Не задался день

   Мы с ним учились в одной группе в институте. Он жил в общаге и часто оставался там на выходные – домой далековато, на самом краю области родной городок, матери уже не было, отец на то время был ещё бодрым, девушка, ставшая впоследствии женой, появилась много позже, так что позвать его туда могла только крайняя необходимость.
   Написал: на выходные – и поймал себя на мысли, что уже и не помню, была ли у нас пяти-, или шестидневка. Кажется, пяти. Ну да ладно. Не о том речь.
   Русик (производная от фамилии - тёзками мы были в числе других Вовок группы) до поступления успел окончить техникум и отслужить в армии. А я поступил сразу после школы и на большее, чем ИО младшего брата, для него не годился. Четыре года разницы.
   Гениальностью он не блистал, чего уж, на красный диплом заведомо не тянул – был «рабочей лошадкой» без особых претензий, на каких весь мир и держится. Зато добрейшей души человеком был. И отзывчивым, как мало кто. Помогать ему в учёбе приходилось нечасто: хоть и подзабыл он многое за годы службы в армии, однако до всего ему хотелось дойти своим умом. И обычно это удавалось. А вот меня, раздолбая, он курировал. Когда был в состоянии, разумеется.
   Я ведь пребывал в том возрасте, когда все вокруг, кто старше хотя бы лет на десять, кажутся «вчерашними», замшелыми пеньками, и многое из того, чем мы живём, недоступно их пониманию в силу заскорузлости мышления. Лет через десять смотрел на таких вот, как я тогдашний, и видел в их глазах то же самое отношение ко мне. И смешно, и грустно становилось: они ведь наверняка думают, что познали уже мир от и до, а мы со своими советами только мешаемся под рукой.
   Его кураторство отнюдь не препятствовало нашему с ним дружному, братскому времяпрепровождению, когда выдавалась очередная свободная, или освобождённая нами от учёбы минутка. Что, собственно, отлично вписывается в законы природы для едва подросшего поколения, а также целиком и полностью соответствует лозунгу «Делу – час, потехе – время!»
   Как-то раз, после занятий и перед выходным, когда большинство «общажных» уже разъехалось по домам, я попросил Русика о помощи: мне нужно было заменить забор вместе со столбами и успеть это сделать за один день. А забора – около пятидесяти метров, поскольку двор угловой. В одиночку… Ну, не знаю, я не настолько стахановец.
   Русик безропотно согласился. Оно и понятно: чем ещё ему было заняться в выходной день? Не отдыхать же… «На его месте так поступил бы каждый! Сам не отдыхай, а товарища выручай! Это для нас не простые слова, а кредо жизни!» - скажете вы, и я с вами соглашусь, дабы не тратить время на досужие споры. На самом деле – не каждый.
   Утром на следующий день он прибыл без опоздания. Я приготовил, казалось, всё: материалы, инструмент и себя. И был беспощадно отруган и изгнан на рынок: докупать гвозди, пока он доведёт до ума молотки и топор. Ишь, не понравились ему! Могут с ручек слететь. Почему-то у меня никогда не слетали! Ну, рассохлись слегка за год, что валялись без дела, но это же не повод отчитывать меня, как пацана! Короче говоря, не посмел я ослушаться и постыдно сбежал на базар за гвоздями.
   Вернулся и мы приступили. Работали усердно, ударно и без перерыва на обед. Мать измучилась, призывая нас не голодать, но у Русика, видите ли, было хобби - работать только натощак. В сытом виде, мол, он и одной ямки выкопать не сможет. Чудак человек… Пришлось и мне ломать себя через его колено и голодать до самого окончания трудов праведных. Как ни странно, получилось не умереть. Моему деду по отцу повезло меньше: он умер, как раз делая новый забор. Правда, так просто совпало: рак горла у него был.
   Наконец, пришёл делу венец.
   С чувством выполненного долга мы взгромоздились на стулья у обильного едой и нищего дополнением к оной стола. Мама очень боялась, что я сопьюсь, да и вообще к спиртному относилась крайне отрицательно, посему иначе и быть не могло.
   Русик опять хотел меня подвести и съел очень мало. По моим стандартам, конечно. Но в этот раз у него ничего не вышло: солидарен я с ним не был, компанию ему не составил и лопал так, что за ушами даже у него трещало. Или это было эхо – кухня большая, и на ту пору была не слишком загромождённой мебелью.
   Несмотря на мамины старания, ничего у неё не вышло: на днях я немножко выиграл в преферанс, и у меня с собой было. Ещё работая и предполагая такой печальный ход событий, мы с Вовкой договорились о том, что после вкусного обеда по закону Архимеда пусть спит, кто хочет, а мы поедем в общагу, по пути заглянув в гастроном. Так и сделали. Мама, которую я уверил, что пить мы не будем – строго учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал первоисточник, попросила хотя бы ночевать там остаться, а то мало ли что может случиться с переучившимся в городе посреди ночи. Я был с нею полностью согласен.
   Как и договаривались, по дороге мы заехали в гастроном «Россия» - отовариться в хорошем смысле слова. Почему в хорошем? Дело в том, что парой лет ранее, на втором курсе, на 1 Мая мы стояли в оцеплении как раз недалеко от этого магазина, а немного позже, по окончании демонстрации, отоварились по полной в плохом смысле слова в его дворе от дружной, но чужой компании таких же трезвых, как и мы трое. Вовка, кстати, среди нас тоже был. Но другой – Мячик. С царской фамилией и первым взрослым по классической борьбе в тяжёлом весе. Не помогло. Уж очень нас штормило. Меня, говорят, вообще летать научили. Правда, низко над землёй и с жёсткой посадкой. Врут, поди: почти целым домой вернулся.
   В гастрономе мы взяли ровно столько бутылок с нектаром, сколько влезло в Вовкин потрёпанный дипломат, но Русику показалось этого мало и он, докупив ещё и закуски, забил портфель до отказа. А замочки-то были старенькие, трухлявенькие… И ровно посередине торгового зала открылись. Всё вдребезги. Кроме закуски, естественно.
   Если в прошлый раз я рассказывал, что мы стояли над призывно пахнущей лужей с разбросанными по ней для пущей красоты осколками стекла и смеялись, как сумасшедшие – каюсь: беспардонно врал. Но и не плакали. Мы вообще в ступор впали. За нас рыдала откуда ни возьмись возникшая «синяя» дама полусвета-полутьмы. Сквозь рыдания прорывались слова скорби по нам и особенно по разлившемуся добру.
   Немножко в кармане ещё позвякивало, и что-то мы всё-таки взяли. Но, кажется, в другом гастрономе. Покуда в этом нас не заставили заняться генеральной уборкой. Да и поиметь собутыльницу синего цвета на основании всего лишь того, что она горько плакала вместо нас над разбитым счастьем, это знаете ли…
   Не задался день. Видимо, по незнанию вследствие слабой образованности и эрудированности, не распознали злое пророчество какой-то плохой приметы.
   Нет Вовки среди нас уже больше двадцати лет. Рак лёгких. Когда у кого-то, не дай бог, может рано уйти настоящий друг, я почему-то всегда вспоминаю о нём – об одном из моих настоящих друзей. Как о родном. Да я и считал его родным.
   Это о нём.

Побратим.

Он был без двойного,
От глаз потаённого дна.
Он верил на слово,
Хоть честь и не всем нам дана...

Пусть людям-коктейлям
Сулятся под Солнцем места -
Он был незатейлив:
Из тех, кто сама простота.

Из тех, кто беспечен
В наиве своей доброты;
Из тех, кто при встрече
Не ищет, чем выгоден ты.

Просить их не надо
Тебе никогда ни о чём:
Поймёт с полувзгляда
И молча подставит плечо.

В кровище заката
Над свежей могилой стоим...
Он не был мне братом -
Он был побратимом моим.


И это о нём.

Здравствуй, Вовка!

Здравствуй, Вовка, друг родной!
Выпей чарочку со мной,
Вздрогнем, Вовка, по одной -
Вспомним молодость!

Дни, когда был наш гастрит
"Беломором" с водкой сыт;
Мы не знали, что вредит
Кофе молотость.

Дни, когда мы, сдав зачёт,
Стрескав с пивом банку шпрот,
Шли к девчонкам. А Пол Пот
Правил кхмерами;

Дни, когда кругом был мат:
Матанализ, сопромат;
И карал нас деканат
Полумерами.

Дни, когда среди задач
Тачек не было и дач:
Были б кеды, был бы мяч
Да хотение,

Задний ряд, ночной сеанс,
Красноглазый преферанс;
А из Бронкса шёл брэйк-данс
В наступление.

Дни, когда вы с бодуна,
Сам не знаю, на хрена,
Помня только, что страна
Необъятная,

На вокзале наугад
Взяв билеты в Ленинград,
Не пошли на трезвый взгляд
На попятную.

А в общаге наш этаж
Охватил тогда мандраж:
Кто же знал, что "Эрмитаж"
Вас манил давно?

Деньги - вон из портмоне:
На Родена и Моне,
На ван Гога и Мане,
Кабаки, кино...

И - назад дней пять спустя,
Грустно кукишем хрустя
По карманам. А хотя...
Было здорово!

Был красавец Ленинград!
Пустяки, что из деньжат
Два десюлика бренчат
Мельхиорово...

Сколько лет прошло с тех пор...
У судьбы сбоит мотор
И из зеркала в упор
Смотрит дедушка...

Вот, стою среди могил...
По одной я нам налил,
Стопку я твою накрыл
Ломтем хлебушка...