Письма Эрнста Юнгера

К годовщине Первой мировой штутгартское издательство Клетт-Кота удивило публику письмами Юнгера с фронта, которые доброволец писал своей семье. Уже в 1995 г. они попали в литературный архив Марбаха из Вильфингена, где Эрнст жил до своей смерти в 1998 г. Но только сейчас 72 письма и открытки, большей частью неопубликованные, стали доступны широкой общественности. Издатель переписки - биограф Юнгера Хаймо Швильк. Свой образ, который Юнгер создаёт в ней, это герой войны, сорвиголова, который знает, как вести сотни на смерть. Он рисует с волнующей объективностью, вокруг него поголовно мрут, пишет о своём первом бою и о ранениях.

Без даты, начало 1915 г.
Дорогие родители!
Я посылаю Вам письмо, которое я сегодня вечером передам с полевой кухней. Надеюсь, оно не растреплется. До сей поры я отправил 2 открытки и письмо из О. Моё бытие протекает примерно следующим образом: 2 дня на линии огня. Каждые 4 часа двухчасовое дежурство, обычно мёрзну в ямах. Стреляют совсем мало, я отстрелял едва одну обойму. Хотя порой что-то свистит, но это совершенная ерунда.
Потом два дня на резервной позиции в Фазаннике. Это имение посреди изрытых снарядами полей, совершенно целое, т.к. принадлежит французскому артиллерийскому полковнику. Затем опять два дня на огневой позиции. Потом 4 дня отдыха в О. Там всегда много копают, день и ночь. Кроме того всегда прилетают утренние и полуденные «приветы». Еды мало. Как мы выглядим, трудно представить. К холоду я стал почти нечувствительным. Когда приходит тепло, начинается боль в колене.
Первые впечатления от войны меня слегка разочаровали. Когда полетели первые винтовочные и шрапнельные пули, почти все смеялись. Крики раненых, кровь и мозг часового на воротах дворца я мог переносить долго и спокойно. Гранаты до сей поры убили 12 человек, лежат ещё 3. Я думаю, в Ганновере я бы при их виде упал в обморок, но радуюсь, что мои нервы такие крепкие.
Артиллерийский огонь вообще очень интересен. Руммс – ссссс – бум! Францман стреляет очень хорошо, особенно из английских тяжёлых орудий. Когда стреляют наши орудия, на той стороне трещит с 5, 6 разных углов. Я мог наблюдать в бинокль, как наши снаряды взрываются в деревне. Близ нас стоит овитое легендами орудие, которое имеет задачу вызывать на себя вражеский огонь. Лейтенанта часто сбивает с ног ударной волной снаряда, однажды между его ног упал неразорвавшийся снаряд.
Вчера я стоял с одним товарищем на наблюдательном посту. В 50 метрах перед нами с прошлого штурма лежали убитые французы. Комично выглядело, как лежат окоченелые фигуры в красных штанах и синих шинелях в рост или с подтянутыми коленями. Лица уже выглядят чёрными, как я заметил в бинокль. Странно, эти мертвецы месяц пролежали на поле.
Сперва они лежали плотно, ближайших мы по ночам чуть закопали. Некоторые уже просто пятна зелёной  травы. Когда я их рассматривал, оттуда не слишком далеко кто-то выстрелил по нам. Я не мог отказать себе в удовольствии, выстрелить по краю вражеского окопа. Как у Вас дела? Напишите, пожалуйста, скорее. Чего мне больше всего не хватает, я уже писал: нож, шэг-табак, сигареты, конфеты, шоколад, чулки, рубашка, смалец и чуток мяса или колбасы в жестянке.
Второпях Эрнст

29.4.
Дорогие родители!
Мою телеграмму Вы, вероятно, получили. Я телеграфировал на тот случай, если Вам вдруг пришло сообщение из полка, что я пропал или даже убит. У меня всё хорошо; конечно, опять ужасное везение. Мы пытались под бешеным артобстрелом атаковать позиции Комбре через лес. Я стоял с одним унтер-офицером за большим деревом в укрытии, но снаряды всё гремели справа и слева, так что ударной волной бросало туда-сюда. Наконец я почувствовал удар и заметил рану в своём левом бедре, так как кровь течёт в голенище сапога.
Я мог пойти в санитарный блиндаж, был перевязан, на следующий полдень уже сидел в поезде и ехал как раз в Хайдельберг. После этого я ещё заметил, что осколок пробил портмоне из кожи, иначе он бы ещё дошёл до кости. Самое большее через 14 дней они меня отправят отсюда в Ганновер, в запасный батальон. Тогда мы ещё увидимся, как и думали. В остальном я чувствую себя хорошо и уже ковыляю кругами, за мной ухаживают любезные хайдельбергские сёстры. Когда меня выгружали из санитарного поезда, хайдельбержец крикнул: «Этот ещё чуток посмеётся». Погода прекрасная, все вишни цветут, я, конечно, много могу рассказать. Бинокль я ещё с большой рассудительностью спас, пистолет похерил.
Лучшие приветы
Ваш Эрнст.
Добр. Юнгер
Хайдельберг в Бадене, резервный лазарет

6.11.15
Господину Фрицу Юнгеру, Детмольд, Эмилиен-штрассе, 22
Дорогой Фриц!
Наилучшие пожелания из Д. Я отправлю тебе в ближайшие дни энтомологическую газету, на которую сейчас подписан. В остальном всё хорошо.
Твой Эрнст

Монши-о-Буа, 12 ноября 1915 г.
Дорогой Фриц!
Скоро начнутся рождественские праздники. Здесь сумасшедший дождь, наш окоп кусок за куском обрушивается в грязь из воды и мусора. Даже англичане в отчаянии прекратили стрельбу. Я сейчас стал командиром взвода и готовлюсь к долгой кампании. Если мы следующей осенью заключим мир, всё будет хорошо.
Твой Эрнст

Монши-о-Буа, 17 июня 1916
Дорогой Фриц!
Твоё последнее письмо я получил с большой благодарностью. К сожалению, вскоре после этого Души снова обстреляли, при этом я куда-то сунул его в спешке. Позавчера моя прекрасная, славная Люкси умерла; я поставлю ей камень. Незадолго до своей смерти она смотрела на меня, лёжа в изножье моей постели, и лизала мне руку.
Твой Эрнст

15.II.17
Дорогие родители!
Папино письмо от 11.2. я получил сегодня, также как письмо с посланием унтер-офицера Боде. Надеюсь застать свой чемодан в роте. Наш полк должен уже вернуться с передовой. Сейчас должно быстро разразиться. В каждой войсковой сводке видно, что прощупывается по всему фронту, особенно английскому.
Папа писал о попытке стать адъютантом или чём-то подобном. Несмотря на то, что эта должность для тыловых свиней, кавалеристов и других «окопавшихся», этот пост был бы мне отвратителен, поскольку там лишь камердинеры и подхалимы. Если я получу должность командира роты в фузилерном полку № 73, у меня вообще будет только два начальника и интересная, самостоятельная задача, при которой можешь распоряжаться сам, а не только передавать приказы других людей. Кроме того я должен снова прилично понюхать пороху, без чего я не доволен. Бравого вояку я смогу играть после войны, если у меня будет такое желание.
Вы уже получили мою посылку с книгами? Утром отправлю вторую. Табак и мамину маленькую посылку я с благодарностью получил. Вы могли бы разок прислать мне бутылку хорошего ликёра.
В остальном здесь всё хорошо. Что делает Фриц? Шлю Вам всем наилучшие приветы
Ваш Эрнст

6.III.17
Дорогие родители!
Всё ещё на позиции. Вчера получил открытку и посылку с табаком, могли бы мне каждую неделю посылать, так как хороший табак чудовищно редок.
Вчера утром перед нашей проволокой появилось 7 англичан, хотели забросать нас ручными гранатами. Но наши люди сразу кинули им заряд получше, так что оба их командира были выведены из строя. Одного, тяжело раненого старого сержанта, затащили в окоп, другой, совсем молодой лейтенант, умер вскоре после этого. Он был приятный парень, очень стильно одетый и с письмами в кармане, которые показали, что он принадлежит к хорошей семье. Его звали Стокс. Я велел сделать для него крест и снести вниз для похорон.
Сегодня утром в 10 часов 30 минут я сделал по-настоящему удачный выстрел. На холме, минимум в 600 м от нашего окопа, шёл как миниатюра цвета хаки, англичанин. Я как раз стоял возле артиллерийского наблюдателя, который через стереотрубу разглядывал предполье. Я показал ему англичанина, установил прицел, упредил на 1 см (я ещё ни разу не видел человека на мушке так ясно) и спустил курок. Мне показалось, будто он нырнул в укрытие, но наблюдатель точно видел сквозь линзы, что человек сделал ещё два шага, а потом упал на спину, два раза махнул рукой и свалился в воронку, из которой потом торчал кусок коричневого рукава. Он больше не встал.
Это первый раз за мои два с четвертью года войны, когда я с полной уверенностью установил попадание.
Хотя на самом деле красивого в этом мало, я радовался.
Так здесь проходит время, почти каждый день что-то интересное. Так несколько дней назад перед нашей позицией привязной аэростат был подожжён лётчиком.
Как дела дома? Пожалуйста, передайте от меня привет Анне и обоим малышам.
Лучшие пожелания шлёт Вам
Ваш Эрнст.
Когда посылки приходят, прошу о хорошем хранении, я сейчас собираю для дневника всё доступное.

На фронте, 18 июня 1917 г.
Дорогой Фриц!
Скоро ты попадёшь на фронт. Надеюсь, сейчас ты имеешь большее понимание службы.
Здесь у нас нет прочной системы окопов, а далеко выдвинутые полевые охранения, укрытые в ложбинах, за откосами и в лесочках. Эти посты для англичан как заноза, и в последнее время редкий день проходит без того, чтобы они не пытались ворваться. Я при такой возможности вёл с двадцатью четырьмя людьми долгий ночной бой против двух отрядов индусов, возглавляемых английским офицером, и против английского резервного взвода. В критический момент начальник, английский обер-лейтенант, вооружённый дубиной и револьвером, появился в паре шагов от меня. Пуля через глаз и висок весьма кстати отправила его  в страну вечной охоты. В качестве трофея мы притащили в окоп трёх раненых индусов.
Мы нашли английского обер-лейтенанта в высокой траве только на следующий вечер. Всего два боевых патрона осталось рядом с четырьмя стреляными гильзами в его кольте. Я присвоил его стальной шлем, из края которого пуля вырвала клок. Ещё мы нашли у него плоскую металлическую фляжку, наполненную шотландским виски. Стоя в темноте рядом с ним, мы выпили в честь мертвеца, который угостил нас.
На днях отправлю свои новые трофеи домой. Сейчас я владею: роскошным английским карабином, замечательно подходит для охоты, к нему пояс патронов, простреленный стальной шлем английского обер-лейтенанта, его забрызганная кровью булава и его портсигар, что дал мне Киус.
Здесь одичалые поля сейчас великолепно пестры.
Твой Эрнст

Гуи, 5 февраля 1918 г.
Дорогой Фриц!
Здесь все по-старому, только службы стало значительно больше. Если я сейчас ещё попаду в переделку, то самое долгое время я изображал пехотинца и буду рассматривать дело с этой перспективы. Авиация, я имею в виду  истребительную авиацию, имеет свои преимущества, особенно если, как я, не собираешься отказываться ни свободы, ни от военной службы. Между прочим, к моим максимам принадлежит то, что свобода всегда остается благожелательной к нам, пока мы согласны со смертью как третьим в союзе. Оттого я чувствую себя хорошо между линиями.
Твой Эрнст
Халле, 10.9.18

Дорогие родители!
После долгого странствия в санитарном поезде я прибыл в лазарет в Халле (Бельгия). Я был весьма огорчен, что не приехал в Германию, но ещё надеюсь.
Сейчас мне уже значительно лучше, я должен лежать, чтобы избежать кровотечений. Очень скучно. Надеюсь, смогу в октябре быть дома, сохраните для меня несколько яблок и т.п. Я должен снова восстановиться, чтобы быть в состоянии вести войну.
Временно остаюсь с глубоким уважением ко всем
Ваш Эрнст