Половина лета

Из сборника «Лавочка под окном»



Ирка сидела на берегу, задумчиво перебирала цветные камешки, сверкающие под тонким слоем воды всеми цветами радуги. Но стоило их вытащить, как они мгновенно высыхали и становились серыми и невзрачными.
«Вот, так и в жизни, – думала Ирка. – Мерцает, светится, манит, а стоит взять в руки и рассмотреть внимательно, весь блеск исчезает, как по мановению волшебной палочки!»
Казалось бы, только вчера всё было прекрасно и радужно. Лето, солнце, река, лес, знакомые улыбчивые лица. А сегодня даже солнце светит как-то по-другому. Июль. И половина лета позади…
Ирка разочарованно бросила в воду очередной посеревший камешек, вздохнула и встала. Надо идти. Всё равно: вечно сидеть на берегу и вздыхать не получится…

Это началось где-то месяц назад, в середине июня. Новые дачники, которые сняли домик у бабы Светы, поначалу не вызвали у Ирки никакого интереса. Мало ли их, приезжающих на лето в их деревню. Пожилая пара, а с ними девчонка лет двенадцати. Внучка, наверное. Первый день они чего-то двигали в доме, мыли окна, таскали к калитке мусор. Баба Света вообще не особо следила за домом, потому как жила у своей бездетной снохи Василисы. Сын бабы Светы, Колька, утонул пьяный через год после свадьбы, а Василиса так больше замуж не вышла. Ирка Кольку не помнит, потому, как мала ещё тогда была. А Василису знает. А ещё бы не знать, когда у них в деревне всего-то двадцать дворов. Тем более, что Василиса живёт через дорогу от их дома. А баба Света – с ней. Лет пятнадцать уже, наверное. Как Колька-то потонул, ноги у неё почти отказали, вот и перебралась через год к снохе. А свой дом стала сдавать: то на лето дачникам, то кому приезжим, командировочным. У них в деревне люди часто останавливались: до посёлка с полкилометра, а цены на жильё раза в три ниже…
Вот и в этот раз: сдала баба Света дом на всё лето и успокоилась до осени.
А новые дачники развили бурную деятельность, как будто не три месяца в этом доме жить собирались, а всю жизнь. Весь мусор со двора собрали, крыльцо подправили, калитку, которая уже года два перекошенная висела, на новые петли приладили. А через два дня к ним из города «Газель» приехала и привезла какую-то мебель, домашнюю утварь и качели. Большие такие, с навесом. Ирка вообще поначалу думала, что это диван. Но когда сгрузили, поставили во дворе каркас, а потом подвесили к нему этот диван на цепях, поняла – качели. А перед качелями этими столик поставили. Ирка опять не поняла: зачем стол перед качелями? Качаться же неудобно. Но когда вечером старики на эти качели рядышком сели, а на столик поставили блюдо с фруктами, поняла, что никто качаться и не собирается. Диван это у них такой, всё же. Только подвешенный. Странные они всё же – городские.
А потом приехал Андрей.

Собственно, именно с этого всё и началось. Ирка возилась в огороде за домом, когда услышала, как к соседнему дому подъехала какая-то машина, и мелкая за забором закричала:
– Бабушка! Андрей приехал!
Ирка сначала не отреагировала. Ну, Андрей и Андрей. Мало ли. Если он для мелкой Андрей, то тоже, наверное, мелкий. Но когда через час, умывшись, Ирка вышла на улицу, то обалдела! Именно обалдела, другого слова у неё не нашлось. Во-первых, этот Андрей был совсем не мелкий, а очень даже большой: метра два ростом. Его голова и плечи возвышались над кустами, посаженными вдоль забора. А когда Ирка чуть прошла по улице и смогла увидеть этого Андрея целиком…
Молодой мужчина лет тридцати двух – тридцати пяти, он стоял голый по пояс, в модных джинсах, а торс так и переливался мускулами, как у Аполлона. Статую Аполлона Ирка видела, когда их в восьмом классе возили на экскурсию в Эрмитаж. Ирка, если честно, сначала смутилась: стоит посреди зала мужик, как живой, только голый. И девчонки, её одноклассницы, тоже поначалу глаза отвели. Но потом собрались кучкой, и шушукаться начали. Мальчишки же – наоборот: носы в сторону и в следующий зал. А Ирка застыла в немом восхищении: вот это мужчина так мужчина! Пусть голый, но красииивый…

Так вот, этот Андрей как две капли воды походил на того Аполлона. По крайней мере – до пояса. Он стоял перед кустом ранней жимолости и выискивал отдельные поспевшие ягоды. Ирка хотела было прошмыгнуть мимо, но ноги словно приросли к земле. Ирка так и застыла напротив калитки с раскрытым ртом. А Андрей этот увидел её, улыбнулся и рукой так сделал: привет, мол… Ирку как ветром сдуло. Рванула вдоль по улице и не остановилась, пока до конца деревни не добежала. Правда, бежать-то было всего метров сто. Но если бы её учитель по физкультуре засёк время, он бы ей за год твёрдую пятёрку поставил. Но учитель ничего не засекал по причине своего отсутствия. А Ирка, добежав до конца деревни, резко остановилась. И чего, спрашивается, она так рванула? Ну, мужик и мужик. Красивый. Молодой. Улыбчивый. Но ведь чужой мужик, во всех смыслах чужой…
А был этот Андрей, как потом выяснилось, новым мужем матери мелкой (мелкую, кстати, Катькой звали, но Ирка, как стала поначалу называть её мелкой, так и продолжала). То есть, не совсем новым, а уже лет пять как. Но Катьке не родным. Поэтому она и звала его не папой, а Андреем. Но это не мешало им прекрасно относиться друг к другу, возиться на лужайке и поливать друг друга из шланга. Видно было, что мелкая искренне любит его, а Андрей относится к ней совершенно по-отечески. А Ирка в Андрея влюбилась.

То есть, влюбилась она в него не сразу. Хотя, наверное, сразу. Только поняла это позже. А в первый день, после того, как он помахал ей рукой, Ирка задворками вернулась к своему дому, шмыгнула в комнату, да так и не выходила никуда до позднего вечера. Только иногда, из окошка кухни, из которого был виден соседский двор, бросала быстрые взгляды на заросли кустов, над которыми время от времени мелькали голова и плечи Андрея. Да ещё слушала голоса, раздававшиеся с соседнего участка.

В деревне слухи разносятся быстро. Просто удивительно, откуда местные кумушки всё проведывают? Но уже назавтра днём Ирка узнала, что жена этого Андрея – Катькина мать – скоро год, как за границей. Что она – актриса и снимается в каком-то там сериале, что мелкая живёт с дедом и бабкой, а сам Андрей тоже работает в каком-то театре и время от времени ездит за границу повидаться с женой. И что Андрей этот уже два раза был женат, а Катькина мать, стало быть, у него жена третья. Ирка всё слушала, но делила на два. Потому как местные тётки всегда чего-то додумывали…

С Андреем Ирка познакомилась на третий день. И виновата в этом была Катька. То ли случайно, то ли специально – мелкая была любопытна – под вечер пятницы из-за соседнего забора вылетел мяч и приземлился аккурат на грядку с редиской. А через минуту от калитки послышался голос:
– Ой! Извините, пожалуйста! К вам наш мячик залетел!
Ирка хотела сначала просто поднять мяч и передать его мелкой, но потом любопытство взяло верх и она сказала:
– Заходи. Вон твой мячик лежит.
Мелкая кивнула и вошла во двор.
– Ой, – притворно охнула она, быстрым взглядом окидывая Ирку. – Я вам прямо в грядку попала! Наверное, сломала что-нибудь?
Она так и сказала: «сломала». Как будто грядка это куст какой или постройка.
– А, – махнула рукой Ирка, – это редиска. Чего ей сделается!
И, желая показать, что всё в порядке, выдернула из грядки за помятый хвостик крупную редисину и притянула Катьке:
– На, попробуй…
– Сладкая, – сказала мелкая, откусив сразу половину редиски. – А тебя как зовут?
– Ирка, – сказала Ирка.
– А меня – Катька, – представилась мелкая.
– Я знаю, – кивнула Ирка
– Откуда? – удивилась Катька.
– Слышала…
– А… – протянула мелкая. – Слушай, а пошли с нами в мяч играть… Если, конечно, ты не занята…
– В мяч? – Ирка сделала вид, что раздумывает. А у самой сердечко застучало: «в мяч!»… «там Андрей»… «а вдруг он…». – Ладно, сейчас только переоденусь…
– А чего тебе переодеваться? – удивилась Катька, посмотрев на Ирку, которая была одета в майку и треники. – Самое то…
– Я переоденусь и приду, – упрямо сказала Ирка. – А ты иди пока. – И повторила: – Я переоденусь и приду…

«Лучше бы я не переодевалась!» – подумала Ирка. Андрей был одет в шорты и футболку, мелкая – та вообще была в каком-то подобии купальника. А она, в своём ярко-красном сарафане смотрелась садовым цветком, случайно выросшем на огородной грядке.
– Я сейчас, – смущённо сказала Ирка и метнулась обратно. Дома она быстро скинула сарафан, натянула шорты и футболку с красивым принтом, которую отец привёз ей из города месяц назад, и побежала обратно.
– Андрей, – сказал ей Андрей, протягивая руку.
Ирка чуть было не ляпнула в ответ: «я знаю», но вовремя прикусила язык и, вдруг осипшим голосом, ответила:
– Ирина.
– Вот и хорошо, – сказал Андрей. – Предлагаю сыграть в футбол. Вы двое против меня одного. Согласны? Тогда понеслось…
Они наметили ворота, вбросили мяч, и началась кутерьма…

– Ой, – сказала Ирка, – извини… те…
Увлёкшись игрой, она с размаху врезалась в грудь Андрею.
– Да чего там! – весело отмахнулся Андрей. И, взглянув на Ирку с улыбкой, сказал нарочито серьёзно: – Честное слово, мне не больно…
Ирка засмеялась. И Андрей засмеялся. И они посмотрели друг на друга. И неожиданно смех в груди Ирки перешёл в какое-то непонятное бульканье, а потом прекратился.
– Извини, – прошептала Ирка и вдруг, сорвавшись с места, пулей понеслась домой.
– Ты куда? Мы же ещё не доиграли! – удивлённо закричала ей вслед Катька, но Ирка её уже не слышала.

Ирка не выходила из дома два дня. Вернее, из дома она выходила, но стоило ей услышать из-за забора голос Андрея, как она тут же бросалась обратно, словно в том, что она бродила по участку, было что-то неприличное. Открытая и весёлая, она раньше не упускала возможности побегать по деревне, погулять с подружками по лесу или просто посидеть вечером на лавочке. А теперь её словно подменили. Мать с удивлением смотрела на неё, но пока молчала. И соседи почему-то тоже её не беспокоили. Ни Катька, ни Андрей. Они по-прежнему резвились у себя на участке, играли в мяч или бадминтон, куда-то ходили, вечерами пили чай в саду у качелей, но ни разу не заглянули к Ирке, словно её и не было. Ирке было обидно, ей хотелось, чтобы Катька, а лучше бы – Андрей, заглянули к ней, позвали с собой. Но, в то же время, она боялась, что они зайдут. Что она им скажет? А что должна сказать?
На третий день Ирка поняла, что прятаться – глупо. В конце концов, не будет же она сидеть дома до сентября, пока соседи не съедут с дачи. Всё равно придётся выходить, придётся встречаться, о чём-то разговаривать. Ирка собралась с духом и вышла за калитку…
У соседней калитки стояла мелкая и с тоской смотрела на дорогу. Увидев Ирку, она обрадовалась.
– Привет! – сказала Катька. – Чего тебя два дня не видно было?
– Приболела, – ляпнула Ирка первое, что пришло ей в голову.
– Ага, – кивнула мелкая, – твоя мать тоже говорила, что тебе нездоровится.
– Кому говорила? – удивилась Ирка.
– Андрею.
– А он что – спрашивал?
– Ага, – опять кивнула Катька. – Сначала у меня спрашивал, а потом у твоей матери…
Ирка почувствовала, как у неё запылали щёки. Андрей спрашивал! Но внешне она своего волнения не выдала, а лишь спросила, напустив на себя безразличный вид:
– А где Андрей? Что-то его не видно.
– А он рано утром в город уехал, – беспечно ответила мелкая. – У него там дела какие-то.
«Уехал! – мелькнуло в голове у Ирки. – А со мной даже не попрощался!»
– Сказал, что через пару дней вернётся, – продолжила Катька.
«Вернётся! Андрей вернётся!» – сердечко у Ирки радостно застучало, и она совершенно неожиданно для себя предложила:
– А давай на речку сходим? Всё равно, раз Андрея нет, тебе нечем заняться.
– На речку? – нерешительно протянула Катька. – Не знаю… Меня одну на речку не отпускают.
– Почему – одну? – удивилась Ирка. – Не одну, а со мной.
– А тебе сколько лет? – спросила Катька.
– Семнадцать! – гордо ответила Ирка и чуть тише добавила: – Осенью будет…
– Тогда, наверное, отпустят, – согласилась мелкая и побежала спрашивать разрешения.

Катьку на речку отпустили. Конечно, со множеством условий, инструкций и обещаний с Иркиной стороны «в глубокие места не лезть, купаться по пять минут и быть дома не позже часу дня». Ирка с важным видом кивала, говорила «конечно» и «не беспокойтесь», «я проконтролирую» и так далее, и тому подобное. Наконец поток наказов иссяк, и девчонки отправились на реку.

На речке у Ирки было своё, особое место. Так сказать, собственная бухточка. Справа над ней нависал обрыв, так что сверху этот участок реки не просматривался. Слева – сплошные заросли кустарника. Ну, а с другой стороны реки к самому берегу подступало картофельное поле, просматриваемое до самого горизонта. Всё это создавало эффект полной уединённости, поэтому Ирка иногда позволяла себе купаться в этой бухточке голышом, особенно, когда прибегала сюда рано утром. А что? Вода утром – тёплая, парная. Мальчишек в деревне – раз-два, и обчёлся. Да и те – малолетки. И вообще… Зато когда тело, не обременённое одеждой, сливается с речной водой… Красота, одним словом!
Катька поначалу купаться голышом отказалась. Вдруг кто увидит? Но глядя, как Ирка плещется в воде, плюнула на свои детские страхи, стянула белые трусики и ринулась в реку…
Какие там пять минут! Только где-то через полчаса, уже чуть посиневшие, девчонки выбрались на берег. Растёрлись полотенцами, натянули купальники и разлеглись на песочке под солнышком.
– Здорово! – сказала Катька. – У нас в городе так не покупаешься. Совершенно другие ощущения.
– А то! – кивнула Ирка. – Когда купаешься голышом, ты как будто полностью сливаешься с природой. Да я вообще думаю, что в обнажённом теле ничего постыдного нет. У меня даже собственная теория есть на этот счёт. Вот, если у человека тело старое, обрюзгшее, неухоженное, то, сняв одежду, он становится голым. А, если тело молодое, красивое, то – обнажённым. Сечёшь разницу, мелкая?
– Классно! – восхищённо протянула Катька. – Никогда об этом не думала. Какая ты умная, Ирка!
– А то! – опять повторила Ирка. – Это потому, что я уже взрослая.
– Ну, да, – согласилась Катька. – Слушай, а я вот, без одежды – голая или обнажённая?
Ирка окинула взглядом тщедушное тельце Катьки и покачала головой:
– Ты пока ещё никакая. Вот через год-другой… Наверное, будешь обнажённой… – Ирка потянулась к бутылке с минералкой и сделала большой глоток.
Катька кивнула. Вероятно, её полностью устроило такое объяснение, и она перевела разговор на другую тему.
– Правда, – сказала она неожиданно, – Андрей – классный?
Ирка чуть не поперхнулась. Тема Андрея после разговоров об обнажённом теле была довольно щекотливой. Но, быстро взяв себя в руки, Ирка внимательно посмотрела на Катьку.
– Ты чего это вдруг Андрея вспомнила?
– Понимаешь, – Катька повернулась к Ирке. – Он такой классный! Я иногда думаю: как же маме повезло, что она Андрея встретила. Ну, и мне – тоже…
– Слушай, мелкая, – чуть насмешливо спросила Ирка, – ты, случаем, в Андрея не влюбилась?
– Скажешь тоже! – мгновенно откликнулась Катька и при этом покраснела. – Он мне – как отец!
– Ну-ну, – усмехнулась Ирка. – Отец, так отец…

А ночью Ирке приснился сон. Будто опять они с классом поехали в Эрмитаж. И вот они входят в зал, где стоит статуя Аполлона, и тут Ирка замечает, что у Аполлона лицо Андрея. И не просто лицо, а лицо живое. И смотрит это лицо на Ирку, улыбается ей и подмигивает лукаво. А экскурсовод, совершенно не замечая этого, говорит:
– А теперь, ребята, давайте решим: Аполлон – он голый или обнажённый?..
От волнения Ирка проснулась и долго не могла успокоиться. Перед её глазами всё ещё стоял обнажённый Аполлон с лицом Андрея.
«Господи, стыдно-то как!» – подумала Ирка. Но на самом деле, если честно, ей было совсем не стыдно…

Два дня пролетели незаметно. Ирка ещё пару раз ходила с мелкой на речку, но теперь уже на общий пляж, поэтому плескались они в купальниках. Потом помогала матери на огороде, моталась в посёлок за хлебом и сахаром, затеяла в своей комнате уборку, которую собиралась сделать уже вторую неделю… Словом, была занята по полной программе, но при этом постоянно отсчитывала минутки до того самого «через пару дней».

Андрей приехал ночью. Ирка точно знала, что ночью, потому что неожиданно что-то почувствовала и проснулась. В комнате было темно, с улицы не доносилось ни звука.
«Андрей вернулся!» – ощущая какое-то тепло в груди, подумала Ирка. И вновь провалилась в сон.

Утром она поняла, что не ошиблась. Из соседнего двора доносился звонкий голосок мелкой, изредка прерываемый фразами Андрея. Ирка быстро умылась, натянула свой красный сарафан (сначала хотела надеть шорты и майку, но передумала) и выскочила на улицу. И тут же её заметила Катька.
– Ирка! – закричала она. – Андрей вернулся! Давай к нам!
– Попозже, – лениво сказала Ирка, хотя всё её существо рвалось туда, за забор, где стоял Андрей. – Попозже, у меня ещё дела.
И важно прошествовала мимо, хотя никаких дел у неё не было.
– Привет, Ирка! – крикнул Андрей. – Как управишься, приходи. Мы с Катериной в лес собрались…
– Привет, – кивнула Ирка. – Обязательно приду, как освобожусь…
И пошла вдоль по улице неведомо куда…

Из леса они вернулись после обеда. Как это ни странно, прогулка была не только приятной, но и полезной: несмотря на то, что дождей не было уже неделю, они набрали грибов на хорошую жарёху. Ирка, по праву деревенского аборигена, забрала грибы, обязуясь к вечеру их почистить и пожарить. На том и порешили, договорившись встретиться за дачным столом часов в восемь.
Ровно в восемь вечера Ирка шагнула во двор соседской дачи, неся двумя прихватками большую сковороду с шипящими на ней грибами. А на столике перед диваном-качелями уже исходила паром отварная картошечка, блестел каплями воды свежий укроп, стояли красивые тарелки из какого-то сервиза. И ещё рядом со столиком, на земле, возвышался огромный пузатый самовар с вензелями. Этот самовар Ирка помнила – этот самовар баба Света всегда предлагала своим дачникам, накидывая за пользование им пятёрку в месяц.
А то и десятку.
– Ну с, – потирая руки сказал Андрей, – пожалуй, можно приступать. Николай Михайлович, – обратился он к Катькиному деду, – как вы насчет того, чтобы под грибочки принять по маленькой? Дамам не предлагаем!
– А нам и не надо вашей водки! – тут же отозвалась Катькина бабка – Нина Ивановна (это Ирка потом узнала, что её так зовут). – У нас для дам наливочка домашняя найдётся. Слабенькая, но слааадкая…
– Значит, решено, – резюмировал Николай Михайлович, – мужчинам – водочки, дамам – наливочки…
Конечно, одной рюмкой дело не ограничилось. Под такую-то закуску! Всем налили по второй, а потом и по третьей. Кроме Катьки. Ей, несмотря на бурные протесты, плеснули в бокал вишнёвый сок из пакета.
Ирка сидела за столом, пила домашнюю наливку, ела картошку с грибами и блаженствовала. Во-первых, у них дома никогда так не сидели: неторопливо, всей семьёй, с шутками, разговорами и обращениями на «вы». Дома отец, когда возвращался из своих поездок, всегда ел один, торопливо, как будто ему вновь надо было куда-то немедленно уезжать.
Да и мать часто перекусывала на бегу, так что Ирка по большей части ела одна. Во-вторых, у них дома не было такого сервиза. Вообще-то сервиз у них был, правда, не такой красивый. И доставала его мать в последний раз, когда её сестра с мужем в гости приезжала. А было это года два назад. А так, чтобы просто вечером под картошечку… И, наконец, в-третьих, рядом сидел Андрей. И это даже не в-третьих, а во-первых… Он сидел рядом, подкладывал Ирке в тарелку горячую картошку, наливал ей в рюмку сладкую наливку… И Ирке было не совсем понятно, отчего она такая сладкая: то ли от сахара, то ли от того, что наливал её именно Андрей.
И то ли от наливки, то ли от присутствия Андрея, который то и дело касался её то рукой, то плечом (столик-то маленький, тесно сидели), к концу вечера Ирка совершенно захмелела. Она уже не вникала в суть разговора, а только блаженно улыбалась и время от времени тыкала вилкой в полупустую тарелку. Первым на это обратил внимание Николай Михайлович.
– Похоже, – сказал он, нашей даме уже хватит. Да и время позднее, пора на боковую. Андрюша, не будешь ли ты так любезен, проводить Ирочку до дома. А то, боюсь, завтра мне вновь придётся калитку поправлять.
Все засмеялись, и Ирка засмеялась вместе со всеми. А потом Андрей подхватил её за талию и осторожно повёл к ней домой…

Проснулась Ирка поздно. Дома никого не было. Мать рано ушла на работу, а отец был в очередной командировке. Она потянулась, посмотрела в окошко, и вдруг неожиданно поняла, что совершенно не помнит, как пришла домой. Вот, как выходила от соседей – помнила. Помнила, как Андрей вёл её по улице к калитке, придерживая за талию… И всё! Дальше – как отрезало!
Ирка оглядела себя. Нормально, как всегда – в ночнушке. Облизнула губы: тоже нормально. Значит, вчера они с Андреем не целовались по дороге. Ирка даже покраснела от одной только мысли об этом. Она помнила, как в девятом классе целовалась с Ромкой из десятого «А». Тогда на утро губы болели и распухли. А тут, вроде, всё нормально.
«Слава богу, слава богу! – подумала Ирка. – Действительно, не хватало ей только ещё с Андреем целоваться! Да и не стал бы он! Он большой, взрослый, у него жена есть, дочка… Пусть не родная, но дочка… Мелкая… А она для него кто? Девчонка соседская!»
Ирка встала с кровати, и её вдруг повело в сторону. Ну это ж надо! Вроде, и выпила вчера две рюмки… Или три… Или четыре? Но ведь не водки же! Катькина бабка говорила, что наливка слабенькая…
Вообще-то, до этого раза Ирка никогда не пила спиртное. Отец это дело не поощрял, поэтому на семейных застольях ей всегда наливали сок. А бокал «Шампанского» после окончания восьмого класса можно и не считать. Но ведь не могла же она вчера сказать, чтобы ей, как Катьке, тоже налили сок! Она же уже взрослая, ей семнадцать… почти. Да и Андрей…
При мысли об Андрее Ирка опять покраснела. Что же было вчера, когда он повёл её домой? Кто их встретил? Мама? Это она довела её до кровати и уложила? Или она сама? А вдруг – это Андрей? Ирка представила, как Андрей доводит её до кровати, переодевает в ночнушку и укладывает спать… Да нет, бред какой-то! Он не мог! Она сама, наверное… Или – мама…
Забыв о своей слабости, Ирка метнулась в сени и умыла лицо холодной водой. От этого мысли слегка прояснились, и она вспомнила, что перед сном мать выговаривала ей за её вид.
«Значит, мама, – с облегчением подумала Ирка, – значит, не Андрей…»
От этого знания ей стало значительно легче. Она вернулась в комнату, скинула ночнушку и надела шорты с майкой. Неожиданно в ней проснулся зверский аппетит. Она заглянула в столовую. На столе, прикрытый салфеткой, её дожидался завтрак. И кружка домашнего кваса. Ирка вспомнила, как после редких загулов отца, мать всегда наутро ставила ему на стол кружку кваса.
«Вот, – ужаснулась Ирка, – теперь меня, как горького пьяницу отпаивает!»
Несмотря на угрызения совести, Ирка с жадностью осушила кружку и принялась за еду.
«Теперь бы вспомнить, – думала она, – как мы с Андреем дошли до моего дома. Что было, а чего не было?»
Но – не вспоминалось.

Промаявшись в сомнениях до обеда, Ирка всё же вышла на улицу. И первым, кого она увидела, был Николай Михайлович. Он приветливо помахал Ирке рукой и поинтересовался её самочувствием.
– Здравствуйте, – смущённо сказала Ирка. – У меня всё хорошо. Только… мне так неудобно, что я вчера… ну… это…
– Ничего страшного, голубушка, – улыбнулся Николай Михайлович. – С кем не бывает! Главное, что всё хорошо закончилось и все довольны. А вечер – удался. Я бы не против, при случае, повторить.
– Только без наливки! – быстро сказала Ирка. – Пусть лучше будет сок!
– Желание дамы – закон! – чинно сказал Николай Михайлович. – Какой сок предпочитает дама?
– Вишнёвый, – ответила Ирка и тут же спросила: – А где… Катя? И Андрей?
– Молодые люди изволили поутру отбыть в посёлок. На предмет пополнения запасов напитков и деликатесов. Сейчас я им позвоню, скажу, чтобы вишнёвого сока взяли побольше.
– Да я и сама могу сбегать, – смутилась Ирка. – Чего тут бежать – полкилометра.
– Нет уж, – возразил Николай Михайлович, – для переноски тяжестей у нас имеется грубая мужская сила в лице Андрея. И его машина. А вас, сударыня, мы будем использовать в качестве шеф-повара. Ваши грибы вчера были на удивление вкусны. Уж на что моя супруга хорошо готовит, но вы её превзошли. Так что – возражения не принимаются. Все грибные блюда теперь – ваша прерогатива!
Ирка смутилась. Вроде, ничего такого она вчера не сделала. Ну, пожарила грибы. Так ведь – как всегда. А Николай Михайлович её так нахваливает, как будто она торт испекла.
– А хотите, – сказала Ирка, – я сегодня торт испеку? – Потом подумала и добавила: – Только сгущёнки купить надо.
– Принято! – откликнулся Николай Михайлович. – Заказываем молодёжи ещё и банку сгущёнки. Банки хватит?
– Хватит, – кивнула Ирка. – А мука и всё прочее у меня есть.
– Значит, сегодня вечером пьём чай с тортом, – улыбнулся Николай Михайлович. И хитро добавил: – И никакой наливки!
– Никакой! – рассмеялась Ирка.

От матери Ирке всё же досталось по первое число. И, если бы не Николай Михайлович, который занёс Ирке банку сгущёнки и взял всю вину за вчерашнее на себя: мол, не углядел за молодёжью, неизвестно, чем бы всё закончилось. Но его «сударыня» и «будьте любезны» совершенно покорили мать, и она, взяв с Ирки обещание больше спиртного не употреблять, сменила гнев на милость и, даже, помогла Ирке приготовить тесто для торта.
И торт получился на славу!

А вечером они опять сидели в саду у качелей и пили чай из самовара с Иркиным тортом. Все наперебой превозносили её кулинарные успехи и советовали не бросать это дело. Мол, в жизни профессий много, а кулинария всегда прокормит. Ирка смущалась и говорила, что ничего такого в её торте нет, что надо только рецепт знать, а так бы каждый смог его испечь. Но все продолжали её хвалить, делая вид, что совершенно не помнят о вчерашнем инциденте. И только мелкая время от времени поглядывала на Ирку и прыскала в ладошку. Ирка не удержалась и показала ей кулак.
– Да, – сказал Андрей, подкладывая себе в тарелку очередной кусок торта. – При всём уважении к моей жене, такие торты печь она не умеет.
– Ну, у Олечки много других достоинств, – сказала Нина Ивановна. – А что до кулинарии – это моё упущение. Сама всё старалась делать, потому и дочь не научила.
Андрей неожиданно смутился и начал нахваливать жену, награждая её самыми лестными эпитетами. А Катина бабушка смотрела на него и посмеивалась.
– Ладно, ладно, хватит комплиментов, – сказала она. – Мы знаем, что ты Олечку любишь и ценишь. А торт действительно хорош. Даже я с удовольствием переняла бы опыт у нашей замечательной кулинарки.
Ирка опять смутилась, пробормотала что-то о простом рецепте и вдруг неожиданно засобиралась домой. И, хотя было ещё совсем не поздно, никто её задерживать не стал. Просто все дружно пожелали ей спокойной ночи.

В этот раз Андрей провожать её не пошёл. Собственно, в этом не было никакой необходимости – чего провожать двадцать метров до соседней калитки? Но Ирке всё равно было обидно: мог бы хотя бы до выхода из сада проводить. Но не проводил. А, и ладно! Ирка быстро добежала до дома, собираясь юркнуть к себе в комнату и улечься в постель: мало ли, мать опять начнёт корить за вчерашнее. Но матери дома не было – наверное, опять к тёте Маше ушла вечерять, и Ирка расположилась в старом кресле на веранде. Эту веранду когда-то соорудил отец. За два вечера. Мать как-то пожаловалась, что вечером на свежем воздухе посидеть негде. «Хоть бы лавочку, какую, соорудил!» – сказала она отцу. Отец промолчал тогда, а через неделю привёз полмашины досок и за два дня пристроил к дому веранду. Вот так: без лишних рассусоливаний.
Сна не было ни в одном глазу. Ирка сидела и вспоминала события этого вечера. Вроде, всё было замечательно. И обстановка, и разговоры, и похвалы её кулинарному искусству. Но больше всего, конечно, Ирке запомнилась фраза Андрея о том, что его жена такие торты печь не умеет.
«Вот если бы он всегда был рядом, – думала Ирка, – я бы ему каждый вечер торты пекла. И грибы бы жарила. А он бы ел и говорил: «Как ты, Ирочка, прекрасно готовишь!»
«Ага, – усмехнулась она, – размечталась! Нафиг ему мои торты? Поел разок, и будя! У него жена – актриса! Красивая, наверное. И умная. И умеет много чего. Зачем ему деревенская девчонка? Вон они запросто дом на лето сняли. Так, если надо, и кухарку наймут!»
Ирка вздохнула, вылезла из кресла и пошла спать.

А утром она проснулась от громкого визга.
– Мамочка! – кричала мелкая. – Мамочка приехала!
Ирка мгновенно вскочила и побежала умываться. Матери вновь не было дома: в отличие от Ирки, которая откровенно бездельничала летом и поэтому вставала поздно, мать каждый день уходила на работу. Даже в выходные, потому как летом у деревенских выходных фактически не бывает. Это зимой работы мало, а летом – хоть двадцать пять часов в сутки умести, всё равно всё не успеешь.
Сначала Ирка не хотела в этот день идти к соседям: всё же, к Андрею жена приехала, к Катьке мать, а к старикам – дочка. И без неё, Ирки, найдут, чем заняться. Но, промаявшись до обеда, всё же решила заглянуть на несколько минут: соперницу надо знать в лицо!

Ольга полулежала на качелях и курила длинную модную сигарету. Мелкая ютилась у неё в ногах и что-то щебетала, очевидно, рассказывала, как они проводили время на даче. Ольга слушала её в пол уха (видно было!), время от времени кивала и думала о чём-то своём.
– Андрей! – крикнула она и тут заметила Ирку.
– Привет! – Ольга встала с качелей. – Вы, девушка, как я понимаю – Ирка? Наслышана, наслышана. Катерина все уши прожужжала, какая у них замечательная соседка. А я – Ольга. – И она протянула Ирке руку.
– Привет, – сказала Ирка и тоже протянула руку.
– Ну, – сказала Ольга, – раз все в сборе – и гости и хозяева, давайте пить чай. Мама! Неси бутерброды. У нас гости!
И тут все засуетились, как будто это не Ирка к ним зашла, а президент приехал. Столик вытащили, чашки поставили. Андрей, который сразу же появился у качелей, раздул самовар, Нина Ивановна принесла тарелку с бутербродами, Николай Михайлович – варенье. Все сели пить чай и Ирка вместе с ними. Разговоры за столом больше касались дел семейных, и Ирка в них не участвовала. Вместо этого она внимательно, на так, чтобы это было не слишком заметно, рассматривала Ольгу.
Ну, да: красивая. Высокая, худая. Но, на Иркин взгляд, даже слишком худая. Ирка бы даже сказала – тощая. Ни груди нормальной, ни попы. Хотя попа, вроде, ещё ничего, а вот грудь у Ирки – больше. И какая-то она вся… ну, не домашняя, что ли. Как с обложки журнала. Теплоты в ней нет. Хотя и улыбается, и слова говорит добрые, а чувствуется, что мыслями она где-то не здесь. Что семья для неё – это так, вторично. Главное – там, на съёмках, откуда она приехала. И, словно подтверждая Иркины мысли, Ольга вдруг сказала:
– Значит, уезжаем сегодня вечером. Завтра в десять самолёт. Билеты я заказала, но надо успеть собраться.
– Как – уезжаем?.. Уезжаете, – поправилась Ирка. – Куда?
– На съёмки, – вклинилась в разговор мелкая. – Мама договорилась, Андрея берут в сериал.
– Видишь ли, девочка, – тон Ольги вдруг стал каким-то покровительственным, и это «девочка» в результате прозвучало особенно обидно, – у нас актёр второго плана ногу сломал. А Андрей похож на него, как две капли воды. Даже грима почти не потребуется. И я договорилась с режиссёром, что Андрея возьмут вместо него, чтобы доснять пропущенные эпизоды. Там дел-то – недели на три. А платят вполне прилично…
Она говорила, говорила, поясняла какие-то детали, словно оправдывалась перед Иркой, что на эти три недели забирает у неё Андрея. И звучало это так, словно Андрей был Иркиным мужем, а она, появившись неизвестно откуда, увозит его от Ирки неведомо куда. Впрочем, возможно это только Ирке так казалось. Она слушала Ольгу, согласно кивала ей в ответ, а внутри неё всё кричало: «Не отдам! Мой! Не смей его увозить! Не отдам!»
А Ольга, не слыша её внутренних криков, вдруг поднялась из-за стола и сказала:
– Ну, всё. Почаёвничали, пора и честь знать. Пойдём, Андрей, собираться. Да и отдохнуть надо – дорога да Москвы неблизкая…
Всё встали, а Ирка продолжала сидеть на стуле растерянная и опустошённая.
– Ну, чего ты расстроилась? – спросил Андрей, ласково потрепав её по плечу. – Я же Катьку у тебя не забираю. Побегаете с ней, покупаетесь, грибы пособираете. Ты за ней присмотришь – я в тебя верю. Ты ведь уже взрослая?
– Взрослая, – кивнула Ирка и хлюпнула носом.
– Ну-ну, – шутливо погрозил ей пальцем Андрей, – взрослая, а глаза на мокром месте. – И вдруг совершенно серьёзно сказал: – Не грусти. Я тоже буду скучать по тебе. Но ведь три недели – это так немного. Зато обратно я вернусь на новой машине. Давно хотел поменять, теперь денег хватит…
– Да хоть на старой! Хоть вообще – без машины! Только приезжай скорей! – всхлипнула Ирка, вскочила и побежала прочь из сада…

Они уехали ночью. Ирка слышала, как отъезжала машина, видела огни от фар и всё ждала, что Андрей найдёт способ сказать ей «До свидания». Но так и не дождалась…
«Даже не попрощался!» – с обидой думала Ирка, хотя и понимала, что не мог Андрей зайти попрощаться среди ночи. Понимала, а всё равно обижалась. На Андрея обижалась, а, заодно, на Катьку с её бабушкой и, даже, на Николая Михайловича, хотя он-то тут был совершенно не при чём. А на Ольгу обижалась в десять раз больше. Подумаешь, сериал какой-то! Что там – без Андрея обойтись не могут? Ведь обходились же раньше! А у неё… Три недели! Три недели будут вычеркнуты из жизни!

И сидела Ирка до утра в своей комнате и плакала. Потому что вдруг совершенно ясно поняла, что уже ничего не будет по-прежнему, что её Андрей – это вовсе не её Андрей, а чужой муж. И поэтому сегодня что-то сломалось, что-то ушло, и это надо будет пережить, как ссадину на коленке, которая заживает сама собой. Только о ссадине забываешь быстро, стоит только йодом помазать. А тут сколько ждать?..
А потом Ирка опять заснула. И проснулась только в десятом часу. А, проснувшись, вдруг успокоилась. Чего это она, в самом деле? Ну, уехал – и уехал. Всё равно бы уехал, не сейчас, так через месяц. Или через два. Но всё равно уехал бы. Потому что все дачники уезжают. Всегда. У них там в городе своя жизнь, свои интересы. И жёны свои, и мужья… А она бы осталась тут, догуляла бы лето, пошла в школу. Десятый класс, выпускной. Сразу же забыла бы обо всех своих любовях. Или не забыла бы?..
От всех этих переживаний у Ирки проснулся зверский аппетит. Она быстренько умылась и пошла в большую комнату. На столе, как всегда, её ждал завтрак. Пока Ирка предавалась своему безутешному горю, мама умудрилась нажарить целую горку блинов. А ещё рядом стояла пиала, полная густой сметаны…

После завтрака Ирка успокоилась окончательно.
«Вычёркиваем Андрея из своих мыслей, – сказала она себе. – С глаз долой – из сердца вон! Пойду, возьму Катьку – и на речку!»

Катьки на даче не обнаружилось. Оказалось, они с Николаем Михайловичем с утра ушли в посёлок пополнять запасы чая и сахара. Так что дома была только Катькина бабушка, Нина Ивановна. Она сидела на качелях и курила.
– Вы курите? – удивилась Ирка.
– Так, – сказала Нина Ивановна, – иногда. Редко. Вот такая у меня вредная привычка: как задумаюсь о чём-то серьёзном, так и тянет выкурить сигаретку. Только ты Катерине не говори – я при ней не курю.
– Не скажу, – кивнула Ирка. – А о чём серьёзном вы задумались, если не секрет?
– Не секрет. Только не о чём, а о ком. О тебе.
– Обо мне? – удивилась Ирка. Ей было трудно представить, что Катькина бабушка сидит тут одна на пустой даче, курит и думает о ней.
– О тебе, – продолжила Нина Ивановна, – о Катерине, об Ольге, об Андрее… Ты знаешь… Только ты учти: я это тебе говорю по большому секрету, мне кажется, что Андрей и Ольга как-то… ну, скажем, стали более холодно относиться друг к другу, чем год назад. Поотвыкли они друг от друга за время Ольгиных заграниц. Мне даже кажется, что ели бы не Катька, у них бы вообще всё расстроилось. Но Катьку Андрей очень любит. Так даже родные отцы своих дочек любят редко… Так вот, если бы не Катька, может, они бы уже разбежались… Ой, чего это я тут перед тобой душу изливаю, о таких вещах говорю! Ведь ты сама ещё – дитя. Чуть Катерины постарше…
– Я не дитя, – обиделась Ирка, – я уже взрослая! Мне – семнадцать… осенью.
– Ну… – Нина Ивановна затушила сигарету и засмеялась. – Семнадцать лет – это самый замечательный возраст! Уже уходит детская наивность, но ещё не появляется взрослый скептицизм А ты… Ты хорошая девочка. Вот только… – Катькина бабушка помолчала. – Только не надо на Андрея засматриваться. – И жестом прервав готовые вылиться Иркины возражения, продолжила:
– Андрей – хороший человек. Умный, красивый, добрый. Но ты для него – просто маленькая девочка. Как Катька, только немного взрослее. Он и относится к тебе почти, как к Катерине. И дело не только в разнице в возрасте. Если бы ему было сейчас не тридцать пять, а сорок пять, а тебе не семнадцать, а двадцать семь, могло бы что-то и получиться… Но сейчас…
Ирка почувствовала, что глаза её становятся мокрыми. Потому что, по сути, Катькина бабушка сказала ей то, о чём она сама давно знала, только боялась себе признаться. И от этого внезапного откровения она вдруг заплакала, нет, зарыдала – громко, не стесняясь своих слёз. И плевать ей было, что кто-то это заметит, услышит, укорит. Потому что она оплакивала свою первую настоящую девичью любовь.
Она плакала навзрыд, уткнувшись в плечо Катькиной бабушки. А та гладила её по голове и приговаривала:
– Поплачь, девочка, поплачь. Мы все рано или поздно оплакиваем свои несбывшиеся надежды. И я в своё время плакала, и дочь моя плакала, и мама твоя, наверное, тоже. Что же поделаешь: не всё в жизни получается, как мы хотим. Но, рано или поздно, всё встаёт на свои места. И то, что раньше казалось вселенской трагедией, переходит в разряд грустных, но счастливых воспоминаний… Знаешь ка что, а давай мы с тобой выпьем по рюмочке нашей доброй наливки. Одна рюмочка не повредит. А вторая – излечит…

…Ирка ещё раз оглянулась на реку. Яркие камушки у берега, посверкивая в лучах солнца, продолжая притворяться и обманывать. Но Ирка больше им не верила. Что случилось – то случилось. Что ушло – то ушло. Например, ушла куда-то половина этого лета. Но осталась вторая половина. И Ирка очень надеялась, что – лучшая…