Проигравшие войну Часть 4. Неопределенные мысли

Неопределённые мысли

В хор ходили разные люди и абсолютно всех раздражала поэтка. Поэтесса – как она себя называла.
«– Какая поэтесса… Обычная торговка», – говорила Ольга своей дочке, чистя картошку на маленькой кухонке.
– Мам, стихи классные у нее.
– Есть и получше, обязательно её выставлять на концертах.
Светка молчала, мать лучше не заводить.
–  А, чего это, Сема не приходит?
– Мам, он мне надоел, как горькая редька, придет и сидит. Все вечера у нас проводит. Мне уже никуда не выйти из дому.
– Парень не пьющий, хоть тебе рано замуж, но раз попался, хватай быка за рога.
– Ни работы, ни жилья – нет.
– А у кого сейчас есть? Так будешь искать в девках останешься!
– Мам, я к Ленке схожу?
– Сходи, не до поздна.
– Обязательно.
Уходила в компанию и не думала о Сеньке. Он переживал сначала. Но видя, что она ко всем пацанам относится так же как к нему, ровно и без всплеска эмоций, остыл. Друзья, так друзья и этому рад.
Они ходили на рыбалку, по вечерам теснились на лавке и пили пиво, где парни играли на гитарах, в общем, с такой же вольной молодежью Уральска. Гуляли, иногда до утра. Все окрестности исходили. Иногда выпив, брали велосипеды и катались, падая, и иногда оказывались друг у друга в объятьях. На другой день она вела себя так, как будто ничего не было. Не было и не было, мы не обидчивые.
Иногда видел, как вольно обращалась с другим. В этой же компашке. Странно, думал он. Чувства есть? Или так вот жить без чувств? Может мне кажется, что это как-то по-другому должно быть? Также серьезно и без кокетства она вела себя со всеми, и с девушками тоже.
В хоре был дед под сто лет, восемьдесят два года, вечный вьюноша. С характером старого казака. Он ко всем относился хорошо. А вот бабы терпеть не могли Инну.
Семён ходил в хор и видел, что панки постепенно откололись от хора. Весна делала своё дело. Нужно было зарабатывать на жизнь. Зимние вечера и безработица кончились. Всем было некогда.
Остались несколько пенсионерок и женщин, которым хор был отдушиной от бытовых домашних дел, да дед с Семкой. Стар и млад.
Поэтесса Инна была с Дельфином и этому Сема удивлялся, как это можно?  Какие они разные. Какая она другая. Не такая, как все женщины. Интересная, вот бы мне попасть в её круг. Мысли бродили и были еще не оформившимися сгустками. Зачем это ему, он не знал. Но была вот она ему родственной душой. Может она оценит его песни. Они с Ильей занимались тем что пели песни под его гитару, и Сема сам сочинял стихи. Вот кому мне надо показать, думал он. Казалось, нет ничего что притягивало его к ней, но вспыхивал, если были рядом.
Долго бродил и думал, о том, что случилось, Славка Дельфин перестал ходить в хор и поэтесса ходила одна домой. Грустная, опущенная и жалостная. По-своему красива. Будто скрыто в ней нечто большее, чего с виду не увидать. С другой стороны, если б Светка хоть каплю его любила, он бы не глядел несытыми глазами на других. Но она скользкая Светка. Отворачивается и только дает себя раздевать и целовать, хоть всю, а ему хочется большего.
Когда бабы стали задирать поэтессу, и она разозлившись повернулась и ушла одна, он вдруг непроизвольно побежал за ней.
Как магнит притянула она его растущее мужское сердце. Эротично поворачивая голову, эротично поправляя прическу, все в ней дышало женственностью и природной добротой.
Они шли сначала молча. Она далеко от него была. За тысячу парсек, от Земли.
– А как же Света? Что она подумает о нас?
– Да мы с ней только друзья.
– А другие что подумают.
– Пусть думают.
Они дошли до ив и берез, растущих вдоль насыпи омеговского моста.
Там было таинственно и темно. На большой площади заросшей дикими цветами и цветущими травами темнели камни, высвечивались тропинки и недалеко светился огромный дом, названный лепесток в народе за необычную форму.
Неожиданно разговоры увлекли их.
– Я песни сочиняю, и пою, хочешь спою?
Правда жаль гитары нет.

– Ты как прекрасный ангел среди чёрного неба.
и я не представляю, что будет без тебя, – начал он –
 Мечта, моя мечта…
Мечта, моя мечта.
Она сидела на развилке ветвей и слушала.
Так его еще никто не слушал, с живым интересом.
– Очень неплохо, старайся избавится от шаблонов, от того что уже сказано и спето. Пиши свое собственное – сказала она.
Они расстались, и он всю ночь сочинял песню. Волнуясь и думая, понравятся ли ей слова. Со всей силой молодой страсти он думал, что пора ему становиться мужиком. Что нужна ему не девочка Светка, которая замуж как ни старайся, не пойдет, и он ей не предложит этого. Нет у него ничего для создания семьи.
А нужна ему женщина и Инна, самая подходящая женщина. Та, с которой ему бы хотелось испытать всё впервые. Ей можно довериться. Он глухо стонал и ворочался ночью во сне, и Карина два раза подходила будить его:
– Сына, сынок, проснись, что случилось? Ну...ну…

                Голос
Вопреки своим чувствам я всё делал так, как подсказывал мне неведомый голос.
Он довлел надо мной, рисовал в моём воображении картины –  предсказания, он давил на меня, если я собиралась совершить ошибку в жизни, сидел у меня в голове и настырно разговаривал со мной. Я был молчаливым послушником, исполнявшим чужую волю.
Что бы я хотел сделать, он не давал мне. Это был не я.
Врачи называют это шизофренией. Я не могу сказать, что это так. Он ведь не заставлял меня убивать, грабить и делать невесть что. Он просто был моим ангелом хранителем. Божьим гласом. Человеческим двойником.
По его совету, я не купил мотоцикл, по его совету я дружил с закадычным другом Мишкой Серовым, противным, и начитанным, толстым и неуклюжим. По его совету, я пошел учиться на программиста, потому что я сносно знаю физику. Но я хотел учиться, на литературном факультете, я любил скорость, и дружить хотел с Ильёй Тарабановым, вруном и бабником.
Всю жизнь, я ходил и не признавался себе, что люблю порнографические фильмы, что весна не самое лучшее время, а самое лучшее – это время каникул и отпусков, в какое бы время они не настали. Я ни разу не загорал на пляже раздетым, до гола, мне нельзя! Я не пил, не матерился. Уважал старших и соблюдал все христианские заповеди. Один раз пробовал продавать траву, и один, или два раза её курил, это кончилось не очень хорошо, но это делали все пацаны.
Видеть себя в природе раздетым, а уж на нудистский пляж и вовсе, нельзя. Что в этом такого? Я почесаться в известных интимных мечтах боюсь до сих пор! А мне девятнадцать с лишним. Дотронуться до своей задницы – грех!
Я не говорил обидных слов, тактично умалчивал о долгах, не напоминая ни разу.
Я был со стороны нормальным человеком. Учился, как все, потом работал менеджером, потом торговцем, фокусником, а кем только не был. Так советовал голос.
Выкинуть его из своей головы я не мог.
Он был всегда прав.
А я не прав.
Странно то, что я был одним и тем же человеком. Мой двойник был отличником, а настоящий я разгильдяем, ленивцем, предателем Родины, шпионом; да кем угодно, только не тем хорошим, которым я претворялся!
Жизнь вокруг не давала мне шанса раскрыться по-настоящему. Пока не пришло время. Моё Время.
Время больших перемен.
Эти перемены были во мне самом.
В любви, которая пришла внезапно и всё перевернула.
Я не просто любил, я хотел эту женщину и чувство это было новое, неизведанное, щемящее. Не хотел думать ни о чём и просчитывать, как я это делал всегда. Куда б я ни шел я оказывался или на балконе многоэтажки где она жила, или около дома. Курил, размышлял, ждал. Вот она придет, я ее увижу. Может зайду. Я был в саду с друзьями под домом. Теперь я все встречи назначал здесь около ив и берез, на красных лавках. Мы играли на гитарах. Пили джин тоник. Пиво. Рассуждали о жизни. У Кеши все тип- топ. После учебы в институте он уже работал по специальности, программистом. Платили мало пока, но он нарабатывал практику и надеялся выйти в люди через знакомых.
А общий наш друг Карен приехал из Америки, был там по обмену учениками, и потом и работал неплохо, и мир посмотрел и обратно собирался. Купил гитару, мечту каждого пацана! А Инна не впускала к себе после того раза, одного единственного, случайного, когда были они вместе всю ночь.
Голос говорил:
– Остынь, уйди прочь.  Она тебе не пара. Есть моложе. Даже Светка тебе ровня. Куда собрался? Женись, на Светке. Все у тебя будет. Начал дом строить, будет дом. Надо захотеть только.
А еще была подруга детства Лера. Тоже девка как девка. Вот бы к ней тебе пристроится. Поухаживать и жениться.
Отмахивался от Голоса:
– Отстань. Она мне нужна и больше никто. Тоскую.
 Увидел её прогуливающейся с ребенком, с внуком, наверное, и бросился, не увидев арык в сумерках рухнул всем огромным телом о землю и не остудился.
Встал отряхнулся и побежал к ней. Она видела. Спокойно стояла на дорожке. Не смеялась и жалостливо так посмотрела. Пусть жалеет больше. Мне к ней надо. Пусть знает.
– Привет, чего мчишься? Очки разобьёшь.
– Да, я яму не увидел. Так вот.
– Друзья, удивляются?
– Привыкли, давно знают.
– Ну я пошла. Дети у меня живут. Ремонт у них. Внуков хоть привезли. Скучаю. Хоть позаниматься с ними.
«А по мне хоть чуть скучаешь?» – хотел сказать, и не мог.
Пошел за ней вслед, под фонарь сел. Она уже скрылась в подъезде. Завернул штанины и сидел с разбитыми коленками. Двигаться никуда не хотелось. Хотелось к ней и чувства свои не скрывал, сидел и смотрел вверх на окна. Пусть она увидит. Вдруг видит она на балконе стоит и смотрит вниз.
Столько чувств нахлынуло. Не равнодушна она ко мне. Просчитал он её мысли. Надо быть рядом, не оставлять ни на секунду.
– Да ты парень, дурак! Ей сколько лет и тебе сколько? Подумай. – 
Говорил ему Голос. А он не хотел думать.
– Плевать! Она будет моей. Или смерть!
На крышу её дома ходил с ребятами.   Он смотрел с крыши, на город, на огни, на дачи, на которых он жил, смотрел с двенадцатого этажа и думал, «Если с ней не буду, то с этой крыши сигану.  Скучная, долгая жизнь, что в ней такого то, чтоб держаться?»
У него с детства были головные боли. Мать выписывала по рецепту таблетки сильнодействующие. Голос тогда сильнее звучал. Он приказывал и смеялся.
– Прыгай, душа может переродится.  Вернешься, в другом теле окажешься, может в лучшем положении.
– А мать как тут? А бабка? А любовь моя умрёт вместе со мной? Мне еще тут интересно повоевать.
Отходил от крыши. С неудовольствием. Через силу. Полёт над землей, что может быть лучше.
– Эх, ты слабак. Вещал в чреве голос…
Сёмка тогда хватался за мамкины таблетки. Строго настрого просила пить, и он пил.
http://proza.ru/2021/10/20/906


Рецензии