Книга для детей и взрослых. семейное чтение. тален

Ригина Наталья Александровна
Дата рождения: 17 ноября 1963г
Образование: средне-техническое
Жанр: детская литература.


Книга для детей и взрослых.
 Семейное чтение
;
Введение
Рукопись в трех книгах прослеживает, отображает жизнь семьи в трех поколениях.
Первая книга – самобытная жизнь дореволюционной деревни. Название «Таленька». Так в детстве звали старейшину семьи бабу Наташу. Читателя заинтересует детство Таленьки, быт семьи того времени, утварь, народный фольклор: сказки, песни, прибаутки.
Вторая книга рукописи называется «Наташа. Детство». В ней повествуется о детстве внучки Таленьки (теперь уже бабы Наташи). Это детские приключения, заботы, переживания, игрушки, дворовые игры, веселые истории из жизни Наташи и ее маленькой сестры Тани.
Третья книга – называется «Наташа. Рассказы мамы. Отрочество. Поселок Петра-Дубрава». В ней повествуется о приключениях подросшей Наташи, о жизни ее мамы. О первой любви Наташи, о переезде в Петра-Дубраву. Новых друзьях и новых впечатлениях.
Увлекательная, с искрометным юмором, книга. Начиная читать которую, читатель заинтересуется – а что дальше? Захочется не отрываясь прочесть ее до конца.

 
Андреевы
 


Бабка Варвара

Михаил
(отец) Муж и жена Екатерина
(мать)

дети
Филипп
(сын) Павел
(сын) Алена
(дочь) Евдокия
(дочь) Наталья (Таленька)
 (дочь)
;
КНИГА 1
Глава 1
В которой читатель познакомится с истоками. Начало генологического дерева.

В глухой, затерянной в лесах деревушке Шиловка Зубровского района проживала семья Андреевых. Поселение было небольшое, дворов сорок. На возвышении, на небольшом пригорке над селом стояла церковь. За селом погост. Травы стояли – нога утопала, как в пуховой перине. За околицей росла вековая береза, в четыре обхвата взрослого человека в стволе. Дом Михаила Андреева был третий с краю. Сирень возле дома густо цвела и одурманивала своими ароматами. Жена Михаила Екатерина была беременная очередным ребенком. Всего в семье было пятеро детей. Сыновья Филипп и Павел (по уличному – Филя и Паня) и дочери: Алена, Евдокия и Наталья (Душка, Таленька). Отец (тятя) росту был среднего, с карими глазами. Волос черный, кудрявый, вился с кольца. Лицом был смуглый, загорелый из-за постоянной работы в полях. Мать Екатерина была светлокожая с серо-голубыми глазами, с темными прямыми волосами. Из детей тятин кудрявый волос унаследовал только Павел. Семья жила дружно, пока не приключилась беда. Взбрела Екатерине блажь в голову – ехать в соседнее село на свадьбу к своим родственникам. Подвернулась оказия как на грех. Мужик ехал на лошади в ту же деревню, в телеге нагружены были у него большие корзины, которые с кладью, какие пустые. Напросилась к нему Екатерина. И вот с попутной лошадью среди больших корзин в телеге отправилась в дальнюю дорогу. Зачем она на свою беду поехала в своем положении, что была за необходимость?! Дорога была не наезженная, травная, вся в буграх да кочках. Телегу так немилосердно трясло, всю душу из путницы вытрясло и все бока отшибло об эти корзины. Растрясло Екатерину, и она покинула этот мир, осиротив пятерых малых детишек, младшей Таленьке было всего два годика отроду.


 

;
Глава 2.
Бабка Варвара. Жизненный уклад (обиход)
Победовал – победовал Михаил без жены, помаялся с малыми ребятками. Из помощниц одна только старая бабка Варвара. И вздумал было жениться. Привел в дом вдову с четырьмя детьми. Но ребятишки как начали драться. И он навсегда оставил эту затею. Так и зажили они Михаил (тятя), старая бабка Варвара (бабаня), да дети малые. Было у них хозяйство. В хлеву мычала корова Звездочка, в будке во дворе сторожила дом собака Жучка рыжей масти. А корова – кормилица была черной, а на лбу белое пятно. Поэтому она и получила свое имя Звездочка. Трехцветная кошка Мурка (по приметам – счастье приносит) была отличная мышеловка. В курятнике на насесте сидели десяток куриц. По курятнику разгуливал красавец петух, отливая красным (бардовым больше) и зеленым оперением. Был он забияка и драчун, налетал на маленькую Таленьку, по двору нельзя было пройти. К Таленьке приходил на помощь братка Паня. Он отгонял петуха хворостиной.
Бабка Варвара была маленькая, сухонькая, вся седая. Вставала она чуть свет, ставила квашню печь хлеба, шла кормила кур. Тятя доил корову и выгонял ее в деревенское стадо, потом уходил на работу. Жучка увязывалась за ним. Пастуха нанимало каждый год обчество. От каждого двора по очереди утром собирали пастуху сумку – обед. Кто что: яйца, сало, хлеб, кусок пирога, молока бутыль. Управившись с курами, бабаня шла кормить цыплят. В корзине в сарае сидела наседка на яйцах. Чуть подросших цыплят помещали в самодельный домик. Домик был без дна и ставился прямо на густую траву. Цыплят бабка Варя прикармливала. Она сыпала им понемногу сваренный в крутую желток, творожок и рубленную крапиву, чтобы не болели и быстрее росли. Потом бабаня ведро молока, что надоил тятя, процеживала через рядно и сплескивала немного молока кошке в миску., которая стояла возле сарая. Через двор тянулась веревка сушить белье. На заборе на плетне висел половик и сушились надетые на частоколе горшки из-под молока (прокалить на солнышке). Белье стирали сделанным из золы мыльным раствором. Затем белье складывали в таз и несли на речку полоскать на специально сделанном для этого мостике. Хорошо прополоскав в чистой речной воде – раскидывали, то есть развешивали во дворе на веревках свободно, во всю ширину. На солнышке, да чуть ветерок белье сохло моментально. Гладили на скалке (большой гладкой палке). На нее накручивали белье и катали по столу. Чистое белье пахло солнцем и душистой травой, а зимой – морозной свежестью. Покормив цыплят, бабка Варвара пекла хлеба, пироги, ватрушки и пышки. Тесто на хлеб она месила на воде, а на пироги добавляла сдобы и масла. Хлеба выходил у нее высокие,   не вытащишь из печки. Пекли из ржаной муки, редко по праздникам – из пшеничной. Мясо ели только в мясоед. Чугуны стояли большие и поменьше. В чугунах варили щи из овощей, кашу пшеничную, гороховую, похлебку. Мелко растирали тесто в крошку, чуть подсушивали и запускали в молоко, присаливали. Называлось это затируха. Картошку в молоке готовили. Она в русской печи до того утомиться, сверху аж розовая. Пельмени лепили с сырой картошкой. Тесто скалкой раскатывали, картошку резали кубиками, лук. Тесто делали, вытягивали колбаской, которую разрезали на кусочки. Из кусочков катали кружочки. В каждый кружочек клалась картошка с луком и кусочек масла (начинка конечно присаливалась) и пельмешек в форме полумесяца заплетался по краю. Пироги пекли с картошкой, свеклой, морковкой,  с лесной ягодой. Тюрю ели с молоком. Где – то в январе, когда Звездочка переставала доиться, (в феврале она уже должна была отелиться) молока не было. Нарезали тесто на самодельную лапшу. Кто не слушался, баловался за столом – тому ложкой по лбу. Ели за столом все из одной большой чашки деревянными ложками.


 
;
Глава 3.
Детство
Время шло, дети подрастали, стали немного помогать по хозяйству. В огороде сажать, полоть. Поливать картошку, редьку, свеклу, горох, морковь, репу. Раз как то все уехали со двора по делам, а шестилетнего Филю оставили дома. Огурцы только взошли по третьему листку. Куры клевали молодые всходы. И Филю оставили караулить огород, отгонять кур. Приезжают, а он сидит на крыльце плачет. «Чего ты плачешь?» - спрашивают. «Замучали эти куры, их не отгонишь» - говорит. И показывает на шапку ушанку, что лежит у него на коленях. А в шапке все ростки огурцов! « Я уж вот все собрал от них, спрятал, караулю». И смех и грех! Подергал все огурцы и в шапку склал, сберег, называется, помощник.
Субботний день выдался погожий, солнечный. Тятя был дома, выходной. Во дворе кипела работа. Тятя накидал навоза, соломы и веселая босоногая ребятня месила ногами навоз с соломой, обмазывать, утеплять и укреплять на зиму коровник и курятник. Сестрица Аленка ходила за водой к деревенскому колодцу. Несла она два ведра полные воды на коромысле. Была Аленушка красавицей. Выросла как березка белая стройная. Она была старшей и всех миловиднее из сестер. Тут ее и заприметил колхозный счетовод и бухгалтер Андрей, приглянулась она ему. Дуняша убиралась в избе, Таленька толкалась тут же. Стол и полы были некрашеные деревянные. Их мыли дресвой и скоблили ножом. Посуду чистили песком. Песок сельчане брали в овраге за деревней. Там же брали и голубую глину. Из глины лепили горшки и плошки на гончарном кругу. Потом закаляли их в печи. Расписывали их кто как мог. Нарядная посуда была для праздников. Для повседневного пользования шла посуда попроще. Так же в деревне били баклуши, то есть делали заготовки для ложек. Затем их обрабатывали: вырезали и шлифовали на чистовую. Ложки были круглые большие. Вся ложка в рот не лезла маленькой Таленьке. И тятя, специально для нее, вырезал ложку поменьше. Братья помогали чистить навоз в коровнике и курятнике, мели двор. Навоз складывали в кучу, чтоб осенью под снег разбросать по огороду, для того чтобы земля была хорошая, урожайная. Также заготавливали с тятей дрова на зиму. Учились колуном разбивать чурбаки на полено. Дети складывали дрова в поленницу под навес. Учились братья у тяти и плотницкому делу. Выстругать ли из молодых стволов черенки для лопат, что-то отпилить, прибить, ко всему надо было руки приложить. Крышу подлатать приходилось. Сараи, дворовые постройки, заборы нужно постоянно ремонтировать, подновлять. Было у кого поучиться.
Вечерело. Пастух гнал деревенское стадо коров домой. Коровы уже знали дорогу и сами поворачивали в свои ворота. Хозяева разбирали скотину по своим домам. А Звездочка блудня была. Так и норовила проскочить мимо своего двора на зады в репьи и продолжать щипать траву. Ребятишки караулили ее и с двух сторон загоняли хворостиной в калду, где бабка Варвара припасла ей уже теплое варево в ведре. Привязав хвост к ноге (чтобы Звездочка не мотала им, и не попал мусор в молоко) бабка Варя мыла ей вымя, обтирала чистой  тряпицей вымя и руки и начинала доить. Дуняша увязалась за ней в хлев, стояла рядом смотрела. «Бабаня, дай подоить» - попросила Дуня. « Ну иди, попробуй» - разрешила бабка Варя. Дуня повязала платок бабки варвары, передник, чтоб обмануть бдительность Звездочки, та была привереда, не всякого к себе подпускала. Душка стала доить, сначала неловко тянуть соски, потом смелее. Надоила она почти половину ведра молока. А озорница Звездочка как даст ногой по ведру. Опрокинула ведро и разлила почти все молоко. Душка от неожиданности кувыркнулась и слетела со скамеечки, на которой сидела доила. Вот реву то было. Потом уже бабаня научила ее зажимать ведро между колен при дойке. Бабка Варвара подняла ведро, додоила корову, хорошенько до конца сцедив молоко из сосков. Звездочка молока давала ведро, была «ведерница».
Летний день долог. Но дела все старались сделать засветло. Сели ужинать. Картошки наварили, нарезали в чашку картошку, лук. Баб Варя принесла постное масло сдобрить картошку, экономя, лила тонкой струйкой. Филя подкрался и подтолкнул ее под локоть. Бабка сплеснула в картошку хорошую порцию масла. « Ах ты пострелёнок!» масло было свежее, душистое, пахло семечками. Сладко поели.
Напачкались дети в навозе днем. Затеялись перемыть ребятишек. Печь была хорошо протоплена.  Остыла, чтобы было терпимо, выстлали внутри соломой. По двое отравляли туда ребятишек, чтобы они хорошенько пропарились. Затем мыли ребят в корыте, терли мочалкой до характерного скрипа чистой кожи. Голову мыли щелоком. Ополаскивали чистой водой : « С гуся вода, с ребят худоба». Затем детей обтирали, одевали чистые рубахи и отправляли с бабке Варе на русскую печь. А баба Варя была мастерица сказки рассказывать. Книг не было и сказки из уст в уста передавались детям от взрослых.
 

 ;
Глава 4
Сказки, небылицы
Дети на печке было устроили веселую возню. Вдруг в углу за печкой завозилось что-то. Дети притихли. «Это домовой» - говорит бабка Варвара. Вот так как расшумится сильно, спросить можно: «К добру или к худу?». С ним шутить нельзя. Может и задушить. В лес тоже по одному не ходите, только все вместе. Да друг от друга не отставайте. А то леший запутает пути дороги, заплутаете. А на дальней опушке леса стоит домик, избушка на курьих ножках. Там живет баба Яга костяная нога, ловит непослушных детей, в печке сжарит и съест. Ребятишки присмирели.
-  Бабаня, расскажи сказку про Жучку
- Ну слушайте.
***
«Жили были дед да баба. У старухи была своя дочь, у старика своя. Старуха старикову дочь Машу невзлюбила. «Видеть ее не могу. Свези ее в лес, в лесную заимку (домик в лесу)». Делать нечего. Насыпали Маше пшена в мешочек, маслица дали немного, соли, чугунок, чашку, ложку, кружку. Старик запряг лошадь и увез Машу в лес и оставил в домике. Принесла Маша воды из ручья, наварила в чугуне каши с маслом. Села обедать. Вдруг, откуда не возьмись, мышка прибежала. «Маша, дай мне кашки на красненькой ложке». Маша набрала полную ложку каши и дала мышке. Та поела и сказала: «Спасибо Маша, я тебе еще пригожусь». И юркнула в норку. А в домике том жил здоровенный медведь. Вернулся он домой и увидел Машу. «Давай в жмурки играть» - говорит медведь. «Если я тебя поймаю, то съем, а не поймаю – богато награжу. Завязывай мне глаза платком». Маша завязала медведю глаза, а в руки он ей дал колокольчик. Тут откуда не возьмись мышка прибежала и шепчет Маше: «привяжи Маша колокольчик мне на хвостик, а сама спрячься». Маша так и сделала. Мышка бегает, колокольчик звенит. Так медведь никого и не поймал, только все углы посшибал. Делать нечего. Уговор дороже денег. Нарядил он Машу в новый платок, в новый сарафан, подарил сундук всякого добра. Долго ли время прошло или коротко, зовет старика старуха. «Иди, поезжай за Машей». А сама блины печет. А Жучка лает, приговаривает: «Тяф, тяф, тявовок. Старик дочку везет. Разряженную, разукрашенную». Старуха кинула ей блин. «Скажи: Тяф, тяф, тявовок. Старик мосолики везет». Жучка съела блин и говорит: «Тяф, тяф, тявовок. Старик дочку везет. Разряженную, разукрашенную». «Тьфу! Бестолковая! Пошла вон!». Открыла дверь, вытолкала Жучку. А тут глядь, лошадь едет. А в телеге Маша сидит нарядная и сундук добра везет. Старуха вздурилась. «Вези мою дочку в лес»».
Таленька давно уже спала. Малышей тоже смаривал сон, намаялись за день. Они старательно таращили глазами и «клевали носом», позевали. На печке пахло сушеной лечебной травой, теплые кирпичи приятно пригревали спину.
«Запряг дед лошадь, собрали старухиной дочке мешочек с провиантом и отвез он ее в лес. Оставил в том же домике. Наварила она каши. А тут, откуда не возьмись, мышка прибежала и говорит: «Девица, дай мне кашки на красненькой ложечке». «Уходи, самой мало» - отвечала та. Ту вернулся медведь домой. «Давай в прятки играть. Не поймаю – щедро награжу, а поймаю - съем». И дал ей колокольчик в руки. Побежала дочка старухи, колокольчик зазвенел. Медведь ее поймал и съел. А старуха блины печет. Жучка лает: «Тяф, тяф, тявовок. Старик мосолики везет». Старуха кинула ей блин и говорит: «Скажи: старик дочку везет разряженную, разукрашенную». Жучка съела блин и говорит: «Тяф, тяф, тяволок. Старик мосолики везет». «Тьфу! Бестолковая! Пошла вон!». Открыла дверь, вытолкала Жучку во двор. Смотрит, старик во двор заехал. Привез одни мосолики».
Дети давно уже спали.
Проши годы, Таленька сама стала бабушкой, рассказывала эти сказки своим внукам. А внуки своим детям и внучатам. Этих сказок и присказок вы не найдете ни в одной книжке. Это жемчужины народного фольклора. Передавались из уст в уста.



  ;
Глава 5
Сказки, прибаутки бабки Варвары и тяти Михайлы
Пришла зима снежная, морозная. На улице разыгралась метель, свету белого не видать. В горнице все пристроились со своим делом. Бабка Варвара приладив, привязав на досочку кудель, сидела пряла тонкую, ровную, шерстяную нить и только жужжало веретено, наматывая нитку. Тятя подшивал дратвой валенки. Тятя рассказывал: «Это сейчас мы живем сами по себе хозяева, а раньше сладко ели только господа. Сладки гусиные лапки». «А ты-то их едал»? «Да я то не едал, мой дядька видал, как барин едал». Алена принесла в кринке взвару ягодного попить. Тятя смеется: «Мы вот взвар пьем, а господа чай пили. Вот что дед мне сказывал, расскажу и вам».
***
«Раз принес мне барин чаю и велел его сварить. А я отроду не знаю как проклятый чай варить. Взял я пачку чая в руки и всю высыпал в горшок. Положил я перцу, луку и петрушки корешок. Чай мой вышел объеденье, но немного горчил. И тогда я догадался – сверху маслица подлил. Долго-долго я все думал: «За что же барин меня бил?» И потом догадался. Посолить еще забыл!» С этих пор и появилась поговорка: «Где уж нам дуракам чай пить».
Ребятишки затеяли игру в прятки. Встали в кружок и завели считалочку: «Пельмешки-другешки, летали голубешки по Волге реке, по той стороне. Там сушки, орешки, медок, сахарок – поди вон королек». Постепенно один за другим выбывали из круга. Кто останется последний, тот и мается. Таленька играть не стала, подошла, стала ластиться к отцу. Михаил закончил валенки, поставил нога на ногу. На вытянутую ногу посадил меньшуху, стал качать, приговаривать: «Уж ты курица ряба, перешиблена нога. Уж и кто перешиб? Алыган пестом, алыганиха шестом. Куда курица ушла? В конопли. Конопли трещат, воробьи пищат, собачки залаяли на Взгорьевской, медведь заревел на Егорьевской. Затопали кони у холопа во дворе. А холоп то выходил с барского двора. Стукнули доски, поехали в Москву, а в Москве то не по-нашему живут, караваюшки пекут ». совсем смеркалось. Зажгли жировик (в горшке налито постное масло и тряпица притоплена в виде жгута. Конец жгута высовывался торчком и поджигался). Вот тебе и коптилка. Тятя налил в чашку воды, посолил, накрошил хлеба, зовет: «Ребята, айдате есть мурцовку». Поужинали чем Бог послал.      
А вьюга завывает. Метель кидает в окна охапки снежинок. Легли рано. Бабаня сказку сказывает про неслушника: «Жила-была мама. И было у нее много ребятишек. Все дети послушные, а один – неслушник». Мама говорит: «Дети, вставайте!». Все дети встают, а неслушник говорит: «Не буду я вставать!» Мама говорит : «Дети, умываться». А неслушник говорит: «Не буду я умываться!» Мама говорит: «Дети, кашу кушать». Все дети бегут, припасают чашки, ложки. А неслушник говорит: «Не буду я кашу кушать». «Ну и не кушай, – говорит мама – а после каши будут сказки». А неслушника взяла за руку и выкинула за дверь. Сидит неслушник в коридоре, плачет. Бежит мышка :
- Пи, пи, пи.
- Мышка, ты куда бежишь?
- Пи, пи, пи. Сказки слушать
- А мне придешь расскажешь?
- Пи, пи, пи. Расскажу.
А сама села под диван, заслушалась и забыла про неслушника. Летит муха:
- Жу, жу, жу…
- Мушенька, ты куда летишь?
- Жу, жу, сказки слушать.
- А мне прилетишь расскажешь?
- Жу, жу, расскажу.
А сама села маме на плечо, заслушалась и забыла про неслушника. Сидел, сидел неслушник в коридоре – замерз. А мама много сказок знала: и про моря, и про морозы, и отчего бывают грозы. Неслушник и давай дверь корябать: коряб, коряб. «Кто там? – говорит мама». «Это я неслушник. Пусти меня дорогая мамочка. Я теперь всегда буду слушаться!» «Ну что ж, заходи!» - говорит мама. И с тех пор неслушник стал самым послушным мальчиком.
«Бабаня, расскажи про корову-озорницу» - просят дети.
***
«Жили-были дед да баба. И было у них стадо коров. Все коровы были хорошие, а одна озорница. Дед говорит: «Бабка, завтра пойдешь коровушек пасти». Ну что же, рано утром бабка взяла котомочку, положила туда краюшку хлеба, бутылочку молока, взяла кнутик и пошла. Уж она коровушек пасла, пасла и по лугам, и по долам. И травку они у ней ели , и водицу ключевую пили. Ну что же, дело к вечеру, солнце клонится к закату, погнала бабка коровушек домой. А дед вышел на завалинку и спрашивает: «Уж вы коровушки, уж вы матушки, уж вы сыты ли, уж вы питы ли?» А корова озорница идет вперед, головой трясет, глазами хлопает, ногами топает: «Мы не сыты, мы не питы. По лугам мы не ходили, травушку мы не едали, а воды и в глаз не видали!» рассердился дед на бабку: «Ну никому ничего доверить нельзя. Придется все самому делать. Завтра сам пойду коровушек пасти».  Ну что же, рано утром дедушка взял котомочку с краюшкой хлеба, бутылочкой молока. Взял кнутик и пошел. Уж он коровушек пас, пас. И по лугам, и по долам. И травку они у него ели, и водицу ключевую пили. Ну что же, дело к вечеру, солнце клонится к закату. Погнал дед стадо коровушек домой. А сам забежал вперед, вышел на завалинку и спрашивает:  «Уж вы коровушки сыты ли, уж вы матушки питы ли?» А корова озорница идет вперед, головой трясет, глазами хлопает, ногами топает: «Мы не сыты, мы не питы. Мы по горкам не бродили, по лугам мы  не ходили, травушку мы не едали, а воды и в глаз не видали!». «Ах ты обманщица!, - говорит дед, - вот ужо я тебя зарежу!». И закрыл корову-озорницу в сарае на щеколду. Корова-озорница щеколду выломала и убежала в лес, где ее чуть волки не задрали. Прибежала назад к деду. Винится, кается, прощения просит. Простил дед корову. И стала она смирная и стадо больше не баламутила. Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец».
«Бабаня, спой колыбельные песенки!» - просят дети. «Ну спите, непоседы. Я буду петь, а вы закрывайте глазки и спите». И Мурка тоже лежит на печке жмурится, сказки слушает.
***
… Дарья любит одеваться
Марья любит крепко спать
Окулина молодая
Любит ложкой щи хлебать
***
- Уж ты котенька коток,
Котя серенький хвосток,
Приходи ты ночевать,
Наших детушек качать
Уж как я тебе коту
За работу заплачу
Дам кусочек пирога,
Да кувшинчик молока.
Шубку новую куплю
Да сапожки закажу.
***
Вечер был, сверкали звезды
На дворе мороз трещал.
Шел по улице малютка,
Посинел и весь дрожал.
Кто накормит, обогреет,
Боже, бедну сироту?
Шла старушка той дорожкой
Услыхала сироту.
Приютила, обогрела
И поесть дала ему.
Уложила спать в постельку
Спи спокойно мальчик мой.
***
По синему-синему морю, купаясь в соленых волнах,
Летит будто лебедь крылатый
Корабль на всех парусах.
А синие-синие волны
Грядами бегут и шумят.
***
Ой качи, ой качи
Прилетели к нам грачи.
Прилетели, поглядели, на ворота наши сели.
А ворота скрип- скрип
Пусть наша детка спит-спит.
***
Баю,баю, баиньки,
Купил деткам валенки.
Будут детушки ходить,
Будут валенки носить.
***
Шел татарин из больницы
Нашел новы рукавицы.
Думал, думал куды деть?
Лучше на руки надеть.
***
Люли, люли, люленьки,
Прилетели гуленьки.
Стали гули ворковать
Тужить, плакать, горевать.
Перва гуля говорит:
«Чем нам детушек кормить?»
А вторая говорит:
«Будем кашку варить».
Третья гуля говорит:
«Молочком будем поить».

А на утро встали, все белым-бело. За ночь снега намело по самую крышу. Ни окон, ни дверей, все завалило. Тятя с ребятами спускались с чердака, откапывали дверь. Лопаты совковые, снег откапывать, стояли припасенные в углу, на чердаке. Откопали, открыли двери -  ребята гурьбой высыпали на улицу. После вчерашней вьюги было удивительно тихо и тепло. Слышно только как соседи тоже убирают снег.  Снег искрился на солнце не тронутой белизной. Тятя сделал детям загодя ледянку. Корзинку большую лепили из навоза, обливали водой, замораживали и на ней лихо неслись с горки. Подхватив ледянку за веревку, дети помчались кататься на горку. Жучка понеслась за ними. Ребята вдоволь на барахтались в пушистом, свежем, белом снегу. И Жучка с ними вся в снегу, один черный нос торчит.

 
;

Глава 6
Церковь, праздники, весна
 
Как только Таленька стала побольше, ее стали брать в церковь с собой. Батюшка прихожанам читал главы из священного писания. Про то как сын Адама и Евы Каин убил своего брата Авеля, Иуда продал Христа за тридцать серебряников. Школы в Шиловке не было. Детей грамоте никто не учил, не умели они ни читать, ни писать. И Таленька жадно впитывала в себя строки из священного писания, запоминая сказания и молитвы на всю жизнь с малых лет. Одевали в церковь самый лучший наряд из того что было. Было приподнятое предпраздничное настроение, вступаем в Храм господний, на душе легко и светло становилось. Первый зимний праздник Рождество Христово.
***
Рождество твое во Христе боже наш.
Во сияние света разума.
С неба звезда упавшая
И со звездою я ося
Наш бог роди - родился
Отроче младо Пресветлый бог.


***
Богородица Дева радуется
Благодатная Господь с тобой
Благословенна ты в женах
Благословенен плод чрева твоего.
Яко спаса родила Еси души наши.
Ничего не ели совсем в этот светлый праздник до самого начала ночи, до первой звезды. Читали молитвы. Как зажжётся первая звезда садились за праздничный стол. Курицу варили на рождество, пироги пекли, курник. Затем крещение 19 января.

***
«Во Иордании крещающиеся тебе господи.. » Запасались святой водой. На крещение бывали самые трескучие морозы 40 градусов. Но вот зима отступала, наконец - масленица. После масленицы перед Пасхой самый строгий пост. Убирались к пасхе, избу мыли, отмывали зимнюю копоть. Мыли потолок, стены, окна, заново белили печь. Перед пасхой за неделю вербное воскресенье. Ходили за околицу вербу наламывали. Верба росла по краю оврага, распушила свои почки для светлого праздника. Рано утром в вербное воскресенье бабка Варвара вставала раньше всех, брала пучок вербы/, макала в святую воду, припасенную на крещение, и брызгала сонных ребятишек, слегка касаясь веточками, приговаривая : «Верба хлест, бей до слез, вставай раньше, молись богу до красненьких яичек, до белого молочка». Вода была холодная. Затем с понедельника страстная неделя страсти господни. Мучали, истязали Иисуса Христа, надели терновый венец и распяли, прибив к кресту гвоздями. Вбили гвозди в руки и ноги. Скорбели, молились. В деревне тишина по вечерам, только слышен лай собак, да мычание коров. И вот, наконец, светлое Христово воскресенье. Пол в избе чисто вымыт, настелены домотканые дорожки, пахнет сдобой. Куличи пекли, накрасили яйца. Делать ничего на пасху нельзя, ни боже мой: птица гнезда не вьет, девка косу не плетет. Самый светлый праздник, всем праздникам праздник. Распятый Иисус Христос воскрес и вознесся на небеса, к своему небесному богу-отцу, смертию смерть поправ, приняв мученическую смерть, чтобы искупить грехи наши.
Когда свершилась революция, церковь закрыли. Купол церковный взорвали. Потом в помещении церкви хранили колхозное зерно и муку в мешках. Спустя немало лет церковь открыли в городе Самара. И Наталья Михайловна (Таленька) каждую пасху уезжала в Самару, стоять ночную службу. Приезжала просветленная, тожественная, умиротворенная. Народу приходило полно. Кому не хватило места в церкви, стояли всю ночь в церковной ограде. Ездила до старости, пока хватало силы.
Христов воскресе!
Воистину воскрес!
***
Отче наш, иже еси на небеси
Да светится имя твое
Да придет царствие твое
Да будет воля твоя
Яко на земле и на небеси
Хлеб наш насущный дай нам исть.
И прости нам грехи наши,
Яко и мы отпускаем должникам нашим.
И не введи нас во искушение
И избавь нас от лукавого
***
Спаси и сохрани нас господи
Архангел Рафаил святой.
Не сойди со с нашей стражи, Никола- Угодник защити нас.
Господи, спаси и сохрани от стрелы летящей,
Во тьме приходящей,
Вынь нас из моря дна, спаси нас от сети ловчей,
И от лихих людей, и от напрасной смерти.
Святая дева Мария !
Закрой, защити нас своей святой нетленной ризой.
Надеемся господи на тебя, да не погибнем.
***
Молитва на ночь
Благослови господи на сон грядущий
И огради господи всеми святыми и ангелами
Ангел на окошке,
Христос на порожке,
Твори господи волю свою.
Нужно окрестить себя, окно и порог.
***
Молитва человеку читается вслед
на судьбоносный выход
Благослови Господи раба твоего божьего ( …) в путь дорожку.
Спаси и сохрани его господи
Ангел впереди,
Святой Никола Угодник позади.
Дай ему господи святой добрый путь.
;

Глава 7
День за днем, а за зимой весна, а за весной лето.
    Масленица- это старинный русский языческий праздник весны. Когда еще поклонялись солнцу – Ярило. И блин сам по себе, был символом солнца. Солнце играет, глаза слепит от подтаявшего снега. Сосульки тают на крыше, капают, снег рыхлый, мокрый. Воробьи купаются в лужах. У околицы развернулось гулянье. Гармонь играет. Голосистые девки звонко поют частушки. Тут же балалайка тренькает, пляска идет. Молодежь сделали чучело из соломы, обрядили в сарафан да платок. Это зима.
Вообще народ в деревне не особо общительный. Каждый хозяин живал обособленно своим двором. Парни, девки собирались вместе на гулянье. Ребята были грубоватые, могли и подраться. Но сейчас веселье в разгаре, песни звучат:
«Ах ты зимушка-зима белоснежная была
Белоснежная была, все дорожки замела.
Все дорожки, все пути, не проехать, не пройти».
Подожгли на чучеле зимы сарафан. Солома вспыхнула дружно, факелом огонь взметнулся в небо. Чучело сгорело. Прощай зимушка зима! Здравствуй весна-красна! Дома блины пекут, разговляются. Бабка Варвара напекла гору блинов, несет на стол. Рядом ставит миску сметаны, миску меда. Блины баба Варя хорошо промазала сливочным маслом. В сенях послышался грохот. Упало ведро. Это Мурка мышку поймала. Тятя открыл дверь в сени посмотреть что там, Мурка занесла в зубах придушенную мышку и положила на порог – «Вот, мол, я заработала, дайте и мне сметанки». Бабка Варвара блины допекает, горячие на стол мечет, присказку, смеется, сказывает: «Было у тещеньки семеро зятьков. Семь зятьков, семь голубков. Стала их тещенька блинами угощать, стала их ласковая блинами угощать. Гришке блин, Илюшке блин, Мишке блин, Никишке блин, Дементью блин, Клементью блин, а Ванюшеньке-душеньке с горошком пирожок. Стала их тещенька домой провожать. Стала их ласковая домой провожать. Гришку в шею, Никишку в шею, Илюшку в шею, Дементия в шею, Клементия в шею, а Ванюшеньку-душеньку под спинку кочергой».
Присказок этих и сказок не найдете вы не в одной книжке. Из уст в уста передавались они в семье детям от взрослых. И теперь внуки той маленькой Таленьки и правнуки рассказывают их своим малышам.
Конечно, дети Михайлы Андреева переживали, что у них нет мамы, им не хватало материнской ласки и заботы. И детей своих Таленька растила сама без бабушек. Но им все-таки повезло, что у них была бабушка Варвара.
Прошел март, апрель, снег растаял, наступил май. Травка зазеленела, распустились молодые листочки. Сады зацвели, черемуха, сирень. Аромат цветения дурманит, будоражит, разжигает молодую кровь. Кипят страсти нешуточные. По вечерам далеко раздаются голоса, песни поют:
***
За окном черемуха душистая
Распустила лепестки свои
За рекой знакомый голос слышится,
Да поют всю ночку соловьи.
***
Расцвела под окошком белоснежная вишня
Из-за сопок далеких показалась луна.
Все подружки по парам в тишине разбрелися
Только я в этот вечер засиделась одна.
Вспомни мой ненаглядный, как тебя я любила.
Мне казалось, что счастье – это ты дорогой.
Все, как лучшему другу, я тебе доверяла
Почему же сегодня ты прошел стороной?
***
Сирень цветет. Не плач, придет!
Ох , Коля, грудь больно,
Любила – довольно!

***
Не ругай меня Маланя
Что к тебе я не пришел.
Штаны папины большие,
А свои я не нашел!
 

Сады отцвели. Июнь месяц. Земляника поспела. Собрались деревенские ребятишки гурьбой за земляникой в лес. Земляничная поляна была в дальнем лесу. Идти нужно было довольно далеко, через поле, через луг. Дома детям дали корзины, положили узелки со снедью, что у кого было: хлеб, картошка вареная, кусок пирога, зеленого лука, воды попить. Уходили дети на целый день, с раннего утра. С ними шла старшая девушка. Земляника – ягода мелкая, собирать ее долго и муторно. Дети шли протоптанной дорожкой, а где и по траве, по бездорожью. Солнышко вставало, птицы начинали петь. Вышли по прохладе, солнце поднималось выше, начинало пригревать. От земли шел аромат цветов и свежей травы. Пройдя половину пути, дети сели в траву у дерева, решили перекусить, так как встали рано и не завтракали. Расстелили на траве чистую тряпицу, выложили свои припасы на общий стол. Поели, попили, собрали свои припасы и опять пошли. Старшая девушка, что шла с ними, начала по дороге рассказывать им истории из жития святых. И Таленьке было так благостно, так хорошо. Думала она, что вот так и ходят на бомолье по святым местам. Так бы и идти. И перекусив, на ночь улечься спать в густой траве, а проснувшись все дальше идти, и идти, и идти, слушая священное писание. Пришли дети к месту, где нужно было вступать в лес. Чтобы не пропустить поворот, на ветке дерева была привязана красная тряпица (заметка). Дорожка пошла узкая, полукругом, вокруг небольшого заболоченного озерца, с зеленоватой прозрачной водой, берега которого заросли тиной. Дети пошли по одному, гуськом друг за другом по тропинке. Озерцо издавало странные булькающие, хлюпающие звуки. Из глубины поднимались пузырьки воздуха, лопающиеся на поверхности воды. Кикимора болотная – решили дети и быстрей, почти бегом, постарались уйти прочь из этого, будто заколдованного, чудного, жуткого, места. Поляны еще не видно было земляничной, а запах сладкий и душистый земляники указывал, что они почти дошли. Пришли дети до места, стали собирать землянику: две ягодки в корзину, одну в рот. На поляне ягода была самая сладкая, но мелкая. Ближе к лесу в густой траве ягода была гораздо крупнее, но не такая сладкая. С утра в траве донимали комары. Ребята расползлись по поляне, наполняя свои корзинки. К полудню солнце вошло в зенит, стало так припекать и прижаривать, что невозможно. Детей разморило. Они ушли в тень от деревьев. Сели, доели свои кусочки, передохнули и пошли добирать корзины в высокой густой траве, в тени деревьев по краю леса. Ягода там была крупнее, и корзинки дополнились быстрее. Дети отправились в обратный путь. Солнце уже не так пекло, но корзины были довольно тяжелые. Но ребятам повезло. Мимо проезжал их деревенский мужичок на лошади, запряженной в телегу. Он и подвез их до самого села. Орешник был недалеко от края леса. В эту пору орехи только начали формироваться, и представлял из себя светло-зеленый кокон из листьев. Если раскусить такой орешек, там внутри было молочко. Малина поспевала в июле. Без взрослых дети в малинник не ходили. Находился далеко он, в глубине леса. И медведь любил полакомиться малинкой. Встречаться с косолапым никому не хотелось. Да волки водились стаями. Особенно лютовали зимой. В лесу также можно было встретить зайца, лису, ежика, белку, ящерицу, ужа, а то и змею-гадюку. В августе поспевала ежевика.
;

Глава 8
Заключительная
Начиная с мая месяца, часто были грозы. В селе Шиловка грозы, бывало, проходили с такой силой, что от грохота грома казалось, небо расколется пополам. Молнии грозно сверкали, прорезая черные тучи. Сухая гроза – самая опасная. Поднимался сильный ветер, неся с собой всю пыль и мелкий мусор, образуя завихрения, ослепляя, делая плохую видимость. Потом наконец начинался дождь. Сначала каплями, потом все сильнее-сильнее. И затем дождь шел сплошным потоком, как из ведра.
Как-то раз Таленька с браткой Паней были дома одни. Гроза подходила к концу и они открыли окно. Потянуло свежестью и дурманящим запахам мокрой сирени. Таленька и братка Паня стояли в горнице и тут в, открытое окно, влетел огненный шар (шаровая молния). Шар весь сверкал и потрескивал. Братка Паня сделал непроизвольный легкий взмах рукой, шар плавно передвинулся в этом же направлении. «Таленька! Замри!» - приказал он сестре. Они замерли и стояли чуть дыша. Шар повисел-повисел, стукнулся об пол и рассыпался. Запахло гарью и на этом месте образовалось черное опалённое пятно на полу. Другой раз шаровую молнию видели во дворе. Огненный шар плавно плыл в проулок, так же завис, грянулся об землю и рассыпался. А раз Таленька шла в поле одна. Небо было чистое и ясное. Только закрывало солнышко небольшая тучка. И перед Таленькой за несколько шагов как даст из этой крошечной тучки молния в землю. Таленька испугалась, припала к земле, закрыв голову руками. Потом опомнилась, вскочила на ноги и припустилась бежать домой, не разбирая дороги. Всю жизнь потом Наталья (Таленька) очень боялась грозы. Во время грозы выключала все электроприборы, наглухо закрывала все окна и форточки , и просила отойти от окна. Так потрясло ее и испугала гроза в детстве. 
Время шло. Бабка Варвара совсем одряхлела и умерла. Сыновья вышли в возраст. По осени после сбора урожая в селе играли свадьбы. Михаил женил сыновей одного за другим. Сестрицу Аленку тоже просватали. Взял ее замуж колхозный счетовод и бухгалтер Андрей Чубуков. Стала она Чубукова. Отыграли свадьбы. Народились дети. У сестрицы Алены родились: Иван, Петр, Геннадий и Татьяна Чубуковы.  У Филиппа жену звали Аксинья. У них родился один сын Сергей Андреев. У братки Пани родились от жены Метрены четверо детей. Дочери Анна и Ниночка унаследовали деда Михайла и отца Павла волосы. Были они черненькие, кудрявые, волосы вились с кольца. Сын Женька был худенький, темненький волос. А сын Анатолий был волосом светлый в мать Матрену. Был он спокойный,  полненький, сбитый как битюк, плотненький. Все Андреевы.
;
Продолжение родословного дерева
Чубуковы
Андрей
(отец) Муж и жена
дети Алена
(мать)
Иван
(сын) Петр
(сын) Геннадий
(сын) Татьяна
(дочь)

Андреевы
Филипп
(отец) Муж и жена Аксиния
(мать)
дети
Сергей (сын)

Андреевы
Павел
(отец) Муж и жена Матрена
(мать)
дети
Анна
(дочь) Ниночка
(дочь) Евгений
(сын) Анатолий
(сын)

;
Все дети были погодки и все мал-мала-меньше. Взрослые все уезжали на работу, работать в поле. А с малышами оставляли нянчится Таленьку. Ходили тогда дети без штанов, в длинных до колен рубашках. Наведут малышей полную избу. Таленька возьмется с утра полы мыть. До половины не домоет, то один испражнится, навалит, то другой. Начинай по новой. Все орут. То к одному подбежит – утешит, то к другому. Кружится с ними, кружится – сядет на пол и плачет. А Анатолий, братки Пани младший сынок, такой спокойный был. Сидит чего-то возится, играет. Бывало Таленька к нему за целый день ни разу не подойдет. Взрослые приедут с поля, Таленька им жалуется: «Замучили они меня, я лучше с вами в поле поеду работать!» Но сидеть с малышами было некому. А толку от слабосильной девочки-подростка было немного. И Таленьку опять оставляли нянчится. А один малыш одел деда Михайлы валенки (короткие катанки), они у порога стояли, да и навалил деду в валенки. Дед обулся: «Да мать честная, это кто же мне тут удружил!» Вляпался дед Михайла в детскую «неожиданность».
Тятя (дед Михайла) был слаб здоровьем, надорван тяжелой работой и часто болел простудой. Лежал на печке, кашлял. Раз привиделось Таленьке (спала она, нет ли) причудилось, что за печкой зашебуршал, завозился домовой. Таленька и спроси его: «К добру или к худу?» и будто-то кто навалился ей на грудь, и она стала задыхаться, и как очнется! А на утро помер тятенька. На сороковой день пришли поминать соседки. На улице не было ни ветерка. Форточка вдруг как хлопнет! «Душа улетела» - сказала соседка Дарья и часто-часто перекрестилась несколько раз. Малолетних сестер разобрали по себе братья к себе в дом. Братка Филя взял Евдокию. Братка Паня взял к себе Таленьку.
Детство кончилось. Впереди была целая жизнь со всеми ее трудностями, горестями и радостями. Жилось Таленьке у братки Пани хорошо. Он очень любил свою младшею сестренку. И жена его тетка Матрена была очень добрая и желанная. Первый кусок отдавала что послаще мужу, детям и меньшой золовке. Если пекла блины или пирожки, если какой блин или пирожок подгорал, она всегда говорила: «Ну ладно, это мне». Таленька росла, стали брать ее в колхоз, работать в поле, на гулянья стала ходить. Познакомилась там с будущим мужем, трактористом с другого колхоза. Вышла замуж. Уехала в Чапаевске. Родила двоих детей: сына Валентина и дочь Ольгу. Те в свою очередь родили ей внуков. Сын родил внука Валеру. А дочь родила троих детей: две внучки Наталью и Татьяну и внука Марата. И жила Наталья Михайловна теперь уже с третьей семьей. Первая – с тятей, вторая – с мужем и детьми и третья семья: муж, дочь и две внучки, от лица старшей из которых и ведется повесть в дальнейшем.

Рассказы бабы Наташи
Баба Наташа очень любила рассказывать о своём житие-бытие. Мама с дедом уходили на работу или были заняты своими делами вне дома. Дома оставались только баба Наташа с детьми. Она брала «кудель» (шерсть, которую покупали на базаре), на короткой доске привязывала ее к стулу, подсаживаясь по удобнее, и начинала прясть, накручивая нитку на веретено. Пряла вручную. Веретено жужжало, вертясь по полу, и баба Наташа начинала свой рассказ. Или рассказывала, держа в руках вязанье. Вязала она не глядя, щелкали только спицы. В основном, вязала она носки. Долго еще в доме хранилось веретено.

Рассказ 1
Как умер тятя, Душку взял к себе братка Филя, а меня братка Паня взял к себе в дом. Душку скоро просватали. Да муж у нее оказался вором. Его избили мужики до полусмерти за воровство, и он умер. И дочка грудная померла от дизентерии. И взяла ее смертная тоска. Лежала она и лежала на печке, отвернувшись к стене, не пила и не ела. Братка Паня созвал семейный совет. «Надо что-то делать! – сказал он – А не то она у нас погибнет, помрет!» А тут как раз в деревню приехал «вербовщик» набирать людей на работу на завод в г. Чапаевск. Решили отправить Душку, завербовать в Чапаевск, сменить обстановку, развеяться. И она уехала. Я ходила на работу в поле в колхозе. Уставали, ног не чуяли. Придем домой, а гармонь на улице разливается, играет. Перекусили – да на вечерки. И куда усталость денется. Поем да отплясываем до полуночи ночи. А утром на работу! Ребята у нас грубые были, неотесанные, не ухоженные, могли и поколотить, даже девок. Тятя наш ничего купить не умел и складывал деньги в укромное место на печке. Когда он умер, достали деньги в мешке с печки, а деньги то были старые «Екатериновки» и «Керенки». Деньги-то сменились, и ни стоили теперь эти бумажки ни копейки. И осталась я боса, гола. У других девок приданое, а у меня ни тряпочки, ни нарядов никаких нет. И баба Наташа запела песню: «Хороша я, хороша, плохо лишь одета. Никто замуж не берет девушку за это». А то еще песню пели у нас про девушку, у которой было много нарядов. Утром стучат ей в окно – зовут на работу подруги. Она одну кофту оденет- не нравится, другую – не нравится, кинет. Глядь, а девки то уж с работы идут! И вот прислали нам в колхоз бригаду трактористов, а с ними приехал Петр Иванович. Приходил он на вечерки нарядный в костюме. Был он грамотный, обходительный, приятной наружности, волос черный, зачесанный назад, глаза голубые. А я в ту пору дружила с парнишкой. Ну как дружила – на ярмарку мы с ним раз ходили вместе. Мы катались на карусели, пили розовое ситро (газировку), петушков на палочке (леденец) покупали. В ту пору не то, что целоваться или под руку пройти, рядом то пойти было зазорно, если это не муж и не брат. Песня есть такая: «Ой ты душечка, красна девица. Мы пойдем с тобой, разгуляемся, и пускай на нас люди зарятся: то не муж с женой, то не брат с сестрой, добрый молодец с красной девицей». У трактористов кончилась командировка, и Петя уговорил меня и увез к себе в село Урицкое к матери. Жили они на три семьи. Двое старших братьев с женами, еще один младший брат Иван и мать. Старшая сноха была «у печи», стряпала и считалась «большухой» - то есть старшей, главной. Мать меня невзлюбила. Заставляла ходить в дальний колодец за водой. За столом (беременная я была уже) большуха возьмет каравай хлеба, отрежет всем по куску, а мне самый маленький кусочек даст.  И спрячет хлеб за спину. Как-никак родила я. А ребенка завернуть не во что. Сняла я с себя накрывную шаль мамину и завернула дите. Ни тряпочки у меня не было. Сижу, больше лежу на печке, силы никакой нет. Бабы уж с села собрались и пришли к нам в избу – обмыли, намыли меня и ребенка. Сына родила я. А он такой хорошенький: черный волос, глаза голубые. «Ты мой карандашик!» - говорила я ему, миловала, целовала. А раз, налетела на меня свекровь, как фурия – и давай бить, а Петр то Иванович подскочил да и давай бить тоже. Тут Иван в избу зашел: «Вы что делаете?!» - закричал он и отнял меня у них. Как зажили синяки – всё, мочи моей не стало терпеть. Собралась я, ребенка завернула в шаль, через себя перекинула и пошла пешком в Шиловку. До околицы уж стала доходить, смотрю – Петя бежит, кричит: «Таленька, и я с тобой!» «Ну иди» - зачем то разрешила я ему. 40 километров на себе тащила я дите. Насилу пришли. Я братке Пане в ноги: «Братка Паня, возьми меня обратно». И Петя в ноги поклонился: «Сват Павел, возьми и меня Христа ради». «Ну айда и ты» - разрешил братка Паня. Отдали нам тятин дом. А из него все растащили – ни горшка, ни плошки. И ходила я все по чашке собирала, несла назад домой. Вышли на работу. А тогда садиков то не было, а Валентин уж ползать начал. Наварю я ему чугун каши или лапши молочной. А сама уйду на работу. Чугун на пол поставлю. Закрою его. Раз пришла, а сынок мой одел чугун на голову – весь в лапше! А один раз пришла с работы – нет его нигде. Ну куда делся – всю избу обыскали! Под печкой такое углубление есть аркой – называется боров. Так он туда залез, пригрелся, голова платком повязана и уснул, и помалкивает. И смех и грех! Вскоре Ольга еще родилась. И тут совсем плохо стало. Денег не дают. За трудодни одни только палочки в журнале ставят. Есть совсем нечего. Списалась с Душкой. Сестрица Алена с браткой Андреем справки нам в конторе выправили, чтобы нас выпустили из деревни. Только приехали в Чапаевск – а тут война! Петя устроился на завод. Поместили нас на Пролетарской в красных домах в подвале. Там уместилось только две койки. Все кровати стояли впритык друг к другу. А пьяный сосед еще ходил и  безобразничал. Потом, наконец, нам выделили комнату в двухэтажке, на первом этаже в соц.городе. Комната была тесная и сыроватая. Там же, дали комнату и моей племяннице – портнихе Нюре, в том же доме на втором этаже. И вот, как-то раз, бежит Нюра, кричит: «Тетя Наташа, скорей, скорей! На втором этаже комната освободилась!» Мы с ней схватили кое-какие вещи и стали переносить на второй этаж. Нюра подошла к освободившейся комнате и пинком вышибла дверь. И мы стали затаскивать вещи. Тут комендант примчался: «Кто вам разрешил, что за самоуправство!» - и давай наши вещи вытаскивать, мы заносим – он выбрасывает, мы заносим – он выносит… За волосы меня схватил. У меня платок слетел, я вся растрепалась. Тут народ собрался, соседи – кричать стали: «Вы что с женщиной делаете?!» Комендант плюнул и ушел. Петя пришел с работы, а мы уже в новой комнате. Комната была хорошая, светлая.
«Баба Наташа! - подала Наташа голос – А я помню,  как мы там жили. Я помню, что окно у нас все время было настежь открыто. Я подставляла к окну скамеечку и смотрела в окно. Мне было очень любопытно. И помню, как солнце заливало всю комнату, а из окна шел чуть-чуть ветерок. И мне было так хорошо и радостно. А взади дома был сарай. А в сарае возился деда, занимался своими делами, а я своими. Играла в игрушки. Любимая – была погремушка желтые мишки на резинке. И еще помню, как вы меня в одеяле синей байковой носили. Ножка у меня болела, а я уж большая была, тяжелая, а ножками не ходила». «Да, - сказала баба Наташа – это тебе в садике паразиты ногу качелями прижали». Наташа возражать не стала, хотя сама она помнит, что какой-то дядька на нее наехал на мопеде во дворе, прямо у входа в подъезд. Ямка то на икре на всю жизнь осталась. Еще, Наташа помнила, как носились они с детворой по длинному широкому коридору и по широким, добротным лестницам, хорошо прокрашенными в темно-коричневый цвет и чисто вымытыми.

Рассказ 2
«Жили мы в двухэтажке  дружно – начала свой рассказ баба Наташа – только вот  Лёлечка (дочь) заговорила поздно. Ну не говорит – и ладно. Война. Не до этого было. И Пете, и мне, и Душке от завода дали бронь. Меня женщина в отделе кадров спрашивает: «А Вы почему с мужем не расписаны? У вас двое детей! А если что с ним случится?! Ты на детей пособие не будешь получать. Вы ему нет-никто по закону. Немедленно распишитесь!» И мы пошли с Петей и расписались. А то нам и ума не было. Сошлись и живем.
Есть-то, особо, разносолов не было. Сварю им на первое похлебку (суп с кусочками теста), нажарю сковороду лука в масле, а на третье – пирог испеку с картошкой. Они и рады, уплетают за обе щеки. Валентин раскраснеется – щеки красные сделаются. «Нарезали землю» от завода и все сажали картошку, лук, тыкву. Это было свое. Пробовали было держать козу. Принесла она козлят. А козлята как давай дохнуть. А их жалко то как! Они как дети развелись. Сердце кровью обливается. Не стали держать, продали козу. Лёлечка не говорила, не говорила, а потом сразу фразу сказал: «Мама, дай ножницы». Я аж вздрогнула. Кто говорит то? В комнате кроме нас двоих никого не было! Один раз она ушла у меня в поле. Женщина одна привела ее, сказав: «А я смотрю, это вроде ваша девочка тут ходит». Ой, спасибо большое! Благодарила я. Стану ругаться, а Валентин радио слушает – возьмет да звук прибавит, я громче – и он громче, я громче – он на всю мощность. Я плюну, развернусь, да уйду и рассмеюсь. А Лёлечка маленькая говорила: «Не ругайте меня, а то я на фронт уйду». Так и жили. Кончилась война. Подросли дети. Работали, уставали все до полусмерти.
Раз, собралась вся семья, Нюра (племянница) пришли с дочерями Галей и Валей, Душка приехала. Расселись кто-где слушать радио. Радио спектакль «Ротамоновы дела» (Дела Артомоновых). Просыпаемся – спали все наповал – ничего не слыхали! Вот тебе и Ротамоновы дела! Потом всю жизнь смеялись, подшучивали.
Над дедом смеялись, подшучивали. Он пришел, выпивши, растянулся в луже, и галоша у него с ботинка слетела. Тогда носили чесучовые ботинки, а на них надевали галоши. И тут как раз подходила Душка. Он ее не узнал и кричит ей: «Гражданин, подай галошу!»
Тут народ маленько, после войны, стал прибарахляться, оживать. Купили соседи одни из первых диван. Постелили на него вышитые салфетки и своим домашним никому не разрешали садится. Все соседи приходили смотреть, любовались. Потом один сосед купил телевизор. Зрителей напихалась целая комната, некоторые соседи в коридоре устроились смотреть. Лёлечка росла слабенькой, легкие слабые были. Посылали ее в санаторий от школы. Санаторий находился в «Рачейке» в лесу. Там у них был длинный обеденный стол. Весь его заложили зеленым луком. Лёлечка рассказывала, как учитель говорил: «Окружить стол и уничтожить все без остатка!» Детей витаминами пытались накормить. А училась она прекрасно. На медалистку шла. Я ее берегла, ничего не заставляла делать по дому, чтобы все силы берегла для учебы. Получив серебряную медаль, Лёлечка поступила в институт на учителя по математике. Старалась я ей всегда сунуть кусок послаще. Валентин решил жениться. Девушка вначале понравилась нам. Хорошо одета, при часах! Галя Пластун. Да ловкая на все. Готовила вкусно. Беременная уж была, полы возьмется мыть. Я ей говорю: «Галя, не тронь, я ужо сама помою». Скажет: «Ничего, ничего, мама, я сама». И махом вымоет комнату и весь общий коридор заодно. За домом у нас была танцплощадка и кино. На открытом воздухе показывали (летний кинотеатр). Валентин все время туда ходил парнем. Еще, Лёлечка с подружками за ним увязывались, он их шуганул. Был это культурный центр молодежи, везде цветы насажены. И вот уже женатый Валентин – возьми и раздерись на танцах с каким-то парнем. И дали ему за это 1,5 года. Галя родила сына Валерочку. И как начала дурковать и взбрыкивать. Мы с Петей посовещались и решили ее отпустить на квартиру. А Валеру нянчить пусть приносит – понянчим. Потом Валентин освободился и сказал: «Теперь я корову на Вы называть буду….». Ушли они на квартиру, а потом мы с Петром Ивановичем «огорили» (купили) им кооператив. Устроился Валентин работать на «Силикатный завод». А Галя пошла в торговлю. Валентин имел такой порок – любил выпить. И Галя тоже любила «погулять». Готовила она всяки разносолов. Нравилась у нее мне «жгучка» (хреновина), она называла ее «огонек». Раз, я пришла к Валентину на работу за известкой - белить. Он вышел ко мне, весь в известке. Я ему говорю: «Что у тебя за работа? Валентин, ты что весь в известке?» А он мне отвечает: «А ты думаешь, где я работаю!» Лёлечке в Самаре снимали квартиру, совместно еще с двумя девочками, денег давали ей на питание и за квартиру платить старались…
Да, чай мы расходились с Петром Ивановичем. После войны уж дело было!  Разделили весь скудный скарб, продукты: пшена я ему в наволочку отсыпала и он ушел. А мне как-то и не до него было. Тут Душку чуть не прибило летящим горящим бревном. На заводе был взрыв. Карточки она потеряла, то есть литерные талоны на питание в столовой. А есть то было нечего. Только вот в столовой и было полноценное питание. И что же! Побиралась! Встала на выходе из столовой с протянутой рукой. И ее жалели. Кто что ей от своего обеда оставлял, подавал. Так и выжила месяц. На завод ходили пешками (пешком) и зимой, и летом. Транспорт тогда не ходил. А снега-то какие были! Раз нас в цеху за ночь замело по самую крышу одноэтажного здания. Не смогли открыть ни дверь, ни окно. Смена пришла утром, нас откапывала. И вот так за канителью, за каждодневными делами, некогда было горевать, что Петя ушел, ни до чего было. И вот раз встречаю я его – а он никакой, весь худой, поникший. Я ему говорю: «Петя, ты что какой еле живой? Иди а ты домой». И он вернулся, набегался, не нарадуется, что снова дома. Всяко бывало за жизнь то. Жизнь прожить – не поле перейти.

 

КОНЕЦ   1  КНИГИ