Две сестры сага о жизни и любви

В книжном море дороги к книге бывают разными. К саге Вацлава Михальского  (цикл из шести книг: «Весна в Карфагене»; «Одинокому везде пустыня»; «Для радости нужны двое»; «Храм согласия»; «Прощёное воскресенье»; «Река времен. Ave Maria») меня «привёл» любимый писатель Борис Васильев. Я обсуждала исторический цикл Васильева («История рода Олексиных») с подругой. «А ты читала романы Вацлава Михальского? – спросила подруга. – Нет? Обязательно прочитай. Тебе понравится. Первый – «Весна в Карфагене»
Только страстный читатель с многолетним стажем, познавший и восторг первооткрывателя прекрасной книги, и книжный голод, поймет мои чувства.  Я никогда не слышала этого имени – Вацлав Михальский. Удивление (если романы так хороши, как же они прошли мимо меня?), смешанное с недоверием, быстро сменилось восторгом, когда я начала читать «Весну в Карфагене».
О судьбах русских эмигрантов первой волны и дворян, не сумевших бежать после революции из России, написано много книг, хороших и разных. Булгаковский «Бег». «Эмигранты» Алексея Толстого. Рассказы Бунина. «Побежденные» Ирины Головкиной (Римской-Корсаковой), трагические до боли, до невозможности перечитать. Список можно продолжать долго. Романы Михальского, на первый взгляд, из того же ряда книг. И все-таки, думаю, их содержание шире «заданной темы».
Главные героини, сёстры Мерзловские,  – графини, дочери царского адмирала. Обезумевшая толпа беглецов «от Советов» на причале в Севастополе разлучает пятнадцатилетнюю Марию с матерью и годовалой сестрой Сашенькой навсегда. Маша попадает с русской эскадрой в Тунизию (Тунис),  Анна Карповна и Сашенька остаются в советской России.
 А дальше начинается жизнь. Не кончается, как часто бывает в историях об эмигрантах и дворянах, попавших под «власть Советов», а начинается. Полноценная жизнь, с открытиями и потерями, немыслимыми приключениями, с верностью и предательством, любовью и несбывшимися мечтами о любви.
Трудно однозначно определить жанр книг Михальского. Исторические романы? Безусловно! Причем в лучшем их понимании, когда при чтении возникает поистине голливудский «спецэффект». Глобальные исторические события (Гражданская и Вторая мировая войны, сталинские репрессии, землетрясение в Ашхабаде и т.д.) и исторические личности (маршал Петен, де Голль, Коко Шанель, потомки Пушкина, генерал Роммель, Игорь Сикорский и пр.) создают крупными мазками историческое полотно, поражающее масштабами и документальностью интереснейших ссылок. А потом словно наплыв невидимой камеры – и появляется виртуозно и тонко прописанное кружево судеб обычных людей, таких же равноправных творцов истории, как те, чьи имена попали в учебники истории.
Романы Михальского густо населены людьми, насыщены судьбами. Русские и украинцы, французы и немцы, берберы, туареги и англичане, поляки и чехи, армяне и русины. Аристократы и «чёрная кость», полиглоты и неграмотные,  военные и штатские, врачи, лётчики, инженеры, изобретатели, лингвисты, банкиры, рабочие, заключенные. Автор явно пристрастен к одним героям и нетерпим к другим. Отношение Михальского не зависит от национальности, социального происхождения или уровня образования. Критерии у автора предельно ясные, хотя и не имеющие формально-математической оценки: честь, верность, внутренняя сила, цельность натуры. И я, как читатель, принимаю эти критерии, и вслед за Михальским восхищаюсь сестрами Мерзловскими, их матерью, Ксенией Половинкиной, Адамом, Антуаном, тётей Нюсей, Улей.
Но вернемся к теме жанра. Если забыть о дешевом чтиве в ярких обложках, романы Михальского вполне можно назвать любовными. Достаточно подробно и детально в них описывается только история любви Адама и Саши, но чудесной канвой и фоном этой истории выступают другие: родителей сестёр Мерзловских,  Марии,  Ксении, медсестры Натальи, фронтовой жены Нины.
История жизни старшей сестры Мерзловской – настоящий авантюрный роман. Некоторые читатели считают, что и изобилие приключений, выпавших на долю Марии,  и сам её образ не слишком правдоподобны. А я склонна верить Михальскому. Не потому, что люблю «сказки для взрослых», а потому, что неоднократно убеждалась, что жизнь иногда куда неправдоподобнее и авантюрнее любой сказки.  Достаточно вспомнить о судьбах реальных эмигрантов, будь то Зиновий Свердлов (Пешков), Александра Львовна Толстая  или Ольга Чехова.
Впрочем, так ли уж нужно и важно точно определять жанр романов Михальского?  Поверим Вольтеру – любой жанр хорош, кроме скучного. А скучными романы Михальского точно не назовешь.  И трагическими – тоже, несмотря на то, что герои переживают много потерь, что не все их желания, включая самые важные и заветные (воссоединиться с матерью и сестрой, с любимым, родить ребенка) исполняются.  И все же история сестёр Мерзловских оставляет в качестве «послевкусия» не  ощущение безысходности и горя, а чувство гордости и надежды. Россию можно потерять, но нельзя вычеркнуть из сердца. Россию можно заставить страдать, но нельзя победить, потому что и пока в ней живут люди, умеющие и имеющие силы любить. Любить мать и отца, единственного мужчину или женщину, берёзу, раненную давно прошедшей войной, землю, на которой растёт эта берёза, страну, где родились отцы и матери, деды и прадеды. Любить Россию, которую невозможно забыть даже в многолетней разлуке.