Writober-21. 21. Империя, XIX век

— Наполеон победил, — с такими словами Фабьен вошёл в гостиную и сел на диван. — Скоро мы снова будем империей.

— Это плохо? — подняла на него взгляд Амели. — Ты же знаешь, я ничего не понимаю в политике. Но твой вид намекает, что плохо.

— Пока не знаю. Республиканцы сделали много и хорошего, и плохого. В последнее время, правда, у них было больше провалов. Посмотрим, что сделает он. И будем надеяться, что ему передались таланты его великого дяди. Как бы там ни было, теперь нам остаётся только ждать.

Амели вздохнула и вернулась к шитью. Последние четыре года постоянно что-то происходит и почти никогда это радостные события. Восстания, бунты, перевороты — даже наблюдать со стороны за этим оказалось очень изматывающим. Апогей, конечно, случился год назад. Тогда показалось, будто события конца прошлого столетия, оставшиеся лишь в книгах по истории да в воспоминания редких стариков, ожили. Не хватало только этого варварского сооружения на Площади Согласия…

Тогда Фабьен почти ничего не говорил о происходящем, кроме того, что Наполеон по могуществу будет почти равен императору. Но тогда это казалось чем-то невероятным: у них же республика, откуда взяться монарху? Прошёл всего год — и монархия стала реальностью. Теперь и правда остаётся только надеяться, что это будет во благо.

— И всё же я не думаю, что в этом действительно была такая уж необходимость. Можно было переизбрать депутатов, принять новые законы. А не переписывать Конституцию и разгонять Национальное собрание, чёрт возьми!

— Не нужно таких слов, пожалуйста…

— Прости, прости… — Фабьен опустил голову на руки и некоторое время сидел так. Потом вдруг вскочил, прошёлся по комнате и, остановившись у окна, сказал: — Я боюсь, что этот человек задумал отбросить страну на сто лет назад. Я надеюсь, что в нём расцветут таланты его дяди. Но как бы вместе с ними не расцвели и его пороки.

— Тогда нам стоит молиться, чтобы в конце концов всё сложилось удачно, — спокойно ответила Амели, глядя на него.

— Ты конечно можешь молиться, любовь моя. Но молитва не остановит пули, которыми солдаты по его приказу будут стрелять в его же граждан. Впрочем, что ещё нам остаётся? Почти вся страна проголосовала за возвращение империи.

— Как это помешает тебе? — Амели тихо подошла к нему и прижалась щекой к его спине.

— Хотел бы я сказать, что никак… Оба предыдущих раза аристократия мгновенно оказывалась у руля. А такие, как мы, становились не нужны. Его будущее Императорское Величество сейчас проводит голосования и громко кричит, что думает только о народе… — Фабьен усмехнулся и ненадолго замолчал. — Но будет ли он думать о нём или хотя бы говорить, что думает, когда в Реймсе на него напялят корону?

— Но ведь времена меняются. С тех дней, когда правил его дядя, прошло много лет. Он коронуется, но ведь это не означает, что он будет таким же, как дядя. Ему придётся считаться с веяниями эпохи. Это неизбежно. Всё ещё может обернуться в лучшую сторону.

— Будем надеяться. Если он посчитает, что я и то, чем занимается моя семья, полезно для него, то тогда эти перемены окажутся не такими… трагичными.

Амели сжала его руку. Как это ужасно, когда не можешь ни помочь, ни приободрить. Хотела бы она во всём этом разбираться… Хоть для того, чтобы не стоять с таким глупым и беспомощным видом и только гладить его по спине. А пока ей остаётся только надеяться и молиться, чтобы хоть эта империя не рухнула из-за очередной катастрофы, похоронив многих граждан под своими останками.