***

Всем привет!
Это Степаныч!
Продолжаем нашу семейную сагу...

16. ТОЛЯН

       Всё лето до самой осени Аллу в деревни не видели, лишь к осени, когда похолодало, приехала Алла с вечерней электричкой, чтобы никто не видел, проскочила к матери, а наутро опять же с ранней электричкой смоталась. Что и как у них там было, о чем говорили с матерью, Толян узнал от самой тёщи. Пришла она вечерком, привела Ромку и молча присела на табуретку.
      Толян вопросительно посмотрел на неё. Переговорено было вроде всё, и переливать из пустого в порожнее ему не хотелось, тем более сегодня он был не в духе: Инулька двойку принесла, предстояло разбираться, а тут ещё эта. Разговор начала теща:
– Толя, а Ромка сегодня опять про мать спрашивал.
– Ну и что ты ему рассказала про свою ненаглядную, небось расписала, какая она у него хорошая да красивая, – и Толян криво усмехнулся.
– Нет, ничего я ему не сказала, сказала только, что она работает и не может к нему приехать пока, – лицо у тёщи сморщилось и она заплакала. – Была она у меня вчера, ночью приехала и с ранней электричкой укатила.
– Что?! – Толян вскочил, затем сел снова, опять вскочил. – И с какими же такими новостями она к тебе прикатила? Небось прогулялась, промоталась, а теперь мама прости и прими!
– Нет, Толя, она тебя боится, но говорит, если бы позвал, то вернулась бы, по детям скучает.
– Ах, мать вашу, всё лето моталась где-то, с кем-то, а теперь Толюня принимай овцу заблудшую, так что ли? Нагулялась, намоталась! По детям она соскучилась, твою мать! А она про них думала, когда под чужого мужика ложилась, про детей-то, а? Да я ее близко к ним не подпущу! Нет у них матери, так и передай! И еще передай, на глаза мне пусть лучше не попадается, изувечу, чтоб никому не досталась!
     Теща вскочила с табуретки, закрестилась сама и Толяна перекрестила:
– Толя, милый, прости ты её за ради Бога, уж если не примешь, то отпусти её с Богом и разведись, коль не нужна больше, а деток дай повидаться!
– Во!!! Видела? – Толян поднёс кулак с фигой к ее носу. – Никаких разводов она не получит, ишь, умняга, видать научил очередной, – и он грязно выругался.  – Я вам, мать вашу, дам развод! Делиться собрались. Воооо!!! Сказал ничего не получит, и всё! Так и передай, и не дай Бог с детьми сведёшь, не погляжу что тёща! Во!!! – и опять кулаком сунул под нос, – поняла?!
     Тёща выскочила за дверь с воплями, а Толян нервно закурил и долго ходил по комнате, успокаиваясь. Ребятишки выглядывали из зала, испуганные и встревоженные приходом бабы Нюки. Наконец Инулька осмелившись спросила:
– Папа, а что правда мама приезжала к бабе Нюке? – и показала на дверь, куда только что выскочила тёща.
– Запомни, дочурка, нет у вас мамки, нету! Умерла, пропала, уехала! Она же вас бросила! НЕТУ! ЗАПОМНИ, НЕТУ У ВАС ЕЁ! НЕТУ!
           Ребятишки испуганно заплакали. Он обнял их, прижал к себе и долго успокаивал. После этого приезда долго ещё никто Аллу не видел. Может, и приезжала к матери, но глаза не мозолили никому. Опять пошли слухи, что видели где-то, с кем-то.
       Всю зиму Толяну никто и ничего не напоминало о ней. Он работал, ходил в школу на родительские собрания к Инульке. Все, какие фото были у него с Алчой, хотел порвать, но мать успела спрятать. Как бы трудно не приходилось, он не ныл. Пахал, чтобы дети были не хуже других, обуты и одеты. А по дому мать помогала.
     Прошло года два, Ромка уже во второй класс пошёл, Инна в пятый. О матери вспоминали всё реже. Да и как вспоминать, если они её не видели давно. Однажды летом прикатила Алча снова к матери, да не одна а с ребенком. Оставила на время девочку, годик всего ей было, а сама снова укатила. Передали об этом Толяну, но он только заматерился и сплюнул.
     А годы шли, ребятишки росли, Инулька уже и школу последний год заканчивает. Но только всё чаще и чаще остаётся ночевать у тёщи. Толяну бы задуматься, но всё некогда, дела и дела. А Ромка курить уже пробовать начал, в школе сказали на собрании. Уши натрепал, чуть не оторвал совсем, но что поделаешь, один, везде один, не поспеешь сразу везде. Да и про Инульку поговаривать начали нехорошо. Как тут не задуматься, а голова-то опять же одна.
    Стал Толян думки свои и заботы всё чаще в стакане топить! Мать только горестно вздыхала, а что она могла поделать, когда самой за семьдесят. Оставалось только плакать и молиться за сына и его детей. Пробовали несколько раз сводить Толяна с другими женщинами, но только не мог он забыть ту первую, единственную, красавицу Алчу, ни в какое сравнение они не шли с ней. Сердце его по-прежнему принадлежало ей, хотя уже такой вот, но...
       Мне кажется, будь она понастырней и пришла сама, и в ноги ему упала бы, то простил бы, пусть даже и побил бы снова. На всю жизнь она у него так и осталась одна в сердце. Однолюб, вот как это зовётся в народе.
    А жизнь продолжалась, Инулька заканчивала школу, и нужно было думать, что же дальше, куда то пристраивать! И снова от дум голова раскалывалась, а выпьешь и вроде полегчало, да и друзья появились у Толяна, собутыльники...

Лариса Денисенко (Сычева)
Душа плачет за всех…
Эх, Жизнь... Спасибо! Больно читать и в душу принимать такое!

Елена Тюняева
Судьба человека... у каждого своя!

Александр Виноградов
Вот не слушались меня, а зря! Опять скажете, Алча виновата во всём? Да уж, конечно! Вот смотрите, сколько Толян бед нанёс: у друга отбил девчонку, раньше времени обрюхатил, даже не дал школу окончить, куда смотрел, а ведь старше, после армии, детей матери лишил, да ещё сам к бутылке прикладываться стал! Ох, Степаныч и напридумывал! В жизни такого уж точно не могло быть! И ещё думаю, а с чего повесть Десантурой называется? Я было надеялся, что это современный российский боевик, сейчас, думал, Толян с женой разберётся и примется Родину-матушку защищать. Ничего военного в его жизни не нашёл в повести, только представил, как жену свою, как учили в армии, теперь сандалил сапогами. Самое главное, и Алча не против забрать детей, и даже третьего подкинула, а Толян всё не успокаивается, всё пьёт и пьёт! Не нагуляется никак! Остановись, Степаныч, дай им хоть пожить спокойно! Вот как в жизни бывает: оступилась жена или муж, ну шваркнет вторая половина по морде или скалкой, и дальше живут. А тут страсти-мордасти прямо мексиканские!