши и  так называемого «кофе» цвета осенних помоев. Если так будет продолжаться  дальше, мне придётся ни много ни мало, а всё меньше и меньше, и всё больше и больше, и даже  в каком-то смысле, и росчерком пера, и мановением волшебной палки, и синтетическая лирика и всё- всё-всё, что ещё даёт нам право надеяться и ждать лучшего.

*****
Беспросветный мой друг Одальфонцио! Я знаю о чём вы хотите у меня спросить, когда сидите на своей засратой кухне и долбите ножичком картофельную ботву – в чём  собственный  эффект идеального тела. Так я вам и ответил! Вы сами заставляете меня скрывать потаённое. Когда я на прошлой неделе мысленно передал вам линию  заветной волны, вы даже не удосужились дать ответный салют.  Мне пришлось кричать с балкона открытым текстом, хоть и на внешумерском языке. Потому что действие не должно оставаться незавершённым. Но это породило   нудную суету  у прикреплённых наблюдателей.  Вы опять подослали общаться со мной одного из своих недалёких людей. Причём далеко не самого лучшего. Он выступал  в образе «пьяное быдло» или таковым и являлся. Кричал, что сейчас мне даст в пятак, а другие сумасшедшие подвякивали, что отправят меня на свою зверосовхозную скотобазу. Но я-то знал – база у них по ночам не работает. Есть правда   магазин  24 аса. И это в то время, когда в магазинах шаговой доступности прострация и путаница ценников. Цены на 15-20 процентов выше, чем в сетевых супермаркетах. Нет более у меня ни одной  лошадиной силы терпеть всё это, но я терплю. Мы не Абрамовичи какие-нибудь, платить по 38 рубчиков за кило сахару. Да не за кило даже, какое там – за 900 грамм в пакете.  Пришлось даже перейти на сахарозаменители песка. Ну такие, знаете –  в пластмассовых белых баночках. А вот ещё –  помойки не благолепны. Пока мы шмыгали носом и обсуждали восшествие на престол,  крысы заняли все хлебные места, хозяйничают  как у себя дома и явно замышляют что-то угрожающее справедливости. Это же самая настоящая оккупация! Эти  наглые твари  не признают за мной права первой ночи в контейнере, они смеются в лицо и пляшут в чреве естества дикий танец хищника.  Поэтому и хлеб по 36 рупчиков за полкирпича, и гречка-ядрица подорожала, а посмотришь – продел и больше ничего.
Всюду норовят обмануть не знающих истинных ценностей. Вон в «Семёрочке» сахар  по 38 рублей, за горбушу в банке тоже 100, не в пример с 52 рублями рядом с моим домом.   Куда смотрит правительство? Но не это меня волнует больше всего. Больше всего меня волнуют поворотные волны в чугунных ваннах. И дырявые дыркосливы на поверхности. Но рано ещё об этом… Об этом ещё не нужно знать не продвинутому куда следует человечеству. Оно гондонское и хабалистое. Развязное и запутанное. В шаговой доступности от любого гада, и само Гада, и вы, как я посмотрю, Одальфонцио Себастьянович, не далёко от них ушли. Куда ушёл я – не ваше дело, вы сами украли у себя возможность браться за истинные дела, а вот ещё кофе банка у них 97, а не 83, как в порядочных магазинах, и ещё много чего не так, всё записано и подсчитано, счёт вам  вышлют  с первым освободившимся фельдъегерем.

******

Одальфонцио, всё прочее давно остыло и валяется ненужным хламом в заброшенных цехах завода Пегас.  Дыроколы без устали подшивают его в невостребованные архивы. Случайные посетители зевают и спрашивают где тут столовая и туалет. Творцы безоглядности теряют нить и делают вид, что ищут другую. Кто-то нашёл, пробормотал какую-то околесицу и быстро побежал прочь, но вряд ли там есть такое направление. Так или иначе совсем  перепутались и повсеместно принимаются друг за друга. Мой сосед Саша Рвотов любит поговаривать: «хочешь быстро достичь цели -  сдохни сразу» Вы думаете он шутит?
У меня под кроватью живёт много маленьких господинов. Они едят  дегтярное мыло и волосы. А ещё, бывает, оставишь тапок под кроватью, а наутро его простывший след увозят в реанимацию с воспалением шороха. Я звонил им по телефону, но было занято. Тогда я  побежал под кровать, но стукнулся лбом о воспоминания и вспомнил, что забыл запастись терпением. Как будто его где-то продают со скидкой. А маленькие господины  сами себе господа, в лаковых цилиндрах и блестящих штиблетах, у них наушники в ушах, наушники воткнуты золочёным миниджеками  прямо в сеть,  у них в разноцветных карманах  паспорта на любую фамилию. И всё-то им пофиг, что на кровати, что под кроватью. Что тонуть, что выныривать. Танцуют, стервецы, каждый свою музыку. «А как же я!», кричу я им, пребывая в неловкой позе. Но такое впечатление, что они даже не игнорируют нас, а просто  не замечают. «А вот как не будет вам ни тапок, ни волос, не так запоёте»,– зачем-то пугаю я их, но они только пропадают из вида. Саша Рвотов на это счёт любит поговаривать:
«В пространстве много дыр перетекающих одна в четвёртую, пропуская пятую и шестую. По существу это и есть формула несведения частностей».
Саша Рвотов умный, говорят, он даже работал  завхозом счётной палаты в городе Пыль, только города такого на карте нет, и он немного сдвинулся на его поисках. Но ведь, что ни говори, а движение это жизнь. Как-то в минуту откровенности, он признался мне, что на самом деле он не Саша Рвотов, а потомственный дворянин    князь Чашко-Чайников. Но до поры до времени это надо скрывать. Потому что его деда когда-то  посадили за то, что он продал американцам секрет производства резинки от трусов.   
Тем не мене, Саша  является известным специалистом по забиванию саморезов молотками и к нему часто ходят на консультации. Раньше я  рассказывал ему про маленьких господинов под  кроватью, но он всё время ссылался на занятость и  скрывался с головой под одеяло. Может он с ними в сговоре, кто его знает. Но я не сдаю нашим охранникам ни его, ни маленьких господинов, охранники ничего в этом не понимают, они любят всё белое и острое, они смешные, хранят бесов в ампулах, а бесы давно убежали и прячутся у них в заднице. А маленькие господины, Саша Рвотов и я вовсе не злые, а напротив хорошие, мы просто сами по себе, свободные люди под кроватью.
Вчера Саша попросил всех минуточку внимания, долго молчал, посигналил кому-то рукой  и произнёс, мягко дирижируя, речь:
«Вы думаете, я владею какими-то тайными знаниями, ясными и бездушными как статьи уголовного кодекса, но зачем-то зашифровываю их как ребусы в дешёвой газетке?
Или вы думаете, я шарлатан, который прячет пустоту за блестящей обёрткой? Нет, сопланетники, нет.
Просто мне нужно, даже необходимо, как необходимо дышать космонавту в скафандре, выражать невыразимое словами. Но мне то кажется, что мне кажется, то не кажется, что кажется. Тем не менее, хоть и не более, внутри что-то постоянно бьётся нервной жилкой. В конце концов это игра, что ещё делать детям, как не играть в жизнь… Жить всерьёз страшно и непонятно маленькому человеку с большими глазами. Мне просто необходимо, необходимо как  срать, запоминать случайный узор потолочной трещины, переживать пережёванное и отмечать это в своей памяти. Все вы корчите из себя всякую сволочь,  а  покрышки на ваших машинах старые, их поджигать хорошо, а не ездить по поребрикам ваших кривых дорожек. Художники слова столпились как приблудные кошки у пустой ржавой миски,  мыслители устроились посыльными  в гостиницу для бездомных, стекло больше не принимают, а только цветмет.  За мной гнались, гнались, но я вовремя, я  смог, я убежал, я проснулся. Выпил танцевальную смесь и теперь никто не сможет сказать, что Чашко-Чайников проиграл свою жизнь. Её проиграл Саша Рвотов, но его никому не жалко. И какая разница  гвоздям куда забиваться. А вот тут нет, потому что гвозди тоже люди, хотя и не кричат об этом на каждом углу.  Я не чистил зубы вашим полотенцем, я  его ел.  Люди не только хуже животных, но и лучше.  Многие музыканты не любят музыку, а ты стой тут под грузом и делай вид, что весело.  Ничего, говорят, с деревьями вы смотритесь хорошо. А дерево теперь делают из нефти, а она воняет скотиной.  И поди отмойся. Забили слив в раковине своими плешивыми волосами, ***ми, а ты  нюхай да нахваливай.  Поэтому кому как не нам быть или не быть, и хватит уже хватать меня за сердце, будто я, как и вы, бессердечный».
Саша Рвотов замолчал, но ещё какое-то время дирижировал, а потом удалился к себе под одеяло. У меня из-под кровати раздались тихие аплодисменты, но опять никто   не обратил на них внимания. Может я нечаянно, но всё равно неправомерно открываю форточку в иные миры? Кто знает. По этому поводу Саша Рвотов любит поговаривать: «По непроверенным данным эти данные не проверены».


******
Вы вот всё ходите где-то мимо и молчите,  причём  молчите  в том смысле,
что я  какой-то нервно-психический человек. Что меня нельзя воспринимать всерьёз, или напротив, меня нужно воспринимать слишком серьёзно. И поэтому вы  обходите меня стороной? Да,  у меня есть несколько забытых родственников в Омске и Е-бурге, но это ещё не повод думать, что я не могу стать  московским питерцем. Настоящий писатель – тот, кто может подняться над самим собой. Над своими личными   переживаниями, над собственным тщеславием и завистью. Вон какой-то Стенежкиной премию дали, а за что, спрашивается? За красивые глаза, так ведь и того нет! Где, на какой странице она поднялась над самой собой и вышла на стратегические просторы Разума? Премия эта, как, впрочем, и многие другие, по праву должна принадлежать мне, как демократическому лидеру невразумительных.  А уж я-то знаю, как правильно   распоряжаться премиями.  Во-первых и во-вторых не отделаешься. Нужно ещё в-третьих и в-четвёртых, а там поглядим. Личный шофёр с машиной и помощница по хозяйству тоже не повредят – тогда бы высвободилась масса времени для осуществления  мною окончательного проекта улучшения Мира.  Я бы и вас не забыл. Нет-нет да и подвёз бы до метро, или куда вы там ездите. Я бы подметил, как скромно вы ходите в стоптанном и дырявом, а потом сморкаетесь в старый  носок, и на ближайший же  день рождения подарил бы пачку… да что там пачку –  три пачки  салфеток и бахилы  в поликлинику ходить, или куда вы там ходите.  Потому что настоящий писатель не  разбрасывается по мелочам, он должен видеть глобальное в своём нравственном порыве! И при этом в быту он всегда прост и ровен с окружающим быдлом.
Остаюсь  на том же месте и номере мобильных телефонов, ваш верный сослуживец по армии духового искусства Сева Топкий, он же известен кое-кому как Авраам Эпопеев.
Под этим псевдонимом я и замыслил  написать роман-эпопею «Брюки людей» который растрясёт, наконец,  хмурое болото Бытия. Но пока что ночь  шаркает   стёртыми тапками по  холодным коридорам и мешает замышлять.  А днём так и вообще ваш друг Костя Энский заводит всё по новой,  а я четырежды посылал вам  депешу маханием из окна, а вы даже не удосужились поддержать меня морально, а может быть даже и аморально.  Вы, вы… да что тут говорить, замечательный вы человек.

*****
А вот был ещё случай – на табуреточном отделении  учился у нас парнишка – Вова Папкин. И была у него  особенная странность – никогда он не вырезал на столах ножичком, не давал молодым поджопников, и даже, говорят, матом не ругался, хотя сам я этого не слышал. Короче, подозрительный и опасный человек. Уж на что Оксана Ободок была безчулочницей, а и то ему не дала. А ему и конь ногой. Знай себе ножичком не вырезает и матом не ругается. И вот вы мне ответьте теперь – зачем такие люди  на свет  рождаются?

*****

Одальфонцио! Не пора ли уже расставить нам все точки над Ё?
Ага, я тоже считаю, что не пора. Мы едины в этом как никогда. Никогда ничего не было. Никогда. Не было ни меня, ни вас, ни  этого беспросветного тоннеля, ведущего во всех направлениях, но приводящего только в одно.
Был как-то у меня в гостях один влиятельный политтехнолог при дворе  Стукачихинского цесаревича. Он-то мне и рассказал про тему с подрядами на туалетную бумагу в детские сады области. Оказывается, целые состояния сделаны на  на бумаге, а ещё на деревянных игрушках и резиновых мячиках. Я тоже хотел вписаться в тему, но только качели остались не охвачены, а меня с детства укачивает от  качелей. 
Вот и думай,  человек прямоходящий, как существовать при таком разгуле коррупции. Вы мне скажите, что всё это придумали враги Родины, что всё на самом деле зависит от положения электрона на орбите сухого магния. Что такие неопрятные проблемы как качели и резиновые мячики можно и нужно покупать по кредитной карте Тараканчик у знающих людей, а колбасу в сетевых супермаркетах «Натощак» и «Кулёк конфет». Мы с вами люди перспективные, молодые, с бархатным ёршиком в театре оперы и балета работать умеем. Вы мур-мур и я мур-мур, вы хрю-хрю и я хрю-хрю. Будем петь и веселиться, как будто море не выпито, а в детском садике ещё не зацвела трава забвения.


*****

Незаметные люди часто замечают много такого, что не снилось не только нашим мудрецам, но и специалистам по чёрной бухгалтерии. Вы знаете, например, что около двух часов ночи по четвергам, в районе говняного места, происходит еженедельный слёт ворон и приданных им воробьиных столоначальников? Мол, выше, выше стяги, специалисты по сетевому маркетингу! Да здравствует нерушимая стена между пространством и временем Че!
Но это так, между прочим. Там ещё безбрежный океан непреклонности. И в этом океане у каждого должна быть своя лодочка.  Как-то я и  двоюродный адмирал Бобин  напросились поучаствовать в районном слёте невразумительных. Да и как попросились-то? Смех один. Привстали на месте и давай балетные па из советских оптимистических оперетт выделывать. Только смеяться никто не стал.  Хмуро попросили не курить и вытирать ноги после еды. И не надо перепрыгивать через себя по очереди.   Это уже лишнее, говорят. А достаточным у них считается каминг аут по вопросу любви к группе Блестящие первого состава. Но действия, где же, наконец, действия без пресной болтовни? Это когда гнилая когорта расчехляет свои знамёна и победоносным маршем покоряет помойки и другие хлебные места. И разлетаются по сторонам думавшие, что это их сфера геополитических интересов.  Мы же, слегка хмурые,  слегка навеселе, озаряем своим присутствием беспросветные пятиэтажки. Нагло припаркованные тачки  щурятся в непонятках битыми фарами и шевелят  зачерствевшими дворниками.  Хотят на всякий случай показать свою бесполезную лояльность.   А  у третьей парадной уже  встречают  хлебом-солью тётя Зина и баба Шура. Баба Шура курит беломор и ругается матом. Из подбитого окошка на первом этаже сигналят папиросками Потрох и Кастет. Великий поэт Костя Энский выбегает  из подъезда с мусорным пакетом, набитым  гениальными стихами. Вытряхивает их на асфальт и требует  немедленного прочтения. Вечно трезвый Егор Сергеевич на розовом поводке выводит покакать собачку Чучу. Милый человек. Всегда  подбадривает  её ласковым словом – «Ах ты маленький бздунишка, сри, сри, не озирайся»  Нам же он  молча зачитывает приветственную телеграмму и удаляется в придорожные кусты. Мы благосклонно принимаем знаки внимания резидентов, некоторые из нас двоих протягивают руки для  целования. Конкретно – двоюродный  адмирал Бобин. Со всех сторон спешат незаметные с документальными доказательствами своей непричастности. Кто-то приносит отчёт в виде записанных на видеоплёнку сновидений.  Народу всё больше и больше. Вот уже дальние родственники дальних родственников  подтягиваются, чтобы налюбоваться на незаметных, вот уже они все вместе  ожидают от нас чудес и повышения пенсии.  Но тут грохочет гром,  во все стороны бьют мелкие молнии и окружённый  мятущимся  облаком  клочков гениальных  стихов, проносится  некто в серебряном лимузине.  Костя, задыхаясь от удивления, бежит за машиной.. Я и двоюродный адмирал Бобин тут же превращаемся из невразумительных в неприглядных.  Но народ всё равно кого-то чествует, не замечая, что воробьиная армия с вороньим  гиком уже попряталась по кустам и деревьям, уже исчезла в свежей листве, уже переварила мысли и наращивает опять свою могучую незаменимую бесперспективность.   

*****
Андрей Андреевич и все его незнакомые друзья купили мне щумалоло, и теперь я могу беспрепятственно сношаться с любыми представителями внесистемных  рекламодателей. Нажимая на самые красивые кнопки, я сделал удивительное открытие, но…. Не рано ли ещё об этом? Наша  глухая к чувствам эпоха греется ещё где-то у тлеющего костерка недомыслия, и стоит ли так, сразу, не рассчитав последствий, тушить это пепелище?
Тот же самый  Георгий Васильевич не раз помогал мне быть неизбежным, пусть и не зная даже об этом, но стоит ли благодарить его? Тем более моё теперешнее положение таково, что все мои вместе взятые благодарности вряд ли кого-нибудь отблагодарят.  А  перловая крупа, которую я не далее как вчера приобрёл со скидкой в неизвестном месте, оказалась годной только для обездоленных  праздностью животных и птиц. И что же остаётся? Остаётся вода, воздух, соль и перец по вкусу… И мечтать, мечтать, задрав портки, наугад, навзничь, наголо, набекрень, наискось и так далее, далее, далее от всего этого до Самого Синего  Моря.  В наших с вами  мечтаниях есть много такого, что оставляет многочисленные надежды всякому, кто не стремиться, сотрясая текущим моментом, к немедленному зажиганию. И поэтому широко и звонко шагать нам  под крутосваренным  желтком настоящего дня. Сергей Парамонович Сынов обещал мне  отсыпать немного радуги, но что-то так и не отсыпал.

*****
Спешу сообщить вам, Одальфонцио,  что случилось взаимодействие особого свойства. По причинам не относящимся к данному повествованию,  застой застал и нас со спущенными штанами.  Пропержены насквозь бздонские ситцы и у Каломясова завелась печаль, словно гнида под воротничком. Не мешало бы проветриться. Я  был как раз недалеко, поскольку я вообще далеко не бываю.  Вышли рано, незаметно для себя преодолели рассвет и двинулись дальше, слегка поблякивая на ходу. Стильно и ровно шли, без столоверчения и бздонских. Словно с удостоверением самих себя, помноженным на увесистую волыну в кармане. Там по пути есть забегаловка – «кафе-шашлычок».  Ну всякое, короче – там и спиртные вина, и кондитерка, и не сертифицированные мясные штуки под зелень-мелень. Мы туда не пошли – не тот уровень. Мы сильно расположились на месте, не считая бздонских. Ели яйцо вкрутую, сыр плавленый, булка-хлеб с маслом, кофе с молоком из термоса. Но тут прилетел граф Мандулин и взбаламутил всю продвинутую общественность слухами, что за углом банкуют. Захватила круговерть шулерской прыти. Выбила из колеи колёса и понакидала рывчиков из свежесмолотых жёлудей. Пейте больше воды – она полезная, в ней много витаминов и кислородного масла. Они ещё долго там что-то тёрли насчёт басурмен-тыпэ, но в оканцовке всё равно сильно выступили по бздонским.  С ними был ещё этот… Чистопаносов – усмиритель шоколадного бунта, ну то бишь джинсовой революции. У порога Белого Дома. Вашингтон, округ Чичиргага.
А куда деваться – пар у народа в свисток уже не помещается! У них там своё ТСЖ хитрое, всё чики-пуки – воруют разницу между  платой по счётчику на капитальной трубе и  квитанциями жильцов по водяным и бздонским. По бздонским особенно. Поэтому тут с наскоку не проканает. Тут надо ходы знать, и на самом деле проход есть – и даже не только задний.  Каломясов   вылез оттуда  через полчаса – весь на пафосе, в гламуре и клочках туалетной бумаги.  Это сильный ход, и его пример поможет каждому в учебе, работе,  а так же в личной жизни со сраными трусами неудачников. От лица  правления торгово-закупочной базы №18/42 желаем Вам, Тамара Семёновна, всего самого светлого и чистого, и  пусть ваш искромётный характер поможет вам и дальше дарить людям радость. От лица всего коллектива разрешите вручить вам этот скромный подарок – кастрюлю-скороварку Старокопаевского завода серьёзных машин  и основной выход по бздонским.

******

Давно хотел я разъяснить вам некоторые вещи, но видимо тянуть дальше уже нельзя. Мне было уже больше двадцати лет, а мои концы всё ещё не сводились с положенными концами. Как шнурки болтались они по сторонам и прохожие делали мне замечания. Почти до тридцати я думал, что всё как-нибудь само собой сделается  и завяжется.   До сорока мне казалось, что я ищу какие-то особо важные  пути. Потом я понял, что хер умнее головы.
По сути дела одна надежда – проскользну я, короче,  на дармовщинку в запредельные  опочивальни. Хотя там, кстати, всегда ясно было написано: цена за вход – одна паманка. А я –  гыыы…  паманка - это ж почти то же самое, что баманка, обманка и шаболтай, а уж их-то у меня как говна за баней. Там пожали плечами и открыли дверку. Я ещё подумал тогда –  а разговоров-то было, разговоров.  Это уже потом, на сто семьдесят пятом круге, я понял, что сам не хило лоханулся.  По-народному это будет картошечный виноград, а по научному – шнобеле сервитут. И, кстати, в той бане и хер не помоешь, из крана водичка еле тёплая течёт, а шайка одна на всех.   
А вы говорите -  слава и медали. Ну да, каннские уборщицы много повидали. Гондонов, салабонов, закидонов,  метадонов  и вообще гениев. Только я им ни разу не попадался.
Нет, была у меня на примете одна замечательная девушка, но она только думала поступать уборщицей в Голливуд. Но обломалась бейба. Не прошла по конкурсу анкет.  А на Ленфильм её не пустила собственная распущенность нравственных показателей.  Но даже ей со мною было не по пути. Несостоявшиеся уборщицы  предпочитали   автопогрузчиков и экспедиторов молочных изделий. Я всегда считал себя несметно богатым, но как-то очнулся посреди бела дня на улице,  смотрю – все так-сяк, но приодеты, один я  осенью в пляжных тапочках, а протёртые в неприличном месте штаны почему-то без ремня – приходится суетливо подтягивать их руками.
Да ладно, я так говорю, будто мне не пофиг какие коктейли подают на закрытых вечеринках в Калифорнийских гольф клубах.  Мне вообще гольф не нравиться. Мне нравиться … Да много чего. Всего, вот так, с нахрапу, не перечислишь. А вы всё равно послушайте. Было это  года два назад в Туродурове, на улице пионера Курносова. Назначил я свидание одной местной мадам из творческой интеллигенции – она обилечивала посетителей банно-прачечного комбината. И вот стою я, значит, с букетиком ромашек с их центральной клумбы, как положено стою – слегка пьяный, но штиблеты начищены. И тут подваливает ко мне какой-то местный поц на базарах. А кто ты такой, говорит, по масти и по понятиям?  Я говорю –  не тебе чумару мацать, земеля, отчаливай по-простому,  по-тихому. Ход у меня твердый,  понятия   козырные, а интерес по масти правильный. Он задумчиво сфоткал меня своими лупасами, а потом грустно так говорит:   смотри, говорит, в восемнадцатой симфонии Брукнера об этом ничего не сказано. Я вообще тебя там не видел.
И покачумал на полусогнутых. А мадам так и не пришла. Да и хер с ней. Не мой, правда.


*****
Не так уж и давно объявляли очередное разоблачение банды четырёх  абонентов. Они покупали билеты на балет, а ходили по крышам. Гляди ж ты - умнее всех себя считали. Все свою жизнь проживают по расписанию: дёрнул-передёрнул, ткнул-воткнул. А эти решили, что обманули всех,  и  будут плыть теперь куда захотят без надзора. Хочешь назад, хочешь вперёд, хочешь перди, хочешь роди. Перепутали моменты с помощью магнитной ленты. Но обломали голубчиков. На горячем схватили за это самое. И теперь всю эту банду ждёт под ногами небо. А и поделом! Где надо уже утвердили  тайные знаки дорожного движения и определили порядок расчёсывания нижних волос.  Вперёд, вперёд, верные рогоносцы, только вперёд и на северо-запад.  Быстрое вспоминается на расстоянии, короткое легче думать,  глубже забивайте на всё, что выше вашего понимания. Уже объявлено, что есть план заделать самую большую дырку в небе. Ведь не только бандиты в неё падают, но и шпаклевщики дребезжащих листов. Как легко думается в этих длинноухих шапках, как уступчиво мнётся сырокопчёность в наполненном  пустотой времени! Опираясь на  карта-схему  подмосковных караоке-баров, не упускайте момента выйти на оперативный простор в районе деревни Нижние Кисели.   
Оберлейбкомиссар фотоохоты Антон Шильдик  не остановил ни одного мгновения, зато высушил немало молодых манекенщиц. Некие провинциальные гипнотизёры хотели присвоить себе его заслуги, но билетёры  работали на спецслужбы и навели порядок в уборных.  Поздно прикидываться шаманом с лицензией на вопросы к Сухому Пню. Знай наших! Наши уже везде! Но поезда ещё ходят наружу и возвращаются назад с непрочитанной корреспонденцией. Карина Жапцо включила вас в список  приглашенных на парад в парадную номер четыре.  Иметь при себе шаверму и пиво жигулёвское в непрозрачном пакете. И при этом, продавцам наркотика ненависти объявлен полный легалайз, и теперь они важно похаживают по поребрикам, одетые в дублёнки из кожи неадекватных моменту. 

*****
Костя  плохо помнил родителей. Отец иногда приходил поздно вечером с шоколадкой и большой бутылкой водки. Мать  закрывалась с ним на кухне, и  они там курили и пили водку. Нет, отец не бил ни мать, ни его, это мать кричала и даже замахивалась на отца - ты, ****ь, на трусы, на трусы ребёнку,  хоть рубль  дал?  Потом она плакала или не плакала. Костя не знал, куда потом уходил отец, ну то есть он знал, что родители в разводе, но куда разводятся отцы, ему никто не рассказывал. Он вообще мало помнил из того времени.  Запомнилось, как стучали капли дождя по подоконнику, а в прихожей стояли какие-то грубые громкие люди. Пришла бабушка в мокром пальто и сказала, что Костя теперь будет  всегда жить у неё, а мама повесилась. А дедушка почему-то говорил,  что удавилась.  Про отца дед и бабка целый год только ругались, а потом сказали, что он уехал на Север и там его убили по пьянке. Но ничего-ничего, вырос Костя как положено, и в школу ходил, и  оценки получал, потом дед умер, потом бабка, но это как у всех. И зажил Костя самостоятельною жизнью – ну то есть по инвалидности он проходит как сумасшедший заика, но вполне может и на почте работать и стихи писать, ну так он и пишет.

*****

Одальфонцио… Пойми ты наконец одну простую вещь…
Даже если пойдёшь по пути неуловимых апостолов Ванн Хо, цветущие кусты талодэума опутают тебя своими историями.  И ты перестанешь понимать – что путь, а что суть. Вода не растекается без знания своего назначения, без известности плана. Поэтому её движение так ясно и неумолимо.  А мы погружены в мир иллюзий  без надлежащей подготовки и даже без инструкции по применению жизни. Вернее, конечно, так – инструкция изначально заложена, как барабанчик в музыкальном часовом механизме. И пока есть естественный завод, барабанчик крутится, направляя наше  движение. Но голова-то  под воздействием  необратимости со временем  теряет связи с барабанчиком, и требует подзавода. А завод кончается, ибо закон Гука ещё никто не отменял. И  мы замедляем движение, пердим  и ломаемся, в очередной раз удостоверяясь, что против природы не попрёшь.  Радоваться ли тому,  что  повторяемость биологических циклов указывает на полное отсутствие смыслов, как ломанных таковых? И можно сколь угодно долго говорить неправду, в сущности, она не изменит ни единого атома в пределах тактической досягаемости.  А одноразовые люди не  замечают этого  под предлогом личной жизни. 
Надо бы их простить, но некому сделать это.

Габодей Звездопляс  и все его тайные отражения выпрыгнули из штанов ровно в 28.04 по местному времени на станции Нижние Мертвецы Тайного уезда Забытой волости. Вырвались  наружу и тотчас начали устраивать беспорядки. Мутили воду, кричали, что Император низложен, и теперь нам ни пень, ни  колода не указ, и можно воровать сено, а потом потреблять беленькую без особых на то притеснений. Чем немало смутили и без того  вывороченные наизнанку камни.  И если бы в этой волости хоть кто-нибудь обитал, так и вовсе остолбенели бы эти непонятные люди. Но непотребства  быстро растворились   в отражении места от прошедшего  времени.   Габодей оглянулся по сторонам и понял, что вопиет он в пустыне, как и заповедано, впрочем, пророкам из века в век.


****
Безраздельный друг мой, Одальфоницио, сегодня в полночь намечается у меня вечеринка. Все наши будут – и Костя Жиманский, и Казимир Адамович Ссых, и мой заместитель по общим вопросам Бордо-Батареев. Заходите и вы на огонёк. Мы  решили на этот раз ничего не решать, ибо нужно ведь и отдыхать иногда. Сядем на пол и будем  всю ночь молчать. В это время двухтарифные счётчики делают скидку жителям небытия. Правда есть небольшая проблема… Костя просит отстроить его моральный императив  – не могли бы вы предварительно сделать это от нашего имени. Сразу оговорюсь, что в общие вопросы это не входит, так, по крайней мере, утверждает Батареев. Суть же вопроса вот в чем. Костя поступил по протекции некого ответственного лица на должность лифтера с графиком работы сутки-трое. Но оказалось, что лифтерам в распоряжение выдаётся кое какая ветошь, а так же мыло и верёвка, и сменщики его считают возможным уносить  казенные материалы домой, списывая недостачу на сырость и несовершенство бытия. А Костя не может такое терпеть. Мы компетентно утверждали ему, что таковы негласные правила иглы – все воруют, и ты воруй. Иначе накажут, ох, как накажут. Ведь отрываться от коллектива и не воровать есть главная, и, по сути, единственная провинность нашей эпохи. Отзвонитесь и утвердите же  наконец его в этом мнении.
Если же быть до конца честным, по этой самой причине – необходимости присоединиться к большинству,  сам я не поступаю пока  на службу. Жду, когда сменятся нравственные приоритеты эпохи. Костя молод,  перед ним ещё открыты все возможности компромиссов. Мне же нужно готовиться к большему.

****
Известно ли вам, что Сикирдом Абрамович Полумясо надёжный представитель среднего класса и на чём свет костерит тех, кто добавляет в салат оливье варёную морковь. Это ж надо до такого додуматься?! Они бы туда ещё яблока накромсали!   Он всегда тверд в своих приоритетах. Даже когда его  пробрал очередной бздун от купленных на распродаже пельменей,  он кричал: джаз, джаз, и только джаз!  А на почте, где  Сикирдом Абрамович иногда получает пособие по недобитости, он опознал   Ледоватых Артура как интеллигентного молодого человека. По этому случаю он спросил, не  считает ли молодой человек, что люди окончательно сдулись и производят теперь только говно. На что был дан, хоть и уклончивый, но всё же уверенный ответ.
Ты, слышь, ты чего мандишь, ты чего чехлишь, ты на чём торчишь, от чего  кончаешь?!
Ты сам-то что – в уши долбишься или вата повылазила?
Тебя по жизни плющит, или под капчу косишь? Ты чего из ничего  или по людячи не понимаешь?
Да, ответил Сикирдом Абрамович, в нашей жизни осталось ещё так много необитаемого.

*****

Бессимптомный друг мой, Одальфонцио! Проходя с инспекцией по мусорным площадкам бытия, обнаружил я тумбочку, безусловно достойную моего и вашего понимания. Дома приступил я к работе по её восстановлению, и в потаённом ложе под выдвижным ящиком обнаружилось секретное письмо беспретендентного содержания! Не имею я права хранить его в тайне! Письмо из конкретного неоткуда!


Брякин, душа моя, насилу улучшил я минутку засесть за эпистолу, но медлить уже не можно. Спешу сообщить, что касаемо  интересной тебе девицы Панкратовой, так её уже ангажирует штаб-ротмистр Бляцкий, но тут есть и nuance  – на него имеется  compromettante, о котором он возможно и сам уже позабыл.  Мне вышло узнать от Федотовны прелюбопытнейший интерес – оказывается Бляцкий во время Оно был исключён из пионеров за онанизм на уроке благолепия. Было это в польском местечке Бляцы, откуда и происходит род его. Позже он сокрыл тот factum при поступлении на курс в техникум физической аттестации, не без assistance  тех самых печально известных стряпчих братьев Селёдкиных, за двести рублей подмётной мзды. При новых веяниях в политике эрнц-герцога Евдокима сам понимаешь, чем это может статься. Но ты тут не торопись с наскоку, действуй через Федотовну, местком и бермудские офшоры.   У дядюшки девицы Панкратовой (любезной ли тебе Аглаи Сименоновны) – Аверьяна Сарданапавловича ещё свой интерес в Бельцах и Крыжополе, но это уже моё дело.  Ты всё ж  виду не подавай, что знаешь, кем она его Правдоподобию, аттестуйся хоть председателем попечения бедных, хоть эфиопским богдыханом, но впечатление сделай. Сто тысяч выигрышными билетами общества содействия  балету  –  не те деньги,  которыми можно легко диспозировать. Ея маменька работала с моей в секретариате ЦК, и может списаться водомётной почтой до востребования оной.
Пиши на адрес  - Поднесенский проспектЪ, в собственный дом его Восходительства обер-прокурора Особага  Назначения  Ленинградскага  Горовощздравпищеторга господина Дыркина. Он в курсе. Он передаст.
                Остаюсь верным другом твоим, Sergio Дристалов, отставной математик седьмого класса и прочая прочая…

*****
Одик, я знаю, тебе уже не терпится узнать, что нового случилось по ту сторону ежедневности. Именно поэтому тебя не видно и не слышно до степени растворения. Спешу отчитаться за истёкший период, тем более истёк он в мою дырявую раковину и надо бы подтереть на кухне.
Ты конечно помнишь, как барахтались птицы в банановых лужах солнца. Как в воробьином апреле мая выступали отростки жизни. Какая  была быстрая погода, и какие загорелые новости слались небесным телеграфом беспечным составителям календарей. Что искали нервные пальцы в пустых карманах чужого счастья? Куда брели пропащие без любви слесари КИП и продавцы морозильных установок? О чём мечтала не целованная девочка  в районной библиотеке? Но полно. Это  не то и не это. Это что-то другое. Это когда Гололёдов Леонид приглядел себе невесту из образованных. Такие материальные затраты не по плечу даже старому миру, но не пристало звёздам оставлять после себя запятые. Так и написал писатель на мокрой простыне, так и выставил на вид общественному невниманию. Тепло-то как, прям весна. Ну там ещё перчик маринованный, водка хорошая, что ещё… Селёдка под шубой, холодец. Корюшку почему-то так и не купили. Толя как всегда нажрался до потери памяти, а Виталий Ларионович уехал в Америку.
Оленька-Поленька не была тайно влюблена в Гололёдова, она имела виды швейцарских Альп и проходной бал в институт военного питания. Поэтому она и фыркала в лицо всякому, а не только опостылевшим туземцам. К тому же Гололёдова  постоянно тошнило от водки. А в это время нахимовцы браво ругались матом и кушали хамсу. Пиво лилось речкой Карповкой. По Фонтанке плавали покрышки и кондомы,  импортного и отечественного производства. Я к тому времени уже закончил школу
лечебного питания звёздами и был совершенно свободен от былых иллюзий. Я  шлялся вокруг, чтобы раздобыть новые. Оленька-Поленька проходя мимо всё же фыркнула мне в лицо, что несколько обнадёживало. Народ свежо прогуливался вместе с собаками. Народное творчество было представлено короткими слоганами в пахучих подъездах запущенной в народ жизни. Один знакомый мне исследователь как раз работает над научной монографией по народному творчеству на материале надписей в подъездах, лифтах и общественных туалетах. Я решил ему помочь и переписал свежие образчики. Оленька-Поленька была там переименована в Катьку и обзывалась злым неприличным словом, но я-то знал, что это всего лишь грязная месть отвергнутых поэтов и каратистов.   Подлые суки-провокаторы нацарапали ещё её сотовый телефон с дополнением – сосу и даю в попу.  До чего низменны и подлы подлецы и всякая мерзость воняет, даже и особенно весной. Но не хочется заканчивать на такой ноте. Хочется что-нибудь торжественное в до-мажоре и праздничный торт с профитролями. Кстати, что это такое, профитроли? Ну это так, для отмазки. На самом деле Гололёдов и я договорились ехать в экспедицию. Мы сели и поехали. Воробьиные лужи, лунное сердце солнца и клёцки по-скандинавски.*

*Клёцки по-скандинавски: мука пшеничная, крупа манная, фарш из трескового филе, лук, соль, перец. Обжарить в масле, подавать с рыбным бульоном и зеленью. Можно не есть.

***
Кто ты, споро идущий через одно и то же место без солнца, сосредоточенно бормоча себе под нос что-то типа: «козло****ы пердявые!»?  Ты же сам не прочь раздумчиво попердеть на досуге, задрав ноги на стол. Безоблачно глядя в потолок ясными умными глазами. А ведь  кто-то следит за тобой, настойчиво показывая на себя пальцами. Ооо, мастера лжеполлюций, я, как и вы, не я… Я не в состоянии состоять.  Какое может быть состояние, когда фургоны, гружёные отборный говном с перчиком, проезжают рядом  с моим районом пятиэтажной бедноты и устраивают еженощные землетрясения в буфете с лежбищем подбитых павлинов. Ни дать, ни взять эти настороженные вибрации. То есть, не всем дано. А те, кому дано, не  знают, что с этим делать. А тем, кто знает, это, скорее всего, уже не нужно. Наверно, мы слишком погружены в себя. Не вывозим уже накопившееся наружу. Опять же, козло****ы пердявые. Сколько их? Нет им ни числа, ни месяца, ни года. Только подзаборная суета с номером выигрышной лотереи общества прав  кто не прав. Или с безвыигрышной лотереей общества занавешенной жизни. В конечном счёте, выигрыш может оказаться проигрышем и наоборот.  Какая глубокая мысль! Надо немедленно записать, а то потомки останутся обездоленными по части мудрости. Так-то. Когда тебя никто не любит кроме ледяного ветра, свинцовых фонарей и рваных носков от разных пар, поневоле задумаешься над несовершенством мира. Но ты же всё равно среди тех, кто еблозит сраками по поверхности бытия… Опять же козло****ы… Подайте последнему герою пустого места кусочек счастья! Даже если вы козло****ы, даже если у вас черепичная голова и оловянные гениталии, должно же что-то теплиться в вас этакое, что отличает крашенную железную панцирную кровать с жёсткой сеткой от некрашеной и не жёсткой. Острый нож от тупого. В тупую сторону, конечно… Мне уже не восемнадцать лет, чтобы дрочить по любому поводу. Я уже многое не сделал и ещё много чего не сделаю. И по сути дела я боюсь только двух вещей – жизни и смерти.
А как же все остальные и ещё пара-тройка проверенных телезрителей? Как, как. Да никак. Снимают сухую стружку со своего поленца. И ждут, немного поцокав, когда придёт дед Пихто.  Некоторые предпочитают быть заведомо мёртвыми, но это не наш стиль.
Смехуёчки всё им, понимаешь, да п***охаханьки. А стиль тихо срать  в тёплом сортире. Почему тихо? Можно и громко.
Ха! Ладно, шутки в сторону!
Я, как верховный DJ  Жоповки и всея Подпарижья на Амуре повелеваю:
Ровняйсь, смирно! Всем жалеть два раза тоскующую одинокую душу видного человечища и поэта Эпопеева-Кляпмана. Топкого-Себянелюбина. Водрузенко-Защёлкина. Других не припомню. Петь дифирамбы и подносить подношения. Форма свободная. Подношения конкретные. Тунгусский Спецназ Банк, расчётный счёт № 000111222… и так далее.
Магия оральной устойчивости не всем забила сырую голову. Дрогнет сердце близорукой дамы. Звякнет бубен в котомке маркшейдера. Кулдыкнет журавель и пошлёт нас всех на ***. Поэтому голова должна быть пуста и спокойна. Только ветер, только вольная воля и плавленый сырок «дружба». Эй, куда ты спешишь, коллега, я с тобой…

*****
Развели буербантию! В каждой мизде по валенку. Оголтели! Всякая срань, а  туда же – постмодернизм строят. Не на того насрали! Пакость всякая рыла тычет, а они только хихи да хахи. Смебуёчки им всё, да миздохаханьки! Короче, запустят пердунка и сидят, нюхают.
Да я ещё вас всех перенюхаю, сучата хорьковые!  Теперь я сам начальник над собой и не учи учёного, поешь говна толчёного, так говорили в нашем детском саду обоссаные дети трудового народа.
А ты, сука, портянку нюхал, ты, ****ь, кайлом махал? Ты на Аллу Пугачёву дрочил, когда я лес валил за полярным кругом, ты бабушкиными пирожками срал, когда  я трудодни  получал на трудовой вахте.  Гада всякая, сука дебаная, на, на буй, получи!
Удивительной, бодрящей свежестью веет поутру в Бирюлёвском охотхозяйстве. Заповедные места! Дышаться – не надышаться этим сладким пьянящим воздухом. Не даром так любил эти перелески наш знаменитый земляк, певец родной природы Фёдор Афанасьевич Копытов – Кряжестальский. Мы спросили у хранителя здешних  мест, местного старожила и лесника  Семён Иваныча Петрова: не жалеет ли он, что не переехал в город, а остался здесь, в Бирюлёве. Но в ответ он только улыбнулся загадочным прищуром обветренных глаз, да развёл натруженными руками, словно пытаясь охватить ими необъятные дали родной природы.
В чём же сила этих мест, в чём  нутряной корень, вековая могутность и  истовая самость неотступного  порыва небесного звона всеохватного охвата коренной самопытности кряжи кряжи стали встали не устали по росе босым не бегал, матка даст по жопе, вот тебе и все пряники. Батька с войны не был. А этот пришёл и тычет –  конфет хочешь? А я и не видел конфет-то никаких до этого. Обосрался, что ли? Сам обосрался, лубиздень. Иди козёл, подотрись. Ах ты так заговорил, значит?! Ты на базар-то не тянешь, а пальцы веником. Ты, млядь, Рафику это скажи, тогда и посмотрим. Да я твоего Рафика пальцем делал, дай я буй епал, а не то что Рафика твоего волыной вазелинить. Ну козлись, козлись, мне-то по чемодану. Моё дело сказать, а твоё дело проссать, кто кого за тягу дёрнет. Посадят на кракалыгу, не так запоёшь! А ты вот ещё что. Ты как к Федотычу-то придёшь, сразу не говори, что от меня. Скажи, что от тётки Ефросинии узнал  про заимку, может всё и обойдётся.  А то доморощенные любители шарят по  самой воде нижними ногами и почестями считают краденое счастье самок ветряных мельниц. Пора уже освободить их от посягательств сумасшедших гениев  злодейства на совместимость, а просто тихое дыхание пареной репы на самом видном месте. Правда, место это только там, где счастливые народы поют песнь о скромности великого вождя.  Награждён личным целованием ботинок недосягаемого первой степени, в знак особой милости ботинок смазан настоящим бычьим салом и клубничным вареньем –  ничего не жалеет для нас, не достойных, отец и учитель, так будем же достойными подвесить гада за одно место и раскатать вместо теста. Опять ты лезешь со своей писаной торбой в калашные ряды бытия.
Тут пахнет вонью, мне тяжело дышать! Люди, зачем вы пахнете дерматиновой кожурой? Млядь, сука такая, чё ты прёшь баран, а сам гавно гавном на палочке в зелёной баночке эни бени рики факи турба урба сентибряки део део краснодео бац. Бац  на бац не приходится, пожалуй, именно  это и приводит наше сознание в окончательный тупик.



*****
Проститутка Лена была проституткой. Её звали Натали. Ещё её звали Зина  Огурцова и Наташка Кирогаз. Сама  себя она называла Таней Семёновной Тауэр. У неё было много разных дел –  например она была ответственным редактором настенных граффити в районе Ржевка-Пороховые. Также за ней числились несколько точек разлива мочи и света. Парадокс состоял в том, что в Кинишме  у неё никого не было, кроме старой тётки соседа по подъезду. С этим соседом у неё тоже ничего не было, ну разве что иногда они вместе смотрели диафильмы о вреде пьянства и трахались. Ещё она регулярно приторговывала солью и спичками в тайге. А ещё  она училась в педагогическом институте связи и работала проституткой, но всё это враньё от первого до последнего слова. Вообще она была женщиной тяжёлого поведения, увлекались всеми видами спорта и плавала по выходным в ванне на сто  метров брасом.
Но вы же понимаете – волосато и хлипко было на этой подмокшей почве. Так-то и так-то, мол. Гундоз и всё такое, палево конечно, откуда другому быть на наших приисках. И вот, значит, он и говорит: Лена! Лена! Ты же проститутка, тебе невдомёк. Ты встречаешь рассветы беззвёздного неба, ты пьёшь консервированную воду под кроватью и читаешь Шопенгауэра  в голландском переводе. Тебе не хватает тепла и парадоксов. Лена, очнись! Вытри непутёвую слезу и лети в парадоксы внезапности и всё то же самое, только наоборот. Ты, что думаешь, всё это просто так, а там разберёмся, и всё образуется само собой? Может быть, может быть… Этот самый Виталик Циферблатов отколол, например, такой номер: 3987538, 32 и ещё сколько-то в периоде, но это уже не важно.  Ну ладно, может и важно,  заинтересованные лица уже приняли во внимание. А в результате, остались только мокрые поцелуи в щёчку на лестничной клетке.  Нет, ну в самом деле, я же ей не то чтобы просто тырдым-тырдым, а она и того меньше. Любил ли он её? Или просто гормоны были в избытке в ту жаркую июньскую ночь?  А есть ли разница? На отрезке нет, на длинном отрезке есть, на бесконечной прямой опять нету. Дело прошлое, но какой-то зелёный осадок небытия покрывает твои новые лица, Лена. Лена, почему ты не моешь пятки на ночь, это что-то такое, что нужно не всякому ценителю  неуловимых запахов. Собака Найда и лунный свет в эфире. Дым в форточку и брюки людей на диване. Я знаю, что ты любишь зефир, кагор и Виталика Циферблатова, особенно когда он откалывает свои номера. Мне трудно винить тебя в этом. Мне трудно винить себя в этом. Мне вообще трудно. Хотя какая всё это глупость, если разобраться, но кто теперь будет разбираться, разбираться –  значит разбирать себя на части, но ведь не каждый сможет потом завернуть эти самые части на свои правильные места.

И, знаете ли, Ермолаев прав. У него действительно не было никаких оснований ненавидеть Людмилу, тем более, что ему, в некотором роде, было даже выгодно, чтобы она сошлась с Коржёвым. Ну там туда-сюда, старый друг лучше новых ни одного… Коржёва-то он знал как залупленного, тот ещё крендель…
Ведь, к слову сказать, и Таня Тауэр иногда  подрабатывала лётчиком на частных рейсах, но кто осудит её за это? Ты что ли? То-то. И я не осужу. Если будете в Кинишме, передайте привет дяде и тёте, и всем кого встретите. Не бойтесь быть хорошими. Не бойтесь быть добрыми. Теперь многие боятся. Запрутся дома в ванной и боятся. Пускают воду, чтоб не слышно было, и кричат от страха. Да разве это поможет. Поможет только умение оставаться собой вне  зависимости от своей зависимости. По-моему это есть у Шопенгауэра в голландском переводе. Каждый интеллигентный человек должен знать, как пишется слово интеллигентный. Хотя бы по-голландски. Но остаться собой –  это значит остаться кем? Всяческим негодяям в этом деле попроще. А вы попробуйте быть хорошими … Будто это так просто. Почему мир так устроен, что чрезвычайно сложно жить по совести, быть Хорошим, а не Плохим?  Приходится постоянно шифроваться и лавировать, будто это ты преступник, а не они. Законы-то только на бумажках писаны.  Князь мира сего…  Да кто его назначал?  Мы тут не при делах. Неужели мы тут совсем не при делах? Танцуй на месте сопливым юродивым, и кричи трясясь от страха: не боюсь… Не боимся мол волка и сову, и жизни и смерти и всякого такого. Но одному-то кричать холодновато. Нужны подельники в этот  пустоголосый хор. Нужны таланты и поклонники раритетного элитарного прозябания. 
Лена, Лена, что же ты делаешь с единственным своим талантом и  поклонником. Все эти скоты не в счёт, ты же понимаешь. Раскидываешься самым ценным – льготным проездом в общественном транспорте. Общество для нас - это мы с тобой, да ещё Виталик Циферблатов, но он-то как раз не в счёт, а в нечет. Ну да что за счёты между своими.
Почему ты не любишь меня потому что ты не любишь меня, ну почему ты не любишь меня обезжиренный творожок со сметанкой псковского молокозавода и сливочная тянучка.  Ну что же, смей, смейся паяц, смей, смейся, паяц, смей, смейся  паяц над разбитой любовью.



*****

Неоднократный друг мой, Одальфонцио! Пора бы тебе наконец уже усвоить,  что именно я самый главный хранитель бессмысленных надежд. И когда я запираюсь в  маленькой комнате, никто не смеет мешать мне бережно перебирать их в своей голове!    Домовладение оборудовано абонентским отводом кабельного соединения, и это всё входит в цену, но никогда не выходит. Ничего никогда не выходит. Я уже устал мириться с этой действительностью.  Я самостоятельный житель,  я выветриваю застой с антресоли, я периодически мою сантехническое оборудование. Я написал не менее семисот двадцати трёх произведений в стихотворной и прозаической форме.  Но вам интересно только то, что уверенно помещается  в ваше помойное ведро. Эх, ах, теперь только в пакеты складывают! А мне пох. Да я такой, я такой, что мне на всё просто пох! Всё, кроме того, что мне страшно потерять последние иллюзии метафизического совершенства. Когда ты звонишь по телефону, чтобы узнать, можно ли  заказать на дом фараоново зелье, ты ведь даже не знаешь, по большому счёту, что это такое! Я тоже не знаю, но ведь я и не заказываю! Хорошо бы денег  поднять, ну так, скромно хотя бы, что бы можно было жить.  Быбыбы. Если бы созвездия водружались, пламенели и летали на расстоянии знания – о, это был бы самый важный отвлекающий манёвр совершенства!

*****

Ничего не остаётся, только  какое-то жалобное опустошение. Хотелось бы крикнуть тем, кого обидел нароком и ненароком – пожалейте меня посредством чего-нибудь, что ещё в ваших силах, но они в этом случае тут же предъявляют встречный иск нестиранными носками  и другими особенностями здешнего быта.
На позавчерашних труселях выступает поднаготная суть естества, но пробегающий мимо министр иносранных дел не спешит записать вам это в заслуги перед отечеством.
Какое слово может быть, какое небо может быть, какое сердце может быть,  какие руки могут быть, какие ноги могут быть, какие грёзы могут быть, но их всё равно нету.  Проепали!
Хотелось бы несказанно занно, и фортепьяно напрокат, и выпорхнуть, трепыхаясь, наружу,  туда, где свободные всполохи чистоты не замажешь никаким, даже самым едким калием. 
Хотелось бы, да хотелки рассыпаются, только тронь их светом из-за пыльной  занавески.
Не обольщайтесь, все  мы стоим ровно столько же хлебных карточек, что и человек, которого мы никогда не видели. Лауреаты, гении художественного слова, звёзды сериалов категории «Г», супервайзеры гипермаркета «Мир туалетных ёршиков»,  и прочие кавайные чучела. И все остальные  человекоединицы второго разряда при окончательном балансе проходят по той же самой ведомости, что и ты, наипервейший принц тайного Карфагена.   

*****
   
Не талантливые обычно  талантливее талантливых. В достижении своей цели. Таланты погружены в свой талант, а не имеющие его, прилагают зато массу усилий чтобы обскакать задумчивых на поворотиках. И прибежать к понятной им цели первыми. Творцы же часто довольствуются самим фактом своего творчества. А красивые девки глупее некрасивых, потому что у них и так уже всё хорошо.  Но всё это вообще, а в частности бывает как угодно не так. Поэтому задумаемся на минутку о том, например, – а не много ли мы все думаем, в то время когда пора уже действовать. Не лучше ли открыть форточку и крикнуть всем который теперь час. Вдруг у кого-нибудь нет часов, всё доброе дело будет.  Хотя эти самые все часто вообще не понимают что такое время. В отличии от тех, кто хоть понимает, что не понимает …  Или ещё можно выйти на балкон и спеть а капелла арию мистера икс. Вам всё это дико, вы живёте в обывательском мире, где совсем другие ценности, а в нашем мире одиноких скитальцев катастрофически не хватает пустынь, где можно было бы как следует поскитаться. На парашютах уже никуда не прыгают, потому что небесная твердь окончательно застала  врасплох. А это не то чтобы  эрзац воздуха, но нечто не поддающееся скалолазанию по классификации мастеров спорта. Вообще вы какие-то странные, кто вас учил жить? Всё-то вам ясно,  вы привыкли жить на широкую жопу и требовать тишины в самое трескучее время. Когда же мне слушать Баха, как не ночью?
Ночью-то вы ясное дело дрыхните, а не готовитесь встретиться лицом к лицу с чужими снами. Какие такие международные классы вы окончили, что бы не прячась выходить вот так, без подготовки, на просмотр нового дня?   Да не о том я… Я о том, что только мы, одинокие  скитальцы, внемлем шёпоту таинственных передатчиков бесконечно беспроводного, беззаботно беспробудного, бесцельно бесценного радио. Не пойму только зачем. Но значит и не надо нам этого знать. Иногда я хожу покупать свежий картофель и всё   думаю, зачем всё-таки. Один, давненько уже гостящий у нас  специалист спал за мешками. Явно скиталец, подумал я – может вдруг раз – а он знает. Ну  разбудил я его, конечно,  дай, думаю, обрадую коллегу запросом на внесение ясности. Какая тут суета поднялась! Он стал бормотать что-то на непонятном наречии, показывал секретные бумаги с размазанными  печатями на непонятном языке, и я понял –  рано мне ещё, не знаю я  языка, на котором отвечают на такие вопросы. Стали собираться посторонние, и я грустно поплёлся домой со своей пустой  тележкой. Какой-то парень в красных штанах преградил мне дорогу и предложил бесплатный билет на тайский массаж с развратом.  Я отказался, у меня давно кончились бесплатные деньги. 
Я гордо подобрал оторвавшееся у тележки колесо. Я уверенно поднялся на нужный этаж. Я задумчиво вскипятил подгоревший от мудрости жизни чайник. Зачем-то не было чая. Нет, он конечно был, не здесь, так там, в каком-нибудь  открытом или закрытом магазине жизни. Где же оступился я на жизненном пути? Где свернул не туда?
Заранее будет известно завтра, да и то только то, что было вчера. Неувязочка какая-то получается. Именно поэтому троллейбусы не автобусы, пол не потолок, земля не вода, вода не керосин, мыло не мясо, много не откусишь с первого раза, а со второго бывает, что уже и не хочется. Звонила Анечка, просила   передать Елене Станиславовне, что она та ещё ****ь, а кто такая Елена Станиславовна, откуда я знаю, я не знаю даже для чего вещает   радио на кухне… да вымою я на кухне, ну завтра  вымою.  Деньги ещё остались в старых брюках, а ещё можно пошарить в дырках под подкладкой серой куртки, я помню, там что-то звенело и пело –  устал я греться у чужого огня. Но где же сердце, что полюбит меня??? Где эта бумажка с якобы бесплатным развратом?

*****
Одальфонцио,  что тебе все эти люди? В них нет ни грамма совокупности. Сплошное размножение на лице. Маргариновый привкус на любой простокваше. Премиальные у них выдают дубовой чешуёй, а в отпуск отправляют только по большой и малой нужде.   
Нам же, что бы распродать свои очередные иллюзии, приходится торчать на стоячем рынке всю свою  жизнь. Они даже не представляют, как это –  мелко торговаться по поводу глобальных идей. И что за привычка ссать на раскалённый противень?! Противно же. И порой не безопасно. У вас что, других привычек нет? А они говорят - гасильница, ещё деды наши ссали. Традиции надо чтить, а иначе хорьковая гниль в человеке заведётся и выпердит все передние  зубы. Ну или хер не встанет. Почему, как – да вот так!   И вот ещё один Пашечка что-то недопонял и выехал на постоянное место жительства. Хоботкова рассказывала, что он ей перед этим звонил и долго предупреждал, что всё не так просто, как  кажется местным дуракам. Хоботкова теперь не знает, что и думать. Как будто раньше она что-то знала. Вторники и четверги – это когда? Или правильнее спрашивать «где»?  Я что-то забываться стал последние одиннадцать лет.  И мне уже кажется, что все вокруг стали бессовестными.  Потому что у совести теперь нет официального представительства в наших палестинах. Лица компании.  Экономят на рекламе. И все резиденты считают, что остальные прочие вокруг такие же подонки как и они. И вот кому нужна теперь моя совесть? Тебе нужна? Хоботковой нужна? Ободковой нужна? Можно ещё Алину Корченбах вспомнить, но с таким же результатом. И за сколько совесть можно продать, если припрут обстоятельства? Пашечка видно и отчалил, чтобы узнать, где ценится этот товар.
Может на том загадочном, самом постоянном месте жительства,  только и дают настоящую цену? Мне бы тоже надо чего-нибудь продать, потому что веришь-нет, но у нас тут ужасно неудобно жить без денег. А по объявлениям покупают только странные вещи типа боевых наград не позже 41-го года.  Надо написать письмо Пашечке, узнать поточней. Но доходит ли туда почта? И сколько времени идёт письмо? Всю жизнь? Возможно всё дело в неточности измерительных приборов. Валя Жабоконь много смеялся на эту тему. Но потом начал постоянно сверять часы и запутался окончательно. Его отвезли в музей. Теперь он измеряет взглядом  расстояние от коечки до коечки и составляет ежедневные отчёты для помойного ведра. 
Отчего  ночью ночь, а днём, соответственно, тоже? Потому что когда ты зимой просыпаешься, уже темнеет. Полярные круги, популярные враги,  жёсткие полумеры, неприличные манеры и не надо искать чего не надо, даже если оно под рукой. Ищите то, что нужно, даже если его нет совсем.
Ну и что, что тут нет, зато Там не велели бояться. 


***
Вы вот давно не спрашивали, что же с экспедицией братьев Таблеткиных. Поэтому отвечаю. Пытливые  первопроходцы вышли уже наконец к проливу Пеникалотова и переждав минуту восторга, застряли от ужаса. Они кричали невыносимо долго, пока было куда кричать. Потом  безжалостные монстры всей  муйни   поймали их за это самое место.  А что  вы хотели?  Вас же предупреждали! Нечего лезть куда-то, если нет запасных трусов на все случаи жизни и смерти. Или вам не понятно? Какими ещё раструбами трубить в пустоту? Как предупредить предупредительных, что бы они в следующий раз не умирали зря? Мы вот все всё понимаем, но так же растерянно тыкаемся в  одно и то же, место потому, впрочем, что другого места здесь попросту нет. 
Возможно, монстры всего-навсего хотели оцифровать души исчезнувших за  горизонтом,  и,  вставив флэш драйв в соответствующий мега разъём, просмотреть их ещё раз на медленной скорости?

***
Ну вы-то зачем, вы-то чего тоже прётесь?  Всё равно встанете в ту же самую очередь. Всё равно быстрей не будет.  Не у всех же папаша зампредсовмин мордовский.
Сам сидит на всём готовом, и в дуй ни мует, а нам тут стенки подпирать. Ищите, типа, девушку! Да какая она девушка?! Скажешь тоже. Доска она ****ьная, а не девушка. Вот-вот, и не думай, что все так думают. Все – они разные! Оно  знаешь как бывает?   Ласково надо, с вермишелькой на сливочном масле. Ты знаешь вологодское? Нет? То-то. А я и не такое едал. Куда тебе, ухарю в обтруханных спортивках. Только рэпу вашу слушать умеете.
А я вот ещё  как  кикну по-своему, да  по моему, по-удушливому,  по усушливому, по- вчерашному,  да по-парашному,  по-главному, да  по славному, по подпольному,  по привольному , по-нескладному,  по неладному, да по ладам, да по складам, где восьмилетний запас вермишели, которую мыши не ели, а выносили по вёдрышкам, да по куриным зёрнышкам.  Пёрну по гламурному,  по культурному, по лыжному, по престижному, по конкретному, да по заветному.
Ток переток,  ляжешь выменем  на бок, да наперёд не лезь, куда люди не ходют.


*****
Одик, вермишель с килечкой, да с хлебушком обдирным – не прелесть ли? 
Кухни маленькие, грязные, неуклюжие, а мне ничего, съедобно. Мы не олигархи, мы родину не продавали. Мы не предавали всё человеческое, что им так чуждо. 
Ладно. Расскажу я тебе историю. Поделюсь сокровенным. Как-то было. Ну было и было, большое дело. Дело в другом. Ничего на самом деле не было.  Одна тоска была и мечты о всяческих преференциях. Как тебе это? Наташа мне и говорит: я такая вся Наташа, а  ты-то кто? Как тебя такого любить? Не за что! Ни кухни большой, ничего. А за макароны с килькой  одни дурочки любят.  Таких теперь нет даже среди приезжих свердловчанок. 
«Хаха!» -  сказал я ей на это. «Хохо» сказала ворона на ржавом подоконнике. «Хихи» сказал  полумёртвый медвежонок набитый тряпками. 
«Кыргыстан!» прохрипел проводной радиоприёмник.  Вот так и поговорили.
Но это ещё что. То ли ещё было с моим заместителем по общим вопросам Бордо -Батареевым. Он рассказал только мне одному, поэтому  считаю своим долгом оповестить вас об очередном доказательстве преступлений небытия перед былью.

Батареев  встретил её на вечере любителей фарфоровых котиков. Туда, сюда, говорит, у нас одинаковый взгляд на весь этот бесперспективный и не продвинутый мир, надо обсудит всё наедине, непосредственно в моих апартаментах. Конкретно доехали они, значит, на метро, а потом  ещё в маршрутке двадцать минут, он даже заплатил  за неё,  небрежно кинув  водителю смятую купюру. 
Короче пришли, чаёк-кофеёк, туда-сюда, и  ведёт её, слышь, прямо в погр..****ьную комнату.  Ну, говорит,  сейчас я покажу тебе свою мылодраму. Раздегайся по военному, по быструхе, то есть. Ну она-то, значит, ему не то чтоб нафуй или как, а просто присела на диванку, ножка на ножку и давай сигаретки закуривать. Не так быстро, ковбой, говорит. Я ещё не поняла – может ты вовсе не мужчина всей моей сокровенной мечты. Так все мечты просшибать можно, да ещё и забесплатно.
Ну как же бесплатно, удивился Батарейкин, не тебя ли я водил, походу,  в  пирожковую на Московском проспекте?
Те пирожки, ответила она, можешь забрать обратно. Я  уже сходила к тебе по коридору налево. Там,  кстати, бумаги не было, пришлось полотенцем подтираться.
Как ты можешь, возмутился Батальёнов, как ты можешь так низко падать в моих глазах, корчелыга ты после этого! Проваливай вместе с полотенцем обосранным, я всё равно его больше мацать не буду. 
Ой, не очень-то и хотелось! -  ответила корчелыга. Теперь-то я уже полностью разочаровалась в твоих преференциях. Гордо хмыкнула и вышла вон, случайно оставив себе на память сотовый телефон и зачем-то пульт от телевизора.
Бутербродов  разрыдался и закричал шкуре – катись,  катись, и не таких дебали!  Но уже с балкона послал на  прощанье: да что ты вообще можешь понять обо мне? Я, говорит,  говорю на всех ваших английских языках и не только. А ты не поняла моей любви. И все вы такие. Я уезжаю от вас на острова.  И не надейтесь меня догнать.
Ой, ля, а я-то как раз догонять собралась, - девушка расхохоталась  и скрылась во мраке тьмы.  Беспопуталов  нервно накинул на себя первый попавшийся фрак и пошёл в велосипедную. 
Наутро его нашли в парке на белой скамейке. Велосипед лежал рядом и тихонько спал.

*****

А ты знаешь ли, что уже вышло новое сенсационное издание? То, чего не хватает опустошенным кредитами физическим  лицам? И никто не знает.  Кроме пары-тройки полусумасшедих посетителей творческих встреч.
А ведь это сам Магистр сопредельных наук Камлаев. А я знал его ещё когда он был Гоша Пончик. Мы пили портвейн на черной лестнице и обсуждали американский фильм «Золото Макены» Там голая баба в озере плавала. Вот это тема была!
А теперь он  накатал и выпустил за свой счет «Естественную историю челобития».  А ещё «Костры небоязни»  Стихи и поэмы разных лет. Эти  работы уже высоко оценил  некто, чья фамилия неизвестна.  А я тебе так скажу – мастерство не успеть на последний поезд в самом разгаре.  Оно востребовано как никогда. Поскольку вниз просочились сведения, что поезда идут под откос. Так или нет – поди проверь.   Поэтому изучаем теорию жития жизни набело по книгам продавцов кипяченого воздуха.    
Пошли  рукопиську в издательство. Там ждут-не дождутся, что бы послать  вслед за солнцем или за снежным комом, маршрут уточняется.
Далее  шли продолжение: «Головотяпство как суровая необходимость». «Вагинизм, или наука побеждать»   «Суровая систематизация детского лепета»  Не у всех хватает сил подробно опровергнуть  целесообразность жизни на иных планетах. Как и на не иных.  Читатели ищут в умных книгах оправдание себе. Ну так напиши им, что они хорошие. О, тут тоньше надо, не спотыкаясь на формальной логике. Не кокетничая мизантропией. Чересчур тоже хорошо в меру. Ещё помогает с глазами навыкате побегать голышом по встречной полосе. Равновесие на куриной жёрдочке – большое искусства. А в общем,  творения   Камлаева никакие. Прямо скажем – никакашки и больше ничего. Полно нынче таких мудрецов-писателей. Диванные мудрецы от слова муди. Сидят, Интернет засерают. Соревнуется – кто кого перепердит. Это болезнь такая, навроде синусита, только больничный за неё не выдают.  Тут надо смеяться, потому что смех – это налогонеоблагаемая база. А дальше нужно только дождаться письма  – не хотите ли в гении с соответствующим окладом?   Вы подлые твари, сами тепло и равномерно млеете в безопасном говне, а других вводите в иступлённое искушение. И всё-то вам мало. Хотя и поделиться вы можете только говном, больше у вас и нету ничего. И все всегда на вашей стороне. А может это потому, что другой стороны нет? А где тогда я?  А ведь только  с другой стороны видна истина. Неужели оттуда никто не смотрит? Вот и думай, выбирай свою футбольную команду. Так тебе и дали выбирать. Замялся, запнулся, заткнулся, забился, пролился. Пошёл переписывать, забирать назад свои заявления. Мол, чего уж там… Никто вас не осудит, все судьи давно казнены. 

*****
Её звали Банзай Конфетовна Утык. Так она и отрекомендовалась мне при первой встрече. Мол, Света я. Торгую нежной плотью по сходной цене. Но у меня и того не было по причине катастрофической девальвации истинных ценностей. Поэтому я  катался по полу  и прислушивался  к ветру перемен на планете Луна. Да, да, там нет ветра, потому что нету воздуха. Поэтому так сложна моя задача. Банзай Конфетовна, вы имеете мне что предложить кроме бренной плоти,  или  и в вашей жизни всё идёт поперёк? Я и сам, бывало, был в замешательствах разного рода. Но всегда выходил с честью, пусть даже и  через черный ход. Так вот. Мы не будет этого больше терпеть!  Мы перечеркнём жирной чертой все эти мысли и поедем на острова. Луна там особенно рядом.

*****
А вот Мандулин рассказал мне о своей любви к одной малоизвестной графине. Она ходила по берегу реки Охты  с плакатом на шее и рассказывала о бонусной программе банка Колобок.  А Мандулил  рассказал ей о кэшбеках Заалтайского свободного банка.  И объяснился  в любви.  Он знал одно хорошее место на чердаке дома номер 18.  Практически, это было в половине десятого. Он  жучил её, жухал  и жахал, жарил, шпарил,  шпилил,  пилил и даже  тулил. Поэтому они опоздали на автобус и разошлись по домам пешком. 

*****
Друг мой Одо, внезапно мне показалось, что  в твоих искромётных глазах нелепым посмешищем прокатилось разочарование мной, да что там мной, вообще всем Воинством за Шторами ночных пятиэтажек. Знаешь ли ты, мой неизменный друг Одальфонцио, что не так всё просто, как  рассказывал тебе сменный сторож  завода имени Шарля Перо? В бытовой жизни обыкновенных людей случается много странностей. То бачок засорится от досужей прыти, то подскочит цена гречневой крупы-ядрицы. Но почти все они, неприметные солдаты покоя,  преодолевают тщетность попыток и волокут этот воз наружу. И поскольку судьба внутренней вселенной не решается простым голосованием папы и мамы, во вторник время становится неуправляемо  плоским, а по выходным понедельник теряет своё первоначальное значение. Как тут устоять перед соблазном будто случайно перепутать многоточия в дневнике оператора газовой котельной? Зачеркнуть навязанный распорядок и выйти за круги своя? Непонимание этой парадигмы путает многим планы на бесперебойное питание. Гречкой ядрицей и шлифованным пшеном первого сорта. Не стоит ли начать писать монографию по этому волнующему вопросу? Но начать – не значить закончить. Никто и не собирается ничего кончать, заканчивают задаваки и выпендрёжники. Вот ты считаешь меня одним из самых выдающихся мыслителей нашей эпохи. Отбросив, присущую моему сгоревшему от водки соседу, скромность, я твёрдо уверен в абсолютной неопределённости мягкого устройства вселенной. Оно проявляется в пренебрежимо малой дозе ответственности простых людей перед космосом. Но при этом они получают сполна за свою расточительную бесперспективность. Что ж нам теперь делать, растеряно спросишь ты… Не всё так однозначно. Стоя ночью у приоткрытой шторы, многое открывается мне в  своём первозданном значении. Вот кто-то уже несётся по запорошенному проспекту на расхристанном самосвале.  В два часа самой настоящей декабрьской ночи. А ведь и он  имеет своё понимание смысла движения вперёд. Наверно там ждёт его отвергнутая другими любовь. А сзади гонится затмевающая разум пустота. Ночью засохшая колбаса приобретает особый вкус, поэтому не выбрасывайте её раньше времени. Хотя  тот же сгоревший сосед  удалился, не оставив никаких записок, поясняющих происходящее. Наверно он понял что-то такое, что рановато нам знать, непрерывный мой друг Одальфонцио.
Когда санитары выносили его из парадной, водитель самосвала всё ещё жал педаль своими нервными тапками.

*****

Однажды я ехал в троллейбусе. Я иногда езжу в троллейбусах. Но тогда,  тридцать восемь лет назад,  ездил гораздо чаще. Я безмолвно сидел у окна, разглядывая  черные разводы воды в червивом месиве мартовской оттепели. Пассажиры – в основном это были бодрые старухи в синих пальто с ободранными норковыми воротниками, привычно прижимали к ногам дерматиновые сумки с картофелем и капустой. Было много свободных мест, все сидели, и только довольно молодая женщина без шапки, с грязными растрёпанными волосами стояла, держась за держательную трубу. В принципе в этом не было ничего странного, я и сам часто стою в троллейбусах, хотя есть где сесть. Бывает, что так  сподручней и веселее обдумать какую-нибудь хорошую мысль. Сидеть лучше в битком набитом салоне, нужно только упрямо глядеть в окно, демонстративно абстрагируясь от несовершенного мироздания.
Хотя растрепанная вряд ли обдумывала хорошую тёплую мысль. На её лице вообще ничего не   не читалось. Это было даже несколько странно, хоть и не настолько, что бы занимать мой пытливый ум. Зато одна из старушек вела себя как-то странно. Она в упор смотрела на меня, и даже, казалось, подмигивала. Подмигивала и указывала головой на стоящую. В принципе, я не любитель сумасшедших старушек, хотя они иногда и производят интересные фортеля. Одно время я даже ездил на Невский проспект смотреть и слушать одну танцующую со шваброй у булочной номер 7.
А эта бабка из троллейбуса настойчиво мигала мне и указывала на одинокую женщину, даже скорей на ее ноги, что, в конце концов, вынудило меня на них посмотреть. Ууууу…Я широко раскрыл глаза и приоткрыл рот. Я частенько так делаю, чтобы поставить галочку в записной книжке своей жизни. Тётка была босая, на ступни было страшно смотреть, они были распухшими, разбитыми, красными, покрытыми какими-то корками. Через некоторое время двери открылись, она соскочила вниз и быстро пошла куда-то в сторону Большеохтинского моста. Надо было предложить ей обернуть ноги в газеты, у меня была великолепная толстая рекламная газета. Газету следовало разделить на две части и привязать к ногам… ну нашли бы чем. Но я не успел, не догадался.
Следовало бы допридумать к этой истории такое окончание: в следующем номере этой же газеты, в разделе происшествия (ну допустим, что там есть такой раздел) я читаю о босоногой утопленнице, бросившейся с Охтинского моста… История бы получила тогда пошлую округлость. Но нет, такого не было. Скорее всего, женщина успешно попала в свой сумасшедший дом, и прошла курс лечения. Мне и старушке приятно бы было узнать об этом.
Но мы остались в неведении. Мы даже не стали обсуждать с ней это событие, поскольку я не был уверен, что старушка знает какой-нибудь подобающий случаю коан. Мне тоже ничего не приходило в голову. Я просто вышел на следующей остановке и не торопясь пошёл в одном из возможных направлений. Не думаю, что это было единственно правильное направление, но по счастью, жизнь редко ставит нас в условия такого жёсткого выбора. Прохожие как-то по особенному суетливо торопились,   автобусы пускали волны коричневой грязи, и только некоторые мужички в спортивных штанах и куртках-танкерах стояли в сторонке и пили пиво, делая вид, что им, в сущности,  на всё наплевать.
 


*****
Мой бессменный друг Одальфонцио, не кажется ли тебе, что в небе намечаются уже небывалые просветления, и который уже раз мы вправе ожидать неожиданный поворот нашей   судьбы к лучшему? Не далее как позавчера, на мой майл пришло письмо от самого неизвестного человека на Земле, Юзовке и Шепетовке.  Зовут его korol 134, он же Глеб Себянелюбин. После долгих раздумий, он избрал именно меня для участия  в беспроигрышной лотерее общества восстановительного человеколюбия. Там ерунда – требуется положить  на некий гуру кошелёк небольшую сумму в четыре тысячи рублей, и уже через пятнадцать, ну, максимум, восемнадцать дней уже мой кошелёк  пополнится суммой  во много раз превосходящей  скромные вложения. Я считаю это не случайным  вспоможением, а заслуженной платой за всю сложнейшую работу, которую я годами производил за шторами своей пятиэтажной  действительности. О, она возымела плоды! Все виртуальные справочники наполнены, наконец, моим наблюдениями  текущей жизни, и установлена  окончательная температура её временного замерзания. Друг мой, проблема тут только в одном… Она  настолько нескромно мала, что поначалу я  даже  не собирался  писать тебе по такому ограниченному поводу. В силу причин, упоминание которых не  достойно  занимать твоё  время, эта неброская сумма (четыре тысячи руб.) не складывается в настоящее время в моей параллельной действительности. Да, скажешь ты, на такой случай действует уже множество  контор, выдающих быстрые кредиты под поручительство лунного департамента, но… и ещё раз но! Стоит ли связывать тайнодействие получения мною заслуженных дивидендов с бездушными зеваками, носящими у метро на шее рекламу «деньги на покупку –  сразу, за минутку!» ??? Разумеется, на этот случай у каждого уважающего себя служителя Муз есть надёжный друнг, и им по праву можешь считаться ты, мой скромный Одальфонцио! Близок момент насыщения страждущих, упоения жаждущих и восхождения увязнувших в пронзительной рутине жизни! На причитающиеся мне дивиденды, я намереваюсь купить много нужных, для дальнейших исследований, вещей. Как-то: лорнет театральный – две штуки, фотоаппарат смена 8м –  один (и ещё один про запас), ну и красную плёнку к нему в неограниченном количестве. (Но тут уже у барыг на чёрном рынке придётся пошарить). И заживём! И запляшем нашу заповедную кадриль, как положено бессменным адептам неуязвимого покоя!

*****
Я тут совсем одичал по ходу и выплюнулся из обывательской линии счастья. Ну там желаю-пожелаю и фрукты-овощи. Купил сосиски по скидке, а   жрать невозможно. Уж я их и жарил и парил, и заправлял в гороховую кашу, а на выходе только  диарея и разочарование.   И при этом вам  я желаю только здоровья и счастья в личной жизни без ограничений жилищной комиссии.   А я вот сошел  с проторенной дорожки.  Все по ней ходят и ничего,  а я размышлял три дня и решил пойти через заснеженное поле напрямик.  Но какие  у нас тут напрямики, я вас умоляю. Теперь-то я умный, а раньше был ещё умней, а что толку. Хожу теперь в кальсонах без резинки и вспоминаю молодость. И ничего не могу вспомнить.
А надо, надо запоминать, сохранять, потомки строго спросят с нас, и не получив ответа, будут стоять у  заснеженного поля,  как будто в первый раз. 

*****
Должен я вам поведать историю о соратниках наших, ещё не вошедших в круг избранных. Коля Гмыря и господин Опёрдышев не знали друг друга. Коля весь из себя такой мужикастый мужик, типа «буем долбим кирпичи», а господин Опёрдышев пожиже, манная кашка на пустой воде. И при этом оба приличные люди. Там ещё был такой пацан непонятный – Костя Рыло, но куда-то быстро свалил. 
Я с ними совсем не знаком, ну, может, стояли пару раз рядом не здороваясь. Коля вообще-то приходился одному моему знакомцу местным сантехником, а я когда-то собирал бутылки недалеко от корейской машины господина Опёрдышева. Он мне и слова не говорил. Собирай себе, если нужно. В этом собирании было что-то такое на самом деле, типа охоты первобытного охотника для пожрать – не подохнуть. В отличие от карикатурной «настоящей» охоты вислопузых  делателей дел. Они так стремительно едут вперёд всех, так презрительно и брезгливо смотрят на лишних рядом, как будто они занимаются каким-то необычайно редким, сложным и важным делом, а не просто откатывают, отмазывают, в общем, воруют у тех, кого они так презирают. Или там всякие мигалки, шум, пыль, прочь с дороги сраная блевота, а на самом деле кортеж направляется надачувбанюебать****ей, а между лядями дела обделывать. Зато им наверно, не понять всей свежести чайного отвара  с маковым бубликом. Ещё хорошо маслом помазать.  Мы и с Колей, и с Опёрдышевым хоть и не знакомы, замечательно ладим. Они как и я тихо живут своими неизвестными жизнями, заполняя невидимые, но важные ниши земного бытия. Коля ходит по вызовам, Опёрдышев едет на уверенном корейце  в свою непонятную контору.  Я в это время быстрее  всего сплю на диване в фиолетовом трико белорусского производства.  Потом что опять же могу и не ходить за бутылками – не тот выхлоп теперь у бизнеса.  Но я люблю поесть, попить чая с бубликом,  и вообще –  надо и мне как-то наполнять занимаемое место. Конечно, я   залихвацки заполняю его своими зрелыми мыслями, но   частенько оказывается, что этого мало. Бренность постоянно требует отдать ей должное. Откуда у людей вокруг берутся  деньги, чтоб откупаться от её шантажизма? И ведь не то чтоб потеют от тяжкого труда. От тяжкого труда и деньги не в радость. Их всё время жалко, когда тратишь, всё кажется что слишком легко уходит с таким трудом заработанное. А легко заработанное весело и непринуждённо шипит как шампанское. Чего жалеть пузырьковый газ? Я пару раз легко зарабатывал небольшие деньги. Я сколько-то раз тяжело зарабатывал небольшие деньги. Я много раз ничего не зарабатывал. Но зарабатывать так и не научился.  Научился различать сорта вермишели быстрого приготовления, Колю Гмырю и господина Опёрдышева. Научился негодовать по поводу социальной несправедливости.    Или вот ещё, гулял я как-то поблизости, смотрю лежит у помойки арифмометр. Вполне такой рабочий арифмометр, с ручкой что б крутить и с кнопками, что б нажимать. Зачем он теперь? Разве что для интерьера. Поставить на полочку вместо фаянсовой балерины. Никто не знал к чему, кроме двух водителей железной тележки без колеса.  Они молча подобрали арифмометр и бросили его на тележку. Не утаишь от них шила, нет, не утаишь.  Но они не говорили по-русски, они не говорили по-фински, они вообще не говорили, а только слушали скрежет асфальтовой мудрости и  тянули  тележку с грузом прожитых другими жизней. И мне показалось, что никакие шила от них уже не утаить, только  зачем они им, эти шила?

*****
Из-за границы  понимания прислали мне на запотевшее окно запрос… запрос на краткую биографию моей личности как человека века, ведь пришло уже время. Пока не понятно куда отсылать, ибо высохли окна от усердия моего, поэтому посылаю  её именно вам, благородный друг.
Я родился на самой пристальной окраине времени возле занавешенных огоньков. Гаражи тянулись так далеко за полночь, что мне некогда было спать. Поэтому я постоянно пел в туалетах а капелла, а ел только  макароны с томатной килькой. Потом, впрочем, диета расширилась, поскольку я стал получать продовольственную  помощь из подсознания. Но это касалось только диеты. Родители мои не имели надлежащих возможностей и не покупали мне модные брюки. Я страшно стеснялся, что у меня брюки не как у людей,  и прятался от реальности в библиотеке сельхозтехникума. Лишь изредка я  посещал банно-прачечные комбинаты, где люди были  без брюк и прочей несправедливости. Но в отличие от меня все другие были какие-то не такие, хотя и имели некоторое анатомическое сходство. Мне не о чём было с ними петь, они знали только макароны с килькой в томатном соусе, а я-то едал и ставридку, и скумбрию, а как-то довелось и зубатку отведать, но что-то мне не очень. А когда пришло время лететь в космос, я не стал покупать билет, а просто вышел за хлебом в магазин шаговой доступности. Мне не нужны ракеты, чтобы летать в космос. Космос имеет множество диппредставительств по обе стороны железной дороги. И  надо крепко подумать, перед тем как хвастаться джинсами ливайс.  На что нам дадены  волосатые ноги? А?  По профессии я человек.   Но  вокруг так много лентяев и дилетантов. Некоторые даже не стремятся выбиться из деревенских дурачков в городские сумасшедшие.  Покупают штаны на секондхенде в Удельной, не предоставив мне право первого выбора.  Это, знаете ли, говорит о многом. Скоро я составлю весь список многого и отправлю куда следуют.  Отправлю сразу после того как узнаю их новый адрес.  Не далее как позавчера, без четверти час ночи ко мне  в резиденцию  позвонил неизвестный и спросил, не я ли Марк Захарович, который даёт уроки финского языка. Да, ответил я. Я понял твой намёк, незнакомец.  Надо увериться и ждать.

*****
Долго собирал я сокровища человеческой мысли. Но пролетел лёгкий ветерок, и от них остались только ошмётки обрывков. Но и этим последним я готов поделиться с тобой, мой безответный друг Одальфонцио. 

…когда утром позвонили, я не взял трубку и не вышел из дома.
Что толку, если за окном вода уже запуталась в пугающий хрупкий лёд?  Ибо даже у неё больше нет ничего, что могло бы её согреть....
                Из ненаписанных стихов неизвестного японского поэта

…Некоторые ниндзя считают, что они достигли в своих упражнениях большего, чем их великие учителя. Нет ничего глупее таких суждений. Без этих уважаемых учителей, ни один ниндзя не смог бы даже шагу ступить по воздушному пути, ибо эти самые учителя и создали   невидимые ступеньки  небесной  дороги.
           Из записок неизвестного учителя ниндзюцу

"самое круглое в мире - вода.
самое твёрдое в мире - случайность.
самое смелое в мире - везенье.
самое мощное в мире - окно
              Из записок Е.Б., пациента 2-ой  психиатрической больницы имени 19 съезда комсомола  города без названия.

Иногда хочется воскликнуть вослед заключённому в палату строгого надзора N-ской психбольницы имени 8 марта,  ипохондрику и мизантропу Ростиславу Пётрпервому...  я не спрашиваю вас,   есть ли жизнь на Марсе,  я спрашиваю вас – есть ли жизнь на Земле?
Из записок слесаря сантехника 46 разряда попытавшегося скрыть свою фамилия от современников.

Весной любовь особого полёта,
Она капелью льётся через край,
Весной всем  тварям поебстись  охота,
Господь, за это тварей не карай.
Найдено в кабинке общественного туалета на станции Пискаревка. Авторство не установлено

*****

Может вам покажется странным, но некоторым вашим знаковым соплеменникам приходится лежать на подобии прямоходящего чучела. И не где-нибудь, а  в простых обывательских квартирах. И, будучи потенциально не прорезиненными, прятаться от жизни и прочих явлений чрезвычайности.
Вы  не знаете, чем пахнет каша в подгоревшем ковшике, как меркнет свет в тополях за мусорной площадкой на периферии ваших сомнительных достоинств. Забывать и забывать нам ещё, ох, как много нам ещё нужно забывать, что бы почувствовать лёгкость прыжка на заслуженный отдых. Милостивый государь вы наш, Одальфонцио Себастьянович,  или как вас там на самом деле? Арон Срульевич Куперникель?  Мне не доставляет удовольствия пререкаться с вами только из-за того, что вы имеете самостоятельный доход в неприступном размере. Хотя, возможно, всё это вам по заслугам, но позвольте же и мне иметь право на частицу естественных приоритетов. И не подумайте такого, что я имею в виду что-то не то! Только строго в рамках и ничего прочего, зыбучего и трескучего, что  покоробило бы устои  мусорной площадки. Вам ли не знать, что всё в этом мире принадлежит тайной расе криптопроекторов, и поскольку теперь уже окончательно ясно, что через меня им не удалось ничего просрать, они списали меня с  содержания. А я уверенно принадлежу к той особой породе ставленников разума, которая ни для чего не приспособлена, кроме как для индивидуальных занятий.   
С этими  мыслями я и оставляю вас наедине, друг мой Одо, если вы не возражаете, конечно, против естественного течения воды в тихой речке  Охте.
А за неестественное не найдёте вы ответственных,  хоть и будете писать  доносы своим кураторам.

*******

Надёжный мой друг Одальфонцио! Спешу сообщить вам, что прошедшей ночью я   устроил себе квартирник. Настроил гитару под шёпот звёзд и почти час пел себе свои лучшие песни. Имел большой успех. Соседка  снизу стучала в дверь и чего-то кричала. Видимо  просила бисировать. Неужели у неё тоже  слышно? Я не так уж громко пою. Главное в искусстве не только есть ли вам что сказать, но и есть ли это кому услышать. Вот я и слушаю. А, кстати. Я ж могу это всё спеть для вас.
Безответный друг мой, Одальфонцио!  Вот  уже около тринадцати с половиной  часов за вашей шторой не колышется ни шуршания, ни свечения мысли. Вы не отвечаете на звонки и не подходите к двери, что бы посмотреть в глазок на проверяющих газовое хозяйство.
Если вы умерли, срочно сообщите об этом по телефону… Я вот только не знаю по какому. Раньше были   простые номера: 01, 02, 03, а теперь  всё поменяли зачем-то.  Я в растерянности.  Такие простые бытовые проблемы часто заводят  меня в тупик.  Я сочиню по этому поводу стихотворение. Тупики-тупики, вы придумали пыль, вас умеет любить только старый костыль. Ну а я полюбил светотень за углом, нет иного пути,  я пойду напролом.  Ну, короче,  что-нибудь в таком духе. А вы узнавайте скорее по какому телефону звонить. Сделайте уже наконец хоть что-нибудь!

*****
никто не знает что он знает.  ведь дело не в себе. а в том, что небо небу не небо. пока ты спал всех накрыл эпоксидный клей. Схватывает намертво. помнишь сколопендру в капельке янтаря? Далеко это, далеко.  Руками не ухватишь, прочно порвано. пукают и смеются.
будет  потепление среди неизбежного мрака. Там кустики, а за ними местный кал. иди за мной когда потушат свет.
Люди доброй воли встретят нас вовремя. И насовсем.
А если не встретят, если там никого нет, считай, что и нас не было.
 

*****
Чалый и Бордадымов – два короля брата. Один ел махорку кленовую, другой ел махорку сосновую. Один пил только еловый квас, другой и кирпичным не брезговал.  И пошли они сразу вместе на британскую войну. Долго ходили, медленно. Вышли, наконец, к озеру-океану. Выпили воду и говорят: почему в океане-озере горит солнце? Надо выключить. И стали искать выключатель. Нашли в самом дальнем кармане, и поэтому выключать уже было лень. Поехали дальше, в соколиную пустошь. Глупо там и смешно. Стали писать роман, но карандаши быстро кончились. Поэтому отписались беспроволочным телеграфом: «гыгынгны -гыгынгны, поём и пляшем без парток, пальцы на вёсла ровно ложатся, клоповня  ловко шастает по яркому месту. Хрустят ненавистные  косточки, подтираемся бархатом .  Клок вам мышиной перхоти »  Когда пришёл Всесобакин, они уже  переслали  все свои слова, и на вопрос «в чём же, собственно,  смысл бытия», не смогли ничего ответить. Слова закончились. Только мычали, крякали и шелудили берёзовыми саблями по соколиной пустоши. Видимо объявляли, что они теперь победители.

******
Непрерывный друг мой, Одальфонцио! Об одном я тебя прошу, как друга и как соратника по неравной борьбе с неумолимым зефиром буден.
Не будь законченным.
Ты можешь улыбаться себе в разбитое зеркало, ты можешь опаздывать на перекличку опоздавших жить, но только не пиши в свидетельстве о смерти – законченный.   
Когда ты с остервенением режешь тупыми ножницами   фиолетовую скатерть в личных апартаментах, никто тебе  и слова не скажет, если ты не законченный. Когда ты подожжёшь занавески на кухне у  случайных знакомых, все посчитают это мелкой шалостью метущегося в поисках истины таланта, но только если ты не будешь законченным по факту и по существу.
Когда потолок будет медленно, но неуклонно обваливаться тебе на голову,  и ты начнёшь метаться в запертой комнате - не заканчивайся всё равно, беги через стены наоборот. Да запомни ты уже, наконец, главное – не будь законченным даже во сне, ведь те, кому надо, это всё равно заметят.
Они застигнут тебя врасплох, голым и безоружным,  ты успеешь только удивлённо  открыть рот, а  туда уже залетит птичка. Не будь законченным! Ни гением, ни подлецом, ни молодцом, ни говнецом. Ну и, конечно, не будь законченной посредственностью. Все эти вакансии давно заняты. И не упивайся собой, думая, что уже пора допивать, а концы сами собой шлёпнутся в дикую воду.
Напоследок  не напьёшься, а конец не вернёшь по закону о защите прав потребителей жизни.
И не выходи из тайной комнаты до особого знака.
Тебе дадут знак, и ты поплывёшь тихой лодочкой. 
Куда надо поплывёшь тихой лодочкой до самого главного шкафа с подарками.
А в лютую зимнюю полночь ты можешь быть синим, красным, даже голубым, хотя по этому поводу ещё идут дебаты.
Но законченным  – никогда. Иначе на могильной плите нельзя будет написать ничего кроме "Умер от безответной любви к себе"