Расскажите, генерал, о войне

«Неправильно задаёшь вопрос, лейтенант!»

Это сейчас он генерал-майор в отставке и за плечами у него 40 лет службы в Советской Армии. А когда началась война, Александру Пыльцыну не исполнилось ещё и 18 лет. Но как и многие мальчишки той поры, вместе с друзьями он он два дня стоял в очереди в военкомате, прося отправить его на фронт. Это желание, конечно, сбылось, но только через два года. Сначала были военно-пехотное училище, которое он окончил с отличием, и служба на Дальнем Востоке.
В 1943 году он, наконец, попал на Белорусский фронт, в составе которого воевал в 8-м Отдельном штрафном батальоне. Вот, как вспоминает о назначении туда Александр Васильевич в своей книге «Штрафной удар, или как офицерский штрафбат дошёл до Берлина».
- Посмотрев на моё тощее личное дело, майор вдруг сказал: «Пойдёшь, лейтенант к нам в штрафбат!» Кажется, заикаясь от неожиданности, я спросил: «З-за что?» И в ответ услышал: «Неправильно задаёшь вопрос, лейтенант. Не, за что, а зачем! Будешь командовать штрафниками, помогать им искупать вину перед Родиной».
Так, в числе 18 опытных офицеров, пополнивших батальон после тяжёлых боев под Жлобином, в которых тот понёс серьёзные потери, оказался и он – Александр Пыльцын. Самый молодой необстрелянный командир роты автоматчиков, а в роте той – до 200 бойцов. И штрафники – от младшего лейтенанта до полковника. Кстати сказать, не было среди них ни «разбойников», ни «политических», а были в подавляющем большинстве боевые офицеры. Их вина по сегодняшним меркам – и не вина вовсе, - скорее, трагедия: кто-то во время боя высоту не взял, кто-то проявил нерешительность. А потом ещё, когда стали освобождать советскую территорию, в батальон стали прибывать окруженцы и пленные.
- Штрафные батальоны, - говорит Александр Васильевич, - самые стойкие. Бойцы знали, что такое офицерская честь. Их не надо было гнать в бой. Они сами шли. Если и погибали, то с честью, если оставались в живых, то возвратив себе доброе имя.

Конечно, на войне люди встречались разные. О них тоже помнит генерал.

- Как-то к ротной кухне отправился за пищей один штрафник. По пути его догнал другой и спрашивает: «Хочешь золотые трофейные часы?» А на фронте, если вы знаете, был такой  обычай («махнём, не глядя») – меняться чем-нибудь зажатым в кулаке. После обмена становилось понятно, кому повезло больше. Вот и здесь, тот, что шёл из штаба, сначала подумал, что ему предлагают обмен. Оказалось, нет. «Я вытяну руку, а ты метров с пяти её прострели!» «Давай! Только ты сначала покажи часы!» И когда второй поднял руку с часами, то услышал команду: «А теперь и другую руку подними! Я тебе покажу, что не все такие продажные, как ты!» И так с поднятыми руками он и привёл труса, несостоявшегося членовредителя прямо в штаб к комбату.
Был и такой случай. В последний год войны в батальон стали присылать некоторых штрафников и из тюрем, некоторые заключенные просились на фронт. Один такой офицер к нам пришёл. Он мне говорит: «Я работал раньше в ресторане, умею готовить». И я отправил его на кухню. Но через неделю пришёл ещё один – под 50 лет, измождённый, бледный. Казалось, что он и автомат-то не удержит, и бежать не сможет, а нам вскоре предстояло форсировать Одер. И решил я его назначить на кухню вместо того, первого. Мне стало жаль этого бойца, потому что он, как и я, не умел плавать. Погибнет сразу. Зато первый озлобился: «Ладно, капитан, посмотрим, кому пуля первая достанется». Что это было? Угроза или пожелание? Судьба распорядилась так, что нам обоим досталось по пуле. Меня ранило, а он погиб.

Переправа, переправа…

В феврале 1944 года две роты получили задание захватить плацдарм на другом берегу реки Друть. А для этого ночью перейти  по льду реки и внезапно атаковать противника, выбить немцев из первой траншеи и, развивая наступление, обеспечить ввод в бой других армейских частей.
- Лёд на реке был побит снарядами, и в в темноте, переходя реку, мы ногами проверяли его на прочность. В какой-то момент я провалился в полынью. Плавать не умел, а одет был в ватные брюки и телогрейку. Они набухли от воды, и меня потянуло на дно. Спас меня штрафник-ординарец, который лёг на цельный лёд, подполз и протянул мне автомат. Я уцепился за мушку и так выбрался. А потом в обледеневшей одежде вместе со всеми больше суток продолжал бой. Но одежда постепенно превращалась в панцирь, ноги и руки потеряли подвижность, мог вертеть свободно только головой. Наконец командир роты, капитан Сыровацкий приказал двоим легко раненным штрафникам доставить меня в медпункт батальона. Там наш доктор Степан Петрович и его помощник Ваня разрезали сапёрными ножницами мою одежду, растерли всего спиртом со скипидаром. Хорошую дозу спирта я принял вовнутрь, а потом надели на меня всё тёплое. Палатка вся была забита ранеными. Тогда они придумали: выкопали в снегу яму, положили в неё слой еловых лап, плащ-палатку и уложили меня. Потом укрыли сверху плащ-палаткой, ватником и засыпали снегом, оставив у головы отверстие, чтобы я не задохнулся. А я двое суток перед этим не спал, поэтому уснул мгновенно. Утром проснулся, раскопал свою берлогу и хоть бы что! Даже насморка не было! Это был результат мобилизации внутренних сил организма, возникший от сверхнапряжения.

Слава Богу, что меня убило, а не утонул!

Случилось это в апреле 1945-го, во время форсирования Одера. Тогда дивизия осталась на берегу, а штрафные офицеры должны были форсировать реку, чтобы отвоевать у немцев плацдарм, с которого позже смогло бы начаться наступление на Берлин. Переправлялись на другой берег на лодках. Немцы заметили наши лодки и стали обстреливать артиллерийско-пулемётным огнём. Из 100 человек другого берега достигли не больше 20.
Как оказалось потом, часть лодок сами, изготовленных из не очень хорошо просушенных досок, сами по себе были настолько тяжелы, что не выдерживали тяжести четырёх человек, и начинали тонуть. Тогда, оставив в них оружие, штрафники выпрыгивали в студёную воду и плыли, держась за борта и преодолевая судороги от холода. Не знаю, сколько их утонуло от переохлаждения, а сколько погибло от немецких снарядов. Но всё-таки бойцы достигали цели и вступали в бой. Высадившись на берег, я понял, что повреждена рация, тогда выхватил ракетницу и выстрелил, рассчитывая, что наши поймут: мы добрались и ведём бой за плацдарм. Бой был с немецкими танками и пехотой, после которого боеспособными нас оставалось уже 15 человек. Тогда я принял решение отправить с радистами донесение комбату, что мы заняли оборону и нужна помощь авиации. Приказал также положить в лодку двух тяжело раненных штрафников. И когда наклонился, чтобы передать донесение, у моего правого уха словно цыганский кнут щёлкнул. Пуля попала в голову. Как было написано в госпитальной справке – слепое пулевое ранение. Я только успел угасающим сознанием подумать:  слава богу, не утонул, а убило…С другой стороны наблюдавшие в бинокль увидели, что я упал в воду, и решили, что я погиб. Штрафники положили меня вместе с ранеными в лодку, оттолкнули от берега и продолжили бой. А я через некоторое время пришёл в себя. Вижу: один раненый уже умер и радист убит. Со вторым раненым штрафником кое-как прибились к берегу какого-то острова.  Решил ползти в разведку. Вижу: окоп впереди, и думаю, если немцы, то первая пуля им, а вторую – себе, чтобы не оказаться в плену. И вдруг над окопом появляется чья-то голова с явно калмыцкими или бурятскими чертами лица и в ушанке с красной звездой. Кажется, солдат страшно испугался окровавленного капитана, ползущего со стороны противника…Но это было спасение.
ХХХ

1 мая капитан Пыльцын был уже снова в строю, в своём батальоне. Долгожданную победу он встретил под Берлином и после войны остался служить в армии. Страна лежала в руинах, было голодно, тяжело. Но это было неважно, потому что случилось главное: перестали убивать, перестали приходить похоронки. Это было самое настоящее счастье. Не только его, но и всех людей, переживших Великую Отечественную.
С тех пор прошли десятилетия. И я спрашиваю Александра Васильевича, чего же, по его мнению, так и не дождались ветераны.
- Уважения к тем, кто принёс победу. Несколько лет назад я смотрел школьные учебники. Что в них осталось от Великой Отечественной войны? Почти ничего. Всё больше появляется желающих пересмотреть итоги победы, опошлить всё, что было. Происходит дегероизация солдат Великой Отечественной, внушается, что победу они завоевали, не умением, а числом. Душа болит. Трудно поверить, что всё это делается от недомыслия. Это осознанное желание пересмотреть итоги Второй мировой войны. Обидно, когда это делают другие, но ещё обиднее, когда это происходит в своей стране – той, которая положила столько жизней, выстояла и победила фашизм.
Записала Светлана Задулина, 2007 год