Здравствуй, Человек!

Четырёхлетняя внучка, заметив на моём письменном столе ярко-голубой томик, требует, чтобы я читала ей «Денискины рассказы». И неважно, что мы только что прочитали книгу от корки до корки,  все 350 страниц: Алиска хочет снова хохотать, слушая про «никакие не «фыфки» или про то, как Дениска превратился в похитителя собак, представлять самую красивую в мире «девочку на шаре», жалеть похищенный велосипед и переживать за Денискиного папу, сломавшего ногу. Наверное, внучка думает, что Дениска живёт на соседней улице, не так давно ходил в её детский сад а теперь учится в школе за углом нашего дома. Может, надо сказать Алисе, что Дениска – старше меня?  Признаться, что полвека назад первоклассницей я бегала «на свидания» с Дениской в библиотеку (книги были большим дефицитом), а синий томик  купила, когда четыре года исполнилось  Алискиной маме? Нет, пока не буду раскрывать тайну, не буду прибавлять Дениске годов.
Я и сама пишу книжки для детей, поэтому слежу за дискуссиями о детской литературе. И вижу, что Дениска, как российский Питер Пэн, не только не хочет взрослеть, но и не желает «устаревать», опровергая аргументы многих современных литературоведов и критиков. Рассказы Драгунского доказывают, что хорошая детская литература  может быть «поучительной» без назиданий,  понятной и интересной даже четырёхлетнему читателю.
Питеру Пэну удавалось не взрослеть, летать, дружить с феями и переноситься в страну Нетландию благодаря колдовству.  Истории про Дениску абсолютно реалистичны. И всё-таки мне кажется, что Драгунский писал рассказы, следуя рецептам, по которым кудесники варят волшебные зелья счастья и успеха.
Главный ингредиент – смех, универсальный юмор, понятный и дошкольнику, и подростку, и взрослому. «Тайное становится явным», «Где это видано», «Заколдованная буква», «Пожар во флигеле или подвиг во льдах», «Похититель собак», «Сверху вниз, наискосок!» и многие другие рассказы не просто смешны, а очень и очень смешны. Кстати, еще одна любимая тема литературоведов-критиков: грань между литературой «для детей» и литературой «о детях». Думаю, лучшие образцы детской литературы часто бывают и «для» и «о». Примером тому – «Денискины рассказы».
Следующий ингредиент чуда – романтика. Ингредиент нежный и хрупкий, как крыло бабочки. Почему самые хрупкие вещи иногда живут дольше, чем памятники из бронзы или пирамиды из каменных глыб? Почему я помню с детства, как что-то замирало и теплело в груди, когда я читала «Он живой и светится»? Почему мне казалось, что я знакома с «девочкой на шаре», и при этом мне самой хотелось быть той девочкой? А еще хотелось узнать, как пахнут «небо и махорочка», увидеть белых амадин, услышать, как «поют колёса «тра-та-та». Отправляясь летом к родственникам в другой город, я слушала песню вагонных колёс и немного сердилась на слишком бдительную маму, которая, в отличие от Денискиного папы, не оставляла меня без присмотра, не позволяла открыть в тамбуре дверь на волю, сесть на пол, свесив ноги, увидеть одновременно хвост и голову  поезда на повороте.   И, помнится, я как-то отпустила в синее небо красный шарик, который только что купили мне родители. Они подумали, что шарик улетел случайно, но я-то знала, что виноваты в этом Алёнка и Дениска…
Еще в котёл волшебного зелья Драгунский бросает кусочек философского камня. Рассказы «Что я люблю», «…И чего не люблю!», «Что любит Мишка» совершенно не соответствуют представлению многих современных издателей о детской литературе. «Писать надо как можно короче, действия – как можно больше», - требуют издатели. А тут – вообще нет действия. Кому какое дело до того, что любят, что не  любят два мальчишки? Ответ прост: философам дошкольного и младшего школьного возраста, пытающимся познать тайны бытия.
Еще один философский рассказ, «Друг детства», вызывал у меня слёзы. Мне было жалко старого плюшевого мишку. И Дениску жалко. Думаю, именно так, со слезами, пришло ко мне понимание, что друзей предавать нельзя. Даже плюшевых.
И тут мы опять возвращаемся к теме «поучительности». Ни один Денискин рассказ не упрекнёшь в назидательности. И почти все они, даже самые смешные и забавные, поучительны. Они учат дружить («Надо иметь чувство юмора», «Кот в сапогах»), понимать других (Синий кинжал», «Независимый Горбушка»), любить свою семью («Сестра моя Ксения», «Гусиное горло»), всё живое («Не пиф, не паф») и саму жизнь («Рабочие дробят камень», «Запах неба и махорочки»). 
Боюсь, некоторым молодым родителям может не понравиться «несовременность» рассказов Драгунского. Конечно, они не настолько несовременны, как народные сказки (кто только не сетует: как понять бедным детям двадцать первого века, что такое «кочерга», «веретено» или «лапоть»), но всё же. Вот, к примеру, в рассказе «Слон и радио» Дениска восторгается транзисторным радиоприёмником. А еще Денискины друзья радуются и мечтают о самых примитивных вещах, дарят другу высушенное гусиное горло, сами делают себе карнавальные костюмы, играют в космонавтов… Никаких тебе айфонов, аниматоров, тиктоков.  Вот только, по моим наблюдениям, дети-читатели, дети-любители книг особо не страдают от «несовременности». Разве что спросят, что такое транзисторный радиоприёмник и почему Дениска не звонит маме по мобильному, когда скучает. Такие вопросы – прекрасный повод вспомнить, что мы – не мотыльки-однодневки и рассказать о том, как жили дети до века интернета.
И ведь неплохо жили, надо заметить! Дениску и его друзей не грузили с утра до вечера развивалками, кружками, секциями, не говоря уж о репетиторах с первого класса. С точки зрения современного родителя они росли без особого надзора. Хулиганили порой, попадали в истории. Но, может, нынешним мамам и папам, а также бабушкам и дедушкам полезно примерить на себя «шкуру» Дениски в те дни, когда мама «изобрела волшебную подзорную трубу» и «следила» за ним денно и нощно? Не так ли чувствуют себя сегодняшние дети под неусыпным наблюдением  взрослых,  на вооружении которых все чудеса современной техники?
Я вообще думаю, что Денискины рассказы просто необходимо прочитать-перечитать взрослым. Взглянув на истории Драгунского свежим повзрослевшим глазом, мы, взрослые, можем посмотреть на себя со стороны и понять, «что такое хорошо, и что такое плохо». Вдруг и в нас где-то спряталась соседка Марья Петровна, твёрдо уверенная в том, что ребёнка можно обмануть («Старый мореход»), что несовершеннолетий  субъект не имеет право голоса и что он хуже, чем всегда послушный команде пёсик («Дядя Паша истопник»)? Не уподобляемся ли мы, стремясь «нафаршировать» головы наших детей знаниями, учительнице географии и естествознания Елизавете Николаевне, убившей всё очарование пушкинских строк своими научными разъяснениями («Тиха украинская ночь»)? Не надо ли нам  разнообразить вопросы, которые мы задаём при встрече  знакомым детям («Ничего изменить нельзя»)? А, может, следуя примеру дяди Паши истопника и самого Виктора Драгунского, стоит наклониться к ребёнку, взять  его руку в свою, улыбнуться и ласково сказать: «Здравствуй, Человек!» Только обязательно именно так – с большой буквы!